Текст книги "Диана. Найденыш (СИ)"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

Уна не плакала. Бесполезно плакать. Она расслабилась за эти годы безопасной жизни, и забыла главный свой принцип: всегда быть настороже. Всегда готовиться к худшему, даже если кажется, что вокруг все розово и сахарно. Ушла из дома, подходишь к нему после часов отсутствия – осмотрись! Нет ли тут засады? Не забрался ли кто-то в дом? Не ждут ли ее дюжие молодцы со стальными браслетами на поясе?

И вот она попалась. И кому?! Каким-то там разбойникам с тракта! Жалкой шайке! Ублюдкам, которые и меч-то как следует держать не умеют!

Уна мысленно застонала, закрыв глаза, и пропустила момент, когда острый носок мехового сапога вожака шайки врезался ей в бок. От боли Уну выгнуло дугой, она задохнулась, и с минуту перед глазами мелькали красные круги. Но лучше бы она сразу умерла. Потому что это было только начало.

Удары сыпались один за другим – безжалостные, сильные, но не такие сильные, чтобы убить или безвозвратно покалечить. Да, Уна знала – если выживет, будет долго мочиться кровью, но никаких разрывов внутренних органов у нее пока что не было. Уна чувствовала, знала это, корчась от боли и задыхаясь от спазмов в животе. Больно! Очень больно!

– Вот так! – удовлетворенно сказал вожак, утирая пот – Вы бы ее сейчас убили, а я ничего ей не повредил, но при этом получила она по-полной! И это только начало! Не зря я учился у костоправа! Знаю, как и куда бить!

– Да, ты голова! – с восхищением подтвердил угрястый Гнус – Вожак, а когда мы ее трахнем? Я без бабы уже месяц! У меня все просто зудит!

– Это от вшей у тебя зудит – хихикнул Асан, и уже серьезно обратился к вожаку – Старшой, Гнус пускай последним ее дрючит! От него вшей нахватаем! Он сам жаловался, что завшивел! Нам только этого не хватало!

– Гнус, точно – вши? – подозрительно спросил вожак, и Гнус покраснел, забегал глазами.

– Точно – удовлетворенно констатировал Асан – Вишь, как глаза-то бегают!

– Тогда после нас! Когда я скажу! Мы пройдемся по паре раз, а потом ты… на что останется – ухмыльнулся вожак – Надо себя в чистоте держать, я вас сколько учил?

– Да где в чистоте держать, коли мороз кругом?! – окрысился Гнус – Это меня баба в борделе наградила, сука! Обратно пойдем – найду, и убью!

– А не надо кидаться на каждую бабу, которая спрашивает в три раза дешевле, чем все! По ней было видно – помойка ходячая! Помнишь, что я тебе тогда сказал? Проблем огребешь! А что ты мне сказал? Что тебе похер? Что у всех дырки одинаковые? Ну, вот и получай! За свою жадность!

– Слышь, вожак – вдруг вмешался в разговор Шелег – А как она скажет, где лежат деньги? Если рот закрыт? Давай ей пасть развяжем!

В голове Уны вспыхнула надежда! Развяжите, твари, развяжите! Вы будете о-о-очень удивлены! Неприятно удивлены!

– Да ты охренел! Ты слышал, что лекарки – колдуньи? Ты думаешь, чем они лечат? У них Голос, болван ты эдакий! Ты думаешь я зря ей приказал пасть закрыть?! Придурок ты тупорылый! Ты здесь жил, рядом с ней, и не знал?! Ты вообще-то слышал, что такое Голос?

– Ну-у… колдовство какое-то, что ли? – смешался Шелег – Да откуда я знаю?! Я что, с колдунами, да ведьмами каждый день вино пью?!

– Болван… – вздохнул вожак – Слушай, и учись! Голос – это большое колдовство, которое считается колдовством крови! Ему научиться нельзя. Оно у тебя или есть, или нет! И передается только по женщинам. Мужчины так не умеют. У них другое колдовство. Эти – они вроде как поют. Но на самом деле, не поют, а колдуют. Развяжешь ей пасть, она начнет петь, и… все тут поляжем! Я видел, как одна колдунья с Голосом уложила тридцать человек – наповал. И если бы не стрела, которая прилетела ей в затылок сзади – нам бы всем конец!

