Текст книги "Под защитой высших сил"

Автор книги: Евгения Горская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

За городом было хорошо, темный лес навевал спокойствие, и даже вчерашнее происшествие, хоть и вызывало противный холод в груди, перестало казаться таким жутким, как вчера.

Настя с удовольствием поехала бы домой на электричке, но дядя настоял, вызвал ей такси и заранее расплатился с водителем.

Надо было ехать домой, там осталась куча дел, стирка например, но Настя поехала к бабушке. Любопытство пересилило.

– Бабуль, – с порога заявила она, – дядя Лева был женат?

– Что с тобой, Настюша? – улыбнулась бабушка. – Ты разве не знаешь?

– Я не тетю Лилю имею в виду, – целуя ее, засмеялась Настя. – Раньше, до тети Лили, он был женат?

– Был, – не сразу ответила бабушка. – Ужинать будешь? Я как раз сегодня котлет наделала, давай пожарю?

– Нет. Ужинать не хочу. А кто была его жена?

– Пойдем, – бабушка отправилась на кухню и загремела чайником.

Усевшись за стол, Настя привычно поразилась безукоризненной чистоте бабушкиной квартиры. Она всегда выглядела так, будто бабушка ежеминутно ждала гостей. У самой Насти так не получалось, всегда оставалась то кастрюля на плите, то немытая чашка в раковине, то еще что-нибудь не на месте.

– Почему тебя это вдруг заинтересовало?

– Я всегда считала, что знаю о вас все, и вдруг оказывается, что у дядь Левы была жена, о которой никто никогда даже не упоминал. Что за тайна?

– Никакой особой тайны нет, – неохотно возразила бабушка, накрывая стол к чаю. – Но и хорошего мало. Жалко, я не знала, что ты придешь, пирог бы испекла.

– Бабушка! Рассказывай!

– Этот брак был обречен с самого начала. – Бабушка налила в чашки крепкий, как любила Настя, чай и наконец села за стол. – Лев и Аля были очень разные.

– Аля – это?..

– Альбина. Они были очень разные. У нас семья была интеллигентная, хоть и нескромно так говорить. И дело даже не в том, что в трех, с тобой уже в четырех, поколениях у всех было высшее образование. Не только в этом. Тогда жизнь была такая, что тебе представить трудно. В магазинах пусто, ну разве что были хлеб да молоко. Одежду, книги, билеты в театр, – бабушка обвела глазами кухню, – посуду, светильники, абсолютно все, даже еду повкуснее покупали по знакомству. Тогда говорили «достать по блату». Так вот Аля была из тех, кто оценивал людей по степени приближенности к этому «блату». Если у человека есть кожаная куртка, значит, он стоит неизмеримо выше того, у кого такой куртки нет. Какой-нибудь заведующий продовольственным складом в ее представлении был намного уважаемее космонавта. Потому что завскладом продавал потихоньку нужным людям вверенный ему товар и взамен имел все, чего желала его душа. От нужных людей имел, разумеется.

– Ну, это ты преувеличиваешь.

– Преувеличиваю? Нет, я не преувеличиваю, именно так все и было.

– Нет, преувеличиваешь в другом. Не мог Лева на такой дуре жениться.

– Знаешь, – задумалась бабушка, – я никогда не считала ее дурой. Просто она была другая, не такая, как мы. А насчет космонавтов именно это она мне когда-то и сказала. Мы смотрели по телевизору встречу с космонавтами, которые только что вернулись на Землю. И я сказала, какие, должно быть, счастливые у них жены. Я имела в виду, что женщины встретили своих мужей, за которых страшно волновались, и теперь, конечно же, безмерно счастливы. А Аля поняла по-своему и фыркнула. Космона-авты? Да любой завскладом достанет больше, чем ваши космонавты.

– Кошмар какой!

– Конечно, кошмар. Ну могло что-нибудь путное получиться из этого брака?

– Кто его знает, – философски заметила Настя, – а куда она потом делась, Аля эта?

– Погибла, – неохотно призналась бабушка. – Выбросилась из окна.

– Господи, ужас какой! А… почему?

