355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгения Кайдалова » Забудь меня такой » Текст книги (страница 2)
Забудь меня такой
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:27

Текст книги "Забудь меня такой"


Автор книги: Евгения Кайдалова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Мне казалось, что на телевидении скучно не бывает, – вновь подал голос Карим. – Вы ведь там работаете, да?

Его взгляд казался ей удивительно внимательным, словно ее ночному собеседнику была и впрямь небезразлична ее судьба. Раньше Майя никогда не отдавала себе отчета, насколько глубоким и вдумчивым кажется взгляд темных глаз, насколько располагают к откровенности мягкие черты лица. Внешность Карима, в которой проступала и русская, и татарская кровь, смотрелась бы экзотически в кругу людей, среди которых Майя работала и уставала от жизни, но на этом диком плоскогорье, озаренное пламенем костра, его лицо казалось органичной частью окружающего пейзажа. Перед этим человеком хотелось выговориться, как хочется порой излить душу наедине с полем или лесом.

– Да, когда размещаешь рекламу на ТВ, скучно не бывает! – горько усмехнулась Майя. – Постоянные сдвиги программ по сетке – попробуй уследи, чтобы ролики выходили именно в то время, которое проплачено! Целый день я что-то улаживаю то с клиентами, то с руководством канала. Но иногда действительно бывает забавно: когда подашь заявку на рекламу, а ее сочтут неполиткорректной.

– Это не только в Америке бывает?

– Нет, и у нас – сколько хотите! Например, запретили ролик, в котором мальчик ворует у дедушки с вилки сосиску – так, мол, она ему понравилась! Сказали: неправильная модель отношений между поколениями. Зато когда парень бросается на девушку и насильно раздевает, чтобы выхватить из-под одежды ту же самую сосиску, это не вызывает никаких нареканий. Идеальная, видимо, модель взаимоотношений!

Карим рассмеялся. Майя не могла не улыбнуться в ответ на его заразительный смех, но в душе по-прежнему свербело. Мечтая излить душу, она опять ушла от единственной по-настоящему волновавшей ее темы. Ушла от темы, ушла от возможности сближения… Словно весь день послушно шагая вверх по горам вслед за этим человеком, теперь, на вершине, она пыталась от него сбежать.

Майя поймала себя на том, что вновь взволнованно ходит взад и вперед вдоль края обрыва. Нервы! Старуха! Это они расшатали ее душу, неизвестно зачем заставили умчаться вон из Москвы, загнали на эту гору и вот сейчас не дают остановиться в этой непрестанной ходьбе. Надо хоть что-то с собой делать! Что-нибудь – хоть выпить воды.

Майя взялась за пластиковую бутылку, где хранился их запас, но выяснилось, что та пуста. Обидно! Источник, близ которого они разбили лагерь, находился в лесу, в пяти – семи минутах ходьбы, но сейчас, с заходом солнца, идти до него пришлось бы в полной темноте. Правда, имелся фонарик, но это не прибавляло Майе ни капли смелости.

– Хотите пить? – осведомился Карим с явным намерением решить ее проблему.

Майя махнула рукой:

– Ничего, съем яблоко.

Несмотря на свои слова, за яблоко она так и не взялась. Хотелось не влаги во рту – хотелось успокоиться, а последнее было в компетенции воды, отнюдь не фруктовой мякоти. Попросить Карима, тем более что он готов предложить свои услуги? Но Майя предпочитала никого ни о чем не просить. Любая просьба – это шаг к близости, а близость ей не нужна.

Вскоре они с Каримом затушили костер и запаковали на ночь остатки продуктов. Майе предстояла ночь в палатке, а Кариму – в спальном мешке, поверх которого будет натянут полиэтиленовый полог на случай дождя. Какое-то время, сама не зная зачем, Майя наблюдала за тем, как умело и обстоятельно Карим готовит себе ночлег, растягивая тент на ветвях дикой груши, а затем, уже лежа в спальном мешке, слышала, как он заботливо набрасывает и укрепляет такой же водонепроницаемый полог на ее палатке. Видела, слышала и старалась обуздать ту невесть откуда взявшуюся теплоту, что поднималась в душе. Он – экскурсовод, она – его клиентка, и встреча их – на три дня, не более того.

