Текст книги "Джуна"

Автор книги: Евгений Муляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Что было на засвеченной фотопленке?

Тбилисский конгресс по бессознательному памятен Джуне еще и потому, что в это самое время началось ее сотрудничество с американскими учеными. Перед ней были поставлены задачи очень интересные, а результаты, которых ожидали... Впрочем, о результатах следует сказать только одно – они превзошли все возможные ожидания.

Инициатива исходила вовсе не от американцев. Телевидение готовило фильм о Джуне и ее необычных способностях. А американские ученые были как раз специалистами по биоэнергетике. Вот их и пригласили выступить с необходимыми комментариями да заодно объяснить и сами проблемы биоэнергетики, чтобы телезрители поняли, что к чему.

Режиссер, работавший над фильмом, предложил: «Хорошо бы поставить какой-нибудь эксперимент. На экране это будет выглядеть эффектно, и в результате выиграют все – и ученые, получившие новые результаты, и зрители, как бы попавшие на несколько минут в научную лабораторию, где разрабатываются самые современные проблемы, и Джуна, продемонстрировавшая свои способности в присутствии широкой аудитории – телевизионных зрителей. Суть эксперимента и его условия пусть предложат американские гости».

Американцы Джеймс Хикман и Майкл Мэрфи с восторгом согласились поставить требуемый эксперимент. Они и сами были чрезвычайно заинтересованы в новых опытах по исследованию проблем, связанных с биоэнергетикой.

Внешне эксперимент обставили просто, выполнение его особой аппаратуры не требовало. Аппаратура вообще была не нужна. Все наглядно, доступно и, главное, очевидно. Тем не менее научный эксперимент, поставленный американскими учеными, в котором участвовала Джуна, больше напоминал выступление циркового иллюзиониста. Минимум атрибутов, максимальный внешний эффект.

Требовалась фотопленка и шесть черных конвертов, которые обычно используются фотографами. Кассета с фотопленкой была принесена.

Чувствительность пленки высокая – двести единиц, как раз то, что нужно, чтобы к условиям эксперимента не было потом никаких претензий. Принесли и конверты из плотной тяжелой бумаги. Теперь самое сложное, но для профессионального фотографа легко выполнимое. От непроявленной фотопленки отрезали несколько равных кусков и положили каждый в конверт по два куска длиной двадцать сантиметров каждый. Конверты аккуратно закрыты, их разделили на две группы, по три конверта, и положили в другие конверты. На сей раз большие и белые. Один конверт – рабочий материал, другой конверт – материал контрольный.

Теперь дело за Джуной. Будь это в цирке, команда униформистов выстроилась бы сейчас в две шеренги, свет погас, лишь один яркий прожектор выхватывал бы из тьмы площадку, на которой происходит действие. Тишина, разрываемая барабанной дробью. А потом бравурный взрыв оркестра. Туш. Литавры. Эксперимент завершен. Иллюзионист раскланивается.

Тут все было иначе. Молчаливые американцы внимательно наблюдают за ходом эксперимента, стрекочут кинокамеры, запечатлевая происходящее до малейших подробностей. Но что, собственно, запечатлевать?

Джуна подержала плотный запечатанный конверт между ладонями не больше минуты. Затем протянула конверт американским ученым. Ее участие в эксперименте закончено. Теперь дело за американскими учеными.

Они заберут конверты с аккуратными пометками «Обработанные» и «Необработанные» к себе в Америку. И уже там проявят куски фотопленки. Все двенадцать, по два в каждом черном конверте.

Так и было. В Америке пленку со всеми надлежащими предосторожностями проявили. И что же? Фантастика? Явь? Нет, явь, превосходящая самую смелую фантастику.

«Обработанные» Джуной куски фотопленки были не просто засвечены. На них запечатлелись красные, белые, розовые, синие и голубые пятна. И в центре каждого кадра яркая световая вспышка, напоминающая солнечную.

Это выглядело так. Пленка, а на ней кружки: белые центр, от него отходят словно лучи, а вокруг белого пятна – красные, синие, розовые. И так почти по всей пленке.

Оказывается, пленка, использованная для опыта, имела три уровня восприятия света. При слабом световом воздействии она получает голубую или синюю окраску. Сильное световое воздействие фиксируется пленкой в виде красного цвета. А белый цвет говорит об очень мощном источнике освещения. «В некоторых местах, – рассказывали потом американцы, – пленка осветлена так, словно ее вскрывали при ярком свете. Просто взяли и вскрыли, а не воздействовали руками на непроницаемые для света плотные бумажные конверты». Ученые зафиксировали два варианта засветки: на некоторых участках были цветовые пятна, а некоторые засвечены сплошь.