– Они с Левой перед ее смертью расстались. Она собиралась от него уйти к другому. Лева должен был ехать в командировку, и как раз накануне она ему и объявила, что встретила большую и пламенную любовь и Лев ей больше не нужен. Он тогда ночевать приехал ко мне и утром от меня же поехал на вокзал. Больше они не виделись.

– Лева сильно переживал?

– Смерть? Или измену?

– И то и другое.

– И то и другое переживал очень. Он Алины способности оценивал трезво и иначе как «моя дурочка» о ней не говорил, но любил ее сильно. И предательства от нее не ждал. Той ночью перед командировкой он был убит, конечно, но настроен решительно. Сказал, что к его возвращению супруга должна квартиру освободить, и больше он ее знать не желает, но я думаю, через какое-то время он бы ее простил.

– Если бы ей нужно было его прощение…

– Оно было ей нужно, – кивнула бабушка. – Месяца не прошло, как Аля явилась ко мне вся в слезах, просила, чтобы я написала Леве, как она раскаивается, что ему необходимо ее простить.

– Большая новая любовь не состоялась?

– Думаю, именно так. Хотя Аля утверждала, что беременна от Льва и хочет растить ребенка в нормальной полной семье. Зная Алю, я в это не верю. Я думаю, что любовнику она в качестве жены оказалась не нужна, ни с ребенком, ни без ребенка, а деваться ей было некуда, кроме как назад к мужу.

– А почему она к тебе пришла, она что, сама не могла ему написать?

– Она писала, только он ее писем не читал. Во всяком случае, ничего ей не ответил.

– Ты написала?

– Да. И почти сразу получила ответ, что его жена может отправляться, куда ей угодно, и никакой совместной жизни у них не будет. Через несколько дней она погибла. Вот и вся история.

– Ребенок у нее действительно должен был родиться?

– Да.

– От Левы?

– Кто же его знает, – вздохнула бабушка. – Я думаю, Аля и сама-то не знала. Генетических экспертиз тогда не существовало. Так что, чей ребенок, неизвестно.

– Бабуль, а у тебя фотографии этой Али есть?

– Нет. Перед командировкой Лева все уничтожил. Он с этого и начал. Пришел, поставил чемодан, кинулся к альбомам с фотографиями и начал рвать все, что с Алей. Я тогда фотографировать очень любила, все семейные торжества фиксировала, альбомы составляла. У меня снимков Левы и Али было больше, чем у них самих. Когда Лев стал их рвать, я без слов поняла, что у них произошло. Впрочем, тут любой дурак бы понял.

– А какого пола был ребенок, известно? – зачем-то спросила Настя.

– Мальчик, – неохотно призналась бабушка. – Знаешь, мне иногда кажется, что Лев на Лиле женился только потому, что Игорек напоминал ему о собственном неродившемся сыне.

– Так он все-таки считал, что ребенок у этой Али был его?

– Ничего он не считал. Ну их, Настюша, прошлые дела, давай о чем-нибудь другом поговорим. Тебе еще чаю налить?

– Налей.

Ей хотелось еще поспрашивать, но она не стала, видела, что бабушке почему-то неприятно рассказывать о бывшей жене брата.

От бабушки Настя вышла, когда начало смеркаться, а дверь собственного подъезда открыла, когда уже совсем стемнело. Сегодня свет горел на всех этажах, она заставляла себя не бояться, и это почти получилось. Почти, потому что подняться по лестнице все-таки было страшно, и Настя поехала на лифте. Испугаться, увидев сидевшего на ступенях лестницы мужчину, она не успела. Она узнала его сразу, хоть и совсем не ожидала увидеть.

Ракитин смотрел на нее молча и не делал попыток подняться со ступеньки.

– Денис Геннадьевич, – вздохнула Настя, – не надо.

– Почему? – помолчав, спросил он. – Потому что у вас гражданский муж?

Вот как раз «гражданского мужа» у нее больше нет. Она никогда не сможет простить Бориса, это Настя знала точно. А ведь могла прожить с ним всю жизнь и не знать, что он не кинется ей на помощь, когда ее чуть не задушили.

– Так почему?

Почему? Потому что у него есть женщина, которая радостно ему машет, и она, Настя, не хочет больше непрерывно думать о ней и ломать голову, жена она ему или нет. И почти ненавидеть ее, хотя она не сделала ей ничего плохого.

