Текст книги "Серые земли Эдема"

Автор книги: Евгений Кривенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Мой собеседник остановился. Путь пересекала дорога с глубокими колеями, в них стояла вода с радужной плёнкой. За дорогой начинались болота – сквозь туман виднелись высохшие деревца и мох. Я знал, что в тумане прячутся озёра с чёрной стоячей водой. Здесь обычно заканчивались мои прогулки, и я поворачивал обратно.

Глеб кинул прутик и наконец-то вынул из кармана другую руку. Снова пробрало холодом, но в руке оказался обыкновенный мобильник.

– Подъезжайте, – сказал Глеб коротко и спрятал телефон. А потом глянул на меня. – Если хотите, подброшу до дороги. Вы мне немного нравитесь. Такой же идеалист, как я был когда-то…

– Я ещё прогуляюсь, – хмуро сказал я. Вечно меня норовят куда-нибудь завезти.

– Как знаете, – пожал плечами Глеб.

Из леса послышался шум мотора, и вскоре громоздкий джип с затемнёнными стёклами выплыл из-за деревьев.

Остановился по ступицы в воде, мой собеседник осторожно забрался внутрь, и машина тронулась. Я попытался рассмотреть номерной знак, но он отсутствовал. Выплёскивая из колеи радужную грязь, джип свернул в сторону и уехал.

Скатертью дорога! Пусть считают, что завербовали. Даже кличку присвоили! Ну, в России к этому не привыкать.

Я повернул от сумрачного болота и пошёл обратно. Туман окутывал деревья белым саваном, и на душе было противно.

Вдруг показалось, что кто-то идёт впереди, волнуя туман. Словно гибкая фигура мелькала среди прозрачных волн… Скорее всего, это был обман зрения. И всё же с губ сорвалось:

– Кира?..

Когда я вышел на шоссе, холодный ветер подул навстречу, и первые снежинки закружились в темнеющем воздухе.

Зима в этом году пришла рано. Как-то я поехал посмотреть местный кремль и специально прошёл мимо здания ФСБ: решётки на окнах, переплёт антенн на крыше. Здание показалось каменным псом, который вот-вот вскочит из вихрей позёмки и разразится лаем. Но здание молчало: пёс то ли обленился, то ли одряхлел.

С обрыва открылся широкий вид: церкви над тёмной рекой, белые поля, далёкая полоса леса. Церквям было по триста и более лет, но лёгкая метель окутывала их словно подвенечной фатой, и за них становилось тревожно: серая мгла наступала по снежным полям с востока.

Я всё думал о разговоре с «Глебом». У меня давно возникли подозрения, что под маской фонда изучения будущего скрывается другая организация – то ли разведка, то ли террористы. Возможно, семинары проводились с целью найти сотрудников… Хотя на террористов не походило. Там были образованные люди из разных стран, никто не говорил о терактах, а обсуждались новые технологии. Хотя возможно, заговорщики хотели изменить мир посредством информационных технологий. Как известно, логические бомбы могут оказаться эффективнее обычных…

А вдруг эта организация от меня теперь не отстанет? Да и предложение Глеба работать в аналитическом центре ФСБ выглядело заманчиво. Зарплата должна быть повыше, чем в институте.

Так что через пару недель после разговора я вышел на своём старом ноутбуке в Интернет и составил подробное донесение.

На этот раз описал всё – и проводника по снам, и сумрачную Москву, и странное поведение Симона. Даже Аннабель с её жутковатым напарником…

До сих пор порой думаю, обратили ли тогда в ФСБ серьёзное внимание на мои послания? Может, им просто надо было выполнить план по вербовке.

Зато обратили другие…

Я шёл на работу. За ночь похолодало: красный шар солнца поднимался над заиндевелыми деревьями, и тротуар обледенел. Вдруг будто чёрная собака метнулась ко мне от забора. Меня пробрало морозом, и я шарахнулся в сторону. Не удержав равновесия, поскользнулся и, уже падая, почувствовал под ногами что-то вроде взрыва. В щёку вонзились холодные иголки – брызги льда и бетона.

