Текст книги "Хлеб наемника"

Автор книги: Евгений Шалашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Но получается, что он обманул город, сообщая, что является беглым крестьянином, будучи на самом деле бюргером из Таубурга?

– Подобный обман не редкость, – перебил меня бургомистр. – Не он первый – не он последний. За это положен штраф в три талера. Если бы горожанами становились только те, кто не имеет пятен на репутации, города стояли бы пустыми. У магистрата нет оснований для изгнания Фиц-роя из Ульбурга. Мы не можем выдать его герцогу, потому что город поклялся защищать своих жителей. Если закон будет нарушен один раз, то будет нарушен и второй…

– А император?

– А что император? Император занят грызней с Великим Понтификом, – с горечью вздохнул бургомистр. – Ему сейчас не до нас. Ну а будь по-другому, стал бы он вступаться? То-то… Императору нет дела до мелочей.

– Дела… Откровенно, господин бургомистр, не очень-то хочется защищать город, который укрывает убийц.

– Не вам одному… – горько улыбнулся старик. – Я уже говорил, что мы обращались к разным людям, но везде получили отказ. Кого-то останавливает страх перед герцогом, кого-то – нежелание защищать город, где укрывают убийц. Я не могу их осуждать. Но, господин Артакс, подумайте сами: в Ульбурге живет десять тысяч жителей. Половина из них дети. В чем они виноваты? Вот и спрашивается, должен ли я ждать, когда подойдет войско герцога? Без опытного коменданта Фалькенштайн устроит резню.

– А что говорит сам Фиц-рой?

– Разумеется, уверяет, что никого не убивал. Мол, просто шел по полю и увидел пасущуюся лошадь, а рядом с ней – дочь хозяина. Понял, что она мертва, испугался и убежал. Бежал до тех пор, пока не достиг Таубурга.

– М-да, – протянул я.

То, что рассказал бургомистр, звучало правдоподобно. Любой бы крестьянин убежал, обнаружив мертвую дочь хозяина. Сообщи он о своей «находке» – забили бы до смерти за одну лишь весть – у герцога Фалькенштайна была скверная репутация. С другой стороны – Фиц-рой мог вполне правдоподобно солгать.

Я задумался. В самом деле – стоит ли жалеть город, в котором живет насильник и убийца? Но скажите на милость – есть ли такие города, где живут одни праведники? И кто я такой, чтобы решать – кто праведник, а кто нет? В конце концов, мне предлагают сделать то, что я умею. Виновен Фиц-рой или нет, решать не мне, а Тому, Кто выше…

– Думайте скорее, – торопил меня бургомистр. – Мой опыт подсказывает, что вы тот человек, который нам нужен.

– Я не настолько самонадеян, – хмыкнул я. – Тем более что вы даже не знаете – могу ли я возглавить оборону?

– А вы можете?

– Могу, – склонил я голову. – Но для этого мы должны договориться о стоимости моих услуг. Вы уполномочены решать такие вопросы?

– Я – первый бургомистр и главный ратман! – горделиво произнес старик. – Все денежные вопросы я решаю единолично. Ваша цена?

– Тысяча талеров. И предупреждаю, что торговаться не буду.

– Хорошо, – не моргнув глазом, сказал бургомистр, отчего я его зауважал еще больше. За эти деньги можно было нанять небольшую армию.

– Триста монет – авансом.

– Такую крупную сумму я могу дать только в городе, – протянул бургомистр.

– Триста талеров – крупная сумма? – удивился я. – А на какие деньги вы собирались нанимать начальника обороны? Любой рыцарь, не говоря уже о бароне, стребовал бы аванс на корм для коней и провиант для воинов. Не смешите меня, господин бургомистр.

Старик занервничал. Кажется, деньги у него были, но расставаться с ними он не спешил.

– Мы изрядно потратились, закупая оружие. Ну то, что у нас в возах, – пояснил он. – Вас устроит, если я выдам аванс в сто талеров и выпишу заемное письмо от имени ратуши? – спросил он, пытаясь отвести взгляд, чтобы укрыть хитринку.

– Устроит, если вы напишете долговую расписку от собственного имени, – покладисто кивнул я. – Лично на вас у меня больше надежды.