– Ну хорошо, – вздохнул Ракитин, сидя на ступенях. – Дайте мне только телефон вашего участкового.

– Зачем?

Денис не ответил, он здорово на нее разозлился. На нее, на судьбу и на все человечество.

– Вы что-нибудь… узнали? – Ей было очень любопытно, но после того, что она ему сказала, спрашивать было нелепо, и Настя продиктовала номер Димы Воробьева, который помнила наизусть.

Ракитин кивнул, запоминая и не делая попытки записать цифры. Она помедлила чуть-чуть и вошла в квартиру, захлопнув за собой дверь.

До отпуска осталось десять дней.

По проектам она постарается сделать все, что можно, а потом накупит себе книг или скачает из Интернета, и будет читать целыми днями, и поедет в ГУМ, и купит себе что-нибудь красивое и не очень нужное, и будет крутиться перед зеркалом и напоминать себе, что у нее еще вся жизнь впереди и она встретит своего единственного, которому никогда не будет махать никакая другая женщина.

Она не успела переодеться, когда зазвонил телефон.

– Настя! – возмутился Борис. – Ты соображаешь, что делаешь? Что ты не звонишь? Я чуть с ума не сошел! Да еще мобильный твой не отвечает!

– Я у дяди Левы ночевала. А мобильник зарядить забыла.

– А обо мне ты тоже забыла? Ты не понимаешь, что я переживаю?

– Борь, – вздохнула Настя, – если бы ты действительно за меня беспокоился, ты бы вчера приехал.

– Я не мог! Ты что, не понимаешь этого?! – он закричал так, что Насте стало его жалко и как-то… неприятно.

– Боря, – она решила покончить со всем этим поскорее. – Я не смогу больше с тобой жить.

– Что? – изумился он. – Ты в своем уме?

– Борь, извини.

– А что со мной будет? Это тебе не интересно, да?

– Боря, я не смогу.

– Настя, – тихо спросил он, – что случилось?

– Если ты не понимаешь, что случилось, то и объяснять бесполезно.

– Но я не мог приехать! Не мог!

– Боря, я не хочу больше это обсуждать.

Настя положила трубку и решительно выдернула шнур из разъема.

Если бы ей сказали два дня назад, что она сама порвет с Борисом, она бы не поверила. Ни за что и никогда.

Она влюбилась в него без памяти на первом курсе. Он был самым умным в группе, он с лету понимал самые сложные математические выкладки, он единственный из всех молодых людей пропускал девушек перед собой в аудиторию, он был остроумным и добрым, и Настя не понимала, как можно интересоваться кем-то еще. Потом, когда она заметила, что он смотрит на нее чаще, чем на других, когда он стал на лекциях садиться с ней рядом, а потом провожать домой, она почувствовала себя самой счастливой на свете. Она долго считала себя самой счастливой.

Тогда она не представляла, что может обидеться на Борю. И даже когда обижалась, сердилась на себя, а не на него. Наверное, у нее скверный характер, если она обижается на Борю, он же самый лучший и самый правильный, это она знала точно.

Сначала обид было немного. Он пошел на встречу одноклассников, а ее не пригласил. Настя и сама не пошла бы, ее не слишком тянуло в незнакомую компанию, но Боре даже в голову не пришло ее позвать, и это было неприятно. Он не позвал ее на встречу с приехавшим из Америки дядей, и это ее обидело. Потом еще что-то подобное, потом еще.

Редкие обиды копились, и летом, когда он уехал на дачу спасаться от жары, Настя заметила, что давно перестала чему-либо радоваться. Она понимала, что устала, и говорила себе, что Боря тут ни при чем.

Только сейчас она отчетливо поняла, что причина как раз в Боре. В том, что она никогда не могла на него положиться и в глубине души давно чувствовала это. Сейчас она уже не помнила, как и когда внушила себе мысль, что Боря – ее единственно возможное счастье и что без него она пропадет.

Настя заставила себя поужинать, залезла в горячую ванну и долго не могла вылезти: у нее не переставая текли слезы, и их без конца приходилось смывать водой.

