Текст книги "Черная дыра Сибири"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Почему запах, ведь ветер дует в тайгу?

– Пока ветерок слабоват, в основном тянет наверху, поэтому вонища медленно распространяется понизу. К средине дня ветер усилится и все снесет на север.

– Какая гадость. Спасибо, что предупредили Виктор Владимирович.

– Да ничего. Катюше большой привет. Пока.

Я бегу в спальню и трясу Катю.

– Катя, вставай.

– Ну чего еще? – лениво потягивается она. – Сегодня суббота, дай поспать.

– Свалку жгут.

Катя подпрыгивает и трясет головой. Ее ночная рубашка чуть приспускается, оголив нежную маленькую грудь. Она не замечает этого.

– Нашу свалку?

– Заводскую.

Она натягивает тапочки и бежит к окну.

– Боже мой, какой ужас.

– Звонил Виктор Владимирович, просил не выходить на улицу, на улице неприятный запах.

Катя поворачивается ко мне. Ее грудь по прежнему точит из под рубашки.

– Куда же мы попали? Это же... это же... могильник...

– Прикройся.

– Что?

Она с недоумением смотрит на меня.

– Ты меня дразнишь своей грудью.

Катя окидывает себя взглядом и вдруг краснеет. Поспешно натягивает угол рубашки.

– Прости.

– Ни за что.

Девушка срывается с места и проскочив мимо меня, несется в ванну.

И все же в дом стал проникать кисловатый запах с улицы. Катя закрылась в спальне, а я устроился в кабинете и изучаю зеленую папку Григория Павловича. Интересно, во всех домах так же как у нас. Опять выглядываю в окно. Черная туча, отцвечиваемая красными бликами, стала пониже и пошире. Я представил как тайгу заваливает черной смоляной пылью и она медленно превращается в гладкие стеклянные поверхности, обволакивающие все неровности фауны. До чего же гадкий запах разложения... И так, что там еще за бумаги у главного... Здесь список. На листочке без заглавия пронумерован ряд фамилий, всего около 22 человек. Напротив каждой фамилии число, месяц и год. В чем же здесь загадка? За окнами шум машины. Похоже к нам гости, я осторожно выглядываю из-за занавески. Из черной Волги выходит.. Степан Степанович, представитель местного МВД. Я в панике. Хватаю все бумаги, небрежно заталкиваю их в зеленую папку и несусь с ней в спальню. Катя сидит полуголая перед зеркалом и изучает себя. При виде меня, ее брови подлетают до волос.

– Как ты смеешь..., – она прикрылась руками.

– Срочно спрячь, к нам гости, – я швыряю папку на смятую кровать. Постарайся не выходить.

Во входную дверь уже стучат. Захлопываю спальню и бегу открывать.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич.

У него искусственная улыбка до ушей.

– Здравствуйте, Степан Степанович.

– Проезжал мимо и решил заехать в гости. Знаю, знаю, не приглашали, но вот хочу наладить дружеские отношения. Посмотрите, что я принес.

В его руке появилась бутылка коньяка.

– Заходите.

МВДешник принюхался.

– У вас еще не выветрился запах улицы. Ветер уже все снес. Можете открывать все окна и двери, проветрить все комнаты.

– Хорошо. Пойдемте в мой кабинет, где то там у меня есть рюмки.

С удивлением смотрю, как Степан Степанович идет впереди меня и уверенно двигается к кабинету. Он входит в помещение, ставит коньяк на стол и плюхается в кресло.

– Хорошо у вас. У меня дома такого кабинета нет.

Я тем временем, разыскал рюмки за темным стеклом шкафа и тоже поставил их на стол. Мой гость сразу выбрался из кресла, ловко вскрыл бутылку и разлил по рюмкам.

– За наши дружеские отношения.

Он первым выпил коньяк и зажмурился.

– Хорош черт. Я его доставал в рай центре. Не подвел зав маг.

Я пригубил пахучую жидкость и почувствовал крепость напитка.

– Сильная вещь.

Степан Степанович опять в кресле.

– Да сильная. Раньше я такой пил на заводе, в кабинете главного энергетика. У него в сейфе всегда стола бутылка коньяка.

