Текст книги "Огонь Прометея"

Автор книги: Евгений Гуляковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Платонов вздохнул и в который раз перечитал ориентировку, представленную ему разведгруппой внешнего патруля.

Брат Альтер, сорок пять лет, разумеется, холост, в братстве состоит, как и все его постоянные члены, с рождения, воспитывался в монастыре. Получил сан посланника второго ранга. Почетный и весьма уважаемый в братстве сан...

А затем, во время выполнения своей последней миссии, брат Альтер исчез. То ли был убит, то ли захвачен модорами в плен. Если он попал в плен, то его наверняка пытались изменить и обратить в посредника темных. Удалось ли это – неизвестно. Зато доподлинно известно, что Альтера вычеркнули из списка живых членов общины и за упокой его души стали отслуживать регулярные мессы. И вот теперь этот брат или то, что из него сделали модоры, объявился в Петроводске. Да еще не один, как только что выяснилось.

Это сообщение настолько заинтересовало мэра, что он отдал распоряжение захватить монаха живьем, не считаясь ни с какими потерями.

Гораздо проще было бы избавиться от монаха тихо и незаметно, точным выстрелом из арбалета. Петроводцы были знакомы со страшной силой Валамского креста и никогда не позволяли себе вступать в прямой конфликт с Валамскими монахами. Закулисные интриги – дело другое, но времена меняются. Мэру нужен был этот человек, несмотря на угрозу, которую представляло для города само его присутствие в Петроводске.

Однако захват прошел на удивление гладко – без единой жертвы, что само по себе было довольно странно. И вот теперь столь интересный Платонову человек, вместе с двумя сопровождавшими его личностями, стоял в кабинете мэра, с наручниками на запястьях.

Сквозь прореху в его мирской одежде, сменившей сутану после ограбления охотничьего магазина, поблескивал серебряный Валамский крест, который никто так и не решился снять с монаха, даже после ареста.

Сергей Петрович отодвинул папку и, словно заканчивая важную работу, демонстративно расписался на последнем листе. Он считал, что показное служебное рвение благодатно сказывается на настроении избирателей, и не подозревал, что люди из ближайшего окружения считали его позером.

– Снимите с моего почетного гостя наручники и оставьте нас, – повелел он.

Капитан команды захвата не спешил выполнять приказ.

– Этот человек может быть опасен, мой командир, вам нельзя оставаться с ним наедине без охраны.

Платонову с трудом удалось сдержать проявление гнева. Простой капитан, вместо того чтобы беспрекословно выполнить приказ, смеет ему перечить!

В такие минуты Платонову становилось понятно, почему Федерация проиграла войну. Либерализм, разведенный ею в армии, приносил свои гнилые плоды даже сейчас, через столько лет. Решив, в конце концов, что капитаном движут благие намерения по обеспечению его собственной безопасности, Платонов с улыбкой напомнил капитану о том, что приказы все же следует выполнять. Было в его обманчиво мягком тоне нечто такое, что заставило того немедленно подчиниться.

– Итак, мой уважаемый друг Альтер, сейчас, когда мы остались с вами наедине, не будете ли вы так любезны просветить меня насчет того, кем вы ныне являетесь на самом деле?

На двух спутников Альтера, оставшихся в наручниках, Платонов демонстративно не обращал внимания, словно их вообще не существовало, хотя один из них представлял для него несомненный интерес. Однако из практики всей своей предыдущей деятельности Платонов усвоил, что сложные проблемы следует решать строго поочередно, не смешивая их одну с другой.

– Кем я являюсь? Господин Платонов! Мы с вами знакомы не один год. Как мне следует понимать ваш вопрос?

– Именно так, как я его задал. Считаете ли вы себя по-прежнему принадлежащим к Валамской монастырской общине?

– Обряд посвящения в нашей общине принимают один раз, на всю оставшуюся жизнь. Так что мне по-прежнему непонятен ваш вопрос.

