Текст книги "Век дракона (сборник)"
Автор книги: Евгений Лукин
Соавторы: Далия Трускиновская,Любовь Лукина,Леонид Кудрявцев,Анна Китаева,Михаил Пухов,Владимир Гусев,Александр Рубан,Татьяна Торецкая,Николай Полунин,Алексей Горшенин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Поэтому они все шагали и шагали вперед, временами перелезая через кучи кирпича и цементных блоков. Раз чуть не утонули в небольшом силлурийском болотце, на краю которого беспечно грелись гигантские черепахи.
Потом потянулась саванна. Солнце перевалило за полдень и вот тогда-то, когда Харлам уже стал присматривать место для привала, они наткнулись на ЭТО…
Куб метров десяти высотой из желтоватого твердого света лежал на границе между саванной и пустыней, уютно спрятавшись в тени нескольких кокосовых пальм.
Харлам как-то сразу понял, что это именно то. что он искал. Оставалось только нажать красную кнопку на боку компаса и все. Прилетит пара тяжелых “рокамболей”, которые сделают все как надо и сотрут в порошок эту странную штуку. А потом можно будет повернуться и уйти навстречу деньгам и отпуску.
Катрин села на траву, он примостился рядом и стал смотреть на эту штуковину, хорошо зная, что другого случая увидеть настоящее чудо уже не будет. В этом не было никаких сомнений. Ну разве не чудом возникла эта вещь’’ А может, она все-таки инопланетная? Вряд ли. Зачем этим тарелочкам наша насквозь отравленная планета? Вот именно. Он вдруг ясно вспомнил вонючие озера отходов, утренний удушливый смог и дожди, от которых листья деревьев покрывались пятнами, словно ожогами, мертвые, без птичьего пения леса, реки, в которых никогда больше не заведется рыба.
Здесь, в этом новом мире все еще можно переделать. Можно даже создать что-то новое, что будет жить в согласии с природой.
И вообще, может быть, природа имеет некий защитный механизм, который, время от времени, когда ей грозит бесповоротное уничтожение, включается и убирает то, что являлось этому причиной? Может быть, куб – последняя попытка защитить себя от людей, призвав на помощь прошлое? А по нему “рокамболями”.
Вот так! И изволь получать деньги, отпуска и все что полагается. Да на черта мне эти деньги, если через десять, двадцать лет на них не купишь глотка чистой воды?
Ему вспомнились кадры из какого-го фильма…
…Серое полотнище леммингов катилось к обрыву. Вот передние свалились в пустоту, потом другие, третьи, сотые. Пена серых голов и спин, перехлестывавшаяся через край обрыва и летевшая вниз, в воду.
Не похожи ли мы сами на леммингов? А природа вовремя включила защитный механизм, предложив нам выход из положения. Мы же хотим его уничтожить, не понимая, что тогда может включиться другой, более страшный. Вроде того, что заставляет леммингов бросаться в воду.
Он посмотрел на Катрин и увидел ее испуганные глаза. А рука уже тянулась нажать кнопку на корпусе компаса. Тогда из него полезет тоненькая антенна, и заработает передатчик. И даст пеленг, на который прилетят “рокамболи”. Достаточно нажать…
– Ишь, ты – пеленг захотели, – сказал Харлам и зашвырнул компас подальше, в траву.
– Вот так, – сказала Катрин и улыбнулась Харламу. Они встали и пошли прочь, от этой желтоватой глыбы.
Харлам шел и думал о том, что похоже, это является единственным выходом. Потому что мы, современные люди – отравлены. Мы отравлены нашим пренебрежением к природе, желанием урвать от нее как можно больше и любой ценой. Когда хроноклазм захватит всю планету, нас будет по сравнению с теми, кто вернулся из прошедших веков, не так уж и много. И вообще на Земле будет хаос, который, конечно, со временем снова вернется к порядку. Но есть шанс, что за это время возникнет что-то новое, какое-то другое отношение к окружающему миру. Не может такая вещь, как всепланетный хроноклазм, пройти без следа.
Голубая птичка размером с колибри уселась Катрин на плечо и нежно ущипнула мочку уха. Катрин засмеялась и дунула на нее, а потом долго смотрела на голубую точку, медленно исчезавшую в безоблачном небе.
