Текст книги "Первосвященник (СИ)"

Автор книги: Евгений Иафетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Такая политика предсказуемо дала результаты, и с 1860-х годов, изоляция иудеев начала ослабевать, их патриархальная община отступала перед желанием молодых евреев интегрироваться в светское общество и пользоваться его благами. Всё большее число иудеев принимало русский язык и обычаи. Усилилась внутренняя борьба старшего и младшего поколений иудеев, из которых первое совершенно отгораживалось от русской среды, а второе устремилось к слиянию с ней, выходя из-под власти своих стариков. Царские власти активно поддерживали еврейских реформаторов, и уже тысячи иудеев поступали в гимназии и университеты, заключали смешанные браки, принимая христианство и переставая идентифицировать себя как часть иудейской общности, становясь "россиянами".

Царствование Александра Третьего с самого начала ознаменовалось еврейскими погромами. В народе сложилось убеждение в полной безнаказанности самых тяжелых преступлений, если только таковые направлены против евреев. В консервативных газетах развернулась мощная антисемитская кампания. "Россия для русских" – набирал популярность лозунг, брошенный Катковым на страницах его "Московских ведомостей" ещё в 1867 году. "Национализм – великая сила, которая ещё покажет себя в истории и неведомо к какому приведёт концу" – писал по этому поводу обер-прокурор Святейшего Синода.

Солдаты и казаки защищали погромщиков, а нередко и сами стреляли в евреев на улицах. Торговцы ломали еврейские лавки и шинки, а беднота грабила еврейское имущество.

Попустительская политика местных властей сочеталась с массовыми слухами о том, что существует указание правительства "бить евреев", а медлительная и уклончивая реакция властей центральных только укрепляла в этом общественное мнение. Примечательно, что в тех местах, где администрация выступила против погромов – их не было вообще. Также существуют многочисленные подтверждения того, что организаторами большинства погромов были приехавшие из других городов шайки деклассированных элементов – так называемая "босоногая команда" – под руководством неизвестных лиц, у которых были списки всех помещений, принадлежавших евреям.

Если преступление доходило до суда, то открытые двери заседаний давали печати возможность сделать историю погрома достоянием всего общества. На скамью подсудимых, наряду с грабителями и убийцами, сажали жертв, защищавших свою жизнь и жизнь близких, что многими расценивалось как предостережение евреям не прибегать к самообороне.

Новая законодательная дискриминация и погромы 1880-х годов разрушили предыдущие усилия правительства по ассимиляции иудеев и вызвали их ответную реакцию – часть еврейской молодёжи вступила в ряды революционных организаций, а часть вернулась в среду национальной общины. К концу 1880-х годов доля евреев среди революционеров увеличилась в 10 раз, исходя из данных дознаний по политическим делам, хотя в целом при Александре Третьем произошло резкое уменьшение протестных выступлений, характерных для второй половины царствования его отца.

В то же время для укрепления традиций и исторической памяти русского народа было сделано немало. Так обер-прокурору Святейшего Синода принадлежит инициатива широкого празднования в 1885 году 1000-летия памяти святых Кирилла и Мефодия, а в 1888 году – 900-летия принятия христианства на Руси. Печатное слово и христианская вера – Победоносцев всегда придавал этим вопросам особое значение.

И едва только рассуждения о свободе слова начинали выходить из области идей и приближаться к делу, как из высшей сферы управления поднимался крики о том, что Государство в опасности, и что пора прекратить соблазнительные речи. Под пристальным надзором Победоносцева находились не только газеты, журналы и книжные издания, но даже репертуары театров. По его инициативе в 1882 были изданы временные правила о печати, утвердившие Высшую комиссию и усиливавшие полицейский надзор за всей периодической литературой. Любое неугодное издание отныне могло быть закрыто как решением министра внутренних дел, так и решением обер-прокурора. По инициативе Святейшего Синода за несколько лет были запрещены около 10 либеральных изданий и 72 книги.

При этом в том же 1882 году было возобновлено издание "Гражданина", закрытого в 1879 году за политическую пропаганду. И со страниц этого журнала, как и прежде, зазвучали призывы "поставить точку" реформам Александра Второго.

