Текст книги "Прыжок в бессмертие"

Автор книги: Евгений Загданский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

"Неужели инфаркт миокарда?..– мелькнула мысль.– Надо позвать Майкла…"

До слуха Манджака донеслись удары метронома, а затем он услышал голос Майкла. Сын с кем-то говорил по радио.

С Медж? Нет. Майкл говорил с Росси.

– Отец чувствует себя хорошо… оа ушел в глубь острова… Что ему передать?

– Ваш препарат помог… Девочке стало лучше… О Майкле Манджаке и его "матрицах" сейчас пишут все газеты… Я ничего не смог сделать…

– Отец будет недоволен… Как ваш препарат против стронция?

– Плохо, мой друг…

– Почему плохо?

– Передай отцу, что завтра мы будем на острове… Я, Кроуфорд и Джен вместе с матерью…

– Хорошо. Обязательно. Отец будет рад…

– Скажи отцу… У меня нет другого выхода… Будем давать препарат девочке… А его "комплекс" пусть страхует операцию…

– Справятся ли наши машины?..

– Должны справиться, Майкл… Должны…

Боль в сердце Манджака понемногу утихала. "Нет, значит на. этот раз обошлось…" Манджак уже мог перевести дыхание. Попробовал сесть. Ну, что это еще за дело? Видимо, Росси потерял рассудок. Что он может сделать?

Манджак невольно застонал, затем, сгинув зубы, едва передвигая ноги, пошел к дому.

ЭНТРОПИЯ ИЛИ БЕССМЕРТИЕ

В первые чары встречи на острове Манджак так и не смог поговорить с Росси и Кроуфордом. Внимание всех бы.ю поглощено Солидад и ее дочерью. Джен перенесла полет удовлетворительно,– матрицы Майкла намного улучшили работу сердца. Росси объяснил Манджаку, что он не решается вводить свой препарат Джен, та,к как она еще очень слаба, но откладывать лечение тоже нет никакой возможности. Все надежды в случае катастрофы Росси возлагал на «комплекс Мааджака».

– Я не уверен,-извиняющимся тоном сказал Манджак,– что нашим машинам будет под силу эта операция. Мы только делаем первые шаги. Вчера ночью, узнав о вашем приезде, я дал машине новую задачу… Мне нужно все проверить на человекоподобных обезьянах… Может быть, тогда…

– Нет, нет, мы не можем ждать…

– Ты слышал? – вмешался молчавший до сих пор Кроуфорд.-Твой Сварог научился переносить "интеллект" дрессированного шимпанзе в мозги его дикого собрата…

– Я не могу вам ничего обещать…-снова неуверенным голосом начал Манджак.

– Врач вынужден рисковать,– вспылил Росси.– Я рискую. Твои машины привели тебя сейчас в стан эскулапов. Боишься угрызений совести? Изволь рисковать!

– Хорошо,– тихо проговорил Манджак.– Я запишу все данные о девочке. В камере цереброри сделаю послойную запись связей нейронов мозга. Если не удастся тебе, тогда…

– Ведь Майкл уже один раз записывал,– недоуменно посмотрел на него Росси.

– Здесь, на стационарной аппаратуре, мы сделаем все намного точнее…

– Кстати, хорошо бы все скрыть от матери…

Приняв решение, Манджак энергично поднялся и хотел было пойти в лабораторию, чтобы приготовить все для работы с Джен, но, вспомнив о вчерашнем сердечном приступе, подошел к небольшому шкафчику, встроенному в угол стены, взял какието порошки, положил их в карман и только тогда вышел.

Вслед за Манджаком вышел Росси, захватив с собой свой чемодан.

