Текст книги "Вингер. Танке (СИ)"

Автор книги: Евгений Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

В воскресенье, шестого ноября, мой клуб отправился в соседний город на валенсийское дерби с «Вильярреалом». К сожалению, меня не включили в состав команды, поэтому я остался дома и смотрел игру по телевизору в кругу семьи.

Мы заказали три пиццы, острые куриные крылышки и отварную кукурузу в масле. После этого я поговорил с консьержем о возможности уборки квартиры. Оля была занята на занятиях или гуляла с Мануэлем, а маме, учитывая её положение, оставалось только чистить унитазы. При мне мужчина позвонил в компанию, которая специализируется на уборке квартир в нашем доме. Они обещали прийти уже завтра с утра.

Эта игра завершилась нулевой ничьей. Матч прошел скучновато, но опасные и голевые моменты всё же были как у наших ворот, так и у ворот соперников. Защита оказалась сильнее нападения. После одиннадцати туров «летучие мыши» шли на пятом месте, имея в своём активе девятнадцать очков.

На следующий день мне предстояло вылетать в Россию для съёмок передачи «Пусть говорят», а уже в среду начнутся сборы в национальной команде.

Достать прямой рейс на Москву не получилось, поэтому седьмого числа летел на родину через Мадрид. Болтливая соседка с круглым рябым лицом надоела так, что хоть умоляй стюардессу поменять с кем-нибудь местами. Я уже и пледом демонстративно накрывался, и бросал тоскливые взгляды на облака в иллюминаторе. Ничего не помогало. Женщина летела в Краснодар на свадьбу к племяннику. Она вылакала целую бутылку красного вина и, видимо, нашла во мне подушку, в которую изливала душу.

– А за кого замуж выходить? То одни диванные коты, то альфонсы, то алкоголики. Вот я и вышла замуж за испанца. Какой мужчина! Хороший человек, надёжный. Ах, какой мужчина! Я медсестра, он медбрат. У меня брат, и у него брат, – заливалась она смехом от казавшегося ей такого смешного словесного каламбура.

Я лишь пропел про себя: «О боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына!».

– В девяносто втором повезла рыболовные крючки на продажу в Румынию, а мой будущий супруг туда на экскурсию приехал. Вот так и познакомились с Карлосом. Шанс даётся один раз в жизни, и я его не упустила. Я к своим сорока двум годам ещё и двоих девочек успела родить. В последний вагон, как говорится, вскочила. Узнала на старости лет, что такое настоящий секс. Когда баба хочет, а мужик может… Какой мужчина!

Я медленно выдохнул и посчитал до десяти, а сидящий через проход загорелый мужчина белозубо улыбнулся и показал мне большой палец. Типа, держись, пацан, атаманом будешь.

– Я брату сразу сказала: не води ты Басю в этот парк на прогулки. Мопсихе и во дворе хорошо. А то тянет дурак собаку в этот лес. А там недавно маньяка словили. Людей убивал и в колодцы сбрасывал…

– Какой маньяк? – спохватился я.

– Битцевский лес! – обрадовалась вниманию женщина. – Он же людей давно убивал, хотел всю шахматную доску заполнить трупами. И молотком головы дробил, и стрелял, и травил, и с окна выбрасывал. Такие ужасы в Москве творятся. Куда только милиция смотрит? А мой же единственный брат в этот парк свою собаку гулять водит. Ой… А шерсти сколько с этой Баси, а храпит она как. Вот завёл бы себе волкодава – ни один маньяк бы не прицепился. Даже щенка покупать не нужно. Сколько этих кавказцев бесплатно раздают. Щенятся эти собаки, а щенков, куда девать, не знают… Откусил бы этот волкодав маньяку муди по самое не хочу, сто раз бы подумал, как к людям приставать…

А у меня всё внутри оборвалось. Я уже и забыл про письмо, которое подкинул фээсбэшнику. Вроде на камерах я нигде не засветился. Специально для этого и поехал на автобусе. А если меня кто-то видел в окно? Вот же засада. Только и остаётся надеяться, что обо мне никто и никогда не узнает.

Глава 2

Россия. Москва. 8 ноября 2005 года. (Воспоминания 7 ноября 2005 года.)