Идеологическую поддержку контрреформ обеспечивал один из наиболее влиятельных журналов – "Русский вестник" Каткова. Основанный группой либерально настроенных литераторов, в 1860-х годах журнал становился всё более консервативным, и одним из первых в русской печати меняет литературное направление на политическое. В журнале печатаются реакционные деятели, в том числе сам обер-прокурор. Другое "правое" политическое издание, руководимое Катковым – крупнейшие в стране "Московские ведомости" – газета, некогда принадлежавшая Московскому университету и арендованная в 1779 году уже известным нам Новиковым.

Обвинения в клевете, периодически предъявляемые Каткову, опровергал лично Победоносцев лично перед императором, уверяя в своих многочисленных записках, что "Каткову можно поверить". "Никогда еще, кажется, отец лжи не изобретал такого сплетения лжей всякого рода, как в наше смутное время" – писал Победоносцев в своей статье "Печать".

Михаил Лонгинов – активный либерал и вольнодумец круга "Современника", закадычный приятель Некрасова и Тургенева, чью прижизненную славу составляли порнографические поэмы – стал махровым консерватором и государственником и вскоре занял кресло начальника Главного управления по делам печати. Став "главным цензором" России, он беспощадно вымарывал из произведений своих бывших коллег даже самые незаметные намёки на свободомыслие, прославившись фанатической нетерпимостью к инакомыслию. Его приемник на этом посту – Евгений Феоктистов – из рядов активных либералов и сотрудников журнала "Отечественные записки" пересев в кресло главного цензора России, подписал распоряжение о закрытии своего бывшего издания. Феоктистов с молодости отличался левацкими убеждениям и даже успел принять участие в кружке Петрашевского, за что в 1849 году несколько раз был допрошен в качестве подозреваемого. Время его управления принадлежит к числу едва ли не самых тяжёлых периодов в истории русского печатного слова. За тринадцать лет, проведённых на своём посту, Феоктистов закрыл ряд крупнейших оппозиционных изданий.

Таким образом, свобода слова была уничтожена, вернее – взята под контроль. И сколько талантливых писателей в дальнейшем испытали на себе всю силу государственной власти.

Старик указал рукой на очередную фотографию.

– Кого мы лицезрим? Такой взгляд нам уже хорошо знаком. Обострённая чуткость, внутренняя насторожённость и тревога. Заросшая всевозможными волосами смесь страха и агрессии одновременно. Отнесённые почти к самым ушам скулы и длинная челюсть... Согласитесь, что в обществе такого человека не расслабишься...

Получив рукопись "Детства", Некрасов сразу признал её литературную ценность и представил автора в кружке "Современника", после чего у Льва Толстого установились дружеские отношения с известными литераторами. Наиболее близко он сошёлся с Тургеневым, с которым они какое-то время жили на одной квартире. Однако жизнь Петербурга пришлась графу не по вкусу, "люди ему опротивели, и сам он себе опротивел", и в 1857 году Толстой отправился за границу, где в Лондоне посетил Герцена, после чего выразил своё разочарование также и в европейском образе жизни, написав рассказ "Люцерн".

Писатель задаётся вопросами "зачем" нужны воспитание детей, общественное признание и благосостояние и начинает художественное обесценивание цивилизации. В произведении "Что такое искусство?" он приходит к выводу, что "чем больше мы отдаёмся красоте, тем больше мы отдаляемся от добра". Начинается художественное обесценивание культуры. В итоге, страдающий депрессией писатель отправляется в башкирское кочевье, пытается оправдать пьяного солдата, ударившего своего офицера, а затем начинает ходить пешком из Москвы в Ясную Поляну... Христианская тема начинает доминировать в его творчестве. Считая принуждение злом, Толстой сделал вывод о необходимости упразднения государства, но не путём революции, а путём его саботажа – отказа каждого члена общества от исполнения любых государственных обязанностей, и в начале 1885 года в России происходит первый отказа от военной службы со ссылкой на религиозные убеждения Толстого. Толстовское "опрощение", как образ жизни, становится откровением для многих. При этом, увлекаясь сельским трудом, толстовцы стремились исключать эксплуатацию тяглового скота... Да уж... В 1884 году толстовцы основали издательство, выпуская массовые тиражи книг своего учителя, а в 1886 году выходит первое собрание его сочинений.