Я насторожился, но сделал вид, что заинтересовался.

– А он то где доставал?

– Наверно тоже по своим каналам. А вы разве не видели у него в сейфе рюмки? Там на верхней полочки, где пачки денег.

– Видел.

– Ага. Значит уже вскрывали сейф?

– Конечно.

– Где зеленая папка?

– Какая? Там по моему только отчеты.

– Ох, хитришь, Андрей Николаевич. Папка должна быть.

Он опять разлил коньяк по рюмкам.

– Не видел.

– Вот так и попадаются умные люди. Я ведь ее сам туда положил, знал что вы вскроете сейф и если будете нашим человеком, то ее оставите, а если нет..., то наверняка утащите. Те документы которые там есть... так ерунда. Можно собирать всякую рухлядь, но вот главного... Григорий Павлович был странный человек. Ему везде чудились враги, поэтому он и искал, так сказать, компрамат. К этой папочке нужен ключ. То звено, которое нам не хватает. Вот почему я вернул папку в сейф, следил за вами. То что вы ее сперли, нет у меня никакого сомнения.

Он выпил свой коньяк, но в этот раз не поморщился.

– Вон оно как. Ладно, я скажу вам тоже кое что. Папку действительно стащил я. И не потому что уж слишком заинтересовался, а потому что жаль было Григорий Павловича. Не хотелось, чтобы вы после его смерти искали тех людей, чьи фамилии упоминались в письмах или актах. Поэтому я ее сжег...

– Сожгли?

– Да, очень просто, изорвал на клочки и здесь дома на кухне сжег.

Степан Степанович задумался.

– Мне трудно в это поверить, да в общем то я по долгу службы и не должен этого делать. Но все же, я приехал к вам наводить мосты, иметь вполне дружеские отношения, мне бы хотелось полного доверия с вашей стороны. Черт с ней этой папкой, сожгли так сожгли, но все же, хорошо бы если бы вы поделились со мной, что же вам перед смертью передал Григорий Павлович?

– Мы с ним говорили только о делах завода.

– И только?

– Только.

– А на кладбище? Вам на кладбище тоже никто ничего...?

– Ничего. Скажите, Степан Степанович, если это не секрет, почему такой интерес к Григорий Павловичу. Ведь даже по тем документам из зеленой папочки, что я прочел, я не нашел в них криминала...

– Конечно нет. Но Григорий Павлович своими действиями привлек внимание всех силовых органов, он создал группу, так называемых единомышленников, которые иногда и действовали... Например, они пытались парализовать работу завода, ломали оборудование, рвали силовые провода, устраивали забастовки, везде жаловались...

Мой гость опять стал разливать коньяк. Ловко выпил рюмку и потянулся.

– А что вы хотите от меня? Ведь я здесь свежий человек.

– Вот именно, свежий... К вам пока все приглядываются, ждут когда проявите себя, чью займете сторону. Если примите сторону тех... кто мешает работе завода, то естественно и спрос с вас будет другой. Пока за вами один грешок, вы утащили с завода и сожгли папку, но это еще не тот случай, когда можно определить, кто вы. А вот когда вам те, террористы, передадут все ключи к уничтожению завода, то сразу все станет на свои места.

– Спасибо, что предупредили.

– Пожалуйста. Засиделся я у тебя. Как поживает Катерина Михайловна?

– Нормально.

– А где она, чего то я ее не вижу?

– Спит.

– Пусть спит. Мне пора.

Степан Степанович поднимается и вдруг его взгляд упирается на пол.

– А это что у вас?

Я вздрогнул, у самой ножки стола лежит список с фамилиями, который я недавно изучал. Видно я его нечаянно уронил, когда в панике собирал папку. МВДешник легко сгибается, берет бумажку и пробегает ее взглядом, потом заулыбался.

– Этот список тоже был в зеленой папке и знаете что здесь? Это фамилии тех людей, которые погибли, вот их даты, даты дня смерти.

– Зачем же они были в папке?

– У вас хорошее самообладание. Я скажу вам, сегодня у меня день, когда я все время раскалываюсь... Эти люди были в кружке Григория Павловича и к несчастью, они все умерли или погибли..., – этот тип аккуратно кладет бумажку на стол. – Ну ладно, я пошел. До свидания, Андрей Николаевич. Сегодня день отдыха, проведите его как можно лучше.

