Текст книги "Джуна"

Автор книги: Евгений Муляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Я, Царица Евгения Джуна

Лес, где солнце не видно сквозь ветви

Как предугадывают поэты чужую судьбу! Пишут о себе, а получается, что в стихах зашифрована не только их собственная судьба, но и судьбы других людей. Или у поэтов есть что-то общее с прорицателями и ясновидцами? Есть, несомненно есть.

Поэты и прорицатели – два разделившихся рукава одной реки. И те и другие говорят обиняками, намеками, сравнениями. И те и другие равно свободно заглядывают и в прошлое, и в будущее, используя в качестве магического зеркала свою душу и свое подсознание.

Они бы не разделились, так и продолжали бы прорицатели облекать увиденное в поэтическую форму, так бы и пророчили поэты, складывая строки, подыскивая звучные рифмы. Они разделились по единственной причине, хотя очень важной.

Причина эта таится не в прошлом и не в будущем. Причина эта – отношение к настоящему. Для кого-то необходимость быть услышанным, немедленно понятым пересиливает прочие необходимости. Для других важнее иное.

Если попытаться объяснить, чем различаются пророки и поэты в нескольких словах, следует сказать так: для поэта главное – высказаться, для пророка – сказать. И потому их пути разошлись. Поэты рвутся в политику. Они хотят повелевать, отдавать приказы, которым тут же будут подчиняться. Пророки политики сторонятся. Предсказание – не приказ, желающий прислушаться прислушается, а противящийся... Его поджидает судьба, которую он мог бы попробовать изменить и которую не изменил, ибо не прислушался к высказанному пророком.

И все же поэту легко простить его жажду сиюминутного успеха, странную для человека, переполненного великими силами, суетность, простить за его стихи, где сказано о тебе самом. Особенно это потрясает, когда стихи написаны много веков назад, а звучат будто вылились на бумагу вчера:

Земную жизнь пройдя до половины...

У Джуны было все именно так, как рассказывал Данте. Не зря она, часто вспоминая 1985 год, называет его переломным. Ей тридцать пять лет – этот возраст, утверждают исследователи, и называет великий итальянец серединой жизни. Ее обступил лес грехов и заблуждений, обступил и разрастается, переплетаясь ветвями, затмевая чистое небо. Однако Джуна не в силах вырваться из колючих объятий окружившего ее леса.

Еще наступит время, она поднимется на холм добродетели, еще воссияет благословенное солнце с чистого небосвода. Но когда? Когда? Сколько дней или сколько лет до момента ее торжества, ее освобождения? И в чем-то правы поэты, говоря, помимо отвлеченных истин, и о насущном, современном. Сколь прав был Данте, поместивший своих реальных политических противников в одном из кругов своего Ада.

А противники и недоброжелатели Джуны напрямую были связаны с политикой, пусть она сама от политики была очень далека. Пророки, маги не существуют сиюминутным. Тем не менее они живут во времени. Маг волен защищаться, взмыть в небеса, нырнуть в глубину вод, эмигрировать в прошлое или укрыться в будущем. Сам он спасется и при том потеряет важную родовую черту – маг обязан творить чудеса, обязан пророчить, помогать людям. Кем он будет в прошлом? Жалким беглецом. Кем он станет в будущем? Шпионом, соглядатаем, выведывающим, вызнающим. И для чего нужны его знания о будущем, если он не может вернуться в настоящее, чтобы принести людям добытые сведения?

Маг – не поэт, а связан с современностью столь же крепко. Между тем Джуну будто вычеркнули из существования, ее словно не было.

С пророком, несущим людям слово, боролись при помощи наиболее действенного оружия – молчания.

О ней писали журналисты, обсуждали ее необыкновенные способности, старались подобрать исчерпывающее объяснение, которое не противоречило (или не слишком противоречило бы) узаконенному в качестве единственно возможного толкования мира материализму. И вдруг ни строки...

Стали появляться статьи, где рассказывалось о каких-то неназванных, едва ли не безымянных экстрасенсах, этаких шарлатанах, обманывающих доверчивый люд. Труженикам пера приходилось проявлять недюжинные старание и фантазию, чтобы выдумать невесть что, бросить тень, опорочить. Сметывали «на живую нитку», торопились. На их беду, они не имели доступа к старым книгам, а то не нужно было бы ничего изобретать, хватило бы готовых цитат: «Фокусники и мнимые лекари. Это те, которые для того, чтобы излечить все болезни и язвы человеческие и животные, также используют определенные заклинания либо бумажки с надписями, которые они называют «амулетами» или «заклинаниями», подвешивая их вокруг шеи или какой-либо другой части тела». Чем плоха цитата? Да заодно указать – умные люди предупреждали об опасности еще в 1591 году!

