Текст книги "Кокон"

Автор книги: Евгений Немец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

5

Во вторник, 11-го сентября, я притащил на работу все комплектующие для сборки ПК. Я сидел в аудитории, и ждал, когда ученики займут свои места. Антон зашел предпоследним, бросил на меня взгляд, я ему кивнул, он кинул в ответ. В его глазах я не различил негатива, а стало быть, инцидент был исчерпан. Признаться, я испытал облегчение. Я сказал:

– Так, молодежь, сегодня мы соберем Натальин комп, а заодно разберемся, какая железяка зачем нужна и как называется.

– Мой? – выдохнула Наташа и даже привстала. Её личико отражало смесь смятения, удивления и робкой радости. Той радости, которая готова испугаться, потому что опыт подсказывает – в жизни ничего не бывает бесплатно.

Я никогда не любил эти сопливые проявления чувств, потому ответил довольно грубо:

– Твой, Наталья, твой. Не могу же я допустить, чтобы мои подопечные не имели возможность выполнить домашнее задание. И не переживай, требовать с тебя плату натурой я не стану. Во-первых, не хочу в тюрьму за совращение малолетних, и во-вторых, что важнее, ты не в моем вкусе.

Несколько девочек ехидно улыбнулись, косясь то на Наталью, то на меня, типа, «не-в-той-ты-весовой-категории-подруга-чтобы-заарканить-такого-мужика», парни улыбнулись, некоторые откровенно заржали, Наташа, конечно же, смутилась, у неё даже мочки ушей покраснели.

– Так, хватил зубы скалить! – прикрикнул я. – За дело. Мельников, иди сюда, будешь мне ассистировать, а вы все тоже отрывайте от стульев жопы и смотрите, что и зачем мы делаем. На следующем занятии я спрошу вас, какая железяка как называется, и какую функцию исполняет, и того, кто не будет этого знать – убью!

За сорок минут комп был три раза собран, разобран и опять собран, так что вроде все уяснили, что куда и в какой последовательности вставляется, а главное, зачем оно вообще нужно. Весь урок в аудитории стоял «производственный» гам, который меня даже радовал, потому что являлся частью собственно урока.

– Ты что дебил?! Куда ты тыкаешь видеокарту? Ты что, не видишь, что там слот не такой?!

– Да этот модуль памяти сюда не встанет, он же DIMM-2, а тут ещё под DIMM-первый заточено!..

– Блин, Вероника, ты своими ногтями сейчас все конденсаторы поотрываешь! Что ты ими размахалась, как Росомаха когтями!..

В общем, процесс обучения шел полным ходом, и только Паша Мельников в него не лез, стоял рядом, и, глядя на одноклассников, прятал снисходительную улыбку, и Наташа Плеханова не произнесла не единого слова, хотя внимательно за всем наблюдала. Отметил я, что и Антон Горевский с интересом наблюдал за процессом.

К концу урока я разогнал всех по местам, дождался, пока все рассядутся и успокоятся, сказал:

– На следующий раз мы установим «Винду» и необходимый софт. Но сделаем это уже на другом железе. Теперь же требуется доставить этот комп Наталье домой. Павел?

Мельников кивнул.

– Он сам не дотащит, – продолжил я. – Системник и монитор в одних руках не допрешь.

– Я помогу, я рядом живу, – вызвался Сергей Прохоров.

– Вот и славно. Наташа, этот комп не бог весть что по современным меркам. Но как говорится, дареному танку в дуло не заглядывают. В Sims'ов может и не поиграешь, а для учебы тебе его хватит вполне. Все, проваливайте, урок закончен. Тезка, задержись.

Мельникова я попросил поставить на Наташин компьютер необходимое ПО, он согласился, потом я добавил, что железо на его компьютер лежит у меня дома, и вечером он сможет его забрать. Услышав это, Павел просиял, и выбежал из кабинета чуть ли не вприпрыжку. Я же отправился знакомиться с новой учительницей биологи.

Стол преподавателя в кабинете биологии облепили девчонки из десятого «А», так что саму учительницу не было видно. Все они что-то бойко обсуждали, то есть по-бабски бестолково галдели.