Бургомистр закряхтел, но предпочел-таки выдать все триста талеров, не забыв взять расписку с меня. Что же, можно приступать к служебным обязанностям.

– Нужно ехать, – сказал я, убирая кошелек с авансом подальше. – Думаю, десяти минут на сборы будет достаточно.

– Простите? – не понял бургомистр, озадаченно посмотрев на Густава, будто искал у того поддержки. – Куда ехать? Сейчас вечер, а латники легли спать. Да и лошади за день устали.

– Ничего, – утешил я нанимателя. – Я всех сам подниму. Лошади одну ночь перетерпят, если двигаться не очень быстро. Времени, как я полагаю, у нас мало…

Мы добрались до Ульбурга ранним утром. Кони едва тащили телеги, а латники еле-еле переставляли ноги. Вслух недовольства не высказывали. Те, кто вчера попытался это делать, сегодня размышляли – как объяснить домочадцам появление синяков или отсутствие зубов…

Бургомистр, от которого вовсе не требовалось бодрствовать, проявил солидарность с латниками, теперь мужественно боролся с зевотой и по мере сил пытался рассказать все, что знал о герцоге Фалькенштайне и его войске. Увы, сведений было немного. Герр Лабстерман (так звали первого бургомистра) не сумел сообщить ни общую численность войск, ни наличие у герцога осадной техники. Начальник стражи Густав тоже не знал таких тонкостей. Более того, они не понимали – для чего нужно знать, какую часть войска составляют вассалы, какую личная дружина, а какую наемники?! Зато в два голоса пытались «загрузить» меня по дороге байками о толстых стенах Ульбурга, ширине рва и прочими сведениями, которые мне ни о чем не говорили. Зачем мне знать, что «городские ворота окованы металлом и регулярно подкрашиваются»? Может, дерево давным-давно съел жучок, а железо – ржавчина? В каком состоянии стены? Когда последний раз чистили ров? Сколько колодцев с водой, имеется ли потайной лаз? Нет, нужно вначале все посмотреть самому.

Завидев городские ворота, латники и лошади ускорили шаг в предвкушении теплых домов и конюшен. Я, подъехав к мосту, спрыгнул с седла, чем заработал от Гневко неодобрительный взгляд – он тоже рассчитывал на уютное стойло и ясли с овсом.

Я не стал говорить, что мост в это время суток положено держать поднятым. Поднимешь его, если порваны цепи! Зашел на вал, посмотрел на стены. Каменная кладка хороша – ни выемок, ни выбоин. Была, разумеется, пара-тройка кустов, которыми прорастают стены, но, в общем и целом, придраться не к чему. Уже хорошо!

Спустился вниз. Ров… Вот он уже давно превращен в выгребную яму. На месте магистрата я приказал бы штрафовать золотарей, что ленятся вывозить дерьмо подальше. Содержимое рва прощупал алебардой, одолженной у стражника, а потом, не мудрствуя лукаво, перешел ров и так же просто вернулся обратно.

Латники во главе с бургомистром недоуменно наблюдали. Кажется, мои действия понял только Густав – краска стыда была заметна сквозь недельную щетину.

– И что вы там нашли? – брезгливо поинтересовался герр Лабстерман, хотя первый бургомистр мог быть и понятливее.

– Вообще-то во рву должна быть вода.

Кажется, до господина бургомистра дошел мой сарказм. Он поморщился и вздохнул:

– Завтра же распоряжусь, чтобы начали чистить.

– Сегодня, – уточнил я. – И лучше, если прямо сейчас.

– Хорошо, распоряжусь, – не стал спорить бургомистр. – Но, может, мы все-таки въедем в город? Откровенно говоря, я очень устал. Не в том возрасте, чтобы не спать по ночам.

Новому коменданту города пришлось не въезжать, а входить в ворота, потому что мой капризный друг выразительно скривился, показывая, что ему не нравится запах моих сапог. Правда, наглец пытался пояснить – если мне тяжело идти, то он, так и быть, перетерпит. Ну, скажем, прикроет ноздри копытом.

– Ладно, – отмахнулся я от его бесстыжей морды. – Я и пешком могу! – Переведя взгляд от коня к бургомистру попросил: – Покажите мне ближайшую гостиницу. Лучше, если она будет недалеко от главных ворот и от ратуши.

