Текст книги "Лишние мысли (сборник)"

Автор книги: Евгений Москвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГАЗОН

Ночь… или вечер? Это облачное небо… какого-то смородинового оттенка… и луна… она более похожа на часть облаков… выделенный голубоватым ободком кружок – внутри облачной массы.

Луна прямо над шоссе.

Вот уже много часов и дней они идут по шоссе. Она манит его обратно в город, высотками которого заставлен весь горизонт. Манит очень неторопливо, незаметно… так, что, скорее, у него у самого просыпается желание идти… каждый раз, когда он останавливается.

Когда он останавливается… это как внезапно накопившаяся усталость – страшная и слабая. Отдающая тихим душевным ударом – ниже горла; и ноющая боль в душе после этого долго не исчезает.

«Не имеет смысла идти дальше».

И тогда она оборачивается и смотрит на него. Она не кивает и не махает призывно рукой, а только не сводит глаз. И тотчас он начинает испытывать какое-то удовлетворение.

От того, что они прошли еще, с прежней остановки.

«Господи, как все медленно… – усмехается он про себя. – Я совсем измучился. Но раз уж все так медленно, то и идти надо долго! Потом, потом мы точно дойдем!.. Просто надо идти дальше».

Он знает, что означает ее взгляд. Который он почти забывает до следующей остановки и вспоминает, пробуждается лишь в тот момент…

Это небо… смородинного оттенка… луна… Будто вырезали кружок из облака и переставили в другую часть массы.

…Зеленый простор, раскинувшийся в обе стороны от шоссе, насколько хватает глаз… и вдаль, к далеким небоскребам. Такая короткая трава, что это более походит на стриженый газон. Зелень такая странная… Немеркнущая – она выглядит так, будто на нее смотришь днем… Она какая-то… декоративная? Она будто чуть приподнята над землей – асфальтовая дорога чуть ниже газона, на длиннющие ступеньки черноты… справа и слева…

Очень далеко два среза черноты, наверное, сходятся в одну точку. Как раз на подступах к черным зданиям, между которыми не видно ни единого небесного промежутка. Дома еще совсем небольшие – город еще очень далеко. Но они идут, идут днями и приближаются к городу постепенно… наверное, приближаются – он не уверен.

Приветливые и маняще далекие крохотные оконца, желтые и розовые, мерцающие в розовых областях электрического света на этажах. И поверх высоток – маленькие острые шпили кое-где.

Чаще всего, однако, его взгляд устремлен на ее затылок, усыпленный длинными волосами. За которым он должен следовать. Изредка он замечает за массой волос тоненький разрез на черной кофте. Тогда ему кажется, что он ощущает и теплоту ее тела.

Но она на метра три впереди, и расстояние между ними почти не меняется… все это время, пока он идет за ней.

Все время…

От черного пояса на талии тянется длинная юбка, в которую переходит кофта, юбка до самой земли, какая-то сказочно терракотовая, и оттенок постепенно меняется…

«Не могу разглядеть до конца… и ее не могу разглядеть. Может быть, никого и нет? Может, я никого и не вижу и иду просто один?»

«Да, ты идешь один», – следует ее мысленный ответ. Так естественно вплетается в его мысли, что кажется, это думает он сам.

Внезапный тихий удар – в самую глубину души; он не может понять – откуда это берется? И – нервно разливающееся разложение тела, на щекотные частички. Бесчувственное.

«Это не имеет смысла… не имеет…»

Это не как от усталости… от неуверенности? Город… он приблизился? Кажется… да?

Движение вперед… Замирание, забывание…

И снова она оборачивается и смотрит на него. Не кивает, не махает призывно рукой. Просто не сводит глаз.

«Ты же знаешь все намеки… они вполне ясные… она точно хочет, чтоб ты шел за ней. Если бы она не хотела, она не шла бы впереди».

Сейчас он не чувствует никаких мыслей, исходящих от нее. Она просто смотрит. Нечто — борется у него внутри… «Мы так много прошли – это очень хорошо!» – думает он. Внезапное удовольствие и усмешка.

Город совсем не приблизился. И ничего не поменялось.

«Лучше не смотреть на него… так будет легче идти?»

