Текст книги "Бард"
Автор книги: Евгений Стерх
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава пятая,
в которой Жюльен и его спутники снова встречаются с агентом тайной полиции бароната, наконец покидают Регентролл и узнают историю бездомного мага Джонатана
Риголан рассказал, как после нашего ухода в комнату принесли обед, и оборванный маг прямо-таки набросился на еду. Риголан не был голоден, но в любом случае просто не успел съесть много – маг метал пищу с такой скоростью, так жадно, будто его год не кормили. С набитым ртом он пытался благодарить Сына Тени, пытался представиться – Риголан разобрал только, что зовут мага Джонатан. Лицо мага после сытного обеда немного посветлело, но глаза тут же начали слипаться от усталости. Вроде бы обращаясь к Риголану, но называя его почему-то то Освальдом, то Зихером, маг бормотал что-то себе под нос. Темный эльф понял не многое из этого бормотания, но было похоже, что несколько месяцев назад маг покинул Парсикам «из-за этих завистников» и отправился в скитания по свету. Но будучи абсолютно неприспособленным к реальной жизни, маг очень быстро потерял все деньги, что у него были, по дешевке продал все ценные вещи, которыми обладал и с которыми мог расстаться; например, свой магический посох даже в крайней нужде маг ни за что не выпускал из рук. Зарабатывать ярмарочными чудесами и исцелением страждущих маг Джонатан не мог – как мы уже знали, у него была другая специализация. Наняться к какому-нибудь властителю, ведущему войну, маг либо не смог, либо даже не пытался. А просить милостыню ему не позволяла гордость. В результате боевой маг Джонатан к тому времени, как пешком дошел от границ Парсикама до Регентролла, обнищал, истощал и обтрепался.
– Крайне непрактичный человек, – высказал свое мнение Риголан. – Просто на удивление.
Бормотания сытого мага становились все тише и бессвязнее, он все глубже клевал носом, и Риголан уложил его на лавку, укрыв своим походным плащом. Маг заснул глубоким сном уставшего человека.
– Я знаю, что это такое, – сказал нам Риголан. – Магические операции отнимают очень много сил и требуют жесточайшей концентрации. Если не иметь возможности нормально отдыхать и питаться, становишься раздражительным, нервным, начинаешь путать сновидения и реальность, разговаривать вслух с самим собой. «Магический психоз» – по-моему, так это называют люди. А когда наконец появляется возможность отдохнуть и поесть, просыпается жестокий голод – целую неделю ешь так, будто ты всю жизнь прожил впроголодь. А спишь – сутками, как убитый. У меня пару раз бывали такие ситуации. Когда засыпал, я видел очень странные сны, понимал, что сплю, но не имел сил проснуться. Так что, если наш друг начнет кричать во сне – не пугайтесь. Магия выворачивает человека наизнанку, это очень опасная игрушка.
И далее Риголан поведал нам, что почти сразу после того, как заснул маг Джонатан, в дверь постучали, и, открыв дверь, Сын Тени обнаружил на пороге двоих стражников. Они заявили, что у них есть приказ командира арестовать бродячего мага, который покушался на жизни жителей Регентролла. Риголан сказал солдатам, что он был свидетелем стычки мага с простолюдинами и дает слово Сына Тени – маг не собирался никого убивать и никому не нанес вреда. Кроме того, Риголан объяснил солдатам, что Джонатан спит особым сном истощенного мага и разбудить его просто невозможно.
Солдаты пригрозили было, что заберут мага силой, но Риголан охладил их пыл. Он сказал, что войти в комнату они смогут только через его труп, а если он погибнет, клан Танцующих Теней будет жестоко мстить за это убийство. И в первую очередь – непосредственным исполнителям, то есть этим самым солдатам.
– Если, конечно, власти Регентролла до этого сами вас не повесят за убийство ни в чем не повинного Сына Тени, – добавил Риголан.
Солдаты засомневались, начали топтаться на месте, потом что-то пробормотали и ушли.
– По-моему, они пошли к тому чиновнику, что вмешался в наш конфликт с сержантом у ворот, – высказал свое предположение темный эльф.
– Да, к «серому плащу», – кивнул я, – в тайную полицию. К тому же агенту либо к такому же.
– Похоже, я снова стал причиной неприятностей для тебя, юный бард, и возможно, для тебя, Боб-молотобоец, – склонив голову, заметил Риголан. – Если ты, бард Жюльен, или ты, Бобмолотобоец, считаете меня обузой в своем предприятии, вам нужно лишь сказать об этом, и вы продолжите свой путь без меня. Все, что связано с магом Джонатаном, я берусь уладить сам.
– Нет, – покачал я головой, – не пойдет. Мы уже вместе – ты знаешь о цели нашего похода, а мы едем на твоих ящерах, которых ты не должен был нам отдавать. Мне твое отношение к этому магу не кажется странным, хотя я не уверен, что сам помог бы ему, если бы он не просил об этом. С другой стороны, мое предназначение в том, чтобы собирать Знание. Я готов выслушать любого, кто расскажет мне что-нибудь новое. В том числе и этого безумного мага. Что же касается неприятностей… – я пожал плечами, – не думаю, что нас арестуют из-за этого мага. Насколько я понял, он никого не убивал – лишь попытался вылечить какого-то ребенка. Помочь не смог, но это не преступление. Ну а то, что толпу на мага натравили другие маги, очевидно, местные, ты и без меня видел. Так что не думаю, что нас ожидают такие уж крупные неприятности из-за него.
– Вот-вот, – ввернул свое слово и Боб, – мы еще посмотрим, у кого будут неприятности! Сейчас возьму свою кувалду и прибью любого, кто переступит порог этой комнаты без моего разрешения!
Губы Риголана дрогнули в подобии улыбки, а затем он чуть склонил голову:
– Я признаю за тобой, бард Жюльен, и за тобой, Боб-молотобоец, необычайное для людей благородство души.
– Да ладно, – смутился Боб и, опустив глаза, присел на лавку.
– Кроме того, – продолжал я свои рассуждения, – я, конечно, не могу судить о квалификации мага, но судя по тому, что я увидел утром на улице, – я кивнул в сторону мирно спящего Джонатана, – маг он не слабый. Во всяком случае, раньше мне такого видеть не доводилось. Возможно, если он действительно бездомный, стоит пригласить его в нашу компанию? – сказал я и обвел взглядом своих товарищей. Риголан чуть приподнял бровь, словно бы удивившись, Боб, как обычно, лишь пожал плечами. – Мне все уши прожужжали, в том числе и ты, Риголан, о том, что экспедиция наша намного опасней, чем я думаю. Хотя я и сам не идиот и прекрасно понимаю, что наш торговец рыбой вовсе не отставной темный маг, а самый что ни на есть действующий. Можно ли иметь лучшее оружие против темного мага, чем другой, боевой маг? Как ты думаешь, Риголан, он – светлый? – кивнул я в сторону спящего.
