Текст книги "Почти рукописная жизнь"

Автор книги: Евгений Гришковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

И мне тоже нужна хорошая погода, потому что с 14 по 20 мая я провёл в Ханты-Мансийском автономном округе, сыграл спектакли в Нижневартовске, Сургуте и Ханты-Мансийске. А там, когда прилетел, ещё не то что не было листвы – даже почки не на всех деревьях набухли. Когда прибыл в Нижневартовск, я увидел на термометре +4 С и, разумеется, понял, что совершенно не угадал с одеждой, и мне, конечно же, тут же сказали, что ещё буквально утром было плюс восемнадцать. 20-го, когда я улетал из Ханты-Мансийска, температура быстро поднималась, и синоптики сулили после полудня двадцать градусов тепла. Не сомневаюсь, что, как только я улетел, а улетел я с сильной задержкой, температура совершила резкий скачок вверх. Москва встретила приятным зноем, и после недели северов Тюменской области одуванчики, седые и жёлтые, вдоль взлётно-посадочной полосы столичного аэропорта Внуково, казались чудесными цветами.

С северов я привёз довольно много весомых впечатлений. Я называю их весомыми, чтобы не называть тяжёлыми. Но об этом я хочу рассказать завтра или сегодня вечером, если получился и если я снова вернусь к этому дневнику, по которому, оказывается, тоже соскучился.

25 мая

Остался последний гастрольный рывок. До пятнадцатого июня будут спектакли и разъезды, а потом – каникулы, которые закончатся репетициями и выпуском нового спектакля. А пока надо ещё чуть больше двух недель поработать.

Не люблю играть спектакли, когда за стенами театра тёплый, а то и знойный вечер. Лето – неправильное время года для театра. Зрители уже в каком-то лёгком, летнем полузабытьи… Многие уже устали и только и ждут отпусков да отдыха.

Мужчины нашей страны встречают тепло часто очень дурной одеждой. Отчего-то наши мужчины воспринимают тепло как время полного расслабления с точки зрения внешнего вида. И даже в театр приходят если не в шортах, то в каких-то весёленьких расцветок брючках, сандалиях, часто на белые носки, ну а рубашкам с короткими рукавами и майкам подивились бы даже на Гавайях.

Наши женщины летом таки остаются женщинами, просто они надевают на себя как можно меньше ткани…

Я очень хотел бы предупредить барышень и дам, которые приобрели билеты в театр на первый ряд, не надевать в вечер просмотра спектакля очень коротких платьев и юбок. Ну а если всё-таки вы пришли в театр в чём-то коротком и сидите в непосредственной близости от сцены, постарайтесь не расслабляться и всегда помнить, что на сцене живые люди, и что они не слепые, и что они на работе… Не мешайте людям трудиться. Артистам нужно помнить текст и выполнять сложную режиссёрскую задачу… Постарайтесь быть, если знаете, что идёте на первый ряд, элегантнее, строже, или хотя бы будьте собранными и не ослабляйте самоконтроль.

Надо сказать, что за те двенадцать лет, что я нахожусь на профессиональной сцене, произошли заметные поведенческие изменения, и они коснулись всех городов без исключения. Зрители стали сильнее опаздывать на спектакли. Сейчас задержка спектакля на пятнадцать минут – дело обычное, а десять лет назад она казалась делом экстраординарным… На юге, конечно, опаздывали и тогда, но теперь на юге опаздывают на большее время.

Люди стали приходить в театр менее нарядными, а то и, очевидно, не делать никакого для себя различия в одежде между повседневной и той, в которой можно пойти вечером на спектакль. Менее дисциплинированно люди относятся к отключению мобильных телефонов. Редко когда спектакли проходят без нескольких звонков. Всё чаще рингтоны у людей – какие-то разухабистые песни. Очень многое перестаёт быть в обществе стыдным. Не стыдно опаздывать и мешать исполнителям и зрителям, не стыдно не переодеться перед спектаклем и прийти в театр в нечистой обуви и несвежей одежде. Не стыдно садануть граммов двести коньячку перед спектаклем, а то и больше чем двести. Не стыдно зайти в зал с пивом.