Но учение, прекрасно приспособленное к простым нравам сельской жизни, пастушеской и рыбацкой общине первых веков христианства, не смогло превратиться в практическое правило жизни для цивилизованного общества. И в феврале 1887 года Победоносцев написал царю, большое письмо о том, что прочел новую драму Толстого "Власть тьмы": "Какое отсутствие, – больше того, – отрицание идеала, какое унижение нравственного чувства, какое оскорбление вкуса!... Действующие лица – скоты, животные, совершающие ужаснейшие преступления просто, из побуждений животного инстинкта, так же, как они едят, пьют и пьянствуют... И не видать тут живого лица человеческого, – разве что бледная Марина да старик Аким, – и тот какое-то расслабленное создание без воли, только натура добрая и покорная".

И вот уже писатель обесценивает официальную церковь за связь со светской властью, за что в 1897 году толстовство было объявлено вредной сектой, а в 1901 году Святейший Синод официально заявил, что "Толстой отторг себя сам от всякого общения с Церковию", отрёкся от неё, а потому не состоит более её членом. Синодальное определение взбудоражило общественное мнение и привело к морально-нравственному расколу части общества. Ещё бы – власти обидели юродивого! Отныне и уже навсегда внимание печати было привлечено к судьбе писателя и его взглядам, и до 1917 года было издано 10 миллионов экземпляров книг Толстого на 10 языках. Таким образом, идеи ненасильственного сопротивления властям и христианского анархизма получили максимально возможную пропаганду в Империи.

Нет, Эрнст Вольдемарович, это не пустосвят и не юродивый. Это острый ум и душевный хаос. Но здравые голоса о том, что литература Толстого есть напряженное взаимодействие звериной первобытности и интеллектуальных исканий, разрушающее своими противоречиями психическую реальность людей культурных, тонули в общем гомоне литераторов, журналистов и клириков.

«Живое лицо человеческое», о котором так сокрушался Победоносцев, а не «какое-то расслабленное создание без воли, только натура добрая и покорная», вероятно, встречалось обер-прокурору Святейшего Синода на страницах романов его друга – Фёдора Достоевского.

Правительство Александра Второго доставило Достоевскому немало тяжелых неприятностей и после его возвращения с каторги – оно почти до самой смерти держало писателя под негласным надзором и следило за его связями за границей. К началу 70-х, после рулеточных проигрышей, писатель находился в крайней нужде, но в 1872, после знакомства с Победоносцевым, ему предлагают стать редактором журнала "Гражданин".

В кабинете Фёдора Михайловича висел портрет обер-прокурора, и писатель собирал в свою библиотеку все его публикации и издания. Из их переписки видно, что Победоносцев не менее зорко следил за литературной деятельностью Достоевского, сообщал ему материалы и давал оценку почти каждому его изданию. Победоносцев был консультантом писателя по важнейшим вопросам текущей государственной политики, о чём сам Достоевский с признательностью писал ему, отмечая их полную идейную солидарность. "Мою речь о Пушкине я приготовил, и как-раз в самом крайнем духе моих (наших то-есть, осмелюся так выразиться) убеждений, а поэтому и жду может быть некоего поношения" – пишет Фёдор Михайлович Константину Петровичу в 1880 году. Сохранившиеся письма свидетельствуют о том, что обер-прокурор не переставал направлять писателя и в процессе его работы над "Братьями Карамазовыми". Достоевский не скрывает, что он, "душою больной и мнительный", приезжает к Победоносцеву "дух лечить" и слушать "слова напутствия". Нужно помнить, что своими современниками Победоносцев был признан крупным писателем, выдающимся стилистом и знатоком литературы. Впоследствии правительственные критики посвящали целые исследования "литературной деятельности К. П. Победоносцева".

Победоносцев поддерживал контакты Достоевского с Катковым – все большие романы, за исключением "Подростка", Достоевский первоначально печатал в "Русском Вестнике".

Победоносцев организовал похороны писателя, добился особой пенсии его вдове и стал опекуном его детей, и, как опекун, обеспечивал посмертные издания собрания сочинений Достоевского.

