Текст книги "Забудь меня такой"

Автор книги: Евгения Кайдалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– А что мне еще оставалось делать?! – яростно прошипела Майя. – У нас не запад, у нас кредиты на квартиры дают тем, кто и так в деньгах не нуждается.

– Что ж ты мужика-то себе с деньгами не нашла? – беспардонно ткнула ее Глафира. – Вон в киосках сплошняком книжки про то, как стервой стать да олигарха себе отхватить. Сходила бы в клуб, приоделась бы… А то в Трою ездишь со старухами.

Последний укол окончательно вывел Майю из остатков равновесия.

– Вы же мне сами советовали ехать в Трою! – со слезами выкрикнула она.

Глафира усмехнулась:

– А если я тебе завтра повеситься посоветую, ты меня тоже послушаешь? Ты зачем со старухой связалась? Зачем старушечьей жизнью живешь? Ты же молодая еще – должна с мужиками гулять да аборты делать, а ты, как монашка, меня обихаживаешь. А я тебя, видишь как подвела, – не скрывая гордости, добавила Глафира, – все труды – псу под хвост! Теперь ты в мою квартиру въедешь лет через восемьдесят. Если сама, конечно, Богу душу не отдашь.

Майя молчала. Сказать, что она была убита, означало ничего не сказать.

– А хотя, – вновь заговорила Глафира, – пожалею-ка я тебя, что ли! Въезжай прямо сейчас. Ты со своим Никитой – в одной комнате, я – в другой. Вместе будем хозяйство вести, вместе гостей принимать – мы же теперь как сестры!Она рассмеялась, и смех этот вопреки молодому голосу показался Майе дребезжащим, старушечьим. Жестокий смех, взявший верх над всеми ее слабыми слезами и приведший все ее чаянья и надежды к бесславному концу. Вновь над ней возвышалась старуха, и оранжевые гранаты у нее на груди горели яростным бесовским пламенем.

Первое время Майя пыталась дать происшедшему хоть сколько-нибудь реалистичное объяснение, но у нее ничего не выходило. Стволовые клетки? Но откуда на это деньги у старухи? Да и не омолаживают они настолько, улучшают внешний вид, не более того. Внучка-наследница, ловко выдающая себя за умершую Глафиру Дмитриевну и собирающаяся через полгода вступить в наследство? Но молодая женщина знала такие подробности их взаимоотношений со старухой, которые невозможно было во всей полноте пересказать кому-либо другому. К тому же язык, которым она говорила! Он отставал от современного лет на пятьдесят, если не больше. Да и манера держаться… Что же все-таки произошло? И Майе все чаще и чаще приходило в голову одно-единственное слово: «чудо».

Как ни кошмарна казалась ей поначалу подобная мысль, Майя в итоге воспользовалась старухиным приглашением и переехала к ней. На волне несусветного роста цен на недвижимость хозяйка той однокомнатной квартиры, которую она снимала, все выше и выше поднимала аренду, и наконец Майя не выдержала. Она, разумеется, понимала, чем вызвано приглашение Глафиры: та быстро смекнула, что новая молодая жизнь потребует расходов, а с пенсии не разгуляешься; вот тут-то ей и потребуется Майя с ее зарплатой. Но, трезво это сознавая, Майя все-таки полагала, что расходы на Глафиру будут меньше, чем расходы на квартиру, а потому к началу нового учебного года они с сыном переселились на Речной вокзал. Майе заранее делалось дурно от перспектив жизни с Глафирой под одной крышей, но выхода не было. К тому же у нее уже сложилась стойкая привычка терпеть старуху.