Харлам и Катрин вдруг почувствовали себя хозяевами этого мира. И он был щедр и ласков, укрывая их в тени аллей, отгораживая непроходимыми стенами от хищных зверей, подсовывая, как только они захотели пить, источник с чистейшей в мире водой. А когда они захотели есть, само собой, поблизости от них оказался маленький трактир. Им понравилась его полутьма, выцветшие гобелены, изрезанные временем и ножами столы, старый хозяин с потным лицом и толстым брюхом.
Гей-гоп! Они ели и ели, только сейчас ощутив насколько проголодались, не обращая внимания, что именно им подавали. Лишь бы есть, блаженно улыбаясь, глядя друг на друга влюбленными глазами, запивая поцелуи крепким темным пивом.
А потом, когда все кончилось, они вышли на улицу, хотя хозяин и говорил им, что у него есть задняя, уютная-уютная, почти королевская комната, где такие мягкие ковры, подушки и широкая кровать, на которую можно улечься хоть всемером. Но они отказались.
Холодный ветерок обдул их разгоряченные лица.
– Куда теперь? – спросила Катрин. – И не пора ли нам выбрать то строение, которое будет нашим домом?
Харлам ей в ответ улыбнулся и вдруг подумал, что с таким же. как и его. заданием могли послать еще нескольких человек. И если хоть один доберется до куба…
Он резко вскинул голову и увидел внебе след “Рокамболя”.
Через полминуты на горизонте вспухло что-то круглое, черное, похожее на шляпку гриба-дождевика. Оно росло и вытягивалось вверх. Вот уже показалась сужающаяся резко вверх ножка… Вспышка, и на месте облака закрутился гигантский смерч.
Холодный ветер ударил им в лицо. Земля шевелилась и корчилась у них под ногами, а потом, пока еще медленно, поползла в ту сторону, где был куб.
К этому времени Харлам и Катрин уже бежали в противоположную сторону, отчаянно, задыхаясь и поминутно спотыкаясь. А движение земли все ускорялось и ускорялось.
Харлам понимал, что еще немного и хроноклазм исчезнет совсем, провалившись в бездны времени, из которых возник. А он, Харлам. останется здесь. Но вот что будет с Катрин? Нет. это невозможно. Нужно что-то сделать. Но что?..
* * *
Харлам открыл дверцу и прыгнул на место пилота. Катрин влетела на другое, как белка. Вертолет был старенький, но и его было достаточно. Каким-то чудом он оказался здесь, и вокруг него было несколько сот метров неподвижной земли.
Руки Харлама забегали по рычагам, ручкам и кнопкам. Взревел мотор и вертолет рванул вверх…
…Все что было внизу: джунгли, реки, моря, тайга, болота, города и деревушки – бледнело и таяло, становясь прозрачным и нереальным.
Налетел ветер и неудержимо понес вертолет к черному колоссу смерча, возникшего в том месте, где был центр хроноклазма. Харлам скрипнул зубами и попытался выжать из мотора все, что он мог дать, но даже это не помогло. Их неудержимо сносило в смерч.
Черная стена заслонила полгоризонта. Вертолет швырнуло, а потом раздался резкий хлопок, как будто лопнула огромная елочная игрушка. Их опять подкинуло, но тотчас же аппарат выровнялся, и Харлам с Катрин увидели, что смерч исчез.
Внизу расстилался самый обычный пейзаж и ни малейшего следа хроноклазма. Но сейчас им было просто не до этого. Сейчас они радовались, что уцелели.
Харлам кричал что-то бессмысленное, а Катрин хохотала и цеплялась за его рукав. А потом, когда она поцеловала Харлама, вертолет клюнул носом, но резко выпрямился и стал набирать высоту, деловито карабкаясь на невидимую воздушную горку, все выше и выше. Маленькая серебристая точка в голубом, безоблачном небе. Маленькая, постепенно исчезающая точка…
Боль терзала его огромное тело, но главное было не в ней, а в том сожалении, которое охватывало Друхха, когда он понял, что это – все! Он чувствовал, как внутренняя энергия, словно вода из дырявого таза, выливается из его тела, лишая силы и возвращая тем самым в человеческий облик.