– А вместе с тем он совершенно очевиден. Вас захватили модоры. Никто, даже ваши собственные монастырские братья, не считают вас больше членом своей общины. Для них вы умерли. Они служат по вашей душе заупокойные мессы. Если вы вздумаете вернуться в Валам, вас предадут анафеме, а затем подвергнут очищению.

– Разум всегда руководил решениями моих братьев, и это дает мне надежду на то, что истина будет установлена!

– И какова же она, эта истина?

– Этот человек, представляющий здесь Федерацию, – Альтер кивнул в сторону Танаева, – сможет свидетельствовать в мою пользу. Он освободил меня до совершения черной мессы. И только Архидьякону нашего монастыря дано право решать, являюсь ли я по-прежнему членом Валамской общины. Он и будет это решать, после того как я предстану пред его очами.

– Довольно смелое утверждение! Пока что вы далеко от своего монастыря. И именно мне приходится решать, что с вами делать дальше и какую опасность вы представляете для общества.

Давайте предположим, что черная месса все же была совершена, а затем вас направили сюда с какой-то тайной миссией.

А если я неправ, то почему вы не пошли прямо в монастырь, после своего чудесного освобождения, зачем свернули к Петроводску?

– Вам наверняка доложили о том, что с нами была больная женщина, наши силы были на исходе, у нас не осталось продовольствия и огня. Мы не могли двигаться дальше, не отдохнув в вашем городе, хотя бы несколько дней, и не найдя временного пристанища для нашей больной спутницы. Я изложил все эти обстоятельства в официальном объяснении, написанном в вашей ратуше, и не скрывался от ваших властей!

– Да, я читал ваше объяснение. Но тогда, когда вы писали эту бумагу, с вами был всего один человек, если не считать упомянутой вами женщины. Откуда же взялся второй? Или он тоже чудесным образом сумел выбраться из царства модоров, специально для того, чтобы свидетельствовать о вашем спасении?

Альтер молчал, склонив голову в глубоком раздумье. Он не знал, как опровергнуть обрушившиеся на него обвинения.

Когда невиновного человека, имея в руках веские аргументы, начинают обвинять в преступлении, которого он не совершал, он теряется, и вместо того чтобы противопоставить предъявленным обвинениям собственные аргументы, начинает возмущенно кричать о своей невиновности.

Но чиновники всегда равнодушны к чужим эмоциям, и подобное поведение обвиняемого лишь усугубляет его положение. Поэтому Альтер молчал, прекрасно понимая, что никакого иного суда для них не предвидится и именно в эти минуты решается вся их дальнейшая судьба.

Танаев понял, что ему пора брать инициативу в свои руки, и шагнул к столу администратора.

– Стоять на месте! – довольно грубо рявкнул мэр, что, впрочем, не произвело на Танаева ни малейшего впечатления. Приблизившись к Платонову на расстояние вытянутой руки, Глеб, не прилагая видимого усилия, разорвал стальную цепь, сковывавшую его наручники, словно она была сделана из бумаги, пододвинул стул и, усевшись напротив потерявшего дар речи мэра, спросил:

– А вы знаете, Сергей Петрович, что жить вам осталось всего десять дней? – Поскольку остолбеневший администратор все еще не пришел в себя и ничего не ответил, Глеб продолжил, делая вид, что разглядывает папку, лежавшую перед ним на столе, но на самом деле краем глаза продолжая внимательно следить за каждым движением Платонова: – Через десять дней федеральный флот начнет ковровые бомбардировки всего северного района планеты, от 48-й параллели до полюса. Федералы, видите ли, полагают, что здесь не сохранилось ни одного нормального человеческого поселения.

На всякий случай они послали меня, чтобы получить подтверждение этому. Если вы воспрепятствуете моей миссии, если я не отправлю, в установленный срок, нужный им сигнал – то бомбардировки начнутся через десять дней, и от вашего города не останется даже пятна на карте.