Она уже додумывала последние мысли перед сном, когда услышала, как снаружи расстегивают молнию на ее палатке. Майя испуганно вскинулась и увидела, как в образовавшееся отверстие просунулась рука Карима. В руке была бутылка с водой. Он тихо положил ее у ног женщины и снова наглухо застегнул палатку.

V

Несмотря на то что Троя действительно не оправдала Майиных ожиданий, в целом она осталась весьма довольна своим турецким вояжем. Ее по-настоящему поразил Пергам – увенчанный руинами колоннады высокий холм, взойдя на который легко представить себя в кругу небожителей. Ее воображение было покорено подземным водохранилищем в Стамбуле, чьи огни и мраморные опоры, отражаясь в воде, уходили словно в подземное царство. Никита прыгал от восторга, когда вспугнутые им на берегу пруда черепахи прыгали в воду, точно лягушки средней полосы, и разгоревшимися глазами всматривался в темную гладь: там на дне проступали очертания разрушенного и затянутого тиной античного храма. И (Майю слегка раздражало это обстоятельство) всюду упорно пытался отыскать древние монеты. Мать устало доказывала, что все более или менее ценное, что можно было обнаружить в этих краях, раскопали и подобрали давным-давно, но Никиту это не обескураживало. И в подтверждение своей идеи фикс мальчик то и дело находил у придорожных кафе, где они останавливались перекусить, купюры в одну, а то и целых пять турецких лир.

За неполных девять лет Никитиной жизни Майя успела свыкнуться со странным хобби своего сына – искать и находить материальные ценности, – но понять, а тем более разделить его пристрастие к кладоискательству так и не смогла. Порой ее даже выводило из себя, когда на воскресной прогулке сын, вместо того чтобы носиться и пинать банки из-под пива, как положено нормальному мальчишке, шел, сосредоточенно глядя себе под ноги и едва отвечая на ее расспросы. Мало-помалу Майя чувствовала, что закипает, но едва ее раздражение готово было выплеснуться наружу, как Никита нагибался и с удовлетворенным видом преподносил матери кем-то утерянные часы. Или симпатичное серебряное кольцо. Или даже непарную, но золотую серьгу. Не говоря уже о веренице мелких монет, которых за неделю набиралось рублей на десять.

Несмотря на прибыль в доме, Майя никогда не отзывалась об увлечении сына со знаком плюс. Ну нормально ли это, когда мальчишка, вместо того чтобы гонять мяч в компании других пацанов, бродит по улицам один как сыч, а возвращается под звон мелочи в карманах? Чувствуя материнское неодобрение, Никита повел себя как опытный конспиратор: выпросил на день рождения фотоаппарат и отныне стал уходить из дома под благовидным предлогом. Но с тех пор прошло уже более полугода, а мальчик ни разу не попросил у матери зарядить новую пленку; при этом счетчик кадров замер между отметками «два» и «четыре». Зато Никитина коробочка, где он хранил свое благосостояние, пополнилась купюрами в пятьсот рублей и двадцать долларов.

– Тебе чего-то не хватает? – неоднократно спрашивала Майя.

В ответ – опущенные глаза и невразумительное переминание с ноги на ногу. В итоге Майя была вынуждена махнуть рукой. Однако в Турции проблема вспыхнула с новой силой. Теперь Никите всюду мерещились древние клады, а в Трое, после рассказа о золоте Шлимана, мальчик замучил мать предположениями, что знаменитый археолог-дилетант наверняка оставил какую-то часть сокровищ в земле. В конце концов Майя довольно резко велела ему успокоиться и слушать экскурсовода, но по глазам мальчика она видела: сын не здесь и не сейчас, а в тот момент, когда в земле у крепостной стены что-то тускло блеснуло под лопатой, впервые за много веков отражая солнечный свет.

