Текст книги "Диана. Найденыш (СИ)"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Первое время пришлось трудно – несколько молодых парней и мужиков пришлось как следует отходить дубиной, пока от нее не отстали. Почему это мужчины считают, что если женщина живет одна, в лесу, то она обязательно рада первому попавшемуся мужичонке, норовящему залезть в ее постель?! Почему сразу считают шлюхой?!

Вот когда у нее появился Кахир, тогда ухажеров резко поубавилось. Одного пришлось едва ли не отбивать у пса – он ему чуть мужское достоинство не оторвал. Потом грозился, что убьет пса, а дом подожжет. На что Уна ему твердо заявила, глядя в глаза и шипя сквозь зубы, как змея из норы, что если с псом что-то случится, она, лекарка, сделает так, что он сгниет заживо. С него кусками будет отваливаться мясо, из дырок будет течь гной, и ни один лекарь, даже архимаг, не сможет его вылечить.

Парень поверил. Она умела быть очень убедительной, когда захочет. Уна вылечила бедолагу и отправила домой со здоровым мужским достоинством, но раненой душой. Опасалась потом, что ей на самом деле устроят какую-нибудь пакость, ей и Кахиру (она его от себя не отделяла), но все успокоилось без каких-то лишних проблем.

Уже потом она узнала, что парень начал рассказывать про нее всяческие мерзости в отместку за свой позор. Вроде как она совершенная извращенка, зверица, и спит со своим псом, как с мужем. Потому он и побрезговал с ней переспать, увидев пса в ее постели. А когда лекарка увидела его и поняла, что ее страшная тайна раскрыта – натравила на него псину, и парень едва успел убежать – только штаны ему разорвали.

Уна потом выследила его возле харчевни, зашла вместе с ним внутрь, подошла, и при всех врезала по морде своей неслабой ручкой так, что у парня из носа брызнула кровь. А потом во всеуслышание объявила, что этот подонок, который возвел напраслину на честную женщину, больше не переступит порог ее дома. И не только не переступит – если он подойдет ближе двухсот шагов к ее избушке – ему здорово не поздоровится (она не стала уточнять, как именно не поздоровится). И больше никакого ему лечения, никакой помощи. Пусть хоть сдохнет в мучениях! И сплюнула ему под ноги в знак презрения.

Слух разошелся быстро, кто-то поддержал Уну, кто-то потихоньку злопыхал, именно потихоньку, боясь, как бы лекарка не услышала и не занесла в список неблагонадежных, но в общем и целом большинство ее поддержало. Разве можно рассказывать о женщине такое непотребство?! Ославить ее на весь людской мир! (Мир деревни ограничивался этой деревней и близлежащим городком). Так что рыжий парень стал чем-то вроде изгоя – девки его сторонились (Кому нужен такой болтун?! Завтра и ее грязно ославит!), парни подсмеивались и не любили, ну как же, баба ему морду начистила, да какая баба – тонюсенькая, плюнь на нее, она и переломится! И зря он доказывал, что рука Уны сделана будто из железа, и глаза у нее как у зверя – страшные! Они только лишь больше смеялись и не брали в свои компании. Так он и ушел из деревни – поговаривали, нанялся то ли в охрану караванов, то ли на галеры матросом. В любом случае, Уна не видела его уже несколько лет.

Кстати сказать, этот случай показал, что Уна крепка характером и с ней лучше не связываться. Откажет в услугах – куда потом идти? Пока найдешь лекаря – сдохнешь! Да и берут городские за свои услуги раз в полтора-два больше, чем лесная лекарка. А лечат гораздо хуже – у нее, у лесной-то, еще никто не умирал. Всех спасала! Правда и особо тяжких ран не было, но когда живешь в лесу и не моешься неделями и месяцами, любая рана и царапина на теле может стать последней – загрязнится, загноится, и вот тебе лихорадка и смерть.

Уна думала, вспоминала, улыбалась мыслям, а сама продолжала делать гимнастику – растягивалась, вставала на голову, раскинув ноги, стояла так, держа хрупкое равновесие. А то вдруг вскакивала одним быстрым ловким движением и наносила вихрь ударов невидимой цели, вкладывая в удары всю свою жизненную энергию.

