Текст книги "Расплата за предыдущую жизнь (СИ)"

Автор книги: Евгений Косенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Договорить пламенную речь не дал Сычёв.

– Товарищ капитан, там раненый без сознания. Он упал недалеко от меня. Пульс есть. Плечо пробито и рука. Крови много потерял.

– Акимыч, Трензель, Кулявкин за мной, остальные разойтись.

Метров двести не дошёл до нас красноармеец. Из оружия – наган. Ни ремня, ни амуниции, ни гимнастёрки. Форменные брюки, сапоги и исподняя рубаха, окрасившаяся в красный цвет.

Кулявкин пощупал пульс, осмотрел бойца, сделал перевязку. Положили на землю две винтовки, соединив их между собой ремнями, аккуратно опустили на них раненого. Не суетясь, понесли в лагерь.

Документов у красноармейца не было, только ложка за голенищем сапога с выцарапанным именем – Василий. В нагане всего два патрона.

Отряд пополнился ещё одним бойцом, хоть и раненым.

Вечером, у костра, капитан спросил про разведку.

– Сам волнуюсь. Мальчуган брат Кати. На ней лица нет, все глаза проглядела. Если до утра не придут, то завтра будем уходить. Андрейка опытный следопыт, найдёт нас по следам. Раненый в себя не приходил?

– Нет, пока.

– Сколько ещё таких бойцов поодиночке и целыми отрядами бродят по лесам…

– Акимыча старшиной отряда сделаю, отдам ему в подчинение девчонок и мальцов.

– Андрейка, конечно, многое может и по хозяйству, но он и проводник у нас. Без него сложно будет.

– В последнем бою не заметил, как планшет с картой осколком срезало. Сейчас бы пригодилась, – капитан с сожалением махнул рукой.

– Ну, чего вцепился, как клещ? – раздался недовольный голос. – Или тебе фонаря под глазом не хватает?

Капитан и Александр синхронно встали, старясь разглядеть в опускающейся темноте, нарушителя спокойствия.

Глава 7. Разведка

Андрейка шёл по лесу, словно знал каждое дерево, каждую кочку, ложбину, травинку…

Тюляпин несколько раз ловил его взгляд, который недвусмысленно говорил об осторожности при ходьбе. Но «попаданец» никак не мог научиться ходить также тихо, как и его проводник. Вроде, прежде чем ступить ногой, осмотрит место, но в ответ из-под ступни раздаётся треск непонятно как взявшейся там ветки. Он виновато смотрел на вздыхающего проводника и разводил руками в стороны, пожимая плечами.

– Мы далеко идём? – спросил шёпотом Тюляпин, когда Андрейка в очередной раз недовольно обернулся на треск ветки.

– Тут есть небольшое село. Дойдём до него. Если немцев нет, заглянем к дядьке Фёдору. Если тута немцы, то проверим соседнее село, – ответил Андрейка, покусывая нижнюю губу. И проверить надо мост через речку.

Шли долго, часто меняя направление. Как объяснил Андрейка, кругом болота и не везде можно пройти. Тюляпину нечего было возразить, и он следовал за маленьким проводником дальше.

Село открылось неожиданно. Небольшой, редкий лесок, а за ним крыши домов. Осталось пройти метров пятьсот по прямой, но Андрейка потянул Тюляпина в сторону.

– Пошли здесь, чего кругаля делать?

– Там болото. Не пройдём, – буркнул в ответ проводник. – Из леса не выходи. Я сам в село схожу и всё разузнаю.

Тюляпин хотел было возмутиться, но слишком серьёзный вид мальца остудил «ветерана».

Его задевало то, что Андрейка взял командование на себя, хотя понимал, что так правильней, но внутренне никак не хотел с этим мириться. Всё-таки старше… в этой жизни, а если брать прежнюю, то и подавно.

Задумавшись, Тюляпин наскочил на неожиданно остановившегося проводника. С губ почти сорвались ядрёные словечки, но перед глазами вырос маленький крепко сжатый кулачок. Тюляпин вмиг остыл, увидев на въезде в село немецкий грузовик и несколько солдат в серой форме с закатанными по локоть рукавами.

– Так я и думал, – вздохнул Андрейка. – Не сожгут, так жителей перебьют.