Впрочем, и здесь таился некий подвох. Стоит признать, что экстрасенсы и врачеватели существуют сотни лет, не отобьешься от вопросов. А почему обманщики и ловкачи преодолели время?

Почему продолжают свою неправедную деятельность? Верно, что-то в них есть!

«Это все обман! – вешали встревоженные журналисты. – И Бермудский треугольник, заглатывающий корабли и самолеты, и филиппинские хилеры, делающие операции без инструментов, голыми руками, и лох-несское чудище, которое и в озере-то Лох-Несс не сможет уместиться».

Обман, шарлатанство, россказни.

Когда журналистам все же приходилось называть фамилии (кривословить следует так, чтобы не вызвать у читателей полного неприятия), говорили о Джуне, зато как говорили! Теперь и представить странно, что ее способности причисляли к неким «аномальным явлениям», к которым относился и знаменитый Бермудский треугольник.

Джуна держалась. Замалчивание – пусть. Клевета – и ее можно пережить, выступить с опровержением все равно не позволят. Лишь бы оставалась возможность работать. Остальное в руках судьбы.

И возможность работы отняли. Институты и клиники, в которых Джуна проводила эксперименты, наглядно доказывая действенность своего метода лечения, отказали ей в сотрудничестве. Отказ, как правило, не мотивировали, отмалчивались, отделывались короткими дежурными фразами.

Оставался институт, где работала Джуна. Оставались задуманные и ждущие воплощения опыты. И, словно понимая (или чувствуя, или как там назвать это необычайную связь), в наиболее трудные минуты рядом с Джуной оказывался отец. Она ощущала его незримое присутствие, иногда видела его руки.

В один из важнейших для нее моментов – важнейших, ибо ей тогда надо было продемонстрировать свои способности и убедить наблюдателей, что ее метод лечения не шарлатанство, а перспективный путь, по которому пойдет медицина будущего, – он помог ей, показал необходимые движения рук.

Стол, на нем препарированная крыса, сердце не бьется. А возле стола Джуна, чуть подальше наблюдатели, ждущие... Чего? Кто ведает, что больше бы устроило присутствующих – полная неудача, блестящая победа над смертью? Или они ждали фокусов, пассов иллюзиониста, изящно обставленного обмана – кто, даже на дух не переносящий цирк, не любит двух главных цирковых фигур – клоуна и фокусника? А когда искусство иллюзиониста и клоунада соединяются в одном лице, тем более любопытно.

Они стояли и ждали, ученые, исповедующие методы точных наук, физики, математики. Вряд ли они испытывали неприязнь к странной врачевательнице, затеявшей странный эксперимент. Просто перед ними была чужачка. Этакая фантазерка, вторгающаяся без инструментов и приборов в святая святых. В совершенное создание природы? В нерушимую череду жизни и смерти? Нет, подобное бы простили, посчитали необдуманной авантюрой. Она вторгалась в храм науки, где постигают природу с помощью техники, основываясь на ее же, природы, вечных законах – физике, химии, физиологии.

А Джуна не имела времени рассуждать и бояться. Любое промедление будет расценено как провал. Руки ее раскрылись над мертвым телом, куда следует вернуть жизнь. И вдруг рядом она увидела другие руки, столь похожие на ее собственные, знакомые ей, как свои. Руки отца.

Пассы. Еще пассы. Джуна повторяла движения, которые, кроме нее, не видел никто из присутствующих. Отец показывал, что следует делать. Их руки трудились вместе.

Мертвое сердце вздрогнуло. Раз, другой. Стало биться. Смерть отступила.

Это была победа. Молчаливые и, кажется, безразличные дотоле наблюдатели радовались, обнимали, хвалили. Джуна выиграла двойной поединок – со смертью и с людьми. Но ведь она была не одна. Ее поддержал отец. Джуна не слышала, что ей говорят, она мысленно благодарила отца.

Испытание выдержано. Она теперь своя в научно-исследовательском институте, в экспериментальной лаборатории. Здесь ее постоянное рабочее место, здесь она по праву носит звание старшего научного сотрудника.