Однако против ожиданий Глафира Молодая оказалась не худшей из соседок. Во-первых, обретение молодости позволило ей самостоятельно делать покупки в полном соответствии со своим изощренным вкусом, вследствие чего поводы для обвинений существенно сократились. Во-вторых, Глафира была теперь слишком занята изменением собственной жизни, чтобы тратить много времени на издевки. Она требовала от Майи информации о модных прическах и фасонах, без конца таскала за компанию с собой по магазинам, но вскоре убедилась, что в этом смысле от ее компаньонки мало толка. Майя имела лишь самое общее представление о модных тенденциях, одевалась в неопознанном стиле и ни разу за всю жизнь не наращивала ногти. Стриглась она принципиально так, чтобы укладывать волосы одним торопливым взмахом расчески, а на вопрос о хорошей педикюрше отвечала беспомощным взглядом. Впрочем, и без подсказок экспертов бывшая старуха шла вперед семимильными шагами. К сентябрю она буквально сразила Майю своим ухоженным видом, а когда-то отложенных на похороны денег оказалось вполне достаточно, чтобы собрать небольшой, но тщательно продуманный гардероб. Ни одна вещь, ни один аксессуар в нем не были случайны, Глафире было что надеть и в театр, и для поездки на шашлыки. Все предметы одежды отлично гармонировали между собой и подчеркивали безупречную стать сибирячки, а недостатки скрывать и не требовалось.

На Никиту Глафира произвела прекрасное впечатление, а Майя после первой их встречи лишь скрипнула зубами: сын признался, что тетя Глаша такая красивая! К слову сказать, «тетя Глаша» мгновенно нашла с ребенком общий язык и быстро стала его доверенным лицом. Ей поверялось даже то, что скрывалось от матери, поскольку не замордованная бытом и работой Глафира выгодно отличалась от срывающейся порой на крик Майи. Прекрасная, полная достоинства, невозмутимая, она неизменно мудро и взвешенно объясняла ребенку, что к чему. Майя боялась, что бывшая старуха станет для сына ужасным примером в смысле курения, но неожиданно выяснилось, что преображенная Глафира не курит. Вообще! И, тщательно следя за своим здоровьем, отдает предпочтение низкокалорийной пище. Отныне салат, заправленный обычным, а не легким майонезом, был не меньшим поводом для конфликта, чем некогда недостаточно жирная колбаса. Вдруг обнаружилось, что Глафира превосходно готовит и малоежка Никита не может оторваться от ее борщей. А заодно и от ее рассказов о прошлом своей страны.

Нельзя сказать, чтобы вся эта череда перемен каждый раз повергала Майю в транс. Нет, женщина попросту не выходила из перманентного потрясения; так и жила, оглушенная и пришибленная чудом. И никак не могла взять в толк, почему Глафира Немилосердная так непредсказуемо обратилась в Глафиру Достойную Подражания. Она смутно ощущала, что разгадка этому есть, но пока что ей не удавалось нащупать нить истины.

Переезжая к Глафире, Майя попросила разрешения провести в ее квартиру выделенную линию Интернета – она любила перед сном посидеть в чатах и конференциях. Совершенно неожиданно этим новшеством воспользовалась и сама Глафира. От Никиты она услышала, что через Всемирную паутину можно найти работу, и решила перестать быть пенсионеркой. Не по возрасту уже как-то! Только вот в какой бы области себя применить? Практиковать в качестве медика Глафира, увы, уже не могла: слишком далека она была от современной медицины. К тому же любой главврач умер бы от изумления при виде ее диплома, выданного в 1941 году. Однако пренебрегать своими медицинскими познаниями было бы тоже обидно, и Глафира придумала оптимальный вариант: она займется массажем. Тут ей, знающей физиологию, все карты в руки! Ведь неправильное обращение с зоной холки, как она объясняла Майе, может вызвать у человека гипертонический криз. А грамотное разминание человеческого тела не только бодрит, но и лечит. Сейчас модно сгонять жир? Значит, будем сгонять жир!

На деньги Майи («Свои-то у меня откуда?») был приобретен массажный стол. Глафира выбирала его придирчиво: она позаботилась и о валике, и о прорези для лица – все для удобства потенциальных клиентов! Майя, присутствовавшая при этом, с болью наблюдала, как печется Глафира о благе каких-то незнакомых людей, в то время как сама она, столько сделавшая для старухи, не удостаивалась ничего, кроме нареканий. Майя ни разу не была на массаже, и, когда стол был привезен домой, втайне надеялась, что Глафира великодушно предложит ей размять усталую от поездки по магазинам спину. Но, кардинально изменившись внешне, внутри старуха осталась верна себе – Майя не услышала даже простой благодарности.

