Текст книги "Серые земли Эдема"

Автор книги: Евгений Кривенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Пулемёт!

Меня прошиб холодный пот: вот и конец! Уж лучше сидел бы в этом проклятом санатории.

Но вертолёт неожиданно развернулся, тугая волна воздуха едва не смела нас со склона, а машина стала быстро проваливаться.

– Высадят группу захвата, – прокричал Симон, едва гул стих. – Хотят взять живыми.

Ну и ладно, мне уже было всё равно. Колени ослабели, я стучал зубами, а промокшая майка липла к телу. Но Симон повелительно указал вверх, и я нехотя сделал шаг.

Их оказалось слишком много, этих шагов. Я едва не утыкался носом в снег, ноги то и дело соскальзывали, противно дрожа. Один раз я глянул вниз, но лучше бы этого не делал: едва не сорвался в головокружительную пустоту. Всё же успел заметить, что вертолёт сел на ровном участке ледника – чёрная клякса в белой бездне, – а вокруг копошится несколько фигурок. Я повис на ледорубе и стал ошалело подтягиваться дальше.

Наконец склон стал положе, и я обрадовался, но тут что-то противно просвистело возле уха.

– Стреляют, – спокойно сказал Симон и покопался в снегу. – Быстрее!

Перегиб склона на время скрыл нас, и монах протянул ладонь. На ней лежала странная пулька с концом в виде иглы.

– Наверное, что-то снотворное, – дрожащим голосом предположил я.

Симон равнодушно кивнул и оборонил пульку в снег.

– Ты представляешь для них ценность, убивать пока не хотят. Но вряд ли это профессионалы, если бы в кого-нибудь из нас попали, вниз долетел бы только мешок с костями.

Про «мешок с костями» мне не понравилось, но тут мы сделали последние шаги и оказались на площадке.

Стыдно признаться, но я издал жалкий писк. Вместо ожидаемого перевала я увидел жуткое сверкание льда, чуть не вертикально уходящего к небу. Нагромождение ледяных утёсов, а между ними голубые и чёрные тени. Будто исполинская лестница из расколотого льда вела к призрачно нереальной кромке снегов.

– Что это? – сипло спросил я.

– Адишский ледопад, – в голосе монаха прозвучало странное восхищение. – Самый большой на Кавказе.

– Мы тут не пройдём, – уныло сказал я.

– Пройти можно, – не согласился Симон. – Если подняться выше, то можно перейти на скалы, а потом траверсировать склон Катынтау.

– Катынтау… – мой голос упал. – Это же Безенгийская стена!

Безенгийская стена – самый высокий участок Главного Кавказского хребта. Скальные отвесы и грандиозные ледопады с юга, и двухкилометровая снежно-ледовая стена с севера. Все маршруты высшей категории сложности! Куда меня завёл Симон?

– Надо спешить! – глаза монаха под прямыми бровями приобрели цвет зеленоватого льда. – За нами гонятся опытные люди с альпинистским снаряжением.

Он повернулся и легко зашагал по снегу. Даже не проваливался при этом, и я вспомнил эльфа Леголаса из фильма «Властелин колец»…

– Надень кошки, – повернулся монах. – Снег слишком плотный.

Я прицепил кошки, хотя не видел большого смысла. Нас скоро догонят, альпинист из меня неважный. Вдобавок снежный склон сужался вверху, заканчиваясь клином под ледяными утёсами. Там нас и возьмут.

Всё же я потащился вверх, вбивая передние зубья кошек в снег и опираясь на ледоруб. Снова холод коснулся волос, и я понял, что это ветер переваливает через закованный в лёд гребень Безенгийской стены. Снежные флаги веяли там в вышине…

На подступах к серакам я оглянулся снова.

И испытал шок – четыре тёмных пятнышка уже приближались к площадке, где мы были недавно. Рассмотреть их чётко не удавалось: глаза резал свет, отражённый от ледяных глыб.

Ещё с десяток метров, и на нас упала холодная голубая тень – мы оказались у подножия ледяных утёсов.

– Постой здесь, – коротко сказал монах и пошёл в сторону по повисшему над пустотой ледяному гребню. Я даже ахнул.