Участковый Воробьев Ракитину понравился еще вчера. Парень оказался немногословным, серьезным и внимательным и сразу вызвал доверие, что Дениса даже несколько удивило: он скептически относился к сотрудникам правоохранительных органов. Впрочем, он их практически не знал.

Он почти не сомневался, что вчера в подъезде Настю угораздило нарваться на случайного подонка и что отъезжающая машина, которую он разглядел сегодня на кадрах в телефоне, снятых накануне с чердака, не имеет к нападению на нее никакого отношения, но показать их участковому считал необходимым.

Разговор с Воробьевым, который действительно жил в двух шагах от Настиного дома, затянулся, тот проявил к ракитинской информации явный интерес. Сначала пристально разглядывал снимки, сидя за таким «навороченным» компьютером, которого Денис никак не ожидал увидеть у участкового инспектора. Потом опять подробно расспрашивал Дениса о вчерашнем происшествии. А после они выпили полбутылки водки, нашедшейся у Воробьева в холодильнике, и разговаривали просто так, ни о чем.

Только придя домой, Ракитин неожиданно понял, что никакого «гражданского» мужа у Насти нет, и он будет защищать ее и от придурковатой Саморуковой, и от всех подъездных подонков, нравится ей это или нет.

Понедельник, 1 ноября

Татьяна еле дождалась понедельника, чтобы позвонить Федору. Он не любил, когда она звонила ему в выходные, похоже, боялся, что жена разозлится или пристанет с вопросами. Татьяне на жену было глубоко наплевать, но он противно пугался и старался скомкать разговор, а Татьяне было необходимо, чтобы он выслушал ее внимательно и проникся.

С Федором ей повезло, если бы не он, она едва ли обошла бы Берсеньеву. Господи, как же Татьяна ее ненавидела. Ненавидела с тех пор, когда Борька Головин после очередного экзамена не ушел домой, как обычно, а ошивался в коридоре института, и Татьяна решила, что он дожидается ее, а оказалось, что Борис ждет Берсеньеву. Они тогда учились на первом курсе, кажется. Или на втором?

И не то чтобы Головин как-то особенно Татьяне нравился, просто по нему многие сохли, и ей очень хотелось заполучить его в поклонники.

Ладно, черт с ним, с Головиным. Не очень-то Берсеньева с ним счастлива, работает, как лошадь, а одевается так себе. На фитнес не ходит, за границу отдыхать не ездит. Для нее, Татьяны, такая жизнь хуже смерти.

Федор откликнулся сразу же, после первого гудка.

– Федя, ты можешь со мной поговорить? – торопливо и растерянно спросила Татьяна. Хорошо спросила, в меру испуганно, в меру жалобно. Самое то, что надо.

– Конечно, – удивился он. – Что-то случилось?

– Н-нет. – Она замялась и выпалила: – Возьми меня в свое управление. Я не хочу больше здесь оставаться. Забери меня отсюда.

– Танечка, что случилось? Я тебя заберу, конечно. Во всяком случае, попытаюсь, – поправился он. – Но это только в новом году. Раньше у нас вакансий не будет. Так что произошло, девочка?

– Я… – замялась Татьяна, – не хочу работать с Ракитиным. Это наш новый зам. Вместо тебя пришел. Ты его знаешь?

– Видел несколько раз. Таня, что случилось?

– Ничего особенного… Я не хочу с ним работать. Не могу.

– Он… к тебе приставал? – наконец-то догадался Федор. Татьяна уже боялась, что не спросит.

– Нет, – запротестовала она. – Не то чтобы приставал. То есть ничего такого он мне не предлагал. Просто… мне не нравится, как он на меня смотрит. Не хочу ждать, когда предложит.

– Вот мразь. Я ему морду набью!

Татьяна сомневалась, что отметивший полувековой юбилей располневший Федор сможет набить морду подтянутому Ракитину, и это совсем не входило в ее планы. Она даже не хотела, чтобы Федор поговорил с Ракитиным. Ни в коем случае! Федор проглотит все, что она ему скажет, а вот директор, если до него дойдет… Директор может засомневаться. А уж главный инженер Ирина Анатольевна тем более. А с ней директор дружит. Ирину Татьяна терпеть не могла, и было за что. Она относилась к Татьяне свысока, как к какой-нибудь секретарше. В чем конкретно это выражалось, Саморукова объяснить не могла, но отсутствие симпатии чувствовала. Даже не так. К секретаршам Ирина как раз относилась с большой теплотой, шутила с ними, трепалась ни о чем. А с ней никогда.