С другого конца села в небо как-то неохотно стал подниматься темнеющий столб дыма. Тюляпин крепче сжал приклад винтовки. Автомат, который ему дал в разведку Александр, он отдал Андрейке. С винтовкой почему-то было проще и удобнее.

Дым превратился в чёрный. Столб дыма расширился, превратился в огромный смог над всем селом. Картина выглядела зловещей и страшной.

– Пошли, – мрачно, сквозь плотно сжатые зубы, процедил Андрейка, снял кепку и украдкой смахнул слёзы. – Нам тут делать нечего.

Тюляпин широко раскрытыми глазами смотрел на ползущий над селом чёрный дым, на смеющиеся лица немецких солдат и не мог поверить, что эти весёлые ребята только что сожгли население целого села. Рука машинально стянула с головы пилотку, руки передёрнули затвор…

Перед стволом встал Андрейка.

– Командир сказал в бой не вступать и себя стараться не обнаруживать, – глядя снизу вверх, произнёс он, упёршись грудью в ствол винтовки. – Пошли.

Тюляпин повиновался. К следующему селу вышли часа через три, когда солнце потянулось к закату. Петляние среди болот сильно затрудняло движение. Ноги гудели и идти отказывались.

– Мы назад к ночи не вернёмся, – предупредил Тюляпин. – Жрать хочется. Может перекусим? У меня ноги еле передвигаются.

Андрейка остановился, внимательно посмотрел на «ветерана» и кивнул в знак согласия.

– Жди здесь. Село за этим лесом. Я метнусь, посмотрю и вернусь.

Тюляпин ничего не успел сказать в ответ, как Андрейки уже не оказалось рядом. Страх, нормальный человеческий, присутствовал, но представившийся шанс прославиться перевешивал всё. То, что не удалось достичь в прошлой жизни честным путём, а только обманом, можно реализовать в этой жизни, в этом времени. Перед глазами Тюляпина замелькали красочные картинки. Он поднимается из окопа и гранатой подрывает гусеницу немецкого танка, берёт в плен его экипаж. После боя генерал жмёт ему руку и вешает орден на грудь. Вот он остаётся один на поле боя, а позади Москва! Его пулемёт точными выстрелами укладывает немцев пачками. Но что это? Танк! Гранат больше нет! Он растерянно оглядывает по сторонам и видит пушку с убитыми артиллеристами. Мчится по окопу, перепрыгивая через тела погибших товарищей. В стволе последний снаряд. Танк, словно зная, где находится последний защитник столицы, разворачивается и ползёт на Тюляпина. Пятьсот метров, четыреста, триста… Выстрел! Немецкая пуля попадает в плечо, в руку, грудь, пробивает каску. Тюляпин медленно падает, и видит, как разгорается танк. Немецкая пехота в ужасе отступает. В госпитале к нему приходит целая делегация из генералов, каждый поздравляет и жмёт руку. Вдруг, все расступаются, и входит Сталин. Улыбается и вручает Тюляпину звезду Героя Советского Союза!..

– Уснул что ли?

Тюляпин вздрогнул и поднял непонимающие глаза на Андрейку.

– Тута тоже немцы, но из жителей повесили только трёх коммунистов и местного дурачка пристрелили. На постой встали. Думаю, тут целый полк расположился. Пойдём, проверим мост через Дуняшку.

– Почему через Дуняшку? – не понял Тюляпин.

– Речка так называется, – Андрейка недовольно потёр большим пальцем переносицу. – Крестьянка утопла и по её имени так местные зовут речку. Спасалась от барина, который хотел её обесчестить.

– Хорошенькая история, – усмехнулся Тюляпин. – А официальное название у этой речки есть?

– Может и есть, но кто его знает, – пожал плечами Андрейка. – Знаю только, что где-то южнее она стекается со Щарой.

– Стекается…

– Ну, приток Щары.

– Вот оно что. А сама Щара далеко?

– Не так, чтобы далеко. Тока нам долго идти придётся, если не по дороге. Болот много.

Андрейка неожиданно вскинул автомат и выстрелил поверх головы Тюляпина. От близких выстрелов оглушило, а маленький проводник дёргал его за рукав и что-то говорил. Потом они долго бежали, а позади, звучали винтовочные выстрелы. Через десять минут быстрого бега Тюляпин распластался на траве, из лёгких с хрипом вырывался воздух.

