Текст книги "Экипаж боцмана Рябова"
Автор книги: Евгений Коковин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Коковин Евгений
Экипаж боцмана Рябова
КОКОВИН ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВИЧ
ЭКИПАЖ БОЦМАНА РЯБОВА
Моим юным друзьям
Игорю, Оле и Инге
Где потомки знаменитого кормчего?..
Великие даты нужно запоминать и записывать. Потом их будут высекать на мраморе и граните, бережно хранить в истории.
Руководствуясь этой мудрой мыслью, школьник Вяча Полянкин записал в своей новенькой книжке-блокноте: "1973 года июня 7-го в 2 часа 25 минут пополудни на острове Соломбала произошла знаменательная встреча..."
За три дня до этой записи отец подарил Вяче отличную книжку-блокнот в голубой обложке. Три дня книжка оставалась чистой, если не считать имени и фамилии её владельца, каллиграфически начертанных в правом верхнем углу на первой странице.
В школьном дневнике и тетрадях ученика Вячеслава Полянкина отметки были самые разнообразные. По всем предметам, кроме истории. По истории у него всегда сияли твёрдые и гордые пятёрки. Они не просто сияли в журнале, они сияли на всю школу, потому что от первоклассников до директора все знали: Полянкин влюблён в историю. А одноклассник Серёжка Зноев насмешливо называл Вячу летописцем Нестором. Сам-то Серёжка о Несторе знал лишь понаслышке. И вообще, по мнению Вячи, Зноев был из тех людей, которые думают, что вся история берёт начало со дня их рождения.
Кто знает, рассуждал Вяча Полянкин, не сделай я такую запись, может быть, произошла бы непоправимая ошибка, непростительное упущение. Тогда лет через триста или пятьсот люди читали бы в энциклопедиях об этом событии: "Дата встречи неизв." (это значит "неизвестна") или: "ок. (это значит "около") 1950-2000 гг.".
Вот, например, упоминается в нынешней энциклопедии какой-нибудь древний философ, учёный, полководец, зодчий или стихотворец. И всё в энциклопедии о нём есть: строил пирамиды, храмы или крепости, лепил бюсты полководцев, изобретал колесницы и камнеметательные машины, совершал походы, открывал новые земли и острова, завоёвывал чужие страны, писал оды и сонеты. А когда родился, умер или встретился с другим великим, опять "неизв." или "ок.".
Имя древнегреческого математика и механика Архимеда сверкает в мировой истории. Это имя знакомо каждому шестикласснику. Законы Архимеда живут тысячелетия. Это он изобрёл рычаг и сказал: "Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю".
Легенда гласит: царь Гирон собрал много рабочих, чтобы спустить на воду большой корабль. Но корабль был велик, и рабочие ничего не смогли сделать. Появился Архимед и сказал: "Вот тебе, владыка, конец верёвки. Потяни её!" Царь потянул за конец, и корабль легко сошёл на воду.
Тогда, более двух тысяч лет назад, это показалось невероятным чудом. А сейчас наш шестиклассник усмехнётся и скажет: "Что ж тут особенного! Архимед изобрёл полиспаст – систему блоков. Конец верёвки от этого полиспаста он и подал царю".
Мы знаем законы Архимеда и часто пользуемся его механизмами. Велик был сиракузский учёный, а о его рождении и смерти в энциклопедии написано: "ок. 287-212 до н. э." (до н. э. означает "до нашей эры"). Люди не записали даты, и потому мы теперь точно не знаем, когда Архимед родился и когда в родном городе Сиракузах римляне его убили.
Так рассуждал школьник Полянкин, делая первую запись в новой книжке 7 июня 1973 года.
А вообще-то день 7 июня 1973 года был самый обычный. Солнце взошло точно по календарю – в 3 часа 48 минут и закатилось тоже без опоздания – в 21 час 09 минут.
В тот день рано утром Вяча Полянкин, запыхавшись, прибежал к своему другу Антоше Прилучному и закричал:
– Эврика!
Известно, что это слово прокричал Архимед, открыв свой знаменитый закон. Слово означало "нашёл", "открыл".
Вяча потрясал какой-то газетой и ещё раз ликующе крикнул:
– Эврика, Антон! Эврика!
– Что ты открыл? – спросил всегда спокойный и всегда уравновешенный Антон. – Что ты нашёл?
