Текст книги "Призраки Припяти (СИ)"

Автор книги: Евгения Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Бармен узнал меня сразу, он не мог не узнать. Увидев, что за мной идет Лис, Пасюк нахмурился, и сделал жест, который следовал трактовать, как приказ убираться. Я и глазом не моргнув, подошел к стойке и сел. Пес тут же присел рядом с моей ногой, очень внимательно оглядываясь вокруг. Казалось, он пытается изучить каждого в этом баре, запомнить его облик, чтобы потом, если что-то измениться, успеть среагировать. Положив на стойку крупную купюру, я, не моргнув, приказал:

– Пива мне, псу воды. Цену назначай сам.

Я увидел, как в глазах Пасюка вспыхнула бессильная злость. Когда человек испытывает чувство вины, но не хочет и стыдится этого чувства, он пытается заслониться злобой или даже ненавистью. Значит, не остался ты равнодушен, Пасюк, значит, мучила тебя совесть…

Еще я заметил, что Пасюк готов сделать следующий ход. Он взял со стойки купюру и убрал ее в кассу, хотя отданных мною денег хватило бы на десять стаканов пива. Повернувшись, он ушел в подсобку, но вскоре вернулся с глубокой тарелкой чистой воды. У тарелки было голубое донышко и отколотый край. Поставив тарелку на стойку, Пасюк налил мне пива, после чего, отвернувшись, стал сосредоточенно пересчитывать стаканы.

Я поджал губы и, отстучав по стойке короткую дробь, сделал большой глоток холодного пива. Пасюк внезапно дернул плечом и, повернувшись ко мне, спросил приглушенно:

– Вы больше ничего не будете, молодой человек? Вас можно рассчитать?

Я удивленно приподнял левую бровь, глядя в упор на бармена.

Подождав немного, Пасюк терпеливо переспросил:

– Вы и ваш… пес… ничего более заказывать не будете?

Я покачал головой, и бармен отсчитал мне сдачи, не взяв ничего за воду для собаки.

– Вы больше не ищете работу? – внезапно спросил Пасюк, сощурившись, и его глаза стали походить на две узкие щелочки. При этом он сжал зубы так, слово пытался скрыть гримасу боли.

Я снова покачала головой, допил залпом пиво и ушел из Белого Озера. В конце концов, нужно было учиться прощать. Что я получу от мести этому человеку?

И я простил его. Сидеть в Малаховке я не хотел, этот городишко осточертел мне ужасно, кроме того, я искренне боялся встретиться с Нунси – кто меня знает, вдруг не удастся совладеть с самим собой – потому я отправился пешком куда глаза глядят. Так жизнь свела меня с Лысым, чья жизнь оказалась в моем полном распоряжении…

* * *

В безлюдный котлован меня загнала погоня. Поводырем моим был страх. Советчиками – холод и боль. Лохматый Лис понурившись плелся впереди. Я давно уже предоставил ему выбирать дорогу, тем более что ночью мои глаза уступали его.

Ни на что не осталось сил.

Нунси ничего не забыл.

Нунси ничего не простил.

Не пойму до сих пор, за что он взялся тогда мне мстить. Разве я заслужил подобной участи? Что я сделал ему плохого? Я столько работал на него по сути дела бесплатно за тарелку супа для себя и своего друга. А Лис, на самом деле, отлично охранял его магазин, и не было случая, чтобы его бакалею вскрыли или оттуда что-то пропало. Сам хозяин магазина считал по-другому. Ненависть, которую он по непонятной причине ко мне испытывал, не знала границ…

Мы с псом прошли уже не одну деревню, я думал, что вскоре мы доберемся до родного дома в лесу за оврагом, где был убит дед. На некоторое время я рассчитывал обосноваться там. Я не боялся, что меня найдут, потому что не представлял подлинной опасности. Я полагал, что, однажды обыскав дом, туда более никто не сунется. В общем-то, я был наивен, мне бы следовало остерегаться мест, куда могли прийти мои недоброжелатели. Впрочем, судьба рассудила иначе, и мой путь был повернут в совершенно ином направлении.

Это был прекрасный, теплый вечер. Я решил, что не стоит напрашиваться к старикам в деревню, молодой парень прекрасно мог переночевать под открытым небом. У меня был небольшой рюкзак с потрепанным тонким одеялом, была бутыль с водой, буханка хлеба и несколько банок тушенки для Лиса. Что еще нужно, чтобы скоротать ночь у огня?

