Текст книги "Джуна"

Автор книги: Евгений Муляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Работа в «Интуристе» закончилась скоро. Джуне пообещали комнату, но для этого она должна перейти в ведомственную столовую. Кончилось время, когда Джуна устраивалась спать на столе, – в доме, тесно, поневоле станешь изобретателем. Грустно прощаться с добрыми и милыми людьми, к которым привыкла, будто они и впрямь родные. И все же... Какое счастье иметь над головой собственную крышу.

Прорицательница готовит коктейли

О Тбилиси тех давних лет! Благословенный город, которого еще не коснулись ни бури новейшей истории, ни гражданские неурядицы, ни бытовая скудость, которая выпала ему в дальнейшем. Цветущий и солнечный город, где каждый дом имеет собственное лицо, где один двор не похож на другой, но вместе они составляют единое целое.

Тбилиси! Сколько в нем было разных уютных шашлычных или кафе на несколько столиков, где можно посидеть с друзьями, поболтать, или помолчать, или просто сразиться в нарды, выкидывая с азартом игральные кости, и шумно, с торжеством, если выигрываешь, либо с раздражением, если проигрываешь, передвигать шашки с ячейки на ячейку.

Тбилиси тех лет... В нем каждый мог найти свое место. Город принял Джуну и не отпускал ее, заботился о ней.

Подруга, работавшая в знаменитом кафе «Метро», расположенном на проспекте Руставели, когда появилась возможность, устроила Джуну туда работать. Хотя она не любила пьяных и ненавидела само пьянство, работа в баре ей нравилась. А завсегдатаи, которые сходились не для того, чтобы напиться, а чтобы пообщаться, провести с удовольствием свободное время, полюбили симпатичную и сноровистую хозяйку бара. Полюбился им и фирменный коктейль, который назвали «Коктейль Джуна».

Джуна звенела высокими стеклянными стаканами, откупоривала бутылки, отмеривала нужные для коктейля составляющие – шампанское, коньяк, ликер, кидала в стакан непременную темно-красную вишенку и кусочек золотого лимона, а сама наблюдала за теми, кто уютно расположился в зале. Ей нравилось смотреть на людей. И мир, и присутствующие представлялись ей окрашенными в разные цвета. Разные настроения, разные мысли, просто разное самочувствие, и человек делается иным. Она еще не знала, что подобное восприятие действительности отразится на ее дальнейшей работе, поможет при постановке диагнозов, по-особому запечатлится в живописных работах.

Но живописью она увлечется много лет спустя. Пока она стоит за стойкой бара, весело пикируется с посетителями, шутит или утихомиривает не в меру проявляющих свой солнечный, взрывчатый темперамент посетителей.

Работа была пусть однообразной, но интересной, тяжелой и все-таки доставляла радость. Появилось немало друзей, которые обязательно выкраивали в день десять – пятнадцать минут, чтобы увидеться с Джуной. А она угощала их коктейлем. И не брала денег. С друзей денег не берут. Душевные приязни не меряются никакими деньгами, а вторжение в мир дружбы меркантильных, да что там, просто прагматических расчетов неизменно разрушает дружеские связи.

Несмотря на предупреждения добрых людей, Джуна не боялась «прогореть». Не может такого быть! Благому делу сопутствует высшее покровительство. Ей не верили, укоризненно качали головами, печалясь за ее будущее. Но оказалась права она, а не дальновидные советчики.

Вот как оно было. Кроме обязательного бесплатного дружеского коктейля практиковалась и другая дружеская услуга. Друзьям, талантливым и хорошим, однако вечно безденежным людям, среди которых были и писатели, и художники, она отпускала вино и подходящую к вину закуску в кредит. Наступал момент, откуда-то вдруг сваливались нежданные деньги: случайный гонорар за опубликованные строчки или просто удалось найти халтуру и подработать, и люди обязательно приходили в кафе, чтобы отдать Джуне долг.

