Текст книги "У Пяти ручьев"

Автор книги: Евгений Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

X. Тайна вогульских лесов

Проникнуть к Кликун-Камню с берега, на первый взгляд, было невозможно не только конному, но и пешему. Даже в этой дикой местности это была какая-то особо глухая, первобытная чаща. Пожар по непонятной причине обошел ее.

Сюда, казалось, никогда не ступала нога человеческая.

Стеной стояла перед ребятами дремучая и мрачная еловая заросль. Ветви старых деревьев плотно переплелись между собою, и не было возможности проникнуть за эту стену. Ни одной тропочки, какие делают дикие лесные звери, которая вела бы внутрь чащи...

Какие тайны скрыты за этой стеной? Что там? Что заставляет Крака с неистовым торжествующим криком носиться взад и вперед? Так бывало, когда он находил в лесу кости.

Пещера древних людей? Берлога медведя? Или трупы несчастных Яна и Пимки?.. Но фантазия в ужасе пятилась от такого предположения. Нет! Если они не спаслись, их кости сгорели бы в этом ужасном пожарище. И Крак вел бы себя иначе. Но, во всяком случае, прежде чем уходить, надо было заглянуть туда.

Кругом все было завалено древним буреломником. Ребятам пришлось стать на четвереньки. Они поползли по земле под навесом елей. Низкие еловые ветви, лохматые и поросшие мхом, загораживали им дорогу. За ними преградили путь огромные вывороты. Гигантские деревья, вывороченные бурей вместе с корнями, походили на лесных чудовищ, залегших в чаще сторожить вход в эти заповедные дебри.

Воображение невольно разыгрывалось. Казалось, это вход в какое-то древнее таинственное святилище, куда запрещен доступ человеку.

Что было там – неизвестно. Но вход сюда, правда, был запрещен.

Раздался отчаянный крик Федьки. Несчастный напоролся на тайный самострел. Он с маху, как полз, глубоко наколол плечо на стрелу. К счастью, древний самострел полусгнил и не действовал. Федька, собственно, сам ранил себя и больше вскрикнул от испуга, чем от боли.

Ребята перевязали его и осмотрели когда-то страшное орудие.

Это был старый лук с полусгнившей тетивой и с такими же стрелами. Когда-то эта спрятавшаяся смерть стояла на дорожке и грозила поразить всякого, кто шел здесь. Но теперь самая дорожка давно заросла, лук пришел в негодность. С возросшим интересом и удвоенной осторожностью, предварительно обшаривая каждую ветку и пядь земли, стали ребята подвигаться дальше.

Находка этого страшного сторожа, истлевшего на своем посту, как-то странно оживила деда, и он не отставал теперь от ребят.

Кругом в девственной чаще царила гробовая таинственная тишина. Изредка только раздавался легкий треск. Вероятно, трещало сухое дерево, перестоявшее на корню. Иногда долетал какой-то тихий шум. Это шатались вершины елей, пихт и кедров от набегавшего с реки ветра.

Наконец, крики Крака послышались где-то совсем близко. Разгадка приближалась.

Еще несколько сажен...

Ребята так и замерли от неожиданности...

К тыльной части Кликун-Камня примыкала скрытая со стороны реки небольшая гора с древней лиственницей и кедрами. Проход на нее вдруг сразу стал свободным до самой макушки, где виднелись какие-то странные предметы, точно из земли росли оленьи рога, и слышались крики Крака.

Крепко сжав ружья, ребята стали подниматься.

На горе перед лиственницей были разостланы, точно для сушки, ряды полуистлевших оленьих шкур, снятых с головами и ногами. Крак теребил их, садился на отростки рогов и кричал. Они были положены сюда давным-давно, многие совсем уже истлели и поросли травой.

Головы оленей были обращены на север. Кругом валялись еще груды костей оленьих, лошадиных и еще чьих-то, более мелких. Черепа были развешаны кругом на деревьях.

– Что за оленье побоище? – спросил Андрей, недоумевая.

Кругом по ветвям еще сохранились осевшие хлопья гнилой белой шерсти.

– Олени все белые! – воскликнул удивленно Тошка, глядя на деда.

– Да, – сказал дед. – А белых оленей теперь на Урале уж не водится.

Он посмотрел внимательно кругом. Потом, вместо ответа, молча показал пальцем на стоявшую в десяти шагах перед ними старую лиственницу.