– Надо уходить! Если полицаи пошли за нами, то лучше уйти подальше. Тута недалеко болото, уйдём по тропе, а она как выведет к дороге к мосту.

– Не могу, – тяжело ответил Тюляпин, вытирая с губ висящую слюну.

Пот катился градом, заливая глаза. Говорить было тяжело.

– Надо, Аркадий!

– Уходи. Ног не чувствую. Сил нет.

– Что я командиру скажу? Давай, помогу, – Андрейка схватил руку Тюляпина, закинул себе на плечо и помог встать.

Кое-как доковыляли до болота, идти не решились, темнело. Вряд ли полицаи полезут в ночь за ними в болото.

– Зря мы так бежали, – сделал умозаключение Тюляпин. – Они в лес далеко вряд ли бы полезли. Можно и на целый отряд нарваться. Их сколько? Три или пять. Думаю, что не больше.

Андрейка молча посмотрел на Тюляпина.

– Что? Не так?

– Командир переживать будет и Катя. Но в ночь не пойдём. Тута места опасные, можно сгинуть только так. Я с отцом тута с малолетства ходил, но всё равно опасаюсь. Болото оно коварное.

– Заночуем здесь, только почва здесь сырая.

– Завтра через болото не пойдём, обойдём. Потому пошли искать место для ночёвки.

– Я завтра, похоже, вообще никуда не пойду. У меня ноги почти отнялись от таких пробежек.

– Жить захочешь без ног побежишь, – с серьёзным видом резюмировал Андрейка.

Недалеко раздался треск ломающихся веток. Кто-то большой продирался сквозь сухостой. Тюляпин вскочил на ноги и передёрнул затвор винтовки. Андрейка вскинул автомат.

– Может медведь? – зашептал «ветеран».

– Медведей у нас давно нет. Или человек, или ещё кто. Может лось.

– Стой! Стрелять буду! – крикнул Тюляпин, но никто на его голос не отозвался.

– Аркадий, заходи справа, я слева, посмотрим, кто это такой не смелый.

Солнце почти скрылось за горизонтом. Видимость в темноте значительно снизилась, но лучше узнать, кто там, чем всю ночь ждать неизвестно чего и трястись.

Тюляпин, как ни старался ступать тихо, а шуму производил достаточно. Он осторожно раздвинул кусты, просунул голову и обомлел. Прямо на него, в полуметре от его лица оказалось чудище с рогами и громко сопело. Волосы на голове подняли пилотку. Крик потонул в волне порождённого страха. Винтовка выпала из ослабевших рук. Ноги задрожали, подогнулись, и он упал на спину. Кусты затрещали под напором огромного тела чудища. Тюляпин зажмурился. Шершавый тёплый язык коснулся его лба.

– Чего валяешься? – раздался голос Андрейки. – Корова, как корова.

Тюляпин открыл глаза. Хоть и света было мало, но теперь он разглядел. Действительно, корова. Обыкновенная корова. Он сел, руки ещё подрагивали, на лбу выступивший пот.

Андрейка взял корову за оборванную верёвку и повёл за собой.

– Вот и повечеряем молоком, – ласково поглаживая бурёнку, буркнул Андрейка. – Дай котелок, сцежу молоко, а то не доена уже вторые сутки.

Тюляпин больше слышал, чем видел, как в котелок брызгают струи парного молока. Он, если бы был один, наверное, и не смог подоить. А мальчишка вон легко управляется, даже в темноте. И корова стоит смирно, ногой не дрыгнет.

– Пей, – в руках Тюляпина оказался тёплый котелок. – Всё выпивай. Ещё есть.

Вкус парного молока напомнил деревню, сухонькую старушку, его бабушку, которая ловко управлялась с двумя коровами, сбивала масло, делала сметану. У неё времени светлого времени хватало на всё. В доме прибраться, огород прополоть, скотину обиходить, пирогов напечь и ещё столько всего, что маленький Аркаша завидовал её работоспособности.

– Чего опять застыл?

– Бабку свою вспомнил, – вяло ответил Тюляпин и протянул ему пустой котелок. – Жаль такую животину бросать.

– Зачем бросать? С собой возьмём.

– Куда с собой?

– Тута в стороне есть домик Митрича, пасечника. Он с весны там живёт. Вот к нему и завернём, отдадим бурёнку.

