Текст книги "Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья (ил. И.Кускова)"
Автор книги: Евгения Яхнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава одиннадцатая
Сёстры Пежо
Время шло. Пролетела осень 1788 года, за ней – зима. Много событий произошло в доме и лавке тётушки Франсуазы, ещё больше – вне его.
Наступил апрель. Радостный, ласковый месяц, когда весна неудержимо врывается в окна и людские сердца. От родных из деревни Жак получил всего два письма. У них, сообщали они, ничего не изменилось. И налоги те же, но хлеба меньше, а барских причуд всё больше. Может, Генеральные штаты ещё не собрались, одна надежда – когда они соберутся, рассмотрят бабушкины просьбы… Слыхать, деревня Птит Ривьер хлопотала о снятии налогов – им налоги и сняли. А в Таверни всё по-прежнему. Мишелю достаётся – он не только выполняет всю работу Жака по дому и саду. Сеньор придумал новое занятие для крестьян. Его сон, видите ли, беспокоит кваканье лягушек. Вот Мишель вместе с другими деревенскими ребятишками должен вставать на заре, отправляться в барскую усадьбу и колотить палкой по заросшим илом прудам и рвам, чтобы лягушкам было неповадно беспокоить сеньора. А когда же ему помогать в хозяйстве дома, да ещё выкраивать время на ученье у кюре!
В каждом письме родители Жака упоминали о том, как добр к ним и Мишелю отец Поль. И Жак всё с новой силой ощущал, что время идёт, а он ещё ничем не помог своему наставнику. С тревогой он думал, что, видно, напрасно понадеялся на самого себя. Сам ищет, сам хочет добиться правды. Не проще ли поискать кого-нибудь, кто поможет? Ведь отец Поль сказал, что заплатит юристу или судейскому, чтобы тот помог отыскать следы Фирмена. Кто подходит для этого более, чем Адора. И деньги, которые сулил отец Поль, ему пригодятся – Адора в них очень нуждается.
И, выбрав удобную минуту, Жак рассказал Адора всё, что сам знал о Фирмене.
Адора слушал очень внимательно, не перебивая Жака, не задавая ему никаких вопросов. Но как только Жак заговорил о деньгах, Адора вскочил со стула, на котором сидел, подбежал к Жаку, сильной рукой взлохматил его волосы и сердито сказал:
– Я считал тебя умней. Как ты мог подумать, что я, Огюст Адора, могу взять за помощь тебе или отцу Полю деньги! Да в уме ли ты!..
Увидев, что Жак совсем обескуражен, Адора сразу смягчился и сказал ему ласково и шутливо:
– Дурень! Я сделаю всё, что смогу. Но могу я чрезвычайно мало. Порасспрошу кое-кого из стариков, не вспомнят ли они, что это за брошюры и кто их автор. Скажу тебе прямо: разыскать следы человека, попавшего в Бастилию, да ещё много лет назад, труднее трудного.
Хоть этот разговор и не давал Жаку никаких особых надежд, он ещё более укрепил его симпатию к Огюсту. Да и адвокат, зная теперь, какая забота гложет сердце этого беспечного на вид юноши, стал к нему относиться как к младшему брату.
В семье дяди уважение к Жаку сильно возросло. Теперь не было ни одного дела, которое тётя Франсуаза решала бы без его совета. Ещё недавно она следила за каждым шагом Жака, проверяла покупки, хотя порой чувствовала, что Жак лучше её разбирается в книгах. Но понемногу она уверовала в его торговые способности и умение. К тому же ей нравилось, что он вежливый и обходительный и дома и с посетителями. «Наш Жак – молодой человек хоть куда. Не скажешь, что ещё недавно он носил сабо!» – не без гордости говорила она соседкам.
В голове этой деловой, рассудительной женщины зародился даже план, с которым она не спешила ни с кем поделиться. Что, если женить Жака на одной из дочерей? Это было бы неплохо. Тогда, во всяком случае, владелице лавки не придётся брать в компаньоны чужого человека. Но с этим спешить нечего. Может, сыщется жених и получше.