А что же контрольные куски пленки? Они были темны! Абсолютно темны! На них запечатлена беспросветная темнота.

Когда, теперь уже в Москве, куда перебралась к тому времени Джуна, американские ученые подробно рассказывали ей о результатах эксперимента, один из присутствующих при разговоре русских ученых задал вопрос:

– А был ли эксперимент полностью корректным?

И, услышав удивленные возгласы американцев, пояснил свою мысль:

– Ни на малую толику не сомневаюсь, что сам эксперимент поставлен точно, с соблюдением всех необходимых условий. Но ведь конверты потом перевозили в другую страну! Вам пришлось пройти обязательный таможенный контроль. Не могло ли что-нибудь случиться именно на этом этапе?

Американцы ответили:

– Оба белых конверта, в которых были запечатаны по три черных конверта с отрезками фотопленки, хранились вместе. Произойди что-нибудь, пострадало бы содержимое всех конвертов. Но вы знаете, что контрольные образцы так и остались незасвеченными, в отличие от образцов, обработанных Джуной.

Аргумент признали убедительным.

В общем разговоре прозвучали слова, на которые следует обратить особое внимание: «...Не все люди обладают способностями, присущими Джуне. И лишь немногие из них могут эти способности ярко и убедительно продемонстрировать. Джуна все делает наилучшим образом и тем самым привлекает к проблеме внимание других людей... Джуна особенно ценна в том смысле, что ее возможности можно измерить. Для работы с ней годятся даже приборы, которые уже есть. Она – бесценный объект для изучения...»

Слова американца очень важны для понимания некоторых эпизодов биографии Джуны, о которых пойдет речь дальше. Да, Джуну порой использовали как объект для исследований. Использовали те же американцы. Использовали и советские ученые, хотя это вовсе не афишировалось, а исследования были полузакрытыми: Джуна работала над своими научными проблемами, попутно изучая резервы своих способностей, а в это время кто-то изучал ее феномен, решая задачи, вовсе не связанные с диагностикой и лечением заболеваний. Знала ли о том Джуна? Вполне вероятно, догадывалась. А некоторые новейшие публикации косвенно подтверждают, что она и попросту была в курсе этих исследований, где выступала не субъектом, а объектом.

Но что запечатлелось на засвеченной фотопленке? Что это за сияние? Что это за пятна, похожие на изображение пылающего солнца? Ученые, по-видимому, оставили подобные вопросы без ответа. Для них достаточно знать – фотопленка зафиксировала излучение, порождаемое руками Джуны. Значит, биополе существует. Поставленный американцами эксперимент – лишнее тому доказательство.

Но пятна имеют разный характер, разную степень интенсивности, наконец, разную форму. Одни в виде круга, а другие – сплошная белизна.

Мое толкование причин этого явления может показаться ученым наивным либо шарлатанским, однако любой человек вправе иметь собственное мнение.

В данном эксперименте руки Джуны выступали ретранслятором биополя, присущего ее телу. А недаром практически во всех развитых мистических учениях человека сопоставляют со Вселенной. Говоря языком сравнений, на фотопленке зафиксировано фотографическое изображение вселенной тела Джуны. Возможна и более сложная аналогия. Если в микрокосме (человеке) отражен макрокосм (Вселенная), почему бы в человеке – или его преображенном образе – не попытаться разглядеть, кроме общего подобия, подобие отдельных частей макрокосма?

А если на фотопленке запечатлено сияние множества солнц «микровселенной» Джуны, солнц, окруженных солнечными протуберанцами? Сплошная же белизна, заливая фотопленку в некоторых местах, не свидетельствует ли о том, что какое-то из множества солнц «микровселенной» приблизилось почти вплотную, заливая все невыносимо ярким светом?

При таком понимании отношений человека и мира делается понятным, что углубление в себя сродни погружению во Вселенную. Ясновидец вглядывается не в даль, подкручивая окуляры биноклей и подзорных труб. Он вглядывается в подсознание, сосредоточиваясь, напрягая силы, сам и мир, и прибор для отражения внешнего мира, и прибор для разглядывания этого отражения.