– Густав, не сочтите за труд показать господину Артаксу гостиницу. Вероятно, подойдет та, что содержит фрау Лайнс, – обратился бургомистр к капитану и повернулся ко мне: – Сейчас нам следует отдохнуть, а вечером мы соберем заседание Большого Городского Совета. Кстати, когда будете съезжать из гостиницы, не забудьте взять счет. Половину ваших расходов город оплатит из собственной казны.

Я удивился неожиданной щедрости, но возражать не стал.

Гостиница, куда привел меня Густав, была вполне приличная: конюшня уютная, овес отборный, а сено свежее. Капитан, сдав меня хозяйке, представив ее как фрау Ута, поспешил откланяться, сославшись, что соскучился по жене.

– Показать господину комнату или он вначале хочет перекусить? – поинтересовалась фрау Ута, дамочка лет тридцати пяти, в меру пышная, круглолицая и с ямочками на щеках: – Завтрак еще не готов, но я могу подать вам холодную закуску и пиво.

Я прислушался к собственным ощущениям. Разумеется, было бы невредно слегка перекусить, но…

– Скажите, где здесь можно помыться? – поинтересовался я.

– Господин Артакс желает умыться или вымыться целиком? – педантично уточнила хозяйка. – Если умыться, то в комнате есть тазик и кувшин с водой, а целиком, то это внизу, за отдельную плату.

– Целиком и полностью! – обрадовался я. – И хорошо бы найти прачку. Но вначале покажите комнату, где можно оставить оружие и доспехи.

– В моей гостинице пять комнат. И на сегодняшний день все они свободны, – с легкой грустью сообщила хозяйка. – Вы можете взять лучшую из них. Я готова, – вздохнула хозяйка, – взять за нее плату по цене обычной, а заплатить вы можете, когда соберетесь съезжать. Конечно, было бы неплохо, если бы господин Артакс внес какую-то предоплату. Скажем, талер.

Фрау Ута снова вздохнула. Чувствовалось, что на подобные жертвы она идет не от хорошей жизни, и не стоит пользоваться ее бедственным положением.

– Нет уж, – засмеялся я. – Я возьму лучшую по ее обычной цене. А плату буду вносить еженедельно.

Хозяйка улыбнулась. Такой подход ее несказанно обрадовал.

– В таком случае, – радостно сообщила она, – вы можете пользоваться нашей помывочной комнатой совершенно бесплатно. Пойдемте, – повернулась фрау и повела меня по узенькой лестнице наверх.

Лестница противно скрипела. Это хорошо. Всегда буду слышать шаги. Еще мне понравилось, что комната располагалась на втором этаже, а за окном не было никаких деревьев. Стало быть, если припечет, могу выпрыгнуть из окна, а ко мне же забраться будет труднее.

Комната была огромная – с прихожей и чуланом, где обычно живут слуги. Мне бы и его вполне хватило. Но, раз уж город будет платить половину, то в каморку я определил основную часть оружия и доспехов.

Фрау Ута заверила, что в комнату будут входить только тогда, когда постоялец этого пожелает. Ну и, разумеется, чтобы вынести ночной горшок и сделать уборку. Если же господину не нравится горшок, в конце коридора есть особый чулан…

– Однако, – деловито добавила фрау, – это будет вам стоить дополнительный фартинг в неделю.

Понятно. Выплеснуть содержимое горшка на улицу можно бесплатно, а за услуги золотаря нужно платить.

– Господин Артакс, чтобы нагреть воду, понадобится не меньше часа, – сообщила мне хозяйка, словно я сам не догадывался. – Возможно, вы хотите пока отдохнуть?

– Пожалуй, отдыхать я пока не стану, – решил я. – Пойду, посмотрю на город. И дайте мне с собой кусок сыра с лепешкой.

Меч, метательные ножи и сумку я оставил при себе. Возможно – совершенно излишняя предосторожность. Пускай. Сколько раз такое «излишество» выручало меня во всяких разных ситуациях, когда был риск лишиться либо жизни, либо имущества… Может, потому я до сих пор и жив.