Никита, ориентировавшийся в Интернете гораздо лучше, чем в собственном школьном рюкзаке, разместил в Сети Глафирино объявление, и вскоре потянулись первые посетители. Глафира быстро обросла клиентурой: по словам восторженных женщин, покидавших квартиру, у массажистки были не только золотые руки, но и золотое сердце. К каждому-то она умела найти подход, выслушать проблему, дать совет… А от проблем и советов медицинских был лишь один маленький шажок до проблем и советов личных. Сама о том не подозревая, Глафира успешно совмещала массаж с психотерапией, и подсаженные на крючок внимания к себе люди уже не могли покинуть гостеприимный дом, где к ним отнеслись с таким участием. Послушно являлись сами, приводили своих знакомых, и по выходным Майя неизменно просыпалась от того, что самые ранние желающие вылечить душу и тело звонили в дверь.

Часом позже, наблюдая их просветленные после сеанса лица, Майя неизменно задавалась вопросом: почему изо всех людей, с которыми Глафира имела дело, лишь одна она подвергалась бесконечным унижениям? Именно ее, кормилицу и помощницу, мучили и попрекали. Именно она, безропотно выполнявшая любые поручения, была обречена на грубость и бестактность. Лишь у нее исходило сердце болью при виде бывшей старухи; все остальные пребывали в бесконечном восторге от Глафиры. ПОЧЕМУ?

– Знаешь что, Майя, – со всей серьезностью предупредила ее Глафира через месяц после начала своей практики, – ты к моим клиентам не выходи, я сама им буду дверь открывать. А то тебя с утра без косметики лучше людям не показывать.И, делая вид, что шутит, молодая женщина засмеялась безжалостным старушечьим смехом.

VIII

– Я смотрю, для вас возраст – больная тема, – сделал вывод Карим, когда Майя после плача отпаивала себя водой.

– Понимаете, – горько призналась женщина, – дело в том, что одна моя приятельница недавно очень сильно помолодела. Вы даже не представляете насколько! Вот и вы тоже… И когда я думаю о себе…

– Но вы нормально выглядите.

– Бросьте! Не надо меня успокаивать!

При этих словах Карим от души рассмеялся:

– А что же с вами делать, как не успокаивать? Может, говорить вам, что вы старуха и ничего уже с этим не поделаешь?

– Скажите мне правду!

Карим пристально всмотрелся в ее лицо, словно по-новому оценивая свою спутницу.

– А правды тут быть не может, – заговорил он через некоторое время. – Нет ведь эталона, чтобы вас с ним сравнивать. На лице всегда будет столько же лет, сколько в душе.

– Очень свежая истина!

Карим пожал плечами:

– Зато верная!

– И сколько же мне лет в душе? – не успокаивалась Майя.

– В душе вы устали от жизни, – перестав ходить вокруг да около, констатировал Карим.

Майя отвела глаза. Краем глаза она поймала еще дымящиеся угли в костровище.

– Так, – проговорила она, едва смогла восстановить дыхание, – так, понятно. Ну что ж… Что теперь с этим поделаешь…

Она подняла глаза и по одному взгляду Карима поняла, насколько он возмущен таким подходом.

– Что с этим поделаешь? – переспросил он. – Да вам осталось только в гроб лечь и крышкой накрыться! А пожить не хочется? Порадоваться?

– «Порадоваться»! – горько передразнила Майя. – Да чему я должна радоваться? Тому, что у меня нет своего жилья? Или тому, что я должна пахать как лошадь, чтобы обеспечить ребенка?

– Нет, – с искренним недоумением ответил Карим, – всему остальному!

Майя махнула рукой. Опустив голову, она крепко обхватила колени, превращаясь в жесткий треугольник.

– А эта ваша подруга, – спросил Карим какое-то время спустя, – ну та, которая помолодела, она, может быть, влюбилась?

Майя болезненно рассмеялась:

– Влюбилась! Да она сроду никого не любила, мучила только!

– Тогда почему она вдруг?..