Работа, товарищи, знакомые, сослуживцы. Широкий круг общения. Дом всегда открыт для гостей. Зарплата ученого, научного сотрудника, даже и «старшего», мала, но она любит приветить, напоить чаем, накормить проголодавшегося.

Кажется, размеренная, наполненная работой жизнь может продолжаться долго. И неожиданно все рушится. «Аномальное явление», – заклеймили ее. И не в частном разговоре. Таково мнение уважаемой, популярной у читателей «Литературной газеты».

Снова молчание. На сей раз – молчание родного института, товарищей, сослуживцев. Некоторое время ей еще разрешали работать (о том, чтобы встать на защиту, выступить публично с опровержениями, и речи быть не могло). И внезапный приказ об увольнении. На дворе 29 марта 1985 года. Вечных защитников и ходатаев Н. К. Байбакова и Г. И. Марчука нет в Москве.

Сначала ей предлагали уйти по собственному желанию, намекали – так лучше всем. Заявление Джуны начиналось со слов: «Прошу уволить по Вашему желанию... »

И словно опустились на окнах тяжелые пыльные шторы, отгородившие от мира. Непроглядная темнота. Вязкая тишина. Ни возможностей для работы, ни перспектив куда-либо устроиться. Без денег. С маленьким сыном.

Отвлечемся, взглянем на ситуацию со стороны. Неужто приказ об увольнении, сочиненный сотрудником отдела кадров по звонку некоего безвестного чиновника, ставил такие уж непреодолимые преграды? В конце концов, предлагали нейтральную, благообразную формулировку – собственное желание работника, статья КЗоТа такая-то. Разумеется, канцелярские дебри, стискивающие пространство, подобно заколдованному лесу, протягивающие к человеку страшные искореженные ветки, – опасность почти непреодолимая.

Какая бы запись ни украсила трудовую книжку, при поступлении человека на новую работу очередной кадровик обязательно звонил туда, где человек работал прежде, узнавал подоплеку ухода. И разные служебные характеристики оставались простыми бумажками. Характеристики характеристиками, да дело не в них. Но это касается обычного среднего человека. Джуна – особый случай. У нее были высокие покровители и защитники, а если они отсутствовали в данный момент, то спустя неделю, большее – месяц они опять сядут за стол в служебном кабинете и перед ними окажется телефон. Только сними трубку с рычага и набери нужный номер.

И все-таки Джуна понимала, что почти обречена, и выразила свое понимание во фразе официального заявления: «По Вашему желанию». Слишком большие силы боролись против нее. В первую очередь против выступало время, исторические обстоятельства. За увольнением Джуны и вылившейся на нее с газетных страниц клеветой стояла большая политика, государственный расчет, международные отношения.

Стоит вспомнить позабытый за давностью лет эпизод из внешней политики. В 1975 году СССР выступал за прекращение исследований в области новых видов вооружений. Эксперты считают, что в первую очередь подразумевалось парапсихологическое оружие. Конечно, слова остаются словами, строжайше засекреченные разработки в этой области продолжают вести и СССР, и США. И приглашение посетить институт имени Сербского, вероятнее всего, связано с этими разработками, знала о том Джуна или нет.

Она хотела врачевать, а не участвовать в убийстве. Что же, ее дело, решили те безвестные и безликие люди, которые по долгу службы интересовались совершенно противоположным. После отказа от сотрудничества (а иначе ее поведение в институте имени Сербского не истолкуешь) они опять решили – право выбора, как себя вести, остается за ней. Однако никто, в том числе она сама, не способен помешать им оставить за собой последнее слово. Не хочет быть участником исследования, будет его объектом. Пусть экспериментирует, пусть врачует, оживляет крыс и лечит людей, за ней станут наблюдать. Джуна будет изучать себя, они будут изучать ее. Чем больше экспериментов, чем опыты разнообразнее, тем лучше.

Лечит Л. И. Брежнева и прочих высокопоставленных чиновников – ее личное дело. А вот являться объектом секретного, замаскированного исследования – дело государственное.

Несомненно, ее соглядатаи и исследователи были умными людьми. Они извлекли урок из долгого опыта замысловатой русской истории. В этом смысле и Малюта Скуратов, и Иван Грозный (прозванный Васильевичем за свою жестокость, как серьезно утверждала одна западная энциклопедия), и Петр I были для них тоже объектами исследования, но с другой целью.