Руины античного курорта Хиераполиса близ теплых источников Памуккале, точнее, его прекрасно сохранившийся некрополь, еще больше подстегнули воображение мальчика. Захоронения! Именно в них-то, как правило, и находят клады. Однако слова экскурсовода о том, что древние греки не отправляли с мертвецами в мир иной ничего, кроме мелкой монеты за транспортировку души, заставили его приуныть. Зато Никита отвел душу в «Бассейне Клеопатры» – чудесной естественной ванне с теплой минеральной водой. На дно ее туристы в изобилии бросали монеты, и Никита то и дело торжествующе выныривал перед матерью с целой пригоршней евроцентов. Майя поджимала губы, но воздерживалась от комментариев, чтобы не портить ему настроение.

После купания, расчесывая перед зеркалом мокрые волосы, Майя вдруг отметила в своем лице какую-то новую черту и вгляделась попристальней. Губы! За два с лишним года знакомства со старухой губы почти исчезли с ее лица от постоянной необходимости поджимать их, вместо того чтобы открыто выплеснуть свой гнев. Рот у Майи и так-то был невелик, а сейчас, когда нижняя губа практически втянулась внутрь, он едва обозначался на лице. Глаза глядели слишком пристально, гораздо пристальнее, чем должны взирать на мир ласковые женские глаза, а во всем облике так и сквозила нервозность и издерганность. Волосы, вместо того чтобы пышно обрамлять ее резковатые черты, висели слабыми, истонченными прядями, а нос точно нацелился кого-то клюнуть. Кожа возле крыльев носа была, несмотря на кремы, стянутой и высохшей; собирались морщинки и на подбородке. «Старуха!» – в ужасе крикнул внутренний голос.

Майя поспешила отступить от зеркала, выпростала нижнюю губу из-под верхней и сказала себе, что все не так плохо, но женщине слабо удавался как обман, так и самообман. Да, возраст берет свое… А что поделаешь? Майя отлично знала беспроигрышные рецепты молодости для женщин за тридцать: долгий сон, отсутствие нервотрепки, теплые и прочные отношения с мужчиной – но ни единого ингредиента из этого списка не было в ее жизни. Будут ли? Иногда Майя осмеливалась помечтать о том, как они с Никитой поселятся в старухиной квартире вместо того, чтобы отдавать львиную долю заработка за съем их теперешней однушки. Возможно, тогда она вспомнит о том, что женщина в ее возрасте может не только пахать на работе, но и расслабляться; не только жить интересами ребенка, но иногда и ставить на первое место свои собственные. Впервые став полноправной хозяйкой жилья, она с наслаждением будет выбирать обои и мебель, плитку и линолеум, светильники и бытовую технику и неминуемо расцветет от стольких положительных эмоций. Тогда можно будет подумать и о том, что их с ребенком многолетнему дуэту пора бы разрастись до трио. Тогда можно будет и снять душу с тормозов. Но пока что ее, словно паранджа, накрывала мысль о том, что еще не время. Не время открываться для какого бы то ни было чувства! Да и не место. Группа большей частью состоит из образованных и культурных женщин в возрасте, есть несколько семейных пар, а свободного мужчины ни одного. Не считая их гида, вполне симпатичного турка, который при каждом удобном случае подчеркивает, что не женат. Это неизменно собирает вокруг него немногочисленных в их автобусе молодых туристок, но Майя с самого начала поездки взяла себе четкую внутреннюю установку: сама она едет исключительно в компании сына. Помимо Никиты, ей не требуется ровным счетом никакого мужского общества, а мальчика хватает в избытке!

Каппадокия – край вулканических гор в самом сердце Турции – произвела на Майю впечатление чего-то абсолютно нереального. Нет, пейзаж никак не может быть настолько фантастичен! В разное время произошедшие здесь извержения вулкана породили на свет удивительную горную породу – точь-в-точь четко граничащие друг с другом пласты разноцветного желе. Молочно-белые, терракотовые и – совершенно невероятно! – розовые. А ветра придали этому мягкому пористому камню геометрически правильную конусообразную форму. Впрочем, не везде: там, где верхняя часть породы была потверже, конусы невысоких гор были увенчаны очаровательными каменными шапочками.