– А вы мне не поверите, если расскажу! Я была в Турции и привезла ей в подарок воду из источника, про который экскурсовод сказал, что это источник молодости. Я думала, это шутка, а она выпила и помолодела.

– Сильно?

Майя молча кивнула. Она боялась раскрывать последнюю страшную правду – насколькосильно помолодела старуха.

– А почему же вы сами не выпили этой воды? – продолжал расспросы Карим. – Почему отдали подруге?

– Я же вам говорю, – воскликнула Майя, – я не воспринимала это всерьез!

– Но ведь вы же зачем-то привезли эту воду, так? Значит, на самом деле верили, что она волшебная.

– Да ни во что я не верила! – вскакивая на ноги, закричала Майя. – Что, я ненормальная, чтобы верить в такие вещи?! Я сама не понимаю, как такое могло случиться.

Она измученно закрыла лицо руками.

Карим поднялся и встал рядом с ней. Майя почувствовала слабость и желание прислониться к стоящему так близко человеку, но последним усилием воли поборола свой порыв.

– Вы думаете, что я сошла с ума? – жалким голосом спросила она.

– Нет, – ответил Карим совершенно спокойно, – я вам верю. Собственно говоря, в этом нет ничего такого уж необычного.

Майя отступила назад с широко раскрытыми глазами.

– Ничего необычного в том, что человек помолодел лет на шестьдесят?

Вот она и выдала свою тайну! Но Карим этого как будто не заметил.

– Помолодеть не так уж и сложно. Если вы этого по-настоящему хотите, конечно.

Майя смотрела на него в упор с тихим ужасом: может быть, с ума сошла не она?

– Вы подумайте, пока мы не вышли на маршрут, – продолжал Карим, – хотите вы этого или нет. Потому что, если захотите, то мы пойдем другой дорогой.

Как ни в чем не бывало он повернулся и, подойдя к палатке, стал выдергивать из земли укреплявшие ее колышки.

Майя как на поводу пошла за ним.

– И какой же дорогой мы пойдем, если я хочу? – спросила она.

– Хотите чего?

– Ну… помолодеть.

Карим распрямился:

– Вы уже начали верить в то, что это возможно?

– Да не знаю я! – со слезами выкрикнула Майя. – Я не верю, конечно, но должно же быть какое-то объяснение! Я свою подругу имею в виду…

Карим покачал головой:

– Нет, мы пойдем к Ванне молодости только в том случае, если вы поверите и захотите. Я имею в виду: по-настоящему поверите и захотите.

– К Ванне молодости? – разочарованно переспросила Майя. – Но мы же с самого начала собирались к Ванне молодости. В чем же разница?

Несколько мгновений Карим вглядывался в ее лицо, словно что-то выискивая в глазах, затем молча взял ее за руку и вывел на край обрыва.

– Смотрите! – сказал он, указывая далеко на северо-запад. – Вон там, в самом конце каньона, – Ванна молодости. К ней обычно и водят туристов на всех экскурсиях. Они проходят километр вдоль горной речки, любуются видами, затем окунаются в глубокую природную ванну с ледяной водой, едят шашлыки и, довольные, едут обратно. С вами я планировал подойти к Ванне с противоположной стороны – с юго-востока. Но по ощущениям разницы никакой: прошлись бы вдоль обрыва, полюбовались видами, не напрягаясь, спустились, искупались – и по шашлычку! Но дело в том, что настоящего каньона туристы так и не видят – он начинается сразу за Ванной, а туда им не подняться в своих босоножках и с курортным настроением. И вы бы каньона не увидели: взглянули бы на него сверху, и все. Для туристки этого и достаточно, но если вы хотите чего-то большего, то купаться в Ванне, не пройдя каньон, не имеет смысла.

– Не подействует? – захваченная его рассказом, тихо спросила Майя.

Карим на это ответил неопределенным движением бровей, которое следовало истолковать как: «Ну сами посудите!»

– А долго идти по этому каньону? – спросила она.

– Сейчас май, вода высоко – значит, часов пять. Это до Ванны молодости. А потом еще час до того места, где мы оставили машину.