Я не стал беспокоить Гневко, хрупающего овес. Пусть отдохнет. А знакомиться с новым городом лучше на своих ногах.

Ульбург был не хуже и не лучше сотен городков и деревень Швабсонии, через которые я проезжал раньше. До сих пор не понимаю – в чем разница между здешними городами и деревнями? Есть деревни, насчитывающие тысячи селян, и города, где проживают триста-пятьсот жителей. Везде вытянутые вверх дома, узкие кривые улочки сходятся в площадь, где умещаются городской собор и непременная башня с часами, под которой заседает здешняя власть. Кое-где здания, вкупе с городской властью, именуют ратушей, а где-то – магистратом. По мне, слово «магистрат» звучит красивее, нежели «ратуша».

В Ульбурге было кое-что, отличавшее его от других «бургов», «буржей» и «бороу», – приятная чистота улиц. Обычно булыжники мостовых скрывала липкая жижа, состоящая из пыли, гнилых овощей и того, что выплескивают из ночных горшков. Да и улицы здесь были шире, нежели в других городах, – на них могли разъехаться не два всадника, а две повозки. Думается, город основывался не беглыми сервами, возжелавшими стать ткачами и трубочистами, а появился еще во времена Старой империи. Верно, тут раньше был военный лагерь – две центральные улицы пересекаются под прямым углом, образуя площадь. Еще несколько улиц, что ближе к центру, сохраняли свой порядок. Видимо, они и стали основой города, а все остальное уже достраивалось и пристраивалось с неизбежной кривизной.

В общем и целом осмотр будущего «хозяйства», меня удовлетворил. Разве что мне не понравилось, что у города лишь одни ворота. Еще немного смутила голубятня. Нужно будет уточнить, чья она. В осажденном городе голубятня вещь неплохая. Можно сноситься с союзниками. Опять же, голуби – это мясо. Но с другой стороны, голубятню можно использовать и во вред осажденным…

Побродил по улицам, заедая впечатления лепешкой с сыром, решил, что пора возвращаться. Верно, вода уже не просто нагрелась, а закипела.

В подвале была обустроена клетушка со стоками для воды. Тут же стояли бочка с холодной водой и здоровенный чан, в котором мне предназначалось мыться.

– Горячую воду принесут через минуту, можете раздеваться. Если угодно, грязное белье отдадут прачке. Однако, – поспешно добавила хозяйка, – услуги моей служанки обойдутся дешевле. Городские прачки берут до пяти фартингов, а я предлагаю вам два фартинга за стирку всей вашей одежды. Хотите, принесу вам свежее белье?

Только идиоты и сочинители романов считают, что наемник должен быть вонючим, аки козел. «Пес войны», который не моется и не меняет белье, рискует загнуться от какой-нибудь болезни быстрее, нежели от самых страшных своих врагов – арбалетного болта или стрелы.

В моей дорожной сумке всегда найдется смена белья – застиранного, но сравнительно чистого – стирать приходится в речках и ручьях, холодной водой и без мыла. По мере возможности я всегда соблюдаю одно из важнейших правил наемника – мыться как можно чаще и менять белье хотя бы раз в неделю!

Две служанки не первой молодости (но далеко не старые!) притащили ушаты с горячей водой и помогли смешать воду, а потом дружно накинулись на мое бренное тело, пытаясь отмыть его добела.

Я надеялся, что миловидная хозяйка тоже поучаствует в этом увлекательном деле, но, увы, не дождался. Фрау сообщила, что ей нужно готовить завтрак, и удалилась. Выяснив, что я хотел бы побриться, та, что постарше, вытащила бритву и, проверив, достаточно ли она остра, принялась за дело.

– Вы всегда бреете голову? – поинтересовалась та, что помладше.

– Стараюсь, – буркнул я, прислушиваясь, как бритва скребет щетину на моем черепе.

– А зачем? Вы – довольно молодой и привлекательный мужчина. А с волосами вы были бы неотразимы…

– Особенно для вшей, – усмехнулся я.

– Вам не бывает больно? – спросила вторая, постарше, осторожно ощупывая мои многочисленные шрамы.

– Бывает, – не стал я кривить душой. – Но от ран и шрамов есть польза.