Место для ночлега Андрейка выбрал недалеко от знаменательной встречи с коровой. Сон накрыл Тюляпина моментально, как только голова коснулась травяной «подушки».

В этот раз ночь подарила давно забытые пожелтевшие фотографии отца и матери, переломившиеся в нескольких местах, порою с оторванными уголками. Подростком он часто перебирал их с любопытством и трепетом, а потом, в старших классах началась другая жизнь, и семейные фотографии ушли на дальний план, как впрочем, и желание стать профессиональным фотографом. В итоге – пиджак с наградами отца и матери стал его сомнительной славой. Что же пошло не так? Последний раз он дарил цветы матери, когда окончил школу. И… всё. Даже иногда забывал с днём рождения поздравить. То как разговаривал с ней последние лет десять, вообще заставило Тюляпина покраснеть прямо во сне. А она всегда называла его – Аркаша, и никак не иначе. Словно не было различных детских шалостей, грубого поведения и оскорбительных выражений. Он всегда для неё остался Аркашей…

Тюляпин проснулся от того, что плакал. В глазах действительно стояли слёзы. Утро только занималось. Где-то на юго-востоке слышалась канонада.

– Бой идёт. Сражаются наши, – будто прочитал мысли Тюляпина Андрейка. – Может там наши немцев остановили? Что командир решил, Аркадий? К своим будем пробиваться или в тылу воевать будем?

– Ничего пока не говорил. Разведаем, что где и как, вот тогда он решение и примет. Скорее всего, все вместе решение примем.

Тюляпин посмотрел на Андрейку.

– Ты чё, не спал что ли?

– Не стал тебя будить. Услышал сквозь сон голоса. Непонятно было, на каком языке разговаривали. Проснулся вот, а уснуть не сумел. Люди ушли как раз в сторону моста. А я сидел и думал, стоит нам туда соваться или нет. Если засекут, уйти будет проблемно. Болота, а проходов по нему нет. Остаётся только сама дорога, как ловушка.

– Если у моста засекут? Тогда проблема?

– Да. От моста километра три по сторонам топь, – глубоко вздохнул Андрейка.

– К мосту не пойдём. Эт только отряд на смерть гнать. Пошли к твоему Митричу. Гостинец отдохнул.

Андрейка согласно кивнул, закинул автомат за спину, пошептался с коровой и двинулся в сторону заимки Митрича.

– Ничего пока не говорил. Разведаем, что где и как, вот тогда он решение и примет. Скорее всего, все вместе решение примем.

Тюляпин посмотрел на Андрейку.

– Ты чё, не спал что ли?

– Не стал тебя будить. Услышал сквозь сон голоса. Непонятно было, на каком языке разговаривали. Проснулся вот, а уснуть не сумел. Люди ушли как раз в сторону моста. А я сидел и думал, стоит нам туда соваться или нет. Если засекут, уйти будет проблемно. Болота, а проходов по нему нет. Остаётся только сама дорога, как ловушка.

– Если у моста засекут? Тогда проблема?

– Да. От моста километра три по сторонам топь, – глубоко вздохнул Андрейка.

– К мосту не пойдём. Эт только отряд на смерть гнать. Пошли к твоему Митричу. Гостинец отдохнул.

Андрейка согласно кивнул, закинул автомат за спину, пошептался с коровой и двинулся в сторону пасеки Митрича. Тюляпин обвёл взглядом лес и двинулся следом. Теперь громче всех шла корова.

Пасека вытянулась своеобразным языком в стороне от болот на широком пригорке, словно раздвинув лес в обе стороны. Разноцветные ульи вытянулись вдоль языка по три в ряд. И всё жужжало, летало, тихо, мирно, будто и не было войны.

Они вышли к центру пасеки, где бродил между ульев небольшого роста старик в широкополой шляпе, в одежде, напоминающий балахон, длинная седая до пояса борода и никакой защиты от пчёл.

Андрейка остановил Тюляпина, который хотел выйти на пасеку.

– Никого же нет! Дед один. Это и так видно, – отмахнулся было тот, но остановился от слов мальчика.

– Пчёлы покусают, я тебя здесь оставлю.

Тюляпин почесал затылок. Не доверять мальчишке не было никакого резона.

Старик заметил их и подошёл.