Антоша был занят конструированием радиоприёмника совершенно нового типа, и вторжение Полянкина его сейчас совсем не обрадовало, хотя они и были закадычными друзьями.
Комната, в которой занимался своим делом Антоша, представляла собой что-то среднее между мастерской, корабельной радиорубкой и маленькой электростанцией. Её опутывали разной толщины и разных расцветок провода. Небольшой пульт с приборами и рубильниками был укреплён на стене. В углу стоял верстак с маленькими параллельными тисочками. Над верстаком, тоже на стене, в аккуратном, почти симметричном порядке были развешаны слесарные и столярные инструменты. Антоша был одержим техникой, изобретательством и конструированием.
– Ну что? – нетерпеливо переспросил он. – Узнал, когда родился Наполеон?..
– Сам ты Наполеона – огрызнулся Вяча. Наполеон родился пятнадцатого августа тысяча семьсот шестьдесят девятого года. А ты посмотри! Читай! Или нет, давай вместе почитаем. Ты знаешь, кто такой Иван Рябов?
– Ещё бы не знать! Я здесь, в Архангельске, родился. Иван Рябов – лодейный кормщик, который спас наш город.
Антоша сел на диван и развернул газету. Вячеслав пристроился рядом. И друзья прочитали в газете о том, что в ближайшее время в Архангельск выезжает киносъёмочная группа и будет снимать новый художественный исторический фильм под названием "Сказание об Иване Рябове".
Иван Рябов...
В честь Ивана Рябова назван большой океанский корабль. В Архангельске есть улица имени славного помора. Здесь все жители от мала до велика знают о подвиге отважного русского человека, который жил у Белого моря во времена Петра Первого и которого называют северным Сусаниным.
Тогда шла война со Швецией. Вражеская эскадра вошла в Белое море в надежде захватить Архангельск. На взморье шведы взяли в плен молодого русского рыбака Ивана Рябова и под страхом смерти приказали ему вести свои военные корабли по Северной Двине к городу. Подумав, отважный и смекалистый помор согласился, но повел чужеземные корабли не по фарватеру, а посадил их на мель под огонь пушек русской Новодвинской крепости. В бою под крепостью шведы потеряли фрегат, большую яхту, много оружия и знамена, которые оказались трофеями русских. Потерпев поражение, незадачливые захватчики позорно бежали. Так, благодаря бесстрашию простого русского помора, был спасён город Архангельск.
Ещё во время боя враги расстреляли на палубе Ивана Рябова и его товарища Дмитрия Борисова. Но Иван не был убит. Раненный, он упал и притворился мёртвым. Покидая корабль, шведы не заметили этого, и Иван Рябов после их бегства спасся.
– Эх, – вздохнул Вяча Полянкин, – вот знаем мы, когда Иван Рябов совершил свой подвиг, а когда он родился, где и когда умер, опять "неизв.", как сказано в энциклопедии.
Прочитав в газете заметку о кинофильме, мальчики долго молчали. Потом они снова перечитали заметку.
Наконец Антоша сказал:
– Это же здорово! К нам приедут кинорежиссёры и кинооператоры.
– И киноактёры, добавил Вяча. – Конечно, здорово! Я ещё никогда не видел, как снимают фильм.
– Нужно узнать, когда они приедут. И тогда посмотрим.
– А где мы узнаем?
– Давай позвоним в редакцию, – предложил Антоша.
– Так ведь газета московская. Куда позвонить?
– Мы сходим в музей. Может быть, там знают.
– Эврика! – воскликнул Вяча. – Это правильно – музей. А ещё, Антон, вот что. Мне кто-то говорил, что в Архангельске живут потомки Ивана Рябова. Это, наверное, какие-нибудь праправнуки, а всё равно потомки. Ведь есть же в Архангельске потомки Пушкина, и их знают. А нам теперь нужно найти потомков Ивана Рябова! Приедут кинорежиссёры и удивятся. Будут снимать Ивана Рябова, а рядом с ними – живой потомок героя...
– Где же их найдёшь, твоих потомков? – усмехнулся Антоша.
– Не моих, а Рябова. Нужно пойти в адресное бюро и там узнать, где живут какие-нибудь Рябовы.
– А если их сто? Как узнаешь, потомки они или не потомки? Может быть, они и сами этого не знают.
– А мы узнаем, – упрямо сказал Вяча.
Мальчики ещё дважды перечитали заметку о приезде кинематографистов.