– Какая? – удивилась вторая.

– Я всегда знаю, какая завтра будет погода. Тот шрам, что слева, – зудит перед грозой. Ну а другие беспокоят перед снегопадом, засухой и оползнем…

Всем хороша деревянная лохань, но вода в ней остывает очень быстро. Был я как-то в мыльне герцога Еньского, большого любителя понежиться в горячей воде, так тот приказывал слугам постоянно подливать кипяток. Есть еще ванны, под которыми можно разводить огонь и регулировать пламя, чтобы не сварить купающегося. Помнится, такая ванна была у моей знакомой герцогини, которая отмачивала кожаные штаны перед тем, как в них влезть. Идиллию прервал голос хозяйки:

– Вытирайте господина Артакса и ведите его на завтрак.

Меня вытерли, помогли обрядиться в свежайшее белье и вязаные тапочки, накинули на плечи теплый халат, заботливо сопроводили наверх и не замедлили принести завтрак – груду горячих оладий, к которым полагалось варенье.

– Что будете пить? Вино, пиво? – поинтересовалась фрау Ута, прислуживавшая за столом.

– А что еще? – спросил я.

– Есть шнапс. Но, – наставительно заметила хозяйка, сузив глаза, – не слишком ли рано для горячительных напитков?

– А кроме шнапса, вина и пива?

– Только молоко. Но обычно, – доверительно сообщила хозяйка, – мужчины это не пьют…

– И правильно, что не пьют, – согласился я. – Посему дайте мне простой воды. Только – самой чистой. Надеюсь, чистая вода у вас есть? Согласен заплатить за нее, как за пиво.

Хозяйка пожала плечами, но даже не хмыкнула. В конце концов желание гостя, пусть и нелепое, закон. Позавтракав, я почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Чистое тело, чистое белье, хорошая еда и мягкая кровать в теплой комнате, чтобы лечь и отоспаться за долгие дни ночевок под кустами или в стогах. Неплохо, если бы в постели оказалась аппетитная фрау Ута, но так сразу она там не окажется. Да и мне нужно отправляться на заседание Большого Городского Совета. Где там моя одежда?

Только вспомнил об одежде и сапогах, как раздался стук в дверь, и вошла служанка, державшая в руках мою обувь, очищенную от грязи и даже смазанную жиром!

– А одежда? – поинтересовался я.

– Ваше платье выстирано, но оно высохнет не раньше завтрашнего дня, – доложилась служанка, норовя уйти.

Я едва успел ухватить ее за край юбки. Видимо, она это поняла как-то неправильно, потому что фыркнула и заявила:

– Сударь, я уже не так молода, чтобы заигрывать с мужчинами.

Сама между тем с интересом посматривала на меня, ожидая продолжения.

– Что вы, фрау…

– Фрейлейн, – поправила она меня.

– Простите, фрейлейн, – покорно кивнул я и принялся оправдываться: – Я бы с удовольствием за вами приударил. Только вот дела. Мне сегодня следует быть на заседании Городского Совета, а идти туда в одном халате…

– Боюсь, что ничем вам помочь не могу, – насмешливо покачала она головой. – В нашем доме нет мужских вещей. Можно послать к портному, но это будет стоить денег. Да и пошив платья затянется дня на два-три.

– Кажется, придется идти в халате… – грустно сказал я.

Нельзя же пропускать важное собрание по такому ничтожному поводу, как отсутствие одежды.

– А сегодня заседания не будет, – вдруг сообщила служанка. – Пока вы завтракали, приходил посыльный из магистрата, который сообщил, что герр Лабстерман себя плохо чувствует после дороги, так что вы можете отдыхать до завтрашнего дня.

«Чтоб тебя разодрало…» – выругался я мысленно.

Хотя… Служанка, кстати, при дневном свете выглядит не такой пожилой, какой она мне показалась в мыльне. Если и старше меня, то лет на пять. Стало быть, вполне…

– Сударыня, а как вы смотрите на то, чтобы задержаться в моей комнате?

Не дожидаясь ответа, я привлек женщину к себе и, превозмогая символическое сопротивление, крепко поцеловал в губы. Потом, взяв ее на руки, понес на кровать…

«Дверь!» – прошептала она, когда я уже задирал на ней юбку и раздвигал ноги.

