Текст книги "Вера в сказке про любовь (СИ)"

Автор книги: Евгения Чепенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Заслышав имя мальца, я и проснулась, и приободрилась. Всю неделю из кожи лезла, придумать правдоподобную причину пыталась заполучить у Света личное время его сына и право на какой-нибудь крошечный маневр, а тут рыбку мне в сети мама сама загоняет.

– Все устрою по высшему разряду.

– Нет! – мама даже голос повысила. – Просто помалкивай и улыбайся. Была бы возможность я бы наврала, что ты не русско-говорящая или немая.

Довела я, однако, родительницу до белого каления.

– Я честно и искренне обещаю. Не как обычно, а на самом деле, – пришлось признаться.

Мама тяжело вздохнула в трубку.

– Поглядим. Свет о тебе совсем молчит, только плечами пожимает. Ты агрессивная, а страдают пожилые и мальчик.

– Хорошо – хорошо, намек поняла. И не такие уж вы и пожилые, – спустя секунду молчания добавила я. – А мальчик не пострадает, мы с ним друзья навеки.

– Эк, – крякнула мама. – С чего это?

– У меня есть Пофиг и телефон с играми.

– Железные аргументы.

Вот дает! Все-таки есть еще ягоды у мамульца в ягодицах. Сарказм неприкрытый в ход пустила.

– И когда съезд объединенной семейной партии?

– Сегодня в шесть, не опаздывай.

– Так точно.

…

– Ты опоздала! – мамульчик стояла в коридоре со сковородой наперевес и хмуро на меня смотрела.

– Вот и опала.

– Она самая, но не на людях.

Иначе говоря, Вере не уцелеть, но потом. Тоталитаризм тоталитаризмом, а расстрелы при гостях не устраивают.

– Ты – настоящий дипломат.

Неожиданно туловище мамы отодвинулось в сторону, и вперед вышел Тём. И, учитывая удивленный взгляд мамы на мальца, туловище она подвинула не по доброй воле.

– Киса? – как обычно без предисловий и лишних уточняющих слов поинтересовался Артёмка.

– Киса дома, – серьезно ответила я.

– Идти, – уверил меня мелкий из клана мужчин.

– Ляжешь спать, проснешься и будет киса, – если верить теории, пространные понятия, наподобие «завтра», «потом» или «с утра», будут для него эквивалентны белому шуму. Как вроде, если я совсем ничего и не сказала. А вот набор конкретных ступеней действий он осмыслит. Неплохо бы выяснить насколько длинную последовательность он может объять за раз.

– Артём, иди сюда! – послышался из зала недовольный оклик. – И скажи Вере «привет».

Тёмка ускакал вприпрыжку и молча. Многого Свет своими «скажи» не добьется. Для мальца «привет» то же самое что для меня «страпидустер». Один раз вслух сказать чисто любопытства ради можно, но зачем – не понятно. Хау, бледнолицый вождь, ибо так принято для социальной вежливости.

– Ты его понимаешь? – склонившись ко мне, прошептала мама.

– Очень надеюсь.

Расположение стола в гостиной с прошлого сбора не поменялось, поменялось только наполнение. Потчевать нас сегодня намеревались не голубцами, а фирменными тушеностями в горшках. Фирма тут в фокусе с закуской прячется: мама вместо крышек лепешки запекает – вкус непередаваемый, да и впечатление производит на гостей.

– Привет, – искренне приветливо и, кажется, даже чересчур радостно улыбнулся Свет.

– Привет, – постаралась улыбнуться не меньше, не больше я. Ответ на всякий случай будем давать симметричный.

Альбертович на диване аж ровно сел.

– Подружились что ли?

Я вопросительно взглянула на обитателя «Пандоры». Мало ли что он своему родителю рассказывает, а чего нет. Лишнего сболтнуть не хотелось. Поразительно, сколь сильно меняют поведение человека скрытые мотивы. В данном случае меняют меня.

– Похоже на то.

Прозвучало неопределенно, не оскорбительно, не по дружески, без сексуальной подоплеки, не холодно. В общем, толкуйте, господа, как хотите.

– Да, – добавила я на вопросительный взгляд Рудольфа.

– Что «да»? – не сдавался мой новый батько.

