Текст книги "История России от Рюрика до Путина. Люди. События. Даты"

Автор книги: Евгений Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

1382 – Набег Тохтамыша и разорение Москвы

Успех русских дружин на поле Куликовом был полным, а трофеи – огромны и богаты. «И многие воины его обрадовались, захватив богатую добычу: пригнали за собою многочисленные стада коней, верблюдов, волов, которым нет числа, и доспехи, и одежды, и товары». Но недолго пришлось князю Дмитрию Донскому радоваться победе. Хан Тохтамыш сверг неудачника Мамая и сообщил князю Дмитрию, что, победив их общего врага, готов вновь принять Русь «под свою руку». Сил сопротивляться хану у Дмитрия не было, победители – русские князья – уже успели снова перессориться, так что вновь собрать войско князь Дмитрий не мог. Поэтому он выразил хану покорность, с честью отпустил его послов, но сам на поклон в Орду не поехал.

Тогда Тохтамыш решил проучить упрямца. В 1382 г. его орда внезапно появилась под Москвой. Впервые со времен Бату-хана на Русь со всей Ордой пожаловал сам царь! Это было смертельно опасно. Князь Дмитрий Донской уехал в Кострому. Его нельзя обвинять в трусости: он не мог остаться в осаде, так как это резко понижало его шансы на сопротивление, не позволяло собрать союзные войска. В белокаменном московском Кремле, стены которого возводились с 1367 г., засел его вассал, литовский князь Остей с горожанами. Тогда впервые со стен загремели русские пушки. Но монголо-татары хитростью проникли в Кремль: по-современному говоря, напросились на экскурсию. Летописец сообщает, что посланники Тохтамыша сказали москвичам: намерения хана чисты, он лишь «хочет град сей увидеть, а вам всем дает мир и любовь». Наивные горожане открыли ворота и вышли с дарами… Монголо-татары убили возглавлявшего шествие князя Остея, ворвались в Кремль, разграбили и сожгли его, «а христиан, – пишет летописец, – всех изрубили такое множество, что начали у окаянных плечи болеть». Потом ордынцы огнем и мечом прошлись по всей Руси, сжигая города, убивая и уводя в полон людей. «Не на что было смотреть, – записал современник, – разве что земля, и пыль, и прах, и пепел, и много трупов мертвых лежало, и святые церкви лежали разорены». Ко всему прочему, в отместку за непослушание на Русь была наложена «великая дань тяжкая по всему великому княжеству – от всякого без послабления, от всякой деревни – по полтине».

Дмитрий Донской

Парадокс состоял в том, что, разгромив Мамая на поле Куликовом (эмир бежал в Крым, и там его убили ногайцы), Дмитрий невольно помог тем самым Чингизиду хану Тохтамышу справиться с Мамаем и сплотить Орду под своей властью. Поэтому победа над монголо-татарами на поле Куликовом имела в основном огромное моральное значение, но не позволила освободиться от ига. И даже наоборот, с политической и военной точек зрения победа эта оказалась пирровой: в итоге Орда усилилась, а Русь оказалась ослабленной потерями. Поэтому понятно, почему после гибели Москвы князь Дмитрий вновь смирился с игом и в 1383 г. послал к хану своего сына Василия с огромным двухгодовым «выходом» в 8 тыс. рублей. Кроме того, в обмен на золотой ярлык он пообещал выплатить долг за все предыдущие годы своего «упрямства». Приехавший в Орду тверской князь Михаил не мог дать таких же щедрых обещаний, а поэтому ярлык остался у Дмитрия. Обе стороны могли быть довольны: Тохтамыш восстановил власть Орды над Русью, а Дмитрий даже после страшного разгрома Москвы остался у власти и с золотым ярлыком на руках.

