Текст книги "Три вальса (рассказы)"

Автор книги: Евгений Мальгинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Евгений Львович Мальгинов
Три вальса

Плохая шуба

– Завтрак на столе, а к обеду я постараюсь прийти, – сказала Света.

Замок щелкнул, и стало тихо. Савва открыл глаза. Сон как рукой сняло, когда он вспомнил о новой шубе и валенках, которые прислали ему папа с мамой.

Савва вскочил с кровати, схватил шубу, валенки и подбежал к окну.

Мелкий дождь покрыл стекла белесоватым налетом. Асфальт усеяли желтые листья, но снега или просто холодной погоды, о которых, ложась спать, мечтал Савва, не было.

– Все равно скоро зима, – упрямо сказал он себе и стал лихорадочно одеваться.

Натянув короткие, или, как он говорил, «дурацкие», штаны и кое-как зашнуровав ботинки, Савва с удовольствием надел шубу прямо на майку.

Мех щекотал голую шею, подкладка приятно холодила руки. Очень хотелось надеть и валенки, но он взял их под мышку. Соображая, что нужно бы умыться и позавтракать, на секунду замешкался на пороге, но затем решительно хлопнул за собой дверью и поскакал вниз.

Во дворе было пусто и уныло. Моросил дождь, дома промокли и казались серыми. Пока Савва бежал от первого подъезда до третьего, шуба покрылась мелкими капельками.

Допрыгнув до звонка, Савва в ожидании провел по меху ладонью. Мех в этом месте чуть пригладился и заблестел.

– Кто там? – спросил из-за двери Колин голос.

– Это я, – сказал Савва, – у меня новая шуба и валенки.

– Да? А я тебя вижу, – сообщил голос. – Давай разговаривать через замочную скважину?

– Давай, – согласился Савва. – Мне мама и папа прислали шубу, понял?

– Что? Плохо слышу!

– Мне мама и папа… – снова начал Савва.

– Еще громче, – дурачился Коля за дверью.

– Открывай! – закричал Савва. – У меня шуба!

Но вместо Колиной двери неожиданно распахнулась соседняя.

– Уши оторву! – раздался пронзительный женский голос. – Понедельник, а они в подъезде хулиганят!

В тот же момент Коля наконец открыл, и Савва юркнул в квартиру Максимовых.

– Ух ты, – удивился Коля, – как медведь!

– Мама с папой прислали. Гулять пойдем?

– Конечно, – сказал Коля, – только посуду надо вымыть и мусор вынести. – И, подбросив вверх валенки, стал одеваться…

Когда друзья появились на улице, несколько ребят, не замечая дождика, уже гоняли по тротуару мяч.

– Встань в ворота! – заорал Савве красный от беготни долговязый Гена Щегольков, по прозвищу Щегол.

– Нет, – решительно сказал Савва.

– Ты что, разве в шубе играют? – поддержал друга Коля, надевая валенки на руки и размахивая ими.

– Хи-хи! – вредно ухмыльнулся Щегол. – Зачем шубу нацепил?

– Не твое дело! – независимо ответил Савва.

– Зима, лето попугай, – съязвил Генка.

– Сам ты журавль!

– Спокойно, Геночка, – делая валенком выпад в сторону Щегла, сказал Коля. – Послезавтра осень, а осенью холодно, понял?

Гена ничего не успел ответить. Из ближайшего подъезда, дергая поводок и повизгивая от нетерпения, выскочила красивая легавая. За ней появился и ее хозяин, дядя Саша. Он отстегнул поводок, и собака помчалась за изгородь на детскую площадку.

– Ура, Динка! – закричали ребята и бросились вслед за ней.

Каждый хлопал себя по коленям и звал собаку к себе, каждый стремился погладить ее или схватить за ошейник.

Но Динка не давалась в руки. Если кто-нибудь приближался, мягкие уши взлетали, и она опять неслась.

Савва, как и все, бегал, падал на траву и кричал. Уже через минуту обнову нельзя было узнать. Местами мех слипся, местами торчал клочьями, шуба будто похудела и теперь как-то лихо сидела на Савве. Было, конечно, жарковато, но зато падать в шубе было гораздо приятнее.

Наконец кто-то ухитрился схватить собаку за ошейник. Повизгивая, она суетливо лизала своих пленителей. Раскрасневшийся Савва поспешил туда же, протянул к собаке руку, но Динка неожиданно зарычала.