Вы знаете, что могут сделать с подземными укреплениями нитридные бомбы, со специальными, замедленными взрывателями?

Рука Платонова медленно, сантиметр за сантиметром, начала осторожное движение к приоткрытому ящику стола, и когда она достигла места своего назначения, Танаев резко ударил по крышке стола ребром ладони. От этого удара столешница треснула, а папка с документами выбросила свое содержимое на пол.

– Не нужно, Сергей Петрович, – ласково произнес Танаев, – второй удар сломает вам руку, и придется долго лечиться. Не думаю, чтобы у вас здесь был хороший медицинский стационар, кости могут срастись неправильно, и вы на всю жизнь останетесь калекой.

– Чего вы хотите? – прохрипел бледный как полотно Платонов, на лбу которого выступили крупные капли пота.

– Ничего особенного. Вы сейчас отзовете охрану и проводите нас до ангара, в котором стоят ваши ледовые глайдеры. Затем мы тихо и мирно отправимся в Валамский монастырь, и все проблемы, связанные с нашим пребыванием на территории вашего города, уедут вместе с нами. Ну так как, принимаете вы мое предложение?

Ярость в Платонове все еще боролась со страхом, никто, за всю его жизнь, не смел с ним разговаривать в таком тоне, не смел угрожать ему... Но благоразумие, в конце концов, победило. Они всегда руководили его решениями – благоразумие и осторожность, – только благодаря им он и добрался до высшей административной должности Петроводска.

– У меня ведь нет выбора, не так ли?

– Вы правильно понимаете ситуацию. И учтите, что если по пути к ангару вы попытаетесь вызвать охрану, она вам не поможет.

Как вы смогли убедиться, оружие в рукопашном бою мне не нужно, хотя, с вашего разрешения, мы все же захватим с собой карабины, которые у нас отобрали. Кто знает, что придет вам в голову, после того как мы покинем город.

Я очень надеюсь, что вы будете вести себя разумно, иначе пострадают ни в чем не повинные люди.

А теперь вставайте и перестаньте таращиться на свой пистолет, лежащий в правом ящике стола. Я ударю быстрее, чем вы сможете нащупать курок.

– И можете не сомневаться, он говорит правду, мне пришлось в этом убедиться! – неожиданно поддержал его молчавший до этой минуты Годвин.

Глава 34

Катамаран выскочил на открытое ледовое пространство и развернул свои паруса. Ветер дул сильно и ровно. Развалины Петроводска постепенно скрывались из глаз.

Обстоятельства сложились так, что Лану пришлось оставить в Петроводске. Танаев не смог даже проститься с ней. Что-то в этом было неправильное, что-то такое, что оставляло в глубине его души ощущение потери. И даже не от того, что он расстался с Ланой, – теперь уже, по-видимому, навсегда. Он словно утратил в Петроводске частицу самого себя. Нельзя оставлять на дороге беспомощных и больных друзей, но именно это он сейчас и делал. Сначала Зухрин, теперь вот Лана... Подобные поступки, как считал Альтер, уменьшали внутреннюю силу воина. Возможно, именно из-за них он не сможет больше управлять Мечом Прометея.

Резкий порыв бокового ветра приподнял левую лыжу катамарана, и какое-то время суденышко мчалось, накренившись на один бок. Но судно им досталось устойчивое, самое большое из всех, которыми располагал Петроводск, и, по-видимому, самое быстроходное. Во всяком случае, Глеб старался выбрать именно такое, справедливо полагая, что погони им все равно не избежать. Такие люди, как Платонов, никогда не прощают собственного унижения. Мэр обязательно постарается взять реванш, какой бы кровью ни грозила схватка. Люди для него лишь расчетные величины, лишь ступеньки к собственному пьедесталу.

Судно было приспособлено для движения по заснеженному льду, но, вообще-то, изначально строилось для движения по водной поверхности, и во время короткого местного лета использовалось по своему прямому назначению.