Это было очень странно, ощущать вместо невидимых энергетических щупалец простые человеческие руки. Былое могущество казалось уже странным воспоминанием, но все же в нем оставалось немного энергии, чтобы еще что-то сделать. Он вспомнил о тех, двух, которые приходили к нему совсем недавно. Да, поначалу, наблюдая за ними, он хотел их прихлопнуть, но потом, когда понял, что они любят друг друга, не стал это делать и оказался прав. Они не стали причинять ему зло. и теперь, вспомнив о них, Друхх последним чудовищным усилием выплеснул из себя остатки энергии и перекинул им то, что должно было их спасти.
А потом рухнул в темноту, чтобы через некоторое время очнуться и увидеть синее небо, в котором парили горные орлы, белоснежные вершины и склоны, вдохнуть полной грудью свежий воздух и громко крикнуть восходу, долине и пещере, что он вернулся… вернулся другим…
Любовь Лукина, Евгений Лукин
ПЯТЕРО В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СЕДЬМЫХ
ЧАСТЬ 1. ТУМАННО УТРО КРАСНОЕ, ТУМАННО– Ты что? – свистящим шепотом спросил замдиректора по быту Чертослепов, и глаза у него стали, как дыры. – Хочешь, чтобы мы из-за тебя соцсоревнование провалили?
Мячиком подскочив в кресле, он вылетел из-за стола и остановился перед ответственным за культмассовую работу Афанасием Филимошиным. Тот попытался съежиться, но это ему, как всегда, не удалось – велик был Афанасий. Плечищи – былинные, голова – с пивной котел. По такой не промахнешься.
– Что? С воображением плохо? – продолжал допытываться стремительный Чертослепов. – Фантазия кончилась?
Афанасий вздохнул и потупился. С воображением у него действительно было плохо. А фантазии, как явствовало из лежащего на столе списка, хватило лишь на пять мероприятий.
– Пиши! – скомандовал замдиректора и пробежался по кабинету.
Афанасий с завистью смотрел на его лысеющую голову. В этой голове, несомненно, кипел бурун мероприятий с красивыми интригующими названиями.
– Гребная регата, – остановившись, выговорил Чертослепов поистине безупречное звукосочетание. – Пиши! Шестнадцатое число. Гребная регата… Ну что ты пишешь, Афоня? Не грибная, а гребная. Гребля, а не грибы. Понимаешь, гребля!.. Охвачено… – Замдиректора прикинул. – Охвачено пять сотрудников. А именно… – Он вернулся в кресло и продолжал диктовать оттуда: – Пиши экипаж…
“Экипаж…” – старательно выводил Афанасий, наморщив большой бесполезный лоб.
– Пиши себя. Меня пиши… Пиши-пиши… Врио завРИО Намазов, зам по снабжению Шерхебель и… Кто же пятый? Четверо гребут, пятый на руле… Ах да! Электрик! Жена говорила, чтобы обязательно была гитара… Тебе что-нибудь неясно, Афоня?
– Так ведь… – ошарашенно проговорил Афанасий. – Какой же из Шерхебеля гребец?
Замдиректора Чертослепов оперся локтями на стол и положил остренький подбородок на сплетенные пальцы.
– Афоня, – с нежностью молвил он, глядя на ответственного за культмассовую работу. – Ну что ж тебе все разжевывать надо, Афоня?.. Не будет Шерхебель грести. И никто не будет. Просто шестнадцатого у моей жены день рождения, дошло? И Намазова с Шерхебелем я уже пригласил… Ну снабженец он, Афоня! – с болью в голосе проговорил вдруг замдиректора. – Ну куда ж без него, сам подумай!..
– А грести? – тупо спросил Афанасий.
– А грести мы будем официально.
…С отчаянным выражением на лице покидал Афанасий кабинет замдиректора. Жизнь была сложна. Очень сложна. Не для Афанасия.