Через минуту монах появился и со странной улыбкой подошёл ко мне.

– Держи. – На ладони у него лежал красивый фиолетовый цветок. – Это большая редкость.

Таких цветов я раньше не видел – нежно-фиолетовые лепестки и пушистая зелёная сердцевина. От цветка исходил тонкий аромат, что необычно для горных цветов.

А Симон замер, оглядывая ледяные утёсы, и лицо в голубоватом свете сделалось необычным – жёстким и мечтательным одновременно. Словно в храме, где вместо свечей на солнце горят ледяные острия.

Фигурки появились на площадке внизу, снова прозвучал выстрел, и на нас брызнули осколки льда. У меня ослабели колени.

– Быстрее за мной, – деловито сказал монах. – Спрячемся в бергшрунде.

Я потащился следом, вяло высматривая, где он добыл цветок, но видел только снег и лёд… Когда оказались перед тёмной пастью трещины, я оглянулся, и склон чуть не уплыл из-под ног, по столь узкой тропе мы прошли. В белёсой бездне под нами ползли чёрные фигурки.

Бергшрунд – трещина между ледником и скалой – в этом месте напоминал ледяную пещеру, но ниже расширялся и зиял чернотой. Повинуясь жесту Симона, я забрался под каменный свод. Хотя какой в этом смысл? Нас легко найдут.

Мой проводник не спешил следом, нелепые гамаши и потрёпанный край подрясника маячили прямо перед моими глазами.

– Зря они стреляли в этих горах… – непонятно к чему произнёс он. А потом вдруг… запел.

Странная это была песня – без слов. И странные звуки – гортанные, резкие, от которых по телу побежали мурашки. Где-то я читал об особом крике горцев, которым они переговариваются на больших расстояниях…

Но этой песне ответил гром!

Меня затрясло: я понял, что собирается сделать Симон. Но затрясло не только от этого – весь ледник содрогнулся. Раздался страшный треск и свет померк, когда мимо стали падать ледяные глыбы. Симон юркнул в пещеру, прикрыв меня своим телом, но всё равно град острых льдинок осыпал лицо и руки, а воздух наполнился снежной пылью.

Грохот стоял неописуемый, словно вся исполинская ледяная лестница пришла в движение. Нас кидало так, что казалось – то ли размозжит головы о каменный свод, то ли улетим в раскрывшуюся бездну.

Но постепенно тряска стихла, грохот перешёл в недовольный рокот и наконец смолк. Только иногда в наступившей ватной тишине раздавался треск.

Вслед за монахом я кое-как вылез из щели. Нам здорово повезло, этот край ледника не пришёл в движение. Но остальная поверхность сильно изменилась: исчезла большая часть сераков, всё было покрыто битым льдом, а вверху курилась снежная дымка, не давая рассмотреть верхнюю ступень ледопада.

Я глянул вниз и испытал шок, только снежная пыль веяла из белой пропасти. Ни людей, ни вертолёта – на пологой части ледника просто появился холм.

«Зря они стреляли в этих горах», – вспомнил я слова Симона. Хотя лавина могла сойти и раньше, от шума вертолётных винтов или звука выстрелов. Тогда и мы оказались бы погребены под жутким холмом. Я содрогнулся, потом стал вытрясать снег из карманов куртки, и вместе со снегом на ладони оказался лиловатый цветок. Я полюбовался им, отряхнул и заботливо спрятал в бумажник. Потом оглянулся: где монах?

Тот стоял повыше у сохранившегося ледяного утёса. Видимо, его раскололо пополам, так что остаток торчал мутновато-голубым зеркалом.

Я тоскливо поглядел вверх. Снег курился всё сильнее, и где-то на километр выше мимолётно проглянул страшной крутизны склон Катынтау.

«И нам туда лезть?», – панически подумал я.

Монах обернулся и помахал рукой:

– Поднимайся, Андрей!

Я стал взбираться к нему. Вот влип – со спятившим монахом на самом грандиозном ледопаде Кавказа! Но тут стало не до рассуждений. Ветер словно сорвался с цепи: сёк снегом глаза, раздувал куртку, пытался сбросить в бездну, где уже бесновалась белая круговерть. Ясная погода в одну минуту сменилась пургой.