– Всем и на все «да». Я сегодня в благоприятном расположении духа.

Сын с моей фирменной способностью переводить любой разговор в бессмысленный треп ознакомился. Теперь ознакомим отца.

– Неожиданно, – заключил папа и сощурился, да так, что я от улыбки не удержалась. Лысая подозревашка – ни дать, ни взять. Не напрасно мама вокруг него так и порхает. Умильный мужик.

Тихий смешок со стороны Света подлил масла в огонь моего самолюбия. О да, детки, я в ударе… когда мне что-то надо.

Пока любовалась собой, а мужики мной, салат, что мамо опрометчиво поместила на край стола, пополз вместе со скатертью и всей своей салатной массой чвакнулся на диван. Никто не помер, квартира не сгорела и даже ваза не разбилась, но лица у мужчин сделались одинаково паникующими. Портретное сходство образовалось на лицо, и только сосредоточенная моська Тёмыча, вылезшего из под стола, срывала эффект.

– Ох, – сказала вошедшая мама и правдоподобно ухватилась за сердце. Как на олимпийском забеге с отрывом в десятые доли секунды стартовали Рудольфович и Альбертович. Учитывая кровное родство с убийцей салата, лучше б сидели, честное слово.

Скатерть дернулась сначала за одним бегуном, потом за другим, посуда жалобно звякнула и покатилась, посыпалась как хрустальный дождь куда попало.

– Ой, – сказала мама, совсем не обратив внимания, что ее загребли две здоровые волосатые лапищи Альбертовича.

– Это же к счастью, – забил в родительницу гвоздь новый сын.

Артём, что после выхода из-под стола стоял рядом со мной и наблюдал сцену, вдруг рухнул на пол и заревел, навзрыд, громко. Это у обычных семей сейчас все бы закончилось уборкой, но наши приключения только начинались.

– Бокальчики! – кричал между всхлипываниями несчастный ребенок и продолжал усиливать поток слез. Мама вообще забыла, что у нее сердце, и бодрыми перебежками принялась носиться по квартире, стараясь впихнуть мальцу все вкусное, прикольное и интересное, что можно только впихнуть ребенку. Но Тёмыч оказался бойцом стойким. Права потерянных хрустальных фужеров и бокалов были важнее торта и конфет. Торты и конфеты не вернут к жизни утерянное добро, поэтому, чем больше его успокаивали, тем сильнее он ревел.

Отец правозащитника, товарищ оказался бывалый и сразу же после начала общественной акции перешел к реализации принципа: «с глаз долой, из сердца – вон». Никогда не видела, чтоб уборка проходила так быстро и качественно. Рудольф при этом где-то нашел еще точно таких же фужеров и бокалов.

Как только стол приобрел свой изначальный вид, малец закрыл все краны и, как ни в чем не бывало, прямо на полу перешел к торту.

– О, господи, – вспомнила мама, что у нее сердце. Теперь по квартире носились два мужика, правда они не вкусняшки искали, а «травяные капельки». Капельки нашлись быстро.

Теперь на полу сидели двое довольных людей, двое других сидели напротив, тревожно всматриваясь в настроения двоих первых. И только я стояла над всем этим безобразием. Во-первых, мамчик сердцем не болеет точно, она просто за него, как за орган стресса хватается. Во-вторых, Артём, как любой особый просто не любит ситуации «из ряда вон». И только я одна – оплот разума и спокойствия в этом ненормальном семействе…

– Вера, убери салат, – прервала мои самовосхваляющие размышления родительница.

– Вера, убери салат, – слегка исковеркав фразу, повторил Тёмка, по-прежнему набивая рот тортом, точнее зелеными и розовыми его частями. Листики там, розочки, сердечки… Знали бы кондитеры, что некоторые их произведения едят по цвету. А если быть еще более точной, то сначала в ход шло все зеленое и только потом розовое. Миндальную стружку парень поочередно и тщательно выплевывал.

– Я уберу, – ошпаренным котом подскочил Рудольфович. Через зюк он казался самоуверенным хозяином жизни. Без зюка он все больше и больше покорял мое нежное женское сердце такой редкой в наше время человечностью. Или это он вблизи от сына такой. Кларка Кента вырубал криптонит, моего Хуана – отпрыск.

