Текст книги "Книга теней. Роман-бумеранг"

Автор книги: Евгений Клюев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Мы-вот-с-товарищами-уже-ходячие-а-молодой-человек-который-спит-ему-еще-гипс-не-снимали-говорят-завтра-так-он-лежачий-пока.

Схема повторилась: ученик ваш, помнится, покончил с собой – и я, стало быть, пытался… а детали другие. Из этого следует, между прочим, что очень может быть… очень даже может быть… почему бы, в самом деле, не быть такому: ученик Ваш и я – одно и то же, в разных витальных циклах, а? Значит, и вправду были у меня и другие времена… Дерзко, конечно, предполагать, однако случайность есть случайность – не так ли, Станислав Леопольдович? М-да… опять вы правы: "Лучше все делать очень медленно. Очень и очень медленно". А я сейчас так и делаю. Медленно-медленно иду по нашей с Вами беседе… раньше бы пройтись по ней! Иду, значит, и натыкаюсь еще на одну интересную подробность: "…я жил с одной прекрасной дамой. Я очень любил ее. Мы прожили… дай бог памяти, лет десять. Двести с лишним лет назад". Не Эмма Ивановна ли это, Станислав Леопольдович?

– Он-странный-молодой-наш-человек-молчаливый-все-думает-о-чем-то-а-невеста-у-него-ну-такой-красоты!

Значит, Вы с ней все-таки встретились снова… Непонятно, правда, что из этого получилось, если Вы тень. Впрочем, дело не мое… А тогда я сказал: "Мне не хочется уходить от Вас", – и Вы ответили: "Очень рад. Да и ситуация еще не исчерпана… Если бы Вы знали, насколько не исчерпана…" Так все-таки, насколько, Станислав Леопольдович? Чего теперь ждать, когда Вы в летаргическом сне? Встречи в Элизиуме? Там, где рассредоточивают… или, по крайней мере, грозят рассредоточить тени? "Во-о-от насколько!" – и вы широко развели руки. Действительно настолько? "Знаки, знаки…"

– Она-ему-ворона-приносила-говорящего-только-он-мало-поговорил-а-вообще-то-умора!..

Как это там было: "Подлинные знаки – вот чего мы напрочь не умеем воспринимать. Казалось бы, все уже яснее ясного и сердце знает: подан знак, ан нет! Не верит, соглашаться не хочет, сопротивляется". Не сопротивляется больше, верит напропалую сердце мое: такие уже допущений делает – в животе холодно. И привкус мяты во рту. Впервые за последние – сколько? – почти два месяца: значит, близко… Правильно иду, значит! Привкус мяты – это оттуда: Элизиум. Их пища – время, медуница, мята… И плевать "на цыганок, на гадалок, на фокусников, на заклинателей змей… ручное все это. Hand made, не по-русски говоря". Теперь понятна и данная фраза… понятно даже, кому она адресована! Другая тоже понятна и туда же адресована: "В том-то и есть чертовщина жизни, что в течение получаса все может измениться на полную свою противоположность…" Теперь действительно понятно, Станислав Леопольдович. Так оно и было. Что ж, почти все… И блистательная кода…

– А-чего-я-нормально-хожу-уже-с-костылями-провожу-значит-потом-в-холле-с-соседями-посижу-пусть-поспит-паренек…

И блистательная кода: "Вы знайте, что Ваша душа бессмертна!". Стало быть, что же… тень и есть душа?

Когда, держа высоко над головой сверток, в палату, как птица, влетела Эвридика, она прямо-таки замерла у постели Петра. Петр смотрел на нее древними совсем глазами – и во всей фигуре его был покой, огромный нездешний покой.

– Я украла книгу, – тихо, словно боясь спугнуть ангела, сказала она, – возьми.

– Спасибо, – улыбнулся Петр. – Теперь как раз она мне очень нужна – узнать, что же дальше. Я, пожалуй, успею к утру: завтра можно будет вернуть ее, если сегодня ночью тебя не арестуют. Придешь завтра?