Гость уверенно вышел из кабинета. Я проводил его до входной двери и как только он исчез, чуть не сполз на пол. Из спальни вышла Катя, она в накинутом на плечи халатике.

– Боже мой, – шепчут ее губы.

– Ты все слышала?

– Да. Я стояла за дверью.

Свалка горела весь день, черные облака, обнявшие землю, еще долго лежали на ней. Сумерки сгладили весь фон. Катя все время нервничала, иногда срывалась на меня в крике. Она моталась по комнатам и когда я включил свет, по моему стала отходить.

– Андрюша, прости.

– Ты о чем?

– Мне кажется я сорвалась...

– Со всяким бывает.

– Но я так не хочу. Мы попали в жуткое место, неужели нет выхода...

– Выходов много. Это во первых, сбежать от сюда, во вторых, все таки побороться за себя и в третьих, остаться и медленно гнить как все.

– А что же ты выбрал?

– Я выбрал второе. Кто то должен помочь этим несчастным.

– Но как? Ты знаешь как?

– Еще нет. Но мне кажется, не я один такой. Эти люди еще не доверились мне, а я им, хотя... этот ключик, который передал Григорий Павлович, не в нем ли весь корень событий, не за ним гоняется Степан Степанович...

Катя подходит ко мне в плотную и вдруг прижимается к груди.

– Я с тобой.

– Я очень рад этому.

И тут я поцеловал ее в губы, она впервые нежно ответила мне.

Неделя началась с совещания у директора завода. Генеральный разносил начальника хоз цеха.

– Неужели у вас нет сметливых бригадиров или людей, которые могли бы навести порядок на ваших объектах. Почему мы не можем обходится без ЧП?

– Так это..., – оправдывался седоватый старик, – мы только что получили эту свалку и я еще не вошел в курс дела. Сказали поджигать и дал команду это сделать.

Я еще не понял в чем дело, но догадался, что то произошло.

– Дали команду? Хороша ваша команда, люди перепились на рабочем месте и погибли. Погибли по вашей вине, полная бесконтрольность...

Вот это новость, значит вся бригада мусорщиков погибла. Генеральный уже бушевал, а я старался вспомнить этих ребят с которыми побыл немного в аду.

– Неужели мы не можем навести элементарного порядка даже в таких вещах как поджечь кучу мусора, – гремел голос

И тут я не вытерпел, сказал громко и внятно.

– Чтобы не было никаких происшествий, свалку надо ликвидировать.

Наступила тишина, генеральный как бы захлебнулся и, открыв рот, бешено смотрел на меня.

– Еще один умник нашелся.

– Нашелся. Это хорошо когда есть несколько умников, по крайней мере они всегда могут подумать, что делать с теми злачными местами, которые просто терроризируют город.

– И о чем же вы подумали? Куда деть отходы производства? Если мы их завтра не сожжем, то через пол года полностью завалим территорию тайги до Енисея.

– Неразрешимых вопросов нет. Либо отходы надо увозить от сюда в другие районы страны, либо перерабатывать здесь, расширив производство.

Генеральный вдруг обмяк.

– Все, совещание закончено. Все можете идти на рабочие места. О том, что я решил по поводу ЧП сообщу позже. А вас, Андрей Николаевич, я прошу остаться...

Начальники цехов и отделов тихо удаляются из кабинета. Мы остаемся одни.

– Какая вас муха укусила? – вдруг задает мне вопрос директор. – Какое ваше дело по поводу производства? Вас нанимали на работу, как главного специалиста по энергетике, так и делайте свое дело, не лезьте куда не надо.

– Когда вчера горела эта свалка, до моего дома дошел запах гари. Это был не запах горелого леса, а запах химии, которая отрицательно действует на человека, першит горло, болит голова, страдают желудки. Скажите, вам свой город не жалко?

– Жалко... не жалко, что за дурацкий вопрос. Жизнь города зависит от завода...

– Это не ответ.

– Хорошо, я разберу этот случай и дам нагоняй метеорологам, чтобы в следующий раз давали более точный прогноз, а вас прошу в последующем не вносить в наш дружный коллектив раскол. Можете идти.