– Конечно, светлый, что тут думать, – ответил Риголан. – Будь он темным, он, во-первых, не дошел бы до такого состояния, а во-вторых, не стал бы целиться в мостовую, там, на улице. Он запустил бы шар прямо в толпу и уложил бы человек семь-восемь на месте.
– Отлично! – подвел я итог. – Значит, дожидаемся, когда спящий проснется, делаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться, и выступаем в путь. Он ведь не сможет отказаться, Риголан? Сражаться с темными – его долг, не так ли?
– Не совсем так, – ответил Риголан. – Он скорее всего боевой маг, а значит, его долг – сражаться. Сражаться вообще, не важно с кем. В том числе и с темными магами.
Я присвистнул:
– Ничего себе! Интересная получается философия у магов!
– Я не могу передать тебе, юный бард, те секреты своей магии, которыми обладаю, даже под страхом смерти, – спокойно сказал Риголан, – уж прости мне. А о его философии ты можешь спросить его самого, когда проснется, – указал он глазами на спящего мага. Затем резко обернулся к окну, выглянул на улицу и произнес: – А вот и наш знакомый чиновник. «Серый плащ», не так ли?
И минуту спустя в двери нашей комнаты постучали. Когда двери отворились, у «серого плаща», нацепившего было на лицо безразличное выражение, помимо воли отвисла челюсть. На пороге комнаты его встречали громадный молотобоец с молотом наперевес, молодой бард, опирающийся на рукоять тонкого меча, и темный эльф с двумя клинками в руках. Двое стражников за спиной «серого плаща», очевидно, те самые, что приходили в наше отсутствие, загремели оружием, подбираясь.
– Чем мы заслужили великую честь вашего визита? – изобразив сладчайшую улыбку, спросил я чиновника. Еще секунду тот недоуменно таращился на нас, а затем обернулся и сделал солдатам знак опустить оружие. Повернувшись к нам, чиновник спросил:
– Вы позволите мне войти, именем барона Аштона? – И снова взглянув на солдат, «серый плащ» уточнил: – Мне одному?
– Именем барона – безусловно! – заверил я его. Мы посторонились, чиновник вошел и затворил за собой дверь.
– Насколько я понимаю, в вашей группе, несмотря на ваш юный возраст, старшим являетесь именно вы, господин бард, не так ли? – спросил «серый плащ».
Я недовольно поморщился – роль лидера меня не слишком привлекала, но все-таки кивнул:
– В общем, да, хотя у нас и не столь непререкаемое единоначалие, как у вас, в баронате.
– В таком случае, может быть, присядем? – неожиданно предложил чиновник. С любезной улыбкой я указал ему на один из табуретов. Два других заняли я и Риголан, Боб с грохотом подтащил к столу свободную лавку и уселся на нее.
– Для начала давайте уж познакомимся, раз судьба сводит нас вторично за столь короткое время, – предложил чиновник, и я напрягся. Старина Григор, мой старый учитель, магистр гильдии бардов, учил меня: «Самое мощное оружие – самообладание. Как бы ни превосходил противник тебя силой, пока ты не потерял самообладания – ты еще не проиграл. И наоборот, едва только ты позволил страху, сомнениям или беспокойству взять над собой верх, ты уже проиграл, даже если за твоей спиной стоит тысяча солдат. А потому никогда не теряй присутствия духа и всегда держись веселей. Если даже тебе суждено умереть, твоя смерть не станет легче от твоих рыданий и воплей». Чиновник, который теперь сидел передо мной, присутствия духа не потерял, несмотря на численное превосходство с нашей стороны. А значит – он опасный противник. Я лучезарно улыбнулся чиновнику в ответ и согласно кивнул. «Серый плащ» продолжил: – Я – агент тайной полиции барона Аштона Корнелиус Брамп, государственный советник третьего класса.
Я представился сам и представил своих спутников. Чиновник вежливо покивал, на секунду задержав взгляд на каждом. Проследив этот взгляд, словно фиксирующий каждого из нас на мгновение, я понял, что господин Брамп теперь не забудет нас до самой смерти.
– Давайте спокойно рассмотрим сложившуюся ситуацию, – снова предложил чиновник, и я заверил его, что мы только к этому и стремимся. Чиновник удовлетворенно кивнул и продолжил: – Если я правильно помню, вы, господин бард, и ваши спутники сегодня утром не имели никаких враждебных намерений относительно бароната, не так ли?
– Не так, – не удержался я от того, чтобы съязвить, – не правильно вы помните, господин чиновник. Один только Сын Тени Риголан поклялся, что не имеет враждебных намерений, а мы с Бобом ничего такого не говорили. Хотя по существу вы правы – мы действительно не имели утром никаких враждебных намерений относительно бароната, нет их у нас и теперь.
– Великолепно, – кивнул чиновник. – Вы не враги барону Аштону и его народу, но в вашей комнате скрывается преступник, разыскиваемый властями. Довольно странная ситуация, вы не находите?
– Даю вам слово чести, господин государственный советник, – нарочито витиевато и с самой своей разлюбезной улыбкой заговорил я, – что незамедлительно выдам вам любого из находящихся в этой комнате людей, включая и себя самого, если вы предоставите мне доказательства его виновности в преступлении.
Теперь чиновник задумался, впрочем, ненадолго.
– Насколько я понимаю, господа, вы сами были свидетелями его преступления, – обведя всех нас взглядом, сообщил чиновник. – Этот человек на ваших же глазах покушался на жизни жителей Регентролла.
– Вынужден вас разочаровать, господин чиновник, – промурлыкал я, – ничего подобного мы не видели. На наших глазах этот человек устроил для жителей вашего гостеприимного города небольшую демонстрацию. Что-то вроде представления, там, фокусы, фейерверк – в таком духе. Насколько я знаю – никто при этом не пострадал, я лично раненых и убитых не видел. Хотя, если хотите знать мое мнение, гостеприимные жители вашего города настойчиво провоцировали мага на неосторожные действия. Более того, могу вас заверить, господин Корнелиус Брамп, что, если бы этот маг хотел кого-то убить, на улице лежало бы с десяток трупов, не меньше.
– Вы готовы повторить эти слова под присягой? – быстро спросил Брамп, пристально глядя мне в глаза. Не отводя взгляда, я ответил:
– Конечно.
– Вы хорошо разбираетесь в магии, господин бард? – снова спросил чиновник с нажимом.
– Сам – не очень хорошо, но со мной путешествует отличный специалист – Сын Тени Риголан, – не моргнув глазом, заявил я, хотя не имел никакого представления о магических способностях темного эльфа.