– Твоя стрела? – широко улыбнулся Асан.

– Моя! – довольно ухмыльнулся вожак – Со ста шагов! Из глаза у нее вылезла! Рука у меня верная! Так вот, я рисковать не хочу. И вам не советую. Колдуньям в первую очередь надо затыкать рот. Ну а потом… потом она все сама покажет. Ведь покажешь, сучка? – вожак ткнул носком сапога обнаженное тело Уны, уже начавшее покрываться кровоподтеками – Ничего… покажет. Развяжи ей ноги!

– Зачем? – не понял Гнус – а связывали тогда зачем?

– Ноги в стороны – двое подержат за ноги, двое за плечи! Я люблю делать ЭТО с удобством!

Вожак сбросил меховую безрукавку, оставшись голым по пояс. Тело его было густо татуировано разными рисунками, среди которых преобладали черепа, голые женщины и повешенные на виселице. Через всю спину по позвоночнику был вытатуирован меч, рукоять которого упиралась в затылок. Вожак мускулист, и время оставило на нем следы его бурной жизни – шрамы, рубцы, темные пятна как от ожогов. Он напоминал старого, покрытого шрамами волка, еще в силе, но уже на излете жизни.

Самый опасный волк – волк-одиночка. Он режет скот для удовольствия, а может порвать и своих соплеменников – если подставятся под удар. Когда такой волк встречает стаю – он или убивает вожака и подминает под себя шайку, или погибает сам, заканчивая свой жизненный путь так, как и положено волку.

Тем временем Гнус разрезал путы, связывающие ноги Уны, которая так и лежала с закрытыми глазами и тяжело, судорожно дышала, отходя от побоев и не в силах пошевелиться. По крайней мере так считали разбойники – не в силах.

Но только лишь женщина почувствовала, что ее ноги свободны, она одним текучим, быстрым движением вскочила, как подброшенная вверх невидимой рукой, и ее пятка с треском врезалась в бок Гнуса. Именно с треском – сломав самое меньше два ребра. Следующим был Асан – крутанувшись на одной ноге Уна ударила ему по шее пяткой, но увы – слегка неудачно. Он успел отшатнуться, и вместо того, чтобы сломать шею, нога Уны прошлась по уху и скуле мужчины, и это было очень больно – даже слезы брызнули из его глаз.

Еще разворот, и корявый кряжистый мужчина со здоровенным ножом на поясе сгибается от мощного удара в живот и падает ничком, хрипя, и пытаясь вдохнуть! Еще чуть-чуть, один противник! Бьет прямым! Очень быстро, практически неуловимо! Но он отбивает удар, усмехаясь и щеря желтые, прокуренные наркотической смесью зубы. Еще, еще удар! Если бы руки были свободны!

Справа подключается Асан – но это не противник. Тут же падает, подсеченный под колено, и сверху – пяткой! Вожак – вот проблема! Эффект неожиданности потерян, и силы на исходе. Избитое тело отказывается работать в полную мощь. Кое-где надрывы мышц, возможно – трещины в костях. И так Уна работает выше своего предела! Но не может одолеть вожака – он опытен, невероятно силен и очень, очень быстр! Если бы только руки были свободны! Если бы…

Она пропускает удар ногой в бедро, и левая нога тут же немеет и подгибается. Уна путается еще что-то сделать, блокировать ногой удар в живот, но не получается. Бам! И она теряет сознание.

– Видали, олухи? Девка с завязанными руками, голая – едва не уработала вас всех! Ослы чертовы! Учиться надо было, учиться, а не вино жрать и вшивых баб тискать! Если бы я не учился – не прожил бы столько лет в наемниках! А девка-то молодец! Жалко будет ее под лед спускать!

Голова болела, живот болел, сил не было – выложилась. Чтобы лишить сознания здоровенного сытого мужика, надо много силы, особенно если ты маленькая хрупкая женщина.

Уна попыталась дернуться, собрав все, что у нее были силы, но не смогла. Навалившиеся на нее разбойники были очень тяжелыми и весили очень много.