Горький писал: "Неоспоримо и несомненно: Достоевский – гений, но это злой гений наш. Он изумительно глубоко почувствовал, понял и с наслаждением изобразил две болезни, воспитанные в русском человеке его уродливой историей, тяжкой и обидной жизнью: садическую жестокость во всем разочарованного нигилиста и – противоположность её – мазохизм существа забитого, запуганного, способного наслаждаться своим страданием, не без злорадства, однако, рисуясь им пред всеми и пред самим собою".

Нет! Пролетарский поэт ошибается, и происходит это оттого, что Достоевский писал совсем не для такой публики, как Горький. Горький считает, что разгадал Достоевского, разглядев в нём скрытый духовный дефект, но не это ценил и взращивал в писателе обер-прокурор Святейшего Синода. По книге "Сто четыре Священные Истории Ветхого и Нового Завета" мать учила Достоевского читать... Единственной книгой, доступной ему на каторге, было Евангелие... Кроме Достоевского ни один из русских писателей не прошёл суровую школу каторги. В своей Пушкинской речи писатель призывал "различать, снимать противоречия, извинять и примирять различия", воспевал "готовность и наклонность нашу ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода", для "великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону". Да, Эрнст Вольдемарович, учение о всечеловеческой любви "арийского рода" в самом лучшем своем проявлении издавна становилось главной силой, расплавляющей его сопротивление в многовековой духовной войне. Но если мотив сопротивления сломлен, и вы считаете, что ни с кем не боретесь – это вовсе не означает, что никто не борется с вами! Да, друг мой – любовь, вечность, красота, вера – всё это может оборачиваться чёрной магией психологической манипуляции, если для манипулятора не представляет никакой ценности, а для жертвы ценность эта настолько велика, что затмевает инстинкт самосохранения.

Правы говорящие, что Достоевский – пророк русской революции, от которого был скрыт истинный смысл его собственных пророчеств. Что он был революцией, которая притворилась реакцией. Достоевский сам пишет в "Дневнике писателя": "Действительно правда, что зарождавшийся социализм сравнивался тогда даже некоторыми из коноводов его с христианством, и принимался лишь за поправку и улучшение последнего сообразно веку и цивилизации. Все эти тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества".

Да, Эрнст Вольдемарович, это Троянский конь. Добродушие – благородное чувство, но благодушие – это неспособность видеть опасность там, где она есть. "Человечным" после Достоевского стало все больное, сломленное, загнивающее, а униженные и преследуемые изгои общества стали проблемами глубокого человеколюбия. Поляки-проходимцы, бессердечные петербуржцы, благородные проститутки, прекраснодушные социалисты и "ж-ды-изуверы", убивающие христианских детей на пасху для "добывания крови"... Это не просто эпилептические психозы или оправдание того, что муки – единственное, что дает право на жизнь. Это духовное изуверство, призванное вызвать у высших слоёв общества пацифистский паралич национального инстинкта самосохранения. Это изощрённая психологическая спекуляция на чувстве ответственности и "несовершенстве мира". Это морально ложные ситуации, доведённые до абсурда, и без возможности выбора "меньшего зла". Скажите, разве в действительности у цивилизованного человека может возникнуть вопрос об издевательстве над ребёнком ради благой цели? У цивилизованного? Кому это может прийти в голову?

"Мы сами иной раз не подозреваем, какую силу отнимаем у людей, легкомысленно передавая им свои впечатления и сомнения. Обнимаю вас от всей души, любезнейший Федор Михайлович! Христос с вами! Ваш К. Победоносцев. 16 авг. 1879" – пишет обер-прокурор Святейшего Синода.

Когда-нибудь германские студенты и профессора, желающие искоренить заразу, будут с радостью очищать свои библиотеки от всевозможной подрывной литературы и публично сжигать на площадях сочинения, пропитанные духовным ядом. Когда-нибудь человеческая культура будет очищена огнём от этой белой плесени.

А в то время Достоевский становится крупным нравственным ориентиром и политической силой, вырабатывая идеи, требующие от общества проведения той или иной практической меры.

Между тем в конце января 1882 года Победоносцев в письмах обращается к царю с мнением об отставке барона Николаи с поста министра народного просвещения и замене его Деляновым.

Первым делом новый министр передал в ведение Святейшего Синода младшие школы грамотности, откуда они были изъяты в 1870-х годах. Вслед за этим был выпущен знаменитый циркуляр, затруднявший поступление в светские гимназии и высшие учебные заведения для низших сословий. В этом циркуляре напрямую предписывалось не принимать в гимназию "детей кучеров, прачек, мелких лавочников". Также была введена строгая процентная норма приема евреев в высшие учебные заведения.