– Эй! – прикрикнул я, возмущенный тем, что на мое появление никто не обратил внимание. – Так, мартышки, ну-ка брысь отсюда! У меня к Елене Владимировне важный производственный разговор. Будем обсуждать, как привить вам основы добропорядочности и целомудрия.

Ученицы спорить не стали и поспешно ретировались; наверное, их испугало существительное «целомудрие». Лена смотрела на меня с недоумением, послушность учениц её удивила. Я два раза обошел вокруг стола, рассматривая девушку со всех сторон, даже под стол заглянул, но Лена предусмотрительно сжала колени. Коленки, кстати, были хорошие, маленькие и овальные, их хотелось приласкать. Да и сама она была ничего. Невысокая, стройная, носик в веснушках, белесая челка, тонкие бледные губки и ямочки на щеках. Её влажные серые глазки внимательно следили за моим перемещением. Что-то в ней было от ухоженной домашней кошки, – её всю хотелось погладить. Грудь, правда, могла бы быть и побольше, и бедра для её роста были широковаты. Ну да сойдет. Я сказал:

– Я большой поклонник биологии, но многое подзабыл. Мне бы репетитора. Пестик, тычинка, чего там дальше?

Секунду она думала над моим вопросом, и я с досадой отметил, что возмущение на её личике не проявилось, сказала:

– Вы, должно быть, Павел Грек. Алёна меня предупреждала, – у неё был приятный низкий голос, совсем не кошачий.

– И что же такое она про меня наговорила?

– Что вы беспринципный, хамовитый, похотливый кобель, с завышенной самооценкой и манией величия. К тому же – алкоголик, а единственное ваше достоинство – это хорошо подвешенный язык.

– Это возмутительно! – возмущение я, разумеется, лицом изобразил. – В наше время, в эпоху высоких нравственных идеалов, когда первостепенной добродетелью считается порядочность, за моей спиной обо мне говорят!.. в общем-то чистейшую правду, – не буду лукавить, эту реплику я позаимствовал у лорда Генри, который из Уайльдовского «Портрета Дориана Грея». – Но ты не должна верить Алёне! Это все её козни, она не хочет, чтобы ты меня у неё увела, ведь я – сама страсть!.. Так как насчет пары уроков женской анатомии? С меня коньяк.

Теперь Лена смотрела на меня широко распахнутыми глазами и покачивала головой, словно наблюдала что-то удивительное и омерзительное одновременно, что-то такое, чего не может существовать в природе. Интересно, в какой волшебной стране она родилась?

– Павел, я конечно понимаю, что где-то существуют женщины, для которых ваше хамство является комплиментом, но я не из их числа. И никогда в их число не попаду, – о, она сказала это с внутренней уверенностью и даже гордостью! – Так что оставьте меня в покое, и отправляйтесь производить впечатление на неопытных малолеток – на своих учениц.

Теперь она смотрела мне в глаза с вызовом. Я пожал плечами, отвернулся и направился к выходу, у двери оглянулся, сказал:

– Так я не понял, ты коньяк не любишь? Или секс?

И, оставив преподавательницу биологии поразмыслить над этим вопросом, я отправился к себе в кабинет. У меня оставался последний урок.

К концу урока я получил от Алёны смску: «зайди». Коротко, ясно и не допускает неисполнения. Пошел, мне и самому хотелось сказать ей пару слов.

Алёна сидела за столом в своем кабинете и заполняла журнал. Начал я прямо с порога:

– Ты чего наговорила обо мне своей подруге?! Она даже на минет не согласилась!

– А что, руками уже не справляешься? – невозмутимо ответствовала Алёна, не отрываясь от журнала.

– Узнаю этот цинизм. От него несет медикаментами! Это ты от своего мужа-мясника набралась?

Алёна неторопливо отложила ручку, откинулась на спинку кресла, скрестила на груди руки и внимательно так на меня посмотрела.

– Грек, – сказала она после паузы, – слышала, что ты компьютер своей ученице подарил.

– Компьютер – это громко сказано. Так, металлолом всякий в кучу собрали. И что? Все равно мертвым грузом дома валялось. Или все же я переборщил? Предлагаешь изъять назад?

– Тебе не кажется, что ты начинаешь привязываться к своим питомцам?