– Шелег, стоишь у дверей, смотришь, слушаешь – не идет ли кто. И про собачку не забываем, ведь где-то бегает, тварь зубастая! – сказал вожак, развязывая завязки меховых штанов – Я первый, Гнус самый последний!

– А девчонку? Может я вначале девчонку попробую? – с надеждой спросил Гиваль, и женщина под ним задергалась, вытаращивая глаза. Гиваль с улыбкой посмотрел на нее и губами, на которых запеклись слюни, прошептал – Ох, и повеселимся мы с твоей дочкой! Люблю я мелких девок! Только долго не выдерживают, дохнут!

***

Диана сидела в углу, и ничего не видела, ничего не слышала. Нет, так-то она видела и слышала, но все, что происходило вокруг нее шло мимо сознания, не задерживаясь, не осмысляясь. Она даже перестала понимать смысл слов, которые только что знала так, как если бы учила их с детства. Она видела, как пришла фея Уна, как набросились на нее плохие дядьки. Но даже это не смогло вывести ее из ступора.

Потом она смотрела на то, как фея Уна дралась с дядьками и почти их победила – если бы не самый страшный дядька, она бы всех побила и Диану спасла! Но она не победила. И теперь дядьки сделают с ними плохое. И они с Уной умрут.

Диана вдруг встрепенулась – услышала знакомое слово. Дочка. Плохой дядька называл ее дочкой! Чьей дочкой? Мысли крутились медленно-медленно…

Диана встала, подошла к дядькам, которые держали Уну и хотели с ней сделать плохое. Дядьки вначале ее не увидели, потом один, очень противный и страшный сказал, воняя изо рта тухлятиной:

– Что, решила посмотреть, как мы твою мамочку будем драть? Давай, давай… учись! Скоро и твоя очередь настанет! Ха ха ха!

Плохие дядьки стали смеяться, им почему-то было очень весело, а тот, что стоял на коленях между ног феи Уны, отбросил в сторону штаны и остался с голым задом. Диана стояла и думала: «Они сказали, что я дочка… а тогда… это – моя мамочка! Значит, Уна моя мамочка?! Моя настоящая мамочка! Мамочка, она меня нашла! Я знала, я знала, что Злая мама не настоящая! Меня к ней подбросили злые дядьки!»

И тут же мысль перескочила на настоящее: «Злые дядьки?! Они хотят сделать плохо моей мамочке! МОЕЙ МАМОЧКЕ!»

– Не трогайте мою маму! А то вам будет плохо! – сжав кулачки и сдвинув брови сказала Диана.

Плохие дядьки стали хохотать, даже тот, что с голым задом, он тоже стал хохотать. Потом один из дядек сказал, захлебываясь смехом:

– Нам сейчас будет очень хорошо! А потом, когда мы распялим и тебя – еще лучше! Ха ха ха!

Диана ненавидела их! Она никогда и никого так не ненавидела! Даже Злую маму! Она раньше вообще не умела так ненавидеть, пока не увидела, что злые дядьки хотят сделать плохо мамочке!

Умрите! Умрите все! Умрите, я вас ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Диана закричала. Не завизжала, не ойкнула, не заплакала – ЗАКРИЧА-А-А-АЛА-А-А! И крик ее был так страшен, так ужасен, что на версты вокруг всколыхнулись и поднялись в воздух птицы! Звери в ужасе побежали прочь! Рыбы заметались подо льдом, будто пришла весна и настал сезон икромета! Ужасный низкий звук, который не могла издать детская глотка вырвался из ее груди, из ее сердца, из ее души!

Разбойники оцепенели. Глаза их выпучились так, как если бы они увидели огнедышащего дракона, а потом они стали падать, истекая кровью, захлебываясь ей, фонтанируя, лопаясь, как перезрелые плоды!

Диана не слышала, как хлопнула дверь – она и не помнила про рыжего плохого дядьку, который стоял у дверей. А тот, держась за голову, вывалился в коридор и шатаясь побежал прочь от страшного дома. На полу остались лежать мертвые разбойники, залившие пол потоками черной крови, да Уна, которая тяжело дыша следила за своей названной дочкой, застывшей на месте с закрытыми глазами и сжатыми в кулачки пальцами.