Видя благосклонность матери к Жаку, и сёстры стали относиться к нему по-иному. Они ценили, что благодаря Жаку в доме стало больше денег: от каждой удачной покупки или продажи какой-нибудь книги девушкам перепадала мелочь на безделушки.
Одна только Бабетта любила читать и интересовалась покупками Жака ради самих книг, а не только потому, что прибавлялось карманных денег.
Как-то раз при нём Жанетта повздорила с Виолеттой. И Виолетта, рассердясь, крикнула:
– Напрасно ты злишься!.. От злости у тебя краснеет нос, а это совсем не идёт тебе, мадам Горан!
Жак простодушно удивился:
– Почему ты называешь её мадам Горан?
– Да потому, что к лету Жанетта будет уже не мадемуазель Пежо, а мадам Горан. Какой ты глупенький, братец! Ничего-то ты не замечаешь!
– Так ведь он намного старше Жанетты, ему бы впору жениться на тётушке Франсуазе! – вырвалось у Жака.
– Ну и что из того, что старше? – произнесла небрежно Виолетта и тоном своей матери добавила: – Горан не плохая партия. Он – вдовец, дети взрослые, типография приносит немалый доход…
Оторопелый Жак перевёл взгляд на Жанетту. Она закраснелась, и он понял, что это правда. Ещё некоторое время он никак не мог примириться с тем, что Жанетта станет женой Горана. Жак старался утешиться тем, что никогда не говорил ей, что она ему нравится, да и она никогда ему ничего не обещала, ничем не подала надежды. И всё-таки он не мог заглушить в себе обиды и досады.
Предстоящая свадьба сестры очень занимала Виолетту, и как-то раз, беседуя с Жаком, она долго перечисляла, какие выгоды для Жанетты и всей семьи последуют от этого брака.
– Ну что ж, – глубокомысленно закончила она свою речь, – кто боится взлететь высоко, тот так и останется на земле.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А вот что: Жанетта при её красоте могла бы стать женой какого-нибудь вельможи, а всё же удовольствовалась Гораном. Бабетта, та, конечно, выйдет за лавочника, выше она не поднимется… А я…
– Что ты?
– Я торопиться не стану, но уж выберу безошибочно. Как тебе кажется, хорошо звучит «графиня Мирабо», например?
– Да ты, кажется, с ума сошла! Вон куда замахнулась! Ведь Мирабо – граф, депутат Генеральных штатов.
– Да мне и не нужен твой Мирабо! Он стар для меня да к тому же, я слышала, урод чрезвычайный… Но любой из тех, кто на устах у всех парижан, был бы мне вполне под пару. Иначе я не согласна…
Когда Шарль узнал о помолвке Жанетты, он воскликнул: «Надеюсь, Виолетту ещё не сосватали!» – и этим выдал своё чувство к ней, о котором Жак только догадывался. И теперь Жак с горечью подумал: «Бедный Шарль! У него нет никакой надежды понравиться Виолетте!»
С тех пор как Жаку предоставили самостоятельность в ведении дядюшкиного дела, в нём пробудилась кипучая энергия. Он бродил часами по Новому мосту, где устроились букинисты, сновал среди маленьких книжных ларьков, перебирая пожелтевшие страницы, не спеша рассматривал гравюры. В первый раз он купил несколько старых книг на свой страх и риск и, к своему удивлению, тут же нашёл для них покупателя, который дал ему большую цену. И вскоре к нему стали обращаться с просьбами достать ту или иную нужную книгу. Среди всего этого книжного богатства Жак чувствовал себя как рыба в воде. С каждой удачной покупкой росло уважение к нему тёти Франсуазы, а значит, и трёх её дочерей.
С ними у него мало-помалу установились ровные отношения, хотя к каждой из них он относился по-особому. Теперь его уже не обманывала красивая внешность Жанетты. Она скрывала пустоту и равнодушие! Жанетту занимали только наряды, прогулки с Франсуазой в сад Тюильри, куда мамаши водили гулять своих дочерей, чтобы высмотреть там хорошего жениха. До остального ей и дела не было.