Ребята взглянули. Из сумрака ветвей древней лиственницы на них с двухсаженной высоты глядела страшная рожа огромного идола, вделанного в ствол.

Крак вздыбил на идола перья, зашипел и перелетел на соседний кедр.

Дед плевался и не хотел глядеть на вогульского шайтана. Он стал к нему спиной, казалось, даже его боялся.

– Ребята, идола надо в музей, – предложил Тошка.

– Выковыряем его, – согласился Федька.

Дед рассвирепел и умолял не трогать шайтана и не подходить к нему. Но ребята не обратили на него внимания. Они окружили идола и начали рассматривать.

Грубо вырубленное лицо напоминало бабу, какую лепят мальчишки из снега. Это был старик с длинной бородой. На голове его еще уцелели остатки истлевшей шкурки драгоценной черно-бурой лисицы. Седалище идола было завернуто в потемневшие от времени лохмотья, нечто вроде красного сукна.

– Знаете, это, кажется, шайтан, покровитель охоты! – воскликнул Гришук. – Посмотрите-ка! Вокруг-то! Целый музей!

Действительно, большого шайтана окружало бесчисленное количество маленьких шайтанчиков, прикрепленных к ветвям дерева. Тут были и маленькие деревянные болванчики, закутанные в истлевшие тряпки, вроде детских кукол. И медные изображения лебедей, похожих на те, что привозил шаман. Некоторые истуканчики были отлиты из меди, олова. И один, очень маленький шайтанчик, был, по-видимому, золотой, настолько он был тяжел и блестел. Тряпье на них все поистлело и сваливалось при первом прикосновении. К тому же их потрепал уже Крак, побросавший много идольчиков на землю.

– Надо еще поискать, – сказал Федька.

Стали копать под священной лиственницей. В этом принял участие и дед. Они нашли там зарытыми жертвенные орудия: древнее копье, которым закалывали жертвенных животных, лук, стрелы и топор, кроме того, целую груду медных колец, серебряных и медных монет, очень старинных, еще екатеринбургских времен.

– Ну, музей наш сразу на ноги встанет, – довольно улыбался Гришук.

Пока ребята копали под лиственницей, рядом на священном кедре работал Крак. Он трудился, как хороший сыщик, и открыл целые вороха пожертвованных шайтану шкурок. Тут были и соболя и черно-бурые лисицы, но все это поистлело и никуда не годилось. На кедре висело также несколько чучел гагар, гусей, филинов, внизу лежали кучи костей жертвенных животных, трубки и еще множество подобных предметов.

Музей экспедиции порядочно обогатился в тот день. Но никаких следов Яна и Пимки в этом единственно уцелевшем от пожара месте не оказалось.

X. У Пяти ручьев

Тошка видел, что дед что-то задумчив.

– Ты что? Говори!

Науськанные Тошкой ребята прицепились к нему.

– Говори! Ничего, дед, говори!

– Мы Пять-то ручьев, сынки, не там искали.

– Ну!

– Кликун-Камень настоящий здесь, и они, стало быть, здеся.

Ребята сделали вид, что сомневаются. Кликунов-Камней на этой реке, может, десяток, и все они походят друг на друга. Добро бы еще в лесу дедовы затески сохранились, но пожар уничтожил все.

Выслушав все эти возражения, дед со всем согласился, но не сдался.

– Трефилий-то нам тогда и говорил: вы, де, не все видели, тут, де, такая мерзопакость есть. И плевался. Знамо дело, это он про шайтанову кумирню за Кликун-Камнем. Верно, и он натакался.

Ребята переглянулись, Стар, стар дед, а голова работает. Это предположение было вполне вероятно.

– А далеко твой лог от Крикун-Камня?

– Версты две, либо как, не боле.

– Да ведь ты опять... Опять тебе поблазнит.

– Глаза завяжи, дойду! – петушился дед. – Ах, угодники. Такое место, да что я в самом деле кто вам сдался?

Ребята решили уважить старика, пожертвовать одним днем.

Когда они переправились на противоположный берег, лес там еще дымился.

По обуглившейся земле местами горячо было ступать, кое-где внутри еще горело. Почернелые стволы, догорая, валялись на земле, завалив дорогу, иные стояли и дымились.

– Зато гнуса нет, – шутил дед.