Татьяна Юрьевна в испуге смотрит на меня.

– Ну как? – тянет она.

– Что как?

– Вас... не того..., не уволили?

– За что меня можно уволить?

– Мне тут звонки бесконечные, вы там, на совещании, чего то наговорили...

– Все в порядке, решались обычные производственные вопросы. Сейчас мне надо поработать над документами, в кабинет ко мне никого не пускай, а глупые телефонные соболезнования отсекай. Соединяй только по важным вопросам.

– Хорошо, Андрей Николаевич. Вам кофе или чайку приготовить?

– Не надо.

Включиться в дела я сразу не смог. Только уселся в кресло, как по селектору услышал голос секретарши.

– Андрей Николаевич, тут на телефоне начальник первого цеха.

– Подсоедини.

– Ну чего бунтарь, попало? – слышу голос Виктора Владимировича

– Да вроде, нет. Мы поговорили и мирно разошлись.

– Ха... мирно. Это мир перед бурей. Не заскочишь ли ты ко мне на пару минут, это очень важно.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас. Потом у меня будет день, как на сковородке, а так минут двадцать – тридцать сейчас есть, чтобы поделится кое о чем.

– Хорошо, иду.

Виктор Владимирович плотно закрывает за собой двери и приглашает к столу.

– Значит говоришь все мирно и даже генеральный не психовал, – начал разговор он..

– Да.

– Вот что я тебе скажу, Андрей. Своим сегодняшним выступлением ты поставил все точки над "И". То есть фактически перешел в лагерь оппозиции...

– Пока я такой еще здесь не видел.

– Это тоже хорошо. Я хочу тебя предупредить, дело в которое ты втягиваешься серьезное и теперь тебе надо быть на чеку. И дома, и на заводе говори по телефону о чем угодно, только не о работе, теперь тебя будут прослушивать и следить по всюду.

– Ты меня за этим приглашал?

– Не только за этим. Я хочу рассказать тебе одну байку. Три года тому назад у горнодобытчиков сперли камаз взрывчатки. Вся милиция, органы безопасности стояли на ушах, пытаясь найти груз. Камаз потом нашли на нашей свалке, а вот взрывчатку – нет, исчезла она.

– Пока я ничего не понял...

– Погоди, не прерывай. Ходят слухи, что это сделали люди Григория Павловича. Они заминировали завод.

– Чушь, это безумие.

– Да нет. Все уверены, что в один прекрасный момент все взлетит на воздух.

– Вызвали бы минеров, проверили все закоулки завода.

– Вызывали, даже собак притащили, ничего не нашли.

– Тогда зачем все таки ты мне это говоришь?

– Есть предположение, что Григорий Павлович передал одному из своих сподвижников всю систему управление этим взрывом.

– Хорошо, предположим так. Но причем здесь я? Говори понятливее.

– После сегодняшнего выступления на совещании, многие будут считать тебя потенциальным сторонником бывшего главного энергетика. Теперь ты будешь на подозрении у работников МВД, которые уже три года бьются над задачей, кто должен взорвать завод.

– Выходит, они подозревают, что завод мог бы взорвать я? Только что прибывший на это место человек, еще не освоившийся с производством, его структурами, ни с кем не знакомый... Чушь.

– А кого еще подозревать? Все сторонники Григория Павловича на кладбище, пока выделился на сегодня ты ...

И тут я вспомнил список, над которым так хмыкал Степан Степанович у меня дома.

– Этих..., сторонников, всех убили?

– Официально, кто отравился, кто сгорел, кто умер от инфаркта.

– Мне по-прежнему многое не ясно, но спасибо и за эту информацию. Конечно, то что вы рассказали мне про возможность взрыва, весьма забавно, но... Если это все, Виктор Владимирович, я пойду.

– Надеюсь, что этот разговор останется между нами.

– Я тоже надеюсь.

В проходной завода висят шесть траурных портретов. Здесь мы с Катей встретились, когда она шла на работу в вечернюю смену, а я уже домой. Катя не может оторваться от лиц ребят.

– Ты их всех знаешь?