Ох, это слово “официально”! Стоит его произнести – и начинается какая-то мистика… Короче, в тот самый миг, когда приказ об освобождении от работы шестнадцатого числа пятерых сотрудников НИИ приобрел статус официального документа, в кабинете Чертослепова открылась дверь, и в помещение ступил крупный мужчина с озабоченным, хотя и безукоризненно выбритым лицом. Затем из плаща цвета беж бабочкой выпорхнуло удостоверение и, раскинув крылышки, на секунду замерло перед озадаченным Чертослеповым.
– Капитан Седьмых, – сдержанно представился вошедший.
– Прошу вас, садитесь, – запоздало рассиял радушной улыбкой замдиректора.
Капитан сел и, помолчав с минуту, раскрыл блокнот.
– А где вы собираетесь достать плавсредство? – задумчиво поинтересовался он.
Иностранный агент после такого вопроса раскололся бы немедленно. Замдиректора лишь наклонил лысеющую голову.
– Этот вопрос мы как раз решаем, – заверил он со всей серьезностью. – Скорее всего, арендуем шлюпку у одного из спортивных обществ. Конкретно этим займется член экипажа Шерхебель – он наш снабженец-Капитан кивнул и записал в блокноте: “Шерхебель спортивное общество – шлюпка”.
– Давно тренируетесь?
Замдиректора стыдливо потупился.
– Базы нет, – застенчиво признался он. – Урывками, знаете, от случая к случаю, на голом энтузиазме…
Капитан помрачнел. “Энтузиазм! – записал он. – Базы – нет?”
– И маршрут уже разработан?
Чертослепов нашелся и здесь.
– В общих чертах, – сказал он. – Мы думаем пройти на веслах от Центральной набережной до пристани Баклужино.
– То есть вниз по течению? – уточнил капитан.
– Да, конечно… Вверх было бы несколько затруднительно. Согласитесь, гребцы мы начинающие…
– А кто командор?
Не моргнув глазом, Чертослепов объявил командором себя. И ведь не лгал, ибо ситуация была такова, что любая ложь автоматически становилась правдой в момент произнесения.
– Что вы можете сказать о гребце Намазове?
– Надежный гребец, – осторожно отозвался Чертослепов.
– У него в самом деле нет родственников в Иране?
Замдиректора похолодел.
– Я… – промямлил он, – могу справиться в отделе кадров…
– Не надо, – сказал капитан. – Я только что оттуда. – Он спрятал блокнот и поднялся. – Ну что ж… Счастливого вам плавания.
И замдиректора понял наконец, в какую неприятную историю он угодил.
– Товарищ капитан, – пролепетал он, устремляясь за уходящим гостем. – А нельзя узнать, почему… мм… вас так заинтересовало…
Капитан Седьмых обернулся.
– Потому что Волга, – негромко произнес он, – впадает в Каспийское море.
Дверь за ним закрылась. Замдиректора добрел до стола и хватил воды прямо из графина. И замдиректора можно было понять. Ему предстояло созвать дорогих гостей и объявить для начала, что шестнадцатого числа придется, товарищи, в некотором смысле грести. И даже не в некотором, а в прямом.
Электрик Альбастров (первая гитара НИИ) с большим интересом следил за развитием скандала.
– Почему грести? – брызжа слюной, кричал Шерхебель. – Что значит – грести? Я не могу грести – у меня повышенная кислотность!
Врио завРИО Намазов – чернобровый полнеющий красавец – пребывал в остолбенении. Время от времени его правая рука вздергивалась на уровень бывшей талии и совершала там судорожное хватательное движение.
– Я достану лодку! – кричал Шерхебель. – Я пароход с колесами достану! И что? И я же и должен грести?
– Кто составлял список? – горлом проклокотал Намазов.
Под ответственным за культмассовую работу Филимошиным предательски хрустнул клееный стул, и все угрожающе повернулись к Афанасию.
– Товарищи! – поспешно проговорил замдиректора и встал, опершись костяшками пальцев на край стола. – Я прошу вас отнестись к делу серьезно. Сверху поступила указка: усилить пропаганду гребного спорта. И это ничья не прихоть, не каприз – это начало долгосрочной кампании под общим девизом “Выгребаем к здоровью”. И там… – Чертослепов вознес глаза к потолку, – настаивают, чтобы экипаж на три пятых состоял из верхушки НИИ. С этой целью нам было предложено представить список трех наиболее перспективных руководителей. Каковой и представили.