То, о чём сейчас написал, – этого у меня на спектаклях немного. На мои спектакли идут неслучайные люди. А те случайные, которые ведут себя так, как я описал выше, – немногочисленны. Но и на моих спектаклях их становится всё больше. А летом, когда тепло, те, кто раньше себе чего-то не позволял, вдруг решает позволить. Или те, кто позапрошлым и прошлым летом себе такого не разрешал, вдруг отчего-то взяли и расслабились…

Всё меньше и меньше в нашем обществе того, что называется стыдным. Перестало быть стыдно многое из того, что недавно казалось недопустимым. И этому, конечно же, много объяснений. Зачем стыдиться врать, когда мы ежедневно слышим откровенную демагогию и ложь практически по любому поводу из самых влиятельных и властных ртов (устами их лживые рты я назвать не могу). Не стыдно сквернословить, вести себя грубо, быть неучтивыми, неряшливыми и пренебрежительными, поскольку те люди, которых мы называем публичными, про всякую сдержанность и ответственность забыли так сильно, будто таких понятий-то никогда не было.

Вот вам, кстати, пример разухабистого поведения…

Прибыл недавно первый раз в жизни в Нижневартовск. Город на днях отметил своё сорокалетие. То есть я впервые оказался в городе, который младше меня. Поселили нас в гостинице «Обь», отрекомендовав её как лучшую в городе. Сразу скажу, гостиница нормальная, жить можно: чисто, аккуратно и довольно тихо. Мини-бар в номере меня поразил. Обычно в мини-баре стоят маленькие бутылочки вина, а крепкие напитки – вообще в крошечных флакончиках по 50 граммов. В Нижневартовске же в холодильнике в номере стояли нормальные поллитровые бутылки или даже 0,75, а соки – в литровых упаковках. Действительно! Чё мелочиться-то? Водка, виски, коньяк – всего по большой бутылке. Две бутылки шампанского – то есть полтора литра. Правильно! Где в Нижневартовске ночью всё это искать?! Лучше сразу всего поставить в избытке… Но поразило меня не это.

Я видел все возможные варианты того, как в разных уголках нашей огромной страны люди представляют себе гостиничный комфорт, красоту и роскошь. Но нижневартовская гостиница мне запомнится…

Во всех городах есть либо гостиница, либо ресторан, а то и гостиница и ресторан, руководство которых любит украшать стены фотографиями известных посетителей. Чаще всего это одни и те же люди. Фотографию Александра Маршала или Криса Кельми вы сможете обнаружить чуть ли не в яранге оленеводов. Известные фигуристы или представители «Камеди клаб» тоже добрались до самых отдалённых уголков. Меня обычно в таких местах не узнают. А если я и привлекаю чьё-то внимание, то просто потому, что меня с кем-то путают…

Однако такого собрания фотографий «звёзд», а точнее, такого мощного «иконостаса», как в гостинице «Обь», я не видел нигде.

Нижневартовск и вообще Ханты-Мансийский автономный округ артисты посещают охотно и регулярно. Нефтяное руководство, а также руководители городов стараются радовать своих сотрудников и жителей концертами и выступлениями или просто посещениями известных исполнителей, спортсменов и каких-то таких деятелей, жизнь которых любит освещать телеканал НТВ. (Кстати, на днях слышал такую шутку: «Посмотрел НТВ – переключи за собой». По-моему, смешно!)

Фотографии гостиницы «Обь» отличаются от подобных фотографий в других гостиницах и заведениях всей страны тем, что на них кроме собственно известных персонажей есть некая блондинка. Персонажи разные, а блондинка всё та же. На блондинке всегда роскошные наряды и очень непростые причёски. И самая большая и красивая фотография – это сама блондинка без посторонней помощи.