Я насторожился, заглянул Алёнке в глаза и увидел там лукавые искорки.

– Нет! – заявил я. – Ни о какой привязанности не может быть и речи!

– А ещё девочки из одиннадцатого «Б» приходили, расспрашивали о тебе. Женат ли, чем увлекаешься, когда у тебя день рождения…

Ну, тут я расправил плечи и вздернул подбородок:

– Ещё бы, такой видный мужчина…

– Кобель ты хренов, им всего по семнадцать, – Алёна сказала это без возмущения, и даже укора не чувствовалось, скорее усталость.

– Вот-вот. Нежная кожа, волосы на лобке, как пух… – Я уселся на Алёнин стол и мечтательно уставился в потолок.

– И статья уголовного кодекса о совращении малолетних, – бульдозером вторглась Алёна в мои сладкие грезы.

Я опустил на неё глаза, сказал с улыбкой:

– Тебя просто зависть берет. И ревность. Так что ты там моим девчонкам про меня рассказала?

– Правду.

– Какую ещё правду? – я поморщился.

– Я сказала, что ты самый невыносимый человек на планете, но если понадобится, за каждую из них умрешь не задумываясь.

Я вскочил со стола и уставился на Алёну с ужасом:

– Да ты просто рехнулась! Как такое можно было ляпнуть! Они же поверят тебе и будут думать, что я в самом деле беспокоюсь об их никчемных существованиях!

– Они и поверили, – ответила Алёна с улыбкой, поднялась, закинула сумку на плечо и невозмутимо направилась к выходу, у двери оглянулась, добавила все с той же улыбкой. – Двери запри, защитник детей и подростков.

И вышла.

Целую минуту я смотрел на захлопнувшуюся дверь без единой мысли. Моя голова была пуста, как колокол. Я даже стукнул в неё кулаком, звона не последовало, но мозг кое-как заработал, результатом чего стало удивительное в своей глубине осмысление Алёнкиной сущности:

«Вот же ж сучка…»

6

Месяц прошел размерено и незаметно. Я довольно быстро втянулся в ритм лицейской жизни, но для себя объяснял это тем, что мне просто на все плевать. Где-то глубоко внутри иногда шевелилась мысль: данное положение дел всего лишь отражение факта, что занятия с молодежью приносят мне удовлетворение, но сие богохульство я жестоко подавлял. Чего такого может мне дать молодежь? Ничего. И точка. Но с другой стороны директриса не пыталась меня контролировать, с учениками наладился контакт и взаимопонимание, так что я отдавал себе отчет – работается мне вполне комфортно, а иногда даже весело.

В пятницу, 12 октября со мной случился день рождения. Накануне девчонки из одиннадцатого «Б» осторожно интересовались, чего бы мне хотелось получить в подарок, на что я ответил:

– Я люблю секс, алкоголь и музыку Майка Паттона. Музыка Майка Паттона есть у меня полностью, секс с вами запрещен законом, так что… выбор у вас невелик. Двенадцатилетний Dewar's будет достойной компенсацией той кровушки, которую вы из меня высосали за эти два месяца. Как говорит мой друг-гомеопат, он же по совместительству супруг Алёны Игоревны, надобно повышать уровень гемоглобина в крови.

Тема моей личной жизни ученикам пришлась по вкусу, так что беседа стала походить на викторину. На вопрос о кинематографе я ответил, что, как любой нормальный здоровый мужчина, сначала люблю порно, а уж потом фильмы Тарковского, ни в коем случае не наоборот. Про «ЭМО» откровенно сознался, что не совсем в курсе, что это такое, но подозреваю, что это какая-то разновидность сексуального извращения. В любом случае, заверил я учеников, мне глубоко пофиг, в каких местах они носят сережки, и в какой цвет красят волосы. Спросили и о моем развалившемся браке, тут я тоже не видел смысла врать, и сказал, что по природе своей неприспособлен к серьезным отношениям, к тому же, в результате таких отношений частенько появляются дети, которых я терпеть не могу, потому что они постоянно орут, срут, и требуют регулярных капиталовложений. Парней интересовало мое отношение к футболу. Никакого отношения к футболу у меня не было, саму игру я считал идиотской, и ненавидел её с детства, когда во время игры, поставил нападающему подножку, на что он возмутился, и я, чтобы не вякал лишнего, дал ему ногой по яйцам. Меня потом долго мутузила вся команда. В общем, футбол – это коллективная игра, а я родился индивидуалистом, мне всегда было крайне сложно расстаться с мячом, то есть сделать пас. Поинтересовались и о книгах. Вообще-то, книги я люблю и читаю много, но признаваться в единственном добропорядочном аспекте моей сути не хотелось. К тому же урок давно закончился, да и перемена подходила к концу, так что я беседу прекратил, и молодежь разогнал.