– Не будем терять времени, Антон. Одевайся! Поедем в адресное бюро.
На улице ребятам встретился их одноклассник Ян Эрмуш, сын капитана дальнего плавания. В одной руке он держал маленький транзистор.
– А я к тебе, Антоша, – сказал смущённо Ян. – Вот транзистор почему-то замолчал. Посмотри, пожалуйста!
– Не до транзисторов сейчас! – решительно заявил Полянкин. – Мы идем разыскивать потомков Ивана Рябова!
Ян Эрмуш был внуком эстонского портового рабочего, который ещё в первую мировую войну приехал в Архангельск. Когда в восемнадцатом году американские, английские и французские войска захватили город, большевик Эрмуш остался в подполье. Но интервенты выследили и схватили его, а потом расстреляли на Мхах.
Ян родился через сорок лет после гибели деда. Отец его редко бывал дома. На своём огромном океанском теплоходе он надолго уходил в заграничные рейсы, в далёкие европейские и африканские порты. Ян походил на отца. Светловолосый, молчаливый и застенчивый, он был крепким и сильным. Гимнаст и яхтсмен, он оживлялся лишь тогда, когда разговор заходил о спорте.
Вяча Полянкин совсем не ожидал, что Ян может войти в их содружество по поискам потомков Ивана Рябова. Но, узнав, зачем нужны потомки знаменитого кормчего, Ян удивил друзей.
– Я знаю, где живёт один Рябов. – Он с отцом плавал. Боцманом.
– Знаешь, где живет Рябов? – недоверчиво спросил Вяча. – Так чего же ты молчишь?
– Я не молчу, я говорю: знаю, где живёт боцман Рябов, который плавал с моим отцом.
– Так пойдём скорее к нему!
– Пойдём, – согласился Ян. Только это далеко, в Соломбале.
– Хоть на Северном полюсе. Пойдём!
Спустя пять минут ребята уже ехали в автобусе в сторону Соломбалы.
Боцман Рябов
Вскоре они стояли перед одноэтажным трёхоконным домом на тихой окраинной улочке.
Это был дом, каких множество на улицах Соломбалы. Во дворе за забором на ветвях молодых тополей робко проступала зелень будущей листвы – лето запаздывало. Слышалось прерывистое повизгивание пилы. Из глазка-отверстия в крашенной охрой калитке свисал кончик тонкой верёвки с узелком.
Подталкивая друг друга, мальчики в нерешительности поглядывали на окна с белыми полотняными занавесками.
– Открывай, Ян! – сказал Вяча.
– Нет, Вяч, лучше ты.
– Так ведь ты его знаешь, этого Рябова.
– Я не знаю его. Его знает отец.
– Эх, махнул рукой Вяча и дернул веревочку.
Звякнула щеколда, и калитка открылась. Вяча Полянкин шагнул во двор, за ним вошли Ян и Антоша.
– Эге! Чего вам нужно?
Худенький белобрысый мальчуган удивленно уставился большими синими глазами на пришельцев. Он стоял перед козлами и держал в руках пилу-лучковку. На козлах лежала толстая чурка.
– Мы к товарищу Рябову, – смелея, сказал Вяча и вдруг отступил.
Из конуры, что стояла в глубине двора, выскочили две собаки – огромная, похожая на волка, рыжеватая лайка и неопределённой породы мохнатый комочек из тех, которых зовут кабысдохами. Обе сделали выжидательную стойку и угрожающе рычали.
– Юнга! Адмирал! На место!
Собаки, неохотно повинуясь, вернулись к конуре и улеглись на траве, не очень дружелюбно поглядывая на незнакомцев.
– Дядя Степан скоро придёт, – сказал мальчуган, откладывая пилу. – Зачем он вам?
– Надо. А ты его сын?
– Какой же я его сын, если дядей зову. Племянник я.
– А ты не знаешь, он не потомок того Рябова?
– Какого ещё того? Он сам Рябов.
– Ивана.
– Он сам Иванович. Значит, сын Ивана.
– Да нет, тот Иван Рябов – кормчий. Он при Петре Первом жил. И ещё Архангельск спас. Степан Иванович – не потомок его?
– Потомок... наверное, – неуверенно сказал племянник Рябова. – Вы садитесь и ждите. А мне некогда, нужно напилить дров до прихода дяди.
– А ты тоже Рябов? – поинтересовался Вяча. – Как тебя зовут?