Когда стало вечереть и густые сумерки затянули мир слепой дымкой, я сошел с проселка, по которому споро шагал, и направился к нескольким одиноко растущим среди поля дубам и березам. Поле, которое уже давно никто не возделывал, поросло молодыми осинками и березками, которые в скором времени обещали встать непролазной лесной чащей. Но пока еще это были смелые, но тонкие побеги, которые щедро окропили мои брюки и куртку прохладной росой.

Место оказалось отличным, под дубами было сухо и уютно, здесь лежало много нападавших веток, а одна из берез очень удачно упала несколько лет назад, так, что дров на всю ночь было предостаточно.

Я расстелил у корней дуба одеяло, не торопясь запалил костер. Лис с интересом наблюдал за моими действиями, и когда пламя уверенно заплясало, освещая небольшой круг земли, он умиротворенно улегся на почтительном отдалении от костра.

– Нет в планах охоты? – шутливо осведомился я, но пес никак не отреагировал на мой вопрос.

Видимо, ловить полевок нынче ночью ему не очень то и хотелось.

Ухнув, низко пронеслась сова. Вот уж кто отменно поохотиться этим теплым вечером.

Я разогрел тушенку и вылил ее в облупленную железную миску, добавил туда полбуханки черного хлеба и подал это царское угощение Лису. От запаха, источаемого этим блюдом, у меня потекли слюнки, но я удержался от соблазна разделить с псом трапезу. Собака есть собака, ему мясо нужно, а я потерплю. Деньги у меня были, но тратить их попросту я не собирался, кто знает, что будет дальше.

Пес с аппетитом и чавканьем принялся за еду, а я, выломав у поваленной березы прутик, нанизал на него ломоть хлеба и принялся задумчиво поджаривать горбушку.

Наступила ночь и на мир опустилась плотная тьма. Легкий ветерок налетел, потревожив пламя, и утих.

– Не шали, – на всякий случай велел я. – А то еще туч нагонишь, мокни потом.

Хлеб зажарился с обеих сторон, и я с удовольствием, похрустывая аппетитной корочкой, проглотил его, после чего взялся жарить второй кусок. Доев остатки хлеба, я залег спать, с грустью понимая, что позавтракать мне будет завтра уже не чем, а Лис, внезапно приняв одному ему известное решение, поднялся, потянулся и канул в темноту.

– К утру вернись, – напутствовал я его на прощание, но он не успел вернуться. Может, задержался где-то…

Я проснулся за секунду до беды. Снилось, будто я падаю в бесконечную черноту и там, внизу, мне чудились чьи-то выпученные красные глаза.

Я судорожно вздохнул и проснулся, приподнявшись на локтях. Надо мной стояли двое, один из которых улыбался неприятной, кособокой улыбкой. Он был не молод, но крепок телом и чувствовалось в нем нечто такое, что напугало меня. Он держал в руке небольшой пистолет и очень внимательно изучал меня. Рядом с ним стоял парень лет двадцати. У его ног в землю была воткнута лопата с потертой, отшлифованной до блеска ладонями людей, ручкой.

Рассвет уже разбавил мрак, было свежо и влажно от выпавшей под утро росы. Терзаемый кошмаром, я сбил свое тонкое одеяло, и теперь оно лежало у меня под боком.

– Привет, солнышко, – ласково сказал мне мужчина и присел рядом на корточки. – Тебе привет от Нунси.

С этими словами он приставил к моему колену пистолет.

– Нет! – ахнул я. – Не надо.

Мужчина скривился, как-то нехотя немного поднял пистолет, сместив его к краю ноги.

– Нунси просил тебе передать, что шавок на волю он не отпускает.

С этими словами он нажал на курок.

Тявкнул пистолет, правая нога взорвалась болью, и я вспомнил осеннюю ночь, когда впервые познакомился с железом пули.

Я чуть не потерял сознание, завалившись на бок, но меня встряхнули и ударили по лицу.

– Вставай, фуфил, пора заканчивать, – хохотнул парень.

– Успокойся, Верди, веди себя по-человечески, – одернул молодого человека мужчина. – Посмотрим, как деточка Нунси примет смерть.