Возбужденный, он начал ковылять так, что ребята едва поспевали.

– Тут сгоришь с тобой, черт! – ругался Андрей, вдыхая едкий дым. – И главное, зря.

Шли долго. Самое место у Пяти ручьев, так долго не находившееся, им казалось теперь чуть ли не плодом дедовой фантазии. Потеря Яна и Пимки таким камнем легла на сердце, что все прежние ожидания и интерес к таинственному месту казались навсегда похороненными. И если шли теперь, то только для того, чтобы потешить старика.

Вдруг совершенно неожиданно дед остановился и воскликнул диким голосом:

– Вот она, горка-то!

Ребята оторопели. Не веря своим глазам, глядели они на лежавшую перед ними небольшую обгоревшую горку и открывавшийся дальше лог. Исчезнувшие, казалось, их ожидания вдруг все проснулись. Так оно есть! На самом деле!..

– Ручьи! – вскричал Федька. – Сам вижу... Один! Другой!

– Вот третий!

– А там еще, – сказал дед. – И еще один.

– Пять!

Они стояли молча в каком-то оцепенении. Это было странное состояние. Точно они видели сон, зная, что не спят... Потом молча подошли ближе.

Старик остановился на взгорье, с которого бежало к югу пять ручьев, и смотрел кругом расширенными глазами.

– Вот оно, место-то!

Но на Андрея напал бес сомнения.

– А может, таких пригорков с пятью ручьями, как и Кликун-Камней, здесь не один?

Дед только укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал. Уж если теперь сомневаться...

Андрею стало даже неловко.

...Принялись за работу. Молча разбили палатку, развязали инструменты, кайлы...

Дед ходил точно пьяный. Смотрел сверкающими глазами и время от времени бормотал:

– Вот оно, место-то!

Начали бить шурфы. Уже первые удары показали, что здесь есть золото.

Наносные пласты пустой породы, покрывавшие золотоносный слой, были всего около двух аршин, а местами золотосодержащий песок лежал прямо сверху, как в том месте, где впервые, по рассказу деда, указал его Трефилий.

Настала, наконец, и торжественнейшая минута – промывка первой пробы... Дед не решился даже назвать цифры, но он сиял.

Казалось, долгоиспытываемое место у Пяти ручьев хотело вознаградить их за все лишения, за все долготерпение и поиски, за все неприятности, что пришлось пережить в это время.

Несомненно, огромное богатство лежало у них под ногами.

Эх, почему нет здесь Яна и Пимки? Теперь и радость не в радость!

Они набили шурфов в нескольких местах. Золотоносный пласт шел по логу шириной приблизительно около 60 метров и тянулся около двух километров, а может быть, и больше. Местами попадалось гнездовое золото.

За неделю разведки Федька и Гришук нашли по самородку, каждый весом около двух кило, а дед отыскал ранее закопанный им около тропы.

Содержание золота в среднем, в конце концов, определилось в шестьдесят золотников на сто пудов.

Дед совсем лишился сна. Все сидел и считал... золотники, пуды... прикидывал стоимость работ. Ребята боялись, что он спятит.

– Прямо руками золото гребем, – бормотал старик. – Ну, для вас, ребята, такое привалило.

Прииск назвали «Советским» – золою ведь для народа найдено.

Днем за работой все оживлялись, шутили. А вечерами охватывала тоска, невольно думали о Яне и Пимке. Вот порадовались, если бы были живы!

Федька, ассистент Яна по геологии, занимал теперь при решении геологических недоумений ребят место своего учителя. Конечно, разница в познаниях была огромная, так как он только начал работу по геологии, но все же до некоторой степени из него уже складывался специалист. В эти унылые минуты вечерами ребята старались заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Федьке приходилось отвечать на их расспросы, связанные с производимой разведкой золотой россыпи.

Он рассказывал им, что знал. Золотая россыпь, которую они нашли, как и все россыпи, являлась наносом, образовавшимся от разрушения жил и окружающих их пород, и представляла смесь разных количеств глины, песку и обломков горных пород. Между ними были рассеяны частицы самородного золота: то мелкими кусочками, чешуйками, зернами, то в виде мельчайшей пыли, то самородками, как те, что нашли. Золото обычно находится вместе с другими минералами.

– Вместе с бурым железняком?

– Да. Все эти минералы и образуют при промывке...