Наконец обледенелые гамаши монаха оказались на уровне моих глаз, но тут яростный порыв ветра буквально сдул меня – ноги заболтались в пустоте, одна рука сорвалась с ледоруба, и я отчаянно пытался удержаться за металлический клюв другой. К счастью, ледоруб был плотно вбит в снег, но потерявшие чувствительность пальцы уже соскальзывали…

Меня рванули за шиворот так, что я буквально взлетел, и лицо монаха оказалось напротив моего. И в самом деле спятил: глаза блестят зелёным, как у кота, волосы и усы белые от инея, а губы кривятся в сумасшедшей улыбке.

– Лёд! – провозгласил он. – Ты, наверное, не знаешь, но это самое странное вещество во Вселенной. Даже простое зеркало обладает необычными свойствами, а уж ледяное…

Я не знал, что ответить, пытаясь прийти в себя. А монах пристально поглядел на меня, и лицо из оживлённого вдруг сделалось прежним – худым и жёстким.

– Посмотри в это зеркало, – потребовал он. – Скажи, что ты видишь в нём.

Я оглянулся – но вокруг никого, лишь летящий снег. Как хотел бы снова оказаться в том «санатории», пусть и на положении пленника!.. Потом, почти помимо моей воли, глаза обратились к ледяному зеркалу.

Это действительно было зеркало! Из мутноватой глубины выплыло искажённое, но явно моё лицо. За ним я разглядел причудливо искривлённый пейзаж, но это были не горы, да их и не увидеть из-за метели. Я стал вглядываться…

Странно, что вроде железнодорожной станции, отражённой в кривом зеркале. Пути, платформа с карикатурными людьми, изогнутые дугой вагоны…

Я хотел оглянуться, но услышал только удаляющийся голос монаха:

– Береги цветок.

И всё исчезло…

Интерлюдия. Сибил

Вот я и прочёл первые файлы.

Тогда я впервые посетил другой мир. Хотя почему другой – ведь то была лишь тень, которую наш мир отбрасывает в будущее…

Но лишь недавно я стал понимать это, а тогда был моложе, и окружающее казалось мне простым и ясным. Теперь мне известно больше, и понятнее стали слова царя Соломона: «В многой мудрости много печали».

И всё равно я знаю недостаточно. Хотя моё нынешнее положение позволяет докопаться до любых событий прошлого, но информации слишком много. Так что подборка будет во многом случайной…

Сибил ведёт машину по городу, когда раздаётся сигнал мобильного телефона. Это особая мелодия, и Сибил чувствует приятный холодок возбуждения. Она не касается кнопки ответа, а вместо этого включает навигатор. На дисплее появляется схема улиц – это Сан-Франциско, – и стрелка начинает прокладывать курс. Я не очень понимаю английские названия и слежу невнимательно. Наконец прибыли.

Сибил оставляет машину на стоянке, тёмно-зеркальная стена небоскрёба нависает над ней. Похоже, здесь какая-то финансовая компания, со швейцаром у входа, но Сибил идёт не к парадной двери, а огибает здание.

Здесь швейцара нет, а неприметная дверь открывается автоматически.

В холле чёрный и белый мрамор, яркие точки светильников, ни души. Сибил неуверенно оглядывается и нажимает кнопку лифта. Дверь открывается, в кабине Сибил не трогает ничего, но лифт сразу приходит в движение.

Наконец останавливается, коридор также пуст. На стене загорается жёлтая стрелка, после секундного колебания Сибил следует за ней. Вскоре стрелка замирает у двери – массивной, из тёмного дерева. Ни ручки, ни звонка, и Сибил терпеливо ждёт. У неё появляется неприятное ощущение, что несколько пар глаз разглядывают её. Наконец дверь уходит в стену.

Комната лишена окон, её наполняет холодный белый свет. За столом – тоже из тёмного дерева – двое мужчин. Один в деловом костюме, но без галстука, со смуглым, будто обожжённым лицом. Сибил словно пронзает электрический ток от взгляда жёлтых тигриных глаз.

Всякий раз такое ощущение.

– Привет, Растус, – делает она шаг вперёд, едва кивая второму, в тёмной рубашке и с узким бледным лицом.