– А не пойти ли вам к чертям! – прохрипел я, держась за простреленную ногу, из которой, пропитывая брючину, обильно текла горячая кровь.

– На-ка тебе, перевяжи, – мужчина протянул мне черный платок, – а то истечешь кровью раньше, чем выкопаешь себе могилу. Согласись, это хорошее место, чтобы умереть.

– Нет, – буркнул я, но большой платок взял, свернув его в жгут, затянул поверх раны, теряя дыхание. Потом с усилием сглотнул и вытер окровавлены руки о ткань брюк.

– А теперь вставай, – предложил Верди, – вот тебе лопатка, копай как можешь, но не очень тяни, а то мы немного торопимся.

Только теперь до меня начало доходить, что это и есть конец. Нунси дождался, пока не станет Легавого, пока я не покину город. Теперь меня никто и искать не будет… господи! Да о чем я?! Кому меня искать-то?! Пасюку что ли?! Ведь не принял я его предложение, а мог бы сейчас быть вышибалой в Белом Озере. А теперь… теперь мне остается только выкопать себе могилу и умереть.

Не знаю, откуда я взял силы, чтобы подняться. Меня бил озноб выбросившегося в кровь адреналина, руки дрожали, но боль стала вполне терпимой. Наемники указали мне место на самом краю поля, там, где земля была мягче, и встречалось меньше корней. Такая забота почему-то показалась мне насмешкой, но я молча все стерпел.

Копать с простреленной ногой было сущим мучением. Нога не слушалась, стоять на ней было совершенно невозможно, лопата заменила мне костыль. Но, как бы мне не было плохо, под присмотром двоих вооруженных мужчин яма, которую я копал, неотступно росла, приближая момент моей гибели. Я старался все делать медленно, надеясь на чудо, на то, что вот-вот пожалует Лис и спасет меня, но ничего не происходило, а молодой Верди все подгонял меня, грозясь прострелить вторую ногу.

Я упорно слал его к черту и все откидывал в сторону землю.

Разгорелся заревом приближающейся трагедии рассвет, солнце показалось из-за леса, взглянуло на творившееся под его лучами безобразие и спряталось за низко нависшую серую тучу.

– Долго еще мы будим тут с этим, Сарки? – полушепотом спросил Верди. – Хотелось бы вернуться в Малаховку до темноты, у нас сегодня вечером встреча намечалась…

Он смутился под пристальным взглядом старшего мужчины.

– Ты все правильно понял, – выдержав паузу, сказал Сарки. – Сколько понадобиться времени, столько мы и проведем здесь. Кстати, – словно бы неожиданно вспомнив, обратился Сарки ко мне, – где же твой замечательный пес? Я столько всего про него слышал! Что, дескать, он оборотень… или ты оборотень. Чернобыльский Пес. Вообще я слышал, что тебя пули не берут, что ты вроде как нелюдь…

– Прозвище такое, – я оперся на лопату, желая передохнуть.

– А ты полезай в яму, – прикрикнул на меня Верди, – будешь оттуда копать!

– Прозвище говоришь такое?! – ни я, ни Сарки не обратили на молодого и горячего Верди внимания. – И как же ты его заработал, парень?

– Мальчишкой загрыз одного… стрелявшего в меня, – глядя в черные большие глаза Сарки, холодно сказал я.

– Ну-ну, – мужчина улыбнулся своей кривой улыбкой и, достав из кармана блестящий портсигар с какой-то гравировкой, закурил длинную черную сигарету.

Я же, прикусив губу, кое-как спустился в яму и продолжил приближать момент своей гибели…

* * *

– Все, хватит уже! – Верди присел на корточки на краю ямы. – Я, конечно, понимаю, что ты себя очень любишь, но пора и закругляться. Вылезай.

– И как, позволь спросить? – искренне развеселился я. Голова кружилась от потери крови, от боли меня поташнивало, но я уже не испытывал ни страха, ни сожаления. Я смертельно устал. – Ручку мне подашь?

– Сарки, стреляй и пошли! – резко распрямился Верди.

– Ээ, нееет, – протянул я. – Хотелось бы напоследок покурить.

– Тогда вылезай, – сморщился Верди.

Опершись на лопату, я невозмутимо протянул ему руку. Мол: помогай.

Сарки обошел по краю будущую могилу, как-то недовольно глядя вниз, и уставил мне в висок пистолет.