– Наконец-то хоть кто-то пришёл, – заговорил он. – Жду, всё жду, а никто за мёдом не идёт. Мёд в этом году душистый ароматный. Доброго вам здравечка. Андрейка, подрос, подрос. Совсем взрослый стал. Идёмте в дом.

И он пошёл вдоль кромки леса. Тюляпин недоумённо посмотрел на Андрейку. Тот пожал плечами.

– Митрич, похоже, не знает, что война началась.

Так вместе с коровой они и дошли до дома. Небольшой, бревенчатый. Внутри одна комната со столом, двумя лавками, печью и кроватью в углу.

Митрич засуетился. Приготовил чай с травками, налил каждому по плошке мёда.

– А вы чего с коровой по лесам шастаете?

– Не наша корова. В лесу нашли. Два дня не доена была.

– Потерялась значит, – голос старика звучал добродушно и казался сказочным. По крайней мере, так казалось Тюляпину.

– Митрич, тут такое дело, – начал Андрейка.

– Ешьте медок, опосля о делах поговорим, – махнул рукой старик.

– За мёдом никто не придёт.

– Как так никто не придёт? Председатель обещал, что к концу месяца пришлёт подводу…

– Ваше село сожжено, как и соседнее, вместе со всем жителями.

Глаза Митрича стальными круглыми от удивления.

– Война началась.

Старик посмотрел на Тюляпина, словно желая подтверждения или опровержения страшных слов.

Тюляпин только кивнул в ответ.

– Вот оно как, – бухнулся на лавку Митрич. – Я старый дурак и не понял, что громыхает вдали. Думал, гроза стороной прошла несколько раз. Немец, небось, пришёл?

– Немец, – поддакнул Андрейка.

– Теперь всё понятно. И оружие, и форма, и не появление односельчан. Вот как бывает. Пережил всех сразу. Но точно ли всех сожгли?

– Может кто и убёг, а кого постреляли. Но села точно больше нет. Как и жителей.

Они замолчали. Каждый думал о своём. Митрич качал головой, не в силах поверить в сказанное, Андрейка уплетал мёд, Тюляпин прихлёбывал невероятно ароматный чай без всяких ароматических добавок.

– Когда?

– Двадцать второго июня.

Митрич покивал в ответ.

– Что войска?

– Отступают.

– Получается, что немцы ушли дальше?

– Как сказать. Тута много наших в окружении. Немцы свой порядок устанавливают.

– А ты чего, боец, молчишь? Как получилось, что не сдержали врага?

Тюляпин потупил голову.

– Силён враг. Разбил нас.

– Почему один?

– Не один. С Андрейкой в разведке.

Старик тяжело встал, замер, задумавшись.

– Корову, небось, мне привели? – и, не дожидаясь ответа, сам себе утвердительно кивнул. – Я вам снеди соберу в дорогу. Для войны я уже стар. Останусь здесь со своими пчёлами. Если что будет надо, завсегда готов помочь. Отряд-то большой?

– Будет большим, если, конечно, командир решится остаться, а не выходить из окружения.

Митрич провожал ребят, а с глаз текли тонкими ручейками слёзы, исчезая в густой длинной бороде. Своего будущего из них не знал никто. И только Тюляпин знал, что ждёт страну в целом, сколько жертв возьмёт эта долгая кровавая война, но молчал. До победы далеко. Доживут ли они до победы?

Глава 8. Предатель

По дороге, по которой вчера эвакуировались раненые, шли танки с большими крестами на башнях, выбрасывая в воздух клубы чёрного дыма. Что-то останавливало Колю от того, чтобы броситься навстречу освободителям. Он сидел под деревом и тупо смотрел на проходящие танки. Солнце начало пригревать и обещало очередное дневное пекло. Расслабленное тело не хотело двигаться. Каждое движение вызывало боль. В прошлой жизни самая страшная боль, которая с ним приключилась – порезал палец на ноге, когда купался. Тогда рана казалась ужасной, а боль невыносимой. Теперь те ощущения, из другой жизни, казались детскими по сравнению с нынешними.

Чувство страха быть убитым поселилось внутри Коли. Ему хотелось жить, и он хотел изменить судьбу страны. Если немцы выиграют войну и свергнут усатого тирана, то жить станет лучше. Сталин миллионы людей отправил в лагеря и тюрьмы, миллионы расстрелял без суда и следствия. Его участь предрешена им самим. Гитлер другой. Он несёт всем народам мир и освобождение от коммунистического гнёта. Он жертвует своими солдатами ради мира.