Выяснилось: подноготная правда, вырванная из человека пытками, сродни оговору. Слаб человек. Слаб духовно – солжет, лишь бы прожить лишнюю минуту. Слаб физически – умрет, лишь бы прекратить собственные страдания.

Человеку надобно дать свободу, если не свободу передвижения и волеизъявления, то свободу для самореализации. Сталинские научные и производственные «шарашки» – закономерный этап в процессе этого познания человеческой сути. Работающий человек почти свободен, точнее, свободу ему заменяет работа. Простоял целый день у чертежной доски и еще недоволен, что пора спать. А ведь зона кругом, вертухаи, собаки, прожектора. И кстати, а сильно бы отличалась его жизнь на воле? Чертежная доска с утра и до глубокой ночи – это, простите, свобода?

То же и Джуна. Насильно заставить ее участвовать в экспериментах нельзя. Ничего, главное – держать ее поблизости и внимательно смотреть за каждым движением. Не следить за ней, учиться у нее. Так, вероятно, они считали.

Но умер А. И. Брежнев, наступил период, именуемый привычно «междуцарствием». Приход нового начальника открывает период перестановок. А начальники менялись быстро. Интерес к врачевательнице, одаренной даром предвидения, явно ослабел.

Напомню, приказ об увольнении Джуны из института датирован 29 марта 1985 года. Совсем недавно, 10 марта 1985 года, умер долго перед тем болевший К. У. Черненко. 11 марта Генеральным секретарем ЦК КПСС становится

М. С. Горбачев. Куда повернет страна, никто не ведал. И напоследок еще одна дата, значение которой станет ясно чуть позже. 14 октября уволен с должности защитник и покровитель Джуны председатель Госплана Н. К. Байбаков.

Компетентным ведомствам стало не до проблем ясновидения, разобраться бы с тем, что происходит сейчас. Но и предоставлять Джуне полную свободу, по мнению тех же заинтересованных таинственных наблюдателей, было нельзя. Во-первых, как еще повернутся дела, а во-вторых, внутренние проблемы и чересполосица, вполне возможно, привлекут к ней внимание другой любопытствующей стороны – в США вопросы парапсихологии продолжали напряженно изучать.

То, что Джуна представляет интерес для иностранцев, было видно невооруженным глазом. Сначала скромный эксперимент, поставленный во время тбилисского конгресса по бессознательному в 1979 году. Затем более сложный и чрезвычайно продуктивный по собранным материалам эксперимент 1984 года.

Разрешение на такой эксперимент, данное Академией наук, могло означать самые разные вещи. Собирались ли проверить американцев: продолжают они разрабатывать вопросы парапсихологии и в каком аспекте? Или проверяли Джуну – пойдет она на контакт с иностранцами, как станет с ними сотрудничать? Да и задаром доставшаяся информация вещь отнюдь не лишняя.

На каждый вопрос получен полновесный ответ. Американцы изучают проблемы ясновидения и дальновидения. Джуна ради науки согласна сотрудничать и с иностранцами. Требовались оргвыводы.

Заниматься с ней персонально в тогдашних смутных условиях было некогда. Не заниматься – нельзя. Поступили опять-таки умно и профессионально. Джуна, уволенная из института и не нашедшая другой работы (а в том, чтобы поиски ее оказались напрасными, ей поспособствуют), становится частным лицом. А научных интересов – и это как бы подразумевается – у частного лица, если оно не занимается теоретическими проблемами, быть не может.

Эксперименты, проводимые с иностранцами на дому, легко пресечь, подобрав или благовидный предлог, или соответствующую статью законодательства. Общественного статуса у Джуны в то время не было никакого, вступиться за нее некому. Да и кто вступится за человека, способности которого причислены к «аномальным явлениям» и не доказаны научными методами?

Рассчитано превосходно.

Разгадка детской головоломки о том, кто остался на трубе

О царившей неразберихе в разных ведомствах, отразившейся, в свою очередь, и на поступках, и на системе мышления компетентных органов, говорит и такой факт. На то, чтобы упомянуть человека в негативном контексте в газете, являющейся одним из основных печатных изданий страны, нужны особые санкции и распоряжения. Главный редактор тогдашней «Литературной газеты» А. Б. Чаковский был человеком чрезвычайно осмотрительным, инициативы не проявлял, потому и управлял газетой долго и по-своему успешно.

Но хотя особое распоряжение существовало, одновременно в «Литературной России», постоянном спутнике и «подчиненном» «Литер атур -ной газеты», готовилась подборка стихотворений Джуны.