Я цедил яблочный сок и тупо смотрел на экран. Показывали какую-то французскую комедию.

– А уж какая она неряха! Прислала мне фотографию, а у неё все стёкла на кухне в разводах. Вот почему не вытерла?

– Уважаемая дамочка, вы ж моя красавица! Не хотите поменяться местами? Вон туда, к тем прекрасным дамам. Они с удовольствием послушают историю про невесту вашего племянника, – прервал мой «дзен» чей-то голос.

– Ну вот, ФСБ отыскало меня даже в самолёте, – философски подумал я. – Маму только жалко. Как она без меня? Хорошо, что квартиру на неё оформил, да визу резидента она скоро получит. Не пропадут. А ведь я Димке обещал игрушечный танк Т-34 купить в Москве.

Обречённо поднимаю голову, и прямо мне в лицо выдыхает перегаром краснощёкий мужик.

– А можно тебе руку пожать, пацан? За гол словакам! И фотку на память с автографом можно? А?

Вот чёрт! Фанаты! Москвичи Вова и Лёва возвращались домой после посещения нашего дерби «Вильярреал» – «Валенсия». Я про себя назвал их Болек и Лёлек, как героев популярного в нашей стране польского мультфильма из восьмидесятых годов. Один мужчина был высоким и худощавым, а другой – полная его противоположность: полный и маленького роста. Друзья были очень расстроены моим отсутствием на поле, поэтому и решили залить горе по бутылке пятидесятиградусного «Орухо».

А когда они увидели, что я сажусь на тот же самолёт, что и они, их радости не было предела. Во время полёта они стратегически менялись местами с пассажирами, чтобы оказаться поближе ко мне. Довольную «трындычиху» они усадили к двум пожилым сёстрам.

Ну, а мне пришлось общаться на футбольные темы, фотографироваться и раздавать автографы. Радовало лишь то, что мужики были довольно адекватными и лишнего в разговоре себе не позволяли. Сначала они меня долго благодарили за чудо-гол словакам и сообщили, что с недавних пор стали фанатами «Валенсии». Далее мне было пафосно заявлено, что я, семнадцатилетний пацан, теперь единственный спаситель и надежда всего российского футбола. Обалдеть! Нашли, так сказать, себе кумира в моём лице, курам на смех. Как я им ни пытался доказать, что играла и заслужила победу вся команда, но всё было бесполезно. Тут трезвому фанату ничего не докажешь, а что говорить про выпившего? Потом они стали ходить по проходу и объяснять ближайшим пассажирам, кто я такой. Хорошо, что больше никто не интересовался футболом, а то мне точно пришлось бы прыгать на землю с парашютом. Выручил меня парень-стюард. Он сначала попытался успокоить «персонажей мультфильма», но, видя их полное непонимание, пригласил меня в салон первого класса. Я даже там подремать успел.

Раннее утро столицы встретило меня туманом, стекло иллюминатора при приземлении сразу покрылось каплями дождя. В Мадриде ещё вовсю светило солнце, а здесь уже глубокая осень. Пассажиров первого класса выпустили вперёд, и я успел оторваться от высматривающих меня «Лёлека» и «Болека». Быстро прошёл таможню, получил багаж, и меня сразу подхватила под руку обещанная сопровождающая с телецентра. Это была напористая женщина лет пятидесяти, которая представилась Татьяной Николаевной. Пока мы шли к служебной машине, уточнила, взял ли я одежду для съёмок. Протараторила на одном дыхании технику безопасности в студии и тут же протянула бумагу на подпись. Уже в салоне рассказала, что программу будут записывать сто восемьдесят минут, а уже потом проведут монтаж. При разговоре с ведущим смотреть на него, на камеры и зрителей не обращать внимания. За зрителями, которые тут чисто для декорации, следят бригадиры съёмок. Вопросов с трибун ждать не следует. Самое главное – это вести себя естественно. От Антонио я знал, что ни о какой самодеятельности со стороны Андрея Малахова и речи не шло. Все вопросы были строго согласованы заранее.