Сейчас на ровной ледяной поверхности, покрытой почти метровым слоем плотного снега, оно неслось вперед со скоростью гоночного автомобиля.

Ветры здесь сильные и дуют постоянно – и если этот ветер не изменит своего направления, они пройдут отделявшие их от Валама восемьсот километров суток за двое.

Но Танаев не сомневался в том, что в пути их ждут опасности, по сравнению с которыми полный штиль покажется детской забавой.

Слишком легко удался им побег, а когда судьба начинает активно подыгрывать человеку, она всегда прячет в своем рукаве парочку неприятных сюрпризов, чтобы выдать их в самом конце, когда жертва расслабится и полностью поверит в свою удачу.

За рулем сидел Альтер, он лучше всех ориентировался на местности, хотя как тут можно ориентироваться, Танаев совершенно не понимал. После того как из глаз скрылся берег залива и искореженные руины довоенных зданий Петроводска, пространство вокруг представлялось ему ровной белой простыней, без малейшего ориентира.

Годвин занимался тем, что проверял ружья и раскладывал патронташи с зарядами так, чтобы каждый из них в любую минуту смог использовать оружие.

Если за ними выслали погоню, они должны с ней встретиться в ближайшие часы. Местные водители сумеют выбрать более короткий маршрут. Если же стычки не произойдет до вечера, можно будет считать, что им удалось благополучно оторваться.

– Кажется, я что-то вижу... – пробормотал Годвин, прерывая раздумья Танаева.

– Где?! – Вопрос был вполне уместен, потому что, кроме легкого снежного тумана, поднятого сильным ветром, Танаев ничего не мог рассмотреть в той стороне, где совсем недавно скрылся берег залива.

– Ты не туда смотришь. Впереди, на двадцать градусов восточнее нашего нынешнего курса.

Танаев посмотрел в указанном направлении и понял, что недооценил скорость местных легких глайдеров, выигрывавших у них в гонке за счет своего малого веса. Даже небольшая площадь парусов не помешала им успешно выйти наперерез глайдеру Танаева и перекрыть ему дорогу. Теперь их собственная скорость лишь помогала сокращать расстояние до противников.

– Ты пробовал связаться с Валамом? – обратился Танаев к Альтеру, одновременно потянувшись за охотничьим карабином, прикрепленным к борту возле его правой руки.

– Я все время это делаю. Но до монастыря слишком далеко. Ответа нет. И дело даже не в этом, я вообще ничего не чувствую. Обычно при попытке установить связь я ощущаю, как силовое поле моего креста входит в контакт с эфиром. Там всегда есть напряжения самых разнообразных полей, но сейчас там совершенно пусто. Такое затишье в эфире возможно только перед сильной магнитной бурей. А здесь, на севере, это означает, что связь не удастся установить, пока эта буря не закончится.

– Выходит, ожидаемые мной неприятные подарки судьбы начали сыпаться, будто из рога изобилия. Вскоре придется стрелять, мы сближаемся слишком быстро, и отворачивать в сторону бесполезно. Уйдя под ветер, мы полностью потеряем скорость.

– Сколько их? – спросил Альтер, не отрывая взгляд от беспорядочно вращавшейся стрелки компаса.

– Пока восемь. Но вполне может статься, что это всего лишь передовой отряд.

– У них больше нет глайдеров. Они бросили в погоню за нами все, что имели.

– Этого вполне достаточно, все будет зависеть от того, какое у них оружие.

– Можешь не беспокоиться, оно окажется значительно лучше нашего! – мрачно пообещал Годвин и оказался прав. Они убедились в этом, когда дистанция между ними и преследователями сократилась до пятисот метров. Раздались первые выстрелы, и пули с отвратительным визгом стали вздымать фонтанчики снега на ледяных торосах, по обеим сторонам несущегося в лоб стрелкам катамарана.

– Может, лучше отвернуть? – спросил Годвин.