– Ну и вопросы у тебя! – Она поцеловала его и вышла: фея-авантюристка, исполняющая желания и тут же исчезающая-из-поля-зрения… Так и надо, Эвридика. Молодец.

…исчезающая-из-поля-зрения, чтобы опять быть рядом когда нужно.

– Привет. – Невозможно прекрасная утренняя-Эвридика.

– Привет. – Бессонный Петр закрыл книгу. – Тебя не арестовали?

– Нет еще. Часа через полтора арестуют… когда книгу привезу. Сегодня мама работает, я ей не сказала ничего. Она, наверное, и арестует. – И присела на кровать: невозможно-прекрасная-утренняя-Эвридика… Соседи-на-костылях любезно оставили их вдвоем.

– Никто тебя не арестует. Книгу вообще никуда отвозить не надо.

– Ну уж нет! – замотала головой Эвридика. – Пусть меня казнят честной.

– Книгу отвозить не надо, – повторил Петр. – Дело в том, что ее никто не хватится: этой книги никогда там не было.

– Не было? – просто и доверчиво спросила фея-авантюристка.

– Не было, – подтвердил Петр.

– Что ж… пусть тогда и не будет, – Эвридика облегченно вздохнула: проблема исчерпала себя сама. – Ты мне что-нибудь расскажешь?

– А нечего почти рассказывать. Тут все то же самое. Ты это уже знаешь.

– От Эммы Ивановны?

– И от нее тоже. От нее в первую очередь.

– Но ты все время улыбаешься, Петр… так, как будто знаешь, что делать.

– А я знаю, что делать, – весело ответил тот. Он взял Эвридику за руку. – Надо просто жить. Жить – и этого будет вполне достаточно. – Петр смеялся и просто-таки невозможно походил на Станислава Леопольдовича, когда старик разгуливал по телеэкрану с "долзеленый-йо-хо!" на губах.

– И все же, Петр?

– Для начала свяжись с кем-нибудь из ансамбля – у тебя ведь есть телефоны? Надо попросить от моего имени и от имени… Станислава Леопольдовича снять блокаду с дома восьмерок.

– Почему? – испугалась Эвридика.

– У него и так ничего не выйдет. Или выйдет все. – Это был более чем туманный ответ – впрочем, Эвридика и не ожидала другого.

Она только спросила:

– Сейчас позвонить?

– Сейчас. – И Петр взял с тумбочки конверт. С восьмерками. Развел руками и порвал его на глазах Эвридики. – Кажется, мое письмо дошло уже по адресу. К сожалению.

– Я ничего не понимаю, – сокрушилась Эвридика.

– А не все нужно понимать, – с готовностью сказал Петр. – Есть и непонятные вещи. Много непонятных вещей.

– Для тебя – тоже?

– Конечно. Для всех. Я вот не понимаю, например, как это – телефон? Или, допустим, – телевизор!

– Да ну тебя! – махнула рукой Эвридика и в первый раз за утро улыбнулась.

Так, с улыбкой, и отправилась к двери, на пороге которой столкнулась с Аидом Александровичем.

– Здравствуйте, царь-Аид. Я сию секунду вернусь.

– Vale, – ответил тот и вошел к Петру. – Нуте-с, как наше настроение? Завтра, говорят, гипс снимают? – Он достал из кармана два апельсина-невероятных-размеров. – Это я Вам был должен. – И протянул апельсины Петру.

– Спасибо. А настроение-наше прекрасно. У Вас какие-то неприятности?

– Никаких неприятностей, с чего Вы взяли?

– Очень уж Вы бодры, – нейтрально заметил Петр. – А что… письма все еще приходят?

– Какие письма? – Аид невинен-как-дитя.

– По поводу телепередачи с Рекрутовым. – Петр тоже невинен-как-дитя.

– Что это Вы вспомнили такую седую старину?

– И сам не знаю, – ускользнул Петр.