Вот интересно, почему большинство женщин на должностях выглядят под одну гребёнку, этакие «боярыни»? Пышная причёска, тонкие ниточки бровей, маникюр с накладными ногтями, розовая помада с перламутром, обведённые глаза, шуба, каблуки, золото с камнями в ушах. В какой лаборатории их штампуют? Рассматривая свою попутчицу, я чуть не пропустил информацию, что на передачу пригласили Мутко, Сёмина и Бородюка. Отлично! Не одному же мне отдуваться?

В Останкино из-за пробок мы подъехали только к двенадцати дня. На улице вовсю лил дождь. Перед тем как забежать в здание, я задрал голову, пытаясь рассмотреть строительные работы на стоящей рядом башне. Жаль, что ресторан откроется только в 2016 году. Я бы с удовольствием сводил туда Лену.

Моя провожатая торопливо открыла передо мной входную дверь.

– А я думал, мы в саму башню пойдём, – разочарованно протянул я.

– Не вы один, Александр, – женщина запыхалась, но продолжила рассказывать. – Телецентр – это несколько зданий. Мы находимся в самом старом из них, аппаратно-студийном комплексе номер один. Он ещё в шестидесятых годах строился. Второй – на Шаболовке, а третий – через пару зданий, вон там. Нам сейчас на второй этаж. Лифт здесь. Быстрее-быстрее. Александр, мы опаздываем.

Студия меня не впечатлила. По телевизору вроде больше была. Щёлкнул пальцем по картонной букве «П». Задрал голову, рассматривая многочисленные софиты.

– Саша, а ты здесь как оказался? Тоже вызвали? – раздался знакомый голос.

Обернувшись, я увидел взъерошенного Александра Генриховича, щурящегося от яркого света ламп.

– Здравствуйте, – искренне обрадовался я мужчине. – Меня сюда прямо из Шереметьево привезли.

Бородюк бросил быстрый взгляд на сумки у моих ног и тихо выругался.

– Вот же… Нас тоже аж с самого утра с базы звонком сверху сорвали. Даже позавтракать не успели. Вот, – показал он бутерброды в левой руке. – Купил в буфете перекусить. А то голодный Юрий Павлович рвёт и мечет. Его даже покурить не отпустили. Двенадцатого – Турция. Решающий матч для сборной. Нужно просматривать игры, изучать их сильные и слабые стороны. В общем, сам понимаешь. А мы тут, видите ли, прохлаждаемся, интервью раздаём. Напудрили мне морду, чтобы не блестела. Тьфу ты. А потом эти козлы результаты будут требовать! Уроды!

– Да я и сам не в восторге, – пожал я плечами. – Со мной где-то неделю назад связались. «Нужно в обязательном порядке появиться в эфире», – передразнил я приказным тоном. – Хотя бы заплатят за это. Отстреляемся и поедем на базу.

– Заплатят? – переспросил внезапно подобравшийся мужчина.

– Ну да. Вам же тоже должны выплатить деньги за ваше появление в программе. Я только ради денег и согласился.

– Вот же суки! Кто-то там наверху, блядь, деньги мои в карман себе положил! Х*й им, а не мои деньги!

Я даже отошёл на пару шагов от греха подальше. Если Александр Генрихович стал матом разговаривать, то к Юрию Павловичу лучше вообще не подходить. Раскрасневшийся мужчина хотел продолжить, но к нам подбежала полногрудая Татьяна Николаевна.

– Не поняла. Александр, почему стоим? Вас же ждут в гримёрной. Быстрее-быстрее, и так опоздали. Запись начнут через двадцать пять минут, а вы совсем не готовы.

Бородюк выдохнул шумно, как бык, и подобрался.

– Так, дамочка, кто у вас здесь главный? Почему нам ничего не выплатили за эфир?

Женщина отшатнулась и лишь показала мне рукой в сторону гримёрной.

– Свят-свят, – проговаривая про себя, я подобрал сумки и пошёл к указанной двери.