Во врезке, предваряющей публикацию, значилось, что Джуна работает старшим научным сотрудником Института радиотехники и электроники Академии наук СССР. Подборка благополучно вышла 9 марта 1985 года, а ровно через 20 дней, 29 марта, Джуну уволили из института.

Почему Джуна, прежде писавшая стихи только в детстве, как пишут в детстве почти все, слагая неумелые слова и столь же неумелые строки и восхищаясь особым созвучием и ладом своих творений, вдруг снова почувствовала желание сочинять стихи, понять нетрудно.

Уже говорилось, что поэты и пророки имеют общее происхождение, различаются они общественным поведением. Но грань, разделяющая их, тонка. Случаются моменты (особенно когда тому способствуют жизненные обстоятельства), чувства накалены, и пророк изменяет своей привычке. Потрясенный, возмущенный или взволнованный, он хочет уже не сказать, а высказаться (то бишь высказать себя). Из-под его пера выходят не рифмованные пророчества, как у Нострадамуса, а лирические стихи, пронизанные страстью и болью. Медитация (размышление) уступает место суггестии (внушению).

Здесь, кстати, объяснение обычно не замечаемого парадокса пушкинского «Пророка». Герой стихотворения пережил страшную боль, получив взамен великий дар всеведения.

...Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул...

Все точно в этом описании, все, кроме одного – концовки. Жечь глаголом сердца людей – дело не для пророка; по крайней мере, не для пророка современного. Впрочем, кто знает биографии того же Нострадамуса, Эдгара Кейси или Вольфа Мессинга, согласится, что концовка пушкинского стихотворения для описания их деяний не подходит. Пророк вещает, убеждать – занятие оратора или поэта.

Сказанное справедливо и для стихов Джуны. Глубокое личное переживание несправедливости заставило ее снова слагать стихи. Сами же стихи ее (да и проза) аллегоричны, притчеобразны. В них надо вчитываться, их следует расшифровывать. В ее стихах на языке образов изложены догадки и прозрения, и потому они заведомо не должны баловать читателя сладким созвучием рифм, укачивать плавным размером. Стихи Джуны интеллектуальны.

Тогда же она в стихах искала выхода переполнявшим чувствам, искала спасения из безвыходности бытия.

А были и безвыходность, и безвыездность. Как и следовало предположить, за границу ее не выпускали. Иностранцы приглашали выступить с лекциями, рассказать подробно о методе лечения, который она разработала. Она радовалась любому предложению, собирала необходимые документы, но повторялось одно и то же. Собраны характеристики, справки, все мелкие и мельчайшие бумажки, необходимые для выезда за границу. На самом последнем этапе Джуне не давали никакого ответа. Ни да ни нет. И это при том, что многие обещали содействие и помощь.

Не говорили, что является причиной регулярных отказов. Лишь многозначительно намекали на какие-то высокие инстанции. Какие? Опять молчание.

Казалось, при ее связях, при том, что она лечила многих партийных деятелей высокого ранга, она могла бы добиться если не разрешения на поездку, то внятного ответа. Ответили лишь однажды, причем этот ответ выглядел как утонченное издевательство или шутка.

«Джуна – национальное достояние, – сказал ей знакомый чиновник, регулярно приезжавший на оздоровительные сеансы. – Нельзя рисковать. А если что случится?»

Признание его легко воспринять и как подтверждение гипотезы, высказанной в предыдущей главе. Впрочем, в России всегда не ведали, что делать с национальным достоянием.

Что касается Джуны, кто взял бы на себя смелость разрешить ей отъезд? Она представляла и стратегическую ценность. Вдруг останется там? Вдруг ее похитят? Устранят?

Оставаться за границей она и в помыслах не имела. Хотела выступать с лекциями, работать. Но выгодней оказывалось держать ее здесь. Всегда под рукой. Лечит, омолаживает.

Иногда пытались ее учить уму-разуму. Звучала пустопорожняя риторика, тоже похожая на издевательство. «Зачем тебе издавать книгу в ФРГ, – спрашивал высокий знакомый, – не патриотично». Но книга в ФРГ все-таки вышла.

Так с чем безуспешно боролась Джуна в тот тяжкий для нее период? и почему ее борьба оказывалась безрезультатной? Она боролась с советским бюрократизмом? Да, с бюрократизмом. С тайными силами, оказавшимися сильней, чем самые высокопоставленные ее покровители, ибо они сильны и безличны, а потому неуязвимы? Да, и с тайными силами тоже.