Я обмер и остался лежать: неужели стреляли? Хотя не слышал звука выстрелов, но насмотрелся фильмов, где оружие часто с глушителем. А странности продолжались: тротуар медленно повернулся и стал вертикальной стеной, моё тело утратило вес, я стал падать. Казалось, мимо проносятся угольно-чёрные стены. Будто издалека, почувствовал ещё один мягкий удар возле головы. Меня охватил ужас: а вдруг я уже убит и это туннель, о котором рассказывают пережившие клиническую смерть?..

Но вдруг уткнулся лицом во что-то пушистое, всё тошнотворно покачалось, а потом я увидел красноватый свет. Осторожно приподнял голову.

И окончательно ошалел.

Я лежу на ковре. Две свечи догорают коптящим пламенем. Положив руку на перила, вполоборота ко мне стоит Аннабель.

– Ты? – голос странно колеблется, словно в фильме, когда нарушена синхронизация. – Ах да, тебя послали назад…

– Куда? – бормочу я, вставая на четвереньки и пытаясь понять, цел ли? Как будто всё в порядке.

– На этот раз в прошлое. – Голос Аннабель звучит уже нормально, с лёгкой насмешкой. – Вставай.

Она протягивает руку и, хотя та обжигает холодом, её не хочется отпускать. Я оказываюсь на ногах, лицо Аннабель совсем близко, и нет сил сопротивляться призыву алых чувственных губ.

На этот раз я целую Аннабель.

Поцелуй долог и жгуч, и тело слабеет, наливаясь истомой, а разум кружит как обессиленная птица во тьме, пронизанной лучами кровавого света.

Наконец Аннабель отталкивает меня.

– Ступай вниз! – приказ бьёт как бич, но всё тело сладостно содрогается, и я начинаю послушно спускаться по лестнице, крытой красным ковром. Рука Аннабель огненным обручем охватывает мою, я не чувствую ног, а сердце бешено бьётся.

Внизу открывается тёмное помещение: слабо белеют человеческие тела, из чаш струится сладковатый дым, а в столбе багряного света под завораживающую музыку танцует нагая девушка. Похоже, та самая, с которой так грубо обошёлся Рарох. Красный свет стекает по грудям и лоснящемуся животу…

– В другой раз! – голос Аннабель будто ледяным лезвием касается шеи, а рука отталкивает меня. – Ниже!

Я вижу другую лестницу: узкие железные ступени спускаются в темноту. В глубине чёрного зева голубеет свет, и мне очень не хочется спускаться туда. Что-то жуткое притаилось внизу. Но воли уже не осталось, и я делаю первый шаг…

Их оказывается много, этих шагов. Ноги скользят по ступеням, я хватаюсь за грубо оштукатуренные стены, лестница делает зигзаг, потом другой… Я спускаюсь будто в вертикальный колодец, и зловещий голубой свет становится всё сильнее.

Но его источником оказывается обычная электролампа, обмазанная синей краской. Лампа освещает железную дверь, и я вспоминаю слова Аннабель, что внизу заваренный вход на спецстанцию метро.

Я толкаю дверь, она не подаётся, и я облегчённо вздыхаю, можно вернуться. Но чёрт дёргает потянуть ржавую ручку на себя…

Дверь неожиданно легко отворяется.

Скрип петель угрюмо раздаётся в подземелье, и за дверью я вижу обыкновенный, хотя и мутный электрический свет.

Я перешагиваю высокий порог, пол коридора завален кабелями. Воздух затхл и холоден, пахнет старым дерьмом. Может, окаменел кал тех заключённых, что строили эту ветку метро при Сталине?

Кого я встречу? Гигантских крыс или омоновцев, стерегущих подходы к Кремлю?..

Я оказываюсь на обычном перроне.

Это в самом деле метро: в обе стороны уходит туннель с ржавыми рельсами, но убранство станции не напоминает аляповатую роскошь московского метро. Грязно-серый бетон, мусор под ногами, унылый перестук водяных капель… Но воздух свеж, хотя это почему-то неприятно.

Скоро я понимаю причину свежести – из левого туннеля вытекает холодный воздух, и его ток становится всё сильнее.

Словно по заброшенному туннелю приближается поезд.

Это в самом деле оказывается поезд, только никого нет в тёмной кабине машиниста. Три голубых вагона архаического вида – наверное, из тех времён, когда строили глубокие бомбоубежища и прокладывали специальные ветки метро в ожидании большой войны.