Разговор идёт по-английски, мне переводит нейтральный голос. Когда я интересуюсь, что означает имя «Растус», буквы почему-то всплывают на фоне потолка – «милый, любимый». Что-то не похоже.

– Здравствуйте, доктор! – отзывается первый мужчина, указывая на чёрное кожаное кресло. – Присаживайтесь. На этот раз вы, кажется, хотите перераспределить пакет своих акций? Не забудьте подписать бумаги, когда будете уходить.

Он широко улыбается, но улыбка смахивает на тигриный оскал.

Сибил (она в сером деловом костюме) устраивается в кресле, закинув ногу за ногу. Лицо внимательное и собранное.

– Хорошо сказано, – улыбается она уголками губ. – Я и в самом деле вкладываю в будущее.

Заговаривает человек в тёмной рубашке. Голос холоден, как свист лезвия, и даже сейчас у меня по спине пробегают мурашки.

– Мы внимательно изучили ваш отчёт о семинаре. Может, вы тратите деньги зря? Важна не зелёная молодёжь, а люди на ключевых постах.

– Вы не заманите таких на сомнительное мероприятие, – парирует Сибил. – Масса усилий для аккредитации, проверки служб безопасности. А из молодёжи порой получаются ценные сотрудники. Или они уходят с имплантированными в подсознание программами. В нужный момент их можно активировать через смартфон… И, конечно, я проводила собственные исследования. Там есть любопытные результаты – например, по вариантам будущего…

– Меня заинтересовало описание сумеречного города – Москвы, кажется, – вступает Растус. – Если там было… точнее, будет применено некое новое оружие, мы хотим узнать о нём подробнее…

– Это не оружие, хотя может быть использовано в качестве такового, – Голос человека в тёмном звучит надменно. – В будущем его будут называть «чёрный свет».

– Откуда вы знаете? – хмуро спрашивает Сибил, искоса разглядывая второго собеседника.

Но отвечает Растус:

– У нас есть источники информации. И немалые средства. Но мы заинтересованы в единомышленниках. У нас ведь общая мечта, Сибил – изменить мир.

Взгляд словно мёдом обволакивает Сибил, и она начинает дышать чаще.

– Ещё неизвестно, насколько наши взгляды совпадают, – пробует сопротивляться она.

– Совпадают в том, что нынешний мир должен быть уничтожен, – улыбка Растуса снова похожа на тигриный оскал. – Так что попросите этого молодого человека приехать и в следующий раз. Он может оказаться ключом. Очень попросите.

Сибил неопределённо кивает.

Если бы я знал всё это раньше…

А Растус продолжает:

– Однако от себя замечу, что ваш подопытный кролик сбежал. В следующий раз больше полагайтесь на… моего компаньона. – Он кивает в сторону соседа.

– Хорошо, – пожимает плечами Сибил. – А этот от нас не уйдёт.

Растус внимательно глядит на неё:

– Сибил, вы вкладываете много сил в сотрудничество. Мы могли бы увеличить денежное вознаграждение…

– Не надо, – холодно улыбается Сибил. – Мне достаточно, если наша деятельность окажется… эффективной.

Растус слегка моргает:

– Хорошо. Я склонен одобрить вашу работу, Сибил. Мы получили десятки людей, запрограммированных на подсознательном уровне, причём людей в важных для нас областях. При подготовке следующего семинара учтите…

Но дальнейшее меня не интересует, уже знаю про этот «следующий». А вот как уважаемая доктор Сибил познакомилась с этими… не совсем людьми – любопытно. Так что снова поиск.

Сибил останавливает машину и глядит на мост «Золотые ворота», перекинутый через морской залив. Окрашенные в красный цвет конструкции эффектно смотрятся на фоне голубой воды, но Сибил не до красот, слёзы застилают глаза. Не прыгнуть ли ей с высоты двухсот двадцати футов – может быть, она окажется юбилейной, 1500-й по счёту?

Она слышит странный звук и не сразу понимает, что это стучат её зубы. Не только от отчаяния, но и от ярости. Но что она может сделать, заурядный доктор психологии против государственной машины, этого чудовищного Левиафана?