Он замолчал и строго оглядел присутствующих. Электрик Альбастров цинично улыбался. Шерхебель с Намазовым были приятно ошеломлены. Что касается Афанасия Филимошина, то он завороженно кивал, с восторгом глядя на Чертослепова. Вот теперь он понимал все.
– А раньше ты об этом сказать не мог? – укоризненно молвил Намазов.
– Не мог, – стремительно садясь, ответил Чертослепов и опять не солгал. Как, интересно, он мог бы сказать об этом раньше, если минуту назад он и сам этого не знал!
– А что? – повеселев, проговорил Шерхебель. – Отчалим утречком, выгребем за косу, запустим мотор…
Замдиректора пришел в ужас.
– Мотор? Какой мотор?
Шерхебель удивился.
– Могу достать японский, – сообщил он. – Такой, знаете, водомет: с одной стороны дыра, с другой – отверстие. Никто даже и не подумает…
– Никаких моторов, – процедил замдиректора, глядя снабженцу в глаза.
Если уж гребное устройство вызвало у капитана Седьмых определенные сомнения, то что говорить об устройстве с мотором!
– Отрапортовать в письменном виде! – вскричал Намазов. – И немедленно, прямо сейчас!
Тут же и отрапортовали. В том смысле, что, мол, и впредь готовы служить пропаганде гребного спорта. Чертослепов не возражал. Бумага представлялась ему совершенно безвредной. В крайнем случае, в верхах недоуменно пожмут плечами.
Поэтому, когда машинистка принесла ему перепечатанный на учрежденческом бланке рапорт, он дал ему ход. не читая. А зря. То ли загляделась на кого-то машинистка, то ли заговорилась, но только, печатая время прибытия гребного устройства к пристани Баклужино. она отбила совершенно нелепую цифру – 1237. Тот самый год, когда победоносные тумены Батыя форсировали великую реку Итиль.
И в этом виде, снабженная порядковым номером, подписью директора и даже зачем-то печатью, бумага пошла в верха.
Впоследствии электрик Альбастров будет клясться, что видел капитана Седьмых в толпе машущих платочками, но никто ему, конечно, не поверит.
Истово, хотя и вразброд, шлепали весла. В осенней волжской воде шуршали и брякали льдышки, именуемые шугой.
– Раз-два, взяли!.. – вполголоса, интимно приговаривал Шерхебель. – Выгребаем за косу, а там нас возьмут на буксир из рыбнадзора, я уже с ними договорился…
Командор Чертослепов уронил мотнувшиеся в уключинах весла и схватился за сердце.
– Вы с ума сошли! – зашипел на него Намазов. – Гребите, на нас смотрят!..
С превеликим трудом они перегребли стрежень и, заслоненные от города песчаной косой, в изнеможении бросили весла.
– Черт с тобой… – слабым голосом проговорил одумавшийся к тому времени Чертослепов. – Где он, этот твой буксир?
– Йех! – изумленно пробасил Афанасий, единственный не задохнувшийся член экипажа. – Впереди-то что делается!
Все оглянулись. Навстречу лодке и навстречу течению по левому рукаву великой реки вздымался, громоздился и наплывал знаменитый волжский туман. Берега подернуло мутью, впереди клубилось сплошное молоко.
– Кранты вашему буксиру! – бестактный, как все электрики, подытожил Альбастров. – В такую погоду не то что рыбнадзор – браконьера на стрежень не выгонишь!
– Так, а я могу грести! – обрадованно предложил Афанасий.
Он взялся за весла и десятком богатырских гребков окончательно загнал лодку в туман.
– Афоня, прекрати! – закричал Чертослепов. – Не дай Бог, перевернемся!
Вдоль бортов шуршала шуга, вокруг беззвучно вздувались и опадали белые полупрозрачные холмы. Слева туман напоминал кисею, справа – простыню.