Однако Джуна проигрывала поединок с многочисленными противниками по другой причине.

Против нее была мифология. Определенный мифологический канон, данницей которого она являлась. Не будь этого канона, Джуна не была тем, кем она является – магом. А если представить невозможное (только представить, чисто умозрительно), что она этот канон разрушила, это означало бы саморазрушение, она утратила бы свои магические свойства.

Вспомним, среди десяти компонентов мифа о маге есть и такой: «Суд или преследование». Вот как трактует его Е. М. Батлер: «Этот элемент мифа может вытекать из магического соперничества и изменять расстановку сил. Герой побеждает в борьбе с магом-соперником, но в большинстве случаев подвергается суду, который определяет его судьбу». О магическом соперничестве рассказано в главе «Не дай мне бог сойти с ума». В институте имени Сербского, отказавшись от сотрудничества, несущего людям зло, Джуна победила. Последствиями ее победы стало преследование ее и в конечном счете отстранение от работы (осуждение).

Джуна могла бороться с конкретными людьми, с противодействием бюрократического и государственного аппарата. И обязательно проигрывала. Победа ее парадоксально обернулась ее поражением. Миф не перебороть. Маг не в силах отказаться от своего призвания, не разрушая себя самого.

Джуна не отказалась. Она продолжала исцелять людей и предсказывать будущее. Вот всего два примера. Два, но каких выразительных!

Месяц понадобился Джуне, чтобы вылечить ребенка, девятилетнего сына журналиста и писателя Георгия Маларчука. Когда они вошли к ней в квартиру, вернее, отец с трудом ввел ребенка, казалось, дело безнадежно. Волочится нога, поражена и почти не двигается левая рука, едва поворачивается шея, координация движений серьезно нарушена.

Мальчику был поставлен диагноз – опухоль мозжечка, электронное исследование подтвердило правильность врачебного вывода. Что делать? У отца единственная надежда – помощь Джуны.

Внимательно исследовав мальчика, стараясь ни в коем случае не выдавать одолевавшее волнение, Джуна сказала отцу ребенка, что опухоли нет. Поврежден позвоночник, и еще у ребенка начальная стадия рассеянного склероза. Отец, скорее всего, не знал, как страшна именно эта, практически не поддающаяся лечению болезнь.

И вот началась борьба за жизнь ребенка. Лечебные сеансы. Пассы руками. И приказ: «А ну-ка подними обе руки!» И руки поднимаются. Победа. Ребенок спасен. А через месяц звонок отца. Счастливый голос в телефонной трубке, радости нет предела. Мальчик играет в футбол.

Так Джуна боролась. Боролась с противостоящими ей обстоятельствами. Боролась с болезнями людей. Она продолжала свое дело, пусть и неофициально. И при том понимала: обстоятельства ополчились против нее. Ее детище – медицинский метод бесконтактного лечения – не признан. О причинах непризнания Джуна догадывалась давно, со времени приезда в Москву.

Ни одна официальная наука не считала ее своей. И для физиков, и для медиков она была посторонней, если не шарлатанкой, то личностью в высшей степени сомнительной. Физикам заниматься с ней, изучать параметры, присущие ее необыкновенному дару, было неинтересно, ибо такого рода работа казалась им бесперспективной. Они не видели конечной цели исследования, не видели потенциального применения полученных результатов. Для физики? Физика занимается совершенно иными вещами. Для медицины? Но медики подобных исследований не заказывали.

Более того, официальная медицина не верила в метод Джуны. Говорят, практические результаты проведенных ею лечебных сеансов превосходят все ожидания. Так ведь именно теоретически эта практика не обоснована, не объяснена, не исследована представителями точных наук. Круг накрепко замкнулся.

Даже человеку, наделенному недюжинным воображением, трудно представить состояние, в котором пребывала тогда Джуна, пережить чувства, ею испытываемые. Обида? Отчаяние? Не похоже на Джуну. Тревога? Скорее последнее. Она находилась не у дел, многочисленные посетители, которые называли себя товарищами и друзьями Джуны и просиживали часами в ее уютной квартире, разом исчезли, словно их никогда не было. В правительственных верхах – перестановки.