Уже когда на ее смуглой, побелевшей на севере коже выступили бисеринки пота, она почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Закончив упражнение, Уна повернулась к кровати и уперлась взглядом в широко раскрытые темные глаза девочки.

– Вот и хорошо, что ты проснулась! – сказала она, и поманила девочку пальцем – Иди сюда! Ну?! Давай, иди сюда!

Девочка неохотно вылезла из постели, стараясь не смотреть на Уну, и та усмехнулась – да, девчонка из каких-то совсем диких краев. Оттуда, где обнаженное тело «табу». Или же семья у нее была такая странная. Уна пока не стала спрашивать ее о семье, о матери – попозже, когда девочка привыкнет и перестанет бояться. Захочет – сама расскажет. А не захочет… Уна все равно узнает – постепенно, по крошке выуживая из нее все сведения. Уна умеет это делать.

– Садись вот так! – она приняла позу «Чаша», садясь на пол, скрестив ноги и опустив на колени расслабленные руки – Эта поза называется «Чаша». С нее начинаются все занятия. Ты должна сидеть прямо, держа спину ровно и прикрыв глаза. Ты должна в этой позе прочувствовать весь мир, стать с ним единой, почувствовать, как через тебя проходят энергетические потоки. Они должны тебя омыть, возродить твое тело, зарядить его энергией!

Конечно же, девочка сейчас ничего не поймет. Но запомнит. Если она удачно сделала снадобье, то оно будет действовать еще пару суток, или сутки – на худой конец. А Уна старалась – столько влила в снадобье магии, что сама тому удивилась. С душой делала! Давно не видела такого прозрачного и с такой интенсивностью светящегося напитка! Чем он прозрачнее, тем эффективнее сработала магия, и тем дольше будет действовать напиток. Это написано во всех трактатах, посвященных данному колдовству.

– Вот так, молодец – похвалила Уна девочку – Вообще-то надо заниматься обнаженной, одежда мешает единению с миром, но в этот раз пусть будет так (девочка была одета в трусики и в ее смешную короткую рубашку, которую она называла «майка». Выбрось из головы все мысли, оставь только одну: «Я растворяюсь в пространстве! Меня нет! Я облачко! Я пар, который развеет ветер! Я дуновение ветерка, который бежит по миру, принося запах моря и шелест листвы! Меня нет! Я растворилась в пространстве!»

Нет, конечно же, сразу она не сможет отрешиться от сущего. Чтобы научиться это делать, Уна потратила месяца два, или три. Это теперь она входит в транс мгновенно, и может не выходя из транса совершать различные действия – например, драться так, как не может драться обычный человек. В трансе она не чувствует боли, ее сила увеличивается, как и скорость, и в трансе Уна совершенно не чувствует усталости. Вот только потом… не чувствовать усталости – это не означает «не уставать». Потом ты валишься, как подрубленная – после того как выйдешь из транса, в котором истязала свое тело запредельными нагрузками, и на долгие-долгие часы становишься беззащитной, слабой, ни на что не годной.

Научится. Впереди у них годы. Уна научит ее всему, что умеет сама. Надо же хоть кому-то передать свои знания? Ради чего училась? Ради чего думала? Ради чего избежала смерти, не погибла, как вся семья?

Кстати сказать, до того, как нашла девочку, как-то и не задумывалась на эту тему. Передать знания, оставить после себя память – и мысли такой не было. Просто жила и радовалась тому, что жива. И тому, что счастливо избежала смерти, обыграв десятки хитрых, умных и безжалостных людей. Жила себе, и жила – без будущего и прошлого. Одним настоящим, которое вполне ее, Уну, устраивало.