– Динка, это же я! – удивился Савва.

Он гордился своей особой дружбой с собакой, гордился тем, что может зажать ей нос, сунуть руку в пасть или повалить на землю. Динка не всем позволяла проделывать над собой такие штуки, например, тот же Генка боялся подержать ее даже за хвост.

Сгоряча Савва снова протянул руку, но Динка оскалила зубы и взъерошилась. Удивленный Савва повернулся к хозяину.

– Дядя Саша… – только успел сказать он, как от сильного толчка упал на землю.

Динка прыгнула на него сзади и зубами выдрала из шубы до самого подола большой клин меха.

– Фу! – крикнул дядя Саша.

Динка отскочила в сторону и опять понеслась по кругу. Но теперь за ней никто не побежал.

Савва медленно поднялся, сначала покосился через плечо на болтающийся клок, потом внимательно посмотрел на собаку, а потом зажмурился и заплакал.

Ребята обступили Савву.

– Там внутри марля, – радостно сообщил Щегол.

– Иди отсюда! – сердито сказал Коля.

Дядя Саша подошел и испуганно оглядел Савву.

– Укусила?

Савва отрицательно мотнул головой.

– Тогда ничего страшного, – сказал дядя Саша. – Нужно отпороть подкладку, зашить мех и будет незаметно. Иди домой.

Друзья медленно двинулись к дому. Впереди, спотыкаясь, шел Савва. Сзади, поддерживая валенками вырванный клок, следовал Коля. Остальные смотрели им вслед и оживленно спорили.

– Она подумала… – говорил кто-то.

– Нет, просто не узнала…

…Света, как и обещала, прибежала из больницы. Она еще не успела открыть ключом дверь квартиры, как услышала в подъезде Саввин рев.

– Что с тобой? – испуганно спросила она, когда Савва с Колей вынырнули из-за перил.

Савва, глотая слезы, ничего не отвечал.

– Его Динка не узнала и за шубу укусила, – объяснил Коля. – Он вот так стоял, а она вот так. Потом как схватит за шиворот, так все и оторвала. А валенки целые – вот они.

При этих словах Савва с новой силой заревел.

– Горе луковое! – расстроенно сказала сестра. – Ты зачем шубу надел?

– И-ы-и! – плакал Савва.

– Не плачь, – пропуская ребят в квартиру, сказала Света. – Когда высохнет, я ее зашью.

– Не надо зашивать!

Лицо Саввы от шубы измазалось черной краской.

– Не надо, и-ы-и!

– Почему? – не поняла сестра.

– Не надо зашивать, она плохая!

Света недоуменно посмотрела на Колю, но тот только пожимал плечами.

– Почему плохая? – сердясь, сказала Света. – Она же тебе нравилась…

– Ы-и! Она Динке не нравится. Она… она меня в ней не любит. Она со мной не играет!

– Ах, вот оно что! – наконец сообразила сестра. – Ну ладно, пока снимай, а там посмотрим… – И наконец захлопнула за собой входную дверь.

Три вальса

Второй класс Савва начал довольно удачно. Ему нравилось учиться. Каждый день, боясь опоздать, он просыпался чуть свет и до ухода в школу сидел на кухне, листая учебники или тетради. А если уроки были сделаны, он, что-то бормоча себе под нос, резал бумагу, клеил какие-то кривые дома с кармашками вместо окон и потом рассаживал по этим кармашкам страшных человечков…

Утренние бдения однако не всегда спасали Савву от опозданий. Когда нужно было выходить из дому, оказывалось, что он еще не умыт или не одет.

Вера Федоровна говорила, что Савва старается, неплохо соображает, но медлителен. И еще учительница жаловалась на чистописание. Когда Савва писал, брызги чернил летели не только на тетради и на самого Савву, они веером разлетались в разные стороны и садились на окружающие предметы.

Света, как могла, боролась с этими недостатками, тормошила брата по утрам, заставляла умываться до выполнения письменных заданий и после.

– Савва, ну что это такое! – почти плакала она. – Посмотри на себя и на свои тетради. Все вокруг перемазал. Тебя надо сажать под стеклянный колпак!

– Они сами летят, – возражал Савва.

– Но ведь у меня не летят, а я пишу не меньше твоего.

– Значит, ты не стараешься, – убежденно говорил Савва. – Нам Вера Федоровна велит с нажимом писать.