Святое правило не нарушалось: ведь нельзя подвести человека, который тебе поверил! И естественная гордость подталкивала: можно воспользоваться сделанным тебе дружеским одолжением, но я – самостоятельный человек и сам могу расплатиться за съеденное и выпитое. У всех выпадают в жизни не лучшие моменты, тем более нельзя забывать о доброте, проявленной к тебе, когда дела идут на поправку.

Все шло заведенным порядком. И вдруг нежданная-негаданная ревизия. Что делать? По особой книжке, где записывала, кто сколько должен, подсчитала, что недостаток приближается к пятистам рублям. По тем временам сумма почти астрономическая, средняя ежемесячная зарплата была рублей сто двадцать. Что делать? Обращаться к тем же друзьям? Неловко. Да и откуда у них деньги? Были бы, давно пришли бы и расплатились со всеми долгами. Значит, надо самой искать выход из сложного положения.

Взяла наиболее ценную вещь, которая у нее была – ковровую дорожку, и продала, даже не торгуясь. Завернула вырученные деньги в газету и уже готова была отправиться на работу, радуясь, что отлично все разрешилось. Проверила еще раз деньги. А их нет! Дверь в квартире ни-когда не запиралась. Кто-то вошел и украл деньги.

Отправилась на работу, а на душе печаль. Мало того что не хватает солидной суммы (а ведь растрата – должностное преступление, она «материально ответственное лицо»), так еще у мужа, занимавшего довольно высокую должность, могут быть крупные неприятности. Он ведь всегда возражал против ее работы в баре (правда, замену придумал еще интереснее, сказал: «Если хочешь обязательно работать в торговле, давай устроим тебя заведующей кафе, все не простая барменша!»).

С тяжелым сердцем пришла Джуна в кафе. А там уже трудятся ревизоры, тщательно проверяют каждую цифру. Ревизия закончилась, проверяющие заявляют: «Все сходится».

Джуна не поверила собственным ушам. Не может быть! Как так? А ревизоры, весело улыбаясь, объясняют: «Вышла накладка, Джуне со склада выдали марочный коньяк вместо трехзвездочного».

И тут уже ревизоры не поверили собственным ушам, а заодно и глазам. Джуна рассказала им, как обстояли дела, и в доказательство предъявила книжку со своими записями. «Если ты доверяешь людям, – заявила она, – Бог тебя не оставит». И устроила праздничный ужин.

Жизнь подвергала Джуну разным испытаниям, из которых она выходила с честью. И не только таким, как ревизия в баре, но куда более страшным.

Услышав о ее необыкновенном даре заглядывать в прошлое и будущее, однажды Джуну пригласил к себе один чрезвычайно влиятельный человек, имя которого она не называет (почему, станет ясно из дальнейшего).

Человек этот жил не в Тбилиси, а в Сочи, пришлось специально ехать к нему. И всю дорогу, отнюдь не близкую, Джуну одолевали тяжелые мысли. Она знала, что человек этот коварен и очень жесток, недобр. Но Джуна не отказалась от приглашения, надеясь на свои способности.

Она верила в свой дар, в который не верил пригласивший ее. Ему уши прожужжали о прорицательнице, и, мысля привычными категориями, он думал, что в его доме появится древняя старуха. Он и предположить не мог, что увидит молодую женщину.

Хозяин долго с удивлением разглядывал ее и наконец нарушил молчание. Его интересовал единственный вопрос: способен ли кто-нибудь прочитать его мысли и из них узнать, сколь темного лежит на его совести. Видимо, он был измучен необходимостью скрывать совершенное им, а забыть о прошлом был не в силах.

И хотя Джуна, едва взглянув на этого человека, увидела во всех подробностях те ужасы, которые он совершил, она успокоила его. Его мысли останутся закрытыми для других. Все может выйти на свет лишь в двух случаях – расскажет кто-нибудь из его сподручных или этот человек сам не выдержит и признается в содеянном.