После набега Тохтамыша князь Дмитрий заболел – наверняка причиной болезни стало чудовищное нервное напряжение. На некоторое время болезнь отпустила его, но потом, как писал современник, «впал он в еще больший недуг, и стоны вошли в сердце его так, что разрывалось нутро его и уже приблизилась к смерти душа его». Перед смертью, которая пришла за ним 19 мая 1389 г., он составил завещание. В этом документе впервые великое княжение Владимирское названо отчиной, т. е. наследственным владением московского князя, которое он свободно, по своей воле передавал сыну Василию. И еще там появились новые, необычные для данника Орды слова: «А переменит Бог Орду, не станут дети мои давать выхода в Орду, и кто из сыновей моих возьмет дань в своем уделе, тому она и есть…» Собственно говоря, это и есть финансовое выражение идеи национальной независимости – брать налоги в своей стране и не платить из них дань завоевателю. Но надежды победителя Мамая, увы, не сбылись: ни сыновья его, ни внуки его от платежа «выхода» в Орду не освободились. Лишь только правнук Дмитрия Донского Иван III почти через 100 лет после его смерти смог осуществить великую мечту прадеда!

В итоге время правления князя Дмитрия Ивановича оказалось необыкновенно тяжелым для Руси. Непрерывной чередой тянулись внешние и междоусобные войны, страшные пожары и эпидемии уничтожали ее города и села. Засуха губила всходы на полях обезлюдевшей от чумы Руси. Но благодарные потомки забыли неудачи правления князя Дмитрия Ивановича: в памяти народа он остался прежде всего великим полководцем, впервые победившим не только войско Мамая, но и страх русских людей перед ранее несокрушимой и страшной силой Орды. И впоследствии имя победителя на поле Куликовом вспоминали всякий раз, когда враг угрожал независимости России.

Правление Василия I Дмитриевича

После набега Тохтамыша гнет Орды над Москвой усилился. Когда в 1383 г. Дмитрий послал в Орду сына Василия Дмитриевича за подтверждением своего ярлыка, Тохтамыш оставил 11-летнего Василия Дмитриевича (род. в 1371 г.) в Орде как аманата – заложника. Впрочем, то же он проделал и с князем Александром, сыном соперника Дмитрия, тверского князя Михаила. Только через 3 года князю Василию удалось бежать на Русь.

Итак, Василий I Дмитриевич стал великим князем по завещанию отца, чего ранее не бывало. И это, несмотря на восстановление формального докуликовского положения, можно рассматривать как свидетельство укрепления власти великого московского князя. Справедливости ради отметим, что выбор Дмитрия одобрил и хан Тохтамыш. Его посол Шихмат участвовал в церемонии провозглашения Василия великим князем во Владимире. А сам Тохтамыш дружелюбно встретил в 1392 г. Василия в Орде, когда тот прибыл для подтверждения своего данничества. Отметим, что царь сменил гнев на милость не по доброй воле. Страшась приближавшихся из Средней Азии войск непобедимого Тамерлана, он ублажал своего данника: отдал ему Нижегородское княжество и даже не гневался, когда осмелевший Василий запросил в придачу еще Муром с другими городами. Конечно, злато и серебро, щедро раздаваемые московскими послами в ханском окружении, тоже сыграли свою роль!

Словом, начало княжения для Василия Дмитриевича оказалось удачным. Да и сам он потом старался не раскачивать лодку: правил Москвой осторожно и расчетливо долгих 36 лет. При нем мелкие князья начали забывать о своей прежней воле (насколько она была вообще возможна под ханской пятой) и постепенно превращались в великокняжеских слуг. Василий стал чеканить свою монету, заставил ранее освобожденную от дани церковь участвовать в платеже ханского «выхода». Хотя он не был, в отличие от своего отца, победителя Мамая, отважным воином, но показал твердость в отношениях с Великим Новгородом, прибрав к рукам его северные владения. Впервые рука Москвы протянулась и к Булгарии на Волге: дружины Василия сожгли Казань. Рязань, долго соперничавшая с Москвой при смелом князе Олеге, уже в правление Василия Дмитриевича подпала под влияние Москвы.