– Ну, давай, помоги ему, – сказал он.

Оскорблено глянув на своего напарника, Верди поджал губы и резким движением выдернул меня из ямы. Естественно, я не выпустил лопаты. Во-первых, без нее я почти не мог стоять, во-вторых, она была моим единственным оружием.

– На тебе, – Верди протянул мне пачку папирос.

– Нет, я хочу твои, Сарки, – сказал я, пристально глядя на мужчину. Я знал, что он не откажет.

Постояв несколько секунд на месте, тот подошел ко мне и протянул портсигар, на крышке которого была выгравирована голова единорога.

Я достал сигарету и понюхал ее. Это был превосходный вишневый табак, и я даже в какой-то степени позавидовал Сарки, что он может курить такие сигареты. Если умолчать о стоимости подобного продукта, его просто невозможно было достать, не имея соответствующих связей.

Мужчина, тем временем, поднес мне зажигалку, и я прикурил. Глубоко затянулся и выпустил плотный, ароматный дым. Голова закружилась еще больше.

– Хорошо, – пробормотал я.

– Нунси сказал, ты его предал, – внезапно, как бы между прочим заметил Сарки.

– Ну да, верь ему больше, – вздохнул я. – Он держал меня как раба, а когда я ушел от него, решил убить.

– Да ну? – нахмурил брови мужчина.

Вместо того чтобы отвечать, я пожал плечами и снова затянулся.

– Кури быстрее, болван, – не выдержал Верди и толкнул меня так, что я чуть не упал. Видя, что я не собираюсь выполнять его приказы, парень замахнулся, готовясь ударить.

В следующую секунду Сарки шагнул вперед и, выбросив вперед руку, перехватил парня за запястье, остановив удар.

– Прекрати это! – хмуро приказал он, вывернув Верди кисть. Тот беспомощно крутанулся на месте, оказавшись спиной к Сарки. Совершенно невыгодное, почти полностью проигрышное положение.

Боже мой, как он опасен, – подумал я.

Хмыкнув, Сарки довольно ухмыльнулся и, отпустив Верди, шагнул ко мне.

И тут со стороны поля взлаял Лис.

Оба моих мучителя разом повернули головы в сторону звука.

Перехватив лопату, я ударил Сарки в солнечное сплетение черенком и, когда он согнулся, поддел его палкой под челюсть. Это был чистый нокаут, потому что я вложил в этот удар всю силу и желание жить. Сарки откинулся назад и стал падать. Верди потянулся за пистолетом и я, снова повернув лопату, запустил ее в парня подобно копью. Лопата была неплохо заточена, видимо для того, чтобы я быстрее выкопал себе могилу; пущенная с неимоверной для обычного человека силой, она устремилась прямиком в лицо Верди, но тот в последний момент успел каким-то чудом отклонить голову, и лопата срезала ему кожу на левой щеке и ухо. Дико заорав – так не кричал даже я, когда Сарки пустил в меня пулю – Верди схватился обеими руками за изуродованное лицо, совершенно обо всем забыв. У меня оставался один шанс на выигрыш. Заставив себя забыть о боли в покалеченной ноге, я рванул вперед и, допрыгнув до парня, точным ударом в шею сбил его с ног. Верди замолк и словно мешок грохнулся в вырытую мною яму.

Ахнув от накатившей дурноты, я сел на краю могилы на груду влажной земли. Где-то в кроне березы зачирикала птица. Лис подбежал ко мне, виляя хвостом. Он растерянно оглядывал поле боя и виновато тыкался влажным носом мне в щеку.

– Где ты был, маленький паршивец?! – не выдержав, упрекнул я собаку. – Вообще для чего я тебя кормлю, злой Чернобыльский пес?!

Без сомнения он все понял, понурил голову, словно я ударил его, отошел в сторону и сел, тяжело вздохнув. Весь его вид указывал на то, что теперь уже не в его силах, увы, что-то изменить.

Понимая, что медлить нельзя, я подполз к бесчувственному Сарки, поднял упавшую во время моей безумной атаки сигарету и не смог отказать себе в удовольствии – докурил ее в три затяжки над поверженным телом врага. Потом обыскал его карманы. Вытащил портсигар и узкую небольшую флягу, вынул из ослабевших рук пистолет. Больше в карманах мужчины ничего ценного не нашлось. Записную книжку я не стал ни смотреть, ни брать, у меня не было сил на далеко идущие планы. Мне оставалось только выжить.