Я изучил все фотографии. И конечно же, меня интересовали не знакомые лица, а наряды, выражения лица и позы дамы, которая украсила собой большинство представленных фото. Вот она с Шурой, вот она затмила красотой Ларису Долину, вот она с какими-то попами и святостью в глазах, вот она с Серёжей Безруковым, и Серёжа даже без грима, а она в гриме…

Оказалось, что шикарная блондинка – это хозяйка гостиницы «Обь». И мне она не предложила с ней сфотографироваться, хотя дважды прошла мимо довольно близко и даже обдала меня шлейфом мощных духов.

Не скрою, я хотел попросить её сфотографироваться со мной. Не для того, чтобы украсить своей физиономией стену её отеля, а для собственных нужд. Но признаюсь, не решился. Слишком царственна была её осанка, слишком внятно читалась недоступность в каждом её движении.

У Карло Гольдони есть замечательная пьеса «Трактирщица». Жаль, он не побывал в Нижневартовске. Вряд ли его удостоили бы чести иметь возможность сфотографироваться с хозяйкой, но убеждён, он смог бы написать ещё более мощное произведение.

Жителям Нижневартовска я рекомендовал бы под каким-нибудь предлогом заехать в гостиницу «Обь»… Например, в «Оби» можно вкусно поесть. Ресторан очень приличный. Так что у вас есть убедительный повод посетить эту достопримечательность и полюбоваться картинками. Поверьте, ничего подобного вы во всей стране не сыщете. Точнее, подобное есть, но имеет менее выпуклые и внятные формы.

27 мая

В Нижневартовске, помимо описанной мной гостиницы, немало странного. Если ездить по нему ночью, – а Нижневартовск неплохо освещен, – и везти вас будет знающий человек, город покажется вам огромным. Белые девятиэтажки, девятиэтажки… Белые берёзы… А просто вас возили по кругу. И если не читать вывесок, город представится вам бесконечным проспектом в новостройке. Ведь городу всего сорок лет, и отчего-то понятно, что ему отведено прожить максимум столько же.

Странным и непонятным кажется в городском пейзаже Нижневартовска название кафе – «Альфонс Муха». Неожиданно, правда?! Но жители Нижневартовска, видимо, ко всему привыкли и не удивляются диковинному названию. Хотя далеко не многие из них знают имя знаменитого художника Альфонса Марии Мухи, несколько репродукций которого висят на безликих и скучных стенах кафе. И парижский модерн этих картин сильнейшим образом контрастирует с реалиями Нижневартовска.

Мы были в Нижневартовске в понедельник и вторник. Немногочисленные кафе, рестораны и немногие питейные заведения города напрочь пустовали. И только в баре под названием «Бутлегерс» ко мне неожиданно подошёл парень, которому нужно было срочно с кем-нибудь поговорить. Он подсел ко мне, предложил выпить с ним чаю, потому что, как он сказал, ему на сегодня хватит и он может только чай. Он мне и слова не давал вставить, я ему нужен был только в качестве слушателя. Он произвёл впечатление человека, который лет пять не видел людей и лет семь не разговаривал. Он очень быстро и радостно сообщил мне, что последние две недели был в разъездах и побывал аж в Новосибирске, Томске и Омске. От этих городов, особенно от Томска он был в изумлении!

Он сказал, что понял, что надо путешествовать и что мир огромен. Что в Тюмени он иногда бывает, и Тюмень прекрасна, но, оказывается, есть и другие удивительные места. Я думаю, парню лет двадцать восемь – тридцать. Но если бы я видел только его глаза и они были бы не пьяны, я решил бы, что это глаза тринадцати-четырнадцатилетнего человека.