– Вот приедет Анфиса Антоновна, я ей все про тебя расскажу!

Со дня на день они ждали толстейшую и добрейшую сестру отца Анфису Антоновну, но тетя что-то задерживалась.

– Анфиса Антоновна добрая, – защищался Савва, – не то, что ты. В прошлом году она за меня уроки делала. Я ее научил.

Света жаловалась на Савву маме с папой в письмах. Но Савва все места, где его ругали, просматривал бегло, зато описания того, что мама с папой видят в тайге или горах, помногу раз прочитывал вслух всем своим друзьям.

В музыкальной школе дела в общем и целом тоже шли неплохо. В скрипичном классе появился талантливый мальчик Вова Гусаров, успехи которого заставляли подтягиваться и всех остальных. Теперь Савва брал скрипку без напоминаний и иногда подолгу играл гаммы и упражнения, которые он вообще-то не жаловал. О том же самом рассказывала Свете и мать Славы Топорова, друга и одноклассника Саввы.

– Моего Славку прямо не узнать! – недоверчиво восхищалась она. – Сам играет!

Не все сразу уладилось с уроками по «обязательному фортепиано» – второму инструменту скрипачей и виолончелистов.

– Нет расписания, – разводил руками Савва.

Света сама пошла в школу и все выяснила. Расписание было, но его повесили слишком высоко.

* * *

Просторный класс с большим окном и широким пыльным подоконником, на котором лежал забытый кем-то карандаш, после яркого солнца улицы казался прохладным и темным.

Серые глаза новой, совсем молоденькой учительницы Милы Лутовны смотрели серьезно, а кудряшки на голове торчали в разные стороны.

Мила Лутовна быстро познакомилась с Саввой и перешла к делу.

– Так, Марков, что ты играл на экзамене в прошлом году? – спросила она, рассматривая ученика.

Савва, смущаясь оттого, что на него так серьезно смотрят, потыкал в скважину для ключика пальцем и сказал:

– Гаммы, этюд и «Три вальса».

– Понятно, – протянула Мила Лутовна.

Савва посмотрел на нее и пояснил:

– «Три вальса» – это не три вальса, а пьеса такая. Я ее все время играю. Папа говорит, что у нас от этого Буратино сдох, то есть умер.

– Кто сдох? – не поняла учительница.

– Буратино. Оттого, что я «Три вальса» уже два года играю. Я знаю, что он умер, а надо говорить «сдох», потому что он кот, а не человек. Так вот, он сдох, а котята остались.

– Не говори глупостей, – поморщилась Мила Лутовна. – Сыграй мне, пожалуйста, свою пьесу. Я хочу послушать, как ты играешь.

Савва с готовностью, но не торопясь, сполз со стула, чтоб доставать ногой до педали, и, наморщив прозрачную кожу на выпуклом лбу, задумался.

– Забыл, – сказал он. – Помню, как в конце играть, а как в начале – забыл, – и, пользуясь минутной заминкой учительницы, вставил. – Я вам принесу одного, а то у нас их три. Носятся как угорелые, а мы все время на них наступаем. Не нарочно, конечно. Да еще скоро Анфиса Антоновна приедет, смешная такая, толстая…

– Сейчас урок. Про котят потом. Сыграй, пожалуйста, «Три вальса» по нотам.

Савва покусал ноготь, повертел головой, соображая, что делать, дотянулся до папки, порылся в ней и достал ноты.

«Какой нервный», – подумала Мила Лутовна, глядя, как ученик пытается схватить в папке ноты, в то время как Савва старался прикрыть от ее взглядов нарисованную на обложке рожицу с растрепанными волосами и длинным носом.

От желания сыграть получше Савва так напрягся, что на его тонкой шее вздулись жилы, а растопыренные пальцы будто свело судорогой. Глядя исподлобья на ноты, он почесал указательным пальцем под носом и так треснул по клавишам, что учительница вздрогнула и отодвинулась.

Довольный таким удачным началом, Савва размахивал руками, нажимал ногой сразу на обе педали и крутился возле инструмента до тех пор, пока стул не отъехал, поэтому конец пьесы ему пришлось играть почти стоя.

Мила Лутовна с ужасом следила за учеником и, когда он, закончив пьесу, попытался сыграть все сначала, испуганно положила руку на клавиши.