– А теперь запоминай позы, и порядок, по которому их надо принимать. Вот эта поза «Журавль», птица такая – ты должна стоять и держать равновесие на одной ноге, руки раскинуты в стороны, лицо смотрит вверх… Тише, тише! Не ушиблась? Все не так просто, да. Вот так, еще раз – смотри! Вот я стою, держу равновесие. Это же легко, правда! Ага… видишь, уже получается. А теперь – поза называется «Цветок». Она похожа на позу «Журавль», но немного другая…

Уна прошлась по всем позам, и Диана вполне сносно их запомнила. А потом попросилась в туалет, и Уна выругала себя за невнимательность. Это же дитя, дети не могут терпеть! Да и зачем терпеть – если хочешь? Тем более что девчонка со сна… Следующий раз заранее запустит ее в туалет, и только потом займутся с ней гимнастикой. Попробуй-ка воссоединиться с миром, если тебе хочется помочиться до самого что ни на есть конфуза.

Когда занимаешься практиками, ты должен не испытывать телесных страданий или каких-то телесных неудобств. Иначе все будет отвлекать и ничего дельного не выйдет! Кроме того, что выходить в этот момент из тебя точно не должно – здесь, и сейчас.

***

Диана сквозь сон услышала дыхание и легкий топот босых ног. Она приоткрыла глаза, и в полумраке на фоне окна, из которого в избу падали первые несмелые лучи солнца, увидела тонкую, гибкую фигуру, которая закручивалась и извивалась в немыслимых, невиданных Дианой позах.

Вначале Диана не поняла, кто это такой, даже немного испугалась, но человек повернул голову и девочка узнала фею! А фея была прекрасна. Она была одновременно похожа и на молоденькую девочку, и на взрослую женщину. Как у взрослой, у нее были груди с большими коричневыми сосками, а еще – на спине обнаружился какой-то цветной рисунок. Какие-то узоры, сплетенные из цветных линий. Такое у девочек не бывает, только у тетенек.

А на девочку она была похожа потому, что… худенькая и стройная. А еще – на ее теле совсем не было волос, как у маленькой девочки. Диана видела Злую Маму голой, и не раз, так у той были волосы на теле. А у феи – нет. Наверное потому, что это фея! Фея же не может быть волосатой! Так не бывает!

Фея была невероятно красива! Как модель из телевизора! Как самая красивая из спортсменок! Длинные ноги! Тонкая талия! Упругие груди! Диана хотела бы так выглядеть, когда станет тетенькой. Тогда ее точно бы полюбили все мужчины. Злую маму не любят, она сама не раз об этом говорила, только в постель с ней запрыгнуть хотят, а вот Диану бы любили. И не обижали. Разве можно обидеть такую красавицу? С такой, как у феи фигурой и таким красивым лицом?

– Ну что, проснулась! – обернулась фея, и Диане стало не по себе. Нехорошо подглядывать! Злая мама как-то поймала ее за подглядыванием, и потом долго ругала и била. Называла извращенкой (Диана не знает, что это такое, но наверное плохое слово), говорила, что девчонка испортила ей жизнь. И потому маму никто не любит. Вот Диана и запомнила про маму. А так-то она ничего особого не разглядела – дядя Гена лежал с мамой в постели, и похоже что душил маму, и она сильно стонала от боли (Диана ее даже пожалела – больно, наверное!). Но до конца не придушил. Выжила мама.

А потом фея позвала Диану к себе, и девочка пошла. Ей было стыдно идти в одних трусиках и маечке, но фея еще и поругала, что она их не сняла. Сказала, что заниматься надо голенькой. Странная она, эта фея. Но хорошая.

И было забавно – Диана принимала позы, и это было довольно-таки весело. Вначале она даже упала на пол, но совсем не больно – даже смешно. А после уже не падала – Диана вообще-то ловкая! Просто немного неуклюжая. Вот!

Глава 4

Следующие два с половиной дня прошли как в тумане. Уна даже слегка приустала. С утра они с Дианой занимались гимнастикой (теперь девочка совсем перестала стесняться, доверяя своей… неизвестно, кем она считала Уну), потом завтракали, и снова наваливались на учебу с перерывом на обед и ужин. И так до тех пор, пока Диана не падала, сморенная усталостью и перегрузкой знаниями.