Пошарив вокруг, я выбрал себе палку и, опираясь на нее, встал. Доковыляв до потухшего костра, я наскоро собрал свои вещи и захромал прочь в сторону леса. Я справедливо полагал, что стоит мне оказаться в лесной чаще, как найти меня будет возможно разве что с собакой. Я не питал иллюзий – убежать от двоих наемников мне с простреленной ногой было не по силам. Но я мог спрятаться, затаиться, пытаясь спастись.

Лис шел за мной следом, то и дело оглядываясь и внимательно прислушиваясь. По всему он пытался искупить свой промах, взяв на себя ответственность охранника. Мне было до тошноты все равно. Я то впадал в состояние полу-беспамятства, полностью отключившись от мира вокруг, то вдруг мне в голову начинали лезть странные мысли…

Сначала я подумал, что надо было убить этих двоих. Два выстрела и мои проблемы были бы решены. Никаких бегов. Никакого страха.

Теперь есть только путь вперед. Я не хотел возвращаться, чтобы стать убийцей. Я и тогда, собирая вещи, забыл о подобной возможности, потому что все еще помнил наказ деда: нет ничего важнее и ценнее жизни, ее нельзя отнимать.

И я не отнял. Я не убил Сарки.

Мой удар по шее, которым я наградил Верди, вполне мог стать смертоносным, потому что я каким-то скрытым чутьем знал это. Стоило лишь ударить чуть-чуть посильнее. Но и этого я не сделал.

Потом я снова ковылял по кочкам, разводя окровавленными ладонями тонкие прутики молодых деревьев. Кровь засыхала на ладонях, становясь бурой, и отваливалась маленькими чешуйками, стиралась, оставляя мои руки чистыми.

Надо было связать их. Тогда я мог бы выгадать много времени. Его как раз хватило бы, чтобы добраться до ближайшей деревни. А хватило бы на это у меня сил?

Меня бы точно стали искать. Я изувечил Верди и теперь он этого мне никогда не простит. Рано или поздно мне придется его убить. Или убьют меня. Подло. Исподтишка. В темно проулке вдруг грянет выстрел или сверкнет лезвие ножа.

Нож. А взял ли я его?

Да конечно взял, еще вечером, доев хлеб, я убрал его в рюкзак.

Мы вошли в лес. Здесь было сыро и холодно, внушительные ели смотрел на меня с огромной высоты, неохотно пропуская утренние лучи, ложившиеся неверными пятнами на мягкую хвою. Я заторопился вглубь леса, надеясь, что там начнутся буреломы. Так и случилось. Ели остались на опушке, уступив место еще более сырым осинникам; у оснований тонких деревьев повсюду рос мох, то и дело попадались поваленные стволы, все зеленые, замшелые; вывороченные с корнем деревья вздымались подобно диковинным жутким животным.

Мне казалось, что я уже вечность ковыляю вперед, падаю, проползаю под стволами, потому что перелезть через них мне не по силам. Я все оглядывался, пытаясь понять, много ли следов я оставляю после себя. Когда я полз, на примятой траве иногда оставались небольшие темные пятна крови.

Найдут меня по следам, – думал я и поднимался, все брел вперед.

Солнце теперь висело над головой, и я, наконец, ощутил тепло его летних лучей, но сил больше не было. Я мешком свалился около какой-то зеленой коряги – дальше идти я не мог. Хриплое дыхание, казалось, разносилось по всему лесу.

Лис сел рядом со мной, он прекрасно понимал, что ничем помочь мне сейчас не в состоянии. Отдышавшись, я достал из рюкзака флягу и портсигар. Закурив, отвернул крышку фляги и принюхался. Пахло странно, ментолом и еще чем-то, напиток был явно крепким. То, что надо. Я сделал большой глоток и чуть не поперхнулся – жидкость, по вкусу похожая на микстуру от кашля, обожгла мне рот и горло, тяжелым комом рухнула в желудок. Поскольку я был голоден, алкоголь тут же затуманил мысли.

Сорвав окровавленный платок, я распорол брючину и, полив из бутыли, смыл водой кровь.