– Нет, нет, – сказала она, – хватит! Во-первых, так не играют вообще, а во-вторых, эта пьеса играется совсем не так…

Многочисленные недостатки Саввы вдохновили Милу Лутовну, и она тут же с молодым жаром взялась за перевоспитание. Однако по неопытности начала слишком издалека, с великих итальянцев, поэтому времени не хватило и конец урока пришлось скомкать. В класс заглянул следующий ученик.

– Савва – Шопен! – дурашливо пропел он.

– Какая бестактность! – сердито сказала Мила Лутовна, оставила экскурс в историю, но, находясь под впечатлением собственного рассказа, по инерции спросила:

– Как по-твоему, Савва, что думал композитор, когда создавал «Три вальса»? Какие чувства он испытывал? О чем хотел нам рассказать?

Мила Лутовна понимала, что и сама вряд ли в состоянии сразу ответить на эти вопросы, но не могла остановиться:

– Страдания или радость заключены в этой пьесе? Или, если идти еще дальше… – Мила Лутовна потерла глаза и посмотрела в щелки между пальцами на Савву, соображая, что же еще дальше… Но в голову ничего не пришло, кроме вопроса, которым она и закончила:

– Для чего, в конце концов, нужно это произведение?

Савва во все глаза смотрел на новую учительницу и думал о котятах.

Не дождавшись ответа, Мила Лутовна посмотрела на часы:

– Подумай над тем, о чем я тебе сейчас рассказывала. Эту пьесу нужно прочувствовать. Нужно проникнуться духом того времени, когда она была написана. Необходимо понять замысел композитора. Если ты учтешь все эти компоненты, ты сможешь вдохнуть в нее жизнь.

Савва кивал головой, запихивая «Три вальса» на старое место в папку.

«Рыжего подарю», – решил он, выходя из класса…

Поздно вечером, сидя за столом на кухне, Савва рассказывал Свете про урок и новую учительницу.

– Я бы лучше сыграл, – закончил он, – да стул отъехал.

– Ты все лето не занимался, вот учительнице и не понравилось, – сказала сестра, но Савва думал уже о другом.

– Учительница кошку просит, – сказал он. – Вам, говорит, хорошо! У вас три котенка, а у меня ни одного. Я ей отнесу рыжего, ладно?

– Отнеси, – сказала Света. – Тебе что-нибудь новенькое задали, или опять весь год будешь «Три вальса» играть?

– Буду вообще-то, – пробурчал Савва, роясь в тарелке с ранетками.

Он помолчал, видимо, обдумывая, как бы попонятней сказать, и потом, глядя в одну точку, добавил:

– Проникаться нужно духом. Компонентов нет, а вдыхать надо. Она мне все рассказала…

Опера в трех актах

Билеты на оперу распространяли в музыкальной школе. Света поручила Савве взять два, но в последний момент выяснилось, что у нее дежурство в больнице.

С другой стороны подвела погода. Зима не наступила, а свалилась на город. В начале декабря ударили такие морозы, какие нечасто бывают даже в январе.

Одним словом, Света не хотела отпускать Савву в театр, несмотря даже на то, что с ним согласился пойти надежный Коля Максимов.

Похожая на маму круглым лицом и большими темными глазами, Света ежилась, глядя на улицу, и вредничала:

– Не пойдешь. Холодно, и слишком поздно кончается.

– Пойду, – отвечал Савва.

– Не пойдешь. Я буду волноваться.

– Не ты главная, а Анфиса Антоновна, – бурчал Савва, одеваясь. – Сейчас она придет из магазина и скажет.

Вскоре действительно пришла Анфиса Антоновна и сразу же победила Свету. Анфиса Антоновна считала, что самостоятельность для мальчика – главное.

– Пусть едут, ничего с ними не случится, – сказала она. – Во-первых, они вдвоем, а во-вторых, они уже взрослые мужчины. Тем более, что я их провожу до остановки и потом встречу.

* * *

Иней с потолка автобуса валился на головы, когда подбрасывало на выбоинах. Народу было мало. Савва и Коля ковыряли пальцами оконные стекла, дышали на темные пятна и поминутно спрашивали, когда будет остановка «Оперный театр». Кондукторша, завернутая в большой тулуп, правда, с большими паузами, но терпеливо отвечала: «Через восемь остановок», «Через семь остановок», «Через пять остановок», пока они сами не увидели ярко освещенный подъезд театра.