– Ладно, – вдруг покладисто сказал Брамп, – допустим, вы говорите правду. А что прикажете мне делать с десятком свидетелей, которые утверждают обратное?
– Позвольте уточнить, господин чиновник, – улыбнулся я, – не заинтересованных свидетелей?
– Черт! – выругался «серый плащ». – Чего вы так держитесь за этого мага, он что – ваш родственник?!
– Нет.
– Вы были знакомы ранее?
– Нет.
– Так зачем вы его защищаете? – недоуменно повторил свой вопрос чиновник.
– Очень просто, – ответил я. – В нашем путешествии нам очень нужен квалифицированный маг, а нанять его мы не имеем возможности. Вот мы и собираемся предложить магу Джонатану, учитывая сложившиеся обстоятельства, присоединиться к нам.
– Какова цель вашего путешествия? – как бы между прочим спросил Брамп, на что я улыбнулся ему во весь рот:
– Выполнение поручения академии бардов.
– И что это за поручение? – сделал чиновник еще одну попытку, впрочем, без нажима.
– Вы можете уточнить это в магистрате академии, – продолжая улыбаться, ответил я. «Улыбайся людям, улыбайся!» – учил меня старина Григор. Теперь я следовал его заветам.
– Хорошо, поставим вопрос по-другому, – уступил Корнелиус Брамп. – Как долго вы собираетесь пробыть в Регентролле и вообще на землях бароната?
– Завтра утром мы выступаем, господин чиновник, – ответил я, – на Восточный тракт. Мы будем стараться как можно быстрее достичь границы Восточного каганата. Как только это произойдет, мы покинем земли Южного бароната.
Это была почти правда – мы должны были свернуть на таежные тропы всего за одну-две лиги до границы каганата. Впрочем, я не думал, что чиновник станет проверять, появились мы на границе или нет, так что врал спокойно.
– Очень хорошо! – воскликнул Корнелиус Брамп и достал из кармана записную книжку с привязанным к ней карандашом. – И когда вы планируете достичь границ Восточного каганата?
– Если ничто не задержит нас – вечером второго дня пути, – ответил я. – В крайнем случае утром третьего дня.
Чиновник что-то быстро записал в книжку, затем снова обратился ко мне:
– Что ж, я думаю, все устраивается само собой как нельзя лучше. Раз вы завтра выезжаете и увозите с собой этого мага, инцидент можно считать практически исчерпанным. Осталась одна маленькая формальность – я должен досмотреть ваш багаж. Предупреждая любые возражения, хочу заверить – я имею такие полномочия согласно уложению о тайной полиции. И никакие договоры это уложение не отменяли.
Крыть было нечем, да, в общем, мне и не хотелось спорить. Ничего запрещенного в нашем багаже не было, ничего, что могло бы указать на цель нашей миссии – тоже. Так что я без всяких возражений пригласил Брампа к нашей клади, раскрыл свои ящики, расшнуровал мешки. Корнелиус Брамп молча и сноровисто осматривал наши вещи, быстро что-то записывая в свою книжку. Лишь один раз он позволил себе прокомментировать этот процесс, когда осматривал мой походный кабинет. Быстро пролистав копии книг, которые приказал сделать для меня Тибо, «серый плащ» заметил:
– Интересный подбор литературы.
Завершив осмотр, чиновник захлопнул свою книжку, спрятал ее в карман и сказал:
– Что ж, будем считать, что наше дело закончилось. Я совершенно искренне желаю вам удачи и надеюсь, что нам не придется больше увидеться. Прощайте, господа.
С этими словами, государственный советник третьего класса Корнелиус Брамп покинул нашу комнату.
Светило уже клонилось к закату, и дальше этот день протекал уже без приключений, если не считать приключением настойчивую просьбу Боба разузнать для него, где живет та худенькая девушка, что мы встретили на базаре. Я отнекивался, вздыхал, предложил сыграть Бобу песенку, чтобы развеселить его, но молотобоец поспешно выставил перед собой руку:
– Не надо! – нервно заявил он. В конце концов мне пришлось спуститься вниз, поболтать с кухарками, затем пройтись по улице до дома одной из торговок, чтобы по возвращении сообщить Бобу, что предмет его воздыханий служит на соседней улице в доме одного из лордов Аштона и что зовут этот предмет Оленой. Получив эти сведения, Боб моментально исчез из комнаты. Я вздохнул и сказал Риголану:
– Ну вот, провел показательное выступление на свою голову. Теперь я понимаю, почему уставы магов, бардов и всех прочих, кто связан с магией, запрещают использование магии без крайней на то нужды. Я сыграл Бобу одну песенку и, возможно, поломал ему судьбу; маг продемонстрировал толпе свои умения – и едва не попал за решетку. Ну и денек!
Губы Риголана дрогнули в усмешке, и он ответил:
– Ты подарил молодому сердцу любовь, юный бард, так стоит ли сожалеть о таком поступке? Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе о своих ошибках в применении магии – ты поймешь, что в жизни своей не сделал ничего дурного. А что касается судьбы… Она написана богами, и смертный сломать ее не может. Немного подтолкнуть – да, немного осложнить – да, но сломать… Это под силу только Богу.
Боб вернулся глубокой ночью и стал топать осторожно, как юный элефантус, так, что я едва не подпрыгивал на лавке. Насколько я понял, он не хотел никого разбудить, хотя ему это, конечно, не удалось. Единственным, кто продолжал мирно спать, был маг Джонатан, который, впрочем, не просыпался и во время нашей эмоциональной беседы с чиновником Брампом. Улегшись прямо на голый пол, Боб шумно вздохнул и перекатился на бок. Здание слегка вздрогнуло, стекла в окнах запотели. Полежав на боку с минуту, Боб снова вздохнул и стал перекатываться на другой бок. Насколько я понимал, у юноши началась пора любовного томления, что в общем-то было делом обычным. Но в отличие от многих других юношей у Боба это выходило как-то очень уж шумно. Проклиная свой несдержанный язык, я накрылся плащом с головой и попытался уснуть на прыгающей лавке.
Под самое утро я забылся неглубоким сном, и мне привиделось, что я лежу в гамаке в трюме торгового корабля, направляющегося к легендарному острову Фрунжима. На море жестокий шторм, корабль немилосердно болтает, меня слегка тошнит от этой болтанки. Корабельный кок Игорь засовывает свою толстую морду в трюмный люк и орет:
– Что, никто, кроме меня, жрать не хочет?!