Он с восторгом, который выражал разными интонациями, но с одними и теми же матерными словами, показывал мне на своём телефоне виды Томска: «Вот, гляди, это у них там Дворец юстиции, а это, гляди, у них фонтан, а вот это, гляди, я», – на всех фотографиях, которые он показывал, можно было разглядеть маленькую фигурку, стоящую по стойке «смирно», и он каждый раз радостно указывал, что это он. «А это ихняя набережная. В Тюмени, конечно, набережная лучше, я тебе потом покажу. Но в Томске девчонки красиве е. Они какие-то весёлые, разговаривают. А это у них на набережной Чехов стоит. Какой-то Чехов у них х…й! А вообще город ох… (тут он употребил слово, которое обозначает, что город Томск очень хороший)! Вот тут мы ели. Это Димка, он теперь в Томске живёт. Это он меня позвал. Это ихняя телевышка… В общем, я понял: буду по стране ездить, так много всего интересного в мире!»

Напоследок он признался, что ему моё лицо кого-то напоминает, и на всякий случай со мной сфотографировался. А я понял, что вот такими глазами надо смотреть на наши городки и города. Но где ж их взять? Где отыскать такую незамутнённую призму?

А на следующий день после отъезда из Нижневартовска мы проехали около трёхсот километров по вполне хорошей дороге и оказались в Сургуте.

Лучшей гостиницей города Сургута считается отель «Медвежий угол». Его стены также плотно увешаны портретами артистов, которые в разные годы приезжали порадовать нефтяников за деньги оных. Лица были те же, что и в Нижневартовске, и даже одежды были те же самые. Вот только блондинки не хватало… В этой гостинице тем, кто любит тишину, спокойствие и имеет возможность подольше поспать, останавливаться категорически не рекомендую. Уникальность Сургутского «Медвежьего угла» (думаю, мировая уникальность) и его же исключительность заключается в том, что в этом невысоком здании, предназначенном для проживания и отдыха гостей города, боулинг сделан на верхнем этаже. Представляете?! Грохот от катающихся шаров и двигающихся механизмов слышен практически в любом номере. Жить я там не смог. А поесть в ресторане этого отеля порекомендовал бы. Ничего вкуснее в Сургуте не сыщете.

После беглого взгляда на Сургут может показаться, что основной род занятий людей в городе – это игра в боулинг, бильярд, а после – омовение в банях и саунах. Я нигде в стране не видел такого количества боулингов, бильярдных клубов и бань на душу населения.

Сургут – самый большой город Ханты-Мансийского автономного округа, самый большой и самый старый. Я давно слышал о нём. Со мной на курсе училась студентка из Сургута, которая всегда говорила о своём городе в превосходных степенях и стремилась туда вернуться. Всякий житель Сургута, встреченный на югах, будет вам говорить, как прекрасен город, как они в нём здорово, дружно и богато живут…

Помню первый свой приезд в Сургут. Я решил прогуляться тёплым вечером, но летало столько комаров, что прогулка не доставила большой радости. На следующий вечер комары так же лютовали, и я видел дам, которые выбегали из машин в нарядных платьях и спешили в закрытые помещения, атакованные кровопийцами. Я сказал своему знакомому, что сочувствую местным модницам, которые не могут в тёплое время года покрасоваться в открытых нарядах. А тот мой знакомый, пробитый фанат Севера и подлинный патриот города, пропустил мои слова мимо ушей и радостно сказал мне: «Это всё херня! Ты в июле прилетай. Мошка пойдёт!!!» – и, сказав это, радостно сжал кулак и потряс им, как бы показывая ядрёность и качество мошки.

Лично меня в этот раз Сургут встретил странно. Дело в том, что за месяц до моего приезда, когда больше половины билетов на спектакль были раскуплены, из местного драматического театра, где и должен был проходить спектакль, нам поступил отказ в его проведении. Для моей команды и меня это был настоящий шок. Такого с нами за все двенадцать лет работы не случалось. Билеты были в продаже, между нами ещё пятнадцатого февраля были подписаны документы. Подписывала их директор, которая спустя два месяца вдруг решила нам отказать – по той причине, что в начале мая у них должна состояться премьера спектакля «Мой бедный Марат» по Арбузову.