– Знаю. Я с ними был на свалке.

– Говорят, они подожгли отходы, потом забрались в домик, что находился т рядом со свалкой и напились. Все отравились и померли, ядовитые газы проникли в дом.

– Я был в этом домике. Там запах ужасный, даже когда ничего не горит.

– Похороны после завтра. Ты пойдешь?

– Нет. У меня много работы.

К нашему забору нахально подъехала черная "Волга" и застыла. Вот уже третий час от туда никто не выходит. Я пытаюсь разобраться, что же все таки происходит. Во первых, ключик, который мне передал Григорий Павлович, как мы выяснили относится к ящику с рубильником второго участка цеха. Зато без ключа можно вскрыть этот же ящик с другой стороны и найти другой выключатель. Не связано ли все это с пресловутым взрывом, о котором так настойчиво мне говорил Виктор Владимирович. Во вторых, но точно такой же ключик спокойно висит у электриков третьего цеха и никто с ним не носится как с неписанной торбой. Может Григорий Павлович в целях конспирации хотел, чтобы я по этому ключу отыскал этот ящик. В третьих, я действительно прокололся стащив из сейфа зеленую папку. Но почему в этой папке находились документы явно компрометирующие руководство завода? Почему так спокойно отнесся Степан Степанович к моему сообщению, что я папку сжег? В четвертых, какую роль играет Виктор Владимирович? Он подсказывает и толкает меня на подвиги, которых я явно не хочу делать. Пока у меня тысячи вопросов и ни одного ответа. Скорей бы приходила Катя.

Через час "Волга" убралась.

До чего же сегодня холодно. Я натянул кожаную куртку и поперся на работу. Катя еще спит, так с ней вчера и не поговорил по поводу моих сомнений. Она пришла очень поздно и сразу свалилась в постель.

Опять совещание. В этот раз генеральный набросился на меня.

– Хочу отметить недостаточную работу главного энергетика. С его приходом мы получили больше сложностей, чем хотелось бы. Пришли первые холода, а в городе еще не происходила опрессовка тепловых магистральных труб, до сих пор незакончена замена труб на улице Тристана и Туркестанской, колодцы 5 и 7 разрушены. В самом плохом состоянии теплотрасса завод – город, здесь теплоизоляции на трубах почти нет...

Интересно откуда он взял эти данные. Ведь на той неделе мы с Гулямом Шакировичем составляли план работ по этим объектам и утвердили у главного инженера. Стоп, а не этот ли гнусный татарин передал эти данные генеральному. Ну и компашка.

– Кроме того, – продолжает директор, – стали поступать жалобы от начальников цехов и участков на недостаточное снабжение их паром, воздухом и водой...

– Это сказалось на качестве продукции? – пытаюсь остановить его.

– Нет, но сушилки и прочие подсобные помещения для рабочих и служащих не могут нормально функционировать. Представьте, рабочий класс не может нормально вымыться в душевых или подсушить одежду. Только что руководители профсоюза мусолили этот вопрос у меня в кабинете. У вас какие нибудь возражения, Андрей Николаевич?

– А чего возражать, все как вы сказали так и есть, только одно удивляет почему профсоюз побежал к генеральному директору утрясать вопрос по поводу сушилки и не поднимает вопрос по поводу свалки, которую жгут каждый месяц и отравляют здоровье граждан города и рабочих завода. А те недостатки, о которых вы сказали, расписаны в планах и их исправление по срокам утверждены у главного инженера.

Я замолчал, в кабинете жуткая тишина, генеральный крутит в пальцах карандаш, а Виктор Владимирович сидит напротив и ехидно улыбается. Пауза длится недолго, чей то робкий голос с другого конца стола спросил.

– А как все таки с душем то?

– Никак. У вас кажется седьмой цех? Надо потерпеть неделю и после того как закончим установку фильтров для очистки холодной и горячей воды, дадим все по полному объему. Вы ведь не хотите, чтобы ваши рабочие болели чесоткой или другими кожными заболеваниями?

– Нет.

– Я тоже не хочу. Кстати по вашему цеху осушки и по цеху пятому самый наибольший процент больных...

Опять тишина.