– Что – дверь? – не понял я.

– Заприте же дверь, болван!

Никогда не любил иметь дело с молодыми женщинами. Искушенные особы постоянно думают о беременности, а юницы, у которых свищет ветер в головушке, неопытны и неумелы. Лучшие любовницы, которым за сорок. Они еще привлекательны для мужчин и достаточно опытны, чтобы доставить нам радость в постели…

Увы, со служанкой не повезло, потому что пришлось стараться за двоих – несмотря на желание, умения ей недоставало. Она двигала задницей неуклюже, будто воспитанница монастырской школы, которую лишают девственности. Но все-таки дамочка осталась довольна.

Когда я поднялся и стал поправлять одежду, она еще лежала в постели и томно потягивалась. Но долго разнеживаться не позволил стук в дверь.

– Господин Артакс, – послышался из-за дверей недовольный голос хозяйки. – Если вы закончили, передайте Гертруде, что ее ждут дела!

Я прислушался к звукам удалявшихся шагов и, дождавшись, пока они смолкнут, галантно поинтересовался:

– Надеюсь, у вас не будет неприятностей из-за меня?

– Сестричка просто впишет в ваш счет дополнительный фартинг, – фыркнула служанка, поправляя чепец и одергивая юбку.

– Фрау Ута – ваша сестра? – удивился я.

– Младшая, – спокойно объяснила Гертруда. – Ее муж был хозяином гостиницы.

Заметив в моих глазах немой вопрос, женщина поспешно сказала:

– Вы не подумайте дурного. Ута впишет в счет не плату за меня, а компенсацию за то время, что я увиливала от работы. По вашей вине… – лукаво добавила она. – Думаю, для меня у нее тоже найдется наказание.

– М-да, – только и сказал я. – Суровая у вас сестричка.

– Увы, – вздохнула женщина, – в последние годы дела идут плохо. Из-за неприятностей с герцогом в город перестали приезжать богатые купцы. А простонародье выбирает гостиницы подешевле. Сводить концы с концами помогает только домик в деревне, что остался от родителей. Летом мы выращиваем там овощи, а потом продаем их лавочнику. Опять же – когда есть свой огород, гостиницу содержать гораздо дешевле.

Гертруда ушла. Я, приготовившись спать дальше, едва смежил веки, как в дверь постучали – деликатно, но требовательно. Так может стучать только хозяйка гостиницы.

– Прошу вас, – открыл я дверь, впуская фрау Уту.

– Господин Артакс, – прямо с порога заявила фрау, кусая губки и грозно поигрывая ямочками. – Разумеется, я не имею права читать вам нотаций! Но я попросила бы, чтобы впредь вы не отвлекали служанок от выполнения их обязанностей! То, что они мои родственницы, не меняет дела. В противном случае я буду вынуждена вписать в ваш счет фартинг. Сегодня я, так и быть, закрою на это глаза, но не впредь.

– Почему родственницы во множественном числе? – полюбопытствовал я.

– На случай, если другая сестра, Эльза, решит последовать примеру Гертруды…

– Фартинг – за двоих? – усмехнулся я.

Хозяйка смутилась, но быстро овладела собой:

– Господин Артакс, моя гостиница – не бордель, а мои сестры – не шлюхи. Они не были замужем, но давно могут отвечать за себя. («А, вот почему Гертруда так неуклюжа!» – понял я.) Я не могу запретить ни им, ни вам заниматься… – замешкалась фрау, подбирая слово, – этим э-э делом, но хотела бы напомнить, что для любовных утех есть время после сигнала к тушению огней. Днем сестрам положено работать.

– Простите меня, фрау Ута, – с раскаянием произнес я. – Готов немедленно внести компенсацию! Вот, пожалуйста, – протянул я ей талер.

При виде серебряной монеты фрау Ута обомлела. Она протянула руку, но тут же ее отдернула. Чувствовалось, что фрау очень хотелось взять талер, но что-то мешало.

– Господин Артакс, – закусила хозяйка губку. – Я очень хочу, но не могу принять такую крупную сумму. Талер – это стоимость вашего недельного пребывания с учетом всех затрат, включая комнату, еду, а также стирку и горячую воду.