Я рывком сел на лавке, едва не свалившись с нее, и только потом открыл глаза. Меня действительно немного подташнивало, но находился я не в трюме корабля, а в комнате гостиницы, где Боб с лихорадочным блеском в глазах осматривал комнату и в который уж раз задавал вопрос:
– Так будет кто-нибудь жрать или нет?!
Что ж, симптомы любовной лихорадки у каждого свои. Кто-то вообще теряет аппетит от любовных мук, а у Боба, наоборот, аппетит разыгрался. Я спустил ноги с лавки и проворчал:
– От твоих воплей и у ящеров несварение начнется…
Риголан, уже одетый и подпоясанный ремнем с оружием, лишь отрицательно покачал головой, а затем лукаво взглянул на меня. И тут неожиданно подал голос маг:
– Если вы не возражаете, добрый господин, я бы составил вам компанию.
Мы разом, как по команде, повернулись на этот голос. Маг Джонатан сидел на лавке весь помятый, всклокоченный – Риголан уложил его спать прямо в одежде – и смущенно улыбался. Лицо его против вчерашнего выглядело абсолютно здоровым и даже жизнерадостным.
– Прошу прощения, если злоупотребил вашим гостеприимством, добрые господа, – все так же улыбаясь, говорил маг. – Вам стоит только сказать, да, сказать мне, и я сразу уйду, да, уйду отсюда.
И маг начал переводить глаза с одного на другого, резко перемещая свой взор, без всякой очередности и системы. Вот он внимательно всматривается в меня, потом переводит взгляд на Риголана, а после этого глаза его резко возвращаются ко мне, словно он что-то забыл, не успел рассмотреть. Секунду он снова смотрит на меня, а затем переходит уже к Бобу. Похоже, окончательно маг в себя так и не пришел.
Бобу, однако, крайне польстило обращение «добрый господин», а может, в связи с внезапно вспыхнувшим чувством к девушке его накрыл приступ всеобъемлющего человеколюбия. Во всяком случае он расплылся в улыбке, широко раскинул руки и пошел к магу:
– Да вы чего, папаша?! Какие такие «добрые господа»? Несолидно даже звучит от вас! – Боб присел на лавку рядом с магом и приобнял его за плечи. Краем глаза я увидел, как начало в изумлении вытягиваться лицо у Риголана. А Боб рокотал над исхудавшим магом: – Как это «уйду»?! Куда это «уйду»?! Папаша, мы теперь с вами – не разлей вода, последнюю краюху хлеба делить будем! А то небось всякие штукенции выделывать… – Боб покрутил рукой над головой, очевидно, имитируя движения мага посохом, – силенок много требуется, а?! Так и кушать же надо тогда, папаша! Силенки накапливать! Хорошо надо кушать! Сейчас пойду накостыляю хозяину по шее, и мы с вами, папаша, хорошенько врежем по кишке, да?!
Неадекватный маг лишь смущенно улыбался, не смея перечить шумному Бобу. Тогда удовлетворенный молотобоец встал и широкими шагами направился к выходу. Едва за ним закрылась дверь, я с облегчением вздохнул. Насколько я знал, парсикамские маги не очень приветствовали панибратство по отношению к себе. На мой взгляд, Боб ходил по краю – маг Джонатан, рассерди его Боб, мог бы просто убить нашего силача на месте. Я взглянул на Риголана и, встретившись с ним взглядом, понял, что его посетили похожие мысли.
– Но если я все-таки стесняю вас… – начал маг неуверенным голосом и тут же повторился, словно бы сомневаясь в собственных словах: – Да, стесняю…
– Не-не-не! – поспешил я прервать мага. – Вы нас вовсе не стесняете, благородный маг из Парсикама. Насколько я знаю, вас зовут Джонатан. – Маг кивнул, и я продолжил: – Я – ученик барда Жюльен, это – Сын Тени Риголан. Тот здоровяк, что вышел, – Боб-молотобоец, молодой воин, и я прошу покорнейше простить за его поведение…
– Простить? – переспросил маг, по-прежнему смущенно улыбаясь. – Простить, да, вы просите простить. Прости его, Джонатан, что он пошел добывать тебе кусок хлеба, да, безумный маг, не приспособленный ты к жизни человек. Прости, да прости. Да-да, конечно! – выдал маг и замолчал, продолжая, однако, шевелить губами. Я взглянул на Риголана, тот немного поднял бровь, выражая недоумение.
– Достойный маг Джонатан, – все же решил я продолжить, несмотря на очевидную неадекватность мага, – ваша специализация – боевая магия?
Когда я произнес слова «боевая магия», глаза Джонатана вспыхнули яростью, улыбку сдуло с лица, спина его распрямилась. В одно мгновение маг превратился из слюнявого полоумного старца в грозного чародея – от него так и веяло силой и опасностью.
– Я – боевой маг Джонатан Хлыст, преуспевший в тайных приемах боя благодаря регулярной практике! – сильным, звенящим голосом отчеканил маг. – Покажите мне достойного противника, и я сотру его в пыль либо погибну!
Я даже отшатнулся назад от такой речи, затем глянул на Риголана. Тот отвел взгляд от лица мага и кивнул мне, словно бы говоря: «Это правда. Он именно такой, как говорит». Что ж, нечего сказать, повезло, подумал я. Оставались сущие пустяки – убедить не вполне здорового мага отправиться в экспедицию вместе с нами.
– О, я вижу! – опасливо проговорил я. Но маг, услышав, что его слова никто не подвергает сомнению, расслабился и даже снова улыбнулся. Воодушевленный, я продолжал: – Дело в том, что мы трое держим путь на север, по очень важному и опасному делу. И нам как раз не хватает такого опытного боевого мага, как вы, уважаемый Джонатан. Не согласились бы вы присоединиться к нашему отряду?
И снова маг в одно мгновение преобразился, превратившись из сентиментального старикана в грозного бойца.
– Предстоит схватка?! – с какой-то даже радостью спросил он.
– Похоже, что да, – опасливо ответил я.
– Кто враг? – задал новый вопрос Джонатан.
– Темный маг, – ответил я, поражаясь, насколько точными, деловыми и короткими были вопросы мага, который несколько минут назад повторял каждое слово дважды.
– Насколько силен? – задал маг очередной вопрос.
– Точно не известно, – честно ответил я. – Возможно, он слаб. А может быть, очень силен. Мы не знаем. Поэтому нам и нужен сильный боевой маг.
– Отлично! – радостно воскликнул Джонатан Хлыст. – Я чую в этом деле очень интересную схватку! Я присоединяюсь к вашему отряду без всяких предварительных условий!
– Вот и хорошо, – выдохнул я с облегчением.
Когда Боб ногой распахнул дверь, неся перед собой блюдо со всякой снедью, Джонатан Хлыст снова выглядел довольно безобидно.