Майя едва успевала делать снимки. Одна долина, по которой они проезжали, сменялась другой, с еще более сказочным ландшафтом. Где-то горы напоминали многогорбых верблюдов, где-то – улиток, где-то – полянку белых грибов. Поистине природа здесь сделала все, чтобы человек забыл, в каком мире он находится, и поверил в возможность чудес.

Однако наиболее поразительная часть Каппадокии скрывалась под землей. В ходе истории этот край многократно переходил из рук в руки, и жители сказочных долин вынуждены были не один раз выдерживать натиск врага. Мягкая порода позволила им выдолбить в склонах гор уходящие глубоко под землю цепи пещер. Майя с сыном спускались все глубже и глубже, а подземному городу все не было конца.

– Мама, как ты думаешь, – прошептал впечатленный всем увиденным Никита, – где тут могут быть спрятаны сокровища?

Боже, опять!

– Здесь нет сокровищ, – отрезала Майя, не желая вступать в дискуссию.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал экскурсовод.

– А он откуда знает? Вот сюда он разве спускался?

Майя заглянула в отверстие, к которому подтаскивал ее Никита, и тут же отпрянула. Вертикально вниз, в темноту, уходила узкая шахта, из которой веяло холодом. В одной из ее стен были выдолблены углубления для ног. Судя по тому, как свободно гулял в этой шахте воздух, можно было предположить, что она служила для вентиляции.

– Да сюда ни один нормальный человек не спустится, – заявила Майя, отступая назад.

– А если с веревкой?

– Знаешь что? Не трепи мне нервы!

Уже поднимаясь наверх, она была вынуждена выслушивать бормотание сына за спиной:

– Но ведь это же замечательное место для клада! Если все боятся сюда слезать, значит, здесь и должны были спрятать! Вот если упереться спиной в одну стенку, а ногами идти по ямкам в другой стене, да еще чтобы кто-то держал тебя на веревке…

Майе хотелось заткнуть уши.

Впрочем, наверху, когда их отвезли в очередную горную долину и выпустили из автобуса погулять, Никита, казалось, забыл про свои кладоискательские интересы и возбужденно бегал среди розовых гор. В какой-то момент Майя, разомлев на солнце, потеряла его из виду. А когда автобус призывно загудел, сзывая туристов в свое нутро, мальчика в поле зрения не оказалось.

Испуганно крикнув водителю, чтобы тот повременил с отъездом, Майя бросилась на поиски. Просто невероятно, куда мальчишка мог запропаститься за такое короткое время! Майя сперва кричала, оглашая словом «Никита» каппадокийские долины, а затем, когда это не принесло результата, побежала почти наугад туда, куда, как ей казалось, могло завести ее сына любопытство.

Она угадала. Никита был обнаружен карабкающимся по конусообразному склону горы, стоящей в тени, на отшибе, которую почти заслоняла другая гора. Майя представить себе не могла, что привлекло мальчика в столь уединенном и не бросающемся в глаза месте.

– Мама, подожди! – крикнул он, не оборачиваясь, в ответ на ее вопли об отъезжающем автобусе. – Я почти добрался!

Мать подбежала к нему вплотную. И ахнула, увидев, куда карабкается сын. На высоте около трех метров от земли была выдолблена пещера. Собственно говоря, в этом не было ничего необычного для этих мест – горы то там, то здесь пестрели пещерами, – но эта была на удивление низкой и вытянутой по горизонтали. Кроме того, она находилась в полном одиночестве: рядом нельзя было заметить никаких других следов присутствия человека. Майе тут же пришло в голову, что здесь, вдали от жилья, вполне могли устроить могилу.

– Слезай сейчас же! – завопила она. – Там… там змеи!