Чувство безысходности и тревоги обострили ее необъяснимые способности к предвидению. Тайные механизмы подсознания заработали. С

16 на 17 октября ее посетило странное видение. Началось все в 23 часа и закончилось в 1 час

17 минут. Время и обстоятельства, при которых возникло видение, так хорошо запомнились не только из-за того, что Джуна увидела страшные, чудовищные вещи и картины, которые впоследствии подтвердились жизнью. Рядом находились ее друзья Виктор Легентов, Александр Шереметьев, Алексей Самойлов и Владимир Чарак-чан. Все происходило на их глазах.

Тревога, тяжкая, невыносимая, безысходная. Попавшийся под руку блокнот стал заполняться линиями, постепенно соединяющимися в единое целое. Прочерк, новый прочерк, ломаные линии, образующие какой-то странный пучок. Шариковая авторучка двигалась по белому листу, и постепенно возникала фигура, охваченная пламенем, «не то женщины, не то богини», по определению самой Джуны. «Если богиня, – тревожная мысль пыталась найти зацепку для успокоения, – тогда не охвачена пламенем, а исторгает его?» Огромная тревога не покидала.

И как свидетельство о том, что рисунок не прихоть художника, не разминка для его мастеровитой руки, а свидетельство о важном, пока непрочитываемом, возникали стихи. Пророчество облекалось и в наглядные, и в словесные образы, оставаясь пророчеством, значит, зашифрованным посланием, которое следует прочитать, истолковать, ужаснуться.

Как быстро машина мчалась,

Как лес был приветлив, ласков,

Кто знал, что дорога эта —

Не в сказку, а прочь из сказки.

Что ожидания холод Подрежет надежде крылья,

Кто ведал, что сказка может Вдруг стать черно-белой былью.

Слова «лес», «машина», «сказка» не давали возможности отнести эти стихотворные строки в область лирической поэзии. «Крылья», «надежда»... Нет, это не лирика. Жесткое сочетание «черно-белая» относится не к цветовой гамме, оно из разряда смысловых, символических. Черное и белое – это свет и мрак, вспышка и темнота. Определение «черно-белое» можно отнести к фотографии или к кино (а ведь кино сродни вызыванию призраков). Сотворение призраков походит на кино или фотографию – при взрыве атомной бомбы в Хиросиме от людей остались только белые тени, отпечатывавшиеся на камнях, словно негативы фотографий.

Вслед за рисунком на белом блокнотном листе стали одна за другой возникать формулы, значения которых были неведомо Джуне. Наиболее частые сочетания АС, АС-4, RAD. Что это в сочетании с нарисованной рядом «розой ветров»? Чудовищная роза-мутант. Что воздействовало на нее, если она неравномерно вспухла на северо-западе и юго-востоке? Крыло какой беды ее коснулось? Пока неведомо.

Джуна погружалась все глубже в себя, но казалось, что она погружается в странные граненые шахты, напоминающие граненые стаканы. Шахт было четыре, и сигналы самой большой опасности исходили со стороны четвертой шахты. Сетка, огненные шары. Женщины, чьи рты были разорваны криком, а лица искажены болью и страданием. Бегущие солдаты.

Новая война? Джуну часто спрашивали и сейчас спрашивают, будет ли война? Она не берет на себя смелости делать предсказания в этой области, но обязательно пытается успокоить задавшего страшный вопрос: «Войны не будет». Джуна отступает от роли прорицателя. Но понимает: в причудливой череде причин и следствий и случайный сдвиг может отразиться в будущем. Испуг человека, страх спроецируются на его поступки, поступки повлияют на действия других. Потому, если нет четкого знания или это знание ничего уже не изменит, лучше сказать человеку хорошее, обнадежить его, чем пугать или оставлять в неведении, которое пугает иногда сильнее реальной угрозы.

Итак, представшее Джуне на новую войну не походило. Загадочные, нетолкуемые детали: кресло, белое покрывало, человеческая голова, лишенная волос, гладкая словно шар.

Потом она увидела саблю с черной рукоятью, лежащую на постели. Этот образ прочитать несложно. В сказках и легендах часто встречается сцена: влюбленные друг в друга юноша и девушка или подчиненные жестким обстоятельствам муж и жена, ложась в постель, кладут между собой саблю, чтобы остаться чистыми, оградить себя от плотской любви. Сейчас символ означал разрушение привычных домашних связей, разрыв супружеских уз. Сабля перегораживала любовное ложе, сама любовь по неизвестным причинам оказывалась под запретом, ей что-то мешало.