Я не ждал, что мои подопечные действительно сделают мне подарок. Я и день рождения отмечать не собирался. А чего отмечать то? На работе никто не пьет, а «чаёвничать» я не приучен. Так что в пятницу, закончив с делами, я собирался домой, размышляя, на что потратить выходные. И тут дверь открылась и одиннадцатый «Б» в полном составе ввалился в аудиторию.

– Если вы решили устроить суд Линча, имейте ввиду, на тот свет я смогу прихватить парочку из вас, – заверил я молодежь, недоумевая, чего это они приперлись всем классом.

Вперед выступила Ира Бажанова, она держала в руках пакет (явно не пустой) и хитро улыбалась.

Ирка была ещё та оторва. Невысокая, бойкая, склонная к риску, с черной челкой, упрямо закрывающей ей правый глаз, с кучей сережек в ушах и искрами во взгляде, – она была живым воплощением непокорности и протеста, и, разумеется, в классе среди девчонок доминировала. Ира жила с отцом (куда девалась мать, мне не удалось выяснить), и хоть родитель, судя по всему, зарабатывал хорошо, постоянно был в разъездах и командировках, так что дочка взрослела самостоятельно. Однажды я стал свидетелем такой картины: на перекрестке остановился джип, дожидаясь зеленого сигнала светофора, а когда зеленый загорелся, из-за угла выскочила Ирка на спортивном велосипеде и стрелой пронеслась перед самым капотом автомобиля. Водитель вдавил в пол педаль тормоза с такой силой, что машина присела на передние колеса. Из салона послышался отборный мат, в это время Ирка была уже на противоположной стороне дороги, оглянулась и показала джипу «fuck». В общем, оторва.

– Павел Витальевич, мы хотим поздравить вас с днем рождения, – сказала она.

– О как! На закуски не рассчитывайте, я гостей не ждал. Ладно, чего там?

Ира отдала мне пакет, я заглянул туда и обнаружил коробку с виски. Двенадцатилетний Dewar's, 0,7.

– Боже мой! – возмутился я. – Что себе позволяют эти торгаши! Они что, не в курсе, что продажа алкоголя подросткам до двадцати одного года запрещена законом Российской Федерации?! Или вы её стырили, мерзавцы? Признавайтесь!

– Да нет, – отозвался Сергей Прохоров, – я брата попросил купить.

– Чёрт, все-таки вы не совсем безнадежны, вот и смекалку проявили. Что ж, спасибо за подарок. Я вообще обожаю брать взятки, и ничего не делать взамен. Так что порадовали вы меня, порадовали. Я бы всем вам налил по тридцать грамм, но вам ещё нельзя. Как обычно придется пить в одно лицо.

Прощаться молодежь не торопилась, они обступили меня со всех сторон и загалдели, то есть принялись вразнобой высказывать поздравления и всякие глупые пожелания, вроде крепкого здоровья и счастья в личной жизни. Короче, выказывали симпатию, от чего я все сильнее ощущал дискомфорт. Потом Паша Мельников и вовсе меня добил, он протянул руку для рукопожатия и сказал тихо, робея от собственной смелости:

– Спасибо, Павел Витальевич.

Руку пришлось пожать, а Ирка, юркая бестия, чмокнула меня в щеку. В общем, дальше терпеть такое у меня не было сил, и я погнал их из аудитории. Из коридора ещё некоторое время доносился гогот. Я почему-то подумал, что когда одновременно гогочут двадцать девять подростков, это очень похоже на работу бульдозера.