Надо отдать должное девочке, ученицей она оказалась в высшей степени прилежной, трудолюбивой и выносливой. В ее хрупком на вид худеньком тельце как оказалось, таился громаднейший запас выносливости, позволявший ей терпеть такие нагрузки, от которых и взрослый человек давно бы свалился и не просыпался не меньше недели. Вероятно, ее предыдущая жизнь научила терпеть лишения, потому нынешние «страдания» были для нее совсем даже нипочем. Тем более что Диана с явным удовольствием воспринимала знания, которые запихивала в нее Уна. За два дня они умудрились с ней изучить всеобщий язык, да не просто изучить, а еще и научить Диану грамоте! Теперь она могла писать и читать – если бы было чего читать.

Уна сохранила пару трактатов по лекарственным травам в походном варианте – маленькие книжки, которые могут влезть в небольшой заплечный мешок, но больше книг у нее не было. Обычные книги очень велики по размеру, а эти две она взяла с собой просто как память о счастливой жизни, которую она вела во дворце. Книги были размером чуть больше ладони и написаны мелким почерком писца, так что много места не занимали и весили всего ничего. Купить другие книги Уна не могла. По нескольким причинам: во-первых потому, что в селе книги и даром никому не нужны, и уж тем более за деньги – лесорубы не какие-то там книгочеи, они делом занимаются – рубят элитный лес и продают его в город. Так что книг в селе не найдешь.

Во-вторых, потому, что хорошие… да любые книги стоят таких денег, что на каждую Уна должна работать полгода, а то и год! Это тебе не во дворце – пошел к книжной лавке, выбрал книгу, достал из кошеля золотой или два, и оплатил, не думая о том, что будешь есть завтра или через неделю. Книги – это для богатых и знатных, для нищеты вроде Уны… да собственно ничего для нищеты вроде Уны. Знания, а значит и книги принадлежат знати.

Честно сказать, раньше Уна даже и не представляла, насколько велико расслоение общества, и насколько бедны самые его что ни на есть низы. Как можно прожить на один золотой в год семьей из десяти человек?! А ведь можно. Не очень сытно, не очень радостно, но можно. А она, Уна, золотой и за деньги-то не считала. Так… купить пару новых кружевных трусиков и ночную рубашку с вышивкой. Да и то – скорее всего не хватит. Вернее, хватит, но не на самые лучшие. А она привыкла к белью высшего разряда.

У нее сохранились трусики из того, счастливого времени. Одни, единственные. Шелковые, прозрачные, с вышивкой, которая меняет свой цвет в зависимости от настроения и самочувствия хозяйки. Уна иногда доставала их из сундучка, разглядывала, грустно улыбаясь прикладывала к щеке, вдыхая тонкий аромат магией впечатанных в эти трусики южных пряных духов, и укладывала назад, на их теперешнее место. Эти трусики стоили годового дохода крестьянской семьи, и только взяв их в руки понимаешь, насколько счастливо и богато некогда она жила.

То же самое – ночная рубашка и старое, кое-где заштопанное платье, в котором она бежала из охваченного бунтом города. Уже когда Уна была за пределами своих покоев, таща за плечами набитый самым необходимым вещевой мешок, ее настиг один из гвардейцев, участвующих в бунте. Она знала его, это был Хелег, который вечно сально разглядывал ее зад, когда Уна проходила мимо, и облизывал губы, как собака на жирный, мясистый мосол. Когда все началось, и гвардейцы бросились на штурм королевский покоев, сминая заслон из тонкой цепочки преданных королю телохранителей, Хелег бросился не на короля, а побежал разыскивать Уну, и настиг ее как раз в самый интересный момент, как стрела утку на взлете. На свою беду. Он только лишь успел протянуть к ней руки, как ее небольшая, но очень твердая рука врезалась ему в нос так, что тот хрустнул и лег набок. И тогда заливающийся кровью Хелег взревел и выхватил кинжал.

