Текст книги "Чужак"

Автор книги: Евгений Соломонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Соломонов Евгений И
Чужак

Евгений И. Соломонов

Чужак

Из темноты вырывались языки пламени. Они были маленькие, но жутко колючие, и когда касались тела, то боль отдавалась нудным эхом по всему организму. Их было много, очень много. То слева, то справа они поджидали свою жертву, бросаясь на нее, как только та давала слабину. Откуда-то из глубины бесконечного пространства нарастал звук. Он был заметен уже давно, но только сейчас можно было сказать что это. Это было жужжание, отчаянное жужжание дикой пчелы, потерявшей свой улей. Я постепенно начинал приходить в себя. Бредовые мысли отходили на задний план, составляя теперь лишь фон одной бьющейся в истерике мысли: "Что со мной?". Я чувствовал, что лежу, но лежу как-то не правильно – как, я еще не мог понять. Глаза дрогнули, и я попытался их открыть. Боже, что это? Деревья росли сверху вниз, а земля стала черная как ночь и затянулась туманом. очь. у, конечно, это была ночь, а я лежал головой вниз на каком-то чертовки твердом бугре. Я приложил все свои силы, чтобы пошевелить руками и нащупал под собой гальку. Сил, для того, чтобы перевернуться и, хотя бы, сесть у меня не было, поэтому, минуту за минутой я медленно отталкивался ногами от насыпи, в надежде скатиться на землю. Мне это удалось. Победу омрачило лишь то, что прямо под насыпью оказалась глубокая и грязная лужа, в которую я угодил своей макушкой. Вскоре я занял положение сидящего человека и смог осмотреться. Это был не лес, но и не пустошь. Такие места мне напоминали огороды в пригороде, окруженные частыми лесополосами и поросшие редким кустарником. Было уже темно, и я не мог разглядеть, что было вдали. Однако небо еще слабо светилось, что недвусмысленно наводило на мысль о позднем вечере, часов, эдак, девять – десять. Было жутко холодно, я ощупал самого себя и разочаровался – на мне была какая-то рваная кофта и тонкие штаны. а ногах вообще были надеты тапочки. Этот наряд никак не подходил к погоде – ноль градусов, или чуть больше, это оставляло мне шансы как следует заболеть, после такого отдыха на насыпи.

о что я тут делаю? Как я тут оказался? Я попытался напрячь память, чтобы хоть что-то вспомнить, но у меня ничего не получалось. Тогда я попробовал упростить задачу и задал себе вопрос: "Как меня зовут?". а эти не хитростные три слова ответ нашелся спустя аж несколько минут: "Женя". Странно, я знал, что это мое имя, но во мне оно не вызывало ничего, кроме звуков Ж, Е, и Я. Хорошо, попробуем посложнее: "Что последнее из своей жизни я помню?". В голове показалась вереница воспоминаний, она бежала из далекого прошлого, согретого материнским теплом и ароматной, горячей чашкой чая с бубликами. Время шло, я рос, закончил садик, пошел в школу, окончил школу, поступил в университет, сдавал сессии, учился плохо. Были каникулы, лето, тепло, я собирался с друзьями ехать отдыхать на побережье Черного Моря... И, даже, поехал. А потом? Все. Темнота. Дальше я определенно ничего не помнил, ничего. Сколько времени прошло с тех пор? Похоже уйма, минимум несколько месяцев, где-то около полугода, судя по температуре окружающей среды сейчас зима, или поздняя осень. "Где вы были в ночь с лета по зиму?" – раздался в голове вопрос, явившийся каламбуром воспоминаний. В голову закралась трезвая мысль: "Что за чушь! Как можно не помнить пол года своей жизни? Что со мной такое, черт побери!?". аверно, надо просто встать и глубоко вдохнуть свежего морозного воздуха, чтобы мозг пропитать кислородом. Ему его явно не хватает. "А потом подхватить воспаление легких!" – это уже говорил не я, а моя бабушка, и было это очень давно, быть может, в прошлой жизни? Может, я умер? А может, я сплю?