Слышится вкрадчивый шорох подъехавшей машины. Сибил торопливо вытирает платочком глаза и недовольно косится – опять туристы хотят сфотографироваться на фоне моста.

Но машина необычна для туристов: ярко-жёлтая, приземистая, с узкими окнами. Кажется, «Ламборгини» – нечастый гость в Америке. Ну и кто выложил за такую полмиллиона долларов?

Поднимаются клиновидные крылья, придавая машине вид зловещей птицы. Из неё выходит мужчина в белом костюме и смотрит на Сибил. Лицо смуглое, будто обожжённое, а глаза странного жёлтого цвета. «Как и машина, – автоматически отмечает Сибил. – Ну и пижон».

Мужчина заговаривает, и голос приятен – странная смесь вкрадчивости и лёгкой надменности:

– Здравствуйте, Сибил. Меня зовут Растус. Выражаю вам свои соболезнования.

ОТКУДА ОН ЗНАЕТ?

– Безмолвные вопли отчаяния разносятся далеко, – будто отвечая, говорит Растус. – Я слышу многое, чего не слышат другие. И знаю тоже. Я знаю, что вы ненавидите, и знаю, что чувствуете бессилие. Но вы сильная женщина, Сибил. Вы ещё не знаете, какая сильная. Вам не хватает только единомышленников.

У Сибил звенит в голове, будто её оглушили. Сумасшедший? Но откуда сумасшедший может знать, что она чувствует? И часто ли сумасшедшие разъезжают на «Ламборгини»? Сибил ощущает, будто ледяной холод мимолётно касается её волос.

– Что вам от меня нужно? – выдавливает она.

Растус оказывается рядом и кладёт ладонь ей на плечо. Сибил невольно дёргается, но от ладони исходит умиротворяющее тепло.

– Найдите старых друзей по университету, – почти в ухо шепчет он Сибил. – Найдите недовольных. Помогите обиженным, я оставляю вам деньги. Пока не будьте конкретны, но начните создавать организацию из лучших компьютерных специалистов. Небольшую и сугубо частную. Когда у вас получится, а у вас обязательно выйдет, я помогу. Вместе мы сломаем хребет Левиафану.

Даже про эти мысли он знает!

– А если я сообщу о вашем предложении… кому следует? – севшим голосом спрашивает Сибил.

– ФБР не сможет причинить мне вреда, – беззаботно отвечает Растус. – Они не подозревают о наших возможностях. А вы многое упустите. Но вас я не трону, делайте что хотите.

Как сквозь туман, она видит, как опускаются хищные крылья. Мягко рыкнув, «Ламборгини» срывается с места. Он что, собирается делать двести миль в час по обычному хайвэю?

Правой руки Сибил касается что-то твёрдое. Обычный дипломат, но только что его не было. Сибил механически открывает замки. Весь набит стодолларовыми купюрами! Как в фильмах про мафию.

Сибил закрывает дипломат и глядит на мост. Слёзы высохли, оставив сухое жжение в глазах. Мост красен, как кровь. Откуда ты, Растус? Не прямо ли из ада?

Но она пойдёт по этой дороге, куда бы она ни вела. Как её…

ЗАМОЛЧИ!

Всё меркнет, видимо мне показали достаточно.

3. Парк в сумерках

Дальнейшее надолго оставило меня в тоскливом недоумении. Я сидел на платформе, опираясь спиной на рюкзак, струйки пота щекотали спину, а я не мог оторвать глаз от надписи на здании вокзала – «Минеральные воды». Как я здесь оказался? Со страхом понял, что ничего не помню после этого чёртова Адишского ледопада.

Перед глазами замаячило тёмное – это оказался Симон в неизменном подряснике. Присев на корточки, протянул мне паспорт.

– Кажется, приходишь в себя, – одобрительно усмехнулся он. – Бери, я взял тебе билет до Москвы.

– А как?.. – еле выдавил я.

– Как сюда добрались? – зелёные глаза монаха скользнули по моим. – Ну, наверху ты простыл. Когда спустились на Безенгийский ледник, плохо соображал. Хорошо, встретились пограничники и помогли дотащить до заставы. А как тебе стало лучше, я нанял машину…

– Спасибо, – пробормотал я. – Возьмите деньги, если в бумажнике остались.