– А вот и Бобби! – радостно заорал молотобоец. – Принес папаше кушаньки! Сейчас будем сильно кушать много всяких вкусняшек!
Город мы покинули без всяких проблем и приключений, даже стража у ворот не задавала нам никаких вопросов. Поскольку нас теперь было четверо, а зверей всего трое, мы перераспределили груз – всю поклажу навьючили на Рэглера и Оррил, Шроттер повез Риголана и Джонатана. Скорость продвижения от этого практически не уменьшилась, однако замедлить продвижение нам все-таки пришлось. Наш новый спутник – боевой маг Джонатан Хлыст – засыпал, едва усевшись на ящера. Как ему это удавалось – для меня до сих пор остается загадкой, ибо езда на ящере не такое уж комфортное занятие. Но, очевидно, организм мага измотан был настолько, что, чуть усевшись на краешек седла перед Риголаном, маг тут же начинал клевать носом, и Сыну Тени приходилось поддерживать его, чтобы он не вывалился из седла. Просыпался Джонатан только для того, чтобы поесть. Трижды в день мы останавливались у какой-нибудь придорожной харчевни, чтобы накормить ненасытного мага и что-то съесть самим. Боб сам возложил на себя обязанности по уходу за беспомощным в житейских вопросах магом, заказывал ему обильную еду и с восторгом наблюдал, как худощавый Джонатан поглощает неимоверное количество продуктов. Маг тоже проникся к Бобу симпатией и позволял ему столь панибратское обхождение, включая и обращение «папаша», за которое любого другого наверняка испепелил бы на месте. Может быть, это и ненужная подробность, но для особо любопытных хочу отметить, что Джонатан Хлыст после столь обильного питания почти не справлял естественную нужду, во всяком случае не больше нашего – все в нем переваривалось практически без остатка.
Я как-то спросил Риголана: как долго Джонатан может находиться в таком состоянии? Эльф ответил, что не меньше недели, а учитывая то обстоятельство, что Джонатан был уже немолод – с виду ему было лет пятьдесят пять – шестьдесят (хотя внешность мага обманчива, на самом деле ему могло быть и восемьдесят, и сорок пять), – дней десять – пятнадцать. Я произвел мысленный подсчет. Неделя у нас в запасе была наверняка, десять дней – возможно. Двух недель у нас не было почти с гарантией. Оставалось лишь надеяться, что в критической ситуации маг сумеет использовать свои боевые качества. Ни Риголан, ни тем более я сам – никто из нас не имел понятия, как «работает» организм мага. Либо он сможет сражаться достаточно серьезно, даже не восстановившись до конца, и за это предположение говорило то, что в Регентролле почти обессиленный маг все же смог сотворить боевое заклинание. Либо он впадет в кому после двух-трех магических действий – этого мы тоже не могли исключить, поскольку после своего выступления в столице бароната Джонатан чуть не свалился с ног. Поговорить же с магом обстоятельно, обсудить все эти тонкости возможности пока не представлялось.
В те недолгие минуты, пока Джонатан только заканчивал трапезу и был бодр, даже весел, и до тех пор, пока он не начинал засыпать, маг короткими отрывками рассказывал нам свою историю. Поскольку в изложении Джонатана ее воспроизвести невозможно – он постоянно повторял слова, путался, сбивался, переходил на бормотание и вообще делал массу ненужных отступлений, я перескажу эту историю вкратце от себя.
История королевства Парсикам и мага Джонатана
Древняя легенда гласит, что однажды много веков назад в рыбацкое поселение на берегу теплого моря пришел безымянный Странник. Он назвался последним сыном великой расы иктэхов, о которой ранее никто не слыхал, и сказал, что пришел обучить рыбаков тайной премудрости своего народа. Так в мире Файерана появилась магия. Пробыв с рыбаками три года и обучив их умению использовать силу стихий, Странник ушел так же неожиданно, как и пришел, словно бы растаяв в утреннем тумане.
Рыбацкое поселение, в которое пришел Странник, располагалось на побережье полуострова Парсикам. Полуостров этот, по мнению большинства обитателей Файерана, был наделен богами куда более щедро, чем любые другие земли. Располагался он на самом юге известных нам земель, в теплом благодатном климате. Там практически не бывает зимы, лето длительное, но не изнурительно жаркое, воздух влажный, морской. Большая часть поселений находится на побережье Южных морей, поскольку Парсикамский полуостров со всех сторон этими морями омывается. В его благодатном климате произрастают восхитительного вкуса фрукты, а урожай хлеба там собирают два раза в год. В море у берегов Парсикама – огромное количество вкуснейшей рыбы и моллюсков, на территории полуострова имеются богатейшие залежи серебра, небольшие месторождения золота и в одном месте – алмазные трубки, из которых извлекают чистейшей воды камни. И тем не менее большая часть жителей полуострова до прихода Странника прозябала в нищете. В те времена земли полуострова были разделены на множество мелких племенных владений, и племена Парсикама постоянно враждовали меж собой. Воины разных племен то и дело совершали опустошительные набеги на соседские земли, уничтожая урожай хлебов, изводя скотину и сжигая рыбацкие лодки. Как упорно ни трудились обитатели Парсикама, а год от года не могли вырваться из удушающей нищеты.
И вот среди рыбаков появились люди, владеющие силой, которых потом стали называть просто магами. Их поселениям стали не страшны набеги соседей – маги уничтожали налетчиков еще до того, как те успевали хоть раз взмахнуть своим оружием. Рыбацкому поселку теперь не грозил голод от неурожая или отсутствия рыбы в море – маги и урожаю помогали расти, и рыбу в сети своих лодок загоняли исправно. Поселение начало богатеть, и слух о нем распространялся по всему Парсикаму. Жители окрестных поселений стали приходить в деревню и умолять хотя бы одному из магов поселиться и в их деревне тоже, чтобы и она была благословенна, чтобы и она выбралась из нужды. И маги уходили в соседние поселения, каждый по своей причине. Одни шли потому, что искренне жалели своих соседей и хотели помочь,
а другие – чтобы получить лучший дом в поселке, богатые дары и преклонение. Магов было мало, поселков, что желали их заполучить к себе, – гораздо больше. Одни стали выбирать, где бы лучше устроиться, другие набирали себе учеников из тех, кто способен был к тайной премудрости иктэхов. Третьи, самые хитрые, перебирались во все более богатые поселения, но в тех, где побывали, оставляли вместо себя учеников своих, через которых повелевали селениями. И вскоре на Парсикаме стали появляться племенные земли, полностью захваченные тем или иным магом. Маги переставали быть просто чародеями, заклинателями вод – они становились властителями. И каждый из них стремился создать что-нибудь этакое – удивительную диковинку, чудо из чудес.