Потом долго разглядывал рану. Ничего хорошего я, конечно, не увидел, потому что чего может быть хорошего в дырке в ноге? Калибр был небольшим, Сарки проявил ко мне милосердие и сохранил коленный сустав; пуля застряла, по-видимому, в мягких тканях, хотя вполне возможно задела кость. Из раны торчал кусочек брючины, который я, кривясь, осторожно вытянул. От этого простого действия кровотечение лишь усилилось.

Вздохнув, я закурил новую сигарету и огляделся. Куда я, черт меня подери, забрел?! Словно рассудком помутился! Мне надо было к людям идти, а я вместо этого как раненый зверь забился под корягу.

Теперь то чего?! Вздохнув, я потушил сигарету и плесканул на рану напитка из фляги…

* * *

– Долго же ты был в отрубе…

Я с трудом разлепил веки, ощущение было такое, словно на них запеклась коркой кровь.

Мутило нещадно, я никак не мог понять, где я нахожусь, и что же все-таки произошло до того, как я потерял сознание.

Где-то над головой внезапно и очень неприятно каркнула ворона. Я дернулся и приподнялся на локте.

Рядом со мной подобно большой и неухоженной плюшевой игрушке сидел Лис. Шерсть у него на груди свалялась из-за попавших на шкуру репьев, он нацеплял обломков еловых веток и листьев.

На стволе, сразу за которым я упал, сидел Сарки и с добродушным видом разглядывал меня, не делая никаких попыток напасть. Лис не рычал и не проявлял никакого беспокойства, из чего я заключил, что наемник Нунси и вправду не хочет причинить мне вреда. Пока.

– Я пришел поговорить, – тем временем пояснил Сарки, кривясь в улыбке. Теперь, после моего крепкого удара под челюсть, его улыбка еще больше походила на гримасу недовольства. Признаться, я позавидовал мужчине – челюсть у него была что надо, если выдержала подобный удар. – А еще я пришел за своими сигаретами и флягой. Это, знаешь ли, подарок, и хотя я понимаю, что «Самбука» пришлась как нельзя кстати, я бы хотел получить свои вещи обратно.

Опустив руку, я взялся за холодную рукоять пистолета.

– Не стоит, – наемник поднял руки, показывая, что у него нет оружия. – Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это уже много-много раз. Я бы взял пистолет у беспечно дрыхнущего в могиле Верди – эко ловко ты его уделал – и расстрелял бы и тебя и твоего Чернобыльца. Если бы ты хотел убить меня, то сделал бы это, не сходя с места нашего знакомства.

– Как ты меня нашел? – хрипло спросил я, и, дотянувшись до бутыли с водой, сделал несколько судорожных глотков. Вода окончательно привела меня в чувства.

– Не волнуйся, Верди, если придет в себя, не найдет. Я просто очень хороший следопыт, – скромно потупившись, сообщил Сарки. – Мне было достаточно обломанных веток, примятой травы и капель крови. На самом деле ты оставил после себя чересчур много следов.

– Что тебя останавливает? Ведь Нунси приказал меня убить…

– Эээ, нет, – протянул Сарки. – Не мне он приказал, уж уволь. Я приказы мелких сошек не выполняю. Ты и вправду не слышал обо мне?

Видя мое недоумение, Сарки разочаровано покачал головой, но вдаваться в подробности не стал.

– Дяревня, – подвел он мне диагноз. – На дело за круглую сумму подписался Верди, а я, понимаешь ли… его учитель, что ли. Вот и согласился подстраховать. И как оказалось, не напрасно. Правда, даже я проявил беспечность, уж больно ты… щуплым мне показался.

– Не стоит недооценивать противника, – выдал я всем известную мудрость.

– Где ты научился так драться? – не обратив на мое напоминание никакого внимания, с живым интересом спросил Сарки. – Ты двигался с небывалой скоростью, несмотря на ранения…

– Нигде я не научился, жизнь такая, – буркнул я, пытаясь сесть.