Кроуфорд подумал, что только ему никуда не нужно торопиться, что здесь, на острове, среди друзей он чувствует себя лишним, так же, как и там, на континенте. Росси и Манджак займутся девочкой, Солидад и Майкл будут им помогать, а он что должен делать? Манджак хотел с ним о чем-то поговорить. Но о чем? Достаточно один раз посмотреть в глаза Манджаку, чтобы почувствовать главное-его другу плохо. Видимо, очень плохо. Почему? Работа у него ладится. Сын вместе с ним. В чем же причина? Может быть, он просто нуждается в дружеском слове, поддержке, участии? После Хиросимы и он, Кроуфорд, искал этого слова… Искал дружеского слова и не нашел. То и дело он натыкался на невидимую стену человеческого равнодушия. Прозрачную и непроницаемую стену несокрушимой прочности. Он с ужасом, заметил, что люди не слушают друг друга. Слово не проникает через эту незримую стену. Люди говорят только сами с собой. Может быть, Манджак будет счастливее его?

Поздно вечером Манджак, Росси и Кроуфорд снова встретились. Манджак сказал, что он сделал все, что было в его силах, но не хотел бы испытывать судьбу. По-прежнему он надеялся, что его машина не понадобится.

Энергичный Росси вернулся к друзьям усталый и немного подавленный. Джен, по его словам, молодец, держится хорошо. Сейчас она заснула. Солидад осталась дежурить у ее кровати. Где только эта женщина, берет силы? Видно, неиссякаемая энергия скрыта в материнском сердце…

Майкл, по просьбе Манджака, забравшись на самую высокую скалу, разложил там из досок упаковочных ящиков костер. Манджаку хотелось поговорить с друзьями не в тесных углах комнаты. Нет, нет. Комнаты… Низкие потолки. Обступившие со всех сторон стены… Когда-нибудь человек еще восстанет против этих отголосков пещерного периода его жизни. Тесные комнаты… Они уменьшают в огромном масшта.бе размах мысли и чувства.

Когда друзья уселись вокруг костра, Манджак с удовольствием посмотрел на черную чашу неба, усеянную звездами, на темную гладь чуть дымящегося океана,. Простор… Здесь человеку ни солгать, ни слукавить…

Все трое молчали. Никому не хотелось неловкой фразой начать разговор, которого, может быть, ждал каждый из них многие годы.

Манджак сидел, обхватив руками колени и меняя позу лишь для того, чтобы подбросить щепок в огонь.

Чуть поотдаль от костра, ближе к отвесной стороне скалы, лежал на спине Кроуфорд. Заложив руки за голову, он немигающими глазами также смотрел на небо, словно хотел увидеть, как зажигаются звезды.

Ближе всех к костру расположился Росси. Его увлекал таинственный танец пламени. Огонь то свивался в причудливую фигуру Джина из арабской сказки, то затухал, чтобы снова яркокрасными искрами взметнуться к небу.

Каждый из друзей думал о своем, и все же все их мысли шли в одном направлении.

После 1946 года им ни разу не удалось собраться вместе.

Если иногда, Манджак приезжал к Росси на консультацию по интересующим его вопросам медицины, то Кроуфорд в это время был занят испытаниями нового термоядерного оружия. Если же случай сводил где-либо в атомном центре Кроуфорда и Манджака, то от Росси приходили сообщения, что он выехал на конференцию терапевтов в Европу или заседает в Пакгоушском комитете.

Каждый порознь думал о регулярном обмене письмами. Но письмо к другу не может напоминать стандартный бланк, где на скорую руку написано несколько фраз с пожеланиями здоровья и успехов.

А чтобы написать настоящее письмо, необходимо время.

Нужно было усилием воли заставить себя выйти из водоворота событий.