Лезвие прошло по коже, слегка ее надрезав ее вдоль ребра, зато нож Уны, который всегда висел у нее на шее, изображая экзотическое украшение (подарок мастера Кана), вспорол ему сонную артерию, после чего Хелегу оставалось жить секунд пять, не больше. Вот он, этот нож – кажущийся игрушечным. Если сунуть его в ножны – просто недлинный стерженек с узорами, украшенный мелкими камнями. Дергаешь, нажав на кнопочку стопора, и вот у тебя в кулаке между пальцами грозное оружие, которым можно не только располосовать кожу, но и убить наповал – если знаешь, как бить, и куда. А если лезвие еще и отравить хорошим, быстродействующим ядом… Идеальное оружие для женщины. И незаметное, и эффективное. Опять же – для женщины, которая умеет им пользоваться. Уна умела.

Потом она ушла из дворца, смешавшись с толпой любопытных на дворцовой площади. В лицо ее никто не знал – она практически не бывала на официальных церемониях, балы вообще презирала. Любимым развлечением для нее было тайно выбраться из дворца и попасть на какой-нибудь городской праздник – просто как обычной горожанке. Танцевать с городскими парнями, а при взаимной симпатии… и с продолжением. Нужно же девушке иметь хоть какую-то отдушину!

И это тоже помогло ей спастись в тот роковой день. Если бы она не бывала в народе, если бы не знала, как следует говорить с простыми людьми, каких правил и обычаев придерживаться – ее раскрыли бы в первые же минуты бегства. Но она знала и умела. И потому прежде чем на нее объявили розыск – уже выбралась из города с первым попавшимся купеческим караваном, идущим на север. И это был осознанный выбор – на севере ее будут искать меньше всего. Ведь куда должна отправиться принцесса южного королевства Левант, где никогда не бывает зимы? Конечно же, на юг! Она же неженка, она не может переносить лютые северные холода!

Смешные… она купалась в пруду даже в зимний сезон дождей, когда температура опускается так, что во дворцах ставят жаровни, а люди кутаются в длинные теплые плащи. Да, такой зимы – с морозами и замерзшими реками – в Леванте нет. Но попробуй-ка, постой хотя бы пять минут под проливным ледяным дождем, да под порывами шквалистого ветра! Небось сразу предпочтешь толстый тулуп и мороз, от которого слипаются ресницы, а пар изо рта шелестит, опадая маленькими снежинками.

Все, что Уна унесла на себе в тот день – она сохранила. Просто так, для памяти. Чтобы положить в сундук и редко-редко доставать, вспоминая прошлое в минуты слабости и тоски. Никому на всем свете она не могла открыться, не могла рассказать о себе правду. Ни редким любовникам, ни людям, которые ей нравились, и с которыми она подружилась. Люди слабы, люди не держат слова. Бесполезно просить их умолчать о какой-то тайне – знают двое, знает и весь мир. А Уна еще хотела пожить. Нравилось ей это занятие!

Теперь она одевалась и жила так, как живут люди севера. Трусики на ней были хоть и с кружавчиками, но довольно-таки простые, и никаких экзотических узоров, и тем более магии. Платья самые простые, домотканые, льняные – и для здоровья полезно, и дешево, ведь все здесь свое. Здесь ткут, здесь и шьют. Если не в Шантале, так в Шпицене – есть все.

Шанталь довольно-таки большое селение, в котором есть две лесопилки, два цеха по изготовлению мебели и всяческих изделий из дерева, есть ткацкое производство и небольшая швейная мастерская. При швейной мастерской – лавка, в которой можно купить начиная с носков и трусиков, и заканчивая платьями и штанами. Тут же тебе подгонят по фигуре – за сущие медные солы.

Тут же можно купить и пуговицы, и нитки, и все, что нужно для домашнего мелкого ремонта одежды. Хозяин – мастер Рутер – огромный бородатый человек с торчащим пузом, которое его ничуть не портило. Он был одним из тех, кому очень нравилась Уна, и как она подозревала – не только лишь как приятная девушка, годящаяся ему в дочки. Но он никогда не позволял себе двусмысленных намеков – у него старшая дочка по возрасту такая же, как Уна, да и жена мастера слыла женщиной с тяжелым характером, и мастер (опять же по слухам) побаивался ее тяжелой руки. И это притом, что женушка Рутера была на голову его ниже (даже чуть ниже Уны), и весила в три раза меньше.