– Лежи, лежи, – посоветовал мне мужчина. – Отдыхай, пока можешь. Когда я уйду, тебе придется встать и уйти отсюда. Потому что, хорошенечко подумав, Верди найдет это место, если захочет, конечно. Там за лесом, – Сарки махнул рукой мне за спину, – в семи километрах отсюда есть одинокая церковь. Село вокруг нее разрушено, все жители давно ушли, потому что слишком близко это место к проклятой Припяти. От деревни в ту сторону ведет неплохое старое шоссе, но с него надо будет свернуть по указателю на Телюшку. Так вот там живет батюшка Ефрем, вот к нему и обратись. Совет – не останавливайся в деревнях, обходи их стороной. Верди не успокоится, пока не найдет тебя, он парень горячей крови, молодой, глупый. А тебе сейчас с ним вступать в противостояние равносильно смерти, потому что я по-прежнему буду его страховать.

– Да почему бы тебе не убить меня? – невольно удивился я. – К чему такие сложности?! И вам мороки меньше и мне мучений…

– А зачем мне отнимать у своего ученика прекрасный… тренажер? – фыркнул Сарки. – А то мальчик чего доброго решит, что он самый умный и сильный. Нет, ты мне выгоден, уволь. Пусть мальчишка зубы пообломает, чтобы впредь был осторожнее, вежливее и умнее.

– Сдержанности ему не хватает, – с ядом в голосе заметил я.

– Ну-ну, сам-то хорош, уши развесил, уснул прямо у дороги. Надо же помнить, что по дорогам много кто ходит, грабители и просто прохожие, думаешь, на твое добро никто не позарится? Вишь, как пес тебя подвел.

Я прикусил губу. И вправду, сам дурак. Найти меня было проще пареной репы.

– Ну что, отдашь мне мои флягу и портсигар, душа глазастая? – поинтересовался Сарки.

– Я подумаю, – усмехнулся я и закурил вишневую сигарету.

– Ну, хорошо, – Сарки был согласен играть на моих условиях. – Почему ты нас не прикончил? Мы ведь тебя не пощадили бы.

– А я не убийца, – закрыв портсигар, я кинул его Сарки. – И флягу держи, мне чужого не надо.

– Дурак ты, – сказал мужчина и встал. – Нельзя себя вести так, как ты. Пропадешь.

Последнее слово он сказал с такой тоской, что я невольно совершенно по-другому посмотрел на наемника. Нет, он не считал меня трусом, он словно пожалел меня. Пожалел о том, что не меня опекает – балбеса Верди, который сейчас с окровавленным лицом валяется в могиле.

– Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, – сказал на прощанье Сарки. – А Нунси та еще тварь, как выздоровеешь, нанеси ему визит вежливости и объясни, что за добрые дела злом платить нехорошо. Если выкарабкаешься…

Развернувшись, он зашагал прочь. А я, собравшись с силами, поднялся и заковылял в другую сторону.

Не, ну Сарки, ясное дело, пошутил. Семь километров, обходя деревни. Я же не на машине и не верхом, чтобы быстро было.

Хоть убей, не помню, как дошел. Наверное, когда очень жить хочется, всегда доходишь. Помню только, что было уже темно…

– Проснулся, сынок?

– Деньги… у… меня… есть… Отблагодарю.

– Не надо.

– Почему?

– Потому что Бог велел помогать и прощать.

– Я же совсем чужой человек…

– Ничего, как-нибудь сочтемся.

– А если я…

– Ты не в том положении, мальчик. Я прооперировал тебя, вынул пулю. Рана не так, чтобы очень плохая. На вот, – бородатый Ефрем цепко схватил меня за запястье и уложил на ладонь маленький, помятый кусочек свинца. – Она твоя. А теперь давай, исповедайся.

– Я не знаю, в чем согрешил.

– И поэтому ты, как и большинство людей, считаешь себя безгрешным?

– Я не знаю…

– Тогда давай, расскажи мне, что произошло.

– Я встретил людей, которые хотели меня убить. Они прострелили мне ногу, а потом дали лопату и велели копать яму для могилы…

– И что ты чувствовал по отношению к ним?

– Да я их проклял!

– Грех!

Я озадаченно замолчал, провел ладонью по влажному от болезненного пота лицу.

– Выходит, мне следовало благотворить Сарки?

– Сарки? Гражданин Иван Саркисов, я не ослышался?

– Не знаю, – раздраженно буркнул я. – Он считает себя очень знаменитым.

– Так, – Ефрем озабоченно оглянулся, словно ожидал, что за его спиной вот-вот появится наемник. – Угораздило же вас, молодой человек, связаться с одним из самых опасных людей Украины.

– Что за чушь? – нахмурился я.