Это возымело действие: Никита испуганно скатился вниз, и мать, схватив его за руку, потащила в автобус. Всю дорогу до отеля мальчик выглядел расстроенным, а под конец обратился к матери с предложением: что, если отправиться в это же место на следующий день рано утром до отъезда в другой город? Ведь можно взять такси! А змей, перед тем как исследовать необычную пещеру, распугать камнями…– Но как же мы ее найдем? – втайне радуясь тому, что может на «законном» основании дать отказ, возразила Майя. – Карты у нас нет, да я и забыла уже, где останавливался автобус. К тому же с утра я хотела прикупить сувениров; помнишь, тебе они тоже понравились? Такие тарелочки в национальном стиле с арабскими письменами…

Сколько бы очаровательных сувениров Майя ни приобрела в этой поездке (и талисманы-обереги в виде голубого глаза, и платки, расшитые монетами, и целую стопку тарелок), ее, не отступая, сверлила мысль, что старуха так и останется без подарка. Ведь ровным счетом ни одна из тех вещиц, которыми сама Майя любовалась в турецких лавках, не пришлась бы Глафире Дмитриевне ко двору. А привезти ей хоть что-то все равно необходимо, как бы ни надругалась старуха над подарком впоследствии… Гениальное решение нашлось неожиданно. Одно из тех мест, куда завозил Никиту и Майю туристический автобус, считалось домом Богородицы, где та провела последние годы жизни, опекаемая любимым учеником Христа, Иоанном. Майя не стала задаваться вопросом, чего в истории этого дома больше – истины или легенды, покоренная его тихим очарованием, серебром склонившихся к нему олив, живым огнем теснящихся внутри него свечей. Под низкими сводами этого маленького уединенного жилища ею овладела удивительная благость всех чувств и мыслей, никогда не посещавшая ее прежде; она прикрыла глаза и словно в дреме вдруг увидела перед собой чье-то радостное лицо. Губы распахнулись в веселой улыбке, глаза светятся счастьем, от лица так и веет беспечальной молодостью, и оно ей смутно знакомо, хоть женщина и не могла установить с ним в памяти четкую связь. Затем она услышала приглушенные разговоры других туристов за спиной, и видение исчезло, на весь оставшийся день подарив Майе ощущение беспричинной радости и светлой надежды. Возле дома Богородицы било несколько ключей, и Майе захотелось набрать из них воды. Как им шутливо объяснил экскурсовод, вода первого источника дает здоровье, второго – счастье, третьего – молодость. Майя, улыбаясь этим заверениям в волшебных свойствах воды, решила подставить бутылку под струи здоровья и счастья, но вдруг ее осенило. Молодость! Вот что она привезет в подарок старухе! И вряд ли Глафира Дмитриевна откажется от бутылки чистой, чуть сладковатой на вкус воды. Посмеется над ней, конечно, возможно, укольнет за веру в чудо, но все же выпьет. А значит, впервые подарок из Майиных рук будет принят.

Все произошло именно так, как она и рассчитывала: старуха отпустила пару комментариев о «поповских бреднях», но бутылку приняла. Придирчиво оглядела Майин загар и сообщила, что рак груди напрямую связан с количеством солнечной радиации: установлено точно, так говорили во вчерашней передаче. А Майя про себя отметила, что старуха стала сдавать. За время Майиного отсутствия, пусть и непродолжительного, Глафира Дмитриевна как-то высохла, хоть Майя и оставляла в холодильнике огромный запас продуктов. Ходила она теперь ссутулившись и по-старчески шаркала, чего Майя никогда не замечала за нею прежде. Она как будто стала хуже видеть и явно путала цвета – назвала Майину желтую блузку розовой, а голубые брюки зелеными, да еще и поставила женщине на вид, что надевать зеленое с розовым дурной тон. Кроме того, у старухи поминутно прыгало давление, и под конец Майиного совсем непродолжительного визита Глафира Дмитриевна улеглась в постель – ее замучили головокружения. Трудно передать, в каком приподнятом настроении уходила Майя от Глафиры Дмитриевны в тот день. Она не сомневалась, что конец железной старухи уже недалек, и радовалась тому, что расстается с ней по-человечески: наконец-то сделав подарок! Теперь дело за временем, а время неминуемо сделает свое дело.