– А у нас вся еда закончилась! – вспомнила Майя.

– Да, – невозмутимо подтвердил Карим, – закончилась. Я же не рассчитывал на то, что придется вас омолаживать. Я планировал после завтрака часа за два добраться до машины.

Майя помолчала.

– Это трудно? – спросила она затем.

Карим кивнул.

– Очень?

– Если будете совсем падать, я понесу ваш рюкзак.

Веселенькая перспектива!

– А вы уверены, что это не будет напрасно? – все еще не расставаясь с сомнениями, спросила Майя. – Если бы все было так просто…

– Я вам только что рассказал, как это «просто».

– Но все равно! Если бы это действительно было возможно, сюда бы началось настоящее паломничество.

– Об этом очень мало кто знает, – ответил Карим. – Даже из нас, профессиональных проводников. Когда по-настоящему проходишь каньон, замерзаешь настолько, что ни на какую Ванну сил уже нет. Я вот в первый раз туда случайно соскользнул. А потом у меня такая традиция стала, что ли.

– И сколько же раз вы проходили каньон с таким купанием?

– Три.

Три купания… А она обманулась в его возрасте на пятнадцать лет. Получается, что одно погружение в Ванну молодости равносильно пяти сброшенным годам? Нет, не может быть, бред какой-то!

Майя покачала головой.

– Дело ваше, – услышала она. – Но ведь если не попробовать, вы точно моложе не станете.

Майя молчала, опустив глаза.

Немного подождав, но так и не услышав от нее решения, Карим продолжил сборы. Вскоре палатка и спальные мешки были уложены в рюкзак, а Майя упаковала свои вещи. Она избегала смотреть на Карима, чувствуя, что не оправдала его ожиданий, но позволить себе еще раз разбить душу о несбывшуюся мечту она тоже не могла.

Вскоре они уже были готовы двинуться по первоначально запланированному маршруту. Перед тем как окончательно распрощаться со стоянкой, Карим решил повязать на голову платок: солнце стояло уже высоко и немилосердно припекало его черную шевелюру. Волосы у Карима росли вольно и густо и были настолько длинны, что прикрывали уши, но сейчас, когда он откинул их назад, чтобы соединить концы повязки, Майя заметила у него в ухе серьгу. Это был изящно ограненный, немного продолговатый камушек оранжевого цвета. Удивительно знакомый на вид, хоть Майя и привыкла созерцать четыре таких камня, собранными в кулоне.

– Что это за камень? – взволнованно спросила она.

– Это вы про серьгу? – Карим сперва не понял о чем речь. – Кажется, гранат. Это мне мать подарила. Говорит, фамильная драгоценность, а пара к ней потерялась – вот я и ношу.

– Давайте спустимся в каньон! – с неожиданной решимостью заявила Майя, а когда Карим посмотрел на нее с бездной удивления в глазах, добавила: – Я передумала. Теперь я хочу попробовать.

IX

Глафирин массажный бизнес процветал все больше и больше, что отнюдь не увеличивало ее взносов в общий бюджет. Зато расцветала сама Глафира, впервые в жизни обладая и телом, полным сил, и кошельком, полным возможностей. Среди клиенток у нее довольно быстро завелось несколько приятельниц, и теперь массажистка регулярно выходила «в свет» в их компании. Она пересмотрела все вызывающие интерес театральные и киноновинки и со знанием дела рассуждала о выставках и концертах. Особой любовью у Глафиры пользовались рестораны (возможно, потому что именно там она могла в полной мере проявить свою прихотливость), и Майя всерьез полагала, что «Ресторанный гид Москвы» просто отдыхает по сравнению с тем кладезем знаний, которыми располагала ныне бывшая старуха. Единственное, с чем у Глафиры не сразу сложились отношения, так это с клубами, поскольку, не умея танцевать по-современному, она не решалась там появляться. Однако мало-помалу Майя все чаще заставала Глафиру прихорашивающейся поздним вечером и бессильно завидовала тому, насколько блестяще та смотрится в тусовочной одежде.