Если она и проявляла когда интерес к приобретениям Жака, то лишь потому, что верила в его коммерческие способности. Тут же она начинала прикидывать в уме, перепадёт ли ей какая-нибудь мелочь на платочки, перчатки, духи или кружева. Мать никогда не отказывала ей, если покупка Жака сулила прибыль.
Как-то раз Жак купил у знакомого букиниста толстую книгу о царствовании Людовика VI. Довольный, с добычей под мышкой, он отправился в свою лавку. Здесь его встретила Жанетта, как всегда красивая, тщательно одетая, в туго накрахмаленном пышном платье.
– Ох какая толстенная книга! Наверное, дорогая? – с некоторым уважением произнесла она.
– Посмотри! Видишь, что здесь напечатано? – И Жак, ликуя, провёл пальцем по надписи: MDCXXVIII. – Видишь, какой год?
– Вижу, вижу! – поспешно сказала Жанетта.
Жак сразу понял, что она не может прочесть римские цифры, но ни за что в этом не признается. Он не мог отказать себе в удовольствии чуть-чуть её поддразнить.
– Ну, так какой же год? – повторил он свой вопрос.
– Не всё ли равно! – сказала с досадой Жанетта.
– Эх, ты! А ведь это так просто. По-латыни М – тысяча, D – пятьсот, С – сотня, X – десять…
– Знаю, знаю. Просто я всё перезабыла, ведь с тех пор, как ты приехал, мне редко приходится иметь дело с книгами. – И, чтобы скрыть смущение, она поспешила подозвать Бабетту, которая, по поручению матери, сидя за конторкой, крупным детским почерком переписывала какой-то счёт. – Посмотри, братец сделал хорошую покупку. Эту книгу не поднимешь, такая она тяжёлая!
В отличие от своих сестёр, Бабетта была неразговорчива. Но бывает, что люди долго беседуют, подробно объясняют друг другу свои мысли и чувства, а в памяти от разговора не остаётся и следа. А бывает, что люди молчат, но молчание это значительнее разговора, и о нём потом долго вспоминают. Так в последнее время вспоминал Жак о своих встречах с Бабеттой. Ему редко приходилось слышать её голос.
В этот раз Жаку повезло. Бабетта заинтересовалась новой покупкой. И Жанетта сочла за благо удалиться, чтобы не поддерживать разговора о книге, которая её не занимала. С трудом передвинув книгу с места, Бабетта прочла вслух:
– «Царствование Людовика Шестого», – и затем добавила: – Его прозвали Толстым. И ведь почти все короли имели, кроме собственного имени, ещё какое-нибудь… Людовика Двенадцатого прозвали Отцом народа, Людовика Тринадцатого – Справедливым. А так ли это было на самом деле? Правда ли, что Людовик Двенадцатый был отцом для народа?
– Не думаю, – откровенно признался Жак, счастливый, что Бабетта говорит с ним так дружески.
– А ты хотел бы иметь какое-нибудь прозвище? – вдруг спросила она и пытливо посмотрела на Жака. – Ведь каждый, даже самый простой, человек может надеяться, что когда-нибудь к его имени прибавят и прозвище… Мне надеяться нечего, – неожиданно засмеялась она. – Женщин никогда никак не называют, разве что прибавляют: «Прекрасная»…
– Нет, почему же… За Катериной Медичи осталось в веках прозвище Кровавая… Надеюсь, ты не хотела бы такого?
– Ну, этой славы никому не пожелаешь… А всё же, если бы ты волен был выбирать прозвище, какое бы ты выбрал?
– Если ты говоришь не в шутку, а всерьёз, – сказал Жак, подумав минуту, – я скажу тебе правду. Конечно, прозвище Справедливый – хорошее, если оно дано по заслугам. Но я бы хотел заслужить прозвище Отважный. – Жаку вспомнился отец Поль, его слова о задоре и отваге. И он добавил: – Именно заслужить!