– Не, я не Рябов. Фамилия моя – Трапезников. Дед у меня из Поморья. А зовут меня по-разному: отец – Георгием, мама – Юрой, бабушка – Егорушкой, а дед – Егором-Беломором.
– Егором-Беломором? – повеселел Вяча. – Вот и мы тебя будем так звать. Дядька Беломор... Вот здорово! А меня зовут Вяч. Вячеслав, значит. Дело у нас историческое. Расскажем – ахнешь!
– Ладно, не мешай, отмахнулся Егор-Беломор.
– А никто тебе и не мешает. Пили себе.
Егор ничего не ответил и продолжал пилить.
– Адмирал – это тот, здоровый, да? – нашёл новую тему для разговора Вяча. – Это лайка, я знаю. Лаек любил адмирал Макаров.
– Ничего ты не знаешь. Егор опять отложил пилу. – Адмирал это который маленький, беспородный. А у большого пса кличка Юнга.
Ребята даже не поверили: как же так – малыша зовут важным именем Адмирал, а большого пса кличут Юнгой.
– Забавно, сказал Антоша.
– Это специально, чтобы было забавно, – подтвердил Егор. – Дядя Степан весёлый. И он всё умеет, что хочешь смастерит.
– Ну что, например? – полюбопытствовал Антоша.
– Я же сказал: всё, что захочешь!
– А вот космический корабль ему не построить, – язвительно ввернул Вяча.
– Сказал тоже! Да разве один человек может построить такой корабль? Его, наверно, сотни учёных, инженеров и рабочих строят. Дурень ты, Вяч, как я погляжу.
– Ладно, не спорьте, – примирительно сказал Антоша. – А в приёмниках Степан Иванович разбирается, не знаешь?
– Не знаю, может, и разбирается. У них тут и приёмник и телевизор есть. Каждый день кино смотрим.
– А ты какие картины любишь смотреть? – спросил Вяча. – Исторические любишь?
– Я всякие люблю. А больше всего знаете что я люблю?
– Смотреть футбол, да? – наконец вступил в разговор Ян.
– Не-е. Я люблю не смотреть, а рыбу ловить.
– Рыбная ловля – это тоже спорт, – заметил Ян.
– Спорт? – рассмеялся Егор. – Мой дедушка рыбу ловит – и он спортсмен, что ли? Дедушке уже семьдесят лет...
– А чем он ловит?
– А всем: неводом, сетями, рюжами.
– Ну тогда он не спортсмен, со знанием дела сказал Ян. – Спортсмены ловят рыбу спиннингом или просто удочкой. Где же твой дедушка сетями ловит? Это же запрещено!
– Мой дедушка в Поморье живёт. А рыбу ловит в море. И на озёрах с колхозной бригадой.
– Тогда другое дело. Это, конечно, не спорт. Это промысел.
Егор вдруг спохватился и снова принялся за лучковку.
– Когда же Степан Иванович придёт? – спросил Антоша, взглянув на наручные часы.
Егор с уважением посмотрел на Антона.
– Он скоро должен быть. Судно своё "Буревестник" сдаёт на слом. Старое уже судно, а жалко. Красивое, большое, парусное. – Егор по-взрослому тяжело вздохнул. – А у тебя часы откуда? Подарили?
– Просто дома валялись. Их в мастерской ремонтировать отказались. А я взял и отремонтировал.
– Сам? – недоверчиво спросил Егор.
– Он даже приёмники ремонтирует, – не удержался Вяча. – И не только ремонтирует, а конструирует! Это тебе не рыбу ловить.
Егор ещё что-то хотел спросить, но в это время брякнула щеколда, калитка отворилась, и во двор вошёл бородатый человек в парусиновой куртке, в фуражке с маленьким козырьком и в высоких сапогах. Борода у вошедшего была не большая – лопатообразная, и не маленькая – клинышком, а средних размеров – поморская борода.
Ребята сразу догадались, что это вернулся домой хозяин, боцман "Буревестника" Степан Иванович Рябов.
– Дядя Степан! – закричал Егор и бросился навстречу пришедшему.
За ним, уже не обращая внимания на незнакомцев, стремглав понеслись Юнга и Адмирал.
Так встречают только очень дорогого и желанного человека.
– Ого, да у тебя, никак, гости, Егорушка! – обняв за плечи племянника, весело сказал Степан Иванович.
– Они не ко мне, а к тебе.