– Нет уж, – Аид мгновенно повзрослел. – Выкладывайте, что у Вас, да поскорее!

– Ничего особенного, – нарочно не взрослел Петр. – Пустяки всякие: витальные циклы. Элизиум, Атлантида… Контактная метаморфоза, если хотите.

– Эвридика? – взревел Аид. – Ну, она у меня узнает!.. С ней же, оказывается, нельзя иметь дела!

– Да помилуйте, Аид Александрович! Вот тут у меня книга, где все написано. Дарю. Я уже знаю ее наизусть. Теперь Ваша очередь.

Аид вертел в руках, ворча: "Очень мило с вашей стороны дарить библиотечные книги… да еще из Ленинской библиотеки! Я же вижу… штамп стоит, Вы вор, что ли?"

– Штамп – это камуфляж, – бесстрастно пояснил Петр. – На ней не должно быть никакого штампа, это анахронизм.

– Правда подарок? – начинал верить Аид и влезал уже в книгу по островерхим гребням готических литер.

– Правда, дорогой Вы наш Аид Александрович! – Вид у Петра был предпраздничный. – Тут Вам предложат объяснения тому, над чем вы бьетесь всю жизнь. Если, конечно, Вы захотите их принять. – Аид спрятал книгу в портфель. – Спасибо, Петр, Вы сделали для меня больше, чем могли.

– Это все-таки она, – кивнул Петр на входящую Эвридику.

– Проходите, преступница, – растроганно сказал Анд.

– Удалось? – спросил Петр.

– Будем считать, что да. Дежурным сейчас же все передадут. Павел поедет вместе с Бес.

– Павел… вместе с Бес? – Аид Александрович заинтересовался. – А что – там новости какие-нибудь?

– Новости здесь, – уточнила Эвридика. – Петр распорядился снять блокаду с дома восьмерок.

– Петр? Распорядился?.. С чего? На каком основании? – с-четверть-оборота завелся Аид. – У меня же Станислав Леопольдович в институте на искусственном питании… Вы отдаете себе отчет!

– Случится то, что случится, – спокойно сказал Петр. – Рано или поздно, так или иначе, но в любом случае все кончается. Нам ведь будут даны и другие жизни… много других жизней, поскольку с первого раза трудно все рассмотреть и расслышать…

– Вы говорите, как тень! – ужаснулся Аид Александрович. – Голосом тени… и с интонациями тени!

– Это он книгу одну прочел, – вступилась за Петра Эвридика, – немецкую книгу, она здесь. – Петр, покажи книгу, Аид Александрович знает ведь немецкий. – Эвридика поискала книгу глазами, вопросительно взглянула на Петра.

– Ты забыла, Эвридика, – напомнил Петр, – не было никакой книги.

– Но я же… ах ну да! Простите, Аид Александрович, не было никакой книги, я что-то путаю.

В дверь постучали.

– Это соседи! – спохватилась Эвридика. – Они вынуждены все время уходить из-за меня…

Стук повторился.

– Да-да, – крикнула Эвридика, пожалуйста!

И возник у порога незнакомый человек непримечательной наружности – в халате поверх синего костюма с синим же галстуком более темного тона, светловолосый, полноватый.

– Вам кого позвать? – поднялась Эвридика, которая знала уже всех соседей Петра.

– Вас, – сказал человек очень низким голосом.

– Меня? – остановилась идти Эвридика.

– Нет. Вас троих. – И едва заметный акцент: легкий, прибалтийский какой-то…

– Вы пройдите, пожалуйста, – приветливо произнес Петр. – Садитесь, вот стул.

– Петр… Вы знакомы? – Эвридике сразу и явно не понравился вошедший. Она переглянулась с Аидом Александровичем.

– Отчасти, – ответил Петр.

– Вот как? – удивился посетитель. – Вы проницательны, Петр.

– Да нет, другое, – поспешил поскромничать тот. – Но это к делу совсем не относится, мы слушаем Вас.