Вот правильно некогда сказал ей мастер Кан: «Боец силен не только телом, но духом!» Духа у матушки Сильвии хватало на десятерых мужиков. Кстати, к Уне она тоже относилась очень хорошо и не раз приглашала попить чаю с домашними плюшками, сетуя на то, что девушка очень худа, а худых девушек парни не очень-то и любят. Спорный вопрос, тем более что Сильвия сама не отличалась большим объемом плоти, но Уна с ней не спорила, поддакивала, да и уписывала за обе щеки сдобные лепешки с медом и пирожки с лесной ягодой. Зачем спорить с хорошим человеком, особенно если он никак не желает воспринимать твои аргументы.

Для всех вокруг Уна была сиротой, которая пришла с юга, спасаясь от эпидемии черной лихорадки – тогда на самом деле в одной из провинций Королевства разразилась дичайшая эпидемия проклятой болезни, сводившей под корень целые деревни, а иногда и большие города. Эпидемия прекратилась так, как она всегда и начиналась – абсолютно неожиданно, но жители этой провинции разбрелись по всему Миру, боясь возвращаться туда, где только что гуляла и резвилась черная смерть. Здешний люд ничего не знал о заразе, о том, как опасны носители этой пакости, а Уна не спешила рассказать им о том, что надо бояться чужаков, которые пришли к ним из тех страшных мест. По ее версии – она была дочерью тамошней лекарки, которая научила дочь всему, чему могла научить. И когда мать умерла во время эпидемии, самоотверженно спасая больных, дочь Уна, не будь дурой, «сделала ноги» из того нехорошего места. Вот так она и оказалась здесь, рядом с Шанталем.

Вообще-то она шла сюда целенаправленно – узнала, что возле Шанталя в лесу проживает старая лекарка, у которой нет детей и наследников, и собиралась предложить той свои услуги – или войти в долю, или работать на нее, получая жилье, питание и жалованье – нормальная практика у всех лекарей и магов. Но когда Уна пришла в Шанталь, отправившись в него с купеческим караваном, оказалось, что лекарка недавно, на днях померла, и все ее имущество, все вещи оказались в распоряжении местного Главы поселения. Вещи, что получше, вроде серебряных ложек-вилок и всего такого Глава конечно же прихватил себе. Остальное он собирался пустить на аукцион, чтобы выручить для общины горсточку серебра и горсточку меди меди. Хотя и очень сомневался, что выручит за эту дребедень хотя бы пару-тройку серебряных монет. Большинство вещей старухи представляли из себя крепкое, но никому не нужное барахло, рухлядь, нужную только беднякам самого низкого уровня.

Мебель – тут вообще полный что называется провал. Кроме стульев и скамей забрать оттуда было нечего – стол сделан на месте, на века, и был такого размера, что вытащить не сломав, или не распилив его не было никакой возможности.

То же самое касалось шкафа для снадобий с его многочисленными ящичками. Во-первых, он никому такой не нужен.

Во-вторых, если бы понадобился – попробуй, разбери его, когда он склеен специальным клеем и встроен в избу так, что казалось – он врос в эти потемневшие, отполированные руками строителей тяжелые бревна.

В общем – имущество вроде есть, а вроде его и нет. Охотников купить его не находилось. Если только со всем домом. Но и на дом тоже желающих не нашлось.

Скорее всего, все закончилось бы тем, что лесорубы, которые шляются туда-сюда по дорогам, подожгли бы избу по пьяному делу, и вместо избы – круг из угольев и лесная поляна, заросшая орешником и крапивой.

И тут явилась она, Уна, и предложила выкупить избу за два серебряных секунда вместе со всем содержимым. Она поселится в избе и будет лечить людей как прежняя лекарка.