– Ты что?! Не вздумай! Он мне действительно ничего такого не предлагал. Правда. Просто смотрит, как будто раздевает. Знаешь, как неприятно… И ведь этого не докажешь. Забери меня, я хочу работать с тобой.

– Забрать я тебя заберу, но раньше нового года не получится. Может, мне с Ракитиным поговорить?

– Нет! Не надо, прошу тебя!

– Вот ведь сволочь! А с виду и не подумаешь. Я его с подругой видел. Думал, у них любовь, а он за чужие юбки цепляется.

– С какой подругой?

– С Ларисой Шелеховой. Она тогда в управлении работала, сейчас директор какой-то фирмы. Я с ними обоими как-то на выездной конференции был.

– Почему ты решил, что у них любовь? – перебила его Татьяна.

– Потому что он ночевал в ее номере, – усмехнулся Федор. – А номер находился с моим по соседству.

– Федор, я хочу с ней встретиться! – Татьяна не знала, зачем ей нужна подруга Ракитина, просто чувствовала, что это… удача.

– Зачем? – искренне удивился он.

– Федор, ну пожалуйста. Мне надо с ней поговорить.

– Тань, ну как ты себе это представляешь? Я позвоню Ларисе и скажу, что некая Саморукова хочет с ней поговорить? Ты из меня дурака-то не делай, пожалуйста.

– А где она директор?

– Да не помню я! В шарашке какой-то. Ты можешь объяснить, какого лешего тебе понадобилась Лариса?

– Я тебе все объясню, только не сейчас. Пожалуйста, помоги мне. Позвони этой Шелеховой и скажи, что я хочу… устроиться к ней на работу. Пожалуйста, Федор.

Таня знала, что он не откажет. Он давно уже не мог ни в чем ей отказать.

Он и не отказал.

– Ну… ладно, – недовольно произнес он.

– Федор, – Татьяна почти шептала в трубку, – я тебя очень люблю. Ты помни об этом, пожалуйста.

– Я тоже тебя люблю, – помолчав, заверил он.

Господи, как же ей повезло с ним.

– Мам! – крикнула Татьяна, вскакивая с кровати. – Завтрак готов? Я опаздываю.

Тут ей стало так весело от этого глупого слова «опаздываю», что она замурлыкала какой-то прилепившийся мотивчик. Как будто она может куда-то опоздать! Это Берсеньева может опоздать на работу и получить за это выговор, а она вовсе не обязана соблюдать идиотские правила. Она уже давно приходит, когда сочтет нужным, и уходит, когда захочет.

Так есть, и так будет всегда, и никакой Ракитин ей не помешает.

Татьяна вприпрыжку побежала в ванную, а потом на кухню.

– Ой, вкуснота какая! – радостно закричала она, любуясь на фруктовый салат. – Спасибо, мам.

Она ни минуты не сомневалась, что справится с Ракитиным. Конечно, справится, какие могут быть сомнения?

Но ей хотелось, чтобы Ракитин понял, что она самая красивая и самая умная и что сам бог велел ему в нее влюбиться, а Берсеньева чтобы завидовала, страдала и злилась, и она, Татьяна, ее жалела.

– Когда придешь? – поинтересовалась мама, забирая пустую тарелку дочери.

– Не знаю, – пожала та плечами, – как получится.

У нее все получится. Обязательно. Нужно только не торопиться и тщательно продумывать каждый свой шаг.

С утра Настя успела сделать очень многое, практически закончив первый том проекта. Она внимательно просмотрела все сегодняшние правки, проверила наличие чертежей и отправила проект по электронной почте в смежный отдел на согласование, а заодно Саморуковой. В том, что та смотреть проект не станет, Настя не сомневалась, до сих пор начальница не обременяла себя изучением выпускаемой в отделе документации, но послать полагалось, и Настя послала.