Поезд останавливается, с шипением открываются двери.

Хотя мне всё более жутко, я улыбаюсь – надо же, персональный поезд.

Войти? Или не стоит?..

Поезд терпеливо ждёт, и мне кажется, что стоять так он может целую вечность. Действительно, куда спешить? Других пассажиров не видно…

Я решаюсь войти, и сразу с шипением закрываются двери. Поезд трогается и тонет в темноте туннеля – фонарей на стенах нет, лишь в вагоне тлеет несколько плафонов.

Слышится унылый вой, состав набирает ход. Я сажусь на диванчик и чихаю от поднявшейся пыли.

Сажусь вовремя! Меня прижимает к боковому поручню – несмотря на старинную внешность, поезд быстро ускоряет ход. Вой меняется в тональности, становясь всё выше и пронзительнее, и мне вспоминается начало «Стены» Pink Floyd.

Помнится, там в конце заплакал ребёнок. А что будет тут?

Вой поднимается до немыслимо высокой ноты и обрывается, только закладывает уши. Я замечаю, что по вогнутым стенам туннеля уже не бегут отсветы из вагона: остались ли вообще эти стены? Что-то странное происходит и с вагоном: он будто сделался выше, а проход между сиденьями уже…

Постепенно в вагоне темнеет, и у меня возникает ощущение, что поезд с сумасшедшей быстротой втягивается в чёрную вертикальную щель. Стены туннеля будто из угля, они безжалостно расплющивают вагон и меня вместе с ним. От прохода уже ничего не остаётся, я едва могу дышать, в груди нарастает крик, но не может вырваться. От удушья мутится в глазах.

Но вдруг щель будто распахивается, синяя вертикальная молния озаряет её. Слышатся грубые и торжественные звуки – словно фанфары из фильма о Древнем Риме. За окнами светлеет, поезд сбавляет ход и останавливается. Снова шипят двери.

Я не спешу выходить, озадаченный пейзажем снаружи: какие-то мерцающие серые холмы. Не похоже на станцию метро, хотя может быть, поезд вышел на поверхность в районе новостроек?

В конце концов, приходится выйти, не сидеть же вечно. Я шагаю на грубый бетонный перрон и первым делом гляжу назад. Пара рельсов уходит в чёрную щель туннеля, выше закругляется вершина холма, а ещё выше…

Я едва не сажусь на бетон.

Выше в тёмном небе сияет Земля. Совсем как на снимках, сделанных с Луны: голубой шар с синими океанами и белыми завихрениями облаков.

Я что, на Луне? Хотя… ведь уже побывал на Марсе. В некотором смысле.

Забавными кажутся на фоне висящей над горизонтом Земли голубые вагончики. Хотя нет… ведь они из той эпохи, когда готовились настоящие полёты на Луну и на Марс. Пузатые вагончики, пузатые автомобили, и одновременно титанические стрелы ракет…

Я лишь жалкий наследник той великой эпохи.

Мне становится всё холоднее, словно космический холод уже коснулся незащищённой кожи. Впрочем, будь я на Луне в самом деле, то уже погиб бы от удушья. Да и Луна ли это?

Слишком велика Земля, с настоящей Луны она кажется гораздо меньше. Слишком странные холмы, они словно мерцают и переливаются в голубоватом свете. Пусть холодный и разреженный, но имеется воздух. И ещё…

Здесь кто-то есть, я чувствую на затылке пристальный взгляд.

Оборачиваться не хочется, но ничего не поделаешь…

И опять у меня подкашиваются ноги.

Хотя стою на перроне, но ещё не видел вокзала. А тот достоин столицы: высокие мраморные колонны, грандиозные арки, только вот крыши нет – лишь чёрно-лиловое небо.

«А зачем крыша? – мелькает сумасшедшая мысль. – На Луне не бывает дождей».

Гладкий пол тоже из мрамора, и в центре этого сумрачного великолепия высится подобие трона из груды самоцветов. Там сидит некто – с лицом юноши и чёрными волосами до плеч. Сцепив мускулистые руки на синей ткани, что покрывает колени, в упор глядит на меня. Руки и обнажённый торс смуглы, будто обожжены огнём.

