Текст книги "Хозяйка мельницы (СИ)"

Автор книги: Евгения Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Драгош надумал быстро. Привёл десятков пять. С собой. А много ли в засаде? Сами двадцать в овраге спрятали.

Вышли навстречу.

– Кто тебе красоту-то поправил? На сучок напоролся?

Правый глаз Драгомира закрывала повязка.

– Вас в орешнике искал, далеко больно спрятались.

– Сам как вор сбежал, – Владко выпростал саблю.

– Вор и есть! Вор! – прорычало войско.

– Давай меняться, Волкодлак. Твою сестру на Аскольдову.

Перестал дышать Владислав. Налились глаза жёлтым. Колотится в висках лихая брага, жаром бродит, на губах шипит. Настоялся хмель, тянет кровью. Пьянеет к бою кровь. Кто больше выпьет?

Люта степная сабля, свиреп варяжский меч. Тупятся о палицы, стонут. Горячи под рукой древки, дрожат щиты. Выручает турья хребтина. Плещут под ногами травы, дождём сыплются листья, купаются в ярости воины, прыгают на камни грудью. Стрелы чирками снуют, схватят из пены добычу – и с нею на дно.

Мало сабель у радимичей, мечут палицы, копья всаживают. Скольким головы пробили, нутро разворотили. Ловите-ка секиру.

Аскольд жалел уже, что Хильдико осталась дома. Её бородачка ровно рубит, чисто. Вон Асмунд – как молотком работает. Гвоздей не напасёшься. На колья вздеть нечего. Как видит что? Все глаза забрызгало.

Не мешает Драгомиру изъян – ловок с копьём. Грибы на нитку так не нижут, как он успевает. Будет воронов покормить.

Выдохлись дружины. Уступают радимичи, прогнулась дугой толпа. Манит в кольцо.

Поднимается гул из лога. Дюжина коростенцев, семеро варягов. Ведёт Светан.

Плачут струнами корни, крошится жирная глина – секут их когти. Дрожат щиты: впились в окоём клыки.

Ловок с копьём Драгомир. Рук ина вершок не отвёл – чуть поддал снизу. Притих Светозар. Тряхнул его радимич – глубже взял. Осел Ростиславич, только древко упасть не даёт. Течёт по древку как по жёлобу. Лизнул Драгомир волчью брагу. Поднял Светана на копьё, конец меж лопаток выходит. Достал Драгомир до развилки ольшаной – виси, Светозар Ростиславич, наследник, полей деревце…

Каплет со ствола мерно. Прожилки алой сканью занялись. Кричат над развилкой стервятники-вороны. Вторит им волчий вой. Опрокинутым колодцем – небо, по кромке ветви задыхаются: «У-бый… У-бый…»

Хвоя рассыпалась перед лицом. Лопнула с треском корчага. Провалились осколки в горло. Полилась по губам пена.

Владко свалился на трупы.

XIII

Хильдико дождалась сумерек, сняла ставни и пустилась в путь. Прохладно стало ночью, всё тепло день забирает, клонится дело к осени.

Колышутся верхушки яблонь, грозят кистеньками, лунной лудой частокол покрылся. Раскалил небо докрасна кузнец-Громовник – да уже остудил: звонкая вышла броня, лёгкая. Воздух – как будто холодное лезвие ко лбу приложишь: остыть, отдохнуть. Только над лесом полоска лазоревая.

Лунная выдалась ночь, ясная. Обнадёжила на быстрый путь, только посул не исполнила. Выбивается из сил соколица, ниже спускается, в ветвях путается. Вот досада ведь – зацепилась ожерельем за верхушку сосновую, порвалась нить, рассыпались камешки, прощай, Владиславов подарок…

Опустилась на ветку, заплакала.

– О чём горюешь, девушка?

Прямо под ней, на корнях, устроилась д евица – нитку крутила, серебряно-белую. Лунный свет лёг на прялку за поясом, и казалось, прядётся сам луч.

– Заблудилась, – Хильдико почувствовала, не стоит пока правду говорить.

– Смотрю, ты от Искоростеня летишь. Из дома убежала? Слезай, не бойся. Тебя никто не тронет, звери сюда не ходят.

Свейка спустилась. Глянула на незнакомку… Будто своё отражение в зеркале видит. Девушка обследовала её оборванный мужской наряд:

– Не жалеешь себя. Пойдём, переночуй у меня, тут близко. Поешь, отдохнёшь.