Я вздохнул полной грудью, и понял, что мне просто необходимо выпить, так что достал телефон и набрал номер Лёни Михайлова. Раз алкоголь уже был, я не видел смысла отказывать себе в вечеринке. Оказалось, что, невзирая на мои планы и желания, Лёня с Алёнкой и сами собирались меня навестить, потому что, видите ли, в отличие от меня, помнили дни рождения своих друзей. Так что в тот вечер они пришли ко мне, да ещё и не сами, а с подарком. Этот подарок имел четыре лапы, хвост, висячие уши и мокрый нос. Маленькая двухмесячная такса мужского пола. Невозможно представить более чудовищный подарок. Я смотрел на собаку со страхом, не имея ни малейшего представления, что мне с ней делать, и попеременно то орал на друзей, то умолял отнести пса туда, где они его взяли. Но изверги-друзья были неумолимы, они довольно улыбались, пили виски и отпускали в мой адрес шуточки, типа вот теперь я стал полноценным семьянином, так как у меня появился четвероногий отпрыск. А «отпрыск» сжался бубликом на выделенном ему полотенце и тоже смотрел на меня с ужасом, очевидно понимая, что я не самый лучший родитель.

Следующие две недели были адом. Пес срал и ссал где хотел, на улицу выводить его было пока нельзя, требовалось дождаться трехмесячного возраста и сделать прививки, грыз обои, мебель, обувь и книги, постоянно скулил, ворчал, а иногда и тявкал. В общем, с раннего утра и до глубокой ночи собака делала все, чтобы отравить мне жизнь. Но каждый вечер щенок усаживался у меня под ногами, и смотрел так жалостливо, что я не выдерживал и брал его на руки, а он тут же сворачивался калачиком и беззаботно засыпал. И я, проклиная себя за сентиментальность, прощал ему все. Вот так мы и жили.

Мои ученики скоро прознали о собаке.

– Как вы его назвали?

– Ларион Васильевич. Но теперь я понимаю, что правильнее было бы назвать его Лаврентий Палыч.

– А почему правильнее Лаврентий Палыч?

– Историю учите, идиоты.

– Чем вы его кормите?

– Цианистым калием, но пока безрезультатно. Ещё пивом, подрастет, начну давать коньяк. Будем бухать с ним на пару, хоть какая-то польза от собаки будет.

Выяснилось, что у Светы Прокопчук, тихой незаметной девочки с вечно удивленными глазами, тоже есть собака-такса, только девочка. Я тут же назначил Свету своим личным консультантом по собачьим вопросам, и надо признаться, в воспитании Лариона она мне здорово помогла.

Со всеми этими заботами я как-то перестал обращать внимание на Лену-биологичку, и даже об Алёне думал не часто. После работы я торопился домой, желая выяснить, какой ущерб нанесло моей квартире стихийное бедствие по имени Ларион. Но однажды я задержался после уроков, потому что требовалось хоть изредка заполнять все эти проклятые журналы да отчеты, а когда покончил с бумагами и двинулся по давно опустевшему коридору на выход, заметил, что дверь в кабинет биологии приоткрыта. Лена сидела за столом, спрятав лицо в ладони, и беззвучно плакала, я определил это по вздрагивающим плечикам, и несчастью в самой позе.

– Ты чего ревешь? – нежно спросил я. – Потеряла невинность и нигде не можешь найти?

Лена оглянулась, глаза её были полны слез, а кончик носика покраснел, долго печально на меня смотрела, потом тихо и грустно выдохнула:

– Пошёл вон.

– Я тебе помощь предлагаю, а ты меня гонишь, – обиделся я. – Но я все равно добрый. Иди, я тебя утешу, – я развел руки для объятия.

– Грек, уходи, – все так же печально отозвалась Лена и снова спрятала лицо в ладони.

Я пожал плечами, и в самом деле ушёл, мне надо было торопиться к собаке. Но на следующий день, едва начался урок в одиннадцатом «Б», я, мрачно обведя взором класс, рявкнул:

– Прекратите доводить Елену Владимировну! Иначе я назначу виновных и поломаю им ноги!

Ирка-оторва хитро улыбнулась и как бы невзначай осведомилась:

– А почему?

– Что почему?