Обер-прокурор лично был автором и проводником последовавшей вслед за тем реформы церковно-приходского образования 1884 года, хоть и действовал с безгласностью, которою он покрывал все свои действия. Реформа восстановила особый церковный уклад этих школ и увеличила их общую численность. Так если к моменту убийства Александра Второго в России числилось 273 церковно-приходских школ с 13035 учащимися, то в 1902 году уже было 43696 таких учебных заведений с 1782883 учащимися.

Руководитель Комиссии по устройству церковных школ Филиппов писал обер-прокурору: "Дело не только важное, но прямо роковое... У кого в руках школа, у того в руках народ". И это трижды справедливо – недаром из всех реформ римского императора Юлиана Отступника наиболее чувствительный удар христианству нанесла именно его школьная реформа, запрещавшая преподавателям-христианам обучать риторике и грамматике, если они не возвращались к почитанию прежних богов.

В церковно-приходских школах Победоносцева преподавали Закон Божий, церковное пение, чтение церковной и гражданской печати, а также письмо и начальные арифметические знания. Обучение осуществляли священники, диаконы и дьячки, а также учителя и учительницы, окончившие епархиальные училища. Уровень этих школ наглядно характеризуют специальные правила, написанные лично обер-прокурором для преподавателей, вот некоторые из них: "Стоило бы, например, каждому учителю записать себе на память: 1) учитель, когда кланяется ему ученик, не оставляет поклон без ответного знака; 2) не должен учитель сидеть на своем месте разгильдяем и облокотясь руками на стол; 3) ни ученик перед ним, ни он перед учеником не стоит, держа руки в карманах; 4) учитель никак не опаздывает и последним выходит из класса". Как осуществлялось преподавание? "Мало учить только, как жил и учил и умер и воскрес Господь Иисус: надо детям ощутить, что нельзя им жить без Господа Иисуса, что слова Его и речи должны перейти в их жизнь и в их природу". Чему обучали в этих школах? "Один разве глупец может иметь обо всем ясные мысли и представления. Самые драгоценные понятия, какие вмещает в себе ум человеческий, – находятся в самой глубине поля и полумраке; около этихто смутных идей, которые мы не в силах привести в связь между собою, вращаются ясные мысли, расширяются, развиваются, возвышаются". Да... Обер-прокурор Святейшего Синода понимал главное...

Книги продолжали сменяться в руках старика.

– В своей работе «Московский сборник» обер-прокурор пишет: «Наше духовенство мало и редко учит, оно служит в церкви и исполняет требы. Для людей неграмотных Библия не существует...» Да, учитывая общую безграмотность, до конца девятнадцатого века русские крестьяне знакомились с учением Христа только со слов приходских священников и своих старших родственников.

В 1885 году по протекции Победоносцева ректором Московской, а затем Санкт-Петербургской Духовной Академии был назначен митрополит Антоний. В период его ректорства в академии студенты активно "пошли в народ", положив начало устройству внебогослужебных собеседований в духе православной церкви на рабочих окраинах столицы. Митрополит имел репутацию либерала и обвинялся в сочувствии к революции через покровительство студентам духовных школ, замешанных в революционном движении, в том числе священнику Гапону.

Само собой, что в сфере церковной политики, влияние обер-прокурора Победоносцева было определяющим, и всячески стремилось к усилению православной религиозности в обществе. Так оживилась деятельность православных миссий внутри Империи и за границей, выросло число церковных периодических изданий и увеличились тиражи духовной литературы. Поощрялось учреждение церковных братств, восстанавливались закрытые в прежние царствование приходы, шло интенсивное строительство новых храмов и основание новых монастырей – ежегодно освящалось до двухсот пятидесяти новых церквей и открывалось до десяти монастырей. Росло число епархий и викарных кафедр.

Но не только делами церковными приходилось утруждаться обер-прокурор Святейшего Синода в эпоху, когда повсюду управление вверено было людям неспособным, чья усердная служба грозила империи организованною анархией.