Церковная жизнь Московской Руси при Василии не стояла на месте. Монах Кирилл, святитель праведный и суровый, основал в угрюмых северных местах («удобных для безмолвия»), у Белоозера, монастырь, прославленный аскетизмом и нестяжанием своих монахов. К голосу Кирилла прислушивались русские князья. После смерти Кирилла в 1427 г. Кирилло-Белозерский монастырь стал не только святым местом, но и узилищем для знатных преступников.

Время Василия I Дмитриевича оставило заметный след в истории русской культуры. Именно при нем соборы в Кремле расписывал знаменитый Феофан Грек, прибывший из Византии сначала в Великий Новгород (его фрески там сохранились до нашего времени), а потом переселившийся в Москву. Впервые он упомянут в 1399 г. как мастер, расписавший Архангельский собор Кремля. Феофан Грек производил незабываемое впечатление. Как писал о нем Епифаний Премудрый, Грек был не только творец, но и «преславный мудрок, зело философ хитр». Удивительной казалась его манера письма. Он не был похож на других живописцев, которые не отрывали взгляда от образца (старой иконы), а творил как бы небрежно: «Ногами без покоя стояша, языком же беседуя с приходящими глаголиша, а умом дальняя и разумныя обгадываша (угадывая)». При этом великом художнике сложился тип русского высокого иконостаса, главным украшением которого стал «Деисус» – композиция с изображением посередине Иисуса Христа и по бокам Богородицы и Иоанна Крестителя. Изобразительное пространство деисусного ряда Грека было едино и гармонично, а живопись, как и фрески, полна чувства и внутреннего движения.

Витовт и Софья

Когда в 1386 г. юный Василий бежал на Русь из Орды через Литву, он познакомился с князем Витовтом. Смелый княжич, бросивший вызов воле хана, понравился Витовту, и он пообещал ему в жены свою дочь Софью. Венчание произошло в январе 1391 г. Вскоре Витовт стал великим князем Литовским. Конечно, государственные интересы тестя и зятя оставались выше личных – ведь Москва и Литва тогда остро соперничали за пограничные земли.

Но все же Софья оказалась хорошей женой и благодарной дочерью – она делала все, чтобы Василий и Витовт не стали заклятыми врагами, хотя для этого имелись все основания: Витовт был сосед неспокойный и нахрапистый – в 1395 г. он обманом овладел Смоленском, пытался захватить Рязань. В 1399 г. Василий Дмитриевич, не желая участвовать в задуманном Витовтом опасном походе на Орду, послал Софью к отцу – и она сумела отговорить того от совместного с Москвой похода. Василий, чтобы сгладить конфликт, поехал на Пасху к Витовту в Смоленск, где дружески пировал с ним. Вообще же отношения Москвы и Литвы никогда не оставались ровными и спокойными. Витовт был энергичнее и опытнее своего зятя. Он постоянно держал в напряжении Василия, проводя активную завоевательную политику в окрестных с Московской Русью землях. Так, в 1400 г. он решил поставить у власти в Золотой Орде своего ставленника Тохтамыша, бежавшего от войск Тамерлана в Литву. Для этого он отправился в поход против укрепившегося в Орде хана Темир-Кутлука, за спиной которого стоял влиятельный эмир Едигей. Но в сражении на реке Ворскле 12 августа 1400 г. непобедимый ранее Витовт (вместе с войском Тохтамыша) потерпел страшное поражение от Едигея. То-то, наверное, радовался Василий, что не пошел войной на Орду в компании со своим тестем и разорителем Москвы Тохтамышем. В 1405 г. из-за нападения Витовта на Псков, который Москва считала «своим», дело дошло до прямого столкновения – русские и литовские полки сошлись на реке Плаве под Тулой. Однако старая дружба и родство возобладали, и кровопролития удалось избежать.