Да что толку в письмах! Когда Манджаку было необходимо решить несколько важных проблем, то Кроуфорд и Росси откладывали все свои дела и приезжали к нему, чтобы помочь советами. И ни Кроуфорд, ни Росси не спрашивали, зачем понадобились Манджаку эти работы. Это не просто чувство такта. Это чувство товарищества…

Трудно сейчас Манджаку начинать этот разговор при КроуфорДе. После осени 1945 года Кроуфорд вообще очень изменился. Хиросима и Нагасаки… Кроуфорд считал себя одним из виновников гибели сотен тысяч человек. Одно время Кроуфорд пытался успокоить себя тем, что в апреле 1945 года он вместе с венгром Сцилардом был среди инициаторов письма к президенту. Ему казалось, что если бы это письмо застало Рузвельта в живых, то события могли бы и не принять столь трагического направления.

Позже Кроуфорд понял совсем иное. При встрече с Манджаком он как-то сказал одну фразу, забыть которую было невозможно: "Человек может столкнуть с горы камень или не делать этого, но остановить горный обвал он уже не в силах. Однако как можно быть виновником гибели тысяч и тысяч людей и остаться жить самому? Каждую ночь видеть перед своими глазами, как рушатся здания, а люди, словно горящие факелы, мечутся среди руин. Слышать, как от жары лопаются человеческие тела… .Нет, можно ли так жить?"

Манджак подбросил несколько дощечек в костер. Пламя сжалось. Голубоватый дымок тонкой струйкой пополз к звездам. К костру подошел Майкл. Он кивком головы дал понять Росси, что Джен спит нормально. Девочка, по-видимому, чувствует себя хорошо. Манджак обхватил колени руками и, не от рывая взгляда от огня, каким-то глубоким, глухим голосом неожиданно для всех сказал:

– Лауреат Нобелевской премии Фриц Габер до последнего дня жизни не мог смыть со своих рук кровь миллионов погибших в первую мировую войну. Он открыл удушливые газы, может быть, не сознавая того, что с его изобретением сделают политики. Угрызения совести вынудили Габера покончить жизнь самоубийством.

Альберт Эйнштейн 2 августа 1939 года, опасаясь, что ученые фашистской Германии смогут создать атомную бомбу, подписал письмо к президенту и тем самым добился начала работ над бомбой в США. А затем? Лишь стены домика, в котором жил Эйнштейн, могли бы рассказать, сколько бессонных ночей провел великий ученый, пытаясь найти средство, чтобы спасти мир от надвигающейся катастрофы. Это наглядные примеры того, в какой конфликт в наше время вступает большая наука и большая политика.– Манджак сделал короткую паузу и затем продолжал: – Недавно у меня состоялся разговор с Байлоу. Я не успел еще решить и половины проблемы. Проблема очень сложная. Ведь в мире может многое измениться… Так вот, я не успел еще решить и половины проблемы, а у Бадлоу уже созрел план, как реализовать мое изобретение. Вместо того, чтобы принести счастье всем, я увеличу лишь могущество одного.

– Будем прежде всего логичны,– мрачно перебил Кроуфорд.– Ты неправ в своей первой посылке. Существует и другая точка зрения. Все мы, в конце концов, биологические системы с довольно узкой, специальной программой. Каждый из нас делает то, что он может… Мы не должны без конца оглядываться на политиков и ломать себе голову над тем, что они сделают с нашим изобретением. Каждый обязан нести ответственность за то, что он делает непосредственно. Послушать тебя, так Колумбу следовало бы сначала найти ответ – полезно ли для прогресса открывать Америку, и только после этого снарядить экспедицию. Если бы люди, придумавшие книгопечатание, могли предвидеть, как их изобретение используют наши газетчики, то они скорее дали бы отрубить себе руки, чем напечатали хоть одно слово.

– Ну, а что ты скажешь,-обернулся в сторону Кроуфорда Росси,– если сегодня, сейчас, молодые люди, женщины и дети умирают от того, что Эйнштейн, Ферми, Оппенгеймер не поставили перед собой вопрос так, как ставит его сейчас для себя Манджак?

Кроуфорд отодвинулся от края скалы.