А там за меня взялись серьёзно. Сначала отпросился в туалет. Затем быстро переоделся за ширмой в светлые брюки, чёрные туфли, белую найковскую майку и светло-серый пиджак, который купила мама. Меня покрутили вокруг своей оси, признали годным и усадили в кресло гримироваться. Завязали на шею чёрную накидку, гладко побрили и чем-то смазали. А потом тщательно прошлись пушистой кисточкой с пудрой! Хорошо, что глаза успел закрыть, но вот чёрт, как же зачесалось в носу! Поколдовали с ножницами над волосами. И мне даже не дали в зеркало на себя глянуть, сразу потянули в студию, где буквально толкнули на отдельный кожаный диван. На трибунах уже сидели зрители в одежде тёмных тонов. Молодую женщину попросили снять очки. Видимо, чтобы камеры не отсвечивали. Молодой Малахов что-то уточнял у оператора. На другом диване нервничал Виталий Мутко. Напротив него устроились угрюмый Сёмин и повеселевший Бородюк. Никак об оплате успел договориться?

Они вопросительно уставились на меня. Я было открыл рот, но меня тут же прервал женский визг, от которого мы все одновременно вздрогнули.

– Почему обувь не блестит? Кто отвечает за обувь?

Ко мне тут же подбежала молодая девчонка, плюхнулась передо мной на колени и стала чистить мне туфли. Всё это стало напоминать мне цирк. Я глубоко вздохнул-выдохнул. На что я только подписался? Чтобы я ещё раз? Да ни за какие деньги! Слава богу, через пару минут началась запись передачи.

– Десятого июля 2005 года в возрасте шестнадцати лет и трёхсот четырнадцати дней он подписал контракт в основной состав известнейшего футбольного клуба «Валенсия». В возрасте шестнадцати лет дебютировал в составе молодёжной сборной России. В возрасте семнадцати лет его приглашают в национальную сборную России по футболу, где двенадцатого октября он забивает единственный и решающий гол в игре со Словакией. Тем самым этот семнадцатилетний русский подросток побил рекорд англичанина Джорджа Бэста, установленный двадцатого октября 1964 года в матче Кубка Ярмарок и продержавшийся сорок один год… – восторженно надрывается Малахов.

А у меня резко начинает чесаться в носу. Проклятая пудра!

– Встречайте, Александр Граф! – подходит он ко мне, а я оглушительно чихаю прямо в подъехавшую камеру.

Юрий Павлович со зрителями ржут так, что аж стены трясутся. Прячущий улыбку Малахов качает головой. Я извиняюсь, пока объектив камеры тщательно вытирают. Ох, чувствую, мы здесь надолго.

* * *

– Сашенька, уже программа началась, – вырывает меня из воспоминаний беспокоящийся голос Анны Петровны.

Подчищаю соус хлебом, уж больно вкусный, и спешу в зал. Ого! Да я тут как школьник выгляжу. Хотя чего это я? В моём возрасте парни действительно ещё в школе учатся. Это я вырвался, как спринтер, вперёд. Интересно, сколько людей смотрят эту программу сейчас? Если мне пятьдесят тысяч евро гонорара перевели, то рассчитывают на огромную аудиторию. Да и на рекламе денег тоже возьмут немало. Малахов на экране мне очень понравился. Раскрепощён, не зажат. Держит зрителей в тонусе. Да и в студии вежлив был, лишнего не позволял.

– Скажите, Александр, это правда, что ваш отец очень богатый человек? И благодаря именно его протекции вас взяли в иностранный клуб?

Парень на экране заливается смехом и парирует:

– На самом деле я внебрачный сын Билла Гейтса.

Зрители хохочут, и тёща рядом тоже утирает от смеха слёзы.

– Давайте я вам по порядку расскажу, что да как. Мой отец родился в Москве. Его прапрадед, как и прадед, дед, отец… Они все работали в Боткинской больнице.

– Врачебная династия? – уточняет Малахов.

Я киваю и продолжаю.

– Жили они не на Арбате и не в высотке на Котельнической набережной. Это была обычная коммуналка на окраине Москвы. Бабушка моего папу очень поздно родила, аж в сорок пять лет. Поэтому никаких квартир на расширение им не предлагали. Как ютились в одной комнатушке, так и продолжили там жить. Они рассчитывали, что сын тоже врачом станет, но папа пошёл на математический факультет МГУ. Он ещё в школе в разных олимпиадах участвовал, кружки математические посещал. Бредил футболом, но астма всё перечеркнула. А моя мама из Магаданской области, городского посёлка Синегорье. Это на Колыме.