– Черный шлих? – догадался вперед дед.

– Да, – снова подтвердил Федька. – Эти пески составляли раньше окрестные горы. Вы можете легко в этом убедиться, если сравнить состав россыпи и гор.

– Нанесло их водой?

– Да, действием нагорных вод разрушенные породы и золото уносило по склонам гор. Ясно, что далеко от коренных месторождений их не могло унести. Сейчас в руслах многих рек находят золото.

– Это когда драгами добывают?

– Да.

– Значит, в этой горке может быть еще и жильное золото?

– Сколько угодно. Ну, слушай дальше... Золото и платина, как более тяжелые по удельному весу – их вес 17 и 19, – оседали раньше и ближе. Другие же породы уносило значительно дальше.

– Значит, россыпи должны быть не очень разбросанными, а в куче?

– Вот именно, по большей части так и бывает. Они лежат недалеко друг от друга. Всегда в горизонтальном положении.

– Велика ли нормальная толщина россыпи?

– Нормальную трудно установить. В нашей россыпи большая, более сажени. Верно, дед?

Дед с наслаждением слушал этот разговор и на вопрос с счастливой улыбкой утвердительно кивнул головой.

– Толщина бывает от одного вершка и до двух сажен, редко больше.

– А ширина?

– В зависимости от ширины лога. Иногда сажен 15-20, до 50. Длина тоже различна. Иногда несколько десятков сажен, иногда несколько верст. Важное значение для разработки имеет еще глубина шурфа. Иногда золото находится на большой глубине, до двадцати сажен. И снять эти пустые породы стоит тогда больших денег. А иногда россыпи лежат, как у нас, почти сверху. Как вот дед говорит: «Мох дери да золото бери».

XII. На родине

Да, пригодились Пимкины знаки! По ним, точно по верстовым столбам, от рисунка к рисунку теперь безошибочно возвращалась обратно экспедиция.

Каждый раз, когда спасительный знак указывал дорогу, собирались вокруг него все ребята и с грустью вспоминали Смекалистого.

Дед вздыхал.

– Да, кабы знатье было! Озолотить парнишку за это мало. А я все: «Пимка, не балуй! Будет тебе баловаться». А вот оно, баловство какое на поверку вышло. Ох, горе лыковое!

Понимали, о чем думал дед в эту минуту, и тоже вздыхали.

Вспоминался и найденный Пимкой лесной беспризорник Мишка, также пропавший без вести.

Один раз около таких знаков дед даже всплакнул. Чем дальше экспедиция шла по пройденным год тому назад местам, тем чаще и чаще ребят охватывала острая тревога.

...Вот придут они в город. – Здесь Ян и Пимка? – спросят. И на них посмотрят с удивлением: а разве они не с вами? – Не приходили...

Сердце захватывало от острой жалости. Воображение рисовало картины страшной гибели друзей в лесном пожаре. Даже жутко становилось.

Это лето выдалось не очень комариное, и олени шли бодро, точно чуяли отдых.

Однажды караван прошел становище вогулов, где смотрели медвежий праздник и взяли проводника, но юрта Савелия стояла теперь заколоченная. Манси куда-то откочевали.

Вообще на обратном пути они не встретили ни одного вогула. Вероятно, все были на рыбной ловле в низовьях рек, а оленеводы ушли к самому камню, оберегая стада от комаров.

По некоторым причинам ребята были очень рады этому обстоятельству.

Стоял чудесный августовский вечер. Совершенно безоблачный, тихий. Бывают иногда такие на Урале в августе и сентябре, когда ранняя осень придет в горы. Это здесь самая лучшая пора.

Гришук, опередивший караван, остановился на угоре и любовался.

Березы, окружившие опушку, все были осыпаны золотым листом. И вокруг них были разостланы золотые ковры. Небо отливало бледно-золотым отсветом, трава внизу стояла сплошь золотая. Черный обгорелый пенек среди этой осенней позолоты виднелся чуть не за полверсты. Вершины далеких камней уже белели снегом.

Остро тянуло густым ароматом осеннего палого листа. Беззвучно носились меж кустарников нежные паутинки «русалочьей пряжи». Солнце уже село, но небо еще купалось в прозрачных золотистых волнах, еще не сошла с него чья-то улыбка – светлая, светлая... Какая-то радостная нота еще дрожала в тихом вечернем воздухе. Да, осень пришла в горы. Любил Гришук эту пору. И печальное что-то в ней и вместе бодрящее, крепкое, зовущее к работе.