Хильдико обернулась – шагах в десяти от сосны серебрилась речушка. На другом берегу вертела колесо мельница. Против солнца вертела. Маленькая, как игрушка…

– На мельнице живёшь? Не страшно? – спросила Хильдегарде, с трудом изображая удивление.

– Нисколечко, – хозяйка отщипнула луч ногтями и заткнула за пояс готовое веретено. – Пойдём.

Гостья не стала перечить. Такая удача – она уж отчаялась.

Откуда ни возьмись слева от колеса выросли мостки. Хозяйка мельницы взяла путницу за руку и перевела по доскам. С торца была дверь – и крылечко, совсем как у жилой избы. Из-под ступенек высунулась чёрная морда – то ли волка, то ли пса – перемазанная молоком.

– Тихо. Свои, – чересчур уж ласково произнесла девушка. Яловичные туфельки ступали совсем бесшумно.

Изнутри мельница оказалась гораздо просторнее – точно хоромы. По стенам всё лавки резные, под лавками ларцы, воронёной сталью окованные, посередине – жернова. По всей поверхности рисунок высечен: звери, и птицы, и твари болотные, цветы диковинные, деревья невиданные. Блестят – как из горного хрусталя. Стучат, а муки в желобах не видно. Вокруг желобов – столбы не столбы, неотёсанные, кряжистые, побеги сквозь кору пробиваются, листочки малахитом играют. А в одном – вообще дупло. Выскользнула белка, прытью своей ствол опоясала, наверх ускользнула. Подняла голову Хильдико: а где крыша? Только кроны тёмные и небо звёздное, и луна клубком перекатывается.

Нащупала девушка оберег под рубашкой, два пояса – голое тело обвили. Не дадут пропасть. Не должны.

Приладила хозяйка прялку к донцу, убрала веретено в шкатулку.

– А теперь говори, как нашла меня?

– Ты меня с дороги угостить хотела, – набралась Хильдико смелости. Перед зеркалом страшно – когда не поймёшь, кого видишь. Себя или нет?

– Так всё готово, угощайся, – Хозяйка показала на стол. Мгновенье назад его не было… Дичь розовая, парная, и рыба пряная, и птица, и яблоки спелые, мёдом налитые, малина, смородина, ежевика – чего только нет… В кувшинах и мёд, и брага, и взвары, и травы настоянные… Всё бы опустошила, желудок жгутом скручивает… Но вспомнила: домой вернуться надо. Взяла ножку утиную.

Откусить не успела – скрипнула дверь, вошёл мужчина, весь чёрной шерстью покрытый и в шкуры одетый. Человек – не человек, зверь – не зверь, по половицам когтями стучит, из-под полы – змеиный хвост волочится.

Поставил на стол блюдце, причмокнул, усы у него были в молоке.

– Лакомка… – покачала головой Хозяйка. – Пойдёшь – иль на гостей моих посмотрищь?

– Свои, значит? – иззелена-жёлтые волчьи глаза окатили полынным настоем. – Не ты потеряла? – когтистая рука залезла за пазуху и выползла с жемчужным ожерельем. Целым – словно только что Владко отдал. – Ты ешь, ешь, косточку сохрани, пригодится.

– Теперь и не чужие мы, за одним столом ели, – Хозяйка стукнула чашей о чашу Хильдегарде. – Теперь расскажешь, как нашла меня?

Свейка пожала плечами:

– Случайно. Я за луной летела: тебя на ней видела. Остановилась – и встретила тебя.

– Ну наконец-то: кто-то понял. А я уж и дождей не посылала, и сама за твоим братом ходила, и княжичей звала, и в голос плакала… Никто и бровью не повёл. А Велес рассказал мне, – положила руку полузверю на плечо, – князь просил не беспокоить больше. Дескать, и так одни горести…

Велес? Вот он какой…

– А ты кто? Назови себя.

– Зови меня Светолика. Сестру мою – Темнолика. Она мельницу мою забрать хочет, колесо сломать, жернова разбить…

– Тогда быть беде на весь род людской? – Хильдико вспомнила Доброгневину песенку.

– Слыхал? Уж и песню сложили. А хоть бы кому дело было, – Светолика почесала Велесу за ухом. Ухо было острое, звериное. Он заурчал.

– И тебе моя помощь нужна? Если Велес тебе не поможет, что же я могу сделать?

– Я в бабьи ссоры не мешаюсь, – пророкотал Лесной Князь. – Дай-ка лучше ещё молока.

Светолика щёлкнула ему по уху и протянула полное блюдце.