Симон отмахнулся:

– Бескорыстная помощь благотворно влияет на карму. Это я должен быть благодарен.

Карма? Странные слова для православного монаха…Но тут Симон вздёрнул меня на ноги.

– Пошли, посадка уже объявлена.

Ноги в самом деле еле держали, я доехал до Москвы как пришибленный. На Курском вокзале первым делом зашёл в Интернет-кафе и набрал в поисковой строке «Новый Афон». Вывалилась куча ссылок: история монастыря, прейскуранты пансионатов, рассказы туристов, фотографии…

Моя догадка подтвердилась: когда-то монастырь и в самом деле был великолепным, но долгое время оставался в запустении, и лишь недавно его начали восстанавливать. А пока над буйной зеленью поднимались облезлые стены собора, торчали какие-то ржавые трубы, монастырских виноградников не было и в помине, и туристы делились впечатлениями только о знаменитых новоафонских пещерах. Водопад сохранился, и падающая вода действительно походила на кудри девушки (опять, странное сравнение для монаха), но вокруг царило запустение…

Кто же ты, Симон? Если не монах, то и не сотрудник спецслужб – иначе меня задержали бы для допроса. С тяжёлым сердцем я вышел из Интернет-кафе и поехал в общежитие.

Некоторое время думал, не заявить ли в полицию, но отказался от этой мысли – будут смотреть как на психа. В сопровождении странного монаха перемахнул через Безенгийскую стену, а потом начисто забыл, как это сделал…

Последний год в университете прошёл скучно. В аспирантуру меня не взяли, не было денег заплатить, кому следует, но пригласили и дальше посещать заседания рабочей группы по футурологии. И на том спасибо. Работу преподавателя подыскал в институте подмосковного города Р. Платили там немного, но я надеялся подрабатывать в Москве, а потом и совсем туда перебраться.

Зимой получил «мыло» от той же сомнительной организации под громким названием «Международный фонд изучения будущего» – с предложением поехать на другой семинар, в этот раз на Украину. Словно меня не держали в тюрьме, а потом не пытались убить…

Я не стал отвечать, и вскоре про это предложение позабыл…

Последний год в университете работал над дипломной работой о вариантах будущего развития России. Со своими мнениями не лез, просто старался перечислить имеющиеся сценарии, а их хватало. Обзор начал с планов, а скорее мечтаний российской политической элиты.

Естественно, преобладал административный восторг. Предполагалось, что Россия на равных войдёт в мировое разделение труда и отвоюет долю рынка высоких технологий. Вооружённые силы останутся надёжным щитом от враждебных посягательств, население будет расти, а республики бывшего СССР в основном перейдут на дружеские позиции.

Американские исследователи относились к этой возможности скептически. Как Россия, отставая в экспорте высокотехнологичной продукции в 14 раз от маленькой Кореи, сможет хотя бы сократить этот разрыв? Догнать Францию, Германию и тем более США, представлялось вообще утопией. Поэтому прогнозировалось, что из-за всевластия бюрократии и размаха коррупции планы развития высоких технологий останутся на бумаге, и Россия останется сырьевым придатком развитых стран. А поскольку коррупция будет по-прежнему разъедать страну, и этот вариант представлялся американским футурологам лишь сползанием к полному краху. Контроль над богатыми сырьём Сибирью и Дальним Востоком будет утерян, и они войдут в сферу влияния Китая. Чтобы предотвратить столь нежелательное усиление Китая, США должны принять меры для укрепления своих позиций в Сибири. Вкладывать капиталы в добычу сырья и подкуп тамошней элиты, а в перспективе объявить Сибирь общим достоянием человечества и ввести международное (читай, американское управление)…

Работая, я вспоминал сумеречную Москву – а вдруг там было применено неизвестное оружие? – но в дипломе об этом не написал. Не хватало прослыть сумасшедшим.

Защита прошла успешно: учёные мужи покивали, хотя не обошлись без каверзных вопросов. Хоть студентам можно продемонстрировать, что с мнением учёных в России ещё надо считаться. Получив диплом, я покинул Alma mater. А чтобы отдохнуть, договорился с приятелем о поездке на юг. Только на сей раз в Крым, хватит с меня Кавказа.