В общем, мужик сказал – мужик сделал. Диван был чист, я чиста, торт понадкусан…

– Предлагаю считать торжественную семейную встречу открытой, – огласил первый тост Рудольф и засмеялся своей же шутке. Остальные тоже засмеялись. Пока все вежливо смеялись и звенели хрусталем, Тём в капусту покрошил четверть запаса мамулькиных бумажных салфеток с клубничками. Пересвет попытался заругаться на сына, тут же получил нагоняй от мамчика, понаблюдал как «деточке» подсунули еще полпачки таких же салфеточек и махнул рукой, а потом махнул полтора бокала шампанского.

 Не выдержала душа поэта.

Я, конечно, поддержала бы аполлоноподобного всеми руками, вот только с родительницей спорить позорно струсила, поэтому поддержала товарища шампанским.

Разговор за столом, понятное дело, за вечер так и  не склеился. Кабы не новоиспеченный глава семейства, не сложилось бы у нас непринужденной болтовни, а Альбертович обладал чудесной способностью говорить много, с шутками и ни о чем. Урожденный политик, ей богу.

Откровенно говоря, вот такие застолья в советскую эпоху, может, и служили поводом для дружеских посиделок, да приятных поболтушек. Это если судить по старшему поколению, а вот если судить по нам со Светом, то вся эта канитель в новое время очевидно удручала. Я готова была зуб поставить на то, что, вытуривая меня за дверь в тот памятный день, когда я, нахальная, но неотразимая женщина, старалась выманить у него помощи, он чувствовал себя много свободнее и увереннее. Сейчас даже алкоголь не спасал, расслабиться мы не могли оба.

На пике подобных мыслей я с глубокой печалью взглянула на товарища по несчастью. Ждать в ответ ничего не ждала, поэтому, когда товарищ неожиданно подмигнул, я замерла.

– Подойдите ближе, бандерлоги, – шипел в мультике мудрый Каа.

Хуан ничего не шипел, но под его взглядом я тоже могла бы подойти ближе, если б край стола в грудь не упирался. Куда уж хуже, правда? А, вот и нет!

– Подмигиваешь? – далеко не тактично прервал собственный длинный анекдот Рудольф. – Дорогая моя, дети хотят побыть наедине. Пора вызывать такси.

Я со школы так отчаянно не краснела. И вроде застукали на безобидном… и вроде застукали не меня…

– Вера? – потрясенно уточнила мама, глядя на мою потерянную моську. Хоть бы мимикой уточнила, прямолинейная моя. Ан нет! Вслух сдала. Конфликт отцов и детей в действии.

– Наедине было бы неплохо…

Теперь я в немом изумлении изучала Пересвета. Мало сейчас неприличных мыслей в голову старшего поколения пришло. Надо побольше!

– Веру домой проводим и спать уложимся, да сын?

– Да, – на автомате кивнул Артем.

Сама не заметила, как облегченно выдохнула. У мамика отлегло от сердца громче моего.

– Шуточки у тебя, – пробубнила я, стоило таксисту выехать со двора.

– Я когда нетрезвый, у меня юмор хромать начинает.

– Толтик, – благоговейно протянул Тём над большой понадкусанной им же массе теста и крема. Массу водрузили на пластмассовую подложку под прозрачный колпак. И все это безобразие ребенок себе на колени поставил, чтоб надежнее.

– Вела, хочешь толтик? – тут же поинтересовался папа ребенка.

– Кушайте сами. Вела потолстеет.

– Ну и холосо. И так неприлично идеальная, могла бы хоть немного спуститься к грешникам.

От меня не ускользнул отразившийся в зеркале любопытный взгляд водителя. Уловила я этот взгляд случайно, пока свой недоуменный на Света переводила. Признаться, просто не поняла, как толковать сказанное. С одной стороны: шутливый диалог вели. С другой: слишком серьезно он это произнес и язык уже на детский манер не каверкал.

Я прищурилась и настороженно вгляделась в лицо своего спутника. Если бы он хоть нахмурился, хоть бровью повел, но нет. Преданный, немного затуманенный взор выдал в аполлоноподобном паршивого шутника. А я-то, наивная, думала одна умею людей в тупик ставить.