Прикрываясь воротниками и руками от злого ветра, друзья поспешили к тяжелым дверям.

– Сейчас мороженое купим.

Коля с трудом проглотил вставший колом во рту ледяной ветер.

– Конечно, – хотел сказать Савва, но не смог.

Они опоздали. На вешалке народу уже не было. Одна из женщин за барьером отложила чтение, приняла у них пальто, дала программку и любезно указала, куда нужно идти.

Савва с Колей одернули курточки и степенно отошли от вешалки, но на мраморной лестнице, ведущей к залу, стали скакать и прыгать, словно кто-то дергал их за ниточки.

– Стоп! – увидев буфет, вспомнил Коля. – А мороженое?

– И так опоздали, – нетерпеливо сказал Савва.

– Опера длинная, а мороженое кончится, – заметил Коля, и они свернули.

В буфете было пусто. За стойкой буфетчица ела пирожное.

– Нечего бегать, придете в антракт, – сказала она.

– Не даст, – шепнул Савва.

– Какой антракт! – удивился Коля. – Давай деньги.

– Идите, идите на спектакль, – отряхивая с рук крошки, раздраженно повторила буфетчица, будто пирожное оказалось невкусным.

Тут только друзья обнаружили, что все деньги остались в пальто.

– Может, не пойдем? – засомневался Савва. – Теперь и на вешалке будут ругаться.

– Будь спок, я сам.

Коля побежал вниз и, к удивлению Саввы, все моментально сделал. Однако, когда он вернулся, буфетчица уже запирала дверь.

– Скоро буду, – буркнула она.

– Ждем, – решительно сказал Коля. – Все равно опоздали.

Друзья стали бродить по просторному фойе второго этажа между каменными вазами и скульптурами.

– А это кто?

Коля показал на скульптуру женщины с колчаном.

– Богиня, – пояснил Савва. – Охотница, забыл как зовут.

– Эта в платье.

– По лесу голым не побегаешь, – сказал Савва.

– Козу поймала.

– Это лань, а не коза.

– Неужели вместо собаки?

– Ну да, наверное. Видишь, за рога держит.

– Удобно вообще-то, – согласился Коля. – А если волк попадется?

– Она ему сначала «Бе-е!» на ухо, а потом загрызет.

Друзья развеселились.

– Савва, ку-ку! – прячась, позвал Коля.

Высокое классическое искусство подверглось испытанию. Позы богов поглупели, когда из-за постаментов в разных местах стали возникать то круглая конопатая рожица Коли Максимова, то рыжий хохолок и задумчивые глаза Саввы Маркова. Фойе театра наполнилось кукареканьем.

– Мальчики, а ну идите-ка сюда!

Савва и Коля одновременно выглянули из-за своих укрытий и увидели женщину в строгом синем костюме.

– Почему вы не в зале?

– Мы буфетчицу ждем, – хором сказали друзья. – Мороженое хотим купить.

– Ай-яй-яй! – сказала женщина. – Неужели вы сюда только за мороженым пришли? Идет прекрасный спектакль, отличные голоса, музыка, а вы здесь…

Пока Коля и Савва старательно кивали головами, наступил антракт.

– Я чего-то не хочу мороженого, – сказал Савва, когда женщина их отпустила.

– Ну вот еще! – сказал стойкий Коля. – Чего ты испугался?

– Я не испугался, – сказал Савва. – Просто расхотел.

– Ну ладно, тогда ты иди, а я сейчас.

И Коля ринулся в буфет.

Савва направился вверх по боковой лестнице. По дороге встретилось несколько знакомых из музыкальной школы. В их числе и Вовка Гусаров с высокой красивой матерью. Савва хотел подойти, но Вовка показал на него пальцем и засмеялся:

– Смотри, мам, – сказал он, – Саввка бегает по театру, как по улице.

И Савва не подошел.

На галерке было здорово! Совсем близко нависал разрисованный потолок, до огромной люстры, увешанной цепями, как елка бусами, казалось, можно было дотянуться. Внизу по ковровым дорожкам неторопливо ходили нарядные люди. Занавес был подсвечен снизу желтым и розовым.

Как из-под земли возник Коля.

– Держи, – сказал он, подавая эскимо, облитое запотевшим шоколадом.

Зал постепенно наполнялся. Потом люстра медленно погасла, и зазвучала музыка. Тяжелый занавес пополз в стороны.