За окном сияло мягкое осеннее солнце, в этом году стояла удивительно мягкая осень, как будто природа извинялась за безобразное, мучительное в своей аномальной жаре лето. Настя постояла у окна, не решив, выходить на улицу или сделать побольше, посмотрела на проезжающие внизу машины, вздохнула и, вернувшись за стол, потянулась к телефону.

– Мам, привет. Расскажи мне про Левину первую жену, – попросила Настя. Мать сняла трубку после первого же гудка, это означало, что она у себя в кабинете и одна. Когда у мамы, работавшей в крупной компании, были люди, трубку снимала секретарша.

– Господи, Настя! – засмеялась мать. – С чего вдруг такой интерес? Разве ты ее помнишь?

– Нет, конечно. Я и не знала, что Лева был женат до тети Лили.

– Аля погибла, когда тебе было два года. Вообще-то ты ее любила. Когда мы собирались семьей, Лева тебя с рук не спускал, и Аля тоже. Я думаю, она с тобой возилась, чтобы продемонстрировать ему любовь к детям. Она вообще перед ним старалась казаться добренькой. И у нее это получалось.

– А на самом деле?

– А на самом деле это была хитрая стерва. Хитрая, завистливая, жадная. Недаром бабушка ее терпеть не могла с первой минуты, у нее чутье на людей.

– А в чем выражалось, что она хитрая стерва?

– Во всем, – вздохнула мама. – При Леве Аля сидела паинькой, рвалась нам с бабушкой помогать на стол накрывать, а стоило ему выйти… Она говорила такие гадости, которых я ни от кого не слышала ни до, ни после. Меня она особенно задирать опасалась, я ведь и ответить могу, и Льву нажаловаться. Мне она говорила гадости по мелочи. Какое у тебя платьице хорошенькое, и не скажешь, что копеечное. Оно ведь дешевое, правда?.. А вот на бабушке отыгрывалась по полной. Очень любила удивляться, что я ни на кого из папиной – то есть деда твоего – родни не похожа, хотя это бред полный. На дедушку я не похожа, это верно, а на тетку его очень похожа, этого просто нельзя не заметить. То намекала, что бабушка из библиотеки книги домой носит, ворует, попросту говоря. Иначе откуда же у нас столько книг? Бабушка тогда заведующей библиотекой работала. Постоянно говорила что-нибудь в том же духе. Но это было уже потом, когда они поженились. А сначала Алечка была нежной девочкой, которую всем хотелось погладить по головке. Кстати, Ирина Анатольевна, через которую я тебя на работу устраивала, была Алиной подружкой. Они вместе работали. Ира была единственной, кого Аля с нами познакомила. И на свадьбе с Алиной стороны были только ее мать и Ира.

– Надо же! – удивилась Настя. – Я считала, что Ирина твоя подруга.

– Так и есть. Аля нас познакомила, и Ира стала моей подругой. В отличие от Али.

– Мам, – не выдержала Настя, – эта Аля действительно была такой отвратительной? Ты же раньше ни о ком так плохо не отзывалась. И бабушка тоже.

– Я уже и сама не знаю, – помолчав, призналась мать. – Аля была какой-то… другой. У нас в семье все относились друг к другу с любовью. С доверием. Аля стала отваживать от нас Льва с первого же дня. Когда у бабушки день рождения, у Али болит голова, или сердце, или еще что-нибудь, и она никак не может приехать. И Лева не может, потому что вынужден ухаживать за больной-пребольной женой. Каждый раз такое, конечно, происходить не могло, Лева же не дурак, но от семьи она ухитрилась отдалить его здорово. Конечно, это не могло нам нравиться. С другой стороны, ничего особо подлого она никому из нас не сделала, это надо признать. А вот Льву она жизнь сломала. До встречи с ней он был совсем другим. Веселым, ироничным. После свадьбы веселости в нем поубавилось. А уж потом… Он улыбаться-то стал, только когда Лиля с Игорьком появились.

Простившись с мамой, Настя попыталась углубиться в следующий проект, но через несколько минут встала и решительно направилась к кабинету главного инженера Ирине Анатольевне, маминой подруги, которую знала с детства. Настя тогда училась, надвигалась преддипломная практика, и Ирина Анатольевна предложила ей работу в институте. Насте было все равно, где работать, никаких пристрастий у нее не имелось, и она согласилась. И Саморукову позвала. На свою голову.