– Не хочу к грешникам, богине и на Олимпе неплохо.

Свет откинулся на спинку сиденья, глаза прикрыл и сладко улыбнулся.

– А грешник давно надеется, что она все-таки ненадолго слетит к нему.

Мы с таксистом переглянулись не сговариваясь. Наверное, на лице у меня сиял немой глобальный вопрос, потому что пожилой дяденька плечами так выразительно пожал. Мол, сам не понимаю, милочка, клеит тебя твой спутник, шутит или в стельку пьяный.

Что еще сказать я не придумала, так и ехали остаток пути до дома в полном молчании. Молчание нарушил телефонный звонок, когда я все еще под впечатлением и обутая сидела посреди своей прихожей, погрузившись в размышления.

– Что? – вышло не совсем вежливо, но мне было не до норм приличия.

– Хочу восемьдесят девятую страницу из романа про зверя вживую и на себе.

Я растерянно поморгала, затем, скинув туфли, побежала в гостиную, где на книжной полке стояли экземпляры опубликованных романов. Про зверя у меня был только один, так что безошибочно нашла упомянутую сцену. А когда нашла, что называется, в зобу дыханье закончилось.

– Вера? – проверил мое присутствие на линии Свет.

– Вера слушает.

– Слушает и молчит?

– Слушает и офигевает.

Он засмеялся, да так, что у меня мурашки по спине пробежали. Тихо, расслабленно. От такого смеха кровь вскипает. Повезло мне, что сейчас далеко. Ну, или ясному соколу повезло, что я сейчас от него далеко.

– В общем, зачем звоню?

– Зачем? – поддержала я вопросительную интонацию.

– Беру свои слова назад.

– Бери! – что будет дальше, понятия не имею, но оно и неважно. Главное в жизни: вовремя пойманный сюрприз! –  Уточнишь какие?

– Я уже не помню. Короче, если исключить вот все эти… – Свет на мгновение задумался, видимо теряясь, каким словом обозначить дальнейшую мысль, – все эти про любовь, то выходит интересная книга.

– Ага, – озадаченно согласилась я.

– Ну, пока.

На этом наш странный диалог закончился так же неожиданно, как и начался.

Воскресенье

– А потом?

– А потом меня укусил Пофиг.

– Мужи-ик, – довольно протянула Каринка. – Ревнует.

– Вообще говоря, есть хотел, но твоя версия звучит красивше.

– Слушай, Вер, сдается мне, нашелся у тебя равный противник…

Я нарисовала очередную бессмысленную каракулю в блокноте, пока ждала продолжения фразы от подруги. К сожалению, на этот раз Кариночка решила поиграть в Далай-ламу.

– Сказала «а», госпожа Великий гуру, говори весь алфавит.

– Будто ты сама не догадалась, к чему веду. Когда в последний раз тебя в тупик ставили? Когда ты последний раз сходу не просекала, что у противника в голове творится и в намерениях. А этот парой фраз тебя в ступор ввел. Не знаю только, хорошо оно или плохо.

– Ни то, ни другое, – быстро нашла я ответ.

– Почему?

– Он, конечно, клевый со всех сторон. Как штрудель в сиропе и под сахарной пудрой. Пару лет назад, проглотила б не пережевывая, а сейчас привлекает, но только моментами. Наплывами такими своеобразными. В остальном равнодушна я к сладкому стала. Малец его меня занимает больше.

– Возраст мамочки?

– Нет, дело не в этом, – я со стыдом вспомнила, что про Тёма умолчала подруге. – Знаешь, процессы в голове мелкого своеобразные.

– О! Дорогая, ты в своем репертуаре.

– Я признаю, Свет шикарный, и радиус поражения его обаяния обширный…

– Но?

– Но стоит мне покинуть поле его зрения, и я на свободе. Не замыкает меня.

– Все. Прожженная холостячка, – без колебаний вынесла вердикт Карина. – Придется мужику на уши встать, чтоб тебя в загон заманить.

– Мужики только в романах на уши встают. В жизни это делают женщины.

– Ну, во всяком правиле есть исключения. Маркова уже не помнишь?