– Жак Отважный! – повторила Бабетта. И лицо её стало очень серьёзным.
Эта короткая беседа сразу сблизила Жака с Бабеттой.
Как-то к вечеру, когда читальня почти опустела, Жак, стоя за своей конторкой, углубился в чтение и не заметил, как к нему подошла Бабетта.
– Что ты читаешь, братец?
– Вряд ли тебе эта книга понравится!
– Дай всё же я взгляну. – И, перегнувшись через его плечо, Бабетта прочла вслух: – «Марат. “Цепи рабства”». А тебе нравится?
– Мне – очень.
– Ну, расскажи мне, о чём в ней говорится.
– Видишь ли… автор говорит… – Жак подыскивал понятные слова. – Он утверждает, что борьба против тирании – естественное право и даже священный долг народов…
– Постой, кто её написал? Здесь напечатано: «Марат». Я такой фамилии не слышала.
Жак смутился. Сам он почти ничего не слышал об авторе. Что же рассказать о нём Бабетте?
– Марат – врач. Только он сейчас не лечит больных, а пишет книги и статьи, выступает где может, проповедуя равенство людей.
– Я думаю, что поняла бы его книгу, если бы прочитала своими глазами то, что написано. Но ты зря, братец, думаешь, что меня занимает только рукоделье. Хочешь, я расскажу тебе, что со мной приключилось в воскресенье?
– Расскажи.
– Я пошла в церковь к мессе, взяла с собой, как всегда, молитвенник, а это был вовсе и не молитвенник…
Бабетта оживилась. От её обычной сдержанности не осталось и следа, синие глаза блестели.
– Понимаешь, это был совсем не молитвенник! – повторила она.
– Как так? Не понимаю.
– Это была светская книга – «Похождения Телемака» Фенело?на.[15]15
Фенело?н Франсуа? (1651-1715) – французский писатель.
[Закрыть] Я читала её дома, да так увлеклась, что взяла её с собой в церковь, а молитвенник оставила на столе.
Оба дружно рассмеялись.
– Представляю, как ты испугалась.
– Ещё бы! Я поскорей захлопнула книгу, прикрыла её, как могла, пальцами и шалью, а сама, уж конечно, думала не о молитве и не о том, что проповедовал кюре. У меня была лишь одна мысль, как бы ни он, ни Жанетта, с которой я была в церкви, ничего не заметили. Как ты полагаешь, большая я грешница?
И она снова засмеялась. Жак радостно смотрел на неё. Как непохожа она на сестёр: болтливую Виолетту и высокомерную Жанетту!
Между тем Бабетта легко встала со стула и направилась к двери. А Жаку так не хотелось, чтобы она ушла!
– Бабетта, куда ты? Я хочу сказать тебе что-то важное…
Бабетта остановилась, вскинула на него глаза.
– О чём это ты?
– Ты рассказала мне свою маленькую тайну. И я в ответ хочу доверить тебе свою, и даже не маленькую.
И, повинуясь безотчётному порыву, Жак рассказал ей всё, что сам знал о Фирмене Одри.
Бабетта слушала затаив дыхание.
– Что я могу сделать? Как помочь тебе в твоих поисках?
– Боюсь, ты мне ничем не можешь помочь… Вот я узнал, что невесту Фирмена звали Эжени Леклер или Лефлер, что она была белошвейкой и кончила тем, что сошла с ума.
– Постой, постой!.. – Бабетта наморщила лоб, силясь что-то припомнить.
– Неужели ты поможешь мне её найти?
– Не знаю… Может быть, это всё глупости, простое совпадение. Не хочу тебя обнадёживать понапрасну.
– Говори, говори, не тяни!