VI

Утром она умывалась в горном ручье, усыпанном лепестками дикой яблони. Сотни лет стремясь по каменному руслу, вода образовала в нем крохотные ванночки, где течение было не столь быстрым; там-то на поверхности и кружились лепестки. И Майя со смехом плескала себе в лицо «яблоневой» водой.

Вернувшись к палатке сквозь облако ароматов на прогретых солнцем полянках, она застала Карима за приготовлением завтрака. Не разводя костер, он кипятил кофе в кружке на газовой горелке. При виде него на Майю напало смущение.

– Я вам так признательна за воду, – начала она.

– Не за что.

Майя опустилась на землю рядом с ним.

– Вы меня очень тронули, – еще тише и еще смущеннее продолжала она.

– Такой-то ерундой?

– Это не ерунда! – запротестовала Майя. – Это так редко встречается в жизни, когда кто-то кому-то делает добро.

– Вы серьезно так думаете? – удивился Карим. Его обычно спокойные глаза округлились, и во взгляде мелькнуло что-то детское.

Майя не ответила, иначе ей пришлось бы слишком долго высказываться на эту тему.

Во время завтрака, наблюдая за Каримом, она пыталась определить его возраст. А ведь он моложе ее самой, это как пить дать! И моложе лет на семь, если не на десять. Значит, ему около двадцати пяти, вряд ли больше. Майя судила не столько по отсутствию морщин и крепкой гладкости кожи сочного орехового цвета, сколько по выражению глаз. Глаза у Карима были веселые. В них не чувствовалось никакой затаенной грустинки, а улыбка, если уж появлялась на лице, то сияла от всей души. (Поначалу это даже приводило ее в замешательство: слишком уж она привыкла к наигранно-официальному растягиванию губ на работе.) При этом Карим не казался смешливым; на протяжении всего их путешествия он проявлял себя внимательным и вдумчивым слушателем, надежным проводником и в целом мужчиной, всегда ведущим себя по-мужски.

– Сейчас, как я вам и обещал, – сообщил Карим, раскладывая перед ней карту, – мы пойдем по краю Большого каньона и спустимся к Ванне молодости. Сверху будут отличные виды – готовьте фотоаппарат, а в Ванне молодости можно искупаться.

Молодость! Старуха! Майю передернуло.

– Насколько же я помолодею? – с вымученным смешком осведомилась она.

– А на сколько вы хотите? – улыбнулся Карим.

Майя махнула рукой, как бы прощаясь с начатой шуткой:

– У среднего возраста есть свои преимущества, правда? Хотя, что я вас спрашиваю – вам еще далеко до среднего возраста.

Она осталась довольна тем, что произнесла эту фразу. Давно следовало вслух обозначить возрастную дистанцию между ними, чтобы не возникало соблазна думать о Кариме больше, чем о временном провожатом в походе.

– А сколько, вы считаете, мне лет? – с любопытством спросил Карим.

– Двадцать пять?

– Мне сорок.

Майя была поражена. Да, истинный возраст человека удается определить не всегда, но промахнуться на пятнадцать лет!.. Она ошеломленно вглядывалась в черты Карима, пытаясь отыскать в них подтверждение его словам – усталость под глазами, гармошку мелких морщинок возле ушей, ноздреватые поры… Но нет, все молодо, свежо и гладко.

– Вы меня разыгрываете? – спросила она.

– Нет.

– Но в это невозможно поверить!

Карим пожал плечами:

– Вернемся – я покажу вам свой паспорт.

– Но, но… но как же?..

– Я ведь столько раз окунался в Ванну молодости! – поддразнил ее Карим.

Майей вдруг овладело полное бессилие. Она была бы счастлива к чему-нибудь прислониться, но за спиной не было ничего, кроме воздуха, и женщина сгорбилась, уронив руки перед собой. Ну как, как, скажите на милость, как они все молодеют?! Сначала Глафира, теперь этот парень… Неужто в названиях всех этих ванн, источников и струй молодости есть хоть капля правды?