Ни первого, ни второго он не боялся. Свидетели мертвы, а он не испытывает угрызений совести. Он мечтает только о том, чтобы сотворенное им не выплыло наружу. Этот страшный человек любил своих детей и внуков, желал им счастья, а внезапно открывшаяся правда вечным позором ляжет на весь его род.

Он вопросительно взглянул на Джуну, и та поняла смысл этого затаенного вопроса. «Я никому ничего не скажу», – пообещала она.

Страшный человек поблагодарил ее. Но то, что он сделал в следующий момент, омрачило слова искренней благодарности – он протянул прорицательнице пачку денег. И услышал в ответ... Да, он тоже услышал слова благодарности. Какой благодарности! «Спасибо, – сказала Джуна, – что, поверив в мой дар читать чужие мысли, ты оставил меня в живых. А ведь мог бы поступить так, как поступил со своими сообщниками».

Она не взяла деньги. И на прощание сказала этому страшному человеку: «Не вглядываюсь в твои мысли. Думай, о чем хочешь. Я сейчас смотрю в будущее. Как бы тебе ни пришлось прожить остаток жизни – а тебе остается большой срок, целых десять лет, – твои грехи лягут на твоих детей и внуков. Лягут, хотя именно этого ты боишься. Нет, повторяю, я никому ничего не скажу. Но даже если ты из осторожности убьешь меня, моя смерть ничего не изменит». Что сказано, то сказано.

Джуна покинула страшный дом, а его хозяин остался сидеть скованный оцепенением. Может быть, в свое время, когда он творил свои преступления, он думал, что для своих жертв является воплощением судьбы. Сейчас он понял, как заблуждался. Он не воплощение судьбы, он ее данник, не более. Такое понимание, поздно пришедшее, для некоторых страшнее смерти и страшнее позора.

Но порядочных людей на свете куда больше, чем злодеев и преступников. Беда в том, что и у этих порядочных людей есть свои затаенные мысли, которые они всячески гонят от себя, есть вещи, о которых тщетно пытаются они забыть. И эти затаенные мысли причиняют людям тяжкие страдания. Забытье для таких людей – лучшее лекарство.

Был и такой случай. Джуна, прочитав тайные мысли человека, причинила ему боль. А ведь ее призвание врачевательницы запрещает причинять боль кому бы то ни было. Она должна облегчать страдания. И, случайно потревожив кого-то, она испытывает глубокие духовные мучения.

Как-то в баре вспыхнула драка, Джуна бросилась разнимать дерущихся. Прибывший на вызов наряд милиции забрал в отделение всех: и виновников, и миролюбицу. К слову сказать, Джуна умеет постоять за себя, в силах защитить других. Когда несколько громадных парней, увидев перед собой пожилую, усталую официантку, не расплатились, а преспокойно покинули кафе, Джуна бросилась за ними и так их потрепала, что подоспевшие милиционеры долго не верили, что эта хрупкая женщина-девочка способна на подобное. Считали шуткой и долго хохотали, узнав, как все произошло на самом деле.

Но вернемся к прерванному рассказу. В отделении милиции начальник следственного отдела, увидев Джуну, пригласил в свой кабинет и спросил: «Девочка, ты-то здесь откуда?» Джуна возразила, что она взрослая женщина и даже замужем. «Но ты напоминаешь мне какую-то девочку», – задумчиво произнес собеседник.

И вдруг на Джуну сошло знание, всегда появляющееся неизвестно откуда, знание о том, что таят другие. «Вы мечтали о дочери, – тихо произнесла она, – я напоминаю вам вашу неродившуюся дочь». И взрослый сильный мужчина, услышав эти слова, заплакал.

В Джуне много детского. В молодые годы она и внешне походила на девочку, а сейчас, когда наступила зрелость, детское осталось в ее способе мышления образами, в ее отношении к миру. Близость детскому сознанию, несомненно, способствует ее дару пророчицы.