– Почему вы её защищаете?

– Потому что я с ней сплю! – ляпнул я и тут же понял, какую глупость сморозил, но стушеваться себе не позволил, добавил с нажимом. – А мне в постели страсть нужна, а не сопли со слезами!

Класс, разумеется, возбужденно загалдел, захихикал, зафыркал, впитывая такую сногсшибательную новость, а я принялся лихорадочно соображать, к каким последствиям приведет мое заявление, и ничего хорошего в этих последствиях не видел.

– А кого ещё нельзя доводить? – невинно спросила Ирка, нахально улыбаясь во все зубы.

– Алёну Игоревну, – на автомате отозвался я, все ещё представляя себе искаженное в бешенстве личико Лены-биологички.

– А вы и с ней?.. – вот же вредная девка!

– Нет! – гаркнул я, и чуть было не добавил: «хотя очень бы хотелось». – Она жена моего друга. Всех остальных, включая Инну Марковну, можно. А иногда даже нужно.

Наконец, я взял себя в руки, окриком гомон прекратил и кое-как провел урок. В переменах я старался не попадаться Лене на глаза, и после работы спешно свалил домой. Алёна звонила мне три раза, но я не отвечал, в конце концов, от неё пришла смска: «Ты совсем рехнулся?», на неё я тоже отвечать не стал, и так же было понятно, что ответ положительный.

Следующую неделю я всё ждал, когда же Лена ворвется в мой кабинет и начнет орать мне в лицо всякие гадости, то есть – правду, но этого странным образом не происходило. Два раза я пересекался с ней в коридоре, но она гордо поднимала подбородок, и проходила мимо, не удостоив меня даже взглядом. Из этого я заключил, что благородная девушка решила не опускаться до уровня рыночной брани, но оставаться на своей сияющей высоте. Интеллигенция, черти её забери! Типа, к ангельским крыльям грязь не липнет. Нет, ну в какой волшебной стране она родилась?

Прошла неделя, грызни с Леной не случилось, и я уже было решил, что эта история сошла на нет, но я ошибся.

В пятницу вечером, 9 ноября, Лена пришла ко мне домой. Погода стояла мерзкая, холодный и злой дождь хлестал по раскисшей земле, лужи скоро превращались в озера, порывистый ветер швырял в окна горстями воду, – поздняя осень шипела на мир, словно старая беззубая ведьма. В общем, по такой погоде надо сидеть дома, посасывать коньяк и читать хорошую книгу. Что я и делал. Даже собака меня не беспокоила, – Ларион дрых весь вечер.

И тут звонок в дверь. Я позволил гостю пять раз нажать на кнопку, размышляя, какому это идиоту пришло в голову шататься по такому ненастью, потом все же решил не гадать, а посмотреть на идиота лично. Меньше всего я ожидал увидеть на пороге Лену, поэтому изумлению моему не было предела. Она была в плаще, но без зонта, с волос капала вода, коричневые сапожки промокли насквозь и были добротно измазаны грязью, но в глазах девушки светилась решимость, очевидно, подкрепленная алкоголем, – от неё пахло коньяком.

– Ты пришла меня убивать? – догадался я.

– Нет! Хотя всю неделю очень этого хотела.

В последнюю реплику я охотно верил, поэтому заглянул за дверь, не прячется ли там какой-нибудь верзила с молотком в руках, но никого больше не было.

– Значит, тебе не с кем выпить, – сделал я вывод, и пустил гостью внутрь.

Прибежал Ларион и принялся вокруг Лены прыгать и тявкать, чем вызвал у гостьи приступ умиления, но скоро псу это надоело, и он вернулся на место спать дальше.

Я выдал Лене тапочки и полотенце, забрал мокрый плащ и велел идти на кухню и сидеть на диване:

– Иди на кухню и сиди на диване. Тебе сделать горячий кофе? Или ты кофе с коньяком не мешаешь?

– Наливай! – с вызовом заявила она, забираясь на диван с ногами, и имея в виду, конечно же, коньяк, а не кофе.

Я вручил ей стакан с алкоголем, поставил перед гостьей табурет, уселся на него, поднял свой стакан. Мне не терпелось узнать, что же её ко мне привело.