Что-то напоминает мне всё это. Где-то я уже видел эти фиолетовые и зелёные сколы камней, это лиловое небо, этот тёмный лик…

«Демон» Врубеля! Значит, сумасшедший художник тоже побывал здесь?..

Я вдруг понимаю, кто сидит передо мной – вижу уже в третий раз! – и облизываю пересохшие губы.

– Приветствую тебя, Рарох.

– Привет и тебе, – медленно произносит холодный звучный голос. – Кто бы ты ни был, посетивший меня в заточении.

Похоже, Рарох впервые видит меня. Ах да, меня же отправили в прошлое…

– Тебе недолго осталось, – хрипло говорю я. – Что-то происходит, и вы обретаете свободу.

– Знаю, – тяжко падает слово. – Вы, люди, слишком неосмотрительны с энергиями. Впрочем, какой смысл в осмотрительности? Это не приводит к величию.

Прямо светская беседа, но что поделаешь? Я немного размышляю – что ещё сказать? – и указываю на вагончики.

– Странный способ путешествия.

– Не особенно, – глаза Рароха не отпускают меня. Странный у них цвет, янтарно-жёлтый. – По этой линии прибудут многие, ты лишь первый.

Я оглядываюсь:

– Не вижу второго пути. Или тут однопутное движение?

Слышится рокот, словно удары грома отражаются от чёрного неба – Рарох смеётся.

– Отсюда никто не возвращается, – отсмеявшись, говорит он. – Движение только в одну сторону.

– А как же?.. – растерянно начинаю я, но Рарох не даёт закончить.

– Началось! – Он встаёт во весь исполинский рост, синяя ткань соскальзывает, и мне снова является тёмная мускулистая фигура, которую уже видел в подземельях Москвы.

Голубой шар Земли начинает мерцать, и я опять вижу странное зрелище. Серые холмы Луны искрятся фиолетовыми огнями, в тёмном небе словно распахивается окно, и я с содроганием вижу знакомую картину: снежные горы, заиндевелый лес и ряды металлических мачт на обширной вырубке.

Губы Рароха, будто высеченные из тёмного камня, медленно расходятся, приоткрывая белые зубы. Он делает несколько шагов, колонны и арки содрогаются от гулких ударов, угловатая чёрная тень ложится на мраморный пол… и Рароха уже нет. Помедлив, исчезает и тень, а следом гаснут фиолетовые огни. Я остаюсь один.

Оглядываюсь по сторонам: жуткий вокзал с чёрным небом вместо крыши, угрюмый огонь самоцветов, неподвижные голубые вагоны. Мне приходит в голову, что всё это только сон и пытаюсь проснуться.

Безрезультатно.

Наверное, есть сны, от которых не пробуждаются – недаром Рарох сказал, что отсюда нет возврата. Правда, если верить ему, то я не вечно буду один, появятся и другие…

Мне делается так тошно, что хочется задрать голову к голубому шару и завыть, как это делают собаки. Только те воют с Земли на Луну…

Хоть бы кто помог!

Сзади раздаётся кашель.

От радости перехватывает дух, и я резко оборачиваюсь. Это опять он – проводник по снам. Тот же тёмный костюм, то же бледное лицо и белые перчатки, только машины на сей раз нет.

– Здравствуйте! – довольно ошалело говорю я. – Не вытащите меня отсюда?

– Для этого меня и послали, – сухо отвечает он. – Это чрезвычайное поручение, вас занесло в очень непростое место. Но помните, что теперь у нас осталась лишь одна встреча. Не потратьте её впустую.

Я пропускаю это мимо ушей.

– А что мне делать? – спрашиваю глупо.

– Садитесь в поезд, – пожимает плечами проводник. – Дорог всегда больше, чем говорит Рарох.

Я устало захожу в вагон и плюхаюсь на сиденье.

Не знаю, что сделал проводник – возможно, сел вместо машиниста, но поезд трогается, за окнами почти сразу темнеет, а меня начинает укачивать. Сначала я то и дело киваю головой, а потом ложусь на пыльный диванчик и проваливаюсь в сон…

– Вам плохо? – раздалось над головой.

Я с трудом приподнял голову: возле меня стоял прохожий.

– Н-нет, – выговорил я, садясь. Зубы стучали, и я со стыдом почувствовал мокроту в брюках. – П-просто поскользнулся.