– Возьмите-возьмите, – вложил я в ее ладошку монету и сжал пальчики. – Будем считать, что я оплатил недельное пребывание авансом.

Не знаю, что на меня нашло, но я торопливо, как мальчишка, поцеловал фрау в ямочку на щеке. Хозяюшка потерла след от губ и удалилась, возмущенно попискивая.

Спал я долго. Слышал сквозь сон скрип женских шагов, голос фрау Уты, что предлагал мне обед. Но я предпочел отоспаться. Только ближе к вечеру соизволил выползти из комнаты, чтобы проведать коня.

Гневко, узрев хозяина (или кем я ему приходился?), встрепенулся, но, рассмотрев халат, торчавшие из-под него кальсоны и деревянные башмаки (не в шлепанцах же идти в конюшню?), заржал, как гусак: «Га-га-га!» Отсмеявшись, стриганул ухом: «Сидел бы на месте. Чего дергаешься?»

Раз все в порядке, можно вернуться в номер. Там ожидал накрытый стол – тушеная капуста с мясом, ветчина со слезой, шпинат со спаржей, а также сыр – с плесенью и без оной. Был подан кувшин с водой и чашечка с вишневым сиропом. Не то обед, который я проспал, не то – ужин, но яства были сметены мною с удовольствием.

К концу трапезы появилась фрау Ута. Собрав посуду, хозяйка подошла к двери и уже оттуда сказала:

– После сигнала к тушению огней разрешается пользоваться закрытыми фонарями в стеклянных колпачках. Если Гертруда захочет зайти, она не будет наказана.

– А вы сами не хотите зайти? – нахально поинтересовался я.

– Вы, сударь, слишком много себе позволяете! Если бы не нужда в постояльцах, я немедленно бы указала вам на дверь…

Не договорив, фрау Ута гневно хлопнула дверью и ушла, возмущенно топая хорошенькими ножками (правда, под юбкой их было не видно, но представить – можно). Слишком возмущенно, чтобы быть правдой…

В зале городской ратуши собрался весь цвет города Ульбурга. На широких скамейках сидели гильдейские старшины. Лицом к ним, за длинным столом, восседали отцы города, числом три. Сбоку сиротливо примостился одинокий деревянный табурет, предназначенный новоиспеченному коменданту города.

«Хорошо, что стоять не заставили», – весело подумал я и сел.

Зал глухо зароптал. Они что, думали, что я буду кланяться или обращаться с благодарственной речью? Как же…

– Что-то не так? – поинтересовался я.

– Все в порядке, господин Артакс, – улыбнулся первый бургомистр. Обведя взглядом зал заседания, успокоил взором роптавших и, степенно откашлявшись, произнес: – Господа, вам известно, что я от имени города Ульбурга заключил сделку с господином Артаксом, который согласился взять на себя руководство обороной нашего города. Посему позвольте представить вам коменданта города.

– За сколько? – раздался голос из глубины зала.

– За тысячу талеров, – ответствовал бургомистр, пытаясь сохранить спокойствие на челе и ясность во взоре.

Услышав о несусветной цене, собравшиеся заголосили так, что не помогали даже суровые взгляды Лабстермана. Бюргеры знали, что в конечном итоге деньги придется собирать им…

Члены Совета бушевали минут пять. Я услышал много о репутации наемников; о том, что за тысячу талеров можно купить сотню комендантов вроде Артакса; о том, что первый бургомистр выжил из ума. Ну и многое другое. Наконец, я не выдержал:

– Молчать! – воспользовавшись паузой, встал и медленно обвел взглядом зал. Положив руку на рукоять меча (это придает облику суровости и делает купцов более сговорчивыми!), произнес краткую речь: – Я только что услышал, что я – грязный наемник. Во-первых, вчера я имел честь вымыться в ванной комнате. Во-вторых, настоятельно прошу извиниться!

Взгляды присутствующих уперлись в мощного чернобородого мужчину, поигрывавшему бляхой с накладными клещами. Старшина гильдии кузнецов (кто это еще мог быть?) неторопливо встал со своего места, продемонстрировал широкие плечи и зевнул:

– А что будет, если я не захочу извиняться?