Наш спектакль был намечен на семнадцатое мая. И никакие наши просьбы и аргументы, мол, билетов уже куплено много, мы можем поставить спектакль очень быстро и быстро его убрать, не возымели результата. Ответ был один: у нас премьера и мы не будем разбирать декорации.

Пьеса «Мой бедный Марат», в которой всего три персонажа, обычно, во всей истории её постановок, не требовала больших и громоздких декораций. Наоборот. В лучших постановках это была лёгкая, условная сценография. Но в Сургуте могло быть иначе. Всякое бывает! Мы даже предложили закрыть занавес, чтобы я играл спектакль на авансцене. Только бы не отменять! Люди же покупали билеты больше чем за два месяца! Люди давно ждали! Да и мы, в отличие от государственного театра, все издержки приняли бы на себя… Нет – и всё! Премьера – и никаких тебе заезжих штучек!

В итоге нам пришлось перенести спектакль на другую площадку, которая не смогла вместить всех желающих. Но каково было моё удивление, когда по приезде в Сургут я ознакомился с репертуаром отказавшего нам театра на май месяц. Я выяснил, что в мае театр был задействован всего неделю. А в то время, когда мне пришлось исполнять спектакль на другой площадке, он вообще пустовал, потому что труппа была на выезде с премьерой, а стало быть, и с декорациями. То есть большой театр с репертуаром и труппой может себе позволить за целый месяц сыграть всего семь спектаклей. А задействовано в большинстве исполненных в этом месяце спектаклей всего три актёра. И при этом отказывать в сцене приезжему коллеге.

К тому же мой спектакль – это не абы какая пошленькая антреприза, не водевиль и не театральное шарлатанство. Спектакль «Дредноуты», который не пустили на сцену Сургутского театра, был в своё время номинирован на национальную премию «Золотая маска», это если сургутскому театру нужны какие-то рекомендации и знаки качества. Но помимо всего прочего в решении руководства драмтеатра ещё видно наплевательское отношение к собственной публике, к элементарной профессиональной этике, к некоему театральному сообществу и сибирскому гостеприимству.

Я изучил репертуар сургутского театра за последние годы. Это многое сообщает о культурной жизни города. Директор театра (не буду её называть), она же главный режиссёр, она же мама ведущего артиста, делает в своём театре всё что хочет. А хочет она ставить сама некие литературно-поэтические композиции, которые, разумеется, никакого отношения к настоящей театральной деятельности не имеют. В репертуаре театра идут пьесы, которые даже в мои юные годы, при советской власти, казались архаичными, или же пьесы современных авторов, не известных никому, кроме руководства сургутского драмтеатра. Ставят эти пьесы какие-то московские хлестаковы или совсем экзотические персонажи типа режиссёра из Египта. Сам репертуар театра и количество спектаклей внятно говорят об отношениях города и театра, которые живут отдельной жизнью. Если бы в городе была театральная публика и театральная общественность, никто не позволил бы местному театру жить как богадельне. А если бы театр интересовался своим зрителем, он постарался бы предложить землякам что-то более вразумительное, чем то, что есть у него на афише.

И полуразрушенный, обветшалый театр с убогой афишей, и изобилие фотографий в фойе сургутской гостиницы «Медвежий угол», а на этих фотографиях – весь набор отечественного шансона и все лица, любимые «Комсомольской правдой» и телепрограммой «Ты не поверишь!», говорят многое, если не всё, о содержании культурной жизни города.