– Понимаешь, здесь на улице Муфта?р живёт белошвейка, то есть она не белошвейка… – волнуясь и путаясь говорила Бабетта. – Теперь она вышивает платочки и косынки, но когда-то шила и бельё… Она безумная, фамилии я её не знаю. Но имя тоже Эжени. В квартале её зовут Поющей Сорокой. Может быть, это она и есть. Я, конечно, не знаю. Но Виолетта что-то ей заказывает…
– Виолетта? Надо сейчас же с ней поговорить.
– Не торопись, братец! Даже не думай говорить с ней без меня. Ты же знаешь, какая она насмешница! Я поговорю с ней сама.
Оставшись один, Жак почувствовал раскаяние. Ведь рассказав Бабетте о Фирмене, он невольно согрешил против отца Поля. Но юноша тут же успокоился. «Бабетта сохранит тайну. Ей можно довериться во всём! К тому же она обещала мне помочь!»
Через несколько дней Бабетте удалось устроить так, чтобы они остались втроём.
– Послушай, Виолетта! – обратилась к ней сестра. – Как зовут ту женщину, которая в прошлый раз сплела тебе из кружев косынку? Помнишь, эта косынка ещё нам всем так понравилась!
– Поющая Сорока! А зачем тебе?
– А как её настоящее имя? Ведь должно быть у неё имя!
– Раз она сумасшедшая, не всё ли равно, как её зовут.
– Послушай, Виолетта, ты можешь быть серьёзной хотя бы на минуту? Расскажи толком всё, что ты о ней знаешь.
– А зачем это тебе?
– Это нужно не мне, а Жаку.
– Жаку?! Уж не книгу ли какую он хочет у неё купить? Так ведь разума у неё не больше, чем у её сороки… Жак, что ты хочешь о ней узнать?
– Прежде всего её имя.
– А зачем?
– Я знаю сам: её зовут Эжени. А фамилия Лекер.
– И вовсе не Лекер!
– Тогда Лефлер!
– А может быть, ни Лекер, ни Лефлер, а Леме?р!
– Перестань дурачиться, Виолетта! – прикрикнул на неё Жак.
Девушки ещё никогда не видали его таким сердитым.
Но Жак тут же спохватился, что суровость может только испортить всё дело и сказал уже другим тоном:
– Ты прекрасно знаешь, Виолетта, что если ты мне скажешь, как зовут эту белошвейку, я в долгу у тебя не останусь. Мне удалось купить на днях очень ценные книги и…
Жаку не пришлось договаривать: практичная Виолетта, так же как и её старшая сестра, знала, что выгодно приобретённые книги сулят им всевозможные удовольствия.
– Эжени Лефлер живёт не так далеко, – сдалась Виолетта. – Пройдись на улицу Муфтар. Все её там знают. Теперь она уже старая, совсем не выходит из дому, а когда-то, говорят, была красавицей. Притом она замечательная мастерица. И, даром что безумная, делает из шёлка такие цветы, что у неё их охотно заказывают важные дамы.
– А при чём тут Поющая Сорока?
– У неё живёт учёная сорока. У сорок-то вообще век короток. Так, говорят, какая-то добрая душа подменяет ей птицу каждый раз, когда старая умирает. Я, конечно, не знаю, правда ли это…
– Где же она живёт?
– Кто? Сорока? – с насмешкой спросила Виолетта.
– Да нет, Эжени Лефлер, конечно!
– Она живёт в доме девять по улице Муфтар…
Глава двенадцатая
Дружить так дружить!
Хорошо, когда у тебя есть друг! Услышал Жак от Адора последние политические новости, сделал удачную покупку, вот он и спешит поделиться всем этим с другом. А о письмах из деревни и говорить нечего! Кто, как не Шарль, должен первый выслушать, что происходит у Жака дома!
Новости из деревни приходили невесёлые.