Слезы хлынули дружно и бурно. Майя плакала навзрыд, не стесняясь Карима и не боясь создать о себе неправильное впечатление. Ей было все равно; она хотела хоть немного облегчить ту боль, что испытывала весь последний год. Самую страшную боль – от крушения надежд.

Она почувствовала, как Карим, присев возле нее на корточки, пытается взять ее судорожно прижатые к глазам руки в свои, услышала, как он шепчет что-то успокоительное, но в ответ рванулась, чтобы освободиться от него.

– Не трогайте меня! – закричала она. – Мне тридцать пять – я уже старуха! Зачем я вам нужна? Вы молоды, вы лжете, я никогда не поверю, что вы старше меня!

Но ему уже удалось обхватить ее и прижать к себе, не уставая успокоительно поглаживать и что-то нашептывать. И Майя сдалась – привалилась головой к его плечу и принялась беспомощно всхлипывать. И между приступами затихающего плача услышала, как Карим говорит:

– Не переживайте так сильно! Хотите стать молодой – станете. Вот сейчас вы успокоитесь, и я вам расскажу, как это сделать.

VII

Подарив старухе воду из источника молодости, Майя предполагала, что не увидит ее раньше чем через неделю. Но уже на следующий день у нее в доме раздался звонок, и звонок непонятный. Голос в телефоне вроде бы принадлежал старухе, но тем не менее чем-то от него и отличался. Майе показалось, что Глафира Дмитриевна стала говорить гораздо тверже и звонче. Голос в обычных безапелляционных выражениях велел Майе немедленно приехать, потому что надо «обсудить кое-что серьезное».

Открыв дверь, Майя замерла на месте. Напротив нее, выйдя на звук поворачивающегося в двери ключа, стояла… да, несомненно, внучка Глафиры Дмитриевны. Вряд ли дочка – незнакомая женщина приходилась Майе ровесницей. Майя не видела смысла спрашивать, кто же такая незнакомка, потому что черты ее лица говорили сами за себя. Внучка была настолько точной копией бабушки, что Майю охватил священный трепет: до чего же хороша была старуха в юности! Какая отточенность и вместе с тем искусительная смягченность черт! Серые глаза напоминали дымчатые агаты, а брови – драгоценные собольи меха. Высокий изящный лоб, слегка проступающие под кожей скулы и нежные овалы щек, переходящие в округлый, но твердый подбородок, были точно вырезаны вдохновенным мастером из моржовой кости – так глубока была их белизна. На груди у внучки победно горел кулон из оранжевых гранатов, словно заявляя о том, что после смерти Глафиры Дмитриевны именно эта женщина станет ее наследницей.

– Вот, посмотри, что ты со мной сделала! – сказала женщина с кулоном на груди.

Майя оторопела.

– Что яс вами сделала? – дергающимися губами выговорила она. – Да я вас первый раз вижу! Вы – внучка Глафиры Дмитриевны, да? А сама она где? Она лежит? Она здорова? Она жива? У меня завещание на квартиру, учтите! Я вам без суда эту площадь не отдам – я уже три года за ней ухаживаю! Поздновато вспомнили о бабушке!

– Майя, это я, – сказала сибирская красавица.

Вся дрожа от напряжения, Майя уставилась на женщину. Неужели они знакомы? Но при Майе к старухе никто и никогда не заходил. Круг общения Глафиры Дмитриевны ограничивался другими бабушками на лавочке у подъезда, а их Майя знала наперечет. Кто же это может быть? И вдруг она, к полному своему недоумению, заметила, что незнакомая ей молодая женщина одета в старушечьи кофту и юбку, причем те, которые носила в стенах квартиры сама Глафира Дмитриевна. На стройных и крепких ногах красовались дешевые, плохого качества, колготки, а обута красавица была в давно годящиеся на помойку тапки.

– Я это, я, не узнаешь, что ли? – повторила Глафира Дмитриевна.

Майя чувствовала, что не может сглотнуть слюну – горло стало сухим, как терка.

– Напоила меня своей турецкой водой – вот и получай! – подвела итог бывшая старуха.