– Далеко родители вашей мамы забрались, – удивляется ведущий.

– Этот посёлок был построен для обслуживания гидроэлектростанции. Там при СССР и аэропорт свой был, и подъёмник для горных лыж. Сейчас там, конечно, всё заброшено. Моя мама даже на похороны родителей в 2001 не попала, так как не было возможности туда добраться. Аэропорт закрыли ещё в 2000 году.

Малахов участливо качает головой, а я продолжаю свой рассказ.

– Дед мой был водителем скорой помощи, а бабушка – учительницей начальных классов. Моя мама тоже поступила в МГУ на математический факультет в один год с папой, в 1983. Ещё будучи студентом, отец подрабатывал в каком-то там чернобыльском фонде. Их же, как грибов после дождя, в то время было. А после университета он продолжил работу с этим фондом, и ему прислали вызов в Испанию. Это был 1988 год.

– И его выпустили из страны?

– С трудом, но выпустили. Помогло то, что он к этому времени был женат на маме и она была беременна мною и сестрой. Плюс жильё тут в Москве было. Родители отца умерли, когда он на четвёртом курсе был, и он в ту комнатушку маму забрал. Папа уехал летом, а первого сентября мама нас с сестрой родила. Из роддома на окраину сама добиралась. Денег папа в то время не присылал, так как их не было. Мы раз в месяц получали посылки с одеждой, обувью, которые он покупал в секонд-хендах. И поверьте мне, это было огромным подспорьем. Мама ещё репетиторством немного подрабатывала. Отец приехал домой только в январе 1992 года. Вот как СССР распался в декабре 1991-го, так он и вырвался нас повидать.

– Так как при СССР его бы обратно за границу не выпустили, – добавляет ведущий.

– Родители продали эту комнатку в коммуналке, так как отцу были нужны деньги на курсы программистов.

– То есть ваш отец продал комнату в коммуналке, чтобы оплатить курсы программистов в Испании? – недоверчиво переспрашивает Малахов.

– Да, – киваю головой. – Отец получал минималку, а жизнь там недешёвая. Плюс семью в Москве тоже нужно было содержать. Подтвердить диплом в Испании очень сложно. Вот родители и рискнули продажей жилья. Да, он мог поехать в Испанию и там умереть. Всякое в жизни бывает, сами понимаете. И осталась бы моя мама с нами на бобах. Но мои родители рискнули, и у них получилось. Папа снял нам через знакомых трёхкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте и уехал обратно в Испанию. Там он окончил курсы и стал работать программистом. Потом, к 2004 году, ещё и диплом МГУ подтвердил. Зарабатывал он достаточно хорошо. Присылал нам деньги на жизнь, оплату съёмной квартиры. В Испанию к нему на лето ездили. В шесть лет он отвёл меня в футбольную школу «Динамо». Она находилась недалеко от нашего дома. А в 1999 году, в августе, женщина, которая сдавала нам квартиру, вышла замуж за итальянца. Отец взял ссуду в банке и купил у неё не только эту квартиру, в которой мы жили, но и дом в деревне под Москвой.

– Ваш отец так и продолжал работать в сфере информационных технологий?

– Да. Он писал приложения для мобильных телефонов. В сентябре 1999 года он забрал меня в Испанию. Мне тогда как раз исполнилось одиннадцать лет. Мама и сестра остались в Москве, так как всю семью он там просто бы не потянул, даже с зарплатой программиста. В Испании меня сразу взяли в футбольную академию при клубе «Валенсия».

– Александр, а вы можете более подробно рассказать о футбольной академии? Я знаю, что туда не берут с улицы.

– Да, это правда. Академия – это не секция, не школа олимпийского резерва. Это кузница кадров для молодёжной и основной команды «Валенсия». Чтобы тебя взяли, нужно пройти платный двухнедельный отбор, жить в часовой доступности от академии, посещать школу либо быть на домашнем обучении, не иметь проблем со здоровьем. В течение четырнадцати дней ходишь на занятия, участвуешь в матчах, за тобой наблюдают, а потом сообщают тебе решение. Мне очень помогло то, что я пять лет занимался в школе «Динамо». Я был не хуже других соискателей, а в чём-то даже и лучше. По случаю хочу передать привет своему первому тренеру Константину Георгиевичу Парамонову. Большое спасибо вам за мою подготовку.