– Хорошо. Потому что я-то как раз и пришел говорить. Я, видите ли, знаком со всеми вами, хоть вы никогда меня и не встречали – во всяком случае – в этой жизни.

– Нет уж, давайте-ка по порядку, – перебил Аид Александрович и поочередно представил каждого из них посетителю, причем Петр усмехнулся – немножко в сторону.

– Спасибо, я знаю, – поморщился посетитель, – не надо формальностей… Люди вы все подготовленные – и вас, наверное, не удивит, если я скажу, что у меня нет имени, потому что я тень.

– О Господи… – вздохнула Эвридика.

– Я давно уже слежу за всеми вами… к сожалению; и теперь многие знают об этом, но пока вмешивался в ход событий лишь в самых крайних случаях – и в основном играя против.

"Да уж!" – чуть ли не вслух сказал Аид Александрович, но все же не вслух. Тень опять поморщилась и продолжала:

– Тем не менее, сегодня я нахожусь здесь в качестве вашего союзника, однако позволю себе не ставить вас в известность о причинах такой переориентации. У меня есть для вас некоторые сведения. Разбор дела Станислава Леопольдовича САТ назначил на одиннадцатое июня, ранним утром. Исход суда предрешен: Тень Ученого подвергнут рассредоточению.

– Подвергнут рассредоточению или приговорят к рассредоточению? – почти бесстрастно уточнил Петр.

– Конечно, приговорят… простите меня, Петр, это действительно недопустимая неточность. Итак, я хорошо осведомлен о том, что происходит на Атлантиде, и в состоянии ответить на любой ваш вопрос в этой связи. К тому же, я знаю историю Атлантиды – можете воспользоваться моими знаниями, как вам угодно, я к вашим услугам. Только с самого начала должен предупредить вас: я не способен придумать ничего, чтобы спасти Станислава Леопольдовича. На данный момент я владею всеми возможными формами контактов теней с живыми людьми, но среди них нет ни одной, которая была бы пригодна для этой цели.

– О чем же тогда спрашивать Вас? – с усмешкой сказала Эвридика.

– Я полагаю, что информация об Атлантиде, исходящая из первых рук, может помочь вам самостоятельно сориентироваться в этой сложной ситуации. Конечно, многое известно вам от Тени Ученого… от Станислава Леопольдовича, но Станислав Леопольдович – человек, что называется, внутренний и плохо разбирается в политике. Поэтому сведения, полученные от него, трудно считать исчерпывающими: он до сих пор остался ученым. Вам же нужен политик.

– Вы Тень Политика? – спросил Аид Александрович.

– Неважно. Допустим, да.

– Нас не интересует политика, – заявила Эвридика.

– Может быть, тогда вас интересует история? Это не так уж далеко от политики… Например, ваша история, Эвридика Александровна Эристави?

– Нет. – Эвридика вздрогнула. – Начните лучше с Аида Александровича, если он не возражает.

– Он не возражает, – буркнул Аид, совсем сбитый с толку.

– С Аида Александровича? – переспросила тень. – Это значит, с самого начала. Ну что ж… Вы, Аид Александрович, конечно, задавали своим родителям вопрос о том, почему Вам дали такое странное… такое редкое имя? Помните, что отвечали Вам?

– Я должен помнить?

– Как Вам угодно. В крайнем случае, это могу вспомнить я.

– Но я и вообще плохо помню своих родителей. Они умерли, когда мне было около двух лет, и меня воспитывал дядя. Он и говорил, что имя дали мне в честь мамы, ее звали Ада. Родители очень хотели девочку – тем более, что имя было уже готово. Но они чего-то там не рассчитали – и по оплошности на свет появился я.

– Восхищаюсь Вашим чувством юмора, – улыбнулся гость, – но должен уверить Вас, что оплошность эта была подготовлена всем ходом истории. Тени Вашей, Аид Александрович, надо бы отдавать в Элизиуме королевские почести: ведь это Тень Первого Царя Элизиума, царя Аида.