– За что выпьем? – спросил я. – Предупреждаю, просить прощения я не умею. В детстве пробовал пару раз, но не получилось, меня всё равно поколотили.

– Грек, последняя неделя была очень странной. Эта твоя хамская выходка меня взбесила не могу описать как. Словно меня помоями окатили.

– Могу себе представить, – скорбно согласился я.

Лена отхлебнула коньяку, внимательно глядя мне в глаза, я сделал то же самое, отметив, что взгляд её по прежнему светится холодной решимостью, словно она готова совершить что-то дикое, что-то такое, на что раньше ни за что не отважилась бы. В общем, меня утешало только то, что пару минут назад Лена убивать меня не собиралась. Я решил вести себя осторожно, чтобы она не передумала.

– А к концу недели я успокоилась, и не потому что тебя простила. Такое простить нельзя.

– Такое простить нельзя, – согласился я, грустно вздохнув.

– Но меня удивило отношение учеников ко мне. Оно переменилось. Появилось какое-то уважение, что ли… Девчонки из одиннадцатого «Б» так и вовсе пытались выяснить подробности наших несуществующих интимных отношений.

– У тебя предрассудки по поводу секса, они же от них свободны. И я с ними согласен. Предрассудкам – нет, сексуальной свободе – да.

– Меня поражает, что ты – беспринципный хам, лишенный элементарной порядочности, имеешь над ними такую власть.

– Тут никаких секретов нету, просто я, так же, как и они, не верю в идеалы, которыми нас пичкает общество. С их точки зрения, я единственный честный взрослый, – я сделал серьезное лицо, будто и в самом деле в общении с молодежью придерживался каких-то принципов.

– И я подумала, – продолжила Лена, опустив взгляд в свой стакан с коньяком и совершенно проигнорировав мои слова, – раз все уверены, что мы с тобой спим, то…

Я насторожился, она вскинула на меня глазки, моргнула, и выпалила:

– …почему бы этому не быть на самом деле!

– Да ты спятила! – поразился я; продолжать словесное воздержание я уже был не в силах. – Ты хоть отдаешь себе отчет, на кого ты сейчас похожа?! Пришла пьяная, мокрая, и пытаешься совратить добропорядочного гражданина, которому в понедельник идти в храм учебы, нести подрастающему поколению высокие нравственные идеалы! Да ещё на глазах невинного песика!

А потом схватил её за руку и потащил в спальню.

Бедный пес не понимал, что происходит, и все полчаса со скулежом паники метался вокруг кровати. А когда предоргазменный стон Лены превратился в вопль, Ларион в ужасе унесся на кухню, забился в угол и оттуда жалобно тявкал. Да, секс – это страшно.

Я в приятном расслаблении раскинулся на кровати, ощущая бедром горячую кожу нежданной любовницы, курил и думал, что жизнь – странная штука.

– Дай мне сигарету, – потребовала Лена.

– Тебе нельзя, ты ещё маленькая.

Она переползла через меня, достала из пачки сигарету, её соски приятно поелозили по моей груди, укусила меня за нос и откинулась назад, чиркнула зажигалкой, закурила.

– Лена, я тебя не люблю. К тому же терпеть не могу веснушки. Выходи за меня замуж, – предложил я. А почему бы и нет. В сексе девочка хороша, может ещё и готовить умеет? – Ты готовить умеешь?

– Я не выдержу тебя в больших количествах, – ответила она. – Но ты на удивление хороший любовник.

– Я тебе это говорил в первую минуту нашего знакомства, надо было поверить.

– Трудно верить человеку, который никогда не бывает серьезен.

– И что, так и будем трахаться, пока ты не выйдешь замуж за кого-то другого?

– Да, так и будем трахаться, пока я не выйду замуж за кого-то другого.

– А может и после этого? – наверное, это был первый раз, когда я подумал о своем будущем.

– Нет, с тобой опасно находиться рядом. Прям чувствую, как меня наполняет порок.

– О, да! – сказал я с улыбкой. – Это сладкое чувство.

А потом потушил сигарету и понял, что готов ещё раз пережить ужас секса.