Я задумчиво почесала ухо карандашом. Маркова я помнила. Очаровательный владелец двухлетней овчарки, трехкомнатной квартиры в Болгарии и кудрявой черной шевелюры. Марков был старше меня на год, холост и по его словам безоглядно влюблен. Безоглядно, но не взаимно, о чем я ему и сообщила.

– Сколько раз ты ему отказала? Три? Четыре?

– Да не отказывала я ему, и не три-четыре. Сразу правду сказала и все.

– И поэтому он в Питер набеги совершал внеплановые, да? А Удальцова вспомнишь?

– Не вспомню, – нахмурилась я. – Не хочу.

– Молодец! Будешь великой Нехочухой!

– Ты же только недавно подозревала Хуана в моем коварном использовании.

– Мало ли я кого и в чем подозреваю. Да и потом, тобой разве воспользуешься? Где сядешь, там и слезешь, если вообще сядешь. И губу не раскатывай, я весь этот диалог не из матримониальных соображений затеяла, а из соображений констатации факта. Будь готова.

– Как пионер?

– Как Штирлиц! В наше время пионеры не выживают.

– Вот это и пугает.

– Ладно. Обсудили твоего Хуана, а теперь главный вопрос на повестке дня: моя свадьба.

– Ты в белом? – без труда свернула я за Кариной.

– В кремовом, подумываю на персик замахнуться. Замахиваться будем совместно. Заеду через полчаса. Отсчет пошел…

Ну, полчаса – это сильно сказано. Будучи женщиной деловой, а значит по принципу состоящей в почетной гвардии людей-электровеников, Каринка семафорила под окнами уже через двадцать минут.

– Чего так долго?

– Полчаса без пары минут, проверь смску, – в таких случаях я всегда заведомо после фразы «отсчет пошел» отсылаю ей стартовое сообщение. Текст не важен, важно только время отправки. Холодная логика – непревзойденный способ борьбы с шустрым нетерпеливым человеком.

– Хм, – задумчиво произнесла невеста, выезжая из двора. – Тогда погнали.

– В свадебный салон?

– Нет. Чего я там забыла? Атлас, кружева, бутафорию и бантики? – Карину аж передернуло.

– Поехали туда, где подороже. Все чином будет. Зеркала, вежливые девушки, нежный шелк…

– И цены. Нет, дорогая. Не в том я уже духовном состоянии, чтобы прынцессой быть или родне повод для попойки организовывать. Поедем мы с тобой к одной замечательной семье. Мама с дочкой, обе историки, занимаются созданием костюмов на заказ. Что-то там у них уже есть, а ежели не подойдет, они обещались состряпать за пару недель. Будем фантазию развивать.

Я вдруг поняла, что со всеми своими новыми мужчинами так и не удосужилась уточнить у подруги детали бракосочетания.

– А я тоже не в теме, – отмахнулась Кариночка. – Жорик сказал, сидеть в стороне и молчать. Он там что-то романтичное мутит. А когда мужик мутит что-то от души, печени и сердца, истинной женщине остается только молчать и вовремя восхищаться. Даже если оно дарит в порыве искренней любовной страсти лысую гвоздику на поломанном стебле, главное что дарит и что в порыве. Ну а научить, что дамы сердца предпочитают алые розы, можно по-тихому и со временем…

– Короче! – прервала я поток очередных и без того известных мне мудростей.

– Короче, Жорж сказал ехать туда, меряться и ни о чем не думать. Он уже обо всем договорился.

– Ну и правильно, – после короткой паузы сделала вывод я. – А то ты бы после раздумий и подсчетов отправилась бы в ЗАГС в понедельник в обеденный перерыв. Дешево и сердито.

– Зато неделя в Марокко.

– Может, он круче придумал.

– Нисколько не сомневаюсь. Ты понимаешь же, что сейчас ни ты, ни я не представляем, что нас в примерочной ожидает? Может корсетное безобразие с жабо вместо шеи или блестящий панцирь 3РО…

– Мило. Идешь ты, а рядом он, Чубакой наряженный. Идеальная пара.

– Чего доброго! С моей попой только «звезду смерти» изображать.

– Не наговаривай почем зря. Это ж я! Хитрость не прокатит. Хвалить твой зад не буду.

– Черт, – правдоподобно оскалилась Карина. – А я так надеялась. Жорик зовет ее булками. А где же, говорит, мои булочки, сейчас сделаем хот-дог.