В 1887 году Победоносцев непосредственно, через двух своих подчинённых, организовал в печати компанию за отставку "министра-инородца" Бунге, который был обвинён в "непонимании условий русской жизни, доктринёрстве, увлечении тлетворными западноевропейскими теориями". Новый министр финансов Вышнеградский предпринял ряд мер, направленных на защиту дворянских интересов, и в том числе стимулировал экспорт излишков хлеба и части запасов. Политика "Недоедим, но вывезем" вдвое увеличила продажи хлеба за границу и, следовательно, доходы землевладельцев.

И сильнейший неурожай в Черноземье и Поволжье в 1891-1892 годах привёл к голоду в 17 губерниях. Цензура запрещала публиковать известия о голоде, но борьба с распространением информации привела к обратному эффекту – общество было наполнено паническими слухами, представлявшими ситуацию катастрофической, а правительство – бездеятельным. Правительство безуспешно пыталось справиться с хлебными спекулянтами, пока в 1892 году на пост министра финансов не был назначен выходец из балтийских немцев Сергей Юльевич Витте.

Но голод не смог поднять крестьян на бунт, что, наряду с провалом "хождения в народ", привело врагов монархии к идее переноса революционной пропаганды в среду городских масс. Если в рядах декабристов были дворяне, а в рядах народников – разночинцы, то большинство террористов последующей революционной волны были выходцами из рабочих. Помимо этого резко изменилась и национальная принадлежность революционеров нового периода...

В 1893 году Синодом было предписано иметь во всех церквах епархий иконы святого мученика Гавриила Белостокского – ребёнка, по преданиям семнадцатого века, замученного иудеями с ритуальной целью. В 1894 году в Зверках была устроена часовня на месте хаты его отца, Петра Говделя, и был учрежден ежегодный крестный ход из Заблудова в Зверки. В 1895 году во имя мученика была освящена церковь в местечке Друскениках Гродненского уезда. Таким образом, маленький святой выдвигался в один ряд с культовыми жертвами «кровавого навета» Симоном Трентским, Хью Линкольнским и, первым подобным случаем в истории Европы – Вильямом Норвичским.

На протяжении всего девятнадцатого века в Российской Империи предпринимались попытки связать кровавый ритуал с иудеями. В уже известном нам "Мнении об отвращении в Белоруссии голода" сенатор Державин описывает первое в Российской империи официальное уголовное дело по подобному обвинению – сеннинское. Сенатор утверждает, что следствием были получены три книги, в одной из которых, якобы, было указано: "...кровь скота и зверя не вольно, только кровь человеческую, которая употребляется для пользы нашей, то можно...", а также: "с Христианином уже давно остерегали предки наши, когда мы не можем обойтиться без разлития крови, для того что о том пишет книга Тойсвюс, есть писано и в многих книгах". Якобы во второй книге, описывающей, что и в какой праздник иудеям делать и употреблять, было вырезано 12 листов из описания праздника Пейсах. И в третьей книге, якобы было изъяснено, что иудеи "кладут в свою мацу кров христианскую, и на прочее употребляется". Император Павел отверг письмо следователя, которое ему переслал Державин, и приказал сенатору оставить сенненский процесс.

В свою очередь, император Александр Первый прекратил разбирательство по Гродненскому делу и в 1817 году издал указ о запрете возводить впредь подобные обвинения на иудеев. Но с шестидесятых годов тема кровавого навета настойчиво становится предметом публичной дискуссии в российском обществе. В итоге, сторонники подобных обвинений свели тему ритуальных убийств к существованию внутри иудейства некой секты, практикующей некую устную традицию, запрещённую к записи.

Помимо неясных общественных истоков слухи питали и просчёты официальных властей. Так при Николае Первом в 1831 году было возобновлено закрытое при его отце велижское дело, и почти все сенаторы Второго отделения V департамента высказались в пользу обвинения. Далее в общем собрании ΙV, V и Межевого департамента Сената все сенаторы признали подсудимых заслуживающими кары. Известие ο велижском процессе и его направлении быстро распространилось в губернских бюрократических сферах, и вскоре были возобновлены в Вильне и Гродно старые дела, а также и то дело, по поводу которого состоялся высочайший указ Александра Первого не обвинять иудеев в ритуальных убийствах.