Майя дорого бы дала за то, чтобы увидеть, как зажигает по ночам бывшая старуха, но она никогда не участвовала в Глафириных развлечениях. По той простой причине, что ее не приглашали. Однажды она не выдержала и обиженно намекнула, что тоже не прочь раз в жизни куда-нибудь сходить. Но Глафира была в своем репертуаре:

– Ты же усталая вечно – в клубе точно заснешь. Нет, тебя еще раньше фейс-контроль не пропустит – тебе же туда надеть нечего.

Давясь от обиды, Майя решила провести ревизию своей выходной одежды. К ее полному расстройству, Глафирины слова подтвердились: Майин гардероб подходил лишь усталым от жизни людям. В нем были вещи, позволяющие выглядеть достойно, но никак не предназначенные для веселья.

Отдельной статьей для огорчений являлись отношения Глафиры с Никитой. Нет, они по-прежнему были хорошими, беда только в том, что слишком хорошими. Отныне у мальчика не было нужды оставаться на продленке: по приходе домой его встречали не голые стены, а красавица тетя Глаша, внимательная и рассудительная, не повышающая голоса, всегда в хорошем расположении духа. Именно она становилась слушательницей мальчишкиных школьных новостей и мудрой его советчицей. На долю Майи перепадали теперь лишь жалкие ошметки информации о жизни сына, а на родительских собраниях она с изумлением выясняла, что безнадежно отстает от этой жизни. Оценки и экскурсии, ссоры и перемирия, робкие влюбленности и горькие обиды – все теперь проходило мимо нее. Монополия на эти события принадлежала Глафире.

Особенно ранило Майю то, что исключительно с Глафирой мальчик теперь делился своими планами по обнаружению сокровищ. Глафире же он посетовал и на то, что они с матерью уехали из Каппадокии, так и не исследовав загадочную пещеру. И вопреки всем железным постулатам педагогики Глафира поддержала мальчика и осудила Майю. Не воздержалась от комментариев, не ограничилась чем-то нейтральным вроде: «Ну, может быть, вы туда еще и вернетесь», а открытым текстом заявила: «Да, мама у тебя приключений боится!»

– Какое вы имеете право подрывать мой авторитет?! – задыхаясь от возмущения, высказала ей Майя, когда они остались наедине.

– Да ты сама его себе подорвала, – безапелляционно заявила Глафира. – Почему не дала ребенку отыскать клад?

– Какой клад?! Ну что вы бредите?!

– А почем ты знаешь, что клада там не было?

Майя в отчаянии сжала виски:

– Нас ждал автобус, я не могла задерживать группу.

Глафира насмешливо махнула рукой:

– Вот я о том и говорю, что ты труслива. Автобус она задерживать не могла! А про то, что победителей не судят, слышала?

– Если б знать, что победишь!

– Смешно мне с тобой и противно, – подвела итог сибирячка. – Не живешь, а тени своей боишься. Как ребенка-то не побоялась завести? Или аборт было страшно делать?

После этого Майя не разговаривала с Глафирой два дня. Но на третий у Никиты случилось расстройство желудка, а Глафира, как всегда, приняла деятельное участие в его лечении, и все вернулось на круги своя.

Глафирино предположение так сильно оскорбило Майю еще и потому, что оно было чистой правдой: ребенок в ее жизни появился случайно. Однако появился – и слава Богу! С его появлением Майя была избавлена от волнующей необходимости устраивать личную жизнь. Вся любовь – ребенку! Все время, силы и возможности – тоже. И найдется ли хоть кто-то, способный бросить за это камень в мать-одиночку?

Подавляющее большинство Глафириной клиентуры составляли женщины, но отдельные мужские особи также встречались на ее массажном столе. Ни один из них не вызывал у Майи интереса, пока однажды она с колоссальным удивлением не узнала в покидающем их квартиру человеке ведущего ток-шоу с ее канала.

Арсений принадлежал к тому типу мужчин, которые заставляют представительниц противоположного пола восторженно и безнадежно вздыхать. Мальчишеский задор в глазах, моложавость, возведенная в культ, профессионально-галантное обхождение, умение сделать комплимент любой дурнушке… В присутствии такого мужчины расцветаешь, была ты к этому готова или нет. Майя знала это по себе, чувствуя стремительный взлет души каждый раз, когда они случайно пересекались и раскланивались в коридорах студии.