– А почему никто из вас не хочет подумать, что в Лос Аламосе мы попытались сделать первый шаг на пути решения энергетической проблемы? Вы на каждом шагу отвешиваете поклоны человечности… А в Индии с 500-миллионным населением три четверти используемой энергии получают от сжигания коровьего помета? Если бы послушать тебя и Манджака, то пришлось бы скоро все человечество заставить собирать этот вид топлива.

– Ну, до этого пока еще дело не дошло,– горячо возразил Росси,-а вот вы, господа, что вы вручили нашим генералам, с их любовью к войнам и традиционным презрением к чужой человеческой жизни, что? Не нужно обладать воображением Данте, чтобы представить, что останется от шахматных фигурок и от доски в целом…

Между Росси и Кроуфордом грозил разгореться опор, как в лучшие студенческие годы.

– Вы плохо меня поняли,-решил остановить их Манджак.-Я не пытался задать вам чисто философский вопрос. Конфликт большой политики и большой науки меня интересует не вообще. Меня волнует судьба моего открытия. Я хотел бы услышать от вас, как мне следует поступить…

Заметав, что пламя костра стало угасать, Манджак снова подбросил несколько щепок в огонь.

– Я бы хотел вам рассказать одну короткую историю,– неожиданно для всех сказал Майкл.-Думаю, что она имеет прямое отношение к вашему спору… Один врач…

– Ты бы лучше пошел проведал девочку,– сухо оборвал его Манджак. Отношения между ним и сыном не улучшились. Манджак считал, что Майкл его оставил в самую трудную для него минуту.

– Зачем ты так?-растерялся Росси. Он поднялся на ноги и, стряхивая песок с брюк, сказал: – Я давно хотел пойти сменить Солидад… Пусть она немного отдохнет…

– Майкл,-тоном, не допускающим возражений, повторил Манджак,– пойди подежурь у постели, а Солидад пригласи к нам. Вот так. Росси, не уходи. Пусть он думает, что хочет… Он считает, что наше поколение поставило мир на грань катастрофы. А сам… Майкл, иди…

– Ты прежде всего жесток. Я не знаю, относится ли это к твоему поколению…– пробормотал Майкл, стиснув зубы и, проглотив конец фразы, ушел.

И снова все трое замолчали. Кроуфорду и Росси было неловко. Они поняли, что между отцом и сыном уже давно сложились ненормальные отношения.

Тихо потрескивал огонь в костре. Изредка к небу взлетали раскаленные куски щепок.

Вдруг огонь осветил фигуру Солидад, приближавшуюся к костру. В руках у нее была небольшая сумка, доверху заполненная бутылками и свертками с закуской. Солидад улыбалась.

Уголки ее рта по-детски были проподняты вверх. Росси никогда не видел ее такой. По движениям и жестам Солидад было видно, что настроение у нее отличное.

– Почему вы все мрачные? – подчеркнуто лукаво спросила Солидад. Подав бутылки с вином Кроуфорду, она на газете стала раскладывать сандвичи и расставлять пластмассовые стаканчики.– По всей вероятности, женщина, появившаяся в вашем обществе, должна, сказать: из уважения к дамам, каких я сегодня представляю, прошу не обсуждать никаких серьезных вопросов. На лицах женщин от этого появляются морщины.

А если вы не будете щадить нашей красоты, то лишитесь самого действенного стимула, побуждающего вас к творчеству. Не правда ли, синьор Кроуфорд?

Росси недоумевал. Неужели так может преобразиться человек? Он пристально посмотрел на Солидад, и у него мелькнула мысль, что она просто решила притворяться веселой, чтобы не вызывать к себе жалости. Росси даже облегченно вздохнул.

– Дорогая Солидад,– Кроуфорд приподнялся, затем, скрестив ноги, сел.Мне приходится целый час доказывать, что плод, сорванный с атомного дерева добра и зла, не обязательно должен привести к изгнанию Адама и Евы из современного рая…

Манджак и Росси переглянулись. Кроуфорд смутился и покраснел.