– А что он сделает? Зверей натравит? Она их не боится. Она не слабее его, не слабее меня. Мы ведь сражаться – пожалуйста, колдовать, оборачиваться – пожалуйста. Знаки давать. А обманывать не умеем. А её надо хитростью. Так только люди способны.

«Ещё пугать до полусмерти», – подумала Хильдико. Вслух сказала:

– Что ж, если надо, я помогу.

– Спасибо тебе. Она придёт, когда луна спрячется. А скоро дождь. Поторопиться надо.

Зверь поймал языком последнюю каплю:

– Ну, вы колдуйте, девоньки. Я жернова посторожу, – и лёг под деревом дуплистым.

Хозяйка хлопнула в ладоши – стол исчез.

– Слушай меня, Хильдико. Мы с тобой схожи как сёстры…

– Мне притвориться тобой?

Сама ведь всё соображает…

– Да, это может помочь. Она придёт из болота, как только темно станет. Придёт – и будет в дверь стучать, аж стены ходуном заходят. Не пустим – колесо сломает. Тогда добро на земле закончится, а зло прибывать будет. Пустим – жернова разобьёт. Тогда новая жизнь не родится, а старая не продлится, а болезни лечиться перестанут.

Хильдико повернулась к сияющим камням: стучат тихо, гулко. Как сердце. А вокруг цветы пробиваются. Конюшина, незабудки, ноготки… Вал под полом ворочается, колесо толкает. Выше колеса – вода живая, ниже колеса – мёртвая…

– А с какой стороны болото?

– С этой. Через реку она не пройдёт, по мосту даже. Ещё она облик птичий принимает…

– Птичий… На птиц силки обычно ставят…

– Так то у тебя два пояса. Из них и сплети.

– Да их не хватит, Светолика! Шутишь надо мной?

– Не бойся, хватит. Я бы пряжу свою дала, но сестра её уже знает, знает, как из неё выбираться.

Хильдико ушам своим не верила. Славишь их, жертвы им приносишь, изобилия просишь, исцеления… А они без твоей помощи и не справятся… Разве Велес хитростью обижен? Разве Хозяйка мельницы такая слабая, если всё добро, всё благо у неё в руках?.. Хотя… она ведь сама их искала, ей самой Светоликины знаменья покою не давали. Могла бы наплевать – как князь с дружиною, как брат с варягами своими… А потом со всеми дружно локти кусать. Как славяне говорят, взялась за гуж…

Хитростью, значит.

– Светолика, скажи, есть у тебя ещё одна рубашка, как на тебе?

Хозяйка даже рассмеялась.

– Глупенькая ты, раз спрашиваешь. Всё есть, всё дать могу, но для обмана не могу использовать. Обману – я уже не я буду. Это вам, людям, хорошо. На любую тропку повернёте. А мне дорога прямая. И ему тоже, и остальным, – простёрла руку к жерновам: рядом на травке Велес дремлет, лапу посасывает. – Не проспит, не упустит. Я тебе вот что скажу: имя моё настоящее – Никий я. Молви его – и невидимой станешь.

Шепчутся девушки, меряет Хильдико обновку, пояса снимает, плетёт из них сеть. Тянется тесьма, узорами играет, не кончается. Пыхтит вода под колесом, колотят жернова. Сыростью тянет. Морок луну затапливает…

Поднимается хмарь от болота, без ветра к берегу ластится, густеет, плотью обрастает. Уж не туман, а птица крылья распластала. На вид как сова, а перья – камыш, спина – кора замшелая, лапы – коряги, клюв – железный, глаза – огонь болотный.

До твёрдой земли добралась, опустилась, встряхнула крылья, под обручья рукавом заправила, перо в подол срослось, волосы незаплетённые – как чёрный ил, лицо темн о– как скорлупа ореха спелого, нос тонкий, крючковатый, словно клювик. Всем хороша девица, только под подолом – не ножки полные, а кости затхлые. Потому и шаги громки, и следы глубоки.

Хильдико невидимкой притаилась у крыльца и на первой же ступеньке поставила болотнице [78]78
  Болотница – здесь: не конкретный мифический персонаж, а эпитет.


[Закрыть]подножку. Растянулась Темнолика, крепко ушиблась: развалилась нога, одна кость под крыльцо улетела. Хильдико схватила её тихонько и утиную подложила, какую за ужином обглодала.

Темнолика отыскала кость, приладила её к колену, а к ней ступню, и встала. Стучаться не пришлось: сестра сама из-за двери выглянула:

– А я-то думаю, что так гремит? Зачем пожаловала?

– Ты знаешь зачем, сестрица. И видно, сдашься подобру, если сама открыла.