– А чего, он прав, – вдруг заступился начальник первого цеха, – раз все утрясено, чего поднимать вопрос то.

Я вижу как побагровел генеральный.

– Я просто для сведения... Считаю, что Андрею Николаевичу надо мобилизовать все резервы, чтобы ускорить работы по подготовке к зиме.

Я ничего не стал отвечать, а директор поспешил перейти к следующим вопросам.

Я в бешенстве пришел к себе в кабинет и тут же по селектору запросил Татьяну Юрьевну.

– Где Гулям Шакирович? Срочно его ко мне.

– Андрей Николаевич, он заболел.

– Когда?

– Позвонил пол часа назад, сказал, что у него бюллетень.

– Вот...

Я все же не выругался, а швырнул трубку и тут же звонок опять заставил ее поднять.

– Ну что, бунтарь, небось ищешь своего заместителя, чтобы снять с него скальп? – это голос Виктора Владимировича.

– Ищу.

– Успокойся. То что он передал сведения генеральному, это никто не сомневается. Лучше его не трогай. Я вот хочу предложить тебе одну вещь. Мой цеховой технолог попробовал связать отходы, которые выливаем на свалку, с диизоцианатами и получил хорошую прочную пену, по теплоизоляционным свойствам не хуже стекловаты. Что если тебе попробовать этой смесью залить незащищенные трубы от завода до города. Представляешь, как быстро все закончишь, не за три недели, как ты расписал в плане, а за три дня. Освободившихся рабочих сразу перебросишь в город и там все выполнишь быстрее...

Где то я это слышал. Ну конечно, в зеленой папке, тоже о пене что то было в одном институте...

– Я не против. Где достать диизационаты?

– Для чего я на охоте тебя знакомил с Михалычем, самый толковый здесь снабженцем? Он тебе все достанет, только звякни ему. Всего то нужно пять бидонов на десять километров труб... Завод от этого не обеднеет. А технолога, я тебе командирую, пусть поможет...

– Спасибо, Виктор Владимирович.

– Э... Так не открутишься, коньяк с тебя.

– Договорились.

Всю неделю мы с Катей редко разговариваем. Она возвращается где то в час ночи и так как в доме холодновато, тепла еще не подали, тихонечко подкатывается мне под бочек. Так и спим, утром я просыпаюсь от трезвона будильника и, стараясь не шуметь, быстренько сматываюсь на завод.

Идет заливка труб пенным составом. Я с удивлением смотрю на этот процесс. Из двух баков, в одном наши отходы, в другом диизоционат, растворы поступают в смеситель и выливаются на металл. Темная смола заливает трубу и на глазах начинает светлеть от массы пузырьков, шевелится и расти. Вскоре пена застывает и образуется прочная, ярко – желтая кора – поверхность.

Мы уже подошли к городу, осталось залить каких то сто метров труб и тут меня вызвали к генеральному.

– Андрей Николаевич, вы понимаете, что вы наделали? – сразу же набросился он на меня, когда я вошел в кабинет.

– Я ничего не понимаю.

– Вот именно. Ваша самодеятельность с пеной вызвала целую бурю в горсес, во всех вышестоящих органах и Госстандарте.

– В чем дело?

– Во первых, у вас нет сертификата, ТУ или МРТУ на данный материал и нет разрешения сан служб на выполнение работ и эксплуатацию материала. Во вторых, пена пожароопасная, какой-нибудь хулиган подожжет ее и все труды полетят насмарку. Десятки километров труб будут гореть как факел. В третьих, медики утверждают, что изоционаты, являются вреднейшим продуктом, выделяющим нитросоединения и по этому все отражается на рабочих, покрывающих трубы. А при горении ваши пены, вообще ядовитые газы могут вызвать смерть.

– А разве наша продукция не ядовита при горении?

– Причем здесь наша продукция, она здесь не горит. Разговор о другом, вы заливаете трубы нестандартным материалом, который не соответствует существующим в стране ТУ или МРТУ и нигде не утвержден Госстандартом.

– А что нам мешает утвердить?

– То, что мы не какой-нибудь НИИ, а производство. Учитывая все ваши недосмотры, я приказываю прекратить работы и прошу вас послать рабочих снять пенное покрытие и заняться обмоткой труб стекловаты в соответствии с утвержденным графиком.