***

Уна была ошеломлена! Нет, не то слово – потрясение, которое она испытала, нельзя описать никакими средствами! Ее маленькая Диана обладает Голосом! Да ТАКИМ Голосом, что ее, Уны, голос и рядом с ней не лежал! Потрясающим Голосом! Пробирающим до самых дальних уголков сознания! Убийственным голосом.

Уна попыталась сдвинуть с ног труп разбойника, и у нее ничего не получилось Тогда она начала вылезать из-под него, дергаясь, извиваясь, как змея. Через некоторое время ей это удалось – благодаря натекшей на пол крови. Ноги скользили по полу, и по залитой кровью коже вожака. Есть! Вылезла! Быстро осмотрелась по сторонам – нет, рыжего Шелега нигде нет. Опасно! Он может прятаться где угодно – например, в туалете. Или в кладовой! Или в коридоре! Но теперь она с ним справится. Один это придурок ей не соперник. Только вот неплохо было бы развязаться…

Снова легла на пол, и стала заводить связанные сзади руки вначале к заду, потом, изгибаясь, все дальше, дальше… Если бы не ее гибкость, натренированная годами занятий, Уне это вряд ли бы удалось. Но у нее получилось. Ступни скользнули по связанным рукам, и… есть! Руки впереди!

Уна сорвала с головы повязку, удерживающую кляп, сделанный из ее же трусов, выдернула изо рта промоченную слюной тряпку и хрипло, откашлявшись, спросила:

– Дианочка, дочка, ты как? Все в порядке? Ты меня слышишь? Дочка!

Дина медленно открыла глаза, будто проснулась, посмотрела вокруг, посмотрела на Уну, и… бросилась вперед:

– Мамочка! Мамочка моя! Мамочка!

Уна прижала ее к себе, охватив за спину онемевшими, связанными руками, и они так простояли минут пять, а может больше. Диана рыдала, выплакивая ужас последних часов, а Уна улыбалась, и… тоже плакала. Да, плакала сквозь улыбку, или улыбалась сквозь слезы. Дочь. У нее – дочь!

– Дочка моя! Доченька! – повторяла она, забыв о боли в избитом теле, забыв обо всем на свете кроме этого маленького, горячего тельца прижавшегося к ее бедру.

Потом Уна нашла меч, принадлежавший одному из разбойников, и перерезала путы. Налила в пустое деревянное ведро воды, взяла мыло, тряпку, и насколько могла оттерла кровь и грязь со своей кожи. Спину ей помогала мыть Диана – девочка серьезно, с усердием терла спину мамочки, между делом спрашивая, не больно ли она ей сделала. Уне было больно, спина – сплошной синяк, но говорить об этом девочка она не хотела. Маме не бывает больно, мама сильная! Мама – всех победит! Убьет за свою дочку! Весь мир порвет!

И тут в дверь постучали – настойчиво так, с привизгом. Уна устало побрела к двери, открыла. Кахир ворвался в комнату, зарычал, вздыбив шерсть и оскалив огромные клыки и стал принюхиваться, оглядывая трупы разбойников взглядом горящих, как угольки яростных глаз.

– Ну и где же ты был? – укоризненно спросила Уна, усаживаясь на скамью – Нас тут чуть не убили, а ты где-то там зайцев гонял? Совесть у тебя есть, псина ты эдакая?

Кахир заскулил, будто понимая упрек, но Уна тут же замолчала, осеклась – плечо пса и весь его левый бок представляли собой сплошную рану. Висели клочья шкуры, на мышцах запеклась корка крови и при каждом движении пса корка трескалась и сквозь трещины выступали алые густые капли.

– Ох ты ж мой милый! – Уна охнула, и схватилась за голову – Медведь, да?! Ну зачем же ты к нему полез, демоненок эдакий! Все силы свои пробуешь?! Да разве же ты с медведем сладишь?! А если бы он тебя задрал?! Ай-яй-яй! Ты зализывал, да? Идти не мог? А я тебя ругаю! Вот как совпало-то! Просто какие-то происки Темного!

– А что такое с Кахиром? – спросила Диана, и Уна начала отвечать, а потом вдруг спохватилась:

– Да что с ним? Он ведь у нас гордый и слишком самоуверенный! Считает себя королем леса! Никто ему не помеха, только медведь! Вот и решил попробовать свои силы на медведе, и просчитался! Стой-ка! А ты ведь не заикаешься! Это как так?