Взрослые, умудренные опытом старцы, исходят из своего жизненного опыта, они опасаются обращаться к интуиции. Мудрость – следствие интенсивной духовной жизни, помноженной на память, а это приходит с возрастом. В предсказателе детскость обязательна. Он смотрит на мир открытыми глазами, его внутренний взор незамутнен. И по той же причине столь страшна старость, впавшая в детство. Опыт накоплен, но память ослаблена, мысли замутнены, глаза слезятся, и не только глаза, которыми смотрит на мир, но и внутренний взор. Впавший в детство старец – ужасный мутант, рожденный тягостной жизнью.

Но внешнее сходство с маленькой девочкой тоже нерадостно. Как сильно уставала Джуна от работы в баре! Ведь столько требуется физических сил, чтобы целый день находиться на людях, стоять за стойкой, смешивать коктейли, всегда оказываться рядом с клиентом.

Вымотанная, опустошенная физически, добиралась она до дому. И тогда детское становилось уже не в тягость, оно помогало видеть невидимое другим. Джуне открывались видения.

Например, как-то после работы, уже под утро, она выключила свет и легла в постель. Она не знает, уснула она или видела все наяву. Вдруг комната наполнилась светом, который не походил на искусственный и вообще ни на что не походил.

Комната была полна голубоватого сияния. Стен больше не существовало. Шторы на окнах были одновременно и шторами и облаками. И Джуна почувствовала – она летит. Вот оно, небо. Вот облака.

Она летела долго, пока не показался внизу холм. Высокая трава покрывала его. И сухонькая старушка в очень скромной одежде и черном платке сказала Джуне: «Я давно тебя жду».

Сквозь заросли высокой, сладко и горько пахнущей травы они пошли куда-то. Джуна следовала за старушкой, не отставая.

Затем она заметила юношу, который лежал и смотрел в небо. И было ясно по его взгляду, что он умирает. Старушка сказала Джуне: «Вот он умирает, спасти его можешь лишь ты. Он любил тебя. Он еще жив, видишь, сердце пока бьется».

Юноша показался Джуне знакомым, и потому на вопрос старушки, узнала ли она его, она ответила: «Да, узнала».

«Так спаси его, – сказала старушка. – Положи свою правую руку на его ребро с левой стороны и думай о своей любви к нему».

Джуна сделала так, как ей сказали.

Она чувствовала – человеку, который уходит из жизни, необходима любовь. Любовь и свет. И Джуна почувствовала, как она превратилась в луч света.

А по руке, которая касалась тела юноши, в нее вливались чудесные силы. И любовь ко всему живому сжигала ее.

Вдруг Джуна вновь оказалась в своей комнате. За шторами просыпался город. Шуршали колесами ранние автомобили. Мацонщик пронзительно выкрикивал название своего товара и громыхал тележкой, уставленной бутылками, полными прекрасной, свежо пахнущей, источающей сияние влагой.

Кажется, все было, как прежде. Как всегда. Но Джуна остро почувствовала, в ней самой, а не в мире вокруг нечто изменилось. Ей открылся ее путь, о котором она дотоле догадывалась, но которого пока не видела перед собой.

Сон прочитывался легко и просто. Ее назначение – врачевать людей, спасать страждущих от боли и смерти. Чудесные силы, полученные ею, получены впрок, это задаток, и его следует отработать. Отработать всей жизнью.

В первый раз она попробовала свои силы, когда у маленькой дочери соседки был приступ эпилепсии. Джуна поставила единственное условие – она поможет, но хранить это надо в секрете. После ряда сеансов приступы болезни у девочки прекратились.

Но молва о врачебном таланте Джуны пошла после того, как девушка, лицо которой искажало страшное и некрасивое пятно, стала стремительно выздоравливать. Джуна только погладила по лицу бедную девушку, жалея ее и сострадая ей. И уже на следующее утро девушка отыскала Джуну, нашла, не зная даже адреса. Она кричала, что сотворено чудо.

Пятно и вправду заметно уменьшилось. Джуна сначала и не верила, будто это ее заслуга. Но девушка схватила Джуну за руки и сама приложила их к своему липу.