Выслушав Жака, Шарль говорил:
– Да и у меня, признаться, тоже ничего хорошего нет. Приезжал наш сосед из деревни, рассказывал, до лета хлеба нипочём не хватит. Мы вдобавок живём так далеко, что, когда везём на мельницу наше зерно и оливки, тратим полдня на поездку туда да столько же на обратный путь. Дорога лежит через реку, там водовороты, а мостов нет. И всё-таки приходится возить хлеб именно туда. Ведь не сами мы себе мельников выбираем. Как прикажет сеньор! Дома, что у тебя, что у меня, никуда от сеньора не уйдёшь. Пляши под его дудку, и всё! Словно цепью к нему прикованы. Не то в Париже. Возьми хоть господина Бажона. Видит, что я стараюсь, он и даёт мне работу получше, пусть и потруднее. О тебе уж и говорить нечего – ты ведь сам себе хозяин…
А Жак вспоминал первый день своего пребывания в доме тёти Пежо, и в ушах звенел скрипучий голос Франсуазы: «Не любить книги надо, надо уметь предложить их покупателю!» Вспоминались и насмешки сестёр, и косые взгляды тётушки! Хорошо, хоть теперь она поверила в честность и добросовестность Жака и перестала проверять каждое вырученное и истраченное им су… Но разве Жак не зависит целиком от неё? И Жак горячо говорил:
– Всякий хозяин плох, что в Париже, что в деревне – всё одно!
Сейчас роли Жака и Шарля переменились. Прежде Жак прислушивался к каждому слову «старого парижанина» Шарля и даже внимал его практическим советам.
Но мало-помалу Жак стал непререкаемым авторитетом для Шарля. Шарль восхищался начитанностью Жака, его знанием книг. Теперь не он Жаку, а Жак ему сообщал всё, что делается в городе. Шарль узнавал у своего ювелира главным образом столичные сплетни. Жак из кабинета и лавки приносил политические новости, которые сейчас все так жадно ловили.
Шарль очень ценил, что Жак никогда не показывает своего превосходства и охотно делится с ним своими знаниями. Он, как Жак в детстве, жадно смотрел на книжные шкафы в лавке. Но времени для чтения у бедняги почти не оставалось после утомительной для глаз работы ювелира. И он предпочитал, чтобы Жак пересказывал ему прочитанное.
Бессознательно Шарль стал даже подражать Жаку. Шарль присмотрелся к тому, как разговаривает Жак с тётей Франсуазой. Почтительно? Да, но без тени подобострастия или лести. Глядишь, Шарль тоже усвоил такой тон по отношению к господину Бажону. Может быть, хозяин даже не замечает этого, но Шарль полон достоинства, когда говорит с ним. А прежде этого не было.
Во время одной из бесед, когда она приняла особо доверительный характер, Жак рассказал другу историю Фирмена. Она поразила Шарля.
– Так вот какие люди томятся в Бастилии! А я-то, осёл, верил, что в Бастилию попадают только мошенники, фальшивомонетчики и злостные банкроты! – сказал он сокрушённо.
И когда Шарль со всем пылом, на который был только способен, потребовал, чтобы впредь все поиски Фирмена они вели вместе, Жак почувствовал, что Шарль потрясён до глубины души.
Жак теперь часто забегал в мастерскую господина Бажона. Сначала хозяин Шарля косился на стройного юношу, но мало-помалу переменил своё отношение к нему. Одно то, что Жак был в родстве с почтенной семьёй Пежо, хорошо его рекомендовало. К тому же юноша вёл себя так скромно и солидно, что господин Бажон стал встречать его приветливо. Теперь при появлении Жака он уже больше не принимался перевешивать на крошечных весах крупинки золота и осколки драгоценных камней, бросая на пришельца обидно-подозрительные взгляды. В них Жак читал опасение, как бы гость не соблазнился его сокровищами.
В этот раз Жак вбежал к Шарлю, запыхавшийся, взволнованный.
– Скорей кончай уборку, мне надо с тобой поговорить! У меня такие дела, такие дела!..
Шарль вытаращил глаза.
– Что ты говоришь! Неужто ты нашёл Фирмена?