Ведь вся усталость в нем. Это совсем не от ходьбы.

Чуть только он решается снова идти и делает шаг – она тотчас разворачивается и делает шаг, будто не хочет, чтобы расстояние между ними сокращалось…

«Она ведь и впрямь не хочет. Но тогда, это означает…»

«Ты должен идти дальше».

«Мы…»

Четко он видит только разметку шоссе, мерно выползающую из-под ее юбки.

«Зачем разметка? – думает он. – Прошло уже столько дней, месяцев… а не проехало ни одной машины…»

«А только мы идем», – ее подсказка.

«Я уловил ее мысль? Она ведь ничего не сказала».

«Ты уловил мою мысль».

Он чувствует смешинку в ее ответе.

Они идут дальше, а темнота постепенно сгущается вокруг, и ее юбка уже тихо искрится в полумраке… и ему кажется, на этой терракотовой ткани проступают ранние звезды.

Она идет-вышагивает, размеренно… увлекая за собой какие-то вымыслы… а он вглядывается в сияние города, и кажется, из усилившегося мерцания окон в темноте до него начинают долетать отголоски… город уже близко? Они уже пришли?

«Я же не хотел смотреть…»

«Знаешь… Я почувствовал себя ребенком, которого облапошили…» – весело восклицает мужской голос, долетающий на теплом коме воздуха.

«Почему?»

«Я снова был ребенком… Я никогда еще не видел, чтобы человек пошел невесть куда и просидел в такой пустыне много лет…»

…

«Я и сама хотела бы так сделать».

«Ты сегодня был в офисе?»

«И да, и нет. Я свалился из окна третьего этажа, а у меня всего пара ссадин».

Он представляет себе большой палец мужчины, указывающий назад? Будто на окно этого офиса за спиной? Или он видит палец? И самого мужчину?

Это почти так, он почти уверен, что видит… эти изображения, мелькающие вокруг. И он уже не замечает города… как легко!

«Как это вышло? Прямо из окна?»

«Ну да. А мне и совсем не больно было».

Изображения людей, произносящих слова… Они будто на тончайших экранах, подъезжающих к нему прямо над зеленью, в темном воздухе. Он видит их.

Мужчина будто указывает на смородиновый клочок облака, виднеющийся за водяной прозрачностью экрана. Уже не указывает? Может, экран уже проскользнул, но он все равно вспоминает о нем точно так, как если бы…

Женщина в темных очках, на экране. Улыбается – в разговоре. А ее распушенные белокурые волосы, забранные в хвост, подрагивают над газоном. Тихий керамический блеск – на газонные травинки нанизаны искорки. Это капли росы? Нет…

Он слышит каждую реплику… они повторяются и крутятся в его умозрении. Подолгу.

Отдающиеся в мозгу комья воздуха.

Каждый раз реплики слышатся в новых интонациях. С новыми ударениями.

Он видит – на зависшем экране слева – двух мужчин в цивильных костюмах, раскуривающих кальян. И кажется, кальян стоит на газоне. А их головы – как просторно! – в небесной глади. Освобождающее просвечивание.

Он бросает взгляд на ее юбку, колыхающуюся впереди… Юбка уже какого-то оранжевого оттенка и как четко проступили голубоватые звезды на ткани! «На небе не будет ни одной звезды». А город… высотки приблизились!

«Это потому что я не смотрел на них, я больше не буду смотреть… пока…» – и он начинает прокручивать в голове реплики: Ты сегодня был в офисе. Прямо из окна. А мне и совсем не больно было…

Совсем не больно.

Кажется, один из людей общается с собеседником через переводчика.

Но он схватывает оба языка. Он схватывает абсолютно все, все реплики разом, но и по отдельности; это все одно. Он все понимает.

Пробуждение – после долгой, размеренной ходьбы.

Город приближается – своими отголосками.

«Я сегодня видела человека в новостях… он мне показался таким знакомым!»

«Кого?»

«Был репортаж по телевизору. Но я видела его вчера на улице…»

Этот шум… сам будто походит на информационный гул.

«Я помню, как я впервые услышал историю о пришельцах… Только это были не пришельцы из космоса».

«А откуда?»

«Из будущего. Отец принес домой книгу… там был отпечаток лица на земле. Такое странное, необычное лицо… из сплетений земли… Но человеческое».