– Ко мне? – удивился Степан Иванович и оглядел ребят. – Ну что же, гостям всегда рады. На пеньковом канате четыре узла. Вас четверо, прибавьте боцмана, пять пишем, капитан в уме. Это такая у меня поговорка. Добро!.. Юнга, Адмирал, на место!
Вероятно, в душе проклиная пришельцев, которые лишили их приятной встречи с хозяином, собаки поплелись к конуре.
– Скажите, вы не потомок... начал нетерпеливый Вяча.
– Да подожди ты! – одёрнул его Антоша.
– Боцман Рябов, хозяин палубы трёхмачтовика "Буревестник"! – сказал Степан Иванович, пожимая ребятам руки. – В дом пойдём или здесь потолкуем? Пожалуй, здесь лучше. Егорушка, скажи тёте Ирише, пусть кваску кувшин нальёт.
Егор ушёл в дом, а Степан Иванович пригласил мальчиков присесть за стол, что стоял под тополем. Рядом с тополем росла седая замшелая берёза, похожая на древнюю старуху. И тут же, словно внучка к бабушке, протягивала к ней ярко-зелёные, нежные ветви совсем юная, чистая и свежая белоствольная берёзка.
– Юнга! – крикнул боцман.
И пёс вмиг подбежал к столу.
Рябов снял фуражку, подал Юнге и приказал:
– Отнеси в дом!
Юнга осторожно взял фуражку зубами, взбежал на крыльцо и скрылся за дверью, легко открыв её передними лапами.
Всем трём друзьям боцман сразу же понравился.
"Весёлый, – подумал Вяча. – Конечно, это прямой потомок Ивана Рябова".
"Какие у него руки! – размышлял Антоша. – Прав, конечно, Егор, эти руки многое умеют делать".
А Ян глядел на крепкую фигуру боцмана и думал: "Пожилой уже, а сразу видно: и парус легко поднимет и в гребле молодым не уступит".
– Ну, так по какому делу понадобился вам боцман Рябов? – прервал раздумья гостей хозяин.
Так "...на острове Соломбала произошла знаменательная встреча..." – как об этом записал Вячеслав Полянкин.
Соломбала
"На острове Соломбала произошла знаменательная встреча..." А что это за Соломбала такая? – может быть, не без усмешки полюбопытствует иной читатель. Да так, конечно, не ахти что, но и не очень местечко безвестное. Знающий старожил-соломбалец может не без гордости сообщить вам, что о Соломбале писали литератор-декабрист Бестужев-Марлинский, великий русский поэт Николай Алексеевич Некрасов, выдающийся советский романист Алексей Толстой и писатель Вениамин Каверин в своих "Двух капитанах".
Внимательно приглядитесь к старому боцману Степану Ивановичу Рябову, и вам не нужно будет знакомиться по крайней мере с половиной взрослого населения Соломбалы. Коренные соломбальцы – мореходы, кораблестроители и судоремонтники – прожили большие и разные жизни, но у них у всех много общего.
Если присесть поближе к огню, если впереди длинный и тихий вечер, о моряках-соломбальцах можно услышать немало занимательных историй. И будьте уверены, рассказы соломбальских капитанов и механиков, матросов и кочегаров, шлюпочных мастеров и судовых корпусников окажутся не скучнее стивенсоновских. Если нужно, будут и штормы и кораблекрушения, морские сражения и плавание на обломках мачт и на льдинах – словом, самые необычайные приключения.
Старики в Соломбале мудры, степенны и общительны. Многие из них, плавая, повидали полсвета, дальние моря и чужеземные страны. Судоремонтники ещё в детстве помогали своим отцам шить карбаса и шлюпки ивовой вицей, а в первые годы стахановского движения ставили на электросварке мировые рекорды. Даже незнакомые между собой старые соломбальцы, встречаясь, приподнимают фуражки в знак приветствия, иногда останавливаются и начинают разговор о рыбалке, об окраске сетей, об остойчивости поморских карбасов и корабельных шлюпок, о далёком былом.
Соломбальские женщины веселы и говорливы. И случись какое-нибудь событие, через полчаса уже вся Соломбала знает об этом. А Соломбала теперь не так уж мала. Хотя жительницы морской слободы и сейчас редко пользуются телефоном, они могут соперничать с самыми совершенными средствами связи.