Теперь о Джуне говорили везде: на улице, в кафе – всюду. После серии лечебных сеансов пятно исчезло совсем. Люди усматривали тут влияние таинственных сил, они вспоминали о древних врачевателях, которые исцеляли наложением рук.

Джуне следовало бы заняться врачеванием. Ведь путь ее открылся перед ней. Однако... Скептическое отношение мужа к ее талантам, семейные заботы. Надо ото всего отрешиться, полностью отдать себя одному делу. Делу своей жизни.

Между тем Джуна продолжала работать в баре. Стояла за стойкой, смешивала коктейли.

Временная, как ей казалось, работа затянулась на годы.

Двойник ее отца

Явь, подобная сновидению, или необыкновенный сон – этот странный полет и прикосновение к телу умирающего юноши, которому необходимо было человеческое сострадание и помощь ее рук, – открыли Джуне ее дорогу в жизни.

Верно когда-то предсказывал отец – ей надо лечить людей, тратить волшебную энергию, полученную от природы или от божества, для того чтобы страдание людское в этом мире не прибывало. Его нельзя совсем уничтожить, ведь страдания – обязательная часть судьбы человека, но ни в коем случае нельзя позволять ему вырастать. Есть такая отметка, превысив которую страдание станет неуправляемым, как вышедшая из берегов вода затопит мир.

Однажды вот так, подобно воде, мир затопили людские грехи, и реальной водой высшие силы смыли накопившуюся в мире скверну. Из потопа спаслись единицы, и ковчег, причаливший к одной из Кавказских гор, до сих пор хранится там в виде назидания. И в виде спасатель -ной шлюпки. Будет новый потоп, и ковчег всплывет, и на нем смогут спастись опять единицы.

Джуне было видение. Ее покойный отец или его двойник явился Джуне, чтобы еще раз напо

мнить о ее предназначении, ибо в суете повседневности она могла позабыть самое важное, ежедневно откладывая, могла не истратить данных ей чудесных сил. Тогда силы перекипят, уничтожат сами себя.

Напоминание было сделано, когда Джуна еще работала в баре «Метро», стояла за стойкой, весело переговаривалась со знакомыми, привечала друзей, короче, жила той жизнью, которая кажется минутной, а затягивается на десятилетия.

Как-то в бар заглянула группа туристов. Обыкновенная туристическая группа, что едва ли не по десять раз на дню заглядывает в популярное кафе, расположенное в центре Тбилиси, на прекрасном проспекте Руставели.

Джуна привычно обслуживала гостей, выполняла заказы, как вдруг увидела в негустой толпе пожилого человека. И ей показалось, что человек этот старательно отворачивался, будто прятал свои глаза.

Довольные гости пробыли недолго, им пора было уходить осматривать достопримечательности древнего города. Требуются не часы, а дни и месяцы, чтобы осмотреть Тбилиси, заглянуть во все уголки.

И вот перед самым уходом загадочный человек повернулся к Джуне лицом. Он был так похож на ее умершего отца, что казалось, будто он призрак или двойник. Человек пристально смотрел на Джуну. А потом до нее донеслись слова, хотя губы двойника шевелились беззвуч-

но: «Не делом ты здесь занимаешься, дочь моя! Вспомни о своем предназначении!»

Мгновение – и загадочный человек исчез.

И все же Джуна продолжала работать в баре. Но она видела, знала свой путь. И чтобы пройти по нему, ей следовало учиться. Она должна знать хотя бы азы медицины. А еще необходимо специалистам, профессиональным медикам исследовать ее дар. Она должна понять, можно ли передать людям свои способы и приемы целительства, или это особый дар, который дается одному-единственному человеку? Если так, тогда нужно использовать его с максимальной отдачей, не жалея себя. С этими мыслями она пришла в народный университет медицины.