– А почестей, стало быть, не отдают? – равнодушно поинтересовался Аид. И добавил: – Сволочи!

– Еще раз восхищаюсь Вашим чувством юмора, а заодно и вашей демократичностью. Однако тема все-таки исключительно серьезна, Ваше Величество.

Аид не удержался и величественно кивнул.

– Сейчас, конечно, Вам трудно понять это, но если я назову то имя, которое носили Вы во времена последнего витального цикла, тут, мне кажется, Вам будет не до смеха.

– А ну-ка, – все еще шутя поощрил Аид Александрович.

– Фридрих II, Великий, – просто сказал гость, между тем как догадался уже Аид Александрович Медынский, что за имя прозвучит сейчас, и с ужасом, надо сказать, его дожидался.

– А Наполеоном тоже я был? – из последних сил сострил он.

– Не много ли, Аид Александрович? – в тон ответила тень. – Нет, Наполеоном были не Вы.

– Слава богу! – искренне обрадовался тот.

– Рад, что угодил Вам. Должен заметить, что именно последний Ваш витальный цикл совпал с витальными циклами Станислава Леопольдовича, Эммы Ивановны, Эвридики, Петра, ребят из ансамбля "Зеленый дол"…

– Няньки Персефоны! – воскликнул Аид Александрович.

– Нет, нянька Персефона – раньше… в мифологические, так сказать, времена.

– Жаль… И что же – мы все были знакомы друг с другом?

– Отнюдь. Вы не были знакомы ни с кем из упомянутых людей. Разные круги, понимаете ли… Правда, кое с кем Вы даже водили дружбу. Марк Теренций Варрон – знаете такого? Вот-вот…

– Он говорил мне! – взбудоражился Аид. – Но я, конечно, не мог вспомнить…

– Еще бы! Иначе Вы не были бы здесь.

– Как прикажете понимать вас?

– Да, в общем, просто… Тень умершего, возвращаясь в Элизиум, забывает все. Сначала Вы будете тенью Аида Александровича Медынского, а потом – Тенью Врача… и так далее, по пути обобщения, покуда, окончательно изжив в себе малейшие признаки индивидуальности, не превратитесь просто в тень: она-то и отправится в мир для новой жизни – неизвестно при ком… при каком то есть носителе. Между тем, дорогой Аид Александрович, если бы Вы только могли себе представить, какие красивые легенды ходят о временах, когда во главе Элизиума стояла Тень Царя Аида… золотой, знаете ли, век. С тех пор там многое изменилось – и далеко не к лучшему. А у Вас ведь есть все основания претендовать на верховную власть!

– Я не рвусь к власти, – признался Аид Александрович.

– Даже к такой, которая облегчила бы существование душам мертвых людей?

– Ну хорошо… – сдался Аид. – Но меня же никто не помнит в Элизиуме как Аида! Если каждая тень изживает в себе индивидуальность…

– Скажем осторожнее, каждая тень должна изживать в себе индивидуальность. Но, увы, не каждая изживает. Поэтому и существует в веках одно и то же Верховное Руководство Элизиума. Оно-то помнит, что за тень вернется на Елисейские поля после вашей, пардон, смерти.

– И Вы помните?

– Такая уж у меня специальность: все помнить.

– Значит, Тени Верховного Руководства Элизиума и Вы вместе с ними каким-то образом сохранили в себе индивидуальность?