– Не знаю, мамочка! – улыбнулась Диана и села к Уне под бок, обняв ее за талию – Мамочка, а они (она указала на злодеев) так и будут тут лежать? Я что-то их боюсь!

– Бояться их незачем, мертвые уже не встанут. Они только в сказках ходят. А здесь они лежать не будут. Уберем! Но чуть позже, ладно? Мы сейчас Кахира полечим, немного отдохнем, а уже потом будем выбрасывать мусор. Ладно, дочка, подождешь? Не будешь бояться?

– Нет, не буду! – закивала Диана, и притянув руки обняла Кахира, будто прислушивающегося к их беседе – Бедненький! Зачем ты мишку кусь-кусь! Не надо мишку кус-кусь! Он большой, злой! Сейчас мамочка тебя полечит, и все будет хорошо!

Кахир стоял спокойно, и только глаза еще щурились – то ли от боли, то ли он внимательно разглядывал девочку и что-то себе решал. А затем он как обычно вывалил свой широкий как лопата язык и прошелся ей от подбородка до лба. Девочка рассмеялась и утерлась запястьем.

– Хулиган! Вот сейчас возьму, и тоже тебя оближу! – она снова схватила Кархила за голову и чмокнула его в нос. Кахир фыркнул и обнажил в улыбке клыки.

А тем временем Уна уже бегала по комнате, собирая в одно место ступку, ингредиенты для снадобья, а еще – принесла бутылку с крепким зеленым вином двойной перегонки, нитки и иголку.

Первым делом взялась за снадобье. Это снадобье она делала быстро – травы почти не мельчила, да и трав тех было совсем немного. Немного магии Голоса – и вот, прозрачная жидкость готова.

Уна достала из все того же шкафа с магическими ингредиентами небольшой веник на деревянной ручке – не веник даже, а нечто среднее между кистью для покраски и веником, погрузила его в чашку со снадобьем, и подозвав Кахира, стала брызгать с помощью веника ему на окровавленный бок, на раны. Кахир только повизгивал и чуть вздергивал губы над клыками, когда капли попадали на особо болезненные места. Наконец, снадобье начало действовать, Кахир успокоился и явно расслабился. Боль ушла! Вот теперь можно и взяться за дело. На два часа обезболивающего вполне хватит.

Сняла с плиты теплую воду, которую поставила греться перед началом приготовления снадобья, и работая чистой тряпочкой осторожно омыла раны Кахира. Замочила в кружке с вином нитки и прокалила на огне зажженной свечи иглу. Все готово! Теперь – за работу.

Работа заняла не менее часа. Пришлось сшивать кусочки шкуры и ставить их на место, да так, чтобы потом можно было выдернуть нитки из швов. Закончив – посмотрела на дело своих рук и удовлетворенно кивнула. Хорошо! Кое-где шкуры не хватило, но это ничего. При последующем колдовстве эти места затянутся кожей, а кожа потом прорастет шерстью. Теперь – главное!

Она снова взялась за изготовление снадобья, и в этот раз работа заняла больше времени. И колдовской силы она вложила больше обычного – можно сказать выложилась по-полной. Получилась серая вонючая мазь, липкая и отвратная на вид. Но очень, очень ценная мазь!

Пока работала, Уна не молчала. Она постоянно рассказывала Диане, что именно делает и зачем, называла ингредиенты, которые вкладывала в снадобье, сообщала о пропорциях ингредиентов, и даже о том, где их можно найти самой, а если нельзя – где можно купить, и сколько они стоят на самом деле. Цены нужно знать, иначе хитрый лавочник обязательно попытается надуть «глупую деревенщину».

Диана слушала, и было явно видно, что она все запоминает. И Уна убедилась в этом, когда задала ей вопросы – Диана в точности повторила все, то рассказала ей «мама». Неужели действие снадобья еще не закончилось? Удивительно! Но этим можно и нужно будет заняться потом. Сейчас – лечение Кахира.

Снадобье намазано на раны поверх сшитой кусками шкуры, и снова – Голос. Уна вкладывала в лечение все силы, что у нее были. Все, до остатка! Завтра она будет лежать в лежку, не в силах встать, но сейчас она выдаст все, что у нее есть. Выдавит из себя последние капли магической и жизненной энергии – лишь бы помочь Кахиру.