Но что всё-таки гложет его изнутри? Страх, он и есть страх. Страх есть у каждого. Что-то ещё, помимо страха. Но что, это что?

Кто-то осторожно подёргал его за одежду. Коля замер. Подёргивание повторилось. Он медленно повернул голову, заглянул за плечо. Там стоял мальчишка лет шести-семи. Чумазое лицо. На полотняной рубахе расплывшееся пятно крови.

– Дядь, помоги мамку похоронить, – детский голос звучал так, словно для ребёнка это не первая смерть.

Коля последовал за мальчиком. У берёзы лежала молодая женщина в форме и белом халате. На рукаве повязка с красным крестом. В районе живота одежда сильно пропиталась кровью. Коля смотрел на неё и боялся подойти. Она за что погибла? Она ведь спасала жизни, а не отбирала. Или лес рубят, щепки летят…

– Ты боишься покойников? – мальчишка смотрел снизу вверх, на немного опухшем от слёз лице, никаких эмоций, только деловая серьёзность.

– Н-нет, – ответил Коля.

– Я видел тут недалеко небольшую ямку. Можно положить туда и закопать.

Они перетащили тело женщины, которое аккуратно легло, словно место было заранее приготовлено именно для неё. В голове Коли метались непонятные мысли. Он не понимал, почему помогает этому совершенно незнакомому мальчишке? Почему так легко согласился помочь похоронить тело?

Мальчишка по-взрослому поцеловал погибшую мать в лоб, вложил ей в руки букет из каких-то белых и жёлтых цветов, помолчал немного, погладил её руку. Затем деловито встал.

– Мама, я всегда тебя буду помнить, – проговорил он и принялся забрасывать тело прошлогодней листвой и сорванной травой.

Коля помог поверх тела положить ветви, сучки, кору.

– Зачем? – спросил он.

– Чтобы ветром не разнесло и звери подольше не достали.

Коля только хмыкнул на это. Мальчик не обратил на его действие внимания и продолжил закладывать могилу всем, что попадалось под руку.

Грязная рубаха исподнего ещё за вчера потеряла белый цвет, как и штаны, и теперь вытертые ладони лишь добавили тёмный оттенок. Коля поднял взгляд на дорогу, по которой шли колонны немецкой пехоты, катились автомашины и бронетранспортёры. Ему это показалось величественным, так входит в город победитель. Правда, ближайшего города отсюда не видно, но зрелище великой армии Европы показалось Коле символичным. Освободители, как-никак.

– У-у-у, гады! – затряс кулаком в сторону дороги мальчишка. – Всё равно вас всех убьют!

Коля подозрительно посмотрел на него. Откуда он знает, что их всех убьют? Он тоже из будущего?

– Ты откуда знаешь?

– Просто знаю, – зло бросил не по годам серьёзный мальчишка.

– Ишь ты, какой знающий. Они ведь пришли не по своей воле. Если бы не захватническая политика Сталина к другим странам и коммунистическая идеология, то они бы не пришли.

Мальчишка искоса посмотрел на Колю.

– Зачем тогда они мою маму убили? Пришли освобождать. Я их просил? – мальчишка побледнел, сжал кулачки, голос стал злым. – Они у меня спросили, хочу я их свободы?

Коля онемел от неожиданного ответа, по-взрослому. Растерялся и промолчал. Мальчишка с презрением плюнул в его сторону и ушёл.

В голове звучал вопрос: я их просил? Ему ведь лет семь от силы, он ничего не понимает. А если он из будущего? Его надо убить! После такой мысли Колю передёрнуло, бросило в пот. Его теория освобождения СССР от коммунистов европейскими освободителями пока не находила подтверждения. Сталин зомбировал всю страну, и они просто не знают другой жизни. Вот причина. Коля даже вздохнул свободней. Он всё делает правильно!

Кивнул сам себе и твёрдым шагом направился к дороге. Его заметили, и один мотоцикл вынырнул из колонны, сделал круг, объезжая Колю по широкой дуге. Остановился так, чтобы непонятный русский оказался под прицелом пулемёта, установленного в коляске. Сидевший за водителем немец, скинул с плеча винтовку, медленно подошёл, посмотрел в глаза. Коля поднял руки вверх. Немец одобрительно кивнул, ощупал его на предмет оружия.