– Да это же километры покрытия...

– Вот что вы наделали...

– Я не могу издать такое распоряжение.

Директор сочувственно смотрит на меня и я понял это конец.

– Андрей Николаевич, я понимаю, сделать обратный шаг очень трудно, это престиж и ваша совесть. Трудно после этого смотреть коллегам в глаза, если сделана такая грубая ошибка...

– Это не ошибка...

Генеральный поморщился.

– Вы так ничего и не поняли. Тогда я приму такое решение. Приказ о снятии пены и замене ее на стекловату издам я.

– Раз такое дело, я, с вашего разрешения, пойду заниматься своими делами.

– Идите, идите...

Расстроенный завалился в свой кабинет и тут же набрал телефон Виктор Владимировича.

– Але, – слышу его голос.

– Это, Андрей Николаевич.

– А... Я то тебя ловлю, а его то говорят все нет, да нет.

– Я по поводу пены...

– Знаю. Уже все знаю. Только не думай, что я тебя подставил, это целая банда ополчилась против тебя.

– Так что же мне делать?

– Что хочет генеральный?

– Он хочет пену содрать и все покрывать по новой – стекловатой.

– Не думай, что он дурак и ничего не понимает, это все политика. Сейчас ты показал один из вариантов использования отходов, а вот это то дирекции и не надо.

– Но это же миллионы прибыли, если использовать...

– Андрей, успокойся. Пока для предприятия это миллионы убытков. Представь, что заварится, если мы начнем готовить из отходов сырье для народного хозяйства, это исследование и технологическая разработка системы очистки полиолов и добавления всяких компонентов, до доведения свойств материала до европейских стандартов, закупки и установки нового оборудования, расширения завода, увеличения мощностей, поиски потребителей, транспортировка и так далее. Дешевле все сжечь.

– Так что же дальше?

– Ждать.

– Чего?

– Время нас лечит, время и калечит. Ждать того момента, когда все это рухнет. Когда-нибудь все равно, это должно случиться.

– Григорий Павлович не дождался, не будет ли это и со мной?

– Это знает один бог.

Вышел приказ, об отделении от отдела главного энергетика, особой монтажной группы под управлением Гуляма Шакировача, которая должна заниматься всеми техническими вопросами, вплоть до отепления трубопроводов и ремонта энергетических систем вне завода. Этой группе предписывалось снять с труб пенное покрытие и замене его стекловатой.

Наступили холода. Первый снег покрыл землю и немного скрасил заунывный и черный цвет природы. У нас в доме, как и во всем городе, еще холодно, тепло не дали. Конечно, и заводские, и городские власти во всем обвиняли меня, но не старались особенно задевать. Мало того, черная "Волга" прекратила стоять под окнами и пугать наглой слежкой.

Неделя кончилась и Катя опять назначена работать в утро.

Прошло два месяца. Зима полностью завладела природой, морозы до 25 градусов разукрасили дома и деревья инеем. Город утонул в сугробах. Два месяца не жгут отходы, северный ветер не позволяет делать этого, иначе вся эта гадость пойдет на нас. Виктор Владимирович пригласил нас с Катей на лыжную прогулку.

– Пойдемте, пойдемте, иначе вы не увидите прелестей сибирской зимы, уговаривал он меня по телефону.

– У нас нет лыж...

– Это ерунда. У вас наверно 44, я достану ботинки с креплениями, а у Катюши еще проще, 36-37 везде есть, я у дочки лишнюю пару лыж возьму.

– Катя, ну как, пойдем? – оборачиваюсь к ней.

Она кивает головой.

– Мы согласны.

– Вот и хорошо. Завтра воскресение, я буду у вашего дома около 9 часов, готовьтесь.

Он приехал с дочкой Оленькой, которой было около 16 лет. Эта почти уже взрослая девушка в мохнатом свитере и вязанной шапочке, после того как мы поздоровались, огромными глазами глядела на меня.

– Так вот вы какой?

– Что такое? Чем я вас напугал?

– Да не напугали. Я много слышала о вас и представляла таким огромнымогромным.

– Виктор Владимирович, что вы такое наговорили обо мне?