– Экий ты скорый! – разочарованно сказал Жак. Он-то думал удивить друга, рассказав, какая ему выпала удача – он нашёл Эжени. А Шарль сразу решил, что найден Фирмен, будто это такое простое дело. – Отыскал я не Фирмена, а набрёл на след его невесты.
– Этой самой Эжени?
– Ну да, сейчас я тебе всё расскажу по порядку. Давай помогу тебе, чтобы ты скорей управился. – И, засучив рукава, он принялся помогать другу убирать мастерскую.
Когда наконец Жак начал свой рассказ, Шарль слушал его, затаив дыхание и не перебивая, хотя ему не терпелось поскорей узнать все подробности.
Как только Жак умолк, Шарль воскликнул:
– Надо первым делом разыскать Эжени!
– Да и разыскивать нечего. Я знаю её адрес.
– Я пойду с тобой!
– Нет! Я пойду один. Как знать, она может испугаться. Если она и впрямь тронутая, она и меня, наверное, не очень ласково встретит…
– Пожалуй, ты прав… Но, если через неё тебе удастся разыскать Робера, как быть тогда?
– Как быть?! – Глаза Жака сверкнули. – Я убью его! Убью своими руками!
– Ты? – Шарль растерянно взглянул на Жака. – Ты мог бы его убить?
– Он трус и предатель! Он предал самое святое, что есть на свете, – дружбу. Как же прикажешь с ним поступить?!
Шарль задумался, а потом робко спросил:
– Вот ты говоришь: друг. Робер был другом Фирмена. А ты… ты мне друг?
– Вот тебе и на! – рассмеялся Жак. – Неужто ты сомневаешься?
– Нет, я верю, что мы настоящие друзья. А если друзья, значит, всё друг другу говорить. – Шарль вдруг запнулся. Он вспомнил о Виолетте. Смутился и Жак. Он тоже подумал в эту минуту, что они с Шарлем всегда избегают разговоров о сёстрах Пежо.
Стараясь побороть смущение, Шарль быстро закончил:
– А главное, помогать друг другу в беде и в горе…
– В беде и в горе, это просто. А в счастье, в удаче, как тогда?
– Ну, это уж совсем просто. Счастье делить легко…
– Нет, нет, счастье-то как раз делить трудно! Возьми, к примеру: станешь ты через два года мастером-ювелиром, а потом, глядишь, и собственным делом обзаведёшься. А я? Я и к этому времени, и после всё буду бегать и в дождь, и в жару по набережным да по бульварам в поисках хорошей книги… Может, ты и вовсе не захочешь со мной знаться тогда.
– Что ты! Что за ерунду ты говоришь! – Шарль возмутился, и на его открытом лице выразилось такое искреннее негодование, что Жаку это даже доставило удовольствие. – Может, ты раньше меня в люди выбьешься и тогда скажешь: горе я готов с тобой делить, ну, а счастье ни-ни?
Тут пришла пора возмутиться Жаку.
– Ну, брат, это на меня совсем непохоже! И ты это прекрасно знаешь. Но вот что я сейчас подумал: о чём мы с тобой, два дурака, говорим? Разве счастье в том, чтобы быть богатым, хоть оно и неплохо и самому каждый день обедать, и чтобы все твои близкие сыты были… Счастье…
– В чём оно?
Жак задумался.
– Не могу ответить сразу. Знаю одно: не в сытости. А ты как думаешь?
– Как и ты. Но где искать счастья – не знаю…
Жак вдруг рассмеялся от души:
– У нас ещё есть время над этим подумать… Ты про Ореста и Пилада слыхал?
– Н-нет…
– Это были такие друзья – их дружбе ни разлука, ни беда, ни нужда не могли стать помехой. Этот миф мне ещё отец Поль рассказывал, когда я в деревне жил. А в лавке у меня чудесная книга про них есть. Приходи нынче ко мне, я тебе почитаю… Вот кто умел дружить!
– И мы сумеем! – твёрдо сказал Шарль.
– Сумеем! – подтвердил Жак. – И в беде, и в счастье! Дружить так дружить!