На последнем слове я зажмурилась и далеко не женственно захохотала.

– Вот и меня ржать тянет, а на секс – не поверишь! – вообще не тянет. Зато ему эротишно. Мужское чувство прекрасного. Когда-нибудь мы его поймем… Когда-нибудь… Когда на земле останутся одни геи.

– Типун тебе на язык.

– Спасибо, – Карина со скрипом шин тронулась на светофоре, подрезав маршрутку. Суровый кавказский мужчина за рулем смерил нас неодобрительным взглядом.

– Императрица Карина Федоровна, матушка, как вы смотрите на прогулку по парку и уединенное чаепитие в тени берез? – больше сорока минут спустя я крутилась перед зеркалом любуясь собой. Восхитительная штуковина из невероятного количества полупрозрачной, вышитой серебристой нитью и бисером ткани, струилась по мне, аккуратно намекая на все положительные аспекты женской фигуры.

– С превеликим удовольствием, сестрица! – довольное лицо Карины говорило само за себя. Если мое платье было офигенным, то ее – охренительным. Никаких жабо и принцесс. Я ведь неспроста назвала ее императрицей. Она и в самом деле сейчас походила на тот потрясающий портрет Марии Федоровны в одном из залов Александровского дворца в Царском селе.

Только любящий мужчина мог знать, как именно заставить свою прагматичную бесконечную упрямицу стать вдруг женственной и романтичной. А именно такой выглядела моя подруга. Беззащитной, немного потерянной и счастливой.

– Боже храни меня, Вер, я похоже на старости ума лишилась.

– Влюбилась что ли? – поняла я ее смущенную интонацию и непривычно тихий, мягкий тембр.

– Оно самое. Если раньше я хоть недостатки его замечала, то вчера поняла, что гляжу на улице не на высоких мускулистых твердозадых, а на низких лопоухих пузатоватых. Ты только вдумайся! Ну, какая нормальная женщина не считает сексуальными первых, и возбуждается от воспоминаний об одном единственном мужике при виде вторых? Я ж их всех рассматриваю с позиции: а у этого правый верхний зуб кривой, как у Жорика, у того привычка подпрыгивать при ходьбе, как у Жорика, у третьего волосы из уха растут, как у Жорика…

– Во-от давай без подробностей, – заикнувшись, воскликнула я.

– Это не просто твое нервное «во-от»! Это, по идее, нормальная реакция нормальной женщины. А у меня сначала сердце ухает, потом умиляшка накрывает, а потом еще – привет психушка! – возбуждаться начинаю.

– Ну, как вам?

Хозяйка квартиры бесшумно скользнула в комнату.

– Я бы прям так забрала, – без лукавства пробормотала я. – Даже если б одевать некуда было. Это потрясающе!

Пожилая женщина смущенно улыбнулась.

– Ну, мы доделаем и забирайте. Хорошо, когда что-то так сильно нравится. А невеста? Наша главная героиня, как вам?

Карина, которая казалось вдруг погрузилась в состояние анабиоза, молчала и озадаченно смотрела на свое отражение.

– Главная героиня тоже в восторге. Вы не видели, как она пару минут назад сияла. Она просто пока без дара речи, поскольку только что осознала, что влюблена в будущего мужа. Вы не обижайтесь. Она у нас барышня глубоко прагматичная. У нее это за тридцать лет впервые.

Хозяйка рассмеялась.

– Ну, любовь не такая уж страшная штука. Тут, главное, не паниковать и дышать глубже, – женщина оказалась с юмором. – Раздевайтесь, а уж  вашему жениху я сама позвоню.

– И я позвоню. Скажу, что у нас по плану паб, – прошептала моя напуганная суровой действительностью подруга.

Глава 6

Питер – город контрастов. Никогда не устану это повторять и помнить. Вот ты бредешь по набережной канала или Невскому, ощущая дыхание Северной Венеции, а вот ты сворачиваешь на Большую Конюшенную и, кажется, попадаешь на мост, что прямиком ведет тебя в столицу Шотландии, где так процветает культ пива и эля. Каждый подвал так и манит оригинальной вывеской и слегка развязной теплой атмосферой. Здесь вам нальют, здесь вас поймут, развеселят, поддержат. Здесь все друзья, даже незнакомцы. Здесь все болельщики, даже если керлинг. Здесь все азартны, даже если нет.