Пока он находился в раздумье, подошел караван.

– Знаешь, где мы идем? – окликнул его дед.

– Нет.

– А за этим леском сейчас будет кордон. Помнишь старуху, где Спирьку с Лаврушкой и багаж оставили?

– Ну-у! – удивились ребята. – Что-то больно скоро ты!

– Вот те и ну! – сказал дед, погоняя оленя.

Ребята, однако, тоже ускорили шаг. Сердца их забились сильней.

Скоро маленький караван выбрался на опушку леса. Дед оказался прав. Совсем невдалеке показались строения.

В эту минуту со двора кордона вдруг донесся чей-то голос.

Дед задрожал. Он так стегнул Лыску, что олень подпрыгнул, брыкнул и понесся вскачь.

...Это был страшно знакомый голос!

– Пимка! – не веря себе, закричал вдруг дед. – Пимка!

Мгновенная тишина. Потом, точно вихрь вылетел из-за забора. Отчаянно вскрикнув:

– Ян! Ян! – он покатился прямо к деду и ребятам.

Через минуту сухопарая фигура показалась в калитке. Делая огромные прыжки, она понеслась, как большая стрекоза, по поляне.

...Не было слов на человеческом языке, чтобы рассказать, что пережили Ян, Пимка и ребята в эти минуты. Крак садился то на Пимку, то на Яна. И даже Ян поцеловал умную, блестящую, шелковистую голову ворона, всегда полную каверзных замыслов. А тот не упустил случая и сейчас попробовать, будто бы мимоходом, крепко ли сидят у Яна очки.

Разлука продолжалась около двух месяцев, в течение которых они взаимно считали друг друга погибшими. И им было о чем поговорить в тот долгий августовский вечер: Ян рассказал, как Пимка освободил его от веревки и они бежали, как спаслись в реке от пожара и как возвращались по Пимкиным знакам на кордон.

Сюда они вышли дней десять назад.

Лесник сохранил все. Вогулы доставили вьюки и лошадей в исправности. Спирька и Лаврушка выглядели очень внушительно и узнали ребят не сразу. В избу и из избы медвежата ходили теперь, как люди, отворяя дверь за ручку. Лесник научил их и другим проделкам.

В тот же вечер они устроили борьбу с Пимкой. Они по-прежнему схватывались с задором, но были ласковы и осторожны. Встреча с Краком вышла самая дружественная.

Нам остается теперь досказать немногое.

В родной город ребята прибыли со всем своим багажом в конце августа. О возвращении их горожане узнали довольно своеобразно. Устроенный Краком на берегу грандиозный скандал с бельем оповестил всех о его благополучном прибытии. А раз вернулся Крак, значит, приехали и ребята. Не удивительно, что к вечеру у дома Хорьковых собрались десятки любопытных, желавших взглянуть на Спирьку и Лаврушку (оленей ребята оставили у лесника). На другой день повторилось то же. На третий... зрителей пришло еще больше.

Тогда отдохнувшие немного путешественники решили использовать этот интерес горожан, расширить его и углубить сколько можно, и попутно познакомить их с работами экспедиции.

В одной из школ была устроена выставка по краеведению, где были собраны все привезенные коллекции, шкурки птиц и зверей, самородки платины и золота. На этой выставке действительно перебывал почти весь город. Она имела огромный успех.

У Яна к осени прибавилось еще больше работы. Он энергично взялся за расширение музея. Сильно разросся в нем этнографический отдел, где общее внимание сейчас привлекает коллекция вогульских шайтанов, в числе которых самое эффектное место занимает огромный деревянный идол, покровитель охоты. Ребята вывезли-таки его из чащи, несмотря на проклятия и страхи деда. Юные краеведы опасались только всю дорогу встречи с шаманом.

В городе ничего не знали о шайке бандитов. И после лесного пожара ребята о них больше не слыхали: сгорели ли бандиты в лесу, попали ли в когти зверям, или просто скрылись, – так и осталось неизвестным.