Вообще княгиня Софья Витовтовна была женщиной незаурядной: волевой, упрямой и решительной. Она родила Василию четырех дочерей и пятерых сыновей, а после смерти мужа от чумы яростно отстаивала права младшего сына Василия II Васильевича во время страшных усобиц, тогда снова захлестнувших Русь. Умерла великая княгиня в 1453 г., пережив мужа почти на 30 лет.

1395 – Нашествие Тамерлана

В 1360-е гг. в Средней Азии возвысился Тимур (Тамерлан), выдающийся властитель и полководец, известного своей хромотой, военными подвигами и невероятной, поражавшей даже современников, жестокостью. Он создал огромную империю и хотел завоевать весь мир. Разгромив турецкого султана Баязида, добивавшего некогда могучую Византийскую империю, Тимур тем самым помог Константинополю продлить существование еще на полвека. В 1395 г. на реке Терек Тимур уничтожил войско хана Тохтамыша, который после этого бежал в Литву. Тимур вторгся в татарские степи, а потом и в рязанские земли. С ним шло гигантское 400-тысячное войско. Ужас охватил Русь, помнившую Батыево нашествие, а теперь знавшую, что Тимур победил самого ордынского царя! Князь Василий не мог противостоять новому беспощадному завоевателю. Захватив Елец, Тимур двинулся было на Москву, но 26 августа остановился и, простояв две недели, повернул на юг. Накануне москвичи пытались укрепить свой город, начали рыть огромный ров, но работали впопыхах, бездумно: «И много убытка людям причинили: дома разметали, но ничего не сделали». Приходилось уповать на счастливый случай или волю Бога. Так и случилось. С тех пор как «железный хромец» повернул назад, на Москве считали, что Русь спасли не стратегические расчеты Тимура, не захотевшего в начале осени увязнуть на Руси, а знаменитая икона Богоматери Владимирской, некогда привезенная Андреем Боголюбским из Киева. Ее срочно доставили из Владимира в Москву, и как раз в тот же день Тимур повернул назад. Люди верили, что именно их отчаянная общая мольба отвратила приход страшного завоевателя на Русь.

Василий и Едигей

За отношениями Литвы и Московской Руси внимательно наблюдал из Орды эмир Едигей, фактический правитель при сменявших друг друга ханах-марионетках Темир-Кутлуке, Шадибеке и Булат-Салтане. В 1408 г., не сумев столкнуть лбами Московскую Русь с Литвой, он напал на Москву, которая к этому времени 13 лет не платила ордынский «выход», «задолжав» 90 тыс. рублей (!), и вообще стала вести себя независимо. В 1408 г. Едигей с укоризной писал Василию: «Как царь Темир-Кутлук сел на царство, а ты улуса своего государем стал, с того времени у царя в Орде не бывал, царя в очи не видел и князей его, ни бояр своих, никого иного не присылал, ни сына, ни брата ни с каким словом». И далее: «И как шлешь к нам жалобы и жалобные грамоты, а в них говоришь так, что „улус истомил, выхода взять не на ком“? Будто мы прежде сего твоего улуса не видали, а только о нем слыхали! а что твои послания или твои грамоты к нам, то это все ложь, а что ты имал для своей державы со всякого улуса с двух сох рубль, и куда ты серебро это дел?»

Словом, Едигей, хоть и называл Василия «любимым сыном», все-таки решил, подобно своим предшественникам на троне, поучить данника уму-разуму. Он написал Василию, что идет на Литву, а сам неожиданно ударил по Москве. Князь Василий бежал в Кострому, но пушки Кремля и его высокие каменные стены, а также присутствие сильного войска во главе с князем Василием Андреевичем (тем самым, который командовал запасным полком на Куликовом поле) вынудили монголо-татар отказаться от штурма столицы Московской Руси. Для успешной обороны князь Василий Андреевич приказал сжечь посады. «И жалко было смотреть, – читаем в летописи, – как чудные церкви, создаваемые в течение многих лет и высокими главами своими придававшие величие и красоту городу, в одночасье исчезали в пламени – так погибали от огня величие и красота города и чудные храмы. Это было страшное время: люди метались и кричали, и огромное пламя гудело, возносясь к воздуху, а город был окружен полками беззаконных иноплеменников».