7

Часть забот о собаке я с чистой совестью переложил на Пашу Мельникова и Свету Прокопчук. Пашка жил в моем дворе и охотно соглашался выгуливать Лариона по выходным, а иногда и по вечерам, Светке же сам бог велел моей собакой заниматься, так что она свою таксу-девочку приводила в мой двор, а дальше они гуляли вместе, на радость собакам и, судя по всему, себе в удовольствие. Я давно заметил, что между Пашой и Светой установилась связь более глубокая, чем предписано уставом лицейских отношений, хотя они изо всех сил старались это не афишировать, а потому решил своим подопечным в пороке оказать содействие. По себе помню, как неуютно целоваться и хватать друг друга за разные части тела в подъездах, учитывая, что зима наступила рано, и уединиться в тенистом парке не представлялось возможным. На снегу, под порывами ледяного ветра, даже от минета никакого удовольствия получить невозможно.

В четверг, 6-го декабря, я поставил свою любовницу в известность:

– Лена, в пятницу вечером мы с тобой едем в Ебург на два дня.

– Это что, романтическое путешествие? – удивилась она, я поморщился.

– Ну, если мы на двое суток запремся в номере отеля, и будем предаваться разврату, то да. Но вообще-то я планировал таскаться по кабакам. А то в наших уже стыдно появляться. Куда не приди, и бармен тут же орет на весь зал: что, как всегда? Двести самого дерьмового коньяку?

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась подруга, и тут же озвучила причину своего лёгкого согласия, – только если ты купишь мне что-нибудь!

– С ума сошла! – возмутился я. – Всю жизнь я жил за счет женщин, и возвел свое альфонство в разряд непоколебимых принципов! Какие ещё подарки, мне легче бросить курить!

– Так мы едем, или нет? – беззаботно улыбнулась Лена. Просто удивительно, как женщины быстро меняются, всего же месяц назад она была чистейшим ангелом! Нет, в каждой женщине таится, как партизан в засаде, и выжидает благоприятный момент для коварной атаки, кровожадная садистка.

– Ну почему в мою жизнь вторгаются только женщины-изверги? – я обреченно вздохнул. – И чего я должен тебе купить?

– Пока не знаю. Будем ходить по магазинам, пока я не определюсь.

В общем, меня ожидал шопинговый марафон длиною в сорок восемь часов, вместо марафона алкогольного. Не лучшая перспектива, но деваться было некуда, я угрюмо согласился.

Под конец урока в одиннадцатом «Б», я достал связку запасных ключей, и отдал их Мельникову.

– Паша, меня не будет до понедельника, – сказал я парню. – Ты отвечаешь за мою собаку и квартиру. Света, ты ему обязана помочь с собакой. А можно и с квартирой, там стоило бы убраться.

Девочка кивком головы обозначила согласие, Паша бросил на неё быстрый взгляд, по его губам пробежала улыбка, но он тут же смутился и опустил глаза. Ира Бажанова внимательно посмотрела на Свету, потом на Пашу, хитро прищурила левый глаз.

– Ирка! – окрикнул я её; не время пока что было выносить отношения Паши и Светы на всеобщее обозрение. – А вот тебе я ключи от квартиры в жизни не доверю! Знаю я тебя, тут же устроишь тусу со всяким сбродом, будете носиться на роликах по стенам, глуша на ходу пиво. Побьете мне посуду, а может и окна, да заблюете полы.

Класс одобрительно загалдел, Ирка отвлеклась от своих подозрений, и я со спокойной душой продолжил урок.

Первый день пребывания в Екатеринбурге произвел на меня тягостное впечатление. Нет, с городом все было в порядке, но как я и предполагал, мы с утра и до вечера таскались по магазинам и бутикам. Видя мою растущую агрессию и раздражение, Лена приобрела мне рубашку. Рубашка была симпатичной (и я подозреваю – дорогой), коричневая в тонкую желтую полоску, и сидела на мне хорошо, но душа то требовала иного.

– Ты девочка-изверг! – шипел я на неё. – Ты изнасиловала меня в ту злополучную пятницу, и продолжаешь насиловать до сих пор! Но если насилие сексуальное я ещё как-то готов терпеть, то насилие над разумом, то есть пытка трезвостью, это преступление перед человечеством, хуже холокоста!