– Если Кроуфорд в чем-либо и виноват перед историей,-постаралась беспечно заметить Солидад,– так это в том, что он всегда был не очень внимателен к дамам…

И молодая женщина, стала торопливо раздавать всем сандвичи и стаканчики для вина. Свет от костра причудливо освещал небольшую группу людей на вершине горы затерянного в океане острова.

Росси поспешил поднять бокал.

– Мне бы хотелось предложить тост…– начал он, но его перебил Манджак..

– Нет, первый тост пусть скажет Солидад.

– Мне… предложить тост? – смутилась Солидад.

Манджак был подавлен тем, как проходил долгожданный разговор. Солидад очень приятная особа. Возможно, ее присутствие поможет придать соответствующий оттенок гостепримству во встрече с Росси и Кроуфордом… Но удастся ли им спокойно и обстоятельно поговорить о том, что его волнует?

– Каждая эпоха выдвигает своих героев,-тихо и торжественно сказала Солидад.– Я поднимаю бокал за героев наших дней, которые заставили науку служить людям в гуманных целях, на благо наших близких…

– За героев наших дней,– поддержал ее Росси, подняв бокал.

Не успели все четверо выпить, как снова заговорил Кроуфорд:

– Вы помните, как сказано у Винера: "Прекрасное, подобно порядку, встречается во многих областях нашего мира, однако только как местная и временная битва с Ниагарой возрастающей энтропии". Мы живем в век, который прославят антигерои…

– Нет, я не смотрю так мрачно на мир,– вмешался Росси,– какой– он, герой нашего века? Во всяком случае, герой Запада? Мне, врачу, близок один образ. О нем вам хотел, должно быть, рассказать Майкл… Эту историю люди действительно передают из уст в уста сдержанно и скупо, пояти языком телеграмм. Так вот. Южная Америка. Врач, сумевший найти средство лечения проказы. Представляете: лечение проказы! Сотня тысяч, если не миллионы, умирающих людей. Нашлась крупная фирма, которая оценила сделанное врачом открытие. Он переехал в США. Головокружительная карьера. За короткое время: деньги, слава, положение в обществе, любовь… Казалось бы, что еще человеку нужно? А этому человеку нужно было другое! Он .потребовал от фирмы, чтобы лекарство продавали с минимальным процентом прибыли. Ему отказали. Он стал грозить, что раскроет секрет своего препарата. Его начали преследовать. Он бросил положение в обществе, деньги, семью – все и бежал на Филиппины. Наемные агенты настигли его там. На его жизнь было организовано покушение. Но он сумел снова бежать. Через некоторое время он появился в Индии и опубликовал секрет изготовления своего препарата. Теперь этим препаратом пользуется весь мир. Может быть, в этой исЮрии о подвиге врача и не все правдиво. Но люди создали эту легенду и верят в нее! Мой тост за то, чтобы каждая подобная легенда становилась правдой! Может быть, этот человек жизнью своей ответил на вопрос, который всех нас мучит…

Наступила тишина. Лишь костер сухо потрескивал, бросая на людей скупые блики.

– Один за всех,– нарушил молчание Кроуфорд.– Что и говорить, прекрасный девиз. Полностью в наших условиях он звучит так: "один за всех, и все против одного"… Один против Ниагары возрастающей энтропии…

Костер погас. За далекой линией горизонта в яркой синеве показался багряный диск солнца.

– Порядок может восторжествовать над энтропией,-тихим голосом сказал Манджак и встал на ноги. Диск солнца оказался чуть ниже его плеча.– Человек может Победить саму смерть. Пойдемте со мной. Я надеюсь, мои опыты развеют ваше мрачное настроение…

Через несколько минут все были в лаборатории, у пульта управления большой биологической колыбелью. Другая часть лаборатории, где под потолком помещался эллипсоид, была отгорожена тяжелой темной шторой. Манджак отодвинул пластмассовую заслонку на считывающем устройстве машины, и гости с удивлением увидели фотографическую карточку громадной гориллы. Рядом находились бесчисленные колонки цифр.