И мальчишки в Соломбале и такие же, как всюду, и не такие. Все они отличные пловцы и заядлые рыболовы. Все влюблены в морс и речные просторы, в корабли и в свои посудинки – моторные катерки и лодки, шлюпки, карбаса и самодельные байдарки.
Запахи недалёкого моря овевают морскую слободу Соломбалу. Улицы здесь тихие, и многие из них густо зарастают травой. Всюду из-за заборов смотрят мелколистные застенчивые тонкие берёзки, высокие стройные тополя, осыпающие тротуары и дорогу обильным пухом. Чуть ли не у каждого дома красуются черёмухи, рябины, кусты смородины и малинника. Только на главной улице, идущей от реки Кузнечихи и судоремонтного завода, шумно и оживлённо. Грузовые и легковые машины и автобусы мчатся в ту и другую сторону.
Узкая речка Соломбалка – канал, прорытый ещё по приказу Петра Первого, заполнена катерами и лодками самых разнообразных размеров, форм и расцветок.
В затоне, в доках и у причалов судоремонтного завода стоят пароходы, теплоходы, буксиры, катера. Трубы и мачты их видны издалека. Неистовый треск пневматической клёпки, компрессорные выхлопы, грохот отгружаемого листового железа – весь этот шум незнакомому человеку может показаться шумом разрушения, а на самом деле это шум созидания и восстановления.
Таков остров, на котором произошла "знаменательная встреча" боцмана Степана Ивановича Рябова с юными друзьями Вячей Полянкиным, Антошей Прилучным и Яном Эрмушем.
– Ну, так по какому делу понадобился вам боцман Рябов? – спросил Степан Иванович.
– Вы слышали об Иване Рябове? – смущаясь, спросил Антоша.
– Который при Петре Первом спас Архангельск, – поспешил разъяснить Вяча.
– Кто же о нём не слыхал! – улыбнулся Степан Иванович.
– А вы ведь тоже Рябов... Вы, случайно... не потомок его?
Вопрос рассмешил боцмана.
– Да кто же его знает, потомок я или не потомок. Никогда не думал об этом и не выяснял. Знаю только, что кормчий Рябов не был графом. И я тоже – не граф и не князь. Это только графы и князья свою родословную знали и помнили. На Севере Рябовых хоть не пруд пруди, а всё же фамилия такая частенько встречается. Да к чему вам это?
Ребята наперебой принялись рассказывать Степану Ивановичу о кинофильме, показали газету и стали объяснять, для чего они ищут потомков Рябова.
– Ясное дело, дядя Степан – потомок, – сказал, незаметно подойдя, Егор.
– Это не так важно, ребятки, – сказал Степан Иванович. – Архангельск-то спас Иван Рябов, а не потомки. Только разве интересно узнать, что его потомки теперь делают, достойны ли они своего знаменитого предка.
Егор поставил на стол ведёрко с квасом и кружки.
– А вот скажу я вам, что раньше слышал. – Степан Иванович разлил квас и подвинул кружки мальчикам. – Где-то будто бы сохранился кафтан Ивана Рябова. Царь Пётр ему кафтан пожаловал со своего плеча за верную службу отечеству. А кафтан с царского плеча в то время был самой большой наградой. Орденов и крестов тогда ещё не давали.
– А первый орден Пётр и учредил, – сказал Вяча. – Орден Андрея Первозванного... Ого, ребята, нужно искать не потомков, а кафтан Ивана.
– Может быть, этот кафтан как раз у потомков и хранится, – высказал предположение Егор.
– Значит, потомков и нужно искать! – заметил Антоша.
А Степан Иванович продолжал рассказ:
– Приезжали сюда из Москвы учёные. Они тогда ещё из Архангельска домик Петра увезли. Искали и кафтан Ивана Рябова, да, кажется, не нашли. А в том кафтане, говорят, будто бы петровская благодарственная грамота спрятана была.
Мальчики с изумлением слушали боцмана. Кафтан Ивана Рябова, да ещё петровская грамота! Нет, Вяча Полянкин такое упустить не мог. Это же история! Это же исторические реликвии, которым и цены нет. Искать, искать!
Вяча так и заявил:
– Будем искать кафтан Ивана Рябова! За это нам будут благодарны наши потомки!
– А я завтра к дяде Степану на "Буревестник" поеду, – сказал Егор, которого мысль о поисках кафтана знатного кормчего не слишком увлекала.
– А нам можно? – спросил Антоша.