Мужчина протянул руку – очень холодную и будто когтистую. Я оказался на ногах, совсем близко увидел лицо прохожего, и чуть не завопил. Янтарно-жёлтые глаза, вертикальные щели зрачков. Снова он!

Но одет на этот раз обычно, в чёрную кожаную куртку.

Глаза Рароха прожигали меня насквозь.

– Так-так, похоже, моя сестричка не ошиблась, – услышал я насмешливый голос. – До новых встреч.

Ледяная рука оттолкнула мою, и я едва не плюхнулся обратно на тротуар. А Рарох сделал несколько скользящих шагов – оказалось, что у обочины стоит машина. Приземистая и ярко-жёлтого цвета – похоже, очень дорогая.

Поднялась клиновидная дверь, Рарох исчез за ней, и машина отъехала.

Мою щёку пекло, я потрогал её. На пальцах осталась кровь – видимо, разлетевшиеся льдинки рассекли кожу. Только теперь я увидел, что меня испугало – чёрный полиэтиленовый пакет прибило к троллейбусной опоре. А если бы я не поскользнулся и не упал?..

Я поглядел на часы – сколько осталось до начала занятий? – и опять испытал шок. Уже десять часов, а только что было восемь! Разве я мог пролежать на тротуаре так долго?

Я снова почувствовал мокроту в брюках, стиснул зубы и поплёлся обратно домой.

Там сменил брюки и промыл щёку, а на работу явился с большим опозданием. Сделал крюк через парк, не мог заставить себя идти по тротуару. К счастью, в расписании были одни семинары, я дал студентам задание конспектировать и сидел, тупо глядя в книгу. Кто-то пытался меня убить. Неужели это связано с тем злосчастным электронным письмом? Обратиться в полицию? Но какой смысл, если даже ФСБ не может защитить меня?

На следующий день тоже пришлось пойти в обход: улица и тротуар были перегорожены красными флажками, шли какие-то ремонтные работы, всех заворачивали на параллельную улицу.

Я вяло удивился, но тогда не придал этому значения. Ходил как оглушённый, и всё время оглядывался, хотя понимал, что это бессмысленно. От тоски захотелось поплакаться, и я написал довольно бессвязное письмо Кире.

Вскоре получил приглашение на заседание рабочей группы по футурологии. Она проходила в подмосковном пансионате, сквозь стеклянные стены была видна речка с заснеженными берегами.

Я поболтал со знакомыми по университету и немного пришёл в себя. Когда подошла моя очередь, выступил с тезисами будущей кандидатской диссертации. В общем, скоро забыл о неприятном происшествии и возвращался довольный.

На местный экспресс опоздал, так что пришлось взять билет на поезд дальнего следования. В купе оказался один – то ли народ осенью меньше ездил, то ли места были забронированы. Я убавил свет, но, едва устроился в уголке, лязгнула открываемая дверь.

Я открыл глаза, и мне отчаянно захотелось, чтобы уже спал и видел сон. В дверях стоял мой спутник по лесной прогулке. С испуга мне показалось, что даже плащ на нём тот же – тёмный и неприятно посвистывающий. Но нет, на этот раз был в длинном пальто.

– Не ждали? – спросил он язвительно.

За его плечами маячил кто-то ещё, однако незваный гость шагнул внутрь один и захлопнул дверь.

– Разрешения не спрашиваю, – довольно неприятно улыбнулся он. – Ваши желания мало что значит.

Он расстегнул пальто, уселся напротив и пристально поглядел на меня. Глаза показались мертвенными в крадущемся голубом свете – поезд как раз тронулся.

– Боюсь, что сотрудничества у нас не получится. По какому адресу вы послали письмо?

– По тому же, – пробормотал я. – И в теме указал, как вы сказали: «от странника».

– Да ну? – неприятно осклабился «Глеб». – А наши компьютерщики выяснили, что вы отправили ещё и копию. Почтовый ящик на иностранном сервере, и кто туда заходит, выяснить практически невозможно.

Меня будто оглушили. С трудом выдавил:

– Никакой копии я не отправлял.