Наивная Джуна! Она рассчитывала на помощь, а не всегда встречала даже обычное понимание. Существовала и некоторая опаска: вдруг способности этой девушки, мягко скажем, выдумка? Нет, не шарлатанство! Она сама заблуждается насчет своего дара. Да, она хорошо учится, и, вполне вероятно, ей можно будет выдать диплом с отличием. Но при одном условии, условии обязательном, непременном. Джуна должна продемонстрировать свои способности во время операции. Условия поставили руководители железнодорожной больницы, где тогда уже работала Джуна, и декан университета, где она училась.

Люди, может быть по-своему неплохие, обладающие опытом и знаниями, они в какой-то степени были ограничены именно этими знаниями и этим опытом. Лечение, тем паче операция, не может проводиться без инструментов. Это не" мыслимо! Они не ведали, да никто их этому и не учил, что инструменты – не замена человеческих рук, а их продолжение. Они полагались на инструменты, а ведь те мертвы, если их не направляет мудрая рука человека.

Как бы то ни было, задача четко поставлена. Главный врач железнодорожной больницы предупредил: «Надо сшить верхние ткани кожного разреза после операции. О дипломе разговор может идти только после успешного выполнения этой задачи».

Время до операции словно выпало из памяти. Сразу операционная, стол и на столе больная. Джуна не боялась мертвецов, но вид этой живой женщины испугал ее. Словно при свете мгновенной вспышки возникали перед Джуной лицо больной, лица присутствующих при операции, их глаза. Десятки глаз. В полной тишине, не нарушаемой никакими звуками.

И Джуна испугалась. Словно остолбенела, тело не повиновалось ей, а между тем ее торопили. Она услышала приказ, подчеркивающий сложность ситуации: «У вас есть двадцать

минут!»

Джуна очнулась. Теперь она стояла возле операционного стола, и минуты убегали впустую. Она не ведала, что делать, как начать.

И вдруг, слышимый только ей одной, раздался голос отца. Он снова не оставил Джуну в сложной ситуации, помог ей, ободрил, подсказал нужный путь, хотя произнес всего три слова: «Дочь моя, клей!»

Трех слов, сказанных таким знакомым и родным голосом, хватило. Не надо нитки, не надо иглы. Шов возникал под пальцами Джуны, в которые она вкладывала всю энергию, отпущенную ей. Это видели все, потому что напряженно вглядывались в работу ее рук.

И хотя ее остановили чуть раньше, чем следовало, ибо отпущенное время вышло, главное было сделано. С помощью инструментов, которые так любили и которым так привыкли доверять эти люди, с помощью належных стальных пинцетов шов испытали. Он был прочным.

Шок, пережитый Джуной во время испытания, был столь силен, что она долго не могла прийти в себя. Свидетелей этому не было. Все, обсудив увиденное, занялись своими делами, а Джуна, сотворившая практически чудо, сидела и переживала заново, пыталась осмыслить и свою победу, и путь к победе.

Только какое-то время спустя Джуна смогла освободиться от последствий этого шока, и она сразу отправилась в палату, где лежала больная. И снова радость, близкая к потрясению: больная выглядела лучше многих только что перенесших операцию. Лишь позднее Джуна поняла: во время операции она не только зашила рану, она откорректировала энергетику больной. А шов... Шов был таким, какими бывают швы не в первый день операции, а в третий.

Чем кончилось для Джуны это очередное испытание? Преклонением больных, которые хотели лечиться только у нее. И предложением главного врача больницы подать заявление о переходе на другую работу.

Но слава в пределах одной больницы, даже одного города, еще не все. Джуна была лишена тщеславия. Она хотела работать, а для успешной работы требуются особые условия. Цепочку можно продолжить, и она замкнется в круг: для предоставления человеку особых условий требуется, чтобы его знали, он должен быть осенен славой.

И статья Реваза Джапаридзе, опубликованная в журнале «Литературная Грузия», такую славу принесла. О Джуне узнали с печатных страниц. Для начальства такого рода признание важнее слухов, расходящихся широкими кругами. Начальство доверяет печатному слову.

И потому предложение, высказанное автором статьи, вполне могло превратиться в реальность. Он предлагал создать в Тбилиси лабораторию, аналогичную московской научно – исследовательской лаборатории.