Слава о магах и деяниях их стала расползаться по всему Файерану. Люди из отдаленных земель являлись в парсикамские земли, чтобы своими глазами увидеть великих чародеев и плоды их удивительного ремесла – чудесные фонтаны, дворцы и минареты, в которых маги совершали самые главные свои таинства. Парсикам быстро богател и укреплялся. Многих властителей стали охватывать зависть и тревога из-за усиления южного соседа. Они посылали лазутчиков в парсикамские земли, чтобы выведать магические секреты либо же соблазнить кого-то из магов богатыми посулами и привлечь их к себе на службу. Многие тогда покинули родину ради служения иноземным властителям.
Но и остались многие. И те, что остались, видели, как много становится магов, но требуется их еще больше. Каждая деревня молила о том, чтобы иметь у себя хоть самого захудалого, самого неумелого мага, а послы и лазутчики из дальних стран ехали в Парсикам с богатыми дарами, приглашая на службу к своему государю лучших магов. И собрались тогда старшие маги на совет, и постановили принять свой закон, чтобы каждый, кто обучен тайной премудрости, следовал ему. И устанавливал этот закон только совет, который маги теперь назвали Кругом, ибо сидели они по кругу в одной большой зале, и каждый из них право имел сказать свое слово в круге.
И решили маги открыть школы свои в городах Парсикама, которые богатели и росли с каждым годом. И решил Круг, что не
нужны магам заботы мирские – управлять землями да подати собирать, и что нужно объединить все земли парсикамские под властью одного короля из простых людей, который и будет этими землями управлять. Короля маги сами выбирали из наиболее достойных, но неспособных к тайной премудрости, сами и решения принимали – что должно королю в первую очередь делать. В остальном же все дела по обустройству государства и по управлению хозяйством его маги оставили на усмотрение короля. Он должен был и стражу подбирать, и чиновников себе выискивать, собирать налоги и строить города. Но прежде всего должен он был изыскивать средства на строительство магических школ и минаретов.
В минаретах магам проще всего было проводить наиболее сложные из магических операций – минареты представляли собой словно бы огромный посох, на котором накапливалась сила. Даже непосвященному в тайную премудрость иктэхов нетрудно заметить, что на любых шпилях, торчащих в небо, скапливается самая различная сила – во время грозы они иногда даже светятся бледно-голубым светом. Вот эти огромные сооружения, получившие со временем название магических гильдий, и стали для парсикамских магов накопителями энергии. Чем более постигали маги магическую премудрость, тем совершеннее становились их башни. Со временем их начали обшивать серебряной чешуей, поскольку серебро лучше воспринимало силу, чем голый камень. Так возникли знаменитые Серебряные башни Парсикама. Вокруг этих башен, служивших как бы полигоном для проникновения в глубины тайных знаний, возникали школы, университеты и храмы магов. Одни из них строились по стихийному принципу – посвящались воде, воздуху или силе растений; другие по принципу Света-Тени – башни светлых либо темных магов. Позже появились и такие, что строились по принципу магической специализации – башни боевых магов, магов-целителей, башни магии перемещения. Между магами не произошло окончательного разрыва – темные не отделились от светлых, а светлые не объявили врагами темных. Магией стихий они занимались вместе, магию исцеления или боевую магию тоже изучали сообща. Но были и такие, что не принимали своих темных собратьев, были и
такие, что отвергали своих светлых побратимов. Иногда между ними вспыхивали стычки. Не было мира между магами, но и война между светлыми и темными так и не началась.
А короли и придворные Парсикама тем временем наслаждались мирской властью, плели интриги, заговоры, боролись за трон разными способами. Были среди них и искренние радетели за народ, были и такие, что разоряли казну и погрязали в роскоши и разврате. Простой же люд из века в век гнул спину, добывая пропитание себе и собирая подати в казну. Благоденствие для всего народа Парсикама так и не наступило, но и слишком уж тяжких лет было немного. Любой простолюдин, когда жить становилось уж совсем невмоготу, мог пожаловаться на мздоимство чиновников и произвол сборщиков податей ближайшему магу. А иногда – бывали в истории Парсикама и такие случаи – делегации от целых областей приходили на Круг магов с жалобой на самого короля. Рассмотрев жалобу, маги делали монарху внушение, а иногда просто смещали его и усаживали на трон нового властителя. Так и тянулась жизнь для простолюдинов в Парсикаме – без особенных благ, но и без великих горестей. Маги оберегали этот край и от произвола властителей, и от голода, и от вторжения иноземцев – ни одна армия не выстояла против армии магов.
Но годы шли, и, миновав свой расцвет, Парсикамское королевство вступило в пору пусть медленного и изобильного, но все же заката. Привыкшие к благополучию крестьяне уже не торопились оставлять после себя потомство, как раньше – чем более в семье детей, тем надежней продолжение рода. Теперь же вместо пятерых—семерых рыбаки и крестьяне заводили троих—четверых детей, не более, а то и вовсе по одному – родили наследника, и ладно. Давно уже никто не умирал с голоду в Парсикаме, давно здесь не свирепствовали эпидемии, давно никто не нападал на эту страну. И парсикамские маги тоже обленились, стали беспечней и безответственней. Давно они не строили новых башен – да и старые порой пустовали – хватало магов в королевстве, даже, пожалуй, многовато было. Во всех других государствах уже давно появились свои гильдии, и они не торопились призывать на помощь парсикамских магов. Давно никто не прихо-
дил к парсикамским магам с жалобами на короля, давно они не смещали властителя, вот уже несколько столетий власть в королевстве передавалась по наследству; короли Парсикама стали осторожны, хитры и опасливы. Они не вступали в конфликты с магами, они не мордовали простой люд непомерными податями, они постепенно копили богатства и обзаводились связями за границей.
Все маги проходили обучение в магических школах. Когда-то давно по мере обучения и проявления способностей маги отсеивались – наиболее слабые, получив начальное образование, отправлялись служить гильдии в глухие деревни и на дальние рубежи, более способные – доучивались семь лет и шли служить в крупных городах, в магической армии, а самые талантливые поступали в университет. Там, проявив себя необыкновенно способными, они становились магистрами, входили в Круг и управляли гильдией либо же преподавали в университете, обучая молодых магов. Со временем все изменилось. Место в Круге зачастую наследовалось от отца (матери) к сыну или дочери, место профессора можно было купить или же просто получить благодаря родственным связям. В среде магов начали процветать семейственность и мздоимство. Вот такой и была гильдия к моменту рождения нашего боевого мага Джонатана.