– В этом случае придется вырвать извинения силой.

– Не смеши меня, – еще раз зевнул кузнец, начиная хохотать, но от удара в живот подавился смехом…

Когда он скрючился, я ухватил невежу за гильдейскую цепь, слегка придушил и, стараясь говорить вежливо, приставил лезвие к его горлу:

– Так вы не желаете извиниться?

Здоровяк напряг шею и упрямо помотал головой. Когда из-под клинка потекла кровь, зал ахнул, кому-то стало плохо. Но никто не пришел на помощь своему собрату…

– Ии-зз-вв-ините, – сумел выговорить кузнец, поняв, что с ним не шутят. Я высвободил цепь и убрал кинжал.

Кузнец упал на колени и принялся глотать воздух, зажимая страшные (как ему сейчас казалось!) раны. На самом-то деле существенного вреда его организм не получил. Ну, какое-то время, из-за помятой гортани, будет больно глотать. Об унижении он будет думать потом…

– Итак, господа, – продолжил я прерванную речь. – Не люблю, когда дурно отзываются о моей профессии. Что касается меня, то в армиях различных королевств я занимал должности, равные капитану и полковнику. Для несведущих людей сообщаю: капитан – это командир тысячи воинов, а полковник – командир полка, пяти тысяч. Таким образом, мне приходилось командовать войском, равным половине жителей вашего города. Ульбург не останется внакладе, а напротив, сэкономит деньги, которые может потребовать Фалькенштайн. А что будет, если он захватит город, не хочется и думать…

Бюргеры кивали, искоса поглядывая на кузнеца, который еще не пришел в себя.

Первый бургомистр, которого вид поверженного ремесленника не особо занимал, заметил:

– Могу сказать, что выплачено лишь триста талеров. Остальные деньги господин Артакс получит после того, как герцог снимет осаду.

Услышав об отсрочке выплаты, купцы и ремесленники повеселели. Теперь мне предоставлялась возможность поговорить о настоящем деле:

– Прежде всего, господа, следует вычистить и углубить ров вокруг стены ярда на три-четыре. Господин первый бургомистр заверил, что все необходимые распоряжения будут отданы…

Лабстерман смутился. Кажется, он уже забыл о вчерашнем разговоре. При случае подарю ему восковые дощечки…

– Я лично, – встал с дальнего ряда мужчина средних лет, чью бляху украшала метла, – считаю, что ров должны чистить не только метельщики и золотари, но и представители других гильдий.

– С какой стати? – взвился с места невысокий тощий старикашка. – Чистка рва, как и прочие работы по поддержанию чистоты и порядка в городе, входит в компетенцию вашей гильдии!

– Ров, между прочим, за городской стеной, – снисходительно пояснил главный золотарь. – А так как он примыкает к стене, в его чистке должны участвовать каменщики.

Начались дебаты, слушая которые я не мог решить – смеяться или плакать. Или – вернуть горожанам задаток и уносить ноги. Мужественно сдержав желание послать всех к… медведю на ухо, я встал и стукнул об пол табуретом. Когда озадаченные присутствующие уставились на меня, улыбнулся и заявил, стараясь подстроиться под их нудный тон:

– Господа, мне хотелось бы обсудить с вами степень моих полномочий.

– А что это значит? – сразу же насторожился герр Лабстерман.

– Это значит, что мне требуется право отдавать приказы любому старшине, мастеру или рядовому члену гильдии, если это касается обороны города. И мне бы хотелось иметь право вздернуть на виселицу любого, кто будет мешать оборонять город!

Кажется, я перегнул палку. Еще немного – и бюргеры, презрев урок, данный кузнецу, кинутся на меня и растерзают. Я уже прикинул, как пробиться к выходу…

Орали и топали ногами долго. Наконец выдохлись, а первый бургомистр вынес решение:

– Я хотел бы предложить компромисс. Господин Артакс будет иметь право приказывать всем (за исключением членов Совета!), но право смертной казни – прерогатива суда! Но! – воздел длань вверх Лабстерман. – Он может арестовать тех, кто станет препятствовать исполнять его обязанности. Если нужно, решение будет оформлено в письменном виде.