Тогда Едигей решил взять Москву измором. Он обосновался в Коломенском на зимнюю стоянку и стал ждать своего вассала – тверского князя Ивана Михайловича с осадными орудиями. Подойти близко к Кремлю из-за огня московских пушек он не мог. Но князь Иван Тверской так медленно собирался, так тяжело шел на Москву, что дело разрешилось без него. Едигей, получив плохие вести из Орды, где начался очередной бунт, вступил с осажденными в переговоры, потребовал с москвичей огромный по тем временам выкуп в 3 тыс. рублей, получил его и 20 декабря со множеством русских полонянников откочевал в родные степи. «Горестно было видеть и слез многих достойно, – писал летописец, – как один татарин до сорока христиан вел, грубо связав их… И была тогда во всей Русской земле среди всех христиан туга великая и плач безутешный, и рыдание, и стоны, ибо вся земля пленена была, начиная от земли Рязанской и до Галича, и до Белоозера».

Москвичи, разоренные огромным выкупом, лишь потом узнали об истинных причинах поспешного ухода Едигея, а поэтому кусали локти, жалея свои денежки. Ведь оказалось, что зря поганым платили, Едигей и сам бы ушел от Москвы!

Вообще же истинная причина набега Едигея на Москву заключалась в том, что отношения Василия I с ним не сложились: князь считал татарина не выше себя по статусу. Повторялась ситуация с Донским и Мамаем – по «золотоордынскому счету» оба были эмирами, т. е. равными по своему статусу перед царственными Чингизидами. И русский эмир по традиционному праву на поклон к ордынскому эмиру мог и не идти. А вот когда в Орде произошел переворот – Едигея свергли, и воцарился настоящий Чингизид, сын Тохтамыша хан Джелал ад-Дин, Василий I собрался ехать в Орду с поклоном и с большим «выходом».

Но ему не повезло: не успел он двинуться в путь, как хана Джелал ад-Дина убил его брат Керим-Берди, а потом, выдвинув своего ставленника хана Чокре, к власти опять вернулся заклятый враг Москвы Едигей. В общем, в Москве решили переждать, когда в Орде наступит ясность. А ее все не было: ставленники Едигея, Тохтамышевичи, другие царевичи и эмиры отчаянно боролись за власть, сменяя в ханском шатре друг друга. Смерть в бою Едигея в 1419 г. не изменила ситуацию – «замятня» в Орде продолжалась, пока в 1422 г. там не воцарился хан Улуг-Мухаммед, который только к началу 1430 г. сумел перерезать и передушить всех своих противников.

1410 – Подвиг попа Патрикея

Те, кто видел великий фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв», помнят страшную сцену захвата города русско-татарским войском, разорение церквей и ужасную пытку священника, который отказался указать грабителям, где спрятаны церковные сокровища. Вся эта история имеет подлинную, документальную основу.

В 1410 г. нижегородский князь Даниил Борисович вместе с татарским царевичем Талычом скрытно подошли к Владимиру и внезапно, в час послеполуденного отдыха стражи, ворвались в город. Поп Успенского собора отец Патрикей успел закрыться в храме, спрятал священные сосуды, а также запер своих причетников в особой тайной светелке. Сам же, пока татары и нижегородцы ломали двери церкви, преклонил колена и стал молиться. Ворвавшиеся злодеи схватили священника и стали выпытывать, где он спрятал сокровища. Они жгли его огнем, вгоняли щепки под ногти, но он молчал. Тогда, привязав к лошади, враги поволокли священника по земле, а потом убили. Но люди и церковные сокровища были спасены.