– Не имеет смысла, мы потеряем попутный ветер, они сразу же нас догонят и начнут обстреливать сзади.

– Да, это намного хуже, – согласился Годвин, – сейчас на нашей стороне единственное преимущество – большая скорость, они не успевают как следует прицелиться.

– Почему ты не стреляешь? – спросил Танаев Годвина, помогая Альтеру сменить галс, для чего ему потребовалось, распластавшись на палубе, перебраться на противоположный борт и перебросить упрямый косой парус на сорок градусов влево. Катамаран резко изменил направление, и очередной залп искрошил лед далеко в стороне от их ледового суденышка.

– Их карабины заряжены пулями, эти заряды намного дальнобойнее наших!

– А кто тебе мешает использовать такие же? Мы с Альтером набирали по полному комплекту к каждому карабину.

– Знаю. Но картечь для близкого боя намного эффективнее. Сейчас у них преимущество в количестве стволов, которое они используют на всю катушку. Но как только мы сблизимся, картечь сведет это преимущество на нет!

– Вы собираетесь убить этих людей? – осведомился Альтер, с трудом удерживавший рулевую лыжу в заданном Танаевым направлении.

– Почему бы и нет? Ведь именно это они пытаются проделать с нами!

– Может, мне использовать крест, чтобы избежать кровопролития?

– И надолго его хватит, при таком количестве целей? Береги свой заряд на самый крайний случай и не используй его без моей команды!

Они продолжали мчаться в облаке снежной пыли, в какой-то мере прикрывавшей их от прицельного огня. И в лоб им на полной скорости летели восемь глайдеров. Вскоре их противники поняли свою ошибку – на таких скоростях вести прицельный огонь не удавалось. Однако операцией руководил опытный офицер.

Танаев понял это после того, как развернувшиеся цепочкой у них на пути глайдеры все разом сбросили паруса и завалились набок, замерли на месте.

Их команды, не теряя ни секунды, укрылись за корпусами своих судов и залегли в снегу, собираясь открыть убийственный перекрестный огонь. Даже неопытной стрелок из позиции «лежа с упором» почти наверняка поразит цель.

Но их маневр несколько запоздал. Теперь их разделяло не больше сорока метров, и карабин Годвина сразу же показал, на что способна картечь с такого близкого расстояния.

Первым же выстрелом он вдребезги разнес хрупкий фанерный корпус ближайшего суденышка и вывел из строя двух его стрелков.

Годвин непрерывно продолжал вести свой смертоносный огонь в автоматическом режиме, и каждый его выстрел находил цель. Опоздай он хоть на несколько секунд – с ними было бы покончено. Но Годвин был опытным бойцом и точно рассчитал время.

Настало мгновение, когда их катамаран поравнялся с неподвижными глайдерами противников и, не снижая скорости, пронесся мимо.

На секунду перед глазами Танаева, одной рукой управлявшего парусом, а другой сжимавшего изрыгающий огонь карабин, мелькнуло искаженное ужасом и болью лицо одного из их противников. Он видел, как картечь его карабина разорвала тому грудь.

Наступил самый опасный момент, когда они, проскочив мимо своих противников, уже не могли вести огонь с близкого расстояния, к тому же заряды в магазинах их карабинов закончились, – оружие требовало перезарядки, и стрельба с их стороны вообще прекратилась.

Для тех из противников, кто находился достаточно далеко от линии их прорыва и потому остался в живых, настал момент, когда они могли поквитаться за жизнь своих товарищей.

Уходивший на всех парусах катамаран представлял собой отличную мишень.

– Давай! – крикнул Танаев Альтеру, вырывая из его рук весло рулевой лыжи. – Покажи им, на что способен твой крест!

Волна синего кольцеобразного пламени понеслась прочь от катамарана, сметая все на своем пути.

Два ближайших катамарана вспыхнули, как свечки, на оставшихся четырех были срезаны мачты, и они больше не могли преследовать беглецов.