Какие радужные открывались перспективы! Но в будущем. В будущем. Следовало терпеливо ждать. А Джуна хотела действовать. И действовала. Некоторые ее опыты не нашли точного истолкования и до сих пор.

Опыт симпатической магии

Уже говорилось, что ведьмы и маги – фигуры из разных областей человеческой культуры. Тем не менее некоторые магические приемы у них порой совпадают. Например, и те и другие могут пользоваться в своих опытах симпатической магией.

Даже тот, кто никогда не слышал подобного названия, наверняка знает, что это такое, по книгам или легендам. Мистический ужас, испытываемый перед фотографией, куклой или картиной, рожден не самими объектами.

Ну что страшного, скажем, в кукле? Все мы играли в детстве, у каждого из нас был любимый зайчонок или щенок, сшитые из тряпочек, или настоящая кукла, у которой, если ее медленно наклонить, закрываются глаза, а еще она может пропищать что-то похожее на слово «мама».

Так почему же мы так боялись в детстве уронить эту любимую куклу или ненароком задеть зайчонка? «Им будет больно», – говорили мы. Но разве они живые? Как бы живые, по крайней мере, для нас они были живы особой жизнью. А то, что кукла не ела манную кашу, так и мы сами не любили эту горячую, липкую и тягучую манную кашу.

И вот мы выросли. Любимцы нашего детства пропали, затерялись навсегда. А мистический страх в нас остался. Мы боимся рвать фотографии – вдруг тому, кто на них изображен, это навредит. И с трепетом в душе выслушиваем рассказ о том, что какая-то старая бабка-ворожея взяла фотографию человека, поколдовала над ней, и человеку сделалось плохо. А то и сожгла, уничтожила. И человек умер.

Собственно, это и есть симпатическая магия. И мы верим, что по фотографии можно предсказать человеческую судьбу. Верим, что, если изготовить куколку, человеческую копию, и совершать с ней разные манипуляции, на человека легко наслать болезнь, хворобу. Пережившие любовную драму стараются достать фотографию того, в кого влюблены, чтобы та же бабка-ворожея наколдовала, наворожила по этой фотографии, «присушила» изображенного на ней человека или отомстила ему, покалечила, сгубила.

Существует ли в действительности симпатическая магия и насколько она сильна, каждый волен решать сам. Но один эпизод из жизни Джуны, относящийся к тбилисскому периоду, дает обильный материал для размышлений.

Дело происходило незадолго до полуночи. Вдруг в дверь позвонили. По самому характеру звонка, слабому, дребезжащему, сразу было понятно, что это не какой-нибудь припозднившийся друг или знакомый, а человек совершенно посторонний, долго собиравшийся с духом перед тем, как нажать кнопку. В звуке чувствовалась явная нерешительность.

Джуна встала с постели, в которой спала она и ее маленький сын, и направилась к двери. Щелкнул замок. На пороге стояла молодая женщина. Джуна видела ее впервые. Но достаточно было бросить на нее один-единственный взгляд, чтобы все понять. Измученный вид, робость в движениях и слезы на глазах говорили – у нее какая-то беда.

Женщина обратилась к Джуне по имени, и это неудивительно, ибо рассказы, граничащие с легендами, а иногда и попросту легенды о фантастических способностях Джуны, о совершенных ею чудесах, давно ходили по всему Тбилиси. Она была местной достопримечательностью, которой гордились и которую одновременно побаивались. Ведь Джуна творила чудеса.

Тихим голосом женщина попросила о помощи. Больше надеяться ей было не на кого. Ее маленький сын умирал, и врачи не могли ничего сделать. Она с трудом отыскала адрес и вот теперь умоляет хоть что-нибудь предпринять.