– Ну наконец-то, – заулыбалась Ирина. – Я думала, ты уж совсем обо мне забыла. Садись. Чаю хочешь?

– Нет, спасибо, – оглядевшись в уютном кабинете, Настя уселась напротив Ирины Анатольевны.

– Ну как жизнь?

– Так себе, – призналась Настя. – Уволюсь, наверное.

– Почему? Россман тебя хвалит. Твоя фамилия вообще часто звучит на совещаниях, и директор о тебе наслышан, и все ведущие разработчики.

– Да так, – замялась Настя. – Я вообще-то не поэтому пришла.

– Подожди, – железным незнакомым тоном оборвала ее Ирина. – Что случилось? Тебе же нравилось у нас.

– С начальством не сработалась.

– С Саморуковой?

– Да.

– Татьяну продвигал Федор Левашов, бывший зам генерального. Он недавно в Главное управление перешел, теперь наше начальство.

Настя кивнула, она знала, кто такой Левашов и что он перешел куда-то с солидным повышением. В институте новости распространялись быстро.

– Уж не знаю, для какой надобности ему надо было Саморукову продвигать. На любовника ее он не похож, я его давно знаю, и его жену, у них прекрасная семья, дружная. – Ирина Анатольевна поднялась и прошлась по небольшому кабинету. – Собственно, когда обсуждали вакансию начальника отдела, вариантов было два: ты и Саморукова. Мне казалось, что тебя лучше ориентировать на научную деятельность, работать ты умеешь и любишь. А администратор из тебя получился бы так себе. Знаешь, Настюша, начальник должен уметь обижать людей. Не обязательно, что придется это делать, но уметь нужно. Понимаешь? Может случиться так, что придется уволить хорошего человека, а оставить плохого, например. Да много чего приходится делать вразрез с собственными симпатиями и антипатиями. И мне казалось, что тебе это будет… сложно. Но я никак не могла предположить, что ты решишь увольняться. Татьяна знает, что я тебе не чужой человек?

Ирина опять села за стол и в упор посмотрела на Настю.

– Не думаю. Я, во всяком случае, ей не говорила.

– Значит, не знает, – кивнула Ирина. – Иначе бы побоялась тебя задирать.

– Я хочу пойти в отпуск. С одиннадцатого ноября.

– Ну и отлично. Отдыхай, а мы что-нибудь придумаем. Я не допущу, чтобы из-за какой-то дуры и стервы уходили перспективные специалисты. Даже если бы речь шла не о тебе, я приняла бы меры, а уж тебя в обиду не дам точно. А с новым замом ты познакомилась?

– Угу, – кивнула Настя.

– Симпатяга, да?

– Ир, я хотела у тебя спросить про Левину жену. Мама говорит, вы подругами были.

– Странно, ты второй человек, который меня о ней расспрашивает в последнее время.

– А кто первый?

– Игорь.

– Какой Игорь?

– Ваш Игорь, естественно, – засмеялась главный инженер. – Левин приемный сын.

– Я от него впервые и услышала, что у Левы была жена до тети Лили.

– Странно, что вас это заинтересовало. Обоих.

– Заинтересовало, – подтвердила Настя. – Сама не знаю, почему. Наверное, потому что о ней никто никогда не говорил.

– Мы не были подругами с Алей. – Ирина уставилась в окно. – Насколько я знаю, у Али вообще не было подруг. Она интересовалась исключительно мужчинами. Просто мы работали вместе. Я молодым инженером, а она чертежницей. Больше никого в отделе, подходящих по возрасту, не было, вот мы и оказались… непонятно кем. Но уж не подругами, это точно. Так… В кино иногда вместе ходили, по магазинам. Кстати, с Левой она познакомилась в кинотеатре. И до самой свадьбы тщательно его скрывала.

– Зачем?

– Ну как зачем? – усмехнулась Ирина. – Чтобы не отбили, не дай бог. Правда, я на три года старше Али, а в молодости это очень много значит, но, думаю, она рисковать не хотела. Ну а представить, что кто-то не кинется отбивать холостого мужчину, она просто не могла.

– Она что, была законченной стервой?