Вслед им прогремело еще несколько беспорядочных выстрелов, но их противники, полностью деморализованные ударом Валамского креста, уже не могли вести прицельный огонь, а еще через несколько минут ярко полыхавшие обломки глайдеров исчезли за ледовыми торосами, и на горизонте остался лишь столб дыма, напоминавший о короткой кровопролитной схватке.

– Вы убили нескольких из них! – с осуждением проговорил Альтер, взирая на своих спутников, словно какой-нибудь архангел, с воздетым над головой серебряным крестом.

– А разве ты сам не принимал в этом участия? – осведомился Годвин.

– Огонь моего креста не может причинить вред человеческому телу! Но вы их убили, взяв на свою душу тяжкий грех, и теперь должны молить Господа о прощении.

– Зачем же обращаться к Господу? Он слишком далеко от нас, – возразил Годвин. – Зато ты рядом.

– Не богохульствуй, брат мой. Ты прекрасно знаешь, что мне не дано права отпускать людские грехи, тем более смертные, каковым является убийство ближнего.

– Ты считаешь, что мы должны были безропотно подставить грудь под их пули?

– Мы могли обезвредить их, но не убивать, и доверить свою судьбу божественному Провидению.

– Легко говорить о Провидении, когда на шее болтается крест, защищающий тебя от пуль!

Этот спор продолжался еще долго, но Танаев больше не слушал своих спутников, занявшись осмотром их хрупкого суденышка. Левый борт катамарана был буквально изрешечен пулями, но шпангоуты корпуса держались достаточно прочно и серьезными неприятностями не грозили. Зато мачта, пробитая в нескольких местах, нуждалось в срочном укреплении.

Этим он и занялся. Достав из трюма моток просмоленной веревки и отыскав несколько деревянных реек, он прикрутил их к мачте, в наиболее слабых местах.

К вечеру ветер немного стих, но все равно катамаран шел достаточно быстро, и они уже отдалились от места стычки на большое расстояние. Догнать их теперь не смогут.

Постепенно мысли Танаева переместились с недавней стычки на конечную точку маршрута, к которой каждую минуту приближалось их ледовое судно.

Валамский монастырь... О нем ходило много легенд. Танаев начал собирать любые сведения о монастыре еще на карантинной станции, предполагая, что рано или поздно они ему пригодятся. Но даже с помощью Альтера ему не удалось отделить истину от вымысла. Монах упорно замолкал, как только речь заходила о его обители, хотя во всем остальном был достаточно словоохотлив.

Не вызывала сомнения древность основания Валамского братства. Его история уходила своими корнями в далекие тысячелетия прошлого. С тех пор изменилось даже его название. Но сам монастырь, основанный в незапамятные времена новгородцами, уцелел. Он много раз отражал нападения шведов. И со временем превратился в мощный военный опорный центр, хотя и сохранял свою полную независимость от федерального правительства.

Во времена Большой войны слава этого монастыря, воспитавшего в своих стенах великих воинов, засияла с новой силой. С годами его стены все плотнее окутывались покровом тайны и легенд. В одной из них говорилось, например, о том, что монахи Валама нашли месторождение волшебного камня шунгита, принесенного метеоритом с далекой звезды.

С помощью этого камня они творили могучую волшбу, не позволившую врагам, ни во время войны, ни в последовавшие за ней смутные времена, проникнуть за его стены.

В волшебных свойствах шунгита Танаев имел возможность убедиться совсем недавно. И хорошо запомнил, на что этот камень способен.

В монастыре существовала школа воинов, в которую принимали всех желающих, сумевших пройти испытание и выдержать суровый экзамен.

Испытания проводились каждый год, попасть в школу Валама считалось почетным, и юноши из окрестных селений и уцелевших городов стекались в монастырь, чтобы испытать свою судьбу. Обучение длилось не один год – но никто не знал, куда затем девались все те юноши, что прошли полный курс обучения. Они таинственно исчезали, не оставляя после себя никаких следов, даже в легендах.