«Пришельцы из будущего? Что-то знакомое!» Да, пожалуй, он даже точно знает, что… он слышал об этом раньше.

Эти картины… они проскальзывают мимо? В сиреневом воздухе. Или зависли? И то, и другое… Кажется, они оседают и затягиваются в стык дороги и газона. В эти срезы черноты…

«Наверное, это самая страшная чернота, какая только может быть…»

«Нет».

«Я боюсь, прикоснуться к ней носком ботинка. Боюсь, что она затянет меня целиком… такая тонкая прослойка, а затянет все мое тело».

«На самом деле, ты хочешь дотронуться до нее рукой. Попробовать на ощупь. Как ребенок».

«Да… но я никогда этого не сделаю. Я боюсь».

«Нет, не поэтому. Она сразу же сместится – вверх или вниз. От твоего пальца. Как подвижная компьютерная ленточка…»

«Откуда ты знаешь?»

«Вот видишь, ты уже хочешь к ней прикоснуться», – заключает она.

Он даже не заметил… когда они снова стали разговаривать? Как долго они проговорили? Сколько времени? Он останавливался во время разговора?

Он не заметил. Теперь все стихло. Последний экран исчез в ступеньке черноты.

Зеленый газон… немеркнущий, хорошо видный, как днем, бесшумно разворачивается, раскатывается в полумраке… как раньше.

Один раз… справа… еще до того, как мелькали экраны… Он увидел красную телефонную будку – посреди газона. Не возле дороги – очень далеко. Очень. Она выглядела лишь маленьким красным прямоугольником – посреди безбрежной зелени. Но он понял, что это телефонная будка и подумал, что из нее, наверное, можно позвонить в город.

В который они идут. Всем людям сразу, а не в какое-то определенное место… В множество разных мест. Все телефонные линии напрягутся единым звоном.

«Позвонить и сказать, что мы приближаемся… они и так это знают. Но все равно я хочу позвонить им. Стекла… в этой будке были очень странные стекла. Они были… пластмассовые? – он не видел этого; он только почувствовал… как-то. Он даже не мог понять, как. – Эта пластмасса такая знакомая… Она похожа на… Те пластмассовые упаковки, в которых убирают зелень в холодильник. Чтобы она не увяла и не потеряла сочность».

«Да…» – подхватывает она.

«Что?..» Воспоминание – в медленном шаге.

«Да, да… Вспомни, я всегда так и делаю, когда мы дома».

«Ясно. Значит, она ведет меня домой, – заключает он. – Вот куда мы идем!»

«Да, я веду тебя домой».

Но после они шли так долго, что он давно забыл об этом. И как звучал ее ответ. Оттенки. Поэтому он перестал верить, что идет домой.

Город впереди.

Но как он очутился здесь? Как попал в это газонное море? Ведь она нашла его прямо посреди травы, далеко от дороги – вроде как и стояла телефонная будка.

Он только смутно может припомнить, как попал сюда. Я впервые услышал историю о пришельцах… Это были пришельцы из будущего.

Да, эти экраны. Отголоски из города. Они напомнили ему.

Это была фотография в газете… да, он начинает припоминать. Он увидел фото. Там была изображена женщина в темных очках… кожаной куртке… и с фотоаппаратом. Она держала фотоаппарат, плотно прижимая его к талии обеими руками… или он просто висел у нее на нашейном ремне?..

Это была старая фотография – из 40-х годов прошлого века. Напечатанная в свежем номере газеты. И пара колонок статьи – о том, что на старинной фотографии замечен человек из будущего. Что женщина с фотокамерой выглядит совсем не как окружающие люди… не как одевались и выглядели люди тогда… Эти стильные солнечные очки… и очень современная камера, какая могла появиться только на пятьдесят лет позже…

Поначалу фото его не заинтересовало, но в тот же день он увидел репортаж по телевизору – об этом же снимке.

– Никакого фотомонтажа. Значит, люди будущего путешествуют в прошлое! – провозглашал диктор, как какой-то вестник.