– Скажем, да. И тем самым обеспечили себе прочное положение в Элизиуме. Мы, видите ли, с давних пор отказались от возврата сюда – во имя власти там. И там мы знаем все обо всех – в то время как о нас никто ничего не знает: этим-то и сильны. Хотите понять, в чем истинная причина травли Тени Ученого? В том, что она – вопреки елисейским "Уложениям" – сохраняла в себе индивидуальность. Зачем ей это было нужно? А затем, чтобы помочь осознать живым то, что давно уже носится в воздухе: не один только раз живем на свете, а жили и будем жить дальше. И потому ответственны за то, правильно ли живем. А настанет время – встретимся: и как тогда посмотрим в глаза друг другу?.. Деятельность, направленная в эту сторону, запрещена в Элизиуме. Ибо никто не должен помнить ни о чем. Ибо все подлежит забвению. И надо уметь забывать о том, что век назад, и два века, и тысячу лет, и более, более, более у власти стоят одни и те же, все время одни и те же: Тени Верховного Руководства Элизиума… А по какому, собственно, праву? Да ни по какому! Ловкачи, осознавшие, что минимум постоянной индивидуальности надежней, чем максимум индивидуальности временной!.. Что минимум постоянной индивидуальности дает власть, максимум временной индивидуальности создает гениев. У власти не могут стоять гении… Вот какую опасность в деятельности Тени Ученого усмотрели для себя Тени Верховного Руководства Элизиума. Знай они заранее, что Тень Ученого окажется такою, они живо отправили бы ее в область вечной тьмы: так всегда поступают в Элизиуме с теми, чья индивидуальность в принципе не может быть изжита, поскольку слишком значительна. Это враки, что по Элизиуму веками летают Тень Рафаэля, Тень Дарвина, Тень Ньютона: все они давно уже сосланы в область вечной тьмы, где и самоуничтожились… А поди проверь: есть эти тени в Элизиуме или улетели уже на Землю и существуют теперь при ком-нибудь другом! Но в Тени Ученого такой масштабной индивидуальности не предполагали: подумаешь, какой-то ученый средней руки в одной из германских провинций!.. Некто магистр Себастьян!

– Остановитесь, – сказала Эвридика. – Вы говорите слишком страшные вещи… Вы не оставляете надежд!

– Подожди, Эвридика, послушай, – попросил Петр. – Это надо знать – на потом.

– Страшные вещи еще впереди! – усмехнулся гость. – Задайтесь вопросом, на кого ориентировались Тени Верховного Руководства Элизиума, когда отказывались от повторных витальных циклов! Я отвечу вам: на атлантические тени. На эту елисейскую элиту, даже упоминание о которой карается в Элизиуме законом. А закон придумали те, кто сам живет по-атлантически! Что за ужасное противоречие, скажете вы, как это возможно? Возможно, дорогие мои, только так и возможно. На Атлантиде высочайший уровень цивилизации, Атлантида -технократическое государство, но атлантические тени вконец обленились: они даже не заглядывают на Землю и знать ничего не хотят о тех исследованиях в области новых форм контактов с живыми, которые столь успешно разрабатывает горстка их же ученых, на их же острове -фактически под носом у них! Но САТ вручает Тени Ученого тень-ордена за еще один щадящий контакт, за ненарушение своего покоя. А когда выясняется, что щадящий контакт на самом деле оказывается контактом беспощадным, – тут уже САТ предпринимает все возможное, чтобы рассредоточить Тень Ученого! Ибо не дай бог другим теням Атлантиды попробовать исполнить контактную метаморфозу – вдруг появится у них вкус к жизни, и тогда – прости-прощай-покой! Тогда высокоразвитая инфраструктура Атлантиды полетит ко всем чертям – и воспарят над миром души атлантов, и просветят людей: не один только раз живем, а жили и будем жить дальше!.. И не забудем о том, кто мы сегодня, чтобы вспомнить об этом завтра! Так-то, Аид Александрович.

– Но моя роль… – начал было Аид Александрович и пресекся.

– Ваша роль? Довожу до Вашего сведения, что Тени Верховного Руководства Элизиума и САТ уже осведомлены о том, что Вы в своем институте почти разгадали загадку жизни и смерти, загадку универсума. И о том осведомлены, что окончательно разгадать эту загадку Вам помог Станислав Леопольдович. Правда, они не уверены, что Вы доберетесь в себе до Аида, – потому-то, отчасти, тень Станислава Леопольдовича и выдворили отсюда: а ну как он подскажет вам, кто Вы такой? И тогда им придется пасть ниц перед Тенью Царя Аида; Вы станете распоряжаться царством мертвых – и придет золотой век Элизиума. Здесь, на Земле, Вы сделали все, чтобы там иметь право властвовать.