Зрители одобрительно хлопают. Что интересно, даже Мутко, Сёмин и Бородюк слушают меня чуть ли не приоткрытыми ртами. Неужели они этого не знали?

– Занятия после школы с четырёх до девяти вечера. Стоимость занятий от одной тысячи евро в неделю и выше. За эти пять часов мы первые два часа изучали теорию. Часто просматривали как свои, так и игры клубов испанского чемпионата. Тренеры объясняли, какие ошибки часто допускают на поле футболисты. Буквально на пальцах разжёвывали всё до мелочей. Потом шла получасовая разминка на поле. Далее уже, исходя из того, что тренер нам подготовил: квадратики, удары по воротам, разбирали действия при штрафных и угловых ударах, как в защите своих ворот, так и в атаке. Выполняли ряд упражнений, чтобы улучшить взаимодействие. Заканчивалась тренировка небольшой двусторонней игрой. На базе академии есть тренажёрные залы, бассейн, столовая. В выходные дни проводились товарищеские матчи с другими командами города или региона. Периодически выезжали на городские и региональные турниры. Дополнительно родителям читали обязательные курсы по питанию и психическому здоровью детей.

– Занятия все семь дней в неделю? Получается, четыре тысячи евро за месяц? – уточняет ведущий.

– Да. Иногда больше выходило. Плюс в течение занятий идёт очень сильный отсев, так как на твоё место даже за эти деньги много желающих. Но даже этих занятий мало, если вы хотите подписать контракт на дальнейшее сотрудничество с клубом. В шестнадцать лет либо контракт, либо тебя запишут в список возможных кандидатов на отбор в другие клубы.

– А на отбор в клуб разве просто так не попасть?

– Конечно, нет. Нельзя просто так подойти и сказать: «Вот, посмотрите меня». Для этого есть скауты, агенты.

– А частные уроки помимо академии тоже брали?

– Материальных возможностей не было. Папа хорошо зарабатывал, но почти всё уходило на оплату академии, жизнь в Испании, ипотеку московской квартиры. Плюс маме с сестрой и братом деньги же отсылали. Папа даже умудрялся как-то подкопить, и каждое лето они в Испанию приезжали по туристической визе. Со мной дополнительно сам отец занимался. Он мне говорил, что всегда мне поможет, но в футбол за меня играть не будет. Мы вставали в шесть утра. За пятнадцать минут я одевался, ел, и мы с отцом выходили на пляж. Два часа бег, упражнения на баланс, координацию, точность. Потом отец вёз меня в школу, которая начиналась в девять утра. Завтракал я в машине. Там в любой свободный момент качал пресс, ноги. Обед опять в машине. Потом занятия в академии. Про них я уже рассказывал. Дома опять упражнения. Отбой в одиннадцать. Ночью часто просыпался, так как судороги в ногах были. Иглу в каменную мышцу воткнёшь, она расслабится, и дальше спишь. Так все тренируются.

– А в школу вы ходили частную или государственную?

– Государственную. Испанский, английский, валенсийский там изучал. Уроки музыки там были. С математикой отец помогал. Основы игры на гитаре мне дали. В испанской школе гораздо легче учиться, чем в наших.

Зрители улыбаются.

– В 2004 году ему улыбнулась удача, – продолжаю я. – Папа продал четыре мобильных приложения за полмиллиона евро. В мае 2005-го мы переехали в нашу квартиру в Валенсии. Вы не можете себе представить, что это такое – переехать в своё жильё. До этого мы снимали комнатку с одной кроватью для меня. Папа спал на полу на надувном матрасе. А тут такие хоромы.

На экране идут кадры с видом нашей испанской квартиры, которую я снял на видеокамеру для Лены.