Джуна оделась и отправилась в ночную темноту. Женщина показывала дорогу и одновременно рассказывала о своей жизни, нелегкой, несложившейся. Она замужем, но замужество оказалось неудачным. На этом браке настаивали родители, а в Грузии слово родителей – закон. Теперь этой женщине приходилось тянуть семейную лямку. Единственная ее радость – маленький сын. С ним в ее дом пришел покой. Только ради него она и существует. Она даже представить не может, что ее сын умрет, рухнет последняя опора ее хрупкого мира. Без сына ей тоже нет смысла жить.

Джуна молча слушала скорбный рассказ и понимала: сразу две жизни находятся теперь в ее руках. Жизнь маленького, тяжелобольного мальчика и жизнь его матери, не знающей иного счастья, кроме своего ребенка.

От нее ждали чуда, но едва Джуна взглянула на мальчика, который лежал в постели, она поняла, какая трудная, почти невыполнимая задача стоит перед ней. Мальчик был необыкновенно бледен, кровь отлила от лица. Ребенок еще дышал, но дыхания почти не было слышно. Врач, находившийся тут же, у постели больного, сообщил Джуне: «Медицина бессильна». Врачи боролись за жизнь ребенка до конца, но, кажется, уже начался отек легкого.

В глазах ребенка застыла мольба. Глаза не кричали о помощи, они тихо угасали. Мальчик умирал. Джуну глубоко потряс этот взгляд, уже почти не видевший мира, меркнущий и затухающий.

Джуна поняла – она должна помочь. Вернее, должна попробовать помочь. Беззвучно она повторяла молитву, обращенную к природе, к Вселенной. Джуна сама нуждалась в поддержке, ее силы требовали подкрепления чего-то большего, не осознанного людьми, того, чему дают разные имена, а порой не дают никаких имен. Она взялась за работу.

Ее руки, о которых молва рассказывала чудеса, проделывали всевозможные пассы. Джуна пробовала разные приемы врачевания, вдруг какой-нибудь из них поможет.

Казалось, в комнате сейчас не существовало ничего, кроме умирающего ребенка и рук целительницы, сообщавшей маленькому, опустошенному смертью телу энергию жизни. Но нет, в комнате были люди, и они внимательно следили за каждым движением рук Джуны. Они понимали, при них разыгрывается вечная драма, драма борьбы за жизнь, драма сопротивления смерти. И присутствующие были на стороне жизни, они мечтали о том, чтобы борьба увенчалась успехом и смерть отступила.

Сколько времени продолжался сеанс, Джуна не помнила. Кажется, очень долго. Будто столетия прошли с того момента, как она переступила порог дома и приблизилась к постели страдающего ребенка, и до того момента, как ее руки опустились бессильно.

Не говоря ни слова, Джуна вышла из квартиры, где обитала уже не просто беда. Здесь воцарилась смерть.

Мать ребенка, изнемогшая от ожидания, бросилась к врачевательнице с единственным вопросом, ответ на который решит и ее судьбу. Но Джуна не ответила. Она шла под темным, непроглядным небом. Огромные звезды сияли на нем. И среди этих огромных и сильных звезд тускло светились маленькие звездочки, их свет был слабым, лишенным силы. И одна из звездочек готовилась упасть. Джуна видела звезды, но они расплывались, ибо глаза ее застилали слезы.

Быстрей, быстрей домой. Обнять маленького сына, которому было столько же лет, сколько умирающему ребенку, и забыть, забыть о происходившем несколько минут назад. Лучше всего забыть навсегда. Ведь память о подобном станет рвать сердце и через годы, и через десятилетия.

Джуна легла в постель и крепко обняла спящего Вахо. Какое счастье, что он жив, здоров, что ему ничего не грозит. А там, откуда она пришла, царила скорбь и справляла свой тихий, торжественный праздник смерть.

Сын на мгновение пробудился, увидел мать и обрадовался ей, тоже обнял и безмятежно заснул. Ведь если ребенок здоров и спокоен, сны его безмятежны, какие бы страшные, причудливые, даже чудовищные картины ни открывались ему в сновидении. Ребенок переживает их, но не прочитывает, не толкует, картины снов для него сродни картинам реальности, тут дети схожи с пророками.