Друзья во все глаза смотрели на сцену, где сначала появилась украинская хата с изгородью и горшком на шесте, потом широкий двор, на котором валялись пучки соломы, и затем телега с оглоблями, без передних колес.

– Смотри, там кто-то с ушами! – сказал Коля.

– Где?

– Отсюда посмотри, сбоку.

Савва дернулся к Коле.

Кто там был с ушами, так и осталось неизвестным, потому что Саввино эскимо медленно отделилось от палочки и улетело.

– Вот это да!

Друзья одновременно вскочили и посмотрели вниз.

Из партера донеслась сдавленная ругань. На сцене из хаты вышел мужчина и запел.

Но Савве с Колей было уже не до него. В проходе показалась та самая женщина, с которой они разговаривали возле буфета. Она молча поманила их пальцем и вывела из зала. Рядом с ней семенил лысый дядя.

– Они нарочно кинули! – кипятился он. – И еще смеялись!

– Идите, пожалуйста, на свое место, – сказала женщина. – Я с ними как-нибудь сама разберусь.

Мужчина отстал.

Расстроенно понурив головы, друзья шли за женщиной, но когда проходили второй этаж, чей-то голос позвал:

– Мария Ивановна, вас срочно к директору!

– Спускайтесь вниз, одевайтесь и марш домой, раз не умеете себя вести, – торопливо сказала женщина и ушла вдоль по коридору.

– Саввка, пошли обратно!

– Поймают!

– Будь спок!

Однако на галерку пройти не удалось. Там стояла другая женщина в точно таком же костюме. Савва с Колей заметались по коридору, потом бросились к двери, на которой был нарисован мужчина в цилиндре.

Испуганно прислушиваясь, они перевели дух и осмотрелись. Здесь было просторно и прохладно. Возле стены под надписью «Место для курения» стояли удобные кресла. Ребята сели в них и, поочередно откусывая от Колиного эскимо, завели непринужденный разговор.

– Выгнать хотели, – сказал Коля, – мы же не нарочно!

– А Лысый говорил: «Нарочно», – сказал Савва. – Я даже лизнуть не успел.

– Всего одно уронили – и сразу выгонять! «Бомбежка какая!» – Коля изобразил Лысого.

– «Не хотите слушать – шагом марш!» – Савва изобразил женщину. – Мне, например, опера понравилась. А тебе?

– Конечно, понравилась, – сказал Коля. – Хорошая опера, музыкальная. А нам и здесь неплохо, правда?

– И программа есть, – согласился Савва. – Сейчас почитаем. «Сорочинская ярмарка», так – в трех актах, так – либретто. Действующие лица и исполнители: Черевик – бас.

– Это вот так, – сказал Коля и изобразил бас.

Кафельные стены ответили ему гулом.

– Правильно. Дальше: Хивря – жена Черевика – меццо-сопрано.

– А это как?

– Это вот так, – Савва сморщился, закрыл глаза и издал пронзительный звук: – А-а-а!

– Почему в операх все по-иностранному? – сказал Коля. – Как это: Хивря да еще меццо-сопрано?..

Время незаметно текло. Второй акт подходил к концу. Болтая ногами и языками, мальчики обсудили либретто, вернулись к происшествию с мороженым и решили идти домой…

Автобуса очень долго не было. Мороз ослабел, но ветер усилился. Тарелка фонаря болталась и звенела, круг света прыгал то на стену дома, то на дорогу, то просто вырывал из тьмы мятущуюся белую крупу.

Сначала мальчики терпеливо ждали, потом стали гонять по тротуару льдинку и бороться. Они согрелись, но прозевали автобус.

Впрочем, нет худа без добра: зато через десять минут в следующем автобусе они увидели свою огромную Анфису Антоновну.

– А ну по местам, разбойники! – скомандовала она, и была совершенно права.

Когда ребята вкатились в автобус и стали рассказывать о своих злоключениях, тетка только качала головой.

– Всего одну минутку послушали, – вздохнул Савва.

– Сами виноваты, – сказала Анфиса Антоновна. – Кто же мороженым размахивает?

– Я нечаянно. Оно совсем плохо на палочке держится. Сама потрясла – узнала бы.

– Ну ничего, за одного битого двух небитых дают. В следующий раз будете умнее…

– Коля, смотри, – удивился Савва, – кондуктор другая, а тулуп тот же?

– И автобус тот же, – сказал Коля.