Конечно! Гораздо труднее разбираться с местной культурой и произволом тех, кто ею руководит, труднее наполнять ежедневно жизнь города каким-то содержанием, труднее и неприятнее людям платить действительно достойную зарплату, следить за тем, чтобы продукты в магазинах (а я специально прошёлся по многим) были хорошего качества и не вдвое дороже, чем в целом по стране, чтобы медикаменты были не вдвое-втрое дороже, чем где-либо, чтобы медицина была на уровне или даже выше некоего уровня, поскольку жизнь в северных городах труднее и вреднее для здоровья, чем в не имеющих нефти регионах… Проще привозить на городские и корпоративные праздники разных персонажей из телевизора, проще в качестве игрушки и предмета гордости завести хоккейную команду, проще беспрерывно в людях поддерживать уверенность, что они живут намного лучше, чем где-то ещё…

Прибавьте к холоду северных широт, к яркому, но холодному лету, к бесконечно долгой и тёмной зиме… суровый нрав, неулыбчивость лиц, постоянные предупреждения, которые я слышал: «Аккуратнее, аккуратнее, не говори так громко, ты всё-таки в Нижневартовске», «Нет, дружище, ты лучше туда один без нас не ходи, это всё-таки Сургут», «Знаешь что, ты лучше вообще в Нефтеюганск не езди, там жопа, нечего тебе там делать»… А ещё представьте на улицах Сургута и Нижневартовска, но особенно Сургута, большое количество лихих и недобрых кавказских молодых людей. Они летают по городу на наглухо тонированных автомобилях, и многие гордо демонстрируют номера своих регионов: 05 – Дагестан, 95 – Чечня. Они чувствуют себя на этих северных землях ещё более вольготно, чем на своих южных… Их здесь гораздо больше, чем в целом по стране. Видимо потому, что денег здесь больше, чем в целом в стране. И от них исходит холод куда более лютый, чем от вечной мерзлоты.

Большинство разговоров на тюменских северах начинались местными моими знакомыми бравурно, и почти каждый тост представлял собой лозунг. Но после трёхсот-трёхсотпятидесяти принятых на грудь граммов водки начиналось другое. Начинался рассказ, что всё сложно, что детей здесь учить в высшей школе негде и пришлось отправить подальше. И что к своим пятидесяти на этих северах у всех такое количество стандартных болячек, что и пенсия, и накопления, очевидно, пойдут на лечение, и что не видят они здесь ни черта, и что жизнь как-то раз – и пролетела, как северная пурга, да и зубы… «Я, Женя, пока сюда не приехал, знать не знал, как зубы болят! А сейчас у меня своих-то… осталось… А мне лет-то всего…»

Едешь по этим северным городам – огни… довольно чисто, вечером улицы пустынны… И почему-то совершенно ясно, что эти города ста лет не проживут. Города эти кажутся неким оформлением нефтяных вышек…

Но в людях много жизнестойкости, изобретательности и хитроумия. Люди придумают, как им оправдать собственное существование и проживание в любом месте. Оправдают они себе всё что угодно, потом оправдают себя, да ещё сумеют порадоваться и умудрятся других убедить в том, что жизнь у них – лучше не придумаешь.

Спектакль в Сургуте прошёл прекрасно, в какие-то моменты там стояла особо звенящая тишина.

30 мая

Ужасно не люблю ранние вылеты. Стараюсь делать всё, чтобы полететь куда-то не рано, а лучше днём или вечером. Но иногда приходится вылетать утром – попросту из-за того, что нет дневных или вечерних рейсов. Не люблю утренние вылеты, потому что перед ранним и обязательным подъёмом плохо сплю или не могу уснуть вовсе. Опасаюсь уснуть крепко и проспать, поэтому забываюсь короткими снами и в ужасе несколько раз просыпаюсь, думая, что всё пропало и я безнадежно опоздал.

Вот позавчера вылетал рано и ночь перед вылетом практически не спал. Зато два часа, приблизительно с четырёх до шести утра, слушал соловья. Думаю, я в первый раз так близко и так долго слушал пение этой птицы. И с уверенностью могу сказать, что прежде мне не попадался такой талантливый соловей.

Я не раз слышал соловьёв во время утренней или ночной рыбалки или слышал их пение, которое долетало издалека из тёмного прохладного леса или с другого берега реки. Но это всё были непродолжительные и не очень внятные трели, которые что-то прерывало, или менялся ветер, и с ним улетал звук. А в этот раз соловей выбрал себе место совсем близко, можно сказать, за окном… И утро было безветренное, и никто не посмел его спугнуть или хоть как-то помешать его пению.