Теперь он вспоминает эту фразу, снова созерцая город. Пока идет за ней. Люди будущего. Они оттуда? Из города? Эти розовые световые области, выделяющиеся на коротких высотках, – с желтыми и розовыми окошками внутри. Кажется, каждый раз, когда он смотрит, области на домах встают как-то по-другому. Каким-то новым рисунком-сочетанием.

Газон, четко видный во мраке. Быть может, ему когда-нибудь доведется увидеть отпечаток лица пришельца – на этом газоне? Такое странное необычное лицо из сплетений земли. Но человеческое.

– Никакого фотомонтажа! – повторяет диктор по телевизору.

Конечно, люди, путешествующие во времени делают это так, чтобы мы ничего не знали. Но, видимо, случаются ошибки. Женщина, обнаруженная на фото. Она не знала, что попадет в кадр.

А где это было снято? Он не знал. Ни в газете, ни по телевизору ничего об этом не сообщалось.

Мы ничего не знаем… но случаются ошибки… Его интересовало даже не это… а то, как им изначально удается возникнуть здесь, в этом времени. Чтобы быть незамеченными при появлении.

Очевидно, они появляются в какой-то совершенно пустынной местности, – решил он. – Да… но откуда они знают до своего прилета что их совершенно точно никто не заметит? Особенно, если они летят на миллионы лет назад… или вперед? Неважно…

Откуда они знают? Откуда? У них есть какие-то… особые устройства?

Этого он не мог понять. Как ни ломал голову…………………………

Но ему казалось, что если он отыщет ответ на этот вопрос, он совершенно точно узнает и место, где они высаживаются.

А что было потом? Он додумался?..

Он помнил только, что подолгу ссорился с женой, как она кричала на него и кидала вещи и плакала и прогоняла из дома…

А он кричал на нее.

Или она наоборот не хотела отпускать его? Теперь все так затуманилось и перемешалось в его памяти… воспоминания всплывают, как ему того хочется – отвечая его настроению и надежде.

Дойти куда-нибудь.

«Значит, она не хотела, чтоб я уходил». Теперь он идет за ней. Он смутно узнает ее в темноте, когда она оборачивается и смотрит на него. И мысленно манит обратно в город.

«Но как я хотел дождаться людей будущего – на этом газоне? Я просто сидел и ждал. Очень много лет. Я сел в пустынной местности и ожидал… я сел где-то там, где, как думают люди будущего, их точно никто не заметит. Потому что здесь никого нет».

На этом газоне.

«Но почему здесь не может никого быть? Почему здесь идем только мы?»

На сей раз она не отвечает ему. Все идет впереди. Она не отвечает… Ему снова хочется остановиться? Он не знает.

Тихого, подкашивающего удара и страшной усталости… пока нет.

Он смотрит, как странно мерцает ее одежда в темноте. Юбка уже не терракотовая и не оранжевая, но небесной лазури, на которой золотом сияют замысловатые вензеля, звезды и месяцы. Это лазурь, которой он не видел уже много лет; с тех пор, как ушел в эти места. И он изучает ее волосы, тон которых не может определить.

Она будто сошла с неба – в своем одеянии. А теперь вышагивает по шоссе.

И хотя он не видит ее лица, но знает, что она сейчас улыбается как-то мудро и по-детски. Одновременно.

«Сколько же лет я просидел на этом газоне?» Этого он не может сказать. Даже приблизительно. Но когда он думает, начинает представлять себя со стороны: когда он сидел на газоне.

Его голова на фоне облачного неба. Он сидит, сложив ноги по-турецки. Посматривает вверх, изучает небо без звезд, с которого, видимо, должны появиться… наверное, он просидел так долго, что сам начал напоминать человека из будущего – как на той фотографии. Темные очки, кожаная куртка. И возможно он взял с собой фотокамеру, когда уходил из дома, от жены – чтобы сфотографировать пришельцев, когда они появятся.

Она нашла его, когда он сидел так?

Теперь они идут. Обратно в город. Пока он вспоминает.

«Кого же я ожидал? – спрашивает он себя, смотря на эти созвездия и месяцы на ткани… эта юбка – она как будто часть звездной мантии. – Кого я ждал?.. Кого же я ждал, если пришла только она?»

Еще иногда ему кажется, что она что-то несет в руке. Но когда он приглядывается… эта вещь будто растворяется в воздухе. Он видит ее свободные маленькие ладони, но ему продолжает казаться, что предмет все же был, но куда-то исчез, как только он попытался рассмотреть его.

Это ощущение… оно иногда проходит, сменяется каким-то еще. Но рано или поздно возвращается.

СЛЕДЫ ЖИЗНИ

Однажды вечером, на берегу по-южному переменчивого моря сидела молодая женщина; облокотившись о ствол высокой пальмы (при каждом новом порыве ветра листья, покачиваясь, вторили развевающемуся платку, повязанному ей на голову), – женщина вспоминала мужчин своей жизни – мужчин, которых, она думала, что любила. Вспоминала – и сама удивлялась тому, как странно и безотчетно перекидывались ее мысли с одного мужчины на другого, потом на третьего, затем снова на кого-то из первых двух; да, всего мужчин, которых она любила, было трое, но сейчас ее сознание вырывало картины прошлого и так умело подстраивало их друг к другу, что сдавалось уже и сознание: «нет-нет, речь идет об одном человеке», – такой отклик в результате просто не мог не родиться у женщины и сразу же это заставило ее сказать себе: «это, конечно, означает, что я жду того самого прекрасного принца – как в сказке – воплотившего в себе все самое хорошее, что только было в этих трех; тогда я была бы совершенно счастлива… как эта пальма, наверное, когда к ней прикасаются лучи закатного солнца над водой – сейчас она счастлива. Разница в том только, что это было бы долговечнее – не полчаса, но вся оставшаяся жизнь… полчаса длиною во всю оставшуюся жизнь».

Но это было совсем неверное рассуждение: появись когда-нибудь этот мужчина, женщина пропустила бы его подобно тому, как пропускаешь лица случайных прохожих в городском аду. Не то что полчаса – ни единой искры бы не задержалось.

Женщина, однако, не знала этого и не могла знать, не чувствовала и не могла почувствовать – подобно тому, как листья этой пальмы не могли знать или почувствовать, что представляет собою человек, или подобрать название солнцу.

И кто-то, кто увидел бы со стороны четкую тень этой женщины под тенью пальмы, подумал бы совсем не о том, о чем думала женщина, – о чем-то, совершенно несвязанном с ее мыслями, а между тем, еще кому-нибудь, захочется верить, что есть такая связь и, более того, отыскать ее.

Женщине вспомнилось вдруг, как ее второй мужчина любил повторять: «На Бога можно набрести только случайно». Уходя в отпуск каждое лето, он часто отправлялся в горы (море его не удовлетворяло), – поэтому она любила спрашивать его:

«Где же? На вершине?»

А он отвечал:

«Нет».

Тут женщина, посмотрев направо, вдоль пляжной полосы, увидела, как со стороны отеля, куполом возвышавшегося над гущей пальм, идет человек, которого она узнала; это был ее приятель и коллега, работавший здесь гидом; вернее сказать, она узнала зеленую майку с черными полосами поперек – он всегда носил эту майку, и как она теперь штормила на ветру – казалось, сейчас вот-вот порвется!

Будто бы через тканевые поры проносилась зыбкая неустроенность всего этого мира!

Когда мужчина подошел вплотную и остановился, женщина развязала платок на голове и, бросив его к ногам, на остывающий песок, прижала маленьким камешком.

– Ты из отеля?

– Да.

– Что там?

Конечно, она спрашивала о туристах, но он ответил ей, чем занимался он сам, только что, в перерыве от работы, – слишком поразило его недавнее открытие, которое он сделал буквально на пустом месте; чувство новое и очень странное, почти восторг, который не сумело заглушить даже море, своим собственным восторгом, более праздным и бушующее умиротворенным.

– Я смотрел один фильм… вернее, пересматривал… до этого я видел этот фильм совсем маленьким мальчиком, когда еще не жил здесь… и знаешь, тогда, много лет назад на самой середине фильма начались жуткие помехи, серо-белые, очень густые, – так что ничего вообще нельзя было разобрать, но звук нет, звук не терял четкости. Фильм мне очень понравился, и я не выключал телевизора, а все силился представить, что за этими помехами, будто пробирался через дебри к свету, и никак не мог… снова и снова – нет, безрезультатно… и все же один раз мне удалось, тогда я был в этом уверен, но дело в том, что это произошло, когда я прекратил уже пробираться – не сказать, чтобы я отчаялся, нет, просто успокоился, смирился, что слышу только звук, но ничего к нему не могу приписать… воображением. И вдруг мне все явилось само собой – на несколько мгновений, не более… я слышал слова, разговаривали двое, мужчина и женщина, и я понял, что они стоят возле отворенного окна; он облокотился на подоконник, подпер рукой подбородок… и этот свет – их освещал алый закат. Закат, пожалуй, явился мне явственнее всего. Эта картина тогда пронзила меня, как озарение… она и была озарением… С тех пор я не видел этого фильма и давно успел все забыть… а сегодня включаю, и поверить не могу: вот он идет, по местному каналу… Я стал смотреть… Я вспоминал, но все по порядку… И когда подошел тот самый эпизод, тот разговор мужчины и женщины, я увидел на экране ровно то, что мне явилось много лет назад, представляешь? Все в точности! Отворенное окно, закат… Мужчина склонился к подоконнику; подпирает рукой подбородок… Я ничего этого не помнил, до самого начала эпизода, а потом… Можешь представить себе мое удивление – я тотчас вспомнил все! И еще одно. Сегодня я более глубоко проникся тем, о чем они разговаривали; я усвоил то, чего не усвоил тогда. Женщина собиралась уходить от мужчины, а он не хотел ее отпускать, – это я помнил… ему было больно, так я тогда подумал, но только сегодня я сумел проникнуться его болью в полной мере… я ощутил ее, как свою собственную… но не просто потому, что увидел картинку, – я поневоле обострил себя тем озарением, из прошлого…

«О чем он там говорит?.. О закате? Наверное, об этом закате… – мелькнуло в голове женщины, – глупость какая! Будто я сама его не вижу…»

И потом еще одна мысль:

«Кажется, он сказал, что хочет прогуляться чуть подальше, к скалистой гряде и попросил составить ему компанию…»

Верно, мужчина действительно завершил свою необычную историю этим предложением.

Они шли молча, словно боясь нарушить шум начинающегося отлива, – нарушить каким-нибудь неуместным вопросом; волосы женщины свободно развевались – она так и оставила свой платок, на песке, под пальмой.

Женщина прервала молчание лишь тогда, когда песок под их ногами сменили плоские каменные глыбы, – и то не с тем, чтобы задать мужчине какой-то вопрос – она резко остановилась и указала на одну из глыб, неправильной треугольной формы.

– Смотри!.. Что это? След! Отпечаток!

– Ничего себе! И правда…

– Это отпечаток ископаемой черепахи.

– Как он мог здесь очутиться?

– Понятия не имею! – она подошла ближе и села на корточки – возле самого камня.

– Туристы редко сюда забредают – и все же странно, что никто до сих пор не обратил на него внимания.

– Его могло вынести на берег совсем недавно…

Минуту-другую она изучала находку, а потом произнесла:

– Знаешь, в детстве я увлекалась палеонтологией… да и в двадцать лет еще хотела стать палеонтологом.

– Почему же в результате не стала?

– Ну… турбизнес мне нравился не меньше…

– Конечно, только свою жизнь можно охватить, чужую никогда, если ты это имеешь в виду.

– Особенно, если ты сам и придумал эту чужую жизнь, – заметила женщина.

– Точно.

Она выпрямилась; он приобнял ее за плечи; они двинулись дальше, но женщина все оглядывалась назад, на отпечаток, пока треугольная глыба совсем не затерялась среди других глыб. Тогда женщина сказала вдруг:

– Мне кажется, я завтра умру, – это были не пять слов, вызванные эмоциональным всплеском, но, скорее, сам этот всплеск; и море ему вторило.

– Не может быть, – ответил мужчина уверенно; но не улыбнулся.

«Почему он говорит так?» – подумала женщина, и снова ей вспомнились странные слова: на Бога можно набрести только случайно. «Но он-то никогда не знал этих слов, не слышал! А знала я… значит, он так ответил по какой-то другой причине; из своих соображений».

«Не может быть, потому что она заранее так говорит», – подумал мужчина.