Рассказанное здесь способно пролить дополнительный свет на события, изложенные в главе «Глаз деревянного коня». А для мага, которым и является Джуна, особые отношения со Вселенной есть обязательное условие его существования, так сказать, родовая черта.

В тени семи холмов

Таинственный телефонный звонок

Отъезд из Тбилиси был внезапным, и даже Джуна с ее талантами провидицы не могла предугадать, что ей придется покинуть гостеприимный город, ставший для нее родным.

Она еще не ведала, что молва о ней, а главное, о ее необыкновенном даре дошла до Москвы. Про Джуну узнали самые высокопоставленные люди.

И вот неожиданный междугородный звонок. В трубке звучит женский голос, но голос не какой-нибудь секретарши или референта, а голос человека, который чувствует за собой большую власть и потому говорит веско, понимая, что слова его будут подкреплены его положением. Голос поинтересовался: «Может ли Джуна вылечить Леонида Ильича Брежнева?»

Джуна не только опешила от резко поставленного вопроса, она попросту ничего не ведала о брежневской болезни. Что, собственно, требуется лечить? Ей намекнули, когда придет пора, Джуне все подробно объяснят.

Джуна, может быть, и позабыла бы о загадочном звонке, тем более никаких известий из столицы не поступало. Но ох уж эти телефонистки! Любят они быть в курсе чужих дел, а потому не держат язык за зубами, рассказывают подругам о том, что слышали, а те рассказывают своим подругам. Так слухи расходятся по городу. И весь Тбилиси шумел: Джуну вызывают лечить Брежнева.

И вот другой звонок, не междугородный, но сделанный по телефону, номер которого вызывал во многих трепетное благоговение. Звонил сам Председатель Совета Министров Грузии. Он был очень любезен и непреклонен – на сборы времени почти нет. Поступил приказ свыше. Надо лететь в Москву. Правительственная машина придет к определенному часу. С собой захватить самое необходимое...

Слухи распространяются быстро, даже если телефонистка и не в курсе дела. Но по тревожным разговорам по телефону друзья узнали о том, что Джуна срочно уезжает. Они стали собираться у нее в квартире. А вскоре каким-то образом об отъезде Джуны узнали и ее соседи по двору.

Когда на другой день правительственная машина подкатила к подъезду, людская толпа окружила ее. Всем хотелось получить ответ на вопрос: куда увозят Джуну? И едва она вышла из подъезда с сыном на руках, в толпе запричитали и даже заплакали. Но время пришло. Она улыбнулась этим милым и добрым людям, понимая, что обратно сюда уже не вернется.

Спустя годы Джуна вспоминала об этом отъезде так. Брежневу нужно было вылечить челюстные связки, что-то с ними случилось. Потом выяснилось – произошел разрыв. «Словом, когда я сказала, что готова помочь, мне дали сутки на сборы. А у меня Вахо полтора годика. Но кто бы стал меня слушать? Приказ!..» Взять можно только сына. А муж, что он мог сделать, тем более любви не было, по крайней мере со стороны Джуны. Джуна говорит о его поведении тогда: «Он отдал меня. Как коммунист не мог не подчиниться. Родина требует! Я улетела без него – с маленькой сумкой и маленьким сыном».

Прибывшую в аэропорт машину окружила милиция. Джуне помогли выйти, сказали, что билеты уже куплены и пора идти на посадку. Ни на какие вопросы Джуны ее провожатые не отвечали. Или отделывалась фразами, что все обойдется хорошо.

Ребенку во время полета стало плохо. Сама Джуна плакала. Да и все эти неожиданности, недоговорки, внезапные решения не нравились ей, вселяли в нее тревогу.

В московском аэропорту ее встретили. Прямо на взлетную полосу подкатила правительственная машина. Встречающий сказал, что их уже ждут. И действительно, их отвезли в гостиницу «Москва» и устроили в одном из лучших номеров.

Вдруг в номере появились люди, знакомые

Джуне еще по Тбилиси. Один из них, высокопоставленный чиновник, связанный с медициной, утешил ее, сказал, что ничего страшного не происходит. Просто она должна помочь.

А вскоре машина уже везла ее к председателю Госплана СССР Н., К. Байбакову, человеку, сыгравшему огромную роль в жизнь Джуны. Он защищал ее, помогал, если была нужда, советовал. Дружеская связь была так крепка, что Джуна называла его своим «вторым отцом». Он помог ей устроиться, потом поспособствовал, чтобы ее приняли на работу в поликлинику Госплана. Его стараниями получены валюта, на которую закупалось нужное оборудование, и помещение, где позднее разместилась лаборатория Института радиотехники и электроники Академии наук СССР.