ет, нет и нет. Это была ночь, зима или осень и я сидел на насыпи гравия посреди загородных полей в надежде хоть что-то вспомнить. Вот она, какая реальность. А теперь надо выкарабкиваться. С горем пополам, с десятой попытки я все же встал на ноги. Колени дрожали, в ноги впилось миллион иголок, голова была налита свинцом, а глаза предательски не могли настроить четкое изображение. Одни лишь уши нормально работали, хотя нет, и они тоже сдавали – шум, ужасный шум несуществующего ветра иссушал мне слух. Простояв так минут пять, я выбрал себе направление движения – там, далеко за лесополосами горел тусклый огонек. Более в секторе триста шестидесяти градусов не было ничего, кроме пустоши, деревьев и темноты. Я двинулся на огонек. Как я мог оказаться тут, в такое время и в таком виде? Что-то я не помню, чтобы ходил по огородам в тапочках и рванье. Я, наверно, выгляжу как бомж со стажем – небритый, с грязной головой, в оборванных тряпках и... О! У меня за спиной рюкзак! Видимо органы осязания начали работать, и я почувствовал его. Однако внутри него, кроме твердого, как камень, куска сала и такого же старого хлеба, я обнаружил лишь кучу смятых газет, дурно пахнущих протухшей рыбой. Эта находка о многом говорила. Раз он был одет на мне, значит я его сам надел. е очень логично, но зато достоверно. Хорошо, принято. Если его надел я сам, значит он мой. Выводы меня не радовали – в итоге получалось, что я никто иной, как настоящий бомж, который почему-то заблудился за городом. о ведь я не был им! Я учился в университете, у меня были родители, сестра, родственники, друзья. Куда они все делись? Я шел еще очень долго, после чего смог разглядеть источник света довольно большая и мощная лампочка, подвешенная на проводах к высоковольтной линии, проходящей по над лесом. И какой идиот повесил ее посреди поля? Столб опорный освещать? Или комаров собирать? А я надеялся, что это признак присутствия людей. у ладно, не стоит так расстраиваться, по крайней мере я набрел на провода, которые наверняка приведут меня в город или поселок. А я что, еще надеюсь, что попаду в Ставрополь, мой родной город, где прожил 21 год? аивный. Теперь я могу оказаться где угодно. Россия ли это, вообще? Природа вокруг поменялась, теперь слева и справа от еле угадываемой тропы стеной стоял густой лес. Сворачивать туда у меня не было охоты, хотя впереди было не лучше – темнота, хоть ножом режь. Так я шел, наверно, несколько часов. ебо уже давно потеряло свое фосфоресцирующее состояние, которое поначалу хоть как-то освещало путь. Теперь же я боялся наткнуться лицом на какой-нибудь столб, потому что видел не дальше вытянутых рук. Луны тоже не было. Тишина. Полная тишина, какую можно услышать лишь где-нибудь в селе, вдали от трасс и городов. Прошло много времени. Я с трудом отвлек свой воспаленный разум от нахлынувшей вереницы воспоминаний. Создавалось такое впечатление, что память восстанавливалась, проигрываясь с кассеты на ускоренной перемотке. Иначе как объяснить, что за это время перед моими глазами пронеслась вся моя жизнь, с точностью до мелочи, до часа, до минуты. Я вспомнил такое, что казалось уже давно забыл. екоторые моменты выглядели так, будто происходили не со мной, а с кем-то еще. Это трудно описать. о одно точно – с моей головой что-то не так. Однако, у всего есть свои плюсы: задумавшись я не заметил как стало светать, и на горизонте появились первые строения – пятиэтажные жилые дома. Увиденное очень меня порадовало, плюс ко всему я еще и узнал эти места. Это был город, мой родной Ставрополь, юго-западный район. Перед домами я увидел бензоколонку – ну, конечно, заправочная станция, а вон там стоит вагончик, на котором с другой стороны написано "Вулканизация". Ура! Я вспомнил! Я дома! Я очень устал, ноги подкашивались, а дыхание было прерывистое с сильной хрипотой. Странно, я никогда так не хрипел, будто какой-то старый дед с бронхитом. Видать нехило я простудился на этой насыпи. адо скорее добираться до дому. Я поднажал. Вот и бензоколонка осталась позади, гаражный кооператив "Метро", водительская школа, а вот и жилой район – невысокие пятиэтажные панельные дома, выстроенные правильными квадратами. Именно тут я и жил. Войдя во двор, на меня пахнуло из открытого окна чем-то мясным. Ужас! Как хотелось есть! аверно эти полгода я ничего не ел. Провалялся так вот на насыпи, и никто не удосужился меня поднять. Мда... Это шутка, меня уже понесло на шутки, чувствуется приближение к дому, нервы успокаиваются, разум остывает, скорее бы зайти, помыться и одеть что-нибудь поприличней этих грязных тряпок.

австречу мне шла женщина – знакомое лицо. Ах, ну да! Это же моя соседка. – Здравствуйте! – сказал я, как можно веселее. Женщину будто взрывной волной откинуло от меня, она чуть не упала, успев лишь схватиться за лестницу на детской площадке. Я остановился и проводил взглядом участившую шаг соседку. Она быстро удалялась, оборачиваясь и бросая напуганный взгляд в мою сторону через равные промежутки времени. "Еще бы!" – успокаивал себя я, – "В таком виде кого угодно напугаешь, не только соседку. Собственная мать не узнает!" Выкинув из головы происшедшее, я быстро дошел до своего подъезда. И кто же это постарался? Помнится мне, бетонная крыша нашего подъезда благополучно приземлилась на землю, свалившаяся под тяжестью мокрого снега. И было это прошлой зимой. Теперь же я лицезрел новенькую, свежевыкрашенную металлическую крышу, декоративно сделанную "под шифер". Все. Теперь точно. Амнезия. У меня пропало полгода жизни. И, как только я окажусь дома, согреюсь и поем, быть может посплю, незамедлительно к врачу! Хм... Мне еще и повезло, что лишь пол года. А если бы все, вплоть до глубокого детства? Я нажал на звонок.

– Ма! Открой! – послышался голос за дверью. Я узнал его, это была моя сестра. У меня на лице появилась улыбка. Как приятно прийти домой, когда тебя ждут, когда ты нужен, когда у тебя вообще есть кто-то, кому ты нужен! Как это прекрасно! Жаль, что только в такие моменты понимаешь это и начинаешь этим дорожить. адо любить своих, непременно надо... Дверь открылась и я увидел свою мать. Как можно шире я попытался улыбнуться, но лицо моей матери ничуть не изменилось, оно даже приняло какие-то жесткие черты. Мы стояли молча наверно с пол минуты. Потом заговорила мать: – Что вам надо? – спросила она и слегка прикрыла дверь, оставляя щелку, через которую, могла лишь наблюдать меня. Я продолжал молчать. Я недоумевал. И тут дверь с грохотом захлопнулась. Знакомый грохот дверь то железная. о, что случилось? еужели меня действительно не узнала собственная мать? Из-за двери послышался ее крик. Она кого-то звала. Этот "кто-то" вскоре подошел и сказал что-то типа "сейчас разберемся". Я вновь услышал щелчок замка – дверь отворилась. Такого ощущения я не испытывал больше никогда. Это необъяснимое чувство появилось, когда я посмотрел на человека, открывшего дверь. Близнецы такого наверняка никогда не чувствовали, если их, конечно, никогда не