После изумленно-приветственных реплик и неизбежных комментариев о том, как тесен мир, Арсений заверил Майю в том, что теперь они будут встречаться чаще, чем на работе, – ведь он «уже не в силах покинуть Глашины золотые руки». Майя изобразила улыбку. Глафира, стоя на заднем плане, глядела победоносно.

Вскоре обещание Арсения подтвердилось: стало очевидно, что он увлекся массажем не на шутку. Не в силах побороть любопытство, Майя выяснила у Никиты, что новый Глафирин клиент регулярно наведывается к ней в течение недели и даже, к восторгу мальчика, подарил ему книгу о знаменитых кладах и кладоискателях. А какое-то время спустя Майя и сама, возвращаясь домой, стала регулярно заставать там медиаперсону. Причем отнюдь не на массажном столе. А однажды в пятницу вечером, мучительно мечтая добраться до постели и не выбираться из нее ближайшие двенадцать часов, Майя обнаружила в своей комнате целую компанию. Арсений, сидя за компьютером, учил Никиту обрабатывать снимки в Photoshop, а Глафира, стоя у них за спиной, отпускала заинтересованные комментарии. В этот момент Майю впервые посетило такое чувство, будто бывшая старуха за ее счет создала себе полноценную жизнь и полноценную семью, оставив ту, кому она была обязана своим процветанием, в роли четвертой лишней.

Формально упрекнуть ей Глафиру было не в чем, однако, однако… Однако каждый раз, когда сибирячка выезжала с Арсением на природу (наступила весна, и Никита маялся по выходным в Москве), у Майи сжималось сердце: мальчик упрашивал «тетю Глашу и дядю Сеню» взять его с собой. Было очевидно, что соседка по квартире и ее бойфренд олицетворяют для мальчика ту полноценную семью, которой он не знал никогда, но подсознательно мечтал обрести. До поры до времени Никитины просьбы деликатно отклонялись, и Майя вздыхала с облегчением, но однажды стечение обстоятельств оказалось для нее роковым. Как-то раз Никита вернулся с прогулки, ликуя: возле киоска он углядел кем-то оброненную тысячерублевую купюру. Не успела Майя взволнованно охнуть и озвучить давно заготовленную фразу: «Для таких, как ты, мошенники и подбрасывают «куклы» с деньгами», как Никита от всей души протянул деньги Глафире.

– Тетя Глаша, держите, это вам! Купите себе что-нибудь!

Впервые на памяти Майи Глафира была тронута; она даже поцеловала мальчика. А вот Майю Никитин широкий жест попросту сровнял с землей: до сих пор ее сын не раздаривал ничего из своих сокровищ – и вот он нашел первую достойную кандидатуру… Кусая губы и соображая, как бы с честью выпутаться из этой ситуации, Майя услышала звонок в дверь – появился Арсений. Да не просто так, а с интересным предложением к своей пассии: отправиться на фестиваль фейерверков, который этим вечером устраивали на набережной Москвы-реки.

Услышав слово «фейерверк», Никита подался вперед, как гончая на поводке, и Глафира не выдержала. Отведя Арсения в сторону, она произнесла пару неслышных фраз, и мужчина согласно кивнул, а Никита просиял. Пять минут спустя вся компания покинула квартиру.

Майя осталась в одиночестве и в полной прострации. Ни двум взрослым, ни ребенку, исчезнувшим за дверью, и в голову не пришло ни пригласить ее с собой, ни спросить ее разрешения. У нее забрали сына, только и всего! А сын этому и рад. Ну что ж… ну что ж…Сквозь рыдания Майя вспоминала о том, как маленький Никита всерьез уверял ее в том, что во время салюта в небо взлетают не огни, а драгоценные камни, которые потом обязательно нужно отыскивать на земле. И как утром десятого мая они ехали на набережную Воробьевых гор, где предыдущим вечером палили ближайшие к ним пушки, и мальчик бросался к каждому кусту в надежде разглядеть под ним изумруды, рубины, бриллианты… А теперь она лишена того маленького, но неисчерпаемого клада, которым все эти годы был для нее сын. Лишена и надежды на личную жизнь по причине отсутствия квартиры. Лишена и самой квартиры. А все она, она, она!