Джуна сделалась дворцовым медиком. Она лечила не только Брежнева, она лечила членов его семьи, Суслова, Громыко, Гришина, Промыслова и их родных и близких. Многих лечила Джуна. Казалось бы, при таких высоких связях она защищена от любых неожиданностей. Казалось.

Выстрелы, слежка и яд

Джуна оказалась в очень сложном положении. С одной стороны, лояльность, даже одобрение самых высоких людей государства, с другой – непризнание ее методов крупными медицинскими чиновниками. Парадоксально, однако факт. Медицинские свети-да считали: если кто-то из высокопоставленных особ желает лечиться у Джуны, это их личное дело. Но признать ее метод лечения – значит пилить сук, на котором сидишь. Пусть лечебные сеансы ее проходят удачно и больные выздоравливают, в данном случае на первый план выходят принципы, а человеческое здоровье – дело десятое. Да и какие принципы? Не принципы лечения, как таковые, а принципы мировоззренческие.

Нельзя официально признать существующим бесконтактный массаж, это противоречит материалистическому мировоззрению. Феномен, говорите? Свое веское слово должны сказать сначала физики. А вдруг она никакая и не врачевательница, вдруг обыкновенная шарлатанка? Цыганский гипноз известен испокон веков. Короче, надо все взвесить, обдумать, выверить – для пользы науки. Можно даже уточнить: для пользы материалистической науки. А пока – не признавать и ни в коем случае не позволять практиковать.

Но Джуна продолжала бороться. Она использовала главный недостаток официальной медицины – бюрократическая система чрезвычайно неповоротлива, косность ее общеизвестна. Запрещают на высшем уровне, можно попробовать на уровне, казалось бы, самом низшем – в районных поликлиниках. Там работает множество добрых, отзывчивых людей, самоотверженно влюбленных в медицину, желающих одного – помочь больным. И эти люди вправду оказали Джуне поддержку. Более того, они хотели научиться методу, который предлагала Джуна. И они учились у нее дома, прилежно приходили на занятия, словно образцовые ученики.

Одновременно Джуна пыталась пробиться и в научные учреждения. Ей самой было необходимо изучить особенности тех сил, какими ее наделили свыше природа или боги. Серия опытов, проведенных в 1-м мединституте, разумеется, проведенных полуофициально, дали блестящие результаты.

Медики, которые сейчас выступали в качестве подопытных, убедились: бесконтактный контакт – это реальность. Не касаясь участника опыта, на расстоянии, только воздействуя своим биополем, Джуна смогла повысить частоту пульса с 60 ударов до 150 ударов в минуту. Победа!

И едва ли не счастье испытала она, когда в Институте рефлексотерапии ей позволили произвести опыты, контролируя их течение при помощи японского термовизора, чрезвычайно редкого и дорогого прибора.

Опыты эти окружала атмосфера таинственности. И не потому, что эти люди играли в секретность. Узнай о таких опытах высокое медицинское начальство, расплата была бы неминуемой, многие лишились бы своей работы.

И вот эти люди, преодолевшие страх, рисковавшие ради подлинной, а не выдуманной «бумажной» науки, собрались в лаборатории у термовизора. Сложный прибор, к которому был присоединен и редкий в те годы видеомагнитофон, должен был определить, как тепловое поле Джуны воздействует на тепловое поле больного.

На первом из серии снимков кисть пациента не видна. Этот человек был ранен во время войны и потому не владел кистью.

Джуна делает несколько движений, воздействуя на кисть пациента.

Новый снимок. Очертания кисти чуть-чуть обозначились. Это свидетельствует о том, что сосуды пораженного органа постепенно наполняются кровью.

Еще серия движений. Новый снимок. Рука видна яснее!

Пассы Джуны. Снимок. Пассы. Снимок.

Температура руки повысилась, и это изменение зафиксировал точный прибор. Однако и хитрая японская техника едва не спасовала перед силами Джуны: ее биополе имело куда более широкий спектр, чем воспринимал новейший японский термовизор.

Победа? Но – окрашенная крепкой горечью. Когда назавтра Джуна едва ли не прилетела в институт, чтобы встретиться с новыми друзьями, поговорить о поставленных опытах, обсудить новые, ее не пустили. Вахтер сказал, что никого нет, народ на субботнике.