– Знаешь, а ведь, пожалуй, нет, – задумалась Ира. – Аля была ничуть не хуже многих других. Просто она не такая, как твой дядя. Как твоя мама. Аля не понимала, что иметь любовника непорядочно и поэтому стыдно. Она считала, что не изменяют мужьям только те, кто никому, кроме своих мужей, не нужен. А вместе с тем она была отзывчивой. У одной нашей сотрудницы погиб сын. Страшное горе. Так Аля помогала организовывать поминки, стояла в очередях за продуктами, собирала деньги на похороны. Она сочувствовала людям, которым плохо. Она только совершенно не выносила, когда кому-то хорошо. Впрочем, людей, которые радуются за других, вообще немного. Нет, она не была законченной стервой, но я все равно жалела Леву, такого умного, интеллигентного. Я ведь знала, что Аля… Как бы поточнее выразиться?.. Мало того, что дурочка, так еще и находится в постоянном поиске.

– В поиске мужчины?

– Угу. И замужество вовсе не являлось этому преградой. Причем мужиков она искала не только для развлечений, для выгодного устройства собственной судьбы тоже. Лева ей подходил, потому что у него квартира в Москве. Потому что не имел детей и не платил алименты. Да и вообще к тому времени она уже боялась засидеться в девках. А получив Леву в мужья, она стала искать более выгодную партию. И почти нашла…

– У нее был любовник?

– И не один. Хотя… Может, она и привирала. У меня тогда никого не было, и Аля любила рассказывать мне о своих мужиках. Ей хотелось, чтобы я ей завидовала. – Ирина не торопясь встала, прошлась по кабинету и уставилась в окно, опершись о подоконник. – Самое обидное, что я ей действительно завидовала.

– А кто у нее последним любовником был, ты знаешь? К кому она хотела от Левы уйти?

– Нет, – покачала головой Ирина, все так же глядя в окно.

– Ира, ты веришь, что она сама?..

– Нет. Не верю, – Ирина, вздохнув, повернулась к Насте. – И никогда не верила. Она бы заставила Леву ее простить. Ну а не простил бы, так жилплощадью поделиться вынудила бы. И алименты платил бы исправно, тут уж она бы постаралась. Не из-за чего было ей из окна бросаться.

– От несчастной любви? – предположила Настя.

– От любви? – усмехнулась Ирина. – Это вряд ли. Вряд ли Аля была способна на любовь. На такую, ради которой расстаются с жизнью.

– Выходит, ее убили?

– Не знаю. Это мог быть несчастный случай. А ты уж не убийцу ли собралась искать?

– Я не умею, – засмеялась Настя. – А то попробовала бы. А Игорь зачем Алей интересовался?

– Понятия не имею. Самой любопытно, с какой стати вы проявляете такой интерес к прошлой Левиной жизни.

– У тебя есть ее фотографии, этой Али?

– Есть, конечно.

– Ирочка, покажи мне, пожалуйста, – попросила Настя. – Мне так хочется на нее посмотреть.

– Ладно, – засмеялась Ирина Анатольевна. – Поищу и принесу. А насчет работы не волнуйся, отдыхай спокойно. Я обязательно что-нибудь придумаю.

Едва проснувшись, Лариса привычно прикинула намеченные на сегодня дела: ничего особо срочного не было, но появиться на работе стоило, хотя бы для того, чтобы подчиненные не расслаблялись. Расслабляться Лариса не позволяла никому – ни подчиненным, ни себе.

Она совсем уже решила ехать в офис, но, облачившись в новый костюм, за сумасшедшие деньги купленный недавно в ГУМе, поняла, что никуда не поедет.

Не сможет она работать, если есть вероятность, что какая-то баба будет дежурить у постели ее мужа, смотреть на него, поправлять одеяло. Улыбаться или, наоборот, плакать.

С чего Лариса взяла, что какая-то женщина мечтает о Владимире, она и сама не понимала. Просто кое-что ей очень не нравилось.

Не нравился уставший голос незнакомой Полины.

И очень не нравилась красотка у окна больничного коридора.

Наличие влюбленной в мужа женщины волновало Ларису гораздо больше его здоровья, и она невесело усмехнулась, мимоходом отметив это. Впрочем, он легко отделался: переломами бедер, ушибами и травмой головы.