Чёрт возьми! Мне совершенно непонятно, какие механизмы, резонаторы, голосовые мышцы производят столь сильные и разнообразные звуки в этом крошечном существе… Начал он своё выступление почти ровно в четыре с какого-то громкого постукивания. Он именно издавал стукающие звуки, будто били по звонкой деревянной коробочке. Он постукивал и, кажется, сомневался, петь ему сегодня или нет. Потом стал посвистывать, сначала коротко, потом длиннее… Потом за пару кварталов от моего дома проехала с сиреной либо карета «скорой помощи», либо пожарная машина. Соловей услышал сирену и почти повторил её, но как-то нежно и красиво. Видимо, сирена подсказала ему некую музыкальную идею, и он начал… Что он творил! Он то шептал, то от невнятного и едва слышного шёпота переходил медленно, но мощно к таким децибелам, что хотелось сделать его чуть потише из опасения, что он разбудит спящих детей. Казалось, его возможности в смысле громкости и силы звука останавливаются его собственным желанием и вкусом, а на самом деле они безграничны.

В его исполнении чувствовалась даже композиция, чувствовалась определённая, только ему одному ведомая и понятная тема.

Я притаился у окна, пытался разглядеть его в ветках дерева: было ясно, что он где-то совсем-совсем близко. Но я его не увидел. А подойти вплотную к стеклу опасался, боялся спугнуть, прервать его выступление.

Пел он долго, в какие-то моменты стал повторяться, и я даже подустал его слушать. То есть всё было как на симфоническом концерте или во время прослушивания оперы. Все арии не могут быть одинаково прекрасны и сильны, и у соловья было несколько вполне проходных фрагментов. Но к финалу он выдал такое, что стало ясно, что вот пошла кода, что все почти два часа его музыки были устремлены к этому финалу… Я не могу даже попробовать описать того, как он закончил утреннее выступление. Но просто поверьте – это было мощно, прекрасно и впечатляюще.

Когда он замолчал, наступила полная тишина. Полнейшая! Во всём пространстве за окном и у меня в доме ничто не звучало: не шумел ветер, не текла в трубах вода, не проезжали автомобили. Абсолютная тишина. И только минуты через две после того как соловей замолчал, а замолчал он так, что было ясно: сегодня он уже не продолжит… Только минуты через две полной тишины где-то каркнула ворона, потом ещё одна, потом на дороге возле дома зачирикали воробьи, закачалось и зашумело дерево, засвистел зяблик, потом включились скворцы и прочая пернатая попса. Они все молчали, пока пел соловей…

Скворцы и зяблики – хорошие певуны, репертуар у них хоть и не очень разнообразный, но всё-таки милый. Скворцы поют много, громко и в пении весьма трудолюбивы. Мне нравится, как поют скворцы. А зяблики поют нежно и трогательно. Но по сравнению с соловьем они все – ремесленники. Соловей – это, конечно, существо другого уровня и порядка, а тот, которого я слышал позавчера, был какой-то выдающийся, гений среди соловьев…

Я совершенно убеждён после этого утреннего концерта, что соловьи поют не просто так, поют они не для того, чтобы охмурить самочку и продолжить род. Они поют для человека. Потому что только человек может получить то впечатление, на которое рассчитана соловьиная музыка. И я уверен, что без слушателя, то есть без человека, соловьи так петь не будут. Вот только мы никогда не сможем узнать, поют соловьи где-нибудь в лесу без человека или не поют. Потому что если мы их слышим, значит, они поют для нас. И в этом смысле даже установленная в лесу звукозаписывающая аппаратура соловья не обманет. Он же будет понимать, что раз записывают, значит, его услышат.

Завтра отправлюсь в Вологодскую губернию. Сначала в Череповец, потом в Вологду. Очень мне нравится Вологодчина. Нравится вологодский выговор… Давно там не был, еду с радостью.