– В том-то и дело, что отправляли, – собеседник отвёл глаза. – Только сами об этом не знаете. На бытовом языке это называется зомбированием. Вы прилежно оповещаете Сибил и кого-то ещё обо всех своих действиях. Возможно, в подсознание вам впечатали список адресов. Так что сотрудник из вас получился бы хреновый. У этой организации действительно хорошие специалисты.

Меня затошнило, едкая горечь подступила к горлу.

– В том числе и киллеры? Я бы не сказал, что это специалист высокого класса. Два раза промахнулся.

На миг почувствовал себя глупо: а вдруг просто показалось, что в меня стреляли?

Но «Глеб» снова внимательно поглядел на меня.

– Не думаю. Пули выпущены из серьёзного оружия – снайперской винтовки «Винторез». Из такой обычно не промахиваются.

Мне стало действительно страшно: выходит, я ничего не придумал. Прислонился головой к окну, стекло показалось очень холодным.

– Тогда почему?.. – мне отчаянно хотелось, чтобы голос звучал ровно, но получился жалкий писк.

– Не попал? – усмехнулся «Глеб». Странно, на его лбу и залысинах выступили бисеринки пота. Неужели тоже чего-то боится?.. – Любопытный вопрос. А также любопытно, как это вы сумели перебраться через Безенгийскую стену без всякого альпинистского снаряжения. Конечно, у вас был довольно странный проводник, но всё же… Я узнавал про погоду в тот день: на высоте более четырёх тысяч метров дул ураганный ветер. Вас бы просто смело с гребня, а там падать два километра.

У меня пересохло горло. Ведь чувствовал, с Симоном было что-то не так…

А попутчик откинулся, и лицо оказалось в глубокой тени, только глаза казались голубоватыми льдинками. Как у Сибил…

– Вообще, очень много странностей, – голос «Глеба» прозвучал отдалённо. Видели, как после покушения на вас перекрыли улицу?

Я смог только кивнуть.

– Не скрою, мы за вами следили. Хотели проконтролировать, не проявит ли себя та организация?.. – «Глеб» почему-то помолчал и продолжил:

– Так что сразу узнали о покушении. Были проведены замеры, – тут его голос стал уплывать куда-то. – Похоже, в первый раз вы поскользнулись и, падая, ушли с траектории пули. Повезло… Но второй выстрел – снайпер должен был попасть вам точно в голову. Очень лёгкая цель. Похоже, вы просто исчезли с линии огня. И весьма странно, что в тот раз опоздали на работу на два часа…

Действительно! Я шёл на работу в восемь, а потом на часах вдруг стало десять!.. Но тут я перестал слышать голос, снова скользил куда-то по наклонному тёмному льду, а голова кружилась всё сильнее…

Тут же она дёрнулась от удара, а из глаз посыпались искры.

– Извините, – сказал мой допросчик, опускаясь на лавку. – Кажется, вы собирались упасть в обморок. Пришлось дать пощёчину.

Он поглядел на меня с сомнением.

– Странно, – проговорил медленно. – Вы слабы. Вы совершенно не подготовлены. И, тем не менее, дважды ушли от настоящих профессионалов. Причём в обоих случаях совершенно фантастическим образом. Такое впечатление, что снайпер видел вас в одной точке пространства, а вы находились в другой. Или что-то, ещё более странное…

– Я вас не понимаю, – пробормотал я, и самому стало противно, до чего жалко прозвучал голос.

А «Глеб» снова непринуждённо откинулся к стене.

– Знаете, – сказал со смешком. – А ведь я побаивался этой встречи. Не выходило из головы: вдруг и я окажусь в результате… где-нибудь на гребне Безенгийской стены? Представляете, в таком пальтишке на ураганном ветру?

Что за бред? Я продолжал испытывать странное ощущение, будто куда-то падаю. Нет, надо успокоиться!..

Я сильнее прижался виском к окну и ощутил, что стекло источает промозглый холод. Но в голове прояснилось, и почему-то вспомнился Симон: как он шёл, словно танцуя, по повисшему над бездной ледяному гребню.

Чёрный монах!

– Я никуда не смогу перебросить вас, – моя улыбка, наверное, получилась жалкой. – Даже если очень захочу.

Глеб смотрел на меня (я вдруг понял, что это его настоящее имя), не мигая.