– Как бы нам Баклужино не просмотреть… – озабоченно пробормотал Шерхебель. – Унесет в Каспий…
Командор Чертослепов издал странный звук – словно его ударили поддбтх. В многослойной марле тумана ему померещилось нежное бежевое пятно, и воображение командора мгновенно дорисовало страшную картину: по воде, аки посуху, пристально поглядывая на гребное устройство, шествует с блокнотом наготове капитан Седьмых… Но такого, конечно, быть никак не могло, и дальнейшие события покажут это со всей очевидностью.
– Хватит рассиживаться, товарищи! – нервно приказал Чертослепов. – Выгребаем к берегу!
– К какому берег? Где вы видите берег?
– А вот выгребем – тогда и увидим!
Кисея слева становилась все прозрачнее, и вскоре там проглянула темная полоска земли.
– Странно, – всматриваясь, сказал Намазов. – Конная милиция. Откуда? Вроде бы не сезон…
Действительно, по обрывистому берегу двигалось крупное кавалерийское соединение.
– Кого-то ловят, наверное, – предположил Шерхебель.
– Слушайте, прекратите ваши шуточки! – взвизгнул Чертослепов – и осекся. Кисея взметнулась, явив берег и остановившихся при виде лодки всадников. Кривые сабли, кожаные панцири, хворостяные щиты… Темные, косо подпертые крепкими скулами глаза с живым интересом смотрели на приближающееся гребное устройство.
Туман над великой рекой Итиль истаял. Не знающий поражений полководец, несколько скособочась (последствия давнего ранения в позвоночник), сидел в высоком седле и одним глазом следил за ходом переправы. Другого у него не было – вытек лет двадцать назад от сабельного удара. Правая рука полководца с перерубленным еще в юности сухожилием была скрючена и не разгибалась.
Прибежал толмач и доложил, что захватили какую-то странную ладью с какими-то странными гребцами. Привести? Не знающий поражений полководец утвердительно наклонил неоднократно пробитую в боях голову.
Пленников заставили проползти до полководца на коленях. Руки у членов экипажа были связаны за спиной сыромятными ремнями, а рты заткнуты их же собственными головными уборами.
Полководец повелительно шевельнул обрубком мизинца, и толмач, поколебавшись, с кого начать, выдернул кляп изо рта Намазова.
– Мин татарч! Мин татарч! – отчаянно закричал врио завРИО, резко подаваясь головой к копытам отпрянувшего иноходца.
Татары удивленно уставились на пленника, потом – вопросительно – на предводителя.
– Помощником толмача, – определил тот, презрительно скривив рваный сызмальства рот.
Дрожащего Намазова развязали, подняли на ноги и в знак милости набросили ему на плечи совсем худой халатишко. Затем решили выслушать Чертослепова.
– Граждане каскадеры! – завопил замдиректора, безуспешно пытаясь подняться с колен. – Имейте в виду, даром вам это не пройдет! Вы все на этом погорите!
Озадаченный толмач снова заправил кляп в рот Чертослепова и почесал в затылке. Услышанное сильно напоминало непереводимую игру слов. Он все-таки попробовал перевести и, видимо, сделал это далеко не лучшим образом, ибо единственный глаз полководца свирепо вытаращился, а сабельный шрам поперек лица налился кровью.
– Кто? Я погорю? – прохрипел полководец, оскалив обломки зубов, оставшиеся после прямого попадания из пращи. – Это вы у меня в два счете погорите, морды славянские!
Воины спешились и побежали за хворостом. Лодку бросили в хворост, пленников – в лодку. Галопом прискакал татарин с факелом, и костер задымил. Однако дрова были сырые, разгорались плохо.
– Выньте у них кляпы, и пусть раздувают огонь сами! – приказал полководец.
Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый мужчина в бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и ужаса, попятились. Перед тем, как бросить лодку в хворост, они обшарили ее тщательнейшим образом. Спрятаться там было негде.
– Я, собственно… – ни на кого не глядя, недовольно проговорил мужчина, – по чистой случайности здесь… Прилег, знаете, вздремнуть под скамьей, ну и не заметил, как лодка отчалила…
Он перенес ногу через борт, и татары, суеверно перешептываясь, расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он) оглянулся и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего нахлобучить рваную татарскую шапчонку, неодобрительно покачал головой.