– Отец очень гордился этой квартирой. Но, к огромнейшему сожалению, воспользоваться плодами своего труда он толком не сумел… Здесь я сделал паузу в несколько секунд, после чего продолжил: – Двадцать седьмого июня этого года отец взял в аренду небольшую шаланду порыбачить, отдохнуть со мной. У него и лицензия на вождение лодки была. Он всё мечтал выловить трёхметрового морского угря. Но мы эту рыбу не словили. В тот день на скумбрию наткнулись, ящиков пять натягали. Там же как? Обычная палка, на ней длинная верёвка с крючками по восемь-десять сантиметров. На эти крючки цепляешь рыбу, забрасываешь и палкой этой водишь вверх-вниз, вверх-вниз, – я даже рукой показал, как это делать нужно. – Потом достаёшь, рыбу с крючков снимаешь, потрошишь и опять повторяешь весь этот процесс. Мы собирались уже домой, когда это всё и случилось. Отец спустился вниз за льдом, чтобы добавить в ящики с рыбой. Я был на палубе. И тут лодку резко закачало, я ещё успел увидеть огромную волну, и нас перевернуло. Я даже испугаться не успел. Как мне потом сказали, это был какой-то подземный толчок. Меня сначала под воду затянуло, воды нахлебался. Но на мне был спасательный жилет, и меня тут же вытолкнуло на поверхность. Там мусор какой-то плавал, а вот лодки и отца не было. Одна вода кругом, волны и бездна под ногами. Я голос сорвал, всё отца звал. Кричал, пока были силы. Для меня он был где-то там, в метрах пятидесяти от меня.

– Но помощь же пришла? – участливо спрашивает ведущий.

– Никого не было. Самолёты в небе видел, вертолёт пролетал. Я там долго болтался в воде. Потом уже, когда солнце на запад ушло, сообразил, где юг, а где север. Потом молиться начал. Это меня и спасло. Уже когда стемнело, я разглядел какие-то огни, на них и поплыл в ту сторону. Плыл я всю ночь и день. Отец меня всегда учил не беречь силы на обратный путь. Выкладываться всегда по полной. Плюс я верил в то, что там меня ждёт отец и просто обязан туда приплыть. Доктор потом сказал, что это просто чудо, что я не получил воспаления. Вода же холодная. Это возле пляжа она прогревается, а там, где море, она ледяная.

– Акулы рядом плавали?

– Знаете, не видел. Да и в тот момент об акулах я думал в самую последнюю очередь.

Анна Петровна утирает слёзы и обнимает меня. Мне самому себя жалко. На записи Малахов меня полчаса расспрашивал про мои беды, а после монтажа в пять минут всё уложили.

Я на экране рассказываю, как доплыл до пляжа. Как встретил Камилу, как пел ей песни за кусок пиццы и колу, как лежал в госпитале, про испанского полицейского сеньора Хуана, национальное телевидение, наш турнир на Мальорке. Потом я говорю то, о чём меня настоятельно просил сказать Антонио.

– Я очень благодарен сеньору Хуану. Можно сказать, что именно благодаря ему я и нахожусь в этой студии. Если бы он не оказал мне помощь, то не знаю, что бы я делал. На берег я выплыл в шортах, майке и спасательном жилете. У меня даже обуви на ногах не было, не говоря уже о деньгах. Его семья отвезла меня в больницу, а потом приютила в своём доме. Вот представьте себе, что милиционер выловил в Москве-реке какого-то странного иностранца. Пригласил к себе домой пожить на месяц, накормил, одел, денег дал. Сказка? А сеньор Хуан это сделал. У него католическая семья, они молятся перед едой, он сам свечки перед иконой зажигает. Очень честный и порядочный человек. Отблагодарить его дочь Камилу своими песнями – это было самое малое, что я мог сделать.

Зрители в аудитории внимательно слушают о моих злоключениях. Реально сопереживают мне. Одна женщина приложила руку ко рту, у неё трясутся плечи и текут слёзы. Всё-таки монтаж – великое дело. Что-то я не помню такой реакции зрителей. Может, их после того, как мы ушли, попросили пустить слезу? Всё возможно.