– Я ищу офицера Вилли, – немецкий язык поставил мотоциклистов в ступор. – Он обещал, что меня увезут в Берлин, но русские разбили колонну. И вот я здесь. И хочу служить Германии, чтобы в России люди стали свободны от сталинского рабства.

Немцы заулыбались.

– Иди к бронетранспортёру, – кивнул в сторону дороги немец в коляске.

Коля, не опуская поднятых вверх рук, направился в указанном направлении. Навстречу из задних дверей бронетранспортёра вылез офицер, с любопытством рассматривая пленного русского.

Коля повторил офицеру то, что говорил солдатам, почти слово в слово. Тот улыбнулся.

– Хорошо. Ты поможешь нам, мы поможем тебе. Я не знаю, про какого Вилли ты говоришь, но постараюсь что-нибудь узнать.

Коля во второй раз оказался внутри немецкого бронетранспортёра, и опять ему никто не связывал руки, только с двух сторон сели немецкие солдаты.

После часовой тряски Колю затошнило, он опустил голову вниз и с трудом сдерживался. Не мог же он показать, что не достоин общества цивилизованных немцев.

Отряд немцев въехал в одну из белорусских деревень. Солдаты сгоняли на центральную площадь население, где уже стояли четыре виселицы. Коля по распоряжению офицера вылез из бронетранспортёра и оказался под прицелом сотен глаз. Он чувствовал, как его сверлили взоры деревенских жителей. Настороженно, с любопытством и презрением. Под таким давлением, Коля не знал, куда девать руки, куда смотреть, чтобы не наткнуться на случайный недоброжелательный взгляд.

Немецкие солдаты привели четверых людей. Трое в гражданской одежде, один в военной форме. Офицер зачитал приговор, который Коля прослушал, занятый пристройкой рук, чтобы не мешали. Когда на приговорённых набросили петли и выбили опору, он зажмурился. Когда открыл глаза, повешенные уже не дёргались. Но тела ещё слегка покачивались. Офицер улыбнулся.

– Так будет с каждым комьюнистом! Большевик должен умирать!

В центр площади вывели ещё троих. Обычные красноармейцы, избитые, окровавленные. Немецкие солдаты поставили их на колени, связанные за спиной руки были неестественно белыми.

– Ты! – офицер, по-прежнему улыбаясь, протянул Коле пистолет. – Стреляй в большевиков! Это они украли свободу у твоего народа.

Тяжёлый пистолет лёг в раскрытую ладонь. Кожа ощутила прохладу и шерщавость рукоятки. Мозг кричал: это убийство!

– Если не будешь стрелять, то встанешь рядом с ними в очередь за своей пулей, – не убирая с лица улыбку, проговорил офицер, подтягивая на кистях чёрные кожаные перчатки.

Коля медленно подошёл к первому красноармейцу. Тонкая шея, аккуратно подстриженный затылок, торчащие в сторону уши. Ему лет восемнадцать.

Пистолет ходил ходуном в дрожащей руке, по всему телу бежала дрожь. Мозг вообще отказывался что-либо воспринимать.

– Иуда! – раздался крик из толпы.

Колю словно ударили хлыстом. Что-то здесь неправильно. Так не должно быть.

– Стреляй! – голос офицера стал жёстким.

– Не могу, – выдавил из себя Коля.

– Стреляй!

Глаза зажмурились, грохнул выстрел, пистолет отлетел в сторону.

Рядом раздался смех.

– Хорошо.

Коля открыл глаза, зуб не попадал на зуб, его лихорадило. У ног лежал красноармеец с красной дыркой в затылке. Глаза вмиг заполнились ужасом.

Офицер потрепал Колю по плечу, подобрал пистолет, и безо всяких эмоций убил оставшихся двоих.

Толпа гудела, и в какой-то момент разорвала оцепление из полицаев и немецких солдат. Откуда-то поверх голов раздалась пулемётная очередь, толпа отхлынула, но сзади уже стояли другие немецкие солдаты. Собравшихся начали оттеснять в сторону по центральной улице, на протяжении которой в оцеплении стояли солдаты.