На лечение ушло полчаса. Уна осмотрела раны, теперь они выглядели старыми, будто случились много, очень много лет назад. И только проплешины на тех местах где шкура оторвана совсем и потеряна на месте битвы говорили о том, что здесь некогда были открытые раны, в которых виднелось кровавое трепещущее мясо. Хорошая работа! И Уна сделала все, что могла – в ее состоянии, конечно. Впрочем, и будучи совсем здоровой она не сделала бы больше.

Только лишь Уна закончила лечение, и тут же Кахир запросился на волю. Стоял у дверей, повизгивал, оглядываясь на Уну, и Уна не выдержала, выпустила, с наказом никуда больше не соваться и медведей из берлоги не вытаскивать. Когда Диана спросила, почему Уна так сказала Кахиру, причем тут берлоги – женщина с улыбкой пояснила, что найти медведя Кахир мог только в берлоге. Значит, этот мерзавец туда влез, и сделал все, чтобы медведь покинул берлогу и бросился на него драться. Вредная псина! Давно он зуб точил на здешних медведей но до сих пор не решался их задирать. А может и решался, но только Уна об этом пока что ничего не знает.

И наконец, Уна занялась последним, самым противным и гадким делом – нужно было избавиться от трупов в доме. Сейчас она их к проруби не потащит, для этого есть день, но убрать из комнаты совершенно необходимо.

Она обшарила карманы, пояса – собрала все ценное. Мертвецам это ни к чему, а ей пригодится. Тем более что злодеи должны ей и за разбитое стекло, и за побои, и за страх, пережитый ей, Уной, и ее дочкой. Теперь Уна всегда про себя называла Диану дочкой. Ну а как же иначе? Дочка – она дочка и есть, богами данная, желанная, как глоток воды в пустыне умирающему от жажды.

Потом настала очередь «мусора». Трупы надо вытащить на мороз и сложить под навесом, там, где поленница дров. Когда восстановит силы – сбросит их в прорубь, под лед, ракам с налимами на корм. А куда их еще девать? Копать яму в мерзлой земле? Нет уж… пускай плывут по течению. Текучая вода уносит все темное, злое, вот пусть унесет и этих мразей. А в лесу оставлять нельзя – привлечет зверье, волков всяких. Оно может для Кахира и хорошо – погонять всякую там дичь, но на самом деле ничего хорошего в этом нет, так как волки могут сунуться и к дому, а тут маленький ребенок. Да и она, Уна, не желает постоянно оглядываться, ожидая нападения.

М-да… постоянно оглядываться очень не хочется. Один ведь ушел! И можно сказать самый из них подлый и опасный! Это он навел разбойников на Уну! И ведь все понятно, как оно получилось – Шелег хотел отомстить Уне за унижение, за то, что ему пришлось уйти из деревни. Он считает, что это она в том виновата. Не его подлые и лживые речи, а она, которая прилюдно его унизила. Так вот: он напел разбойникам, что у нее имеются какие-то мифические сокровища, они и рады были услышать эту чушь.

Хотя… ведь на самом деле были! Одно только кольцо, которое осталось у нее с инициации стоит целое состояние. А еще – десять золотых. Для бедных это очень крупная сумма денег! И серебро. Так что…

Уна, скорее всего, отдала бы им деньги – хотя бы для того, чтобы все поскорее закончилось. А закончится оно могло только одним – смертью. За то, что разбойники сделали, стража казнила бы их на месте, без суда и следствия. А если бы их поймали и сдали власти – результат тот же, только после долгого мучительного допроса и скорого суда. Потому-то разбойники жертв и свидетелей всегда и гарантированно убирают.