* * *

– А я-то тут при чем? – искренне удивилась Глафира на следующий день. – Ты что, не хочешь, чтобы твой ребенок хорошо проводил время? Он и так ничего в жизни не видит, кроме школы и двора. И не увидел бы, если бы не я, – добавила она с нескрываемой гордостью.

– Ты не имеешь права его у меня забирать! – выкрикнула Майя.

До сих пор она по инерции говорила Глафире «вы», но в пылу ссоры было не до этикета.

– Да ты сама мне его отдала, – не тушуясь, парировала Глафира. – У тебя же вечно ни сил, ни времени – думаешь, он тебя такую любить будет только потому, что мать? Нет, погоди, еще лет пять – семь – и ты ему со своим «не могу – устала» уже вообще не будешь нужна. Мать какая должна быть? Спокойная, довольная жизнью и, понятное дело, с отцом. А теперь на себя посмотри!

Майя онемела от этих оскорблений и от того, что возразить ей было ровным счетом нечего. Глафира, видимо, сочла разговор оконченным с привычным ей счетом 1:0, но тут у Майи вырвалось:

– А где твои собственные дети? Почему они не с тобой, раз ты у нас такая образцово-показательная?

Глафира замерла на месте возле кухонного стола, мимо которого собиралась пройти. Она зачем-то взяла в руки чашку, оттерла пятнышко чая на внешней ее стороне, поставила на место.

– Они умерли, – сказала она, не глядя на Майю, – у меня все умерли – и муж, и дети. Все потеряла, что было. Еще вопросы есть?

– Ты все потеряла, – с горечью повторила Майя, – так не отнимай у меня мое! У меня же ничего теперь нет по твоей милости.

– Ах, несчастная! – злорадно всплеснула руками Глафира. – Ничего у нее нет – ни ребенка, ни мужа, ни квартиры, а все из-за одной зловредной старухи! А кто тебе мешал, чтобы все это у тебя было? Кто мешал такого вот Арсения к рукам прибрать? Ты же с ним раньше меня знакома была! Кто мешал такую работу найти, чтобы и денег хватало, и пахать не без продыха? Кто мешал устроить все так, чтобы и на ребенка силы оставались? Может быть, я?

Майя молчала.

– Я тебе только в одном подкузьмила, – продолжала бывшая старуха, – в том, что не померла. Ну, уж извини! Придется тебе другую смертницу искать. Или другую жизнь.

Майя медленно опустилась на стул, поставила локти на стол, уткнула лицо в поднятые ладони.

– Я из-за тебя из болячек не вылезаю, – глухо сказала она. – Голова разламывается без конца, уже не помню, когда спала без таблеток. У меня карта в поликлинике толще, чем «Война и мир».

– А ты как хотела? – невозмутимо откликнулась Глафира. – Что, не знала, что все болезни от нервов? Да ты еще немного со мной поживешь – и совсем скопытишься.

Майя не могла произнести ни слова. Она понимала, что бывшая старуха говорит правду, но не видела ни единого способа избежать предначертанной ей судьбы. У нее не было жилья, не было надежды на жилье, не было даже иллюзии в виде ипотечного кредита: одна знакомая финансистка популярно объяснила Майе, почему ей не светит расплатиться с банком вплоть до пенсии, и то при отказе от всех удовольствий дороже «Макдоналдса».

– Уехать бы тебе куда-нибудь, – по-медицински сухо констатировала Глафира, глядя на свою поверженную компаньонку. – А за Никиткой я тут присмотрю.

Майя издала не то смешок, не то всхлип: она и не сомневалась, что Глафира использует ее отъезд, чтобы окончательно отбить у нее ребенка. Но ею вдруг овладело то безразличие, которое бывает у тяжело больного человека – безразличие ко всему, кроме того, останется она в живых или нет.