Глава поселения вначале отнесся к Уне настороженно – что за лекарка из какой-то там девчонки? Тем более что выглядит она сущей пигалицей. Но Уна практически на пальцах ему доказала выгоду и для поселения, и для главы лично – которому сверх двух секундов она добавит еще один, из рук в руки, без купчей. А еще – будет лечить его семью за половину цены.

В общем, после совсем недолгого и бесполезного торга (пройдоха пытался еще накинуть цену) – они пришли к соглашению, и скоро Уна ехала в свой дом на телеге, закупив в лавке самого необходимого на первое время.

С тех пор прошло много времени, и Уна вжилась в роль сельской лекарки так, что никто наверное и не помнил, что она появилась здесь ниоткуда, и на самом деле звать ее Уна или как-то иначе – никто по большому счету и не знает.

Сделку закрепили у стряпчего в Шпицене, довольно-таки большом городке на юг от Шанталя, стоящем на берегу полноводной судоходной реки Орона, печать заверили каплей крови Уны, так что теперь легко было определить, что именно Уна владеет этим самым домом и прилегающим к нему большим участком – и никто иной.

Этой каплей крови (старое-престарое волшебство!) документ привязывался к конкретному человеку, а не к его имени, как бы он не назвался в дальнейшем, красный сургуч для этого дела продается в любой лавке любого мага, торгующего магическими товарами, начиная от ингредиентов для снадобий, и заканчивая магическими светильниками и красным сургучом.

Оплачивать оформление пришлось Уне – так договорились сразу. И это обошлось еще в один секунд серебра – неважно, за сколько она купила дом, важно заплатить те деньги, что положено платить по закону. Тут и налог за сделку, и оплата работы стряпчего, и стоимость красного сургуча. Зато теперь нет никаких сомнений о праве собственности – стоит Уне поднести палец к сургучу – над свитком из тонкой кожи сразу же возникает образ Уны и сургуч начинает светиться приятным белым светом. Если бы не она была владельцем – подноси палец, или не подноси – сургуч остался бы нашлепкой мертвого красного камня.

Уна считала, что того, кто придумал такой способ закрепления сделок нужно увековечить в камне и расставить его статуи по всем городам Мира. Настолько это важное и дельное колдовство.

Само собой, перед сделкой Уна попросила отвезти ее к дому и как следует все осмотрела. И осталась довольна – изба, пусть и однокомнатная, впечатляла своей основательностью и даже красотой. Бревна – огромные, в два обхвата – были пригнаны так плотно, что им наверное не требовалась и шпаклевка. Печь, каких тут было мало – тоже удивляла своей основательностью, и на ней можно было даже спать! Такие печи раньше клал один мастер, ныне ушедший из жизни, и они отличались долговечностью, низким потреблением топлива и большой практичностью – и согреться, и пищу приготовить, и лежанка для больных костей.

Была и большая кладовая, и коридор перед входом, и даже теплый туалет – не нужно выходить наружу чтобы справить нужду. Потом убрал бадейку с нечистотами, вылил подальше под кустик, и все, дома снова чисто.

Окна не большие, и не маленькие, чердак такой, что в нем можно спокойно устроить еще одну комнату – если понадобится. А стол какой! А шкаф для снадобий!

В общем – Уне все понравилось, и с легким сердцем девушка заключила сделку. И начала свою новую жизнь.

Уна улыбнулась, погладила свиток с купчей на дом, вздохнула, закрыла крышку сундука. Этот сундук купила после того, как приобрела дом. И много чего еще купила. Все-таки Глава, а может и еще кто – неплохо так почистили закрома старой лекарки. Пришлось покупать необходимое, а первое время жить с тем, что есть – без особых изысков. Даже бочку для мытья и то купила сама Уна. Она не переносила нечистоты тела и старалась каждый день обтираться мокрой тряпкой, а раз в неделю отпариваться в бочке с горячей водой.