– Не сдамся. Попробуй войди.

Хотела Темнолика взойти, но кость утиная подвела – короче потерянной оказалась.

– Хромаешь ты, сестрица…

– Это ты всё подстроила! Верни мне мою ногу!

– Не я!

Не умеют боги лгать. Светолика и не лгала.

Хильдико юркнула к двери и подсунула Хозяйке косточку. Не почуяла Тёмная сестра человека, потому что девушка поела с Хозяйкиного стола. Ещё бы больше съела – совсем бы омертвела. Но меру знала.

Светолика вынула из-за пояса голень:

– Отдам, если поклянёшься мою мельницу не трогать.

– Не дождёшься! Всё равно заполучу! Ко всем ты добрая, а для меня доли жалко!

– Потому что ты болотница поганая. У тебя всё гниёт в руках!

– Ах так! – хочет Темнолика птицей обернуться, но не может: чужая кость не оборачивается. Ничего, жернова возьмёт – новую себе смелет. Но у двери стоит сестра.

Кинулась на неё – Никийя невидимкой ускользнула. Стоит уж у ней за спиной, косточкой машет: догони, мол.

Металась Тёмная туда, сюда – и невдомёк, что бегают от неё две девицы, а не одна. Думает: ладно, пускай порезвится сестрица, а она пока в мельницу проберётся. Только к крыльцу – там её бер встречает. Чёрный, огромный, как туча, шерсть серебром и золотом переливается, загривком в притолоку упёрся.

Поборолась бы с Велесом, но не сейчас. Отшатнулась от зверя – прямо к девушкам в сеть.

Билась-билась – не порвёт пояса с оберегами. Угрожала, молила, кричала… замерла, когда девушек вместе увидела. Но ненадолго.

– Что, сами не справитесь? Перед людьми унижаетесь?

– Да люди посильней тебя будут. Клянись, Кереметь, своим именем, что к мельнице моей на полёт стрелы не приблизишься. Да торопись, светает скоро.

– Поклянусь. Когда птицы по-человечьи заговорят, а звери летать научатся.

Нахмурилась Светолика. Вздохнула Хильдико. Вдруг не даст клятву? Снова вернётся?

Бурлит под колесом вода, светлеет за рекой небо…

Ахнула Хозяйка. Встрепенулись все. Она смотрела через реку. Там, над деревьями, по дуге пролетел волк, растопырив лапы. За ним нёсся ястреб, и оба ругались: один по-славянски, другой по-свейски.

Велес поперхнулся молоком.

Хильдико зажала рот ладонью.

Темнолика-Кереметь заскрежетала зубами. Делать нечего, словами не бросаются. Так и уползла в своё болото. А кость Светолика туда же забросила, в самую топь.

Вернулись к Хильдико пояса и одежда. Дарила Хозяйка рубашку – не приняла. Дарила соболей, обручья – не взяла.

– Тогда скажи, что хочешь.

– Чтоб у древлянского князя коням приплод хороший был, а нашему хутору зимой не голодать.

– Будет, девушка, выполним. Только ответь: что за звери чудесные нам показались?

– Звери? Ястреб – мой брат, волк – жених.

Светолика перевела гостью через мост и села под сосну прясть. Велес положил голову ей на колени и задумчиво дёргал когтями струны на кленовых гуслях.

Замерло на миг колесо – и пошло посолонь. И пока колесо вертится, жернова гудят, зерно мелется – стоит белый свет.

XIV

– Как думаешь, Святча, быть мне князем?

– Ты что, Владка минуть хочешь?

– Куда ему теперь?

– Но у него и раньше было – проходило же.

– И сколько раз ещё будет?

– Но он зверей и птиц понимает, со всем живым говорит, как и батька. Значит, он князь, а не ты.

– А с людьми кто будет разговаривать?

– А мы на что? Поможем.

– Я к нему толмачом не нанимался.

Сняли Светозара с дерева, намыли, рану поясом прижали – и положили с саблей в головах, с луком и колчаном за спиной и флягой под рукой. Отец над ним ничего не сказал, только плакал. От Владка тоже слова не добились. Отшибло.

Хорошо Светану. Родится волчонком, оближет матушка горячим языком, напоит сладким молоком, пригреет с братьями и сёстрами на мягком брюхе… А Владку что делать? Как он Хильдегарде покажется? Пройдёт немота – не пройдёт?

Проводили мёртвых, укрыли раненых. Ещё до рассвета пошли к селенью – врасплох застать.