Начало гражданской войны на Московской Руси

Пока в Орде шла борьба за власть, в Москве пристрастно и заинтересованно ожидали: чем же она закончится? Дело в том, что к этому времени уже умер Василий I (в 1425 г.), на троне оказался его 10-летний сын Василий II Васильевич. Но он не имел золотого ярлыка. А у кого в Орде, раздираемой распрями, просить этот ярлык, было неведомо!..

Правление Василия II оказалось, к несчастью для Руси, бедственным. Оно ознаменовалось реками крови четвертьвековой гражданской войны, охватившей Русь, жестоким «нелюбьем» потомков Калиты. Умирая, великий князь Василий I завещал великокняжеский стол сыну Василию II, а опекуном назначил своего тестя Витовта. Это не устроило князя Юрия Дмитриевича – младшего брата покойного Василия I и соответственно дядю Василия II. Юрий, тогда удельный князь Галича, сам мечтал о великокняжеском столе и формально, по «родственному счету», имел на это больше прав, чем племянник.

Спор дяди и племянника о первенстве и власти решался в 1432 г. в ордынском шатре перед троном хана Улуг-Мухаммеда. В своей речи князь Юрий Галицкий обосновывал свои права на главенство при наследовании великого княжения ссылками на летописи и завещание Дмитрия Донского – стол должен переходить именно к нему, младшему брату, а не к сыну покойного брата, великого князя. Так же было «по старине»!

От имени юного князя Василия II Васильевича речь перед ханом держал боярин Иван Всеволожский. Он умно построил свою речь и проявил особое лукавство в своей кажущейся прямоте. Он сказал хану: «Государь! Наш государь великий князь Василий ищет стола своего великого княжения, а твоего улуса, по твоему цареву пожалованию и по твоим… ярлыкам, и вот твое пожалование перед тобой». В этот момент Всеволожский предъявил хану его же ярлык, выданный Василию задолго до описываемых событий, в 1423 г., когда сам Улуг-Мухаммед в острой междоусобной борьбе был свергнут (как оказалось, временно, всего лишь на несколько месяцев) ханом Бораком и укрылся у своего друга Витовта в Литве. Так случилось, что как раз в это время великая княгиня Софья Витовтовна привезла из Москвы в Литву 8-летнего внука Василия, чтобы показать его деду Витовту. Получить для внука «запасной» (на всякий случай) ярлык от Улуг-Мухаммеда Витовту не составляло труда. И вот теперь, много лет спустя, ярлык тот пригодился. К тому же, отметая аргументы князя Юрия Галицкого, Всеволожский сказал: «Господин наш, князь Юрий Дмитриевич, хочет взять великое княжение по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему пожалованию, вольного царя, а ты волен распоряжаться своим улусом». Неудивительно, что после такой речи хан поддержал Василия II и Юрий Дмитриевич был принужден «вести под ним коня», т. е. подчиниться власти племянника. Так Василий выиграл важный для будущего России спор. Традиционное право младшего брата занять великокняжеский престол после смерти старшего оказалось «побитым» новым – в сущности, самодержавным – правом великого князя передавать власть по наследству своему сыну (пока с одобрения хана).

Однако вскоре выяснилось, что оскорбленный результатами разбирательства в Орде князь Юрий Галицкий не считал себя побежденным и в 1432 г. нарушил мир с племянником. Незадолго до этого к нему в Галич перебежал упомянутый выше влиятельный московский боярин князь Иван Всеволожский, изменивший своему господину. Он стал склонять князя Юрия к борьбе за великокняжеский стол. Этого же хотели три его сына: Василий (названный позже Косым), Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный. Они неустанно твердили ему: «Отче! Иди на великое княжение! Отче! Иди на великое княжение!»