И все же существует в мире справедливость, как существуют и порядочные люди. Несколько человек, присутствовавших при уникальных опытах, умудрились оформить документы и передать под большим секретом Джуне (только бы не пронюхало начальство!). Теперь результаты опытов существовали и закрепленные на бумаге. Официально.

А тайная борьба продолжалась. Высокий покровитель Джуны Н. К. Байбаков сказал по телефону – ее приглашают для встречи с медицинскими светилами.

Из многочасовой беседы, проходившей в здании на Солянке, стало ясно – присутствующих больше всего интересуют вопросы, связанные с лечением головного мозга. И Джуна с радостью согласилась участвовать в экспериментах.

Теперь Джуна каждый день приходила в Институт неврологии и там работала с больными, у которых были зафиксированы нарушения кровообращения головного мозга. Большинство больных – с нарушением психики, считавшиеся неизлечимыми.

Комната, где работала Джуна, была совершенно пустой, приборы спрятаны в соседнем помещении, об их наличии больные не знали, а Джуну не поставили в известность, какие приборы участвуют в эксперименте.

Представители института смотрели за ходом лечения. Больные после проведенных сеансов отвечали на специально составленные тесты, а в самом конце задавали вопросы самой Джуне. Вопросы были донельзя глупыми, но ответы тщательно фиксировались. Например, ее спрашивали, танцевала ли и пела ли она в детстве. Ну разумеется, кто в детстве не танцует и не поет. Ее держали едва ли не за сумасшедшую.

Однако вопросы вопросами, а лечение проходило успешно, притом медики, что помоложе, внимательно наблюдали за действиями Джуны и – еще одна победа! – просили ознакомить с ее методикой, чтобы применять ее, работая с другими пациентами.

Джуна знала, что больные, с которыми она проводит сеансы, чувствуют резкое улучшение, но, когда она интересовалась, где тот или иной пациент, институтское начальство отвечало – ему стало хуже, его отстранили от участия в опытах. Стороной она узнавала, что больные, напротив, чувствуют себя хорошо, что они уже выписались.

Маг нуждается в защите

Магическое соперничество – непременный атрибут мифов о маге. Нам, людям, далеким от всех этих проблем, волшебников, обаятелей, ведунов, магов, напоминание о каком-то поединке магов или о противоборстве с целью помериться силами может показаться невозможной экзотикой, чем-то если и существовавшим некогда, то оставшемся там, в прошлом, в каком-нибудь недосягаемом средневековье.

Между тем такой поединок возможен и в наше время. И Джуна, попав в Москву, внезапно была вовлечена в такой поединок, стала одним из его главных участников. Те, кто противостоял ей, не были наделены силами особой природы, какими наделена свыше Джуна, но и они кое-что умели, но то была черная магия.

Началось с того, что весной 1981 года Джуну как бы ненароком, между делом, навестил Г. В. Морозов, директор Института судебной психиатрии имени Сербского. Что это за лечебное заведение, людям постарше объяснять не надо. Но тот, кто помоложе, вряд ли знает, что в этом институте не только изучали проблемы, связанные с судебной психиатрией, но и работали по особой программе, цель которой – борьба с инакомыслящими.

Посетитель был не один, с ним вместе появился помощник всем известного «серого кардинала» М. А. Суслова, ведавшего в ЦК КПСС вопросами идеологии. Именно второй гость и начал разговор голосом многозначительным, в котором звучала и нотка таинственности. Он сообщил Джуне, что высшими властями принято решение, как он выразился, «провести строгие научные исследования». Исследования эти касаются способностей Джуны. Необходимо выяснить природу ее дара. А для того чтобы исследование прошло по полной программе и на высокой научной основе, ей необходимо проводить эту работу в институте имени Сербского. Там прекрасные научные лаборатории, великолепные специалисты, накоплен уникальный, не имеющий аналогов в мировой практике опыт.

Что же, сказанное им было по-своему справедливо. В институте имени Сербского действительно отлично поставлены научные исследования, специалисты, работающие там, высоко квалифицированы в своей области науки, а опыт, накопленный в стенах института, и вправду был уникальным. Во многих странах стараются бороться с политическими противниками, но такой жестокой борьбы, таких изощренных методов не применяли, вероятно, нигде. Ученые пользовались выгодами, предоставляемыми политической конъюнктурой. Тот, кто для властей предержащих был политическим противником, для ученых выступал как идеальный полигон для исследования разных способов воздействия на человеческую психику.