– Значит, вы догадываетесь, – тихо сказал он. – Власть над пространством… это почти абсолютное оружие. Можно сделать так, что пуля пройдёт по кривой, скользнув по изогнутости пространственно-временного континуума. Можно шагнуть в ледяную стену, и оказаться за сотни километров, по другую сторону гор. Можно вообще временно исчезнуть из нашего пространства… А можно сделать ещё больше! Целые армии будут вести огонь, но пули и ракеты уйдут в пустоту. Или вернутся и поразят стрелявших… Считается, что такое невозможно. Нигде не ведётся даже экспериментов. Слишком много энергии надо, чтобы хоть слегка искривить пространство. Но, выходит, есть и другой путь…

Я промолчал, чувствуя виском ледяной холод. А попутчик наклонился ко мне, обжигая глазами, которые вдруг стали иссиня-чёрными.

– Только вы не сможете сделать этого, Андрей. – Я машинально отметил, что впервые за время этой встречи он назвал меня по имени. – И никто не сможет. Похоже, это вообще не людская игра. Мой совет: пока не поздно, выйдите из неё. Неужели вам хочется быть пешкой в чужой и очень опасной игре?

«Ну да, – кисло подумал я. – Чтобы стать пешкой в вашей…».

Купе омыло голубым мелькающим светом из встречного поезда, гость вдруг встал и принялся застёгивать пальто.

– Всё же буду приглядывать за вами одним глазом. Вы в смертельной опасности – те, кто организовал покушение, опасаются вас. Не уверены, что вы собираетесь делать. На вашем месте я бы исчез, пока всё не уляжется. А вообще с вами сложно. Вы одной ногой здесь, а другой – в каком-то ином мире. Хотя тут мы похожи – и я живу не столько в этом мире, сколько в другом, будущем…

Криво улыбнулся и неожиданно продекламировал:

 
«Звук шагов, тех, которых нету,
По сияющему паркету
И сигары синий дымок,
И во всех зеркалах отразился
Человек, что не появился
И проникнуть в тот зал не мог». [4]4
  А.Ахматова. «Поэма без героя»


[Закрыть]
 

Лязгнула дверь, и он исчез. Я уныло глядел в окно, через некоторое время в темноте появились огни, поезд приостановился на какой-то станции и поехал снова.

Мне очень не понравился этот разговор. Итак, за мной следит та организация, что приглашала на семинары. Мало того, после неосторожного письма в ФСБ пыталась убить. А теперь за мною будет присматривать ещё и Глеб с сотоварищи…

Нет, больше не буду делиться опасениями, своя шкура дороже. Если эта «организация Х» и планирует диверсию, то мишенью, судя по всему, явится Запад. На семинарах были русские, но больше азиатов, хотя и американцы присутствовали. Сибил-то чем родная Америка не угодила?.. Может, планируется чисто коммерческое предприятие: устроить грандиозный обвал акций, а потом скупить по дешёвке? Что-то подобное говорил Глеб во время лесной прогулки. Тогда разговоры о справедливости лишь приманка, и за всем стоят очень большие деньги. Тем более не стоит связываться, а то потом уберут исполнителей…

Темнота убегала назад, но продолжала стоять за окном. В голове мучительно ныло, что-то не укладывалось в эту простую схему. Ах да, странная парочка: Аннабель и её спутник с мечом. Вдобавок Рарох. Да ещё необычные сны.

Но что я тогда мог понять?..

Жизнь стала тоскливой: утром я шёл на работу, а вечером жарил картошку на коммунальной кухне и ужинал под прикреплённой к стене фотографией Киры – той, где она манила в мир солнца и моря.

На улице всё время оглядывался.

Как-то возвращался через парк. Облачный замок из раскалённого железа, призрачная копия зубцов Ай-Петри, плыл в глубокой синеве. И я снова вспомнил серые лужайки парка и мягкие губы Киры…

Огненная башня померкла, основание утонуло в лиловой тени, а потом всё стало расплываться. Остался только облачный гриб, вершина которого тревожно горела красным огнём…

Я больше не колебался и, вернувшись в свою комнату, написал Кире, что собираюсь приехать. А вскоре получил ответ, что во время практики она будет дома, и давала адрес.