Андрей через несколько дней по приезде в В. должен был уехать в Москву в вуз. Пимка вскоре поступил в школу второй ступени и предполагает вступить в комсомол. Ребята очень довольны им. Трудовая жизнь во время путешествия, борьба с опасностями развили в нем энергию, трудолюбие, привычку к самодеятельности и взаимопомощи. И умственно за это время Смекалистый сильно вырос. Учителя выделяют его среди всех ребят в классе.

Однажды зимой, когда приехавший на каникулы Андрей сидел у Тошки с ребятами, со двора прибежал взволнованный Пимка: пришел мужик, продающий лося.

Все выскочили на двор. По словам крестьянина, приехавшего из северной лесной деревушки, лось пристал к его стаду и легко дался поймать. И он привел его в город продавать на мясо. Но, узнав на базаре, что Хорьковы держат живых зверей, пришел им предложить купить лося.

Ребята тотчас отправились на базар. Увидя молодого лося, привязанного к саням, Тошка и Пимка не удержались, чтобы по привычке не произнести имя пропавшего друга Мишки.

Вдруг лось при звуках их голосов обернулся. Посмотрел и так рванул веревку, что чуть не опрокинул лошадь. Порвав привязь и сделав огромный скачок, свалив стоявших на пути двух торговцев, он понесся навстречу Тошке и Пимке.

– Мишка!

– Узнал! Узнал!

Чего только он не делал! Вытягивал голову, клал ребятам на плечи, терся о них, лизал шершавым языком их лица, как собака.

Это было настоящее свидание друзей. Мужик оторопело глядел на эту встречу. Ребята, не помня себя от радости, ласково трепали лося, обросшего на зиму мягкой и густой серой пушистой шерстью.

Наконец-то все были в сборе!

Смотреть на это диво сбежался весь базар. Мишка показал на радостях много фокусов. Бодался с быком, прыгал через ларьки, гонялся за собаками. Наконец, ребята заплатили крестьянину и отправились с найденным лосенком к себе, где его ждала встреча со старыми знакомыми: Краком, Спирькой и Лаврушкой.

Мишка очень скоро освоился с городом. Но, точно сознавая свою громадную силу, он держался чрезвычайно деликатно. Людей он нисколько не боялся. Во многих домах его охотно кормили хлебом и молоком. И он гак привык к этому, что с утра начинал путешествие по своим приятелям. В один дом он ежедневно поднимался по лестнице во второй этаж. Если долго не показывался знакомый, он легонько стучал рогами в дверь или окно.

Чтобы Мишку не принимали за дикого сохатого и не пугались, ему привязали на шею колокольчик, и каждый день утром, провожая Пимку в школу, он бежал за ним по улицам.

В городе к нему все привыкли и любили, так как он никого не обижал и только гонялся за собаками, стараясь ударить их передними ногами. Со всеми остальными животными, как и людьми, он жил в большой дружбе.

Теперь, с прибавлением медведей и лося, со зверинцем возни Тошке и деду стало гораздо больше.

Крак и Мишка привыкли, куда бы ни шли дед или Пимка, обязательно сопровождать их. Шел дед в гости, лось и Крак следовали за ним по улице. И пока дед сидел в комнатах, они ждали его на крыльце. И, конечно, проказничали. Надо сказать, что это триумфальное шествие по маленькому городу далеко не всегда было приятно деду, в особенности, когда он хотел потихоньку от домашних и уставщика посидеть за бутылочкой в пивной, а его спутники, как нарочно, возвещали всему городу, где дед имеет временную резиденцию. С другой стороны, удержать их на дворе было нельзя никакими силами. Крак летал, а Мишка перепрыгивал через любой забор. Поэтому, когда следующей осенью ребята, окончив курс, поехали в Москву, в вуз, они, предварительно сговорившись с зоологическим садом, захватили с собой всю честную компанию: двух барсуков, лисицу. Спирьку, Лаврушку и Мишку.

На попечении деда, матери Тошки и Пимки остался зверинец из мелких животных и птиц.

Ребята теперь мечтают по окончании курса устроить на Урале областной зоологический парк.

Но это, конечно, дело еще будущего. Пока же юные краеведы усердно учатся.

Каждое лето они проводят в горах и лесах с экскурсиями, то на Урале, то в Сибири. Последнее время они сильно заинтересовались Байкалом и поговаривают о путешествии на это таинственное сибирское «священное море», представляющее до сих пор немало загадок для науки и окруженное множеством легенд и преданий.