К слову сказать, вопросы собственно судебной психиатрии, которые и призван был в первую очередь решать этот институт, тоже не оставались в стороне – специалисты там действительно были высокого класса. Если бы не они, многие, в том числе самые чудовищные преступления, не были бы раскрыты, а преступники не понесли бы наказания, которого они заслуживали.

Высокопоставленный гость Джуны, указав на Морозова, сказал, что тот поставлен в известность и курс исследований пройдет по полной программе. Способности Джуны – вещь чрезвычайно интересная и важная, изучать их следует досконально, во всем объеме. Польза от таких исследований будет всем.

Джуна слушала обращенные к ней слова, и страх сковывал ее. Она-то знала об этом институте, знала и о том, что, кроме уголовных преступников, проходивших судебно-медицинскую экспертизу, чтобы можно было установить степень их вменяемости, что неизбежно должно отразиться на мере наказания, в институте проходили психологическую обработку так называемые диссиденты: деятели правозащитного движения, просто несогласные с политическим режимом.

Испуг Джуны был понятен. Под предлогом изучения ее способностей ее попытаются использовать в работе института, связанной с обработкой деятелей политической оппозиции. О том, что будет, если она откажется, Джуна даже боялась помыслить.

Она попыталась скрыть смятение, хлопоча по дому, угощая гостей. А страшный гость внимательно смотрел на нее, словно изучая. Его интересовала реакция Джуны. Согласится сотрудничать с властями или откажется под любым более-менее благовидным предлогом?

Наконец гость полюбопытствовал, обрадовалась ли Джуна такому неожиданному, но очень перспективному предложению? «Конечно», – ответила она. А в голове вертелась только одна мысль: как же уязвима ее позиция! Сама бы она выдержала все, даже самое страшное, но осталась бы непреклонна. Но у нее есть маленький сын. Они способны на что угодно, лишь бы добиться своего. Или отомстить.

Гость все еще говорил, Джуна уже перебирала возможные варианты. Отказаться наотрез она не могла. Таким образом она не только навсегда закроет себе дорогу в медицину, но и утратит уважение сына, который, когда вырастет, наверняка узнает, что к чему. Обязана она чтить и память отца, ведь именно он подсказал ей мысль отдать себя лечению людей. Решение, принятое ею, было в высшей степени наивно и одновременно смело. Джуна напишет завещание и упросит брата, который именно в эти дни по стечению обстоятельств находится в Москве, взять ее маленького сына в Урмию. Она не представляла, вернее, боялась представить, что при желании ребенка отыщут где угодно, была бы поставлена такая задача свыше.

Джуна о том не думала, теперь она хотела выиграть время, чтобы осуществить свой план. Она изобразила смущение и попросила: «Нельзя ли отложить посещение института всего на несколько дней? Я разберусь с накопившимися делами, закончу курс лечения своих пациентов и буду готова».

Высокопоставленный гость кивнул. Он был согласен. Почему бы не пойти навстречу такой милой и такой сговорчивой женщине? Между тем напряженная атмосфера, возникшая в доме с появлением этих неожиданных гостей, чуть разрядилась. Да и гости стали вести себя несколько по-иному. Выполнив приказ начальства, они теперь весело улыбались, пробовали приготовленные Джуной блюда, хвалили ее кулинарные способности.

В конце концов о жестком сроке появления Джуны в стенах института перестали вспоминать. Она согласна, а несколько дней не играют роли. Им казалось, они прекрасно выполнили свою миссию. Добились согласия, и Джуна ничего не заподозрила.

Но как же они ошибались! Как были непроницательны! Они не заметили даже страшную тревогу, тенью легшую на лицо Джуны. Под разными предлогами она оставляла гостей, заходила в комнату сына. Вот кто почувствовал все. Он обнимал мать и крепко прижимался к ней. Он чувствовал надвигающуюся опасность.

Тем не менее Джуна выиграла нужное время, а щедрая к ней судьба дала ей не два-три дня. У Джуны была целая неделя. Но временная отсрочка еще не спасение. Джуна внутренним взором видела – две огромные силы борются за нее и одна из сил – непроглядно черная – имеет шансы на победу.

Джуна прощалась с дорогими ей людьми. Защиты и помощи искать не у кого. И вдруг она неожиданно вспомнила о Н. К. Байбакове. Джуна отправилась к нему.