Вообще, происшедшее было очень странно. Что разбойникам делать в этом глухом углу? Как они вообще сюда попали?! Здесь нет крупного проезжего тракта – тракт начинается из Шанталя и тянется дальше на юг. Тут нечего ловить! Некого грабить! То есть – нет караванов, которые можно ограбить, а грабить обычных жителей деревни очень даже чревато. Лесорубы отличаются могучим сложением, а плюс ко всему – дурным нравом и нежеланием отдавать даже медную монетку тому, кто этого не заслуживает. Драться будут до последнего, и свое не отдадут. А смысл биться насмерть за две-три серебрушки и ношеную одежонку? Это не караван с купеческой кубышкой растрясти! И вот они забрались сюда, к лекарке, позволили увлечь себя какому-то рыжему придурку, позволили себе поверить его россказням! Ведь про золотые монеты Уны он точно ничего не знал!

Видно, шибко их припекло. Может на тракте какие-то гонения на разбойников? Когда Империя начинает массовые акции по очистке дорог от такой вот человеческой грязи, разбойники начинают разбегаться в разные стороны, ища убежища в самых что ни на есть глухих углах, чтобы переждав, снова вернуться к своему выгодному промыслу.

Хотя… в чем выгода? В конце концов – их или убивают, или же они оказываются на конце веревки или плахе палача. Два-три года самое большее – и ты покойник. Интересно, каким ветром занесло к разбойникам Шелега? Он же вроде устроился в охрану караванов! Парень здоровенный, сильный – как все лесорубы – какая кривая дорожка вывела его в разбойничье логово? Когда-нибудь может и узнает – если встретит. И тогда спросит его по-полной! Он узнает, что лекарка может не только лечить…

Тащить трупы было не только трудно, но и невероятно противно. Во-первых, мертвецы почему-то сильно прибавляют в весе, делаются неподъемными – Уна слышала про такое дело, но впервые в этом убедилась именно сейчас. Уна была сильной девушкой, даже неожиданно сильной для ее габаритов и внешности, но чтобы сдвинуть с места и протащить через комнату, коридор и по ступенькам труп вожака – крупного, кряжистого мужчину – ей пришлось напрячь все свои силы, и дважды она едва не упала без чувств. Да, ее самочувствие оставляло желать лучшего, она ослабла после побоев, но все-таки этот негодяй был для нее слишком тяжел.

А во-вторых, тащить его было трудно потому, что труп представлял из себя подобие фарша, наложенного в футляр из кожи. Внутри этого футляра не было ничего целого! Желе из костей, мяса, крови и внутренностей! Когда Уна взялась за его ноги – женщину чуть не вырвало. Ноги были мягкими! И стоило нажать, вся эта красная желеобразная масса начинала сочиться из всех естественных и приобретенных дырок, оставляя на полу черно-красные полоски вонючей слизи.

Уна даже загнала Диану на печку, чтобы та не видела, как она таскает трупы. Но девчонка все равно подглядывала сквозь щелку между занавеской и печкой. Любопытная сорока! Уне сейчас не до нее – пусть глядит, демоница… теперь-то уже все равно.

Вообще, такое состояние тел разбойников было даже на руку Уне – в реке тела быстро распадутся на кусочки и будут растащены речным населением. Никаких следов – кроме оставшегося Уне оружия, кое-какой одежды (в хозяйстве все сгодится!) и разбитого окна, о котором придется как-то объяснять стекольщику. Придумает что-нибудь… но не сегодня. Сегодня – убрать мусор.

И все-таки пришлось таскать трупы к реке, на лед. Подумала, подумала… ну а чем лучше, если она оставит их под навесом? Опять же – зверье привлекать! Избавиться от кровавого мяса надо как можно быстрее. Так что наплевать на самочувствие – вперед, работай, принцесса! Такая у тебя теперь жизнь!

Уна уселась в позу «Чаша», вошла в транс и начала накачивать себя энергией. Она знала, что завтра ей это все аукнется, но ей нужно было себя взбодрить. Она уже входила в транс, когда дралась с разбойниками – потому сейчас себя так плохо чувствовала. Откат! Но сейчас ей было необходимо взбодриться. Потому – альтернативы нет.

Силы прилили, организм перешел на другой уровень восприятия действительности. Почти ушла боль (вернее – перестала быть такой резкой), ноги и руки окрепли, мысли очистились. И дело пошло быстрее. Скоро все четыре трупа лежали возле замерзшей проруби – голые и похожие на раздувшиеся бесформенные пироги. Пока тащила за ноги, все желе в «футляре» собралось в районе груди и живота, а ноги стали пустыми кожаными чехлами, так что выглядело это все просто ужасно. Если бы Уна не находилась в состоянии полусна-полутранса – ее бы точно вырвало.