Рассказываю про похороны, помощь сеньора Хуана, русского батюшку из Альтеа. О том, что мама пожертвовала сто тысяч евро на строительство русской православной церкви в Испании. Люди любят такие жесты. Даже Анна Петровна кивает головой, что моей маме это зачтётся. А вот и вопрос про песни.

– В творческой среде сейчас активно циркулируют слухи, что участник «Фабрики звёзд» Тимур Юнусов, выступающий под псевдонимом Тимати, якобы украл у вас песни. Это правда?

У меня экранного такой обиженный вид, что, даже зная, что произойдёт дальше, я проникся. А уж тёща как нахохлилась.

– Украл? Вообще-то мы с Тимуром друзья. Он очень помог моей семье. После пропажи отца его банковские активы были заморожены. Маме я из Испании не звонил. Во-первых, она беременна, я не хотел её тревожить. А во-вторых, я никак не хотел признавать даже для себя, что папы больше нет. Каждый божий день я надеялся, что вот сейчас откроется дверь и войдёт отец. И всё будет как прежде. Когда я прилетел домой, то узнал, что банк натравил на мою маму, сестру и четырёхлетнего брата коллекторов. Рядом с нами живёт семидесятичетырёхлетняя женщина, ветеран труда. Бывшая учительница. Её младший сын взял в банке ссуду на покупку старой машины. Он был плиточник, нужно было возить инструмент. Пять месяцев назад он разбился на машине, а долг повесили на его мать. Её старший сын в Краснодаре от зарплаты до зарплаты живёт. Сам с трудом семью содержит. Помочь ничем не мог. А так как у неё в квартире взять было нечего, то забрали старого кастрированного кота персидской породы. Моя мама помогла ей выплатить долг, ведь она ожидала, что папа перечислит деньги. Но отец погиб. И коллекторы пришли уже к ней.

В студии я сказал, что у меня есть с собой видеокассета, которую передала нам соседка. При монтаже это убрали. Оставили лишь видео. На экране идут страшные кадры, как мужчина держит беременную женщину за горло и шипит ей в лицо: «Не выплатишь долг, твоя дочь будет ноги раздвигать на рынке. Поняла, сучка? Сынка твоего в порно тоже пристроим, за таких много платят».

Анна Петровна издаёт полустон, держась за сердце.

– Сашенька, таблетки на секции за фоторамкой.

Через пару секунд она торопливо глотает лекарство и тут же запивает холодным чаем.

– Ироды, какие ироды! Это же что такое творится на свете? Боже, какие ироды… Как так можно? Сашенька! Как?

Я на экране продолжаю рассказывать, как в день моего приезда домой коллекторы пытались ограбить соседку. Как пытались обвинить пожилую женщину в том, что она напоила их водкой, меня и соседа сверху в избиении, женщину снизу в том, что подбросила им наркотики.

– Моя мама сказала, что такое наглое поведение – из-за полной безнаказанности. К сожалению, отсутствует закон, который бы защищал людей от коллекторов. У меня возможность рассказать о том, как они себя вели, есть. А у других жертв их произвола – нет. Во время этой передачи кто-то подвергается унижению и преследованию. Но люди не могут даже в полицию обратиться. Пока «наверху» не будет принят закон об их защите, ничего сделать нельзя. Мама говорит, и я с ней согласен, что люди потеряли к себе уважение. Вот наша соседка – ветеран труда, честный, порядочный человек. А её какой-то коллектор в такой страх вогнал, что она боялась на улицу выйти. Чем она заслужила такое к себе отношение банка «Деловая Москва»? Для банка должен быть важен любой клиент, а на деле всё получается по-другому. За ваши деньги вас же ещё обязывают чувствовать себя виноватыми. Ведь что такое банк? Это группа людей, которая играет вашими деньгами на бирже, да долг ссуживает. Банковские коты жиреют на бонусах, а людям, как наша соседка, крошки да объедки с барского стола перепадают. Когда-то её муж работал на севере, десять тысяч рублей они скопили, хотели машину купить. Всё пропало. Никто ей ничего не вернул. Может, этой женщине нужно было после развала СССР заглянуть к банкирам домой? Ведь кто-то эти деньги украл? Потребовать с них эти десять тысяч? А банкиры прислали к ней коллекторов.