Джонатан, как и я сам, родился в самой простой рыбацкой семье. У него было самое обыкновенное детство – с ползанием по прибрежному песку, с играми в королей и воров, с лазанием по соседским садам. Хотя магические способности у Джонатана проявились рано – уже в три года, по его словам, он слышал, как звала его вода в ручье. В семь лет он услышал голодное урчание костра и сказал об этом отцу:
– Папа, он есть хочет! – испуганно прошептал Джонатан, указывая на костер. Отец, который чинил сети на берегу, сразу понял, в чем дело, отложил сеть и потрепал сына по голове.
– Ну так накормим его! – подбросил дров в костер и снова потрепал сына, радостно говоря: – Молодец, сынок! Слушай, слушай, что он еще скажет!
Отец Джонатана был доволен: родной сын – маг, это было самое лучшее, что могло бы с его семьей произойти в Парсикам-
ском королевстве. Это означало, что семья никогда больше не будет бедствовать, как только сын получит образование и назначение. В Парсикаме маги стояли выше мирской власти и могли позаботиться о своих родных куда больше, чем королевские чиновники. Уже на следующий день он отвел сына к деревенскому магу, чтобы тот проверил мальчика на наличие магических способностей. Молодой маг принялся за дело с энтузиазмом, задал Джонатану несколько вопросов и провел несколько испытаний; он заставлял волноваться Силу вокруг Джонатана и спрашивал, что мальчик чувствует. Закончив, он сказал:
– Безусловно, он станет сильным магом. Я сегодня же напишу сопроводительное письмо в магическую школу, а завтра прямо с утра советую вам отвезти ребенка к учителям. Но… – молодой маг замешкался, – …по-моему, он боевой маг. А это значит, что ему придется служить в армии, а вы можете не увидеть его много-много лет.
Отца Джонатана не испугала такая перспектива. Да, ему это нравилось меньше, чем если бы его сын стал бы присматривать за соседней деревней, но армия – тоже неплохо. Платили боевым магам приличное жалованье, кроме того, они находились на полном королевском содержании. Так что, будучи боевым магом, Джонатан мог бы не только себя обеспечивать, но и семье помогать. А в семье, кроме Джонатана, было еще четверо детей, так что уже одно то, что маленький мальчик поступит в школу, на государственное обеспечение, стало бы облегчением для семьи.
– Что ж, Джонатан, – сказал тогда отец, – кто-то должен и в армии служить.
На следующий день Джонатан отправился в Кашну – столицу Парсикамского королевства, в которой находилась ближайшая к деревне магическая школа. Отец посадил его на тележку соседа-торговца, что вез в столицу рыбу на продажу, мама поцеловала в лоб, не умея сдержать слез, а молодой маг вложил в сумку Джонатана сопроводительное письмо. Тележка тронулась, и мальчик, сидя у заднего ее борта, еще долго смотрел на родную деревню, на удаляющиеся фигуры отца и матери, что махали руками ему вслед. Больше он никогда их не ви-
дел – летом следующего года, как раз в то время, когда молодой маг-хранитель покинул свою деревню по делам, на нее налетел шторм, разметал все хижины и унес в море все лодки, разбив их о скалы. В одной из этих лодок был и отец Джонатана, а под обломками хижины погибла мать. У мальчика оставалось еще двое братьев и две сестры, но как сложилась их судьба, что с ними стало, Джонатан так и не узнал. Первые три года он вообще не выезжал из школы, а затем, когда его способности оценили высоко и оставили для дальнейшего обучения, что для сироты в то время было редкостью, он с головой погрузился в учебу. Много лет спустя, будучи уже опытным магом, участвовавшим не в одном бою, Джонатан вернулся в родные места. На месте своей деревушки он обнаружил лишь занесенные песком развалины. Люди покинули это место. О своих родственниках Джонатан так ничего и не узнал. Впрочем, он почти ничего и не знал о них и ранее: помнил плохо, а большую часть своей жизни провел вдали от родных – в школе, затем в университете, а после – на службе в армии.
Еще в начальной школе Джонатан понял – ему не на кого надеяться. Уважаемые, занимающие высокое положение маги переводили своих детей из класса в класс, не слишком вникая, есть ли у них вообще способности к магии. Джонатану, для того чтобы остаться в школе, нужно было проявить в себе просто выдающиеся способности. Впрочем, уж очень высовываться тоже было нельзя, ибо тогда на его фоне совсем плохо выглядели бы бездарные дети известных магов. И Джонатан старался. Он просиживал за учебниками, в то время когда остальные ученики – и совсем дети, и более старшие – шли играть и развлекаться. Собственно, ему и идти-то было некуда – родственников в столице он не имел, денег на развлечения тоже. Ехать домой на каникулы ему тоже было некуда. Вот и зубрил Джонатан книги, вместо того чтобы играть с мальчишками.
Его не особенно любили, считали зубрилой и занудой, но он и не нуждался в чьем-то обществе, ему достаточно было общества книг. Зато из его класса всего трое продолжили образование после начальной школы – двое детей уважаемых родителей и он, безродный сирота Джонатан.
Он учился лучше многих и следующие семь лет. Официально он был четвертым в своем выпуске, но на самом деле лишь Освальд – самый талантливый из всех школяров – мог бы превзойти его в магии, а двое других были те самые, с которыми он пришел из начальной школы, – Зихер и Паду. Все вместе они попали и в университет, но далее их пути разошлись. Еще в последнем классе школы ученики выбирали себе специализацию. Судьба Джонатана в этом смысле была предрешена заранее – у него были великолепные способности к боевой магии, но не было никаких способностей к целительству или магии перемещений. Они разошлись по разным классам – Джонатан стал учиться искусству магического боя, Освальд – магии превращений, а Зихер и Паду – целительству. Конечно, толку от них как от целителей много быть не могло, но зато любой успех бросался бы в глаза, а именно это и нужно было их родителям.
В университете все уже было не так, как в школе. Да, одноклассники Джонатана были детьми влиятельных родителей, но преподавали в университете не менее влиятельные маги. Так что родителям мальчиков приходилось прилагать усилия лишь для того, чтобы детей не выгнали из стен учебного заведения. Джонатан преуспевал, но боевой маг по законам гильдии не может быть аттестован, пока не поучаствует в настоящем сражении. Один только Освальд из всей их школьной компании после университета стал кандидатом в магистры. Зихера и Паду отправили в дальние провинции, работать при гильдиях, а Джонатан пошел служить в армию.
У него никогда не было друзей, не было девушки, на которой он мог бы жениться. Вся его жизнь была подчинена одной цели – войти в Круг. Доказать всем, что он, сын рыбака Джонатан, не хуже их, потомственных магов. И когда правитель Сорезма прислал просьбу о помощи и армейское руководство стало искать добровольцев, Джонатан вызвался первым.