И любой завсегдатай знает, выходишь из паба – пройдись до конца улочки. Там, за поворотом, сердце любого пьяного русского тихо замирает в умилении. Там… рядом с памятником образцовому городовому. И на ум приходят старые пьесы из школьной программы, и тянет душу легкой тоской.

Впрочем, есть на Конюшенной старый партизан, что неизменно сбивает спесь с европейского лоска города. Та самая советская пышечная. Да, да, она родимая, в которой все советские туристы ели еще ленинградские пончики. Все с теми же нарезными салфеточками из плотной бумаги, все с той же посудой и тем же кофе со сгущенным молоком и все с теми же очередями. Самое поразительное – это наследие постоянной длинной очереди… Но вернемся к пабам. Точнее к Каринкиному горю… или счастью – она пока не определилась.

– Вера! – вещала моя подружка, грызя гренку. – Чего делать?

– Честно?

– Я столько стаута вылакала… Конечно, честно! По трезвому еще жажду услышать то, что хочу услышать, а так – давай правду.

Я подперла щеку кулаком и пристально уставилась на Карину.

Может дело в старой своеобразной дружбе, а может дело в моей врожденной романтичности, которую за тридцать лет жизнь так и не искоренила, но последние годы Карина напоминала мне женщин с портретов начала девятнадцатого столетия. Темные кудри, которые она неизменно старалась выпрямить, шоколадные живые глаза и замечательная в своей припухлости фигура. Наверное, оттого, что когда-то в юности она была грудастой худышкой, нынешняя, принявшая естественную женственность фигура удручала хозяйку. А как по мне, так выглядело изумительно аппетитно. Чего стоят взгляды «мальчиков» за соседним столом.

– Расслабься и плыви. Ты ж давно знала, что любишь.

– Давно, но не так. Ты… Это… Понимаешь, раньше я знала, где кончаюсь я, где начинается он. А сегодня поняла, что уносит!

Вот в этом Карочка не изменилась со студенческой скамьи. Будучи пьяной, она излагала мысли кратко, странно, но понятно.

– Ну и что? Его-то, очевидно, унесло давно и прочно, иначе с чего бы вполне себе прагматичный пузатик начнет заморачиваться по романтике бракосочетаний?

Карина перестала отчаянно хрустеть гренками.

– Я с этой стороны как-то не думала…

– Редкий мужик любит сложности в отношениях с женщиной. Только в отношениях со своими великовозрастными игрушками они запоминательны и внимательны, а супротив – это уже чаще всего не мужики или не совсем мужики. Тебе не кажется, что тебе повезло?

– Э-э-э, – обеспокоено протянула Кариночка. – Мне и так боязно, а ты еще больше пугаешь.

Я состроила суровую физиономию и подняла указательный палец на манер великого старца.

– Мудрость излагать будешь? – догадалась подруга.

– Подожди. Я готовлюсь.

– Ну.

– Да. Вот, – я откашлялась. – Не ссы!

– Спасибо, помогла!

Мы заулыбались друг другу.

– Сарказм?

– Поймала.

– Прошу прощения, – вмешался в наше уединение приятный мужской голос. – Вера Поликарповна?

Мы с подругой одновременно уставились на новое действующее лицо. И если Каринчик недоуменно сморщила нос и нахмурилась, как бы всем своим видом вопрошая «чего надо?» и «кто тебя звал?», то мой организм выдал львиную долю адреналина, ведь над нами возвышался «ОН» и искренне улыбался.

– Здрасьте, – приворожено промямлила тридцатилетняя и вроде бы умная женщина.

– Ёпт, – не удержалась Карина.

– Вы меня, наверное, не помните, – понял по-своему наши реплики мой вкусовой идеал. – Неделю назад я к вам заглядывал с директором. Всего на минутку…

На этом он восхитительно умильно засмущался.

– В библиотеку. Помните?

То ли алкоголь реакцию замедлил, то ли идеал выглядел слишком идеально, но я не сумела дать звуковой ответ и просто кивнула.