Тяжелый топор легко взломал замерзшую корку и расширил уже довольно-таки широкую полынью. Теперь главное не нырнуть в воду, когда будет толкать в нее трупы. Скользко!

Но и с этим справилась. Шестом, заранее принесенным от дома, притопила тела под лед, и они поплыли по течению огромными белыми тушами, видимыми под светом вовремя вышедшей луны сквозь прозрачный как стекло, еще не очень толстый лед речки. Снег вокруг проруби окрасился красным, и Уна, внезапно вышедшая из транса, устало и потерянно подумала о том, что теперь придется прорубать новую полынью – брать воду из этой она уже не сможет. Противно. Все залито кровью и нечистотами из вонючих тел негодяев.

Но это потом. Выше по течению расчистит место, и прорубит новую полынью. Не страшно. Теперь надо отмыть комнату – ведь там… ужас ужасный! Воды надо море! И коврики кровью пропитались… теперь не отмыть. Может их вообще выбросить? Или сжечь в печи? Жалко как-то… они толстые, шерстяные… подбирала их по рисункам! Самые красивые! И теперь выбросить?!

Потом решит. Пока что выставит их на мороз, под навес, пусть лежат. А с полу соберет мотыгой – соскребет всю эту дрянь. И тоже под лед!

Закончила убираться только под утро, вымотанная, больная, шатающаяся, как береза под порывами ветра. Но выдержала! Свалилась на кровать и уснула.

Проснулась, когда услышала скрежет когтей по входной двери. Заставила себя встать, и это было очень трудно. Открыла дверь Кахиру, снова задвинула засов и проковыляв к постели свалилась в беспамятстве. Ей показалось – организму стало хуже.

Следующий раз проснулась уже тогда, когда в окно ярко светило солнце. В оставшееся целым окно. Печка весело трещала поленьями, крышка чайника подпрыгивала на своем месте, выпуская в воздухе облачко пара. Пахло подгорелой кашей, у лежанки на полу сопел и повизгивал во сне Кахир, а в воздухе слышалась мелодия, которую напевал девчачий голосок. Уна не понимала слов, но это было что-то хорошее, потому что девочка выводила мелодию со вкусом и удовольствием. Диана сидела за столом и рисовала на черной доске, так увлекшись, что позабыла обо всем на свете.

Уна улыбнулась, и собравшись с силами спустила ноги с кровати. Надо вставать – кормить девочку, поесть самой. Силы нужно восстанавливать! Снадобьями пользоваться не будет – уже решила. Необходимости нет. Восстановится сама. Ран нет, переломов нет, а ушибы пройдут. Если уж совсем приспичит – тогда сделает какое-нибудь лекарство. Когда силы восстановит. Сейчас от нее проку столько же, сколько от топорища без топора. То есть – ноль. Растратила всю магию.

Подошла к девочке, так и напевающей свою незатейливую мелодию, заглянула через плечо – чего она там рисует? Увидела в центре доски фигурку, любовно выписанную со всеми анатомическими подробностями. У фигурки была задрана нога, она вроде как танцевала, держа руки за спиной, а вокруг нарисованы другие фигурки – у всех страшные, бородатые рожи, на поясе ножи, мечи. И за ними надпись: «плохой дядька». От «плохого дядьки» тянулись линии-стрелочки к фигуркам со страшными рожами. И еще одна надпись: «Мама». И от нее тоже стрелка.

Уна глубоко вздохнула, улыбнулась и обняла Диану за плечи. Та взвизгнула от испуга, тут же с места вскочил не до конца проснувшийся Кахир и оглушительно гавкнул. Шуму получилось – на всю округу.

Потом Диана захохотала и обняла Уну за шею:

– Мамочка! Мамочка проснулась! А я тебе кашу варила! Только каша получилась какая-то невкусная! Я ждала, когда ты проснешься!

Уна чмокнула девочку в щеку и обреченно потащилась к плите. Она уже поняла, что ей предстоит отдирать от днища кастрюли пригоревшую кашу. Но это ничуть не испортило ее настроения. Они живы, почти здоровы – что может быть лучше?