– Приезжайте, все вместе и приезжайте! – пригласил боцман. – Покажу вам свой парусник. А то его скоро на слом. Добрая была посудина – трёхмачтовая! Приедете – там и решим: может быть, вместе и за поиски кафтана примемся. Боцмана "Буревестника" на пенсию собираются провожать. Время теперь будет. Приезжайте!
На этом и договорились.
На "Буревестнике"
Главным в этой поездке был, конечно, Егор. Во-первых, боцманом на "Буревестнике" был его дядя. И во-вторых, только Егор знал, куда нужно ехать.
Встретились ребята на пристани пригородного сообщения, где к берегу Северной Двины выходит знаменитая в Архангельске улица Поморская.
– За мной! – скомандовал Егор, когда Антоша купил в кассе билеты на теплоход.
По правде сказать, Вяче Полянкину не очень нравилось подчиняться маленькому Егору-Беломору, но ничего не поделаешь... И Вяча нехотя потянулся за Егором. За ним двинулся Ян. Антоша замыкал шествие. Это было вопреки всяким правилам: левофланговый, самый маленький, следовал в голове "колонны", а правофланговый, самый высокий, замыкал её.
Небольшой белый пассажирский теплоход издали казался игрушечным. На самом деле он был не такой уж маленький.
И на теплоходе Егор продолжал вести себя начальственно. Когда он сказал, что нужно идти на корму, Вяча воспротивился:
– Не командуй! Ростом ещё не вышел.
– Эх, ты! – укоризненно сказал Егор.– Хвастаешься, что знаешь историю... Забыл, что полководец Суворов был маленького роста?
Вяча захохотал:
– Сравнил! Великий Суворов и Егор-Беломор! Что ты с кормы увидишь? А там всё видно!
И он пошёл на нос.
Но Антоша и Ян двинулись за Егором на корму.
Северная красавица Двина у Архангельска раздольно широка и по-русски величава. Полтора километра от берега до берега – редко где на других реках увидишь такой простор! В штормовую погоду на Двине не только на катере или на шлюпке, но даже на небольшом буксирном пароходе небезопасно. Зато в штиль река как-то по-особому ласкова: она словно дремлет. Но и тогда чувствуется её богатырская мощь, её могучее дыхание. А при отливе течение бывает такое стремительное, хотя издали почти незаметное, что против него в две пары вёсел не выгребешь.
Да, чудесна Северная Двина при всякой погоде! Но особенно она хороша тихими летними вечерами перед закатом солнца.
Когда теплоход неторопливо отвалил от причала, внимание пассажиров привлекла чайка.
На всех морях, на всех реках есть чайки. Плавный, будто бы задумчивый, полёт их словно гипнотизирует. Чайка в полёте, вероятно, одна из самых красивых птиц.
Чайка над теплоходом спокойно совершала круг над рекой. Порой птица прекращала свой и без того медлительный полёт и замирала в воздухе. И это завораживало, казалось чудом.
Сидя на носовой скамейке, или, как говорят моряки, на банке, Вяча смотрел то на чайку, то на корму, на своих друзей. Они там о чём-то запальчиво спорили. Но о чём?..
Вяча опять посмотрел на чайку. Она кружила над теплоходом и, казалось, жаловалась на своё одиночество. И Вяча, к которому редко приходила грусть, понял, что он сейчас, как эта чайка, одинок, только по своей вине.
Северная Двина напряжённо трудилась. По фарватеру шёл огромный иностранный океанский лесовоз, но Вяча даже не посмотрел на его кормовой флаг, не поинтересовался – норвежец это, голландец или швед. Раздувая перед собой и по бортам пенистые усы, пронёсся быстроходный катер. Грациозно накренив косой, наполненный лёгким ветром парус, скользила по реке белобокая яхта. Но и этой красоты Полянкин словно не замечал.
Он уже хотел перебежать к друзьям на корму, но раздумал и решил ждать пристани. Ему показалось, что он устал, и он прикрыл глаза.
С закрытыми глазами он видел Студёное море, как в былые времена называли море Белое. На море – поморские кочи и лодьи, отправляющиеся к далёкому полярному острову – батюшке Груманту. Так раньше называли Шпицберген. Видел корабль англичанина Ричарда Ченслера, первое иностранное судно на Беломорье, и с позором посаженные на мель у Новодвинской крепости корабли шведских пиратов. Он видел гордые фрегаты и торговые суда Петра Первого. Ему чудился маленький двухмачтовик "Святой Фока", на котором Георгий Седов из Архангельска устремился к Северному полюсу. А потом представилась революционная "Аврора", дважды побывавшая на здешних рейдах.