Прислонившись к двери, от которой она так и не успела отойти, Майя сползла по ней на пол. Прямо на коврик для вытирания ног. Осознание страшной истины наконец-то шарахнуло по организму – ее скрутила тошнота, в глазах стали, мелькая, сливаться черные пятна. Оценив ее состояние, Глафира Дмитриевна плеснула ей в лицо водой из пластиковой бутылки. Видимо, остатками той самой.

– Вставай, потолкуем, – насмешливо бросила она и четким, твердым шагом направилась на кухню.

Как все было? Да настолько буднично и просто, что нечего и рассказывать. Сперва она решила полить из бутылки с турецкой водой цветы, но как раз в этот момент у нее в очередной раз закружилась голова, и Глафира Дмитриевна вынуждена была прилечь. Потом захотелось пить, а подниматься она опасалась… Отхлебнув воды из бутылки, Глафира Дмитриевна заснула, точнее, провалилась в ту обессиленную дремоту, что всегда бывает следствием пониженного давления; проснулась же она с удивительно ясным сознанием. Она легко поднялась, принялась готовить себе кофе и, выполняя привычные манипуляции с чашкой, подивилась тому, какими тонкими и стройными стали вдруг ее пальцы. Да и морщинистая сухость куда-то исчезла… Не конкретизируя свою дальнейшую реакцию, Глафира Дмитриевна просто махнула рукой.

– И что же теперь? – придушенным голосом вопросила Майя.

– Теперь? – оживленно откликнулась Глафира Дмитриевна. – Теперь одеться надо как-нибудь по-современному.

Уже по дороге на рынок Майя волей-неволей отмечала, что, даже облаченная в свою смертную справу (самое приличное, что нашлось в доме для выхода в свет), Глафира Дмитриевна без конца притягивает мужские взгляды. А уж после того, как они покинули рынок, доведя до нервного истощения продавщиц, оборачиваться вслед стал чуть ли не каждый встречный мужчина. Стройная и статная, натуральная блондинка, с лицом, в котором ни единая линия не отклонялась от совершенства, сибирячка была облачена в стильные кремовые брюки и бежевую блузку, словно идеальный рыцарь в идеальные доспехи. Она казалась бизнес-леди, покинувшей офис со строгим дресс-кодом. Майя чувствовала: стоит Глафире (так, без отчества, теперь она мысленно называла старуху) остаться одной, без провожатой, как за нею вырастет целый хвост мужского пола, вдохновленный ее безупречным внешним видом. О том, как смотрится она сама рядом с такой впечатляющей дамой, Майя предпочитала не задумываться.

– Зайдем-ка сюда, – велела Глафира, останавливаясь перед дверью весьма недешевого на вид кафе, вставшего у них на пути. – Надо же посмотреть, как оно теперь все – по-новому.

За столиком, сделав заказ с таким горделивым достоинством, точно ее никогда в прошлом не унижали работники общепита, Глафира по-хозяйски обратилась к Майе:

– Что будешь пить? Здесь крымские вина есть? Вот это я люблю! Возьмем по двести грамм Бастардо?

– Мне все равно, – убито откликнулась Майя. Она так и не смогла ни поверить в свершившееся чудо, ни смириться с ним.

– Все равно ей! – усмехнулась Глафира. – Все равно должно быть нам, старикам, а ты меня втрое моложе. Что, не оправдала я твоих ожиданий, воскресла? Так и скажи, не сиди как в воду опущенная. А то она и смерти моей ждет, и хорошую из себя корчит! Так, милая, не годится! Или кулаком об стол, но своего добейся, или тишком-молчком, да в праведники. Не вызывала бы ты ко мне зимой «скорую» – твоя была бы квартира еще тогда, а вызвала – получай!

– Неужели нельзя по-хорошему добиться своего? – горько спросила Майя, сраженная Глафириной философией.

– Нельзя, – не задумываясь, отвечала Глафира. – Или ты людей прижимаешь, или они тебя. Я вот тебя саму как давила! Ты у меня пикнуть не могла – все по-моему делала. А так разобраться, какие у меня силы? Старуха! А ты, молодая, сильная, так терпела, что даже противно становилось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю