Текст книги "Смертельный мир"

Автор книги: Евгений Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава седьмая
Королевский приговор

Сидеть в королевской тюрьме графу Бовдо и бойцу Фролу пришлось недолго. Во всяком случае, этого времени явно не хватило, чтобы граф успел ответить на все вопросы любопытного пришлого. Едва он рассказал, что бежать из королевской тюрьмы практически невозможно, и нарисовал примерную схему мира за стеной, как дверь в камеру открылась, и на пороге возник человек, показавшийся Фролу знакомым.

– Господа пленники, позвольте представиться – капитан Клюгк, гвардия Горного королевства.

– Капитан? – удивился граф Бовдо. – Уж не за то ли разбойничье ухо тебя повысили в звании?

– Вы совершенно правы, господин генерал, – не без гордости ответил Клюгк. – Разбойникам Тусклого леса был преподан неплохой урок. Прошу вас следовать за мной в здание суда Его величества короля Халимона.

– Нас собираются судить? – обратился Фрол к капитану, вспомнив, что именно его, в этом самом плаще с фиолетовым крестом на спине видел через воспроизводящую камеру в квартире Максима Николаевича. – Кажется, ночь на носу?

– Не переживай, боец Фрол, – сказал Бовдо, поднимаясь с его помощью на ноги. – Суд будет недолгим.

– Предупреждаю вас о бессмысленности предпринимать попытки к побегу, – сказал капитан Клюгк. – Одно подозрительное движение, и каждому по стреле в задницу обеспечено. Вы уж извините, господин генерал, таков приказ короля.

– Да какого бегства можно ожидать от двух инвалидов, – безнадежно махнул здоровой рукой граф и вслед за прихрамывающим Фролом покинул камеру.

Тут же, в коридоре капитан Клюгк лично связал пленникам руки за спинами, после чего в сопровождении четверых вооруженных арбалетами бойцов вывел на улицу. Фрол сразу закрутил головой, стараясь запомнить как можно больше деталей. По сравнению с крепостью барона Ольшана, кремль короля Халимона был раза в два больше. Высокие синеватые стены кремля с шестью башнями большим полукольцом окружали просторную территорию, на которой можно было насчитать десятка два такого же цвета домов, разных по размеру, но с одинаковыми по высоте стенами.

– Скажите, генерал, здесь, что, никогда не наступает полная темнота? – задал Фрол очень насущный вопрос. Ведь в темноте организовать побег было бы гораздо проще.

– Представь себе, боец Фрол, что я не могу поверить, как это можно ничего не вдеть с открытыми глазами, если на твоей голове нет одеяла, или плотного матерчатого мешка, – ответил идущий рядом Бовдо. – Творец никогда не устраивал в мире за стеной темноты.

Зато он очень мудро позаботился о том, чтобы мы могли различать часы дня. Все три солнца начинают светить ровно в полдень, затем в восемнадцать часов одно гаснет, и наступает вечер, который длится до двадцати двух часов, после чего остается гореть одно солнце, что означает ночь. Ну а утром в шесть часов вновь загорается второе солнце. Таким образом, Творец может круглосуточно наблюдать за всем, что происходит в нашем мире.

Кстати, чтобы ты знал, ночью под страхом смерти от длани самого Творца запрещено проведение официальных мероприятий, сражений, дуэлей и вообще применение оружия. Это касается всех, за исключением несущих службу охранников и телохранителей. И это непреложный закон мира за стеной.

– А в каком смысле, «от длани самого Творца»? – переспросил Фрол.

– В прямом смысле, боец, в прямом.

– Я не понимаю, генерал…

– Да что ж тут непонятного? – Бовдо пожал плечами и тут же скривился от напомнившей о себе боли. – Если кто-нибудь в то время, когда светит одно солнце, вздумает воспользоваться оружием с целью нападения на человека, он рукой самого Творца будет моментально превращен либо в мокрое место, либо брошен в озеро на корм рыбам.

– Хотите сказать, что такое действительно случалось? – не поверил каскадер.

– В последний раз – года полтора назад. Естественно, это случилось с пришлым, который по своей бестолковости не поверил просветителю, вздумал удрать ночью из тюрьмы, избил охранника, завладел его шпагой… Ну и прямехонько был перенесен Творцом в самый центр озера. На воде он продержался секунд десять…

– Добренький у вас Творец, – сыронизировал Фрол.

– Творцов не выбирают, – спокойно сказал Бовдо. – Ты лучше вон туда посмотри. – Генерал показал на каменное возвышение посреди площади, мимо которого их вели, и пояснил:

– Лобное место, на которое, возможно, завтра мы с тобой по очереди взойдем. Сегодня не успеем – скоро ночь наступит.

* * *

Большим разнообразием мебели обстановка в зале суда не отличалась. Три ряда плетеных кресел, между рядами проход к возвышению, типа сцены, где по вогнутой окружности были установлены столы; слева на сцене – подобие трибуны, справа – клетка. В эту клетку и завели пленников. Закрыв дверь на внешний засов, капитан Клюгк занял место сзади клетки, его помощники – по бокам.

Несмотря на поздний час, народу в зале было полным полно. В основном – вооруженные шпагами и кинжалами мужчины, но было и несколько женщин, среди которых Фрол невольно начал высматривать Наташу. Как и мебель, одежда на присутствующих тоже была довольно простой, разве что плащи различались по цветам вышитых на них крестов – синие, голубые, фиолетовые, лиловые, красные. Судя по всему, в первом ряду сидели дворяне.

– Генерал, поясните мне, пожалуйста, почему я до сих пор не увидел ни одного курящего человека, – обратился Фрол к Бовдо, продолжая рассматривать публику. – Сам-то я не курю, но некоторые без этого просто не могут обойтись.

– Да, я знаю, что некоторые пришлые первое время очень сильно страдают из-за невозможности вдыхать дым, – согласился граф Бовдо. – Я этого не могу понять хотя бы потому, что понятия не имею, что такое дым и, как я тебе уже говорил, огонь. И то, и другое в мире за стеной запрещено велением самого Творца. Он опасается, что из-за огня может возникнуть какой-то пожар.

– А нагревательные плиты, на которых женщины готовят еду, – вспомнил Фрол, – это что такое?

– Их всего три, и были они установлены самим Творцом при сотворении мира. Одна плита находится в монастыре Его преосвященства, вторая – в Королевском стане, третья – на Княжьем острове. Это огромные плоские металлические плиты, которые начинают нагреваться вместе с зажиганием второго солнца. Нагреваются до яркой красноты, до такой степени, что в помещенных на плиты чанах закипает вода, после чего начинают остывать. За это время женщины– кашеварки успевают приготовить еду и вскипятить воду, чтобы обеспечить питание и питье своему королевству, или княжеству на целые сутки.

– Ого! – в очередной раз удивился Фрол. – Какого же размера эти плиты?

– Я же сказал, они огромные, одновременно стоять у такой плиты могут не меньше десятка женщин. А еще на плитах иногда происходят казни. Они называются «Варка живьем»…

Фрол даже поперхнулся, живо представив себе финал истории про конька-горбунка, когда царь: «…прыг в котел и там сварился!»

– Не обманывайте, генерал! Признайтесь, что рассказываете мне сказки, – просяще сказал он.

Ответить Бовдо не успел. Со стороны главного входа глашатай принялся громко представлять появляющихся в зале людей, которые шествовали по проходу к сцене, чтобы занять за столами соответствующие своему положению места:

– Барон Герза, виконт Анелли, виконт Двояк, виконт Касоч, граф Гогуль…

В отличие от графа Бовдо, для Фрола все эти титулы и имена ровным счетом ничего не значили. Между тем Бовдо почти каждому выходящему на сцену выказывал тот или иной жест: ироничную улыбку, шутовской салют, реверанс… На что дворяне Горного королевства либо невесело улыбались, либо хмурили брови, один же провел ладонью себе по горлу и с угрожающей гримасой ткнул в сторону пленников пальцем, чем вызвал у Бовдо приступ хохота.

– Вы всех их знаете, генерал? – спросил Фрол, совсем не разделяющий веселья товарища по несчастью.

– Еще бы! – Бовдо отвесил очередной шутливый реверанс. – Среди этих господ нет ни одного, кому я не причинил бы какой-либо ущерб. Другими словами, нет таких, кому бы я ни нанес ранения, либо лично ни отправил на тот свет какого-нибудь из их родственничков. К примеру, виконта Касоча я когда-то лишил большого пальца правой руки. Ну, и так далее…

…– Его высочество, герцог Делибалт, Ее высочество, принцесса Истома, Его преосвященство, кардинал Манай, Его величество, правитель Горного королевства Халимон, – представил глашатай последнего поднявшегося на сцену.

Фрол собрался получше рассмотреть первых лиц Горного королевства и особенно кардинала, который, по словам графа Бовдо периодически имел возможность общаться с самим Творцом, но генерал его отвлек:

– Знаешь, боец Фрол, что меня бесконечно радует? То, что среди присутствующих нет ни барона Ольшана, ни хотя бы одного из его вассалов, у которых плащи украшены золотистыми ромбиками. А это может означать только то, что крепость Квадро взята в осаду, а возможно, захвачена армией Лесного королевства. Это, в свою очередь, может означать, что у нашего короля Гурлия появилась возможность обменять нас на не менее знатных дворян короля Халимона. Так что выше голову, боец! Хотя, судя по тому, как ты живо всем интересуешься, то помирать в ближайшем будущем не намерен. А, боец Фрол?

– Итак, господа, – раздался звучный голос, и не успевший ответить Фрол увидел, что с кресла поднялся никто иной, как сам король Халимон. Это был невысокого роста бритоголовый крепыш, очень походивший на типичного братка в мире, который Фрол покинул меньше трех суток назад.

– Не будем затягивать наше официальное мероприятие, – король Халимон выразительно посмотрел вверх, где вскоре вместо двух солнц-лампочек, должно было остаться гореть одно. – Нам предстоит судить и вынести приговор двум врагам Горного королевства, плененных в бою не далее как сегодня днем. Первый из них – всем вам хорошо известный, потомственный дворянин, генерал Лесного королевства, граф Бовдо! Стража, выведите господина генерала, – приказал король.

Под раздавшиеся в зале крики и свист двое стражников открыли клетку и проводили графа Бовдо до середины сцены. Одновременно король Халимон вышел из-за ряда столов и занял место на трибуне.

– Не королевское дело выступать в качестве обвинителя, – начал он речь, – но случай с графом Бовдо особый, касающийся моей семьи. Вы, господа, все знаете о трагедии, произошедшей восемь лет назад… – понурившись, король выдержал недолгую паузу, во время которой вновь раздались негодующие выкрики. – В тот злополучный день, продолжил Халимон, – граф Бовдо подло убил двух первых лиц Горного королевства: моего отца, короля Ащука Первого и моего старшего брата, принца Делаварма. До сих пор у нас не было возможности осуществить справедливое возмездие, и вот такая возможность появилась. Но прежде, чем выносить приговор я обязан спросить у обвиняемого, что он может сказать в свое оправдание?

– Мне есть, что сказать! – перекричал граф Бовдо поднявшийся в зале шум. – Господа верноподданные Горного королевства, я не понимаю, о какой подлости изволит говорить Его величество. Все вы прекрасно знаете, что жизнь в нашем мире подчинена законам, которые установил сам Творец. Один из этих законов гласит, что в мире за стеной допускаются войны, поединки и дуэли с применением оружия в течение любого времени, кроме ночных часов. И все вы хорошо знаете, а для тех, кто не знает, я могу напомнить, что однажды, восемь лет назад, в вечернее время, в таверне «Смелые горные», во время игры в кости я слегка повздорил с Его величеством, королем Ащуком Первым и его сыном принцем Делавармом. Его величество первым обнажил оружие, ну и напоролся своим правым глазом на острие моей шпаги. Ловкий, кстати, был выпад, – не преминул заметить Бовдо, обернувшись и подмигнув Фролу, чем вызвал в зале бурю возмущения. Но граф, как ни в чем не бывало, продолжил речь, которая мало походила на оправдательную:

– Тому есть свидетели, присутствующие в этом зале. К примеру, виконт Анелли не даст соврать, что все было именно так. Ведь, правда, господин начальник королевской тюрьмы? – обратился он к понуро сидящему в президиуме тучному господину. – Или вот еще виконт Касоч, тоже был в тот вечер в таверне. Но этот достойный дворянин, в отличие от нынешнего начальника тюрьмы, все-таки бросился на защиту своего короля, за что и лишился большого пальца на правой руке. Однако, несмотря на такую серьезную рану, господин Касоч все-таки прекрасно видел, как, презрев все правила дворянской чести, принц Делаварм набросился на меня сзади, и… моя шпага проткнула его сердце…

Слова подсудимого потонули в какофонии возмущенных выкриков:

– Казнить! Скормить рыбам! Никакой жалости! Предать смерти…

На что Его величество, король Халимон только горестно кивал, давая понять, что целиком разделяет мнение зала. Наконец, он поднял руку, призывая всех к молчанию. Затем объявил:

– С господином Бовдо все ясно. Дальнейшее разбирательство по делу второго подсудимого я передаю Верховному судье Горного королевства, Его преосвященству, кардиналу Манаю.

Под раздавшиеся аплодисменты король вернулся на свое место, а на трибуну поднялся высокий седовласый старик с морщинистым лицом и пронизывающим взглядом глубоко посаженных карих глаз. Именно таким Фрол, которого вывели из-за решетки и поставили рядом с генералом, мог бы представить себе, например, кардинала Ришелье.

Кардинал Манай спокойно дождался, когда в зале наступит тишина. По всему чувствовалось, что авторитетом Его преосвященство пользуется не меньшим, а, возможно, большим, чем король. И говорил Манай, по сравнению с Халимоном, гораздо тише и медленней, видимо, привыкнув, что каждое его слово для каждого слушателя имеет особую ценность.

– Господа, подданные Горного королевства! – начал кардинал. – Как уже сегодня в этом зале говорилось, вся жизнь в мире за стеной подчинена законам, которые установил сам Творец. Но так же и вся жизнь в Горном королевстве подчинена законам, которые установил его законный король. Один из законов Горного королевства гласит: «Любой пришлый остается чернью, то есть человеком, лишенным всяких прав, до тех пор, пока не принес присягу на верность Его величества. И если этот человек поднимет руку на верноподданных Горного королевства, он приговаривается к смерти».

Так вот, один из представших в этот вечер перед королевским судом – недавно преобразованный пришлый по имени Фролм. Не далее, как сегодня утром, во время наглой вылазки лесных, целью которой было помешать строительству новой крепости Квадро барона Ольшана, пришлый Фролм, задействованный на строительстве в качестве черни, покалечил верноподданного Горного короля бойца Симагу и добровольно переметнулся на сторону врага.

Затем он, все так же, без принятия присяги, пусть даже и присяге королю Гурлию, противостоял атаке на Рубежную крепость славным бойцам Горного королевства, и каким-то подлым образом убил одного из самых достойных наших офицеров, капитана Евдоккима. После чего был ранен и пленен…

Теперь уже слова кардинала Маная накрыл настоящий кагал выплеснувшегося негодования, за которым и слов-то было не разобрать. И вдруг среди этого кагала Фрол почувствовал, что его кто-то очень пристально разглядывает. Он посмотрел направо и сразу наткнулся на впившиеся в него глаза. Это была дама, сидевшая слева от короля. Ее величество, принцесса Истома, вспомнил Фрол ее имя, такое же непривычное, как и все имена в мире за стеной. Он был хорошо знаком с такими взглядами особ прекрасного пола, озабоченных до мускулистых мужчин. В околокиношной тусовке их хватало, и молодому, атлетически сложенному каскадеру порой доводилось получать недвусмысленные предложения провести вечер вместе с «щедрыми незнакомками», правда, к разочарованию последних, он всегда эти предложения игнорировал.

Принцесса Истома, внешне, кстати, совсем не похожая на своего венценосного папочку, в представлении Фрола очень походила на немку: бледное надменное лицо, тонкий аристократический нос, губы – в две ниточки. «Ей бы еще черную гестаповскую форму, и отличный бы типаж получился», – подумал Фрол, и, не сводя с нее глаз, как бы невзначай поиграл мускулами на груди. Глаза принцессы жадно распахнулись, и он вновь эффектно напряг мускулы. Но уже в следующую секунду пленнику стало не до заигрываний, так как его слухом завладел голос кардинала Маная:

– Пришлый Фролм, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Мне есть что сказать, – тут же ответил Фрол, вспомнив недавнюю речь графа Бовдо. – Для начала я хотел бы уточнить, что зовут меня не Фролм, а просто Фрол, без дурацкого «м» в конце. А после этого я хотел бы задать вопрос вам, господа верноподданные Горного королевства. Как бы поступил любой из вас, оказавшегося на моем месте? На месте человека, попавшего в незнакомый мир, где его ни с того ни с чего начинают лупить по башке, потом у него на глазах насилуют его любимую девушку, потом, ничего толком не объяснив, два дня держат впроголодь в тюряге, а потом из-под палки заставляют круглое таскать, а квадратное толкать?! Как бы поступили вы, господа, появись у вас возможность отомстить своим мучителям?

Если вы не хлюпики, а настоящие бойцы, то не стали бы интересоваться буквой закона, и поступили бы точно так же, как и я. Ваши достойнейшие Симага и Евдокким за что боролись на то и напоролись! Вот что я могу сказать в свое оправдание, Ваше преосвященство, – закончил Фрол. Не обращая внимания на вновь поднявшийся в зале шум, каскадер посмотрел на принцессу Истому и, откровенно ей подмигнув, в очередной раз поиграл стальными бицепсами.

Он сделал это как-то бессознательно, не понимая, зачем и для чего. Кураж, что ли какой накатил? А эта гестаповка – принцесса Истома, так откровенно пожирала его глазами: с головы до ног и с ног до головы, так источала свой сексуально-домогательный заряд, что, несмотря ни на боль в раненой ноге, ни на связанные за спиной руки, ни на все остальное, Фрол почувствовал, что сию же секунду готов ответить ей тем же самым. Никогда с ним такого не случалось, и вот – накатило!

Но тут же, словно ушатом холодной воды, каскадера окатил приговор, прозвучавший из уст Его величества, короля Халимона, который вновь занял место на трибуне:

– Итак, господа, мы с вами выслушали справедливейшие обвинения и наглейшие оправдания. В связи с чем, я выношу королевский приговор.

За все свои преступления против Горного королевства генерал Лесного королевства граф Бовдо, а также пришлый Фролм приговариваются к смертной казни путем… четвертования, то есть отсечения топором по очереди левой руки, правой ноги, правой руки, левой ноги и… головы. Приговор привести в исполнение завтра, четвертого сентября, тридцать девятого года от сотворения мира за стеной, ровно в полдень!

Зал взорвался аплодисментами. А Фрол ошарашено посмотрел на стоявшего рядом графа Бовдо, который, казалось, воспринял свой смертный приговор совершенно спокойно.

– Во-о-от, боец Фрол, а ты все еще называешь это сказкой… – вздохнул генерал, и в это время где-то высоко-высоко погасло одно из двух светивших солнц.

Глава восьмая
Пока светило только одно солнце

– У меня есть маленькая просьба, Ваше величество, – сказал кардинал Манай, присаживаясь рядом с королем Халимоном. Они не спешили покинуть зал суда. Первым дворянам Горного королевства всегда было о чем поговорить. И здесь, в опустевшем просторном помещении, охраняемом снаружи слугами, сделать это было удобнее всего. – Этого осужденного сегодня пришлого, Фролма, я думаю, можно помиловать.

– И почему же вы так думаете? – поднял брови король, прикладываясь к фляжке с вином.

– Да хотя бы потому, что в его оправдательной речи было много правды. – Кардинал тоже достал из внутреннего кармана сутаны фляжку, вынул из нее пробку и сделал пару глотков. – По сути, Фролм действительно оказался, так сказать, в оборонительной ситуации.

– Любой пришлый оказывается точно в такой же ситуации, – сказал король.

– Но далеко не у каждого пришлого на глазах насилуют любимую девушку, – возразил кардинал. – И, заметьте, никогда еще не случалось такого, чтобы на суде пришлый произносил столь эмоциональную речь. На потомственных дворян она, конечно, не произвела впечатления, зато я видел в зале лица некоторых давних пришлых. Слова Фролма явно задели их за живое, явно всколыхнули не очень приятные для них воспоминания.

– Ну и что? – Халимон вновь приложился к фляжке.

– А то, что никогда не стоит пренебрегать возможностью укрепить свой авторитет, Ваше величество. Вы не хуже меня знаете, что ваши двоюродные братья-герцоги спят и видят, как бы покинуть свои крохотные крепостюшки и перебраться в королевский дворец. Не отказалось бы от такой возможности и графство, и баронство. И вы так же хорошо знаете, что междоусобицу, постоянно готовую возникнуть в Горном королевстве спасает исключительно моя жандармерия, которая, естественно, защищала и будет защищать законного короля.

– Так же, как и королевская гвардия, всегда готовая оказать любую помощь жандармерии Вашего преосвященства, – Халимон с любезной улыбкой протянул фляжку к фляжке кардинала, тот соизволил сделать ответный жест, они чокнулись и выпили. После чего кардинал Манай, глядя королю в глаза, серьезно сказал:

– У моего преосвященства авторитет непоколебимый, мне по поводу этого беспокоиться нечего. А вот вам, я повторюсь, следовало бы о своем авторитете лишний раз позаботиться. И смею вас уверить, если завтра перед самой казнью вы своим королевским велением помилуете этого пришлого, то вызовите только положительные эмоции у подавляющего большинства наших подданных, особенно у пришлых. Тем более что лично мне этот Фролм кажется очень перспективным.

– Перспективным жандармом? – уточнил король.

– Конечно, Ваше величество, – согласился кардинал. – Не отправлять же его сражаться с лесными, в одном ряду с теми, кто знал капитана Евдоккима. Зато в жандармерии после определенной обработки он придется как раз ко двору.

– Ну, что ж, – после недолгого раздумья принял решение король, – надеюсь, тем обиднее будет генералу Бовдо, когда из двоих осужденных одного, но не его, помилуют. Я объявлю о помиловании пришлого Фролма после того, как он взойдет на лобное место. Затем отдам его в полное распоряжение, Вашего преосвященства.

– Очень мудрое решение, Ваше величество!

Теперь уже кардинал протянул фляжку, чтобы чокнуться с королем, но в это время дверь в зал суда распахнулась, и два первых дворянина Горного королевства увидели приближающегося к ним нетвердой походкой человека с окровавленным лицом, которого сопровождали два гвардейца и два жандарма. И только когда человек подошел достаточно близко, король и кардинал узнали в нем барона Бушму.

– Ваше величество, лесные взяли в осаду нашу крепость Квадро, – с трудом выговорил он, и если бы не заливающая лицо кровь, можно было бы подумать что молодой барон вдрызг пьяный. – И похитили принца Ащука, вашего сына, Ваше величество…

* * *

Большего унижения и большей боли принц Ащук не испытывал за всю свою двадцатилетнюю жизнь! Нет, он, конечно, получал раны и проливал кровь в сражениях и на дуэлях, но та боль была другой. Не шедшей ни в какое сравнение с той, что пришлось испытать принцу, когда пришлая девка ударила его ногой в пах, а затем – шпагой по заду. И что хуже всего, – теперь там, на заднице, навсегда останется огромный уродливый шрам!

В данный момент принц Ащук находился в самом, что ни на есть незавидном положении – со связанными руками и ногами лежал поперек своей собственной лошади, которую держал под уздцы виконт Германт. Зам ними на двух других лошадях скакали граф Винсепто и та самая пришлая. Судя по всему, путь они держали в сторону Лесного королевства.

Сам факт пленения волновал принца гораздо меньше, чем позорно заработанный шрам. Ничего страшного лесные ему не сделают. Молокосос Винсепто и захватил-то его, скорее всего, только для того, чтобы обменять на своего папашу. А обменяют его уже завтра. Король Халимон не станет терпеть, чтобы его сын долго оставался в плену у врага.

Ну, ничего, эти лесные поплатятся за свою дерзость, ох как поплатятся! И Винсепто, и его дружок Германт, и особенно эта стерва пришлая, которая не понимает, какую ошибку совершила, подняв руку, да еще и ногу на законного наследника Горного королевства!

* * *

Наташа действительно ничего не понимала, не помышляла о терзаниях, мучивших пленника, и не догадывалась, что молодой человек, которому так от нее досталось, является очень важной персоной. Она вообще ничего не понимала. Кроме того, что угодила в умело расставленную ловушку кем-то из ее недоброжелателей и очутилась во власти извращенцев-маньяков. От которых она, вроде бы как, умудрилась избавиться. И теперь, вроде бы как, находилась под защитой так называемого графа Винсепто. Кто бы еще ей объяснил, с какой такой стати она должна быть под чьей-то защитой?

И что за имя такое странное – Винсепто? Почему – граф? А тот, которого она огрела шпагой, вообще принцем себя называл. А ее они называли игрушечкой. Может, это и в самом деле что-то типа игры взрослых детей? Типа, как фанаты Толкиена устраивают сборища, придумывают себе имена, рубятся на деревянных мечах и все в том же духе… Только шпаги здесь не деревянные, а настоящие, проливающие настоящую кровь. И насиловали ее тоже совсем не по игрушечному…

Они проскакали мимо группы людей, радостно их приветствовавших. Наташа заметила невзрачное прямоугольное здание без крыши и окон в стенах, по углам которого возвышались полукруглые башни. Слева мелькнул берег озера. Дальше путь лежал вдоль волнистой опушки леса, мимо невысоких коричневатых скал, снова вдоль леса, потом через поле к еще одному зданию. Отсутствие крыши, полукруглые башни, стены без окон, с внешней стороны вдоль стен тянется заполненный водой ров – больше всего здание походило на крепость без каких-либо архитектурных излишеств.

Это и в самом деле оказалась крепость, в которую они въехали через ворота, открывшиеся и тут же захлопнувшиеся за их спинами. Здесь маленький отряд тоже встретили приветственными криками, при этом Наташе показалось, что особенно бурную радость вызывал вид захваченного графом Винсепто пленника. Ее тоже не оставили без внимания. Наташа старалась не смотреть на окруживших ее подростков и взрослых мужчин, бесцеремонно глазеющих на ее все еще ничем не прикрытую грудь, но справляться с этим было нелегко. В то время как граф Винсепто отдавал какие-то распоряжения и выслушивал доклады, она продолжала сидеть на лошади, держась за уздцы, с каждой минутой чувствуя все большую неловкость, и краска стыда уже начала заливать ее лицо.

Наконец, граф Винсепто соизволил помочь ей слезть с лошади и предложил пройти за ним в дом. Кипя от злости, она переступила порог, граф Винсепто и виконт Германт вошли за ней, закрыли дверь, и тут Наташу прорвало.

– Твари, хамы, быдло! – Заорала она. – Где ваша честь, графья и принцы херовы?

Граф Винсепто так и замер на пороге с открытым ртом. Вперед вышел его друг.

– Ты, что? Зачем так нервничать, игрушечка? – Германт подскочил к Наташе, и, не дав опомниться, впился пальцами в девичьи груди и потянулся к ее губам своими, чтобы поцеловать.

Наташино колено врезалось виконту промеж ног. Как и любой мужчина на его месте, Германт схватился за вспыхнувший очаг боли и, застонав, наклонился вперед. Она, словно заправский уличный драчун, добавила ему, боднув лбом в переносицу. Граф Винсепто подхватил под мышки отлетевшего назад виконта. Чего-чего, но такой агрессии от прелестнейшего в мире создания он никак не ожидал. Расквасить нос его лучшему другу! Да за это Винсепто готов был, кого угодно убить на месте.

Отпустив Германта, который еле держался на ногах, Винсепто, ни слова не говоря, подошел к пришлой, чтобы для начала влепить ей пощечину. Но граф ударил по пустоте. Наташа успела пригнуться, ответить ему жестким ударом в левый бок и отскочить в сторону.

– Лучше не лезь! – запоздало предупредила она, сжав кулаки и принимая боксерскую стойку.

Подавив готовый вырваться стон, Винсепто двинулся на девушку. Красавица-то она красавица, но вот так отблагодарить своих спасителей! Он блокировал ее удар правой, отбил нацеленную в пах ногу и все-таки успел получить кулаком в челюсть, прежде чем врезал девушке по уху. Наташа обхватила голову руками, а он резко ткнул ее кулаком в солнечное сплетение, и когда она открыла рот в немом крике, смачно добавил открытой ладонью в лицо. Наташа отлетела назад, споткнулась о подставленную ногу Германта и упала на спину. Германт тут же наступил на ее правое запястье, левое прижал коленом к полу Винсепто.

– Твари, – сквозь зубы выдавила она, тщетно пытаясь вывернуться.

– Ты, что, озверела, что ли? – крикнул граф и влепил ей неслабую пощечину.

Из носа Наташи хлынула кровь, и она, по-видимому, исчерпав силы, прекратила попытки вырваться и заплакала. Полившиеся слезы, как-то сразу лишили мужчин драчливости. Они отпустили ее, и Наташа, закрыв лицо и согнувшись калачиком, теперь уже зарыдала в голос.

– Принеси воды, – попросил друга Винсепто, прикладывая ладонь к своим окровавленным губам. – Умыться надо.

– Ага, – шмыгнул носом Германт.

Они по очереди умылись, поливая друг другу из глиняного кувшина. Герман принес еще один полный кувшин, и Винсепто попросил оставить их вдвоем с продолжавшей всхлипывать Наташей. Струя холодной воды, полившаяся девушке на спину, заставила ее встрепенуться и сесть на колени.

– Давайте, умойтесь, – Винсепто тоже опустился на колени и, не дожидаясь ее согласия, наклонил кувшин. Она подставила руки под воду и принялась смывать кровь. Так же, как у Германа, у нее оказался разбит нос и так же, как у Винсепто – нижняя губа.

– Ну и зачем было кулаками махать? – спросил он, когда вода в кувшине кончилась. – Я вытащил вас из лапищ принца Ащука, привез в дом своего отца, чтобы хорошо накормить и разделить с вами ложе, а вы вместо благодарности сразу в драку.

– Разделить ложе… – горько усмехнулась Наташа.

– Ну да, – взгляд Винсепто опустился на ее мокрые от воды груди, которые Наташа тут же прикрыла ладонями. – Я – граф, и для любой пришлой разделить со мной ложе – за счастье.

– А выставить меня на обозрение куче народа это тоже – за счастье?

– Кто это и когда выставлял вас на обозрение? – нахмурился Винсепто.

– Кто же, как не ваше графство позволил глазеть на меня своим слугам, или кем они там вам приходятся?! – съязвила Наташа. – И объяснит мне кто-нибудь, наконец, где я нахожусь, и что происходит?

– А вам до сих пор никто ничего не сказал? – удивился граф.

– За последние три дня со мной вообще мало разговаривали. Все больше – «ложе делили». Твари!