Манджак позвонил Майклу, дежурившему у постели Джен, и узнал, что девочка чувствует себя хорошо. Значит, опасения Росси оказались напрасными. Жизнь девочки уже вне опасности, и ему не придется проводить столь неподготовленный эксперимент с воссозданием человека. Манджак попросил Майкла перевести из третьего вольера во второй биологическую копию собаки Байлоу.

Никто не задавал вопросов. Кроуфорд, нагнув голову, стал расхаживать по лаборатории, изредка бросая иронические взгляды в сторону Манджака. На лице Росси было видно, что он приготовился с глубочайшим вниманием следить за ходом эксперимента, а Солидад порывалась несколько раз уйти к дочери, но Росси ее не отпускал.

Манджак сосредоточенно следил за показаниями приборов на левом пульте, как вдруг послышался голос Майкла:

– Фауст, Фауст, стой! Куда ты? Стой!

Солидад через раскрытую дверь лаборатории первая заметила бежавшую к ним со всех ног собаку. Инстинктивно она попятилась в глубь зала, но, быстро справившись с первым приступом страха, вернулась на свое место. Вслед за собакой показался Майкл.

Боксер прыжком проскочил через дверь лаборатории и бросился к людям. Весь его вид говорил о том, что он не имеет никаких агрессивных намерений. Собака просто выражала свою радость по поводу встречи с людьми. Подбежавший, наконец, Майкл попытался надеть на шею собаки ремень, но боксер снова вырвался от него и, обнюхивая землю, побежал в сторону лагуны.

– Я где-то видел эту собаку,– Кроуфорд потер пальцами лоб,– во всяком случае, такую же. Да и кличка… Неужели это собака Медж Байлоу? Почему она решила вдруг с ней расстаться?

Манджак, не говоря ни слова, подал Кроуфорду небольшую папку с какими-то документами. Среди листов бумаги с колонками цифр была фотографическая карточка Фауста. Кроуфорд посмотрел и протянул бумаги Росси… Оба не могли скрыть волнения.

Манджак, отбросив темную штору, привел своих гостей туда, где была смонтирована большая биологическая колыбель.

Прошло несколько секунд, прежде чем Солидад, Кроуфорд и Росси, освоившись с темнотой, увидели вверху перед собой громадный прозрачный сосуд, в котором уже нетрудно было различить контуры рыжей гориллы.

Друзья пытались при слабом освещении получше рассмотреть эту удивительную машину. Несколько минут было слышно, как стучали сердца людей и журчала, переливаясь, жидкость в трубках большой биологической колыбели.

Когда рыжая горилла неожиданно повернулась в эллипсоиде, Солидад тихонько вскрикнула и впилась пальцами в руку Росси. Она не могла произнести ни слова и попятилась к выходу. Росси не сдвинулся с места. Он и Кроуфорд как зачарованные смотрели вверх на живого рыжего гиганта, медленно ворочавшегося в прозрачном сосуде. Улучив момент, Солидад покинула лабораторию и направилась в домик, где спала Джен.

Тем временем Майкл уже сбился с ног, бегая по острову за Фаустом.

Собака обнюхивала песок, словно искала следы, своей хозяйки. Майкл был необычайно рад: поведение Фауста подтверждало, что искусственно созданное животное было тождественно оригиналу не только по внешнему виду – оно обладало, по-видимому, всеми его знаниями. Если вчера опыты удались на собаках, то сегодня можно ожидать успешного завершения эксперимента на обезьянах, а завтра…

Вдруг Фауст остановился у беседки, недалеко от лаборатории. Собака чуть взвыла и принялась передними лапами яростно выгребать листья из-под куста. Удивленный Майкл подошел ближе и увидел под кустом небольшое синее портмоне.