 – Отвлекать вас совсем не хотел, просто увидел и подумал, что могу поздороваться, ну и спросить. Понимаете, неделю уже мучаюсь… А что за книга?

– Книга? – озвучила мои мысли Кариша.

– Да. Тот текст, что обещали завтра детям…

– Рукописное «скитское покаяние», – перебила я его невнятные объяснения.

– Да? Спасибо, – ретировался наш собеседник в соседний зал так же быстро и неожиданно, как появился.

– Это чего сейчас было? – Карина повернулась к моему растерянному лицу.

Только разве ж я знала? И сама ничего не поняла. Второй мужик за последние сутки, которого я совсем не поняла.

Пребывать в неведении Карочке тоже не понравилось:

– Сходи проясни!

Меня почему-то такая обида вдруг накрыла и пофигизм.

– Не хочу.

– Но он же идеал тот самый…

– Да, и пошел он, идеал! Достали.

Зла я была не на шутку, поэтому угрозу исполнила, как положено. Иначе говоря, и думать забыла и о Хуане, и о парне в соседнем помещении. У них своя жизнь, у меня своя.

И даже когда таксист уже глубокой ночью доставил меня домой, я все еще упорствовала этой мыслью. Все надоели, никого не хочу.

Кое как избавившись от босоножек и тут же рядом прямо на полу в прихожей оставив сумочку, я забрела в ванную смыть с лица косметику. Эль уже успел выветриться, оставив после себя легкое ощущение досады и тяжести в голове. А может последнее – всего лишь следствие позднего часа.

Из ванной я прошла в комнату, не глядя, включила свет и стянула платье через голову, следом сняла белье, потянулась к домашней футболке и только тогда сообразила, что устраиваю представление перед незашторенным окном. Я поспешно выключила свет.

Итак, по закону жанра, сейчас там, у своего темного окна должен стоять герой и наблюдать, как героиня опрометчиво и сексуально демонстрирует свое тело. Всякое расстройство, как рукой сняло. Вместо этого стало любопытно, может и впрямь он там стоит. Для начала попыталась вглядеться в темные окна Пересвета невооруженным глазом. Не вышло. И вот уже мы с зюком в привычной позе капитана всех разведчиков маячим на кухне.

Много ли женщине для приключений надо? Даже реальность необязательна. Главное – воображение!

Что ж… по закону реальности, в окнах Света царило сонное царство. Никто ни за кем не следил, и никому до меня не было никакого дела. Вот так, успокоив подругу перед свадьбой, не поняв двоих красавцев и не став объектом подглядывания, разочарованная жизнью я отправилась в свою холостую постель, чтобы утром начать последнюю рабочую неделю перед школьными каникулами.

Понедельник

«Реально сидит?»

«А сидеть можно нереально?»

– Вера Поликарповна…

Я отвлеклась от переписки с Кариной, которую сама же и начала в приступе легкой паники. На меня преданно смотрел Кох. Поправлюсь, как выяснилось Кох-младший. Васнецов собрал рюкзак и подскочил к моему столу следом за другом, едва не сбив того с ног.

– А у вас еще что-нибудь такое интересное есть?

– Есть, – тут же отозвалась я. – Собрание дневников Достоевского, к примеру. Некрасов. Все – конец девятнадцатого.

– А в школу принесете?

Я отрицательно покачала головой. К этому моменту за спинами двоих ребят уже собралась остальная толпа старшеклассников. Раздалось разочарованное гудение.

– А вы считаете такие книги можно найти только у меня?

– Не-ет, – подозрительно сощурился Васнецов.

– Мы Вас знаем, – поддакнул Кирилл, навалившись на спину Коха-младшего. – Вы нас сейчас опять отправите куда-нибудь читать то, что нормальные люди не читают, или делать то, что нормальные люди в каникулы не делают.

Старшеклассники засмеялась, зашумели.

– Эх, раскусили, – деланно огорчилась я. – Ну, не хотите, как хотите…

– Вера Поликарповна! – Мариша всегда была моей любимой студенткой. Никогда не могла устоять перед ее безграничным любопытством и способностью увлекаться надолго и всерьез.

– Наш замечательный директор упоминал о помощи городским библиотекам волонтерами. Вы сходите к нему. Не представляете, что можно увидеть, если оказаться по ту сторону читального зала.