Резкий толчок, едва не сломавший одну из лыж катамарана, вывел Танаева из задумчивости.

Становилось слишком темно, и дальнейшее движение было слишком опасно. Под ровным снежным покровом местами скрывались высокие ледяные нагромождения. Налетев в темноте на одну из этих ледяных глыб, они могли лишиться своего судна.

Посовещавшись, решили остановиться на ночлег.

Погоня им больше не угрожала. До Валама оставалась пара сотен миль, и уже завтра они должны были увидеть его древние стены.

После полуночи ветер немного стих, тучи разошлись, и в просветах время от времени выглядывала бледная, ущербная луна.

Ночевать решили внутри катамарана, не разбивая наружного лагеря. В трюме было достаточно места для трех спальных мешков. Тонкий корпус лодки не был способен сохранить тепло, зато неплохо защищал от ветра.

Первым выпало дежурить Альтеру, но где-то далеко за полночь, когда сон был особенно крепким, он растолкал Танаева, и тот долго недоуменно таращился на часы, до начала его смены оставалось еще часа два.

– Есть связь с монастырем... – хриплым шепотом произнес Альтер, оглядываясь, словно доверял Танаеву немыслимую тайну.

– Почему ты не разбудил меня раньше? Что они говорят?

– Они ждут нас и до прибытия отказываются вести какие бы то ни было переговоры.

– Так вызови их еще раз! Я хочу поговорить с настоятелем.

В ответ Альтер лишь отрицательно и печально покачал головой.

– Я не могу этого сделать. Они заблокировали мой канал. Они мне не верят, как не поверил и мэр Петроводска. Я не знаю, что нас ждет в Валаме. Вполне возможно, то самое «очищение», о котором говорил Платонов.

Танаев окончательно проснулся, долго вопросительно смотрел на Альтера, ожидая продолжения, но тот упорно молчал.

– Может, все же пояснишь, что это такое? Что собой представляет это самое «очищение»?

– Тех, кто контактировал с модорами, сжигают на костре – при малейшем подозрении на психомонтаж.

Может, это и покажется вам жестоким, но именно это правило позволило монастырю столько лет уберегать нашу общину от проникновения модорских посредников.

Глава 35

Они увидели стены монастыря и его древние башни задолго до того, как приблизились к нему на расстояние полета стрелы. Солнце, словно решив вознаградить их за долгий и трудный путь, прорвало пелену облаков и покрыло красноватыми отблесками невысокие кряжистые башни монастыря, сложенные из серого, плохо обработанного камня.

– Хорошая примета! – воскликнул Годвин, приветствуя появление солнца приподнятыми и сведенными вместе ладонями. Древний жест, сохранившийся в течение долгих веков и пришедший из языческих обрядов идолопоклонников. Танаев промолчал, не желая показывать свое истинное настроение. Тревожное предчувствие не покидало его с той самой минуты, как монах рассказал об обряде очищения.

Сам же Альтер, повернувшись к Танаеву, пробормотал так, чтобы его не слышал Годвин:

– Кровавый цвет солнца не предвещает нам ничего хорошего.

– «Иди навстречу своей судьбе, если не можешь ее изменить», – так говорил один из моих учителей, много веков назад, – ответил Танаев. Альтер долго молчал, потом усмехнулся, глядя на солнце:

– Пусть Бог даст вам силы принять достойно вашу судьбу, какой бы печальной и несправедливой она вам ни казалась.

– Ты говоришь так, словно тебя самого наша общая судьба не касается.

– Мою судьбу определяет община, – и каково бы ни было ее решение, я приму его с радостью. Вам, лишенным веры, сделать это будет намного труднее.

За последние несколько часов в поведении и настроении Альтера произошла резкая перемена. Танаеву это не нравилось. Он пытался понять причину, но, кроме того, что Альтер знает о том, что их ждет за стенами монастыря, гораздо больше, чем говорит, – ничего не приходило в голову.