Мы зря думаем, что сами выбираем путь…

Вещи отвёз к дальним родственникам, которые снисходительно терпели мои редкие визиты, а деньги и паспорт переложил из барсетки в старый бумажник, что брал ещё на Кавказ – удобнее в дороге.

Заехал за Малевичем, и отправились в аэропорт.

В Грузию я летел ночью и ничего не увидел, так что теперь приник к иллюминатору. Чудесной показалась облачная страна внизу: белоснежные замки, фантастические ватные звери, и над всем – тёмная синева небосвода. Странно манила эта синева, но одновременно и пугала, неземным холодом тянуло от неё.

Я прикрыл глаза и вскоре задремал, убаюканный гулом моторов…

И привиделся другой пейзаж: снежные горы над заиндевелым лесом. Что-то упорядоченное виднелось у их подножья – на открытой площадке среди леса рядами стояли металлические мачты. Надо всем тоже висела тёмная синева небосвода. Вдруг в ней появилось голубоватое свечение и быстро охватило полнеба. Словно громадная птица била призрачными крыльями над горами, и волны голубого пламени бежали по белым склонам…

Я вздрогнул и проснулся. Сердце сильно билось: что я видел?.. Но самолёт уже проваливался в воздухе, мы прилетели. В Симферополе обменяли рубли на местную валюту, цены показались соблазнительно низкими, и к морю поехали на такси.

Когда въехали на перевал, голубой туман охватил полнеба, и я не сразу догадался, что вижу море. Вспомнилось:

 
«Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!». [1]1
  А.С.Пушкин. «Узник»


[Закрыть]
 

Свобода… Мы мечтаем о свободе, только есть ли она?

Белая дорога среди гор, каменный медведь Аю-Дага пьёт синюю воду, зелёная чаша с россыпью белых зданий – Ялта. И тут я испытал странное беспокойство: будто кто-то постучал в невидимые стены сознания. Словно опять явился тот проводник…

Камни, сосны, горячий блеск воды. Никого…

Город объехали стороной, ощущение пропало, и я забыл о нём. А ещё считал себя наблюдательным.

За Ялтой шофёр показал на белеющий среди зелени царский дворец – Ливадия. Более двух веков назад Россия пришла на эти берега, но, не сумев связать концы огромной империи воедино, отступила от тёплого моря на хмурый север.

Наконец приехали.

Искать жильё не пришлось. Едва такси остановилось, вокруг собралась кучка людей – предлагали квартиры, комнаты, веранды. Мы растерялись и быстро капитулировали перед напористой женщиной с большим носом и чёрными волосами.

Женщина забралась в такси и стала по-хозяйски показывать, куда ехать. Остановились перед двухэтажным домом: внизу ворота гаража и входная дверь, наверху веранда, за садом блеск моря.

Выскочила большая чёрная собака и молча обнюхала нас. Следом появился хозяин: среднего роста, тоже горбоносый, с густой проседью в чёрных волосах.

– Гела, лежать! – приказал он.

Собака легла, продолжая разглядывать нас. Мужчина белозубо улыбнулся и протянул руку.

– Нестор. А это моя жена Зинаида. На собаку не обращайте внимания, своих не тронет.

Мы тоже представились, и хозяин показал нам жильё – опрятную белую постройку в саду. На ведущей к ней дорожке валялись спелые вишни, к стене был прикреплён рукомойник, а внутри стояли две кровати, стол и кое-что из столярного оборудования.

– Если хотите, можете занять комнату наверху. – Нестор махнул рукой в сторону дома. – Но тут свободнее, никто мешать не будет. – И подмигнул.

Жильё показалось подходящим, мы договорились о цене и заплатили за две недели вперёд. Довольный хозяин разрешил рвать вишен, сколько захотим, и ушёл. Мы побросали вещи и отправились к морю.

Вода была голубой и вначале показалась холодной, но потом стала обнимать тело с такой лаской, что долго не хотелось выходить на берег. Мы купались и загорали до одури, а потом побрели по каменной лестнице вверх. С веранды помахал Нестор:

– Эй, ребята, поднимайтесь! Вином угощу.