Тот улыбается и ласково гладит дочку по плечу.

– Это не я. Это она в школе наслышалась, на улице.

– Неужели я такой стал популярный?

– Почти как поп – звезда, – смеется он.

Тут из спальни показалась Катя в плотной куртке и шароварах.

– Ой, здравствуйте.

Теперь Оля с интересом разглядывает ее. Папа слегка толкает ее в спину.

– Ты чего, Оля, поздоровайся.

– Какая вы красивая...

Мы смеемся.

– Так куда мы поедем кататься? – спрашиваю я.

– А сейчас лыжи оденем и в тайгу, – отвечает Виктор Владимирович.

– Прямо от дома? – удивляется Катя.

– Конечно.

Выходим из дома и долго подгоняем на улице принесенные гостями лыжи. Наконец все готовы и первым на дорогу выходит Виктор Владимирович.

За городом полно лыжных троп. Я заметил, что мы идем по одной из них на Север.

– Куда мы движемся? – кричу ведущему.

– В тайгу, к той самой речке, где мы охотились.

– Это же далеко...

– За речкой только и тайга.

Идти легко, снег сухой и лыжная тропа хорошо пробита. Через час, я стал замечать, что нашу лыжню влево стало пересекать несколько лыжных следов.

– Что это? – кричу Виктор Владимировичу.

Тот останавливается и тоже с любопытством смотрит на следы. Все сгруппировались вокруг него.

– Это наши следопыты.

– Как это?

– А так. Помнишь, Михалыч говорил, что несколько лет тому назад, разграбили выставку в Иркутске и бандиты сюда унесли уникальные вещи. Их тогда не нашли, потому что спрятались они от погони в отравленные леса. Там конечно и погибли, но вот десятки людей в это время года пытаются все таки найти эти сокровища. Их называют следопытами.

– И не страшно им идти в эти загубленные леса?

– А чего боятся. Смола застыла, от морозов она полопалась, снег прикрыл все и вони почти нет. Так и катишь по снегу среди, корявых столбов.

– Как же можно найти под сугробами и смолой вещь – мешки или что там еще?

– По идее нельзя. Но я говорю, смола то не выдержала морозов и полопалась, если в трещину попасть щупом или каким-нибудь тонким– острым предметом, то можно надеяться на какие то успехи.

– Сколько же гектаров загубленного леса так надо пройти?

– Много, вот поэтому каждый год зимой десятки следопытов пробивают в смоле свои участки.

– А их не того... не прихватит тот самый миг, когда свалка загорится?

– Не должен. Ветер северный, дует на город. Свалку жечь не будут.

– Она уже два месяца не горит, – говорит Оля. – Сколько там наверно накопилось.

– А когда будет гореть, лес опять будет потом черный, – задумчиво произносит Катя.

– Будет. Снег будет покрыт черным слоем смолы, а потом... опять снег пойдет и все прикроет...

– Виктор Владимирович, какая же там толщина этой корки?

– По разному. Где даже достигает пол метра, это куда стекает смола, пока горячая, а есть и потоньше. Я однажды там был в это время года. Какой то следопыт двинул палкой по стволу. Смола откололась и была видна древесина. Постучал и я. Тогда панцирь буквально развалился и я увидел настоящий сухой ствол. Это было так необычно.

– А никто не нашел драгоценностей?

– Да вроде нет. Ищут. Пошли дальше.

Мы вышли к речке. Вода уже замерзла и покрылась шубой снега. На той стороне видна зелень елей, покрытых неровными белыми шапками. Лыжня пересекала речку и исчезала в в густоте леса.

– Привал, – закричал Виктор Владимирович.

– Куда идет эта лыжня?

– Бог ее знает. Есть любители, охотники, кого только нет, вот и мотаются по свету.

– А у нас, – захлебываясь рассказывает Оля, – в прошлом году двое старшеклассников ушли в тайгу, так и не вернулись.

– Искали? – спрашивает Катя.

– Искали. Да что толку, это же тайга.

Мы уселись на очищенное мной от снега поваленное дерево и в этот момент увидели выходящего из леса человека с рюкзаком. Бородатый лыжник пересек речку и приблизился к нам.