Закрыла сундук на ключ, сунула ключ под лавку, там было углубление – что-то вроде тайника. Встала с колен, пошла к столу, где болтая ногами сидела, и что-то мяукала себе под нос ушедшая в работу Диана. Девочка взяла мелок и что-то рисовала на доске для уроков, невесть как приблудившейся в доме старой лекарки, и на которую не позарились рачительные деревенские жители. Уна нашла доску в туалете – ей закрывали дырку над бадейкой с нечистотами. Вот и пригодилась доска для правильного дела.

Уна посмотрела на то, что нарисовала Диана, и немало удивилась – как оказалось, кроха очень неплохо рисовала! Она изобразила дома – если это были дома – улицу, на которой находились странные предметы с колесами (если это колеса!), и шли люди. Много людей! А в центре – женщина, которая вела за руку маленькую девочку, и даже не вела, а тащила – ноги девочки волочились по земле, оставляя на ней длинную черту.

«Да у девочки талант!» – подумала Уна и осторожно погладила Диану по волосам, стараясь не трогать макушку. По старым повериям на макушке у каждого ребенка сидит маленький Хранитель, который оберегает ее от бед. А когда гладят по макушке, то его сбрасывают, и он не может исполнять свои обязанности. А еще – может рассердиться, и улетит. И тогда с ребенком случится беда. Так что лучше макушку не трогать.

Диана сидела хмурая – брови сведены, губы сжаты в полоску. Смотрит на картинку так, будто это не картинка, а… сценка из жизни!

Точно! Это сцена из жизни! А вот эта маленькая, которую волокут – она сама! А это… ее мать?! Наверное…

Уна пододвинула стул, присела рядом обняла Диану за плечи, прижала к себе. Девочка была очень напряжена, но Уна погладила ее по спинке, по шейке, и Диана расслабилась, лицо ее стало умиротворенным и совсем-совсем детским. Так они сидели некоторое время, а потом Уна спросила:

– Расскажешь мне? Откуда ты пришла, и что это за женщина, которая тебя тащит…

Диана заметно вздрогнула, снова напряглась, но Уна поспешно сказала:

– Если не хочешь, можешь не говорить! Если тебе неприятно! Когда-нибудь расскажешь! Если захочешь! Но лучше расскажи сейчас, тебе будет легче. Я вот что тебе скажу – ты никогда, никогда больше туда не вернешься! Ты будешь жить со мной, и я никогда не дам тебя в обиду!

– Н-н-никогда? – с надеждой спросила Диана, поднимая к Уне лицо с дорожками слез – А Кархил будет?

– Будет! – торжественно ответила Уна, и голос ее не дрогнул – Конечно же будет! Как нам без Кархила?! Он же наш друг!

– Т-т-ты не отдавай меня, л-л-ладно? – попросила Диана, прижимаясь к женщине, платье которой сбоку уже промокло от слез – Она м-м-меня убьет! Она м-м-меня хотела у-у-убить, н-но д-д-дядька не дал!

«У девочки большие проблемы с речью!» – в который уже раз с замиранием сердца констатировала Уна – «Надо лечить!»

– Кто эта женщина? – мягко спросила Уна, и не была удивлена, услышав ответ. Чего-то подобного она и ожидала.

– Это м-м-мама. Злая м-мама – ответила девочка – Она м-м-меня не хотела, я родилась. Она хотела сделать а-а-аборт, но у нее не получилось. А п-п-получилась я.

– Что такое «аборт»? – спросила Уна, уже собственно догадавшаяся, что это такое.

– Э-э-это когда м-м-мамы не х-х-хотят ребеночка, они идут к л-л-лекарю, и тот д-д-делает, чтобы ребеночка н-н-не б-б-было.

Уна закусила губу. Она все поняла. Все-все! И то, почему на Диане так много шрамов. И то, почему она боится резких движений. И почему она заикается. И ей очень, очень захотелось сделать так, чтобы «Злая мама» умерла. И не просто умерла, а как-нибудь мучительно, страшно! Чтобы дергалась на колу и умирала сутки, двое, трое! Женщины мечтают о ребенке, как о величайшем сокровище, главном сокровище в мире! И не могут его иметь. А этой твари боги послали замечательную, красивую, умненькую девочку, и она истязала ее так, как истязают самые настоящие палачи!