Мы ополоснулись под летним душем, и пошли к дому. Навстречу вышла собака и, проводив через двор на веранду, легла на дощатом полу.

– Гела вам ещё не доверяет. – Нестор был в майке, курчавые волосы на груди тоже тронула седина. Кивнул на стулья вокруг покрытого клеёнкой стола:

– Усаживайтесь.

Ловко разлил из кувшина огненно-красное вино по стаканам:

– С приездом в Крым. И с днём военно-морского флота. Сегодня будет праздничный салют в Севастополе. Когда-то и я в советском флоте служил.

– А кем? – вежливо поинтересовался я, пробуя вино, оказалось нежным и сладким на вкус.

– Подводником. – Нестор выпил стакан до дна и поставил на стол. – Нам тоже вино давали, только сухое. Такое полагается на атомных подлодках, а я служил на дизель-электрической. Такие трудно обнаружить, почти бесшумны. Ходили к берегам Америки, там ложились на дно и дежурили с ракетами наготове. По лодке передвигались в войлочных тапках, чтобы американцы по звуку не засекли. Отбывали дежурство и уходили, а на грунт ложилась другая подлодка. Интересно, сейчас туда ходят?

– Вряд ли, – сказал я, чувствуя сонливость, в голове словно отдалённо шумело море. – Не на что, все деньги разворовали.

– Да, – усмехнулся Нестор. – Это раньше американцы нас опасались. Мне замполит по секрету сказал, что если начнётся война и нас подобьют, то у него и командира есть приказ – взорвать ядерные боеголовки. Пол-Америки смыло бы к чертям собачьим. Хотя, наверное, травил – боеголовки на ракетах так устроены, что если и подорвать, ядерного взрыва не получится. Сначала взрыватели должны стать в боевое положение при запуске… А может, проверял: не сболтну ли кому? Любили у нас проверки устраивать.

Стёкла веранды были горячими от солнца, но из открытого окна вдруг словно потянуло морозным воздухом. На миг мне сделалось зябко, представилась сцена из американского же фильма: гигантская волна, рушащаяся на небоскрёбы. Но я отогнал видение прочь.

Не знал ещё, что таким холодом веет ветер из будущего…

Вино разморило, и мы подремали в своём сарайчике. Проснулись к вечеру – на тёмно-синем небе появились звёзды, а море спряталось в темноту. Мы приоделись и вышли, приятелю не терпелось завести знакомство с девушками.

В парке горели фонари, гремела музыка. Мы сели на скамейку возле танцплощадки, и я вдруг испытал странное чувство – не то ожидание, не то страх… В темноте светились красные огоньки. Цветы?

На соседней скамье сидели две девушки, одна временами покашливала, и Малевич оживился.

– Знак подаёт, – прошептал он.

Поднялся, подошёл к девушкам и о чём-то спросил. Послышался смех, одна из девушек ответила. Вскоре Малевич обернулся и махнул мне рукой.

Одна девушка оказалась брюнеткой, а другая блондинкой. Надо было разговаривать, но я не мог ничего придумать и спросил о красных огоньках. Светлая – оказалось, что её зовут Кира [2]2
  Кира – Госпожа (греч.)


[Закрыть]– несколько надменно ответила, что это цветут кактусы.

Мы отправились танцевать. Малевич не отходил от брюнетки, та была развязнее и казалась легко доступной, а мне досталась блондинка. Она танцевала слишком хорошо для меня: светлые волосы метались в такт движениям гибкого тела, серые глаза смотрели насмешливо, и я чувствовал себя неловко.

После танцев пошли гулять. Парк был разбит вокруг старинного дворца не то восемнадцатого, не то девятнадцатого века. Тонко пахли цветы, из-за чёрных ветвей блестела луна.

Мне не хотелось разговаривать, Кира тоже молчала. Мы шли по тропке меж кустов роз, и неожиданно просветлело – мы оказались на верху мраморной лестницы.

Лестница спускалась во мрак, словно земля тут обрывалась в темноту космоса. Над белыми ступенями высились чёрные кипарисы, а по сторонам лежали и сидели, глядя на серебряную луну, мраморные львы.