Офицер толкнул Колю к бронетранспортёру, и они ехали вслед за толпой. На краю деревни стоял длинный сарай для хранения зерна или сена, а может и чего другого. По периметру также стояли полицаи и солдаты. Жителей загоняли внутрь. Кто сопротивлялся – били прикладами, не разбирая, куда прилетит удар. Самых ретивых убивали.

Коля смотрел, как стариков, женщин, детей загоняют в сарай, и не мог понять, зачем? И только когда ворота закрыли, стены облили бензином, он понял, что сейчас произойдёт. Хотелось бежать, бежать от всего этого туда, в будущее. Там этого нет. Тошнота, боль, страх, жалость, что только не нахлынуло в Колю. Он оказался не готов к оголённым человеческим чувствам вкупе с полученными впечатлениями.

Огонь взвился сразу с нескольких мест и довольно урча, пополз по сухим стенам сарая, играя и увеличиваясь в размерах. В небольшое окошечко сарая полетели свёртки с младенцами, которые кричали так, что Коля от их голоса начал глохнуть.

Полицаи и немцы нанизывали свёртки на штыки и забрасывали обратно внутрь сарая. Коля покачнулся, в голове ярко вспыхнуло, и он упал, теряя сознание.

Проснулся от противного запаха, дыма сигарет и ржанья. Тошнило, голова кружилась. Коля лежал на старом выцветшем диване в комнате. Сквозь клубы сигаретного дыма пробивался робкий солнечный луч. В центре комнаты стоял стол, за которым рубились в карты четверо мужиков в гражданской одежде с белыми повязками на рукаве «полиция». Они ржали и хлебали пойло, наливая в алюминиевые кружки мутную жидкость из десятилитрового стеклянного пузыря.

Коля попытался сесть, но жуткая боль вернула его голову на грязную подушку. Его попытка не осталась без внимания.

– Очнулся? Як тебе придавило!

– Впечатлительный. Ничего привыкнет.

– Митро! Дай мальцу водицы!

– Як шо, сразу Митро, – проговорил полицай и, не вставая с места, протянул кружку Коле.

Жажда и перегар самогона от наклонившегося к нему Митро, заставили Колю сделать глоток сразу. То, что произошло дальше, описанию поддаётся плохо. Глаза вылезли из орбит, дыхание прекратилось, во рту и пищеводе зажгло так, словно выпил огненную лаву. Под неудержимый ржач полицаев он выскочил из избы. Не понимания, куда бежать, зачем бежать, что искать. Слёзы текли градом. Горло горело. Коля мчался наугад, по улице деревни, не замечая вокруг никого и ничего. Да и кого он заметить в опустевшей деревне? В какой-то момент он выскочил к колодцу, трясущимися руками скинул ведро вниз. Ему казалось, что поднимает ведро с водой, крутя ворот, слишком много времени. Холодная вода остужает пожар и возвращает способность мыслить, а заодно и память…

Лучше бы не помнить того, что произошло. Мокрый, грязный, шатаясь от груза, который лёг на его плечи, Коля вышел на центральную площадь села. Он увидел четыре трупа на виселицах, и трёх расстрелянных в затылок красноармейцев. Его личность раздвоилась. Знания, полученные в будущем противоречили увиденному. Он, своими руками, убил человека, русского парня, такого же, как и он сам.

– Выходит, что я тоже убийца? – спросил он сам себя вслух.

– Ты – предатель, – раздался рядом голос.

Коля оглянулся на голос. Чуть в стороне стоял полицай полувоенной форме, с повязкой на рукаве, в немецкой кепке и винтовкой на плече.

– Теперь тебе у Советов – расстрел! – он засмеялся.

– Я не хочу быть предателем! Я здесь для того, что свергнуть режим Сталина!

– Режим Сталина? – полицай хмыкнул. – Свергай, кто тебе мешает? А для всех советских ты уже предатель. Не отмоешься.

– Я не хотел его убивать!

– Революцию в белых перчатках не делают, забрызгает кровью. Ты вон Сталина решил свергнуть, значит надо уничтожить миллионы солдат, а заодно и всех мирных жителей, включая и детей со стариками, которые против твоей революции. Впрочем, ты уже начал уничтожение, если не остановишься, то и Сталина свергнешь. Пошли, вояка. Жрать, наверное, хочешь? Господин Тилле попросил позаботиться о тебе. Не знаю, что он в тебе нашёл. По мне так такой же, как и все мы, предатель родины.