В этом доме для очень высокого начальства, где жил, кстати, и Л. И. Брежнев, ее знали. Консьержка и охранник не мешали войти, а, напротив, поздоровались с гостьей – Джуну видели здесь не впервые.

Байбаков был в одиночестве. Он приветливо встретил Джуну, весело шутил. Предложил попить чаю. И вот тогда-то и поинтересовался, что, собственно, случилось.

Джуна рассказывала, хозяин слушал, и настроение его менялось. Он все более мрачнел.

Некоторое время он что-то молча обдумывал, а потом решительно заявил: «Ходить в институт Сербского ни в коем случае нельзя. Джуна отвечает не только за свою собственную жизнь. В первую очередь она отвечает за жизнь своего ребенка. Она вольна отказаться». Он внезапно замолчал. Потом закончил: «Нет, сделать с ней они ничего не посмеют (кто такие эти «они», оставалось только догадываться). У Джуны есть верные друзья. И он, и тот, кто попросил ее приехать в Москву, чтобы поправить ему здоровье».

Говорят, что счастливы легки на помине. И будто в подтверждение справедливости этих слов зазвонил телефон правительственной связи. Байбаков, не ожидавший такого совпадения, даже вздрогнул. А может, совпадениями ведают какие-то высшие силы?

Хозяин взял трубку и поздоровался, обращаясь к невидимому собеседнику на том конце провода. Выслушивая слова, произнесенные в ответ, хозяин взглянул на Джуну – говорить или не говорить Брежневу о ее горестях? «Нет!» – Джуна выдохнула это слово.

И все-таки Байбаков сказал своему всемогущему собеседнику: «Джуну пригласили в институт Сербского для особой программы исследований».

По тому, как он выслушивал ответную реплику, и по его словам, произнесенным как бы в подтверждение сказанному Брежневым, но на самом деле пытаясь направить мысль собеседника в нужное русло, Джуна в общих чертах поняла, что говорят там, на другом конце провода. Позднее выяснилось, что Брежнев сказал Байбакову, что тот отвечает за Джуну, даже волос не может упасть с ее головы.

Потом они некоторое время молчали. Они понимали друг друга, понимали, как Джуна поступит в данной ситуации. Несмотря на запреты, она бы все равно пошла в этот страшный институт. И потому Байбакову пришлось заручиться поддержкой первого человека в государстве, но одновременно, будто в ходе особой интеллектуальной игры, помочь Брежневу свыкнуться с мыслью, что Джуна должна пойти.

А Джуна ощущала свой поход в институт как именно поход за правое дело. Она должна одолеть противников, которые несут людям зло.

Ночь прошла без сна. Джуна думала, вспоминала, мысленно прощаясь с сыном, подводя итог прожитой жизни.

Утром ее ожидала машина. И близкие, и сын чувствовали что-то и по ее настроению, и по тому, как страстно и нежно целует она их, обнимает, словно прощаясь навсегда. Брату она успела шепнуть: «Если меня задержат в институте более чем на два дня, ты должен вскрыть конверт, где лежит бумага со всеми необходимыми распоряжениями».

Когда Джуна садилась в машину, она уже ничего не боялась.

В проходной у нее отобрали сумочку и паспорт. Сопровождали ее два крепких молодых человека, облаченных в штатское платье. Пояснили – так надо, хоть и тюремный, но все-таки сумасшедший дом.

Везде расставлены часовые. В коридоре неживой, слепящий свет.

Ожидали ее десятка два людей. Белые халаты надеты и плотно запахнуты. Кое-кого из присутствующих Джуна знала в лицо или понаслышке. Все мрачны. Только один молодой светловолосый человек улыбается. По фигуре, по тому, как сидит на нем халат, ясно, что он не медик. Джуна подумала: вдруг это человек, который должен сыграть роль ее ангела-хранителя?

Но мысль эта сразу же была оттеснена другими.

Эксперименты, эксперименты. Когда выдается маленький перерыв, Джуна курит, пытаясь осознать сделанное, проанализировать, не было ли какого сбоя. А опыты носили самый разный характер. Например, ей предложили изменить характер кардиограммы человека. Джуна начала работу. Прибор подтвердил – кардиограмма изменилась.

И снова из помещения в помещение. В одной из комнат ей показали на лежащую на кушетке женщину. И приказ – установить диагноз.