– Если товарищ Саркисов решил тебя убить, ты мертв. Откуда вот ты узнал про меня?

– Саркисов мне посоветовал обратиться к вам за помощью…

– Так он еще и знает, где ты находишься, – Евреем резко встал, табурет, на котором он сидел у моей кровати, скрипнув, отъехал по полу.

– Он на мне решил натренировать своего ученика, так что время есть.

– Тебе тут лучше не задерживаться.

– Да, да, – я хотел было встать, но Ефрем, сделав гневное лицо, толкнул меня в грудь.

– А ну лежи, куда собрался! Ты мне еще не рассказал о том, кто ты такой и чего добиваешься, а также за что это такой серьезный человек, как Иван Саркисов, взялся вплотную за твою маленькую персону.

Я обреченно вздохнул. Рассказ предстоял долгий, если я хотел отплатить батюшке за добро всей правдой.

– Я расскажу, только можно мне сначала глоток воды, – попросил я.

– А ты из города?

– Да.

– А как там?

– Очень жестокие люди.

– Но там их много! И большие здания, наверное.

– У богачей большие дома, а бедные ютятся там, где могут.

– Ты как поправишься, уйдешь?

– Да.

– А куда?

– Твой отец посоветовал мне идти как можно дальше от людей, к востоку от Станции, в сторону водохранилища.

– Там страшно и никто тебе не поможет! Ты же ранен, я слышала, за тобой Саркисов охотится.

– Да нет.

– Отец сказал, что да!

– Он за мной не охотится, но обязательно пойдет по моим следам.

– Как так?

– Не важно.

– Возьми меня с собой!

– Зачем, Даша?

– Я хочу встретиться с Саркисовым.

– Он и так сюда придет, зачем тебе еще куда-то уходить?

– Здесь отец. А там, когда он найдет тебя и убьет… он же не сможет бросить девушку одну.

– Ах, вот в чем дело.

– Только отцу не говори!

– Саркисову, на вскидку, лет сорок, тебе не больше восемнадцати. Зачем он тебе?

– Я очень давно его знаю! Он настоящий мужчина, только о таких мечтают женщины.

– Пожалуй, это не мое дело.

– Ты возьмешь меня с собой?

– Нет.

Она резко поднялась, одарив меня злым взглядом серых глаз, сморщила аккуратный носик, отвернулась и выскочила из избы.

Глава 7

Я сидел на крылечке. Второй день моего пребывания у батюшки Ефрема подходил к концу, припекавшее весь день солнце понемногу сдавалось, опускаясь все ниже к лесу. Я наблюдал за тем, как раздетый по пояс бородач, чье крепкое мускулистое тело блестит от капель пота, равнодушно и монотонно колет дрова. Он неторопливо поднимал колун, потом с чувством обрушивал его на здоровый еловый чурбак, потом снова поднимал его и снова обрушивал. Я наблюдал за тем, как под загорелой кожей на руках и спине перекатываются мышцы.

Этот серьезный угрюмец смотрелся особенно колоритно на фоне старой кирпичной церкви. Звонница развалилась, осыпавшись к подножию бесформенной кучей кирпича, казалось, ее верхушку срезало огромным снарядом. Над крышей купола кружило несколько ворон.

Церквушка была маленькая, но, судя по остовам домов вокруг, когда-то здесь была большое и богатое село. Теперь устоял только один дом.

– Был пожар, – сказала мне Даша, усаживаясь рядом на солнце и вытирая руки о посеревшее полотенце. – Давно уже, вишь, все подлеском заросло. Я маленькой была. Вокруг все пылало, жуть. И гром грохотал. Отец говорил, это нас Бог покарал за прегрешения. Потом люди ушли. Те, кто выжил. Сказали, место это проклято и Богом и Дьяволом. Отец кричал на них, обвинял их…

Нам пришлось хоронить… то, что от людей осталось. И маму в том пожаре похоронили, – она тяжело вздохнула. – В доме, который ближе всего к церкви был, хозяева три газовых баллона держали, вроде как богатые, на зиму запаслись… такой ужасный взрыв был, от него колокольня осыпалась. Теперь некому восстановить, да и не надо. Сюда редко приходят, детей крестить или обвенчаться, а так… кому теперь нужно грехи отпускать, все люди больше о выживании заботятся, Бог стал не нужен.