Магическая армия здорово отличается от любой другой. Наверное, потому, что маг здесь – и оружие, и воин. К каждому боевому магу был приставлен простолюдин, который помогал ему, ухаживал за ним. Отсюда и непрактичность Джонатана в бытовых вопросах – он никогда о них не задумывался. Пока учил-
ся, его обеспечивала гильдия, когда служил – армия. Он даже не представлял себе, что и сколько стоит на самом деле.
Более пяти лет Джонатан провел в Сорезме в постоянных стычках с орками Восточных земель, отражая налеты орочьих рейдеров и самых обычных бандитов. Он многое понял за это время, многому научился. И стал действительно сильным, опытным боевым магом. Со временем налетчики стали обходить Сорезм стороной – слишком дорого обходился грабеж города и его пригородов. Однажды Джонатан получил депешу от своего армейского руководства. В ней ему выражалась благодарность за доблестную службу и предписывалось немедленно направляться в земли Южного бароната для борьбы с пиратскими набегами из Южных заводей.
Так и протекала его дальнейшая служба – он выполнял очередную задачу, получал письмо с благодарностью и новым назначением. Ему было двадцать четыре года, когда он приехал к месту первого назначения – в Сорезм. Ему было сорок пять, когда в университете Кашну, столицы Парсикама, умер преподаватель боевой магии и Джонатана пригласили на его место.
В тот момент Джонатан ощутил торжество – наконец-то! Это был его звездный час, его наивысшее достижение в жизни – он, сын обыкновенного рыбака, стал равен детям потомственных магов, более того, превзошел многих из них. В столицу он прибыл как триумфатор – на белом скакуне, в дорогом халате, вышитом золотом, на который потратил остаток своего жалованья. Увы, на въезде в город его никто не встречал. Не было торжественной процессии и у стен университета. Спешившись и пройдя в здание, Джонатан выяснил, что его никто не ждет – верховного магистра, который должен был принять его документы, вовсе не было в университете.
Лишь три дня спустя Джонатану удалось предстать перед Кругом и вручить свои грамоты. Его приняли прохладно – без насмешек, но и без всякого восторга. Поручили класс, который он должен был обучать боевой магии. И Джонатан снова решил доказывать, что он лучший, как когда-то в стенах этого же университета, будучи безусым студиозусом. Он безжалостно третировал своих учеников, требуя от них досконального знания закли-
наний и постоянной практики. Он беспощадно карал отстающих и без оглядки поощрял успевающих. Очень скоро по университету разнесся слух – Джонатан не смотрит на происхождение мага и взяток не берет. Дети из уважаемых семей получали от него трепку, а никому не известные мальчишки становились лучшими в классе.
Неоднократно Джонатану намекали и студенты, и коллеги-преподаватели, и даже магистры Круга – нужно быть лояльнее, не стоит так строго наказывать потомков благородных родителей, не нужно так усердно выделять безродных учеников. Дескать, от лояльности Джонатана может зависеть его будущее, его благополучие в столице. Джонатан не воспринимал этих намеков. В слишком тонких ему недосуг было разбираться, а более грубые он резко обрывал.
– По старинному обычаю боевых магов, да, боевых магов, – говорил он наушнику, – спор решается в магическом поединке! Да-да, в поединке! Если кто-то считает меня неправым, да, неправым, пусть вызовет на бой!
Действительно, такой обычай когда-то бытовал в Парсикаме, но к тому времени его благополучно забыли. Это на границах Северных графств, где Джонатан провел половину жизни, такое правило было еще в ходу. В Парсикаме же отношения уже давно выясняли с помощью интриг и тонко наложенных проклятий, а вовсе не в бою.
Что касается бытовых условий, то, привыкший к не слишком устроенной жизни в боевых гарнизонах, Джонатан довольствовался малым, для мага, во всяком случае; у него был единственный старый слуга Беллал, который сопровождал его с самого первого назначения в Сорезм. Старик заботился о Джонатане, вел его убогую квартирку за три квартала от университета и тихонько вздыхал, поражаясь непрактичности своего господина. Беллал был стар и понимал, что вскоре покинет этот мир. Он желал найти для своего господина терпеливого и мудрого слугу, но не успел – как раз к тому времени, как исполнилось пять лет службе Джонатана в университете, Беллал вдруг подхватил воспаление легких и в три дня сгорел.
Джонатан искренне горевал по нему, чувствовал себя осиротевшим во второй раз. Нужно было заниматься организацией похорон, но непрактичный Джонатан не знал, за что хвататься. Он пригласил свою квартирную хозяйку и отдал ей все деньги, что были у него, для того чтобы она организовала погребение. Денег у мага было много – сам он их никогда не тратил, а Беллал вел хозяйство экономно, зная небольшие потребности своего господина. Джонатан отдал хозяйке все, что у него было, но совестливая женщина не взяла всех денег, а лишь столько, сколько было необходимо на проведение обряда погребения.
И вот когда совершенно разбитый Джонатан горевал в своем жилище, посыльный из университета принес ему грамоту и довольно толстый кошелек. В грамоте было сказано, что университет более не нуждается в услугах мага Джонатана Хлыста, ибо один из его учеников, вернувшись из пограничного района и проведя там несколько магических боев, готов принять пост преподавателя боевой магии. В кошельке, который прилагался к грамоте, находилось последнее жалованье Джонатана и его выходное пособие.
Старый маг воспринял это так, что завистники сговорились против него, нарочно извели слугу Беллала, а теперь хотят извести и самого Джонатана, ибо без верного слуги и жалованья Джонатан мог долго и не прожить. Так рассуждал тогда Джонатан и, собственно, был недалек от истины, надо полагать. Возможно, его коллеги по университету, которым он порядком надоел, рассуждали примерно так же, кто знает? В гневе Джонатан схватил свой боевой посох и направился прямиком в магистрат. Его появление в стенах университета вызвало настоящее смятение – решительным шагом двигался Джонатан по коридорам, а его намерения были написаны у него на лице. Джонатана, возможно, считали странным, чудаковатым, но в том, что он прекрасный боевой маг, никто не сомневался. Весть о его появлении быстро распространилась по университету, и к тому времени, когда наш маг достиг магистрата, там никого уже не оказалось. Джонатан стоял посреди круглой залы, в которой проходил Совет Круга, и, потрясая посохом, кричал:
– Я вызываю вас на поединок, да, на поединок! Всех, всех вызываю, до одного!
Но ответом ему была тишина. Ни один из магистров, включая и блестящего школьного товарища Джонатана – Освальда, не вышел на битву со старым магом. Тогда, прокляв стены университета навсегда, Джонатан развернулся и ушел из этого храма магической науки, ушел из столицы и в конце концов из Парсикама. Ушел для того, чтобы полгода спустя встретиться с нашим небольшим отрядом и присоединиться к нему.