Я пошёл отпроситься к заведующему кафедрой. Тот странно поглядел на меня:

– Ты знаешь, что у нашего института есть филиал на севере?

От «ты» я поморщился, но шеф словно не заметил.

– Слышал, – неохотно сказал я. – Но он как будто исследовательский, студентов там нет.

– Ну да, – завкафедрой пожевал губами. – Мне позвонил тамошний директор: у них несколько человек работает над диссертациями, надо подготовить к сдаче кандидатского минимума по философии. Да и для сотрудников почитать лекции по социологии и политологии, сам знаешь – политическое образование снова вводят. Обещал хорошо заплатить, у них контракты с Минобороны и зарубежными фирмами.

– Вы предлагаете мне поехать? – удивился я. – А кто здесь будет вести семинары?

– На этот год мы обойдёмся. – Босс глядел на меня с явным любопытством, и я вдруг вспомнил Глеба: не он ли походатайствовал?

– Так что съезди куда хочешь, а потом сразу на север. Подумай.

Я вернулся за свой стол поразмыслить и вспомнил предостережение Глеба. Работа в аналитическом центре ФСБ мне не светит, а вот убраться подальше следует. Может, там меня не достанут. А главное, можно съездить к Кире. Так что я согласился…

И снова поезд, только за окном не жаркие степи Крыма, а заснеженные леса.

Я сошёл на промёрзший перрон, потом долго ехал в автобусе. Сумерки сгущались среди мелькающих елей, наконец лес сменился огнями посёлка. Я отыскал нужный дом, поднялся на второй этаж и позвонил. Сердце сильно билось.

Открыла Кира. Она была в голубом халатике, серые глаза радостно расширились.

– Ой! – она обхватила меня руками, и я снова ощутил то мягкое, ласковое, что было летом и, казалось, навсегда ушло.

Мать Киры – крупный нос придавал лицу несколько суровое выражение – накрыла стол, и меня покормили рассыпчатой картошкой и сочными горячими колбасками.

На ночь затопили печку – отопление почти не грело, – и постелили мне на узком диване. Я следил за красными отсветами на потолке, когда вошла Кира. Она присела на краешек дивана, нагнулась, и её волосы затмили неверный свет. Губы были мягкими, поцелуй долог, и моё тело снова нежилось, как когда-то в сумраке парке.

Но когда я стал настойчивее, Кира отодвинулась.

– У меня отец с матерью за перегородкой спят, – рассмеялась тихо.

Так и ушла. Я испытал лёгкую досаду, но чувство уюта не проходило, и вскоре заснул. Во сне я словно плыл над дорожками парка, и мне было радостно, потому что где-то среди деревьев меня ожидала Кира.

Мы встали поздно и после завтрака отправились гулять в лес. Было морозно, сосны отбрасывали на дорогу голубые тени. Я остановился и попробовал обнять Киру, однако она увернулась и побежала среди сосен. Когда я всё-таки нагнал, то ухватилась за низкую ветку и обрушила на меня целый ворох пушистого снега.

Я поймал девушку, прижал к стволу и стал целовать. Щёки и губы Киры были тёплыми, и вскоре я перестал чувствовать холод от попавшего за шиворот снега – лишь нежные прикосновения, словно лепестков цветов…

И воздух странно потеплел, и на шершавой коре за смутно видимым лицом Киры лёг необычайный золотой свет, и чей-то тихий смех прозвучал среди деревьев.

Я отстранился, слегка задыхаясь. Сердце то начинало сильно биться, то словно проваливалось в пустоту. Странное ощущение посетило меня – что на миг мы оказались в ИНОМ лесу.

– Что с тобой, Андрей? – спросила Кира.

– Ничего, – с трудом сказал я. И, неожиданно для себя, добавил: – Я люблю тебя.

Не сделал ли я тогда ошибку?..

Впрочем, мы сплошь и рядом совершаем ошибки. Часто сами появляемся на свет в результате ошибки: будущие папа с мамой слишком увлеклись. Так что грех жаловаться.

Испанский философ Орега-и-Гасет писал – неверно, что любовь иногда совершает ошибки. Сама любовь, по существу, является ошибкой. Мы влюбляемся, так как наше воображение проецирует несуществующие совершенства на другую личность. Однажды фантасмагория исчезает, и вместе с нею умирает любовь…