За время долгого совместного пути по ледяной пустыне, с того самого момента, как он спас монаха от страшной смерти, его отношение к этому человеку менялось несколько раз, и до сих пор он оставался для Танаева загадкой.

– Я не могу согласиться с тем, что Валамское братство, каким бы могущественным и уважаемым оно ни было, имеет право решать нашу судьбу.

– Наше мнение не так уж много значит, когда приходится сталкиваться с внешними силами, намного превосходящими наши собственные.

Танаев ничего не ответил на это, лишь еще больше нахмурился и подумал, что никто не в состоянии определить подлинное соотношение противоборствующих сил до тех пор, пока они не столкнутся.

Он помнил немало случаев, когда в совершенно безнадежных ситуациях верх одерживали те, кто казался уже обреченным... А что касается его самого, то он до сих пор не в состоянии определить все свои возможности. Знал только, что глубоко в его груди тлеет искорка того неугасимого огня, который пылал внутри огненного меча, разрушающего все преграды. – Меча Прометея...

Вспомнив об этом, он расправил плечи и загнал глубоко внутрь неуместную сейчас тревогу, весьма смахивающую на страх. Что-то уж слишком он стал похож на обычного человека. Негоже ему, выстоявшему в поединке с самим Хорстом, бояться монашеской общины, хоть она и распространила свое влияние на весь север этой огромной страны, послала своих эмиссаров в самые отдаленные земли и на протяжении столетий сумела выстоять против нашествия Модора. Ее уважать надо, а не бояться.

С этими людьми он обязательно найдет общий язык, раз уж у них один и тот же враг.

Вскоре они приблизились к воротам монастыря. Его высокие стены, обросшие мхом и позеленевшие от времени, казалось, впитали в себя столетия, пронесшиеся над ними.

В бойницах небольших башен, охранявших ворота, не было заметно стражников, но как только путники приблизились вплотную к воротам, подъемный мост, поддерживаемый мощными стальными цепями, с грохотом опустился, открывая им путь через ров, лишенный бесполезной в такой мороз воды, но зато снабженный отвесными крутыми стенами и острыми кольями, торчавшими с его дна.

Возможно, опустившиеся при их приближении ворота были хорошим знаком, а может быть, совсем напротив. Сомнений не оставляло лишь то обстоятельство, что их здесь ждали.

Но каждый раз, когда неведомая опасность поджидала его за воротами, отмечавшими очередной поворот в судьбе, Танаев испытывал знакомый холодок и хорошо знал его причину.

Его тренированное сознание и обостренные ментальные способности ощущали присутствие разлитой вокруг огромной силы, способной скрутить окружающее пространство и вывернуть его наизнанку.

Пока что эта сила была равнодушна к его появлению, но в любой момент, при малейшей ошибке, при малейшем неверном шаге, она могла стать враждебной.

Больше всего Танаева беспокоило, что он не мог определить природу неизвестной ему силы. Она не имела отношения ни к тем темным потокам энергий, которыми управлял Хорст, ни к светлой энергии Огненного Меча, ни даже к той, что давала силу кресту Альтера. Хотя в последнем Глеб не был уверен, а разобраться не успел, потому что, как только они ступили на мост, ворота монастырской крепости поползли вверх, открывая им дорогу во внутренний двор.

На звонницах ударили колокола, и Танаеву совсем не понравился характер их звона. Ничего торжественного или величественного не было в звуках, поплывших прочь от монастыря, по лежавшей вокруг него окоченевшей от холода ледяной равнине. Так звонят за упокой, а не за здравие. Странное приветствие! Но не успел он в достаточной степени оценить характер звона, как все его внимание поглотила картина, открывшаяся их взорам.

Перечеркнув своими шеренгами широкий монастырский двор, выстроилась в боевом порядке вся монастырская община.