Когда теплоход причалил к пристани, Вяча без трапа, первым, спрыгнул с борта и, поджидая друзей, принял независимый вид.
– Теперь куда? – спросил он как ни в чём не бывало.
Егор насмешливо взглянул на Вячу и, обращаясь к Антону и Яну, сказал:
– Пойдёмте!
Но Вяча почувствовал: ему простят. Дружба наладится.
Сначала шли по берегу мимо небольшой деревеньки. А дальше берег был пустынным.
Песчаная полоса тянулась от воды метров на пятьдесят. Ещё дальше угадывалась кочковатая болотина, поросшая редким и низкорослым кустарником. И совсем далеко-далеко вправо густо синели сумрачные хвойные леса. Места те были озёрными. Водилась тут в изобилии лесная и водоплавающая птица. Ездили туда охотники и рыболовы да знатоки лесных троп – грибники.
А песчаный низкий берег был давно облюбован мальчишками. Они приезжали сюда на лодках, разжигали костры и чувствовали себя здесь вольготно. В солнечную жаркую погоду ребята целыми днями купались или ловили на удочки подслеповатых колючих ершей. Кроме ершей, пескарей да несъедобной колюшки, на чистых песчаных местах никакой рыбы не водилось. Редко-редко, случалось, попадала на крючок неосторожная сорожка.
Друзьям пришлось ждать лодку, кричать: "Перевоз!"
Лодочником оказался парнишка, пожалуй, младше Егора. Когда лодка пристала к берегу и Антоша спросил: "Сколько с нас?" – он ответил: "По три копейки. Как у вас в трамвае".
Антоша протянул лодочнику пятнадцатикопеечную монету. Тот спокойно взял деньги, порылся в карманах и протянул Антону сдачу – девять копеек.
– Почему девять? – спросил удивлённо Антоша. – Нас четверо. Считать не умеешь?
– Двое гребли, – равнодушно ответил парнишка. – Кто гребёт, мы с того не берём.
– Чудак, – сказал Антоша. – Забирай себе на мороженое.
Но парнишка даже побледнел и стал заикаться:
– Я раб-ботаю. Мне лишних ден-нег не надо. Вылезай!
Ребята вылезли из лодки, и перевозчик озабоченно занялся в лодке какими-то делами. На своих пассажиров он уже не обращал ни малейшего внимания.
Высокие мачты "Буревестника" ребята увидели издали, ещё с лодки. И вот парусник перед ними во всём своём картинно-романтическом великолепии.
Он был стар, но выглядел красавцем, этот трёхмачтовый морской странник. Для плавания он уже не годился. И не только потому, что его корпус состарился, а потому, что самые разнообразные машины – умные, мощные, безотказные – давно заменили в основном флоте не всегда надёжные паруса, которые остались лишь на спортивных и прогулочных яхтах.
После того, как со старого судна списали всю команду, для него уже не находилось места у портовых причалов. Его отбуксировали за острова и поставили на якорь у дальнего, густо поросшего ивняком, песчаного берега. Парусник был приговорён к слому и ожидал своей горестной участи. Оставался на "Буревестнике" для охраны лишь один боцман – Степан Иванович Рябов.
Но хотя команды на паруснике не было, на его палубе, на мостике, в каютах и кубриках, даже в трюмах, царил безукоризненный порядок. Старый боцман не только мыл, чистил, драил, он ремонтировал, подправлял, подкрашивал на судне всё, что приходило в ветхость, ломалось или портилось от непогоды.
Обычно боцман на судне считается хозяином палубы. Боцман Рябов теперь был хозяином всего "Буревестника". Боцман на судне – старший среди матросов. Степан Иванович теперь был старшим только над собой. Боцман прежде всего должен знать плотницкое и малярное дело. Рябов был не только опытным маляром и плотником, но и искусным столяром, умелым жестянщиком. Он уже давненько научился без помощи машинистов ремонтировать лебёдку и брашпиль – якорную машину, мог самостоятельно заменить электропроводку. И если бы на судне, на котором плавал боцман Рябов, случайно не оказалось кока – судового повара, команда без обеда или без ужина не осталась бы. Плавать Степан Иванович начинал камбузным мальчонкой, и тогда его звали просто Стёпкой.