А в Москве полетел пух. Красиво, конечно. Но для аллергиков, а стало быть, и для меня в их числе, в столице какой-то пуховый ад. Странно испытывать ненависть к дереву, но вот испытываю жгучую неодолимую ненависть к тополям. И возникает подозрение, что тополь производит этот пух тоже исключительно для человека.

12 июня

Ночью вернулся в Москву из Тулы. Проехал семь городов. В первый раз у меня получилось столь цельное путешествие по этой части России. Прилетел в Череповец, с которого путешествие началось, но уже на машине, потом были Вологда, Ярославль, Кострома, Иваново, Рязань и Тула. Все города очень разные. Впервые побывал только в Костроме. Город невысокий, скорее приземистый, с маленьким центром и какой-то маленькой своей жизнью на берегу великой реки. Местами очень красивый и настолько же местами запущенный. В тот единственный вечер, который провел в Костроме, видел на улице мало машин, мало людей и почему-то довольно много байкеров, скорее всего, местного разлива, которые радостно нарушали общую тишину рёвом своих недорогих мотоциклов. Они гоняли по городу, радуясь отсутствию оживлённого движения. Некоторых видел по нескольку раз, то есть они нарезали круги. И ещё бросилось в глаза большое количество причудливо тюнингованных отечественных автомобилей. У одного днище было подсвечено зелёным светом. Что это за автомобиль, я не понял, настолько он видоизменен. Может быть, у этих автомобилистов и мотоциклистов была какая-то специальная ночь. Но они странно смотрелись среди знакомых по фильму «Жестокий романс» зданий и улиц.

Очень понравилась публика в Костроме. Было много цветов, были трогательные записки. По всему видно – ждали. И зрителям было важно, что я приехал именно к ним, потому что прежде им приходилось ездить на мои спектакли в Ярославль или Иваново.

Последние дни живу особенной жизнью. Одиннадцать дней назад начал читать дневники Андрея Тарковского «Мартиролог» – так он называл свои тетради. «Мартиролог» переводится как список злоключений или страданий. У меня полное ощущение подлинного диалога с автором этих записок. Такого содержательного и мощного диалога у меня не было лет пятнадцать…

Поразительно, что чтение дневников Тарковского совпало с моими переездами фактически по родным его местам…

Впервые я посмотрел Тарковского, когда мне было тринадцать лет. Это был фильм «Солярис». Потом я видел «Зеркало». Тогда я впервые ощутил такое переживание в связи с искусством, какого прежде даже близко не испытывал. Мне даже снились необычные для меня сны, в которых были незнакомые пейзажи, незнакомое небо и совершенно неведомая река. Когда ехал по Ивановской области, я наконец-то увидел эти пейзажи и это небо воочию… Сибирский, знакомый мне пейзаж, и сибирское небо совсем не такие. Сибирское небо высокое, и если в нем что-то меняется, то меняется стремительно. Сибирский пейзаж, к которому я привык, в тех краях, где я родился, чаще всего однообразен и не очень ярок. А река моего детства тёмная, шевелящаяся, никогда не бывающая безмятежной, а, наоборот, какая-то тревожная. Родные места Тарковского совершенно иные, в них как будто добавили усилители цвета и усилили контраст. В небе в течение дня происходит масса событий, и сменяются всевозможные цвета, которые отражаются в любом водоеме, делая воду бездонной. В моем детском пейзаже никогда не присутствовали прекрасные руины и церкви. В тех местах, где родился Тарковский, этого до сих пор много, а в его детстве руин и церквей было, видимо, ещё больше. Какого непостижимого уровня художник! Как случилось, что я, будучи неспособным хоть сколько-нибудь понять его произведения в том своём нежном возрасте, всё же во снах видел совершенно незнакомый и неизвестный мне пейзаж? Его искусство вошло в мои сны после первого же прикосновения. К тому же, если вспомнить «Солярис», в нем практически нет пейзажей, о которых я только что сказал. Но я увидел их во сне!