При Александре Втором итоги следствия по саратовскому делу были внесены в Государственный совет, который двадцатью двумя голосами "за" и двумя "против" утвердил резолюцию: "В совокупность всех вышеизложенных улик, относясь непосредственно к самому факту обрезания, истязания и убийства мальчиков и не допуская ни малейшей возможности сомневаться в вине подсудимых Юшкевичера, Шлиффермана и Юрлова, по силе закона (Св. Зак. 1857 г. Т. ХVЗак. о судопр. по преступл. и проступк. ст. 308), составляет совершенное доказательство к изобличению их в означенном преступлении". На резолюции Государственного совета от 30 мая 1860 года дальновидный император Александр Второй крайне недальновидно написал против заключения двадцати двух членов "и Я", собственноручно утвердив обвинительное заключение, которое не было квалифицировано как "ритуальное", лишь потому, что существующее тогда законодательство не знало такого понятия. Да... Цивилизованное общество не могло иметь ничего подобного, но согласно Библии, а также греческим и римским источникам, принесение детей в жертву практиковалось на Ближнем Востоке. Принести своего сына в жертву пытался Авраам...

Профессор держал в руках небольшую книгу в тёмно-серой обложке.

– Это уникальная библиографическая редкость, одна из немногих сохранившихся публикаций – Владимир Даль «Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их: напечатано по приказанию г. министра внутренних дел». Санкт-Петербург, 1844. Брошюра была издана тиражом в 10 штук для узкого круга лиц.

Владимир Иванович Даль – военный врач, историк и филолог, автор всеобъемлющего словаря русского языка, над которым он работал 53 года. Сын обрусевшего датчанина, которого ещё императрица Екатерина II, пригласила в Петербург на должность придворного библиотекаря.

Так вот, о просчётах... В ходе работы комиссии по крестьянскому вопросу министр внутренних дел Перовский поручил Далю провести исследование, итогом которого в 1844 году стали две записки "О скопической ереси" и данное "Розыскание", в котором автор приводит 134 случая кровавого навета и подробно рассматривает уже упомянутое велижское дело. В заключение своей работы автор утверждает, что "изуверный обряд этот не только не принадлежит всем вообще евреям, но даже, без всякого сомнения, весьма немногим известен" и "существует только в секте хасидов или хасидым, как это объяснено выше секте самой упорной, фанатической, признающей один только Талмуд и раввинские книги и отрекшейся, так сказать, от Ветхого Завета".

Не стоит приводить кровожадные подробности этих ритуальных людоедств, дабы не лить воду на мельницу тех, кто стоит за спинами несчастных исполнителей... Да, да, все пострадавшие по этим обвинениям иудеи – несчастны, хоть и бессердечны, потому что они тоже принесены в жертву. Я поясню...

Автор записки задаётся вопросом: "Какому же обстоятельству приписать возобновляющиеся по временам случаи мученической смерти младенца, рассудительно и осторожно замученного до смерти, если обвинение несправедливо? Какую можно придумать причину или повод для такого злодейского истязания ребенка, если это не изуверство?" Даль сталкивается с общепринятой туманной неопределённостью: "Как объяснить, что бы могло побудить кого бы то ни было к такому бессмысленно-зверскому поступку, если это не какая-нибудь таинственная, каббалистическая или религиозно-изуверная цель?". Автор пытается разобраться: "Почему это всегда дети христиан? И, наконец, почему случаи эти всегда бывали исключительно во время или перед самой Пасхой?" и приходит для себя к ответу: "Составитель записки сей лично знал в западных губерниях наших учёного и образованного врача, еврея, который в откровенном разговоре, глаз на глаз, об этом предмете сам сознавался, что обвинение это, без сомнения, основательно, что есть ж-ды, которые в изуверстве своём посягают на такое возмутительное злодейство, но утверждал только, что это не есть обряд собственно еврейский, а вымысел выродков человечества. В С.-Петербурге служит и теперь ещё крещённый, учёный еврей, который с полным убеждением подтверждает существование этого обряда не в виде общем, как он выражается, а в виде исключения, но он в то же время отказывается засвидетельствовать это где-нибудь гласным образом, потому что конечно, не в состоянии доказать справедливости слов своих и даже боится мщения богатых евреев, коих происки достигают далеко и которые сочли бы подобное обвинение общим поруганием израильского народа и личным для себя оскорблением".