– Я готов, – тихо сказал Аид Александрович Медынский, завотделением соматической психиатрии, и высоко поднял голову. Как царь.

– Теперь с вами, Эвридика? – спросил гость.

– Да, – смело ответила она.

– Вы, конечно, понимаете после всего сказанного, что не случайно и Ваше имя? Имена ведь не бывают случайны.

– Значит, миф об Орфее? – поспешила навстречу Эвридика.

– Миф об Орфее, – подтвердила тень. – Вы были женой Орфея, танцевали на зеленом лугу, Вас укусила змея, и Вы умерли.

– Змейка на сапожке, – пробормотала Эвридика. Нет-нет, это я так…

– И кем бы Вы ни были, Вы никогда не умирали естественной смертью… смешно говорить так – "естественная смерть"…

– Variola, – сказала Эвридика, не понимая себя.

– Variola, черная оспа… красный автомобильчик… всегда что-нибудь случалось эдакое.

– Значит, и на сей раз…

– На сей раз все уже обошлось, красный автомобильчик уехал в Мытищи, Аид Александрович отпустил вас из Тартара, а нянька Персефона, соответственно, проглядела. Тема утонула в вариациях, так сказать. В первый раз за всю свою историю, Эвридика, Вы не стояли в оцепенении, гадая: обернется – не обернется, Вы сами бросились за Орфеем, хотя были уже почти тенью… по снегу бросились, босиком…

– Вариации победили тему, – сказал Петр.

– Именно так. Все свои витальные циклы вы знаете, Эвридика, из снов. У Вас, девочка, точные сны – это большая редкость. Но одного Вы даже не можете предположить: объем информации, заложенный в тень Эвридики, был настолько велик, что в восемнадцатом веке тень Ваша распалась надвое: одна половинка пошла по канату – за черными розами под черную скрипку, в сторону Петра, в сторону смерти; другая – кинулась к долу зеленому, в сторону Станислава Леопольдовича, в сторону жизни. Так иногда случается с тенями – правда, не часто. Фредерика и…

– Клотильда Мауэр, Эмма Ивановна Франк, – подхватил Петр.

– Ты знал, Петр? – опешила Эвридика.

– Знаю, – ответил тот. – Не случайно ведь ты вспомнила мелодию песенки этой, про дол зеленый! Хоть и забыла немецкий язык…

– Так и разрешилось противоречие, заложенное в Вашем характере, – продолжал посетитель. – Одна половинка Эвридики стояла в оцепенении, другая бежала за Орфеем, одна вышивала кисет, другая умирала от оспы, одна приставала к прохожим, другая бросалась под машину от одиночества! И может быть – как знать! – распавшаяся тень восстановит в Элизиуме свою целостность уже теперь… миф об Орфее опять воспроизведется в канонической редакции. История, видите ли, любит ходить кругами. Тем более, что и царь Аид к тому времени займет свое законное место.

– Займет, займет! – обнадежил Аид Александрович.

– Хорошо бы тогда и мне оказаться в этой компании, – грустно заметил Петр. – А то как бы ей не развалиться без меня.

– Но Вы уже готовы присоединиться к ней, – напомнил гость.

– Да, да, я готов.

– У вас ведь самая грустная история – и Вы рады будете распрощаться с ней наконец? Радуйтесь: теперь Вы не бессмертны.

Петр не успел ответить – фигура посетителя растаяла в воздухе; а тут соседи Петра не выдержали прохаживаться по коридору на костылях и вернулись в палату.

– Как жалко, Петр, что мы ничего не узнали про тебя! – шепнула ему Эвридика. – Пустяки, – сказал Петр. – Я уже все знаю сам.