Высок частокол, высоки резные сваи терема, остры кости на жердях, но выше – гнев, острее – обида. Сломали ворота, растерзали дозорных, полезли в окна.

Не успели радимичи сварить дёготь, зато масло вскипятили и воду. Но ярость сильнее жжёт.

Бросали оружие воины, рвали друг друга руками, зубами. Пробиться бы в покои Драгомира, нагадить на постель ему за девку, шею свернуть, хребет выдернуть.

Самая дальняя его почивальня. Прячутся женщины там – и Любашка с ними. Закрылись на засов, стены глухие. Разве с крыши? Но и там стерегут.

Прорвался Владко в гридницу, без щита, с одной саблей. Не нужен ему щит, не защищаться он пришёл, и поединка долгого не будет.

Подскочил к Драгомиру, замахнулся. Одного не заметил – с другой стороны занёс свой меч Аскольд.

Уступать воины не приучены, да и некогда – враг убежит, пока кланяешься. Летят навстречу клинки: прямой, с желобком, и изогнутый – полумесяцем…

Присел Драгомир. Встретились лезвия. Искры радужные друг о друга высекли. Клянут друг друга варяг и древлянин.

А крошки огненные по полу рассыпались – и занялся Огонь Сварожич. Пляшет по гриднице, в окна выглядывает. Прыгают воины, девушки спальню открыли: нет в ней окон, некуда деться, прыгают прямо захватчикам в руки. Драгоша с Любашкой тоже нет. Небось, первыми сиганули. Хоть бы убились.

Оказались Владислав с Аскольдом в самом пекле. Не испугался конунг: вылетит ястребом, разве перья опалит. А с этим что делать? Шерсть дыбом, глаза как плошки. Пропадёт ведь…

Схватил он княжича за холку и за пояс – и вышвырнул в окно. Лёгонький он, Волкодлак, хоть и жилистый. Приземлился бы мягко, ну уж сообразит наверно.

Аскольд вылетел следом.

Воины, кто не разбился, доканчивали радимичей. Выводили девок, скот, покряхтывали от ожогов, совались в амбары, пока оставалось что брать.

Огонь сожрал всё, кинулся на весь. Простолюдины зверями не были и пламени не боялись. Дал бы Тор им дождя – потушить. К ним в избы лезть не будут: столько просто не довезут.

Драгомира с Любомирой так и не нашли.

Владко тоже куда-то пропал.

Пока те, кто поздоровее, крутили девицам руки и волокли в кусты, а те, кто послабее, стерегли добычу, Аскольд рыскал по лесу.

Наткнулся на князя. Тот со вчерашнего ещё сильнее поседел, состарился лет на десяток. Но в глазах ходили весёлые огоньки, словно пожар туда переселился.

– Аскольд, спасибо тебе! Сына моего спас. И язык ему вернул. Заговорил мой Владушка! Как приземлился, много говорил. На речку побежал – порты стирать. Ты ему лучше счас не попадайся.

Князь обнимал и целовал варяга, в слезах благодарил, Аскольд и не пытался отвязаться. На счастье, треснули над ними ветки, отвлекли. Камнем рухнула под ноги птица. Мужчины наклонились: на корточках сидела Хильдико и шарила в траве.

– Сестра! Ты что тут делаешь?!

– По вам соскучилась, не видишь?.. Слушай, я бусы порвала. Помоги собрать…

– Бусы? Какие бусы?

Ростислав усмехнулся:

– У Владка спроси.

Вернулись воины с добычей и с рабами. Ещё недели две гостил Аскольд с варягами, в Свитьод вернулся и женился на Торварде Эриксдатир. Долго сватал Владислав Хильдико, но таки высватал, сыграли свадьбу. А потом Рогнеда уехала с Баюсом.

А в лесах присожских видели косулю с копытами, задом наперёд вывернутыми. Ходит за ней медведь одноглазый, сам не трогает и от волков защищает.

А Ростислав после войны недолго княжил. Года через два умер: сердце ослабло от горя. Водит дружину в полюдье Владко Волкодлак. Только Булгарин недоволен – хочет власти. Большие раздоры затеет, поляжет родова в усобице, ослабнут искоростенцы, достанутся и аварам, и хозарам, и Ольге-псковитянке… Но про то другая песня, не сейчас её вспоминать. Устала моя арфа, пересохло в горле… Пожалуй, сестру навещу: тесьму мне на рукав пообещала. И брата: всё сидит в своём лесу, света белого не видит. Да и в Вальгалле скучно стало. Хилые пошли воины, и сраженья – не те.