Майкл потянул к себе собаку, ухватил ее за ошейник и привязал к стволу пальмы. В портмоне Майкл обнаружил три десятидолларовые купюры, плоский золотой крестик старой чеканки и клочки разорванной записки. Бумага не пожелтела значит, портмоне было потеряно не так давно. Фауст бежал по следам Медж. Выходит, это она потеряла? Майкл присел на песок и начал складывать клочки записки. Да, это был почерк Медж. Только она так соединяет буквы "т" и "р". "…На днях остров… передайте святому отцу… влюблен без памяти… …все рассчитала… случае неудачи…"

Сердце у Майкла сжалось. Что это значит? Выходит, он был для нее только орудием для достижения каких-то целей. Какому "святому отцу" Медж писала эту записку? Зачем? Словно во сне, он начал вспоминать ее разговоры о боге, неожиданные переходы от нежности к настороженности. С ним играли… Жестоко, преднамеренно. А как же его любовь?

Закрыв лицо руками, Майкл медленно опустился на песок.

Он едва сдерживал себя, чтобы не заскрежетать зубами от обиды, чтобы не начать кататься по песку.

"Значит, она все рассчитала – холодно и спокойно… А он… Готов был бросить работу с отцом… Вот тебе любовь и долг… Нет. Это не любовь. Его провели… Он хотел проверить себя, свое отношение к этой особе. И тоже ошибся… Как же быть? Во что верить? Неужели только время может подтвердить правильность решения? Сколько нужно времени для этого? Год? Три года? Время иной раз стоит на месте… А может быть, хватит одной встряски, такой, как эта?"

Медленно поднявшись на одно колено, Майкл наконец встал.

Ему не хотелось никого видеть, но он решил назло себе пойти к людям и говорить с ними, словно ничего не произошло. Говорить с отцом. Он, Майкл, ведь больше виноват. До слуха Майкла стали долетать отдельные слова. Он остановился и прислущался. Это, видимо, отец слушает сводку новостей из информационного центра Байлоу.

"Русский биологический центр в Унаве… конференцию в Дели биокибернетиков прибудет Николай Сварог. Русские намерены раскрыть многие секреты своих достижений… Сварог будет демонстрировать свой знаменитый опыт пересадки "интеллекта" на обезьянах. Проблема может быть решена только…"

Передача резко оборвалась, и через несколько секунд Майкл услышал голос Байлоу:

– Готовы ли вы, мой друг? Успели демонтировать машины? Надеюсь на скорую встречу. Сегодня вечером к острову Корда подойдет мой корабль. Медж ждет не дождется…

Майкл готов был провалиться сквозь землю. Как он был наивен! Вот и попался. Ну что же, лучше один раз попасться, чем всю жизнь хитрить, лукавить, притворяться, врать… Никогда не чувствовать себя чистым и светлым… Нет, лучше уж так.

Когда Майкл вернулся в дом, все уже готовились к отъезду. Видимо, сообщение Байлоу заставило Росси и Кроуфорда вылететь на континент раньше, чем они предполагали.

Сияющую Джен доставили в самолет на носилках. По мнению Росси, жизнь ее была уже вне опасности, хотя впереди еще предстояла серьезная операдия. Солидад со слезами благодарности простилась с Манджаком и Майклом. Манджак провожал друзей. Когда они обменивались рукопожатиями, Майкл, слышал, как отец сказал:

– Спасибо тебе за историю, рассказанную "телеграфным языком".

– Скажи спасибо Майклу,– смеясь ответил Росси.– Это он мне ее напомнил!

– Время покажет, какое решение примет каждый из нас,реплику Росси Манджак пропустил мимо ушей.– Сумеем ли мы действительно совершить прыжок в бессмертие или откроем шлюзы перед бушующей энтропией.