Текст книги "Расплата за предыдущую жизнь (СИ)"

Автор книги: Евгений Косенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Предатель родины? Слова врезались в мозг, словно калёное железо. Немцы освободители от коммунизма, значит и он освободитель! Предатель тот, кто сменил гражданство! Или нет? Предатель, то кто предал. Предал кого или что? Коля не понимал, кого он предал?

Они вернулись обратно в тот же дом. На столе стоял чугунок с вареной картошкой в мундирах, рядом лежал пучок зелёного лука, порезанное ломтиками сало, кусочки хлеба, яйца. Картёжников не было.

Полицай поставил винтовку у стены.

– Садись, ешь, заслужил. Остальные по дворам шукают продукты. Немцам ведь тоже жрать хочется. Соберём обоз с продовольствием, ну и что там ещё ценное попадётся, повезём в город. А деревню сожжём. Кому она теперь нужна без жителей.

Коля чуть не подавился от таких слов. Он вспомнил, как нанизывали младенцев на штыки и швыряли в огонь…

Вырвало прямо на стол. Табуретка вылетела из-под него, удар сапогом прошёл по рёбрам, сбил дыхание.

– Ну, ты и свинья! К нему со всей душой, а он…

Коля лежал на полу и не мог сдержать рвотные позывы.

– Держи воды. Не бойся, это точно вода. Приходи в себя и отмой за собой, нам ещё жрать за этим столом. Понял?

Коля кивнул, опростал кружку с холодной водой, поднялся на ноги.

– Ведро в сенях видел, а тряпку…

Полицай открыл шкаф, достал подросткое детское платье с крупными ромашками и бросил Коле.

– Вот и тряпка. Я пойду нашим помогу, а ты замывай, давай. Чего стоишь? Давай, давай!

Коля держал в руках платье девочки, которая, наверное, сгорела вместе со всеми в сарае. И почему-то на месте этой девочки в ромашковом платье он видел Машу.

Мозг опять закипел. О, как захотелось назад, в будущее, к своему компьютеру, к недоработанному до конца докладу…

Доклад. Как приятно хлопали его докладу немцы, как негативно о нём высказались в России. И, вдруг, в мозгах Коли всплыл вопрос, а где воевал его прапрадед? А он ведь точно воевал и пропал без вести в июле сорок первого…

Глава 9. И в чём смысл жизни?

– Что за подразделение? Кто командир? Давайте его сюда! – гремел командный голос, нарушив тишину.

Капитан машинально расстегнул кобуру с пистолетом.

– Не нравится мне это, – сказал он тихо. – Приготовь оружие.

Александр отошёл от костра в темноту, проинструктировал бойцов на случай возможного диверсанта.

В сопровождении Акимыча к костру вышел довольно упитанный небольшого роста командир с двумя шпалами в петлицах.

– Майор Деренко, штаб десятой армии, вы кто такие? Почему прячетесь в лесах? Почему не воюете?

Капитан не спешил представляться. Внимательно смотрел на майора.

– Товарищ майор, а ваши документы можно посмотреть? – спросил он после минутного переглядывания.

– Чёрт знает что! Вы что себе позволяете капитан? – недовольно засопел майор. – Я представитель штаба армии!

– Акимыч, а он что один сюда пришёл?

– Больше никого не видел.

– Возьми Остапенко и осторожно проверьте всё вокруг.

Акимыч кивнул и исчез. На его месте нарисовался Александр с винтовкой.

Документы были в порядке. Даже больше, чем в порядке. Они словно выданы недавно.

– Из штаба десятой армии. А полковника Козловского знаете? Все документы через него проходят. Он оформляет бумаги на каждого и все командиры его прекрасно знают.

– В штабе много командиров, всех не упомнишь. Это что, допрос?

– Что вы, товарищ майор, я просто хотел узнать, что с моим другом всё в порядке. Кстати, а давно вы из штаба, и почему всё-таки один?

– Из штаба два дня назад. Здесь недалеко стоит двухсотая дивизия второй армии, и я направляюсь туда.

Александр дёрнулся, но увидел чуть заметный успокаивающий жест капитана, просто сделал шаг назад и в сторону.

– А почему один? Где ваш водитель, ординарец?

– Капитан, ты что, не доверяешь старшему по званию?

– Оружие сдать! – неожиданно выкрикнул капитан, выхватывая пистолет. – Не надо провоцировать.

– Ты пожалеешь, капитан, – майор достал свой пистолет, который Александр тут же выдернул у него из руки.

– Разберёмся. Сычёв скрути-ка майору руки.

Сычёв не успел накинуть верёвку на запястья, как майор ловким движением ухватил его за горло. Но не учёл он, что красноармеец оказался готов к такому обороту. Удар локтем в солнечное сплетение, разворот и удар в ухо. Майор опрокинулся, не издав ни звука.

– Опять подосланный. Прошлый раз диверсант был. На это раз, похоже, настоящий майор. Вот только кого он с собой привёл? Готовьтесь, с рассветом уходим. Сычёв, присмотри за майором, как очнётся, скажешь. Надо допросить его. Ну, что там, Акимыч?

Запыхавшийся Ковалевич попросил воды.

– Полицаи. Сидят в кустах. Думаю, хотят взять нас с рассветом. Человек двадцать, хотя может их и больше. В темноте сложно определить.

– Готовимся к отходу. Александр, готов прикрыть отряд? Я тебе Коробейко выделю. Сильно геройствовать не надо. Просто немного задержать. Без карты сложно будет догнать. Но смотри. От болот уходить не будем. Всё время левым флангом будем держаться болота. И пойдём отсюда на юго-восток. Всё понял?

– Хорошо, товарищ капитан. Пулемёт бы или автомат, мы бы им устроили тогда!

– Пулемёт не помешал бы. Все гранаты, что есть, вам оставим.

Александр согласился. Вот и проверит себя, достоин он тех наград, что одевал или нет? Боязно. А с другой стороны, чего бояться? Он уже раз умер. Ну, умрёт во второй раз. Ни там родных не осталось, ни здесь. Не велика потеря, как говорится. Ребят и девчат жалко. Страшная доля им выпала. Анюта так странно на меня реагирует, избегает смотреть в глаза. Влюбилась что ли? В меня? «Не смешите мои копыта», как говаривал один персонаж. В меня влюбиться нельзя. Прошлая жизнь показала всё наглядно. Так, ладно, оружие и патроны, плюс гранаты. Продуктов немного оставить, а то придётся ещё плутать по лесам. Где вы сгинули, Андрейка с Тюляпиным? Неужели нарвались на немцев и погибли? Не верится что-то. Или обстоятельства задержали? Если так, то выйдете вы прямо в руки полицаев. А сколько мы сможем здесь продержаться? Это как повезёт. Архип, Архип, что стоило пулемёт в схрон положить? И не подсказал тебе никто, что «попаданцу» из будущего понадобится именно пулемёт.

– Александр, – капитан присел рядом. – На рассвете к полицаям немцы прибудут. Сложно вам придётся.

– Майор раскололся?

– Плачет сидит. Заставили его, видите ли. Интендант второго ранга из десятой армии. Непонятный тип. От командного голоса и прежнего бравого вида ничего не осталось.

– Про дивизию он правду сказал?

– Разгромили дивизию. Рассеяли по лесам. Это я и без него знаю. Сам там с ребятами был. Ты поспи, давай. Завтра эти, не дадут отдохнуть.

Александр приготовил немецкий ранец с небольшим запасом продуктов, устроился возле костра, и как ни странно, сразу провалился в сон.

Ему снились родители, он сам, ещё маленький, радостно смеющийся. Тянет ручки к отцу, который улыбается и весело перемигивается с матерью. Вот разочарованное лицо отца, когда он узнаёт, что сына отчислили из института. Момент столкновения, водитель грузовика, умоляющий его пристрелить. Огромный Архип выходит из комнаты, Анюта в разорванном платье и вся окровавленная. Анюта…

– Вставай, Александр, светает.

Глаза с трудом разлепились. Ещё темно, но чувствуется, что рассвет на подходе. Лошади навьючены. Стёпка сопит. Катя мрачно выглядит. Может из-за темноты так показалось? Капитан оставляет четыре винтовки и почти полцинка патронов. Гранат девять штук. Пару часов выстоим, наверное.

Отряд в полной тишине двинулся по кромке болота в темноту. Анюта остановилась напротив Александра. Сердце взяло с места в карьер. Так бешено оно не стучало никогда ни в той, ни в этой жизни.

– Саша, я буду тебя ждать. Только тебя. Слышишь? – зашептала она.

– Слышу, – так же шёпотом ответил Александр. – Я вернусь.

Он резко прижал её тело к своему и крепко поцеловал. Она не сопротивлялась. Поцелуй длился всего несколько секунд, а казалось, прошла целая вечность. За это время изменился, стал живее и красочней. Анюта уходила, несколько раз обернулась, словно забыла что-то ещё сказать…

– Я найду тебя, – прошептал Александр, когда отряд полностью скрылся в темноте и за деревьями.

Вот теперь есть смысл жить. Ты знаешь, что тебя любят, пусть этого слова не прозвучало, но всё сказали глаза и поцелуй. Александр мотнул головой, возвращаясь в реальность, и увидел Коробейко, который обречённо смотрел вслед ушедшему отряду.

– Не переживай, Олесь, догоним ещё их. Задержим немного этих и уйдём, – сказал, а сам опять подумал о Тюляпине и Андрейке.

Коробейко проверил винтовки, зарядил. Вместе определили удачные места для обороны. Две винтовки уложили на запасные позиции. Теперь, главное, не допустить врага близко. Держать на расстоянии. И, главное не проворонить их, а то застанут врасплох, какая тут тогда оборона.

Через час Коробейко указами куда-то в лес, дал понять, что веселие начинается. Солнце только начало взбираться на небосвод, освещая землю. Александр пригляделся. В робких пока ещё лучах, пытающихся прогнать темноту из леса, виднелись чёрные и серые силуэты вооружённых людей. Шли в полном молчании, готовые к бою.

Александр ещё раз мысленно пробежался по позиции. Обойти не могут, с двух сторон болото, проход есть за спиной, куда ушёл отряд, но там дальше несколько путей. Андрейка об этом рассказывал. Чтобы обойти им придётся потратить почти весь день, если, конечно, у них нет местных, хорошо знающих эти места. Глядишь, тропку через болото нащупают, тогда да, отвоюется бравый красноармеец Трензель. Будем верить в лучшее, но не забывать про худшее.

Не отрывая взгляда от противника, Александр нащупал гранату. РГД-33. О такой в прошлой жизни, он даже и не знал и нигде, почему-то не встречал. Хотя, он и не интересовался историей, тем более историческим оружием. Теперь вот пришлось пользоваться. Пальцы скользнули по холодной пупырчатой «рубашке», сместились на рукоятку, твёрдо её сжали. Намучились они с Коробейко, пока собирали их. Рукоятка, запал, корпус, всё отдельно. Собирается только перед использованием. Обратно уже не разобрать. Пять штук у Александра и четыре у напарника. Между засадой и атакующими остаётся метров двадцать пять приблизительно. Главная задача, чтобы граната долетела до врага, а то ведь, возникнет на пути какое препятствие, и ещё сам погибнешь от своей гранаты. У неё, как сказал капитан разлёт осколков до пятнадцати метров, а этих осколков около двух тысяч. Александр не завидовал тем, кто попадёт под такой дождь.

Переглянулись с Коробейко и одновременно метнули гранаты в сторону полицаев. Два взрыва. Крики, маты, беспорядочная стрельба, стоны. Слышна и немецкая речь. Значит, эти тоже полезли, не доверяют своим подельникам. А что, предал раз, предаст и два. За ними глаз и глаз нужен.

Александр прицелился, выстрел, попал. Убил или нет, не важно. Второй присел за берёзой, пытается выяснить, откуда стреляют. Ага! Молодец, Коробейко! Всадил пулю между глаз! Пулемёт? Где там граната? Вам, господа, дай волю, вы все кочки сравняете с землёй, а на ровной поверхности воевать будет не очень удобно.

– Гранатэн! – крикнул немец и его голос потонул в звуке разрыва.

Александр осторожно выглянул чуть в стороне от места броска гранаты. Пулемёт перевёрнут. Но к нему пытается доползти тёмная фигура в каске. Александр долго выцеливал и всё равно промазал. В ответ просвистели пули над головой. Нельзя им давать пулемёт, они получат преимущество, прижмут нас к земле и тогда всё, можно накрываться медным тазом.

Только граната. Аккуратно между двух берёзок надо угодить. Держи, фашист, гранату! Граната на землю не упала, взорвалась в воздухе прямо над головой любителя пулемётов. И, видно, угостила своей пайкой ещё кого-то. Раздался жуткий крик и мат на русском.

На этом первая атака закончилась.

Коробейко сидел грустный с фляжкой воды.

– Дмитро, чего грустишь?

– Знаешь, Сашко, вот прожил я на свете двадцать лет, а сына после себя не оставил. Некому род продолжить. Отец в прошлом году сгинул. Утоп, наверно. Теперь мать совсем одна. Сколько она проживёт без нас? Думаю, не долог её путь. Эх, говорил отец, подженись перед службой, хоть ребёнка оставил бы. А теперь вот отсюда уже и не уйдём.

– Ты мне тут переставай, ёшки-матрёшки, судьбу кликать! Уйдём отсюда, обещаю! Нам ещё немного продержаться. Сколько на твоих натикало?

– Ещё и восьми нет.

– Я думал часов десять. Это сколько минут тогда бой шёл?

Коробейко пожал плечами.

Александр поглядывал в сторону неприятеля, но с той стороны новых попыток почему-то не предпринималось.

Атаковать в лоб не хотят. Жить тоже хочется. Что они предпримут? Возможно, пытаются найти возможность зайти с тыла или с фланга? Вполне вероятно.

– Дмитро, поглядывай по сторонам. Мало ли. Вдруг способ найти нас обойти.

Коробеко опять кивнул.

Что ещё они могут предпринять? Танки? Артиллерия? Это даже не смешно. Во-первых, в болото танки гнать, смысла нет, а во-вторых, они знают, что отряд небольшой. Танки и артиллерия нужны на фронте. Будем ждать, что они придумают.

Александр прислушался к нарастающему свисту.

– Мины! – закричал Коробейко и кулем свалился между двумя поваленными стволами берёз.

– Какие к чёрту ми…

Хлопок разрыва и до Александра долетели брызги воды из болота. Чувство сохранения втиснуло его в узкую щель между обнажёнными корнями ольхи. Укрытие, не ахти какое, но всё-таки. Под миномётный обстрел Александр попал впервые, мины свистели, плюхались, взрывались, масса осколков жужжала в воздухе. Он даже почувствовал, как в ольху вонзился один из таких жужжащих смертоносных осколков.

В грохоте разрывов, в запахе сгоревшего тола, Александр внезапно учуял аромат земли, торфа, травы, а по рукаву гимнастёрки ползла божья коровка и не понимала, что здесь идёт война. Это было невероятно! Мины перемешивали всё, что могли достать, а божья коровка спокойно ползла и не собиралась улетать. Кто она? Вестница чего? Какую весть она принесла? Разорвалась последняя мина, божья тварь расправила крылья и улетела.

Александр отряхнулся от грязи, отметил, что Коробейко жив, и выглянул в сторону врага. Кто бы сомневался. Серые фигурки, прикрываясь деревьями, сокращали расстояние. Две гранаты, одна за другой, ухнули на расстоянии десяти метров друг от друга. Вскрик, выстрелы из винтовок, противное подвывание раненого. Взрыв гранаты за спиной, падение, но сознание не отключилось, больно ударился грудной клеткой о спасительные минуту назад, корни ольхи. Повезло. Оглушило хорошо, рассекло кожу на голове, разрезало гимнастёрку на спине, прочертив длинный след, и один осколок воткнулся в приклад. Вытащить пальцами не удалось. Мешал стрельбе изрядно. Рукав постоянно цеплялся за него.

Противник опять не решился продолжать атаковать, отошёл на прежние позиции.

Всё-таки они не знают сколько нас. Но, Александр понял, что следующая атака будет последней. Вероятно, они их просто прощупали. А теперь разберутся жёстко и без компромиссов.

– Дмитро! Гранаты мне! Сам забирай сидор и мой ранец, уходи!

– Ты чего, Сашко?

– Я приказываю – уходи! Мне одному проще будет от них оторваться! Наши уже достаточно ушли. Догоняй!

Коробейко нерешительно перехватил винтовку ближе к стволу, отдал оставшиеся гранаты, задержал взгляд на лице Александра.

– Сашко!

– Уходи! Ёшки-матрёшки! Они сейчас в атаку пойдут!

Коробейко с чувством сжал плечо Александра, и побежал вслед отряду, пригибаясь как можно ниже к земле.

Несколько гранат упали в том месте, где был до этого Александр. Вовремя сменённая позиция, спасла жизнь. Разложил гранаты перед собой. Выглянул из-за небольшого куста и обомлел.

– Мать моя – женщина! Сколько же вас сюда идёт!

Первая граната, предохранитель снят, размах, ушла в полёт. Пригнулся, мало ли. Взрыв, опять крики на русском и немецком, довольно плотная стрельба в его направлении. Вторая граната пошла…

Последнюю гранату приберёг, после взрыва предыдущей гранаты, выстрелил в какого-то верзилу, ломившегося напролом, со вздохом глянул на опустевший от патронов цинк, и рванул что есть мочи по пути ушедшего отряда.

Преследование началось сразу. Не оказалось у врага автоматического оружия и снайпера. Александр петлял как заяц. Изредка останавливался, стрелял, и мчался дальше. В попытках запутать врага и увести в сторону, заблудился сам. Под ногами хлюпала вода. В винтовке два патрона. За ремнём граната. Еды никакой нет. Ранец отдал Коробейко. Куда идти? Непонятно. Дело к вечеру. Солнце заходит на западе. Путь держать надо на юго-восток. Вот тут проблема. Вокруг болото, насколько хватает взгляд.

Без паники. Нужна слега. Вот осинка чуть в стороне. Её и срежу, он приготовил нож, приставил винтовку к чахлой кривой берёзке и сделал шаг…

Если бы не расставленные в стороны руки, то ушёл бы вниз с головой, как в бездну. Но болото так просто свои жертвы не отпускает. Руки задержали падение, но остановить от дальнейшего погружения в мутную жижу, уже не могли…

Глава 10. Плющ

Семь телег, груженые продовольствием и какими-то вещами медленно тряслись по дороге, то и дело съезжая на обочину и пропуская мимо немецкие войска. На каждой телеге по два полицая, на последней сидел сжавшийся в комок Коля. На нём чёрная куртка, немецкая пилотка, на рукаве повязка «полицай». Оружие пока не дали. Он смотрел вокруг и не понимал, правда ли, что это то прошлое? Прошлое его страны? Оно должно быть другим! Вон с каким презрением смотрят на него жители небольшого села, который они проезжают. Готовы испепелить одним взглядом. Они должны ненавидеть Сталина и его страну, а они поступают в точности наоборот. Когда есть шанс спасти жизнь, просто перейти на другую сторону и воевать за освобождение страны, они чаще выбирают смерть. Смерть ради Сталина? Коммунизма? Кровавого режима, который ещё до начала войны уничтожил миллионы людей в лагерях и тюрьмах? И за этот коммунизм воевал дед?

Сон для Коли превратился в пытку. Стоило закрыть глаза, как перед ним раскачивались четверо повешенных, ходили немцы, нанизывали штыком завёрнутых в одеяла младенцев и бросали в огонь. Потом приходил застреленный им красноармеец, садился рядом и молчал. Коля очень хотел, чтобы он его обругал, ударил или ещё что-нибудь, но тот молчал, всегда молчал. И это его молчание убивало Колю больше, чем любое действие.

– Плющ! – раздался крик над самым ухом. – Хватит спать! Бери ведро, сгоняй до колодца, конягу надо напоить.

Коля безропотно схватил ведро, опустил низко голову, пошёл к колодцу. Прозвище «Плющ» дали вчера.

– Здорово тебя приплюснуло, – улыбнулся белозубый полицай. – Ничего окрепнешь, будешь большевичков пачками валить.

– Плющ, – сказал высокий с лысой головой.

– Чего плющ?

– Приплюснутый, которого постоянно плющит, будет Плющом.

Они заржали, а к Коле прилипло прозвище. Половина из полицаев оказалась бывшими зэками, другая половина из гражданских, недовольных советской властью и бывших военных, перешедших на сторону врага.

Полицаи с других подвод набрали воду, и ушли к подводам, а Коля долго мучился с воротом, пытаясь поднять полное ведро воды. Руки скользили, сил не хватало. Какая-то женщина сжалилась, помогла и вытянула ему ведро. Сама перелила в его ёмкость.

– Спасибо, – сказал Коля.

– Мне твоё спасибо ни к чему, – ответила та, и с вызовом посмотрела на него. – Такой молодой с этими упырями. Жизнь выше родины ставишь? Только судьба раздавит тебя как клопа.

Сказала и пошла дальше. Лицо Коли покрылось красными пятнами. Тут ещё какой-то мальчишка запулил из рогатки камнем прямо в глаз. Коля вскрикнул и хотел догнать обидчика, но того и след простыл. Зажимая глаз, расплёскивая воду на землю и на штаны, он доплёлся до своей подводы.

– Коняге сразу и ставь, – отреагировал Крынь, полицай, который его отыскал в теперь уже сожжённой деревне.

Коля с опаской поставил ведро у морды коня и немедленно отошёл в сторону.

– Какой от тебя вообще толк? Плющ? Ни коня напоить, ни запрячь. Стрелять не умеешь, костёр разжечь не в состоянии. Ты вообще чего делать могёшь? И какого хрена господин офицер просил за тобой присматривать? Может, он просто не доверяет тебе? А, Плющ?

– Коля меня зовут, – буркнул в ответ «попаданец».

Крынь рассмеялся.

– Плющ тебя зовут. Понял? Плю-ющ!

И опять он трясётся на телеге в полудрёме. Ему всё равно, куда они едут. Цивилизованные немецкие солдаты не похожи на описания школьного учителя. Если только офицеры, аристократы, могут соответствовать благородству, а вот солдаты точно никак. Хотя и офицер, который заставил убить красноармейца, сжёг всех жителей деревни, вплоть до последнего младенца. Не сам, конечно, а его солдаты. Только приказ отдавал он. Мозг не закипал, как раньше. Все мыслительные процессы происходили на фоне некоей апатии и разочарования. Бури негодования иногда возникали, но быстро гасли. И ещё эти взгляды жителей. Прожигали насквозь, выворачивали наизнанку, принижали, уничтожали. Никто не смотрел на него равнодушно. Почему? Если немецкие войска пришли их освобождать, то они должны встречать солдат хлебом и солью. Но картина вырисовывается обратная. Коля пытался уловить суть в своих размышлениях, но она ускользала. Он понимал, что упускает каждый раз главное, но ещё бы знать, что это – «главное»?

– Слезай! Приехали! – крикнул Крынь, хватая коня под уздцы. – Сейчас разгружаться будем.

– А что это за город? – спросил Коля, спрыгивая с подводы.

– Барановичи.

Название знакомое, но в памяти никаких ассоциаций с этим городом не всплыло.

– Что, Плющ, освоился? – вопрос задал широкий в плечах полицай, с неизменной презрительной ухмылкой на лице. – Оружие не дам, пока Крынь тебя стрелять не научит. Слышишь, Крынь? До завтра, чтоб научил как с винтовкой обращаться. Нас, похоже, на помощь ляховичскому отряду отправят. Там в болотах какой-то отряд красных крепко напакостил при зачистке. Так что, каждый ствол на счету. Крынь! Ты понял?

– Понял, Рябой, понял.

– А ты, Плющ, смотри, к краснопузым метнёшься, так долго там не протянешь. Фотокарточки расстрела большевика имеются.

Рябой хмыкнул, глядя на унылое лицо Коли.

Фотокарточки. Точно! Крутился там хмырь с какой-то фигнёй. Только не фотоаппарат это был, и а кинокамера! Они всё засняли! Коля покрылся холодным потом. Пути обратно отрезаны, но служить в полиции он не собирался. Он не предназначен для черновой работы! Он – другой! Он – достоин жить в Берлине!

Громкий подзатыльник, вызвал смех среди столпивших полицаев.

– Хватит спать! – рявкнул Кнырь. – Таскай давай тюки!

Под несмолкающий хохот, Коля носил тюки, мешки, коробки в какой-то пакгауз. Так назвали склад двое полицаев.

Отдохнуть не дали. Кнырь повёл Колю на стрельбище. Которое оказалось во дворах ближайших домов. Глухая кирпичная стена со свежими сколами от пуль и тёмными разводами на ней давала сделать кое-какие выводы. Коля поморщился.

Кнырь выставил в ряд несколько консервных банок на горизонтально лежащей доске чуть в стороне от стены.

– Ну! – стоя рядом с Колей, усмехался Кнырь. – Покажи, что могёшь.

Коля передёрнул затвор. Поднял винтовку. Кнырь жёстко вдавил приклад в плечо. Прицелился. Выстрел. Винтовка ощутимо толкнула в плечо.

– Если крепко не прижимать приклад, то без плеча можно остаться. Меться лучше! Вишь, прорезь? Вот планка. По планке расстояние выставляй. Чего делаешь? Тут метров сто всего, а и того меньше. Вот. Теперь целься и стреляй. Учись, пока дают. Потом некогда будет. Большевики не церемонятся. Пристрелят и всё. У них опыт большой в этом деле.

Как ни старался, как не прицеливался Коля, а все выстрелы уходили в пустоту. В это время несколько немецких солдат привели двух командиров Красной армии. Офицер внимательно посмотрел на полицаев, и подзывая, махнул им рукой. Кнырь сорвался с места и вытянулся по стойке смирно. Коля отстал, запнулся, чуть не уронил винтовку, но тоже постарался вытянуться перед представителем цивилизованного народа.

Офицер оглядел без эмоций Кныря и брезгливо сморщил лицо перед Колей.

– Ви стрелять большевик. Немножко их пугать, мы их будем допро… до-пра-ши-вать. Понятно?

– Яволь, господин офицер. Будет сделано. Только у нас всего одна винтовка.

Офицер кивнул солдату, тот передал своё оружие Кнырю.

Между полицаями и двумя командирами было шагов двадцать. Промазать невозможно. Офицер приказал не убивать, а только попугать, значит выстрелить надо рядом с головой. Так страшнее. Мысли Коли сконцентрировались на расстреле, все остальные его размышления и сомнения улетучились. Он прицелился над головой командира с двумя красными кубиками в петлицах.

– Пли! – неожиданно крикнул офицер, винтовка качнулась.

К ужасу Коли командир с двумя кубиками дёрнул головой назад, упёрся спиной в стену и медленно начал сползать вниз. Кнырь зло толкнул Колю в бок. Второй расстреливаемый командир покосился на тело убитого товарища.

– Что вы хотите знать? – с трудом выговаривая слова, произнёс он.

– Корошо, – улыбнулся офицер.

– Ви преданный Германии солдат. Фамилия?

– Страшнов, – выдавил из себя Коля, сдерживая подступившую тошноту. В голове после результата выстрела, словно всё вычистили, стёрли память, чувства и эмоции.

– Карошо, – повторил офицер и похлопал рукой в кожаной перчатке Колю по щеке.

– Ты чего, падла, творишь? – завёлся Кнырь после ухода немцев с пленным. – Мало того, что приказ не выполнил, так нам ещё и труп закапывать!

Коля находился в прострации и тупо смотрел на суетящегося Кныря.

– Я тут чего могильщиком работать нанялся? Рыть яму ты будешь, снайпер хренов!

Тело расстрелянного красного командира погрузили на подводу, которую выпросили у Рябого, и вывезли за город. Столкнули в канаву и прикопали землёй.

– Неча с ними церемониться, – сплюнул Кнырь. – Удружил ты мне.

– Сам же стараешься побольше большевиков убить, – обронил Коля.

– А если бы у него были важные сведения? А ты его грохнул! Нас бы вместо него грохнули! – не унимался Кнырь.

Рано утром на немецких грузовиках их привезли к реке Щара. Выгрузили на западном берегу. По сведениям разведки в их сторону двигалось крупное военное подразделение, уничтожившее в ходе непродолжительного боя около десяти немецких солдат и одиннадцать представителей вспомогательной полиции. Число раненых не озвучено.

Коля вяло выпрыгнул из кузова. Зверски хотелось спать. Глаза закрывались сами собой. Вчерашний расстрел обнулил эмоции и чувства, и сейчас Коле хотелось выпить кока-колы, сгрызть плитку шоколада и похрустеть чипсами. И, конечно, вдоволь выспаться. В эту ночь снов не было вообще, словно кто-то специально подтёр все воспоминания и события последних дней.

Кроме полиции разгрузились две машины с солдатами вермахта. Рябой выслушал задачу от прибывшего офицера, и построил полицаев в цепь. Так они и пошли вдоль болота, на расстоянии два метра друг от друга, навстречу неуловимому отряду большевиков.

Слева от Коли шёл Кнырь с видом опытного охотника, справа незнакомый парень в красноармейской гимнастёрке и с такой же, как у всех повязкой на рукаве. Парень почему-то напоминал зомби. Тёмные глаза ничего не выражали. Полное впечатление, что его взгляд далёк от разумности. Шли медленно, прислушиваясь и приглядываясь к тому, что впереди, но до обеда так никого и не встретили. На одной из полян Рябой разделил отряд из-за болота, которое оказалось посредине цепи. Одна группа пошла слева, а группа с Колей справа.

Кнырь нервничал, постоянно жевал нижнюю губу и шарил глазами вокруг. Коля шёл, словно на прогулке. Полное состояние апатии. Его вид со стороны походил на соседа справа. Получалось, что рядом шли два зомби.

С левого края раздался свист, затем выстрел. Вся цепь встрепенулась. Коля будто очнулся от долго сна. Несколько полицаев ринулось в сторону выстрела. Кнырь дёрнул Колю за собой и тоже присоединился к любопытным. Возмутителем спокойствия оказался мальчик лет десяти с большими красивыми глазами и огромной болью в них. Он плакал, немного заикался и мял в руках кепку.

– Я корову искал. Сбёгла. Порвала верёвку и сбёгла.

– Никого из военных в лечу не видел? – спросил Рябой, с ухмылкой глядя на мальчика.

– Не, дяденька! Никого не видел! Я корову ищу! Может вы её видали?

Рябой махнул рукой.

– Пущай идёт, там всё равно немецкая цепь стоит.

Мальчик поравнялся с полицаями, что-то выхватил из-за пазухи.

– Это вам за папку, мамку и сестру, гады!

Коля смотрел как в замедленном кино за действиями мальчика. В руке появилась ручная граната, палец вытянул чеку, ладонь разжалась… Хотелось закричать, но язык прилип к гортани, а звук будто отключили. Коля отшатнулся назад. Взрыв…

Кто-то переворачивал его лицом вверх, стряхнул с лица землю.

– Плющ, живой, – бесцветный голос прозвучал глухо. – Крынь глухо, Савва труп, Луня зацепило, жить будет. Фикса накрылся. Рябой доходит.

– Плющу скорее всего хана, весь в кровищи, – дошёл до сознания Коли голос Фомы. – Бирюк, Баклан – грузите всех.

Коля открыл глаза, кто-то резко от него отпрыгнул.

– Живой я, – пробормотал «попаданец».

– Фух, напугал!

– Чего там, Крым?

– Плющ, мать его, глаза открыл и заговорил, сердце чуть в пятки не ушло!

Коля медленно сел. Голова слегка кружилась, в ушах немного звенело, но сознание оставалось яснее ясного. Он осмотрел поляну. Зомби лежал с открытыми глазами лицом вверх, всё тело испещрено десятками осколков. Вот кем меня придавило, вспомнил Коля. Недалеко лежал Крынь. Губы растянулись, словно в улыбке, нос перебит осколком, винтовка крепко сжата в белых кулаках. Рядом с ним Рябой. Глаза закрыты, но рот время от времени открывается, хватая воздух. В центре маленькое изуродованное тело мальчика. Коля вспомнил его наивные, а потом, вдруг, ставшие решительными, глаза, и передёрнулся.

– Счастливчик! – немного раскрасил эмоциями свой голос Крым. – Плющ, да ты в рубашке родился! Ни одного ранения! Савва закрыл тебя собой. Все осколки в него пришлись. Это ты в его крови уделался. Фома, везёт же некоторым!

Коля встал на ноги без чужой помощи, вытянул из-под Саввы-зомби склизкую в крови винтовку.

– Ты глянь! – Фома рассматривал Колю с головы до ног. – Одежде полный каюк, конечно. Плющ, ты смотришься так, словно топором разделал десяток врагов. Фартовый.

Крым вынырнул из-за спины, заглянул в глаза.

– От шока ещё не отошёл.

– Отошёл, не отошёл, а задание никто не отменял. Давай, Плющ, шагай. Приходи в себя, а то пулю коммунизма тебе в черепок всадят.

Коля поплёлся за полицаями, а в голове стучались и рвались наружу мысли и вопросы. Маленький мальчик взорвал вместе с собой полицаев. Пожертвовал собой. Отомстил за отца, мать и сестру. Что с ними сделали, если он пошёл на такое? И Сталин явно тут ни каким боком. Тогда почему так? Простая месть? Возможно и месть. Или что-то большее? Вряд ли убитые были именно теми, кто издевался над его семьёй. Где взять ответ? Почему простые люди, вплоть до малышни, шли на смерть, чтобы только убить врага? Жалко мальчишку, ему бы жить и жить, а он выбрал смерть. Страшную смерть. Коля подумал, а смог бы он так? Однозначно – нет. Переступить через боль, страх, через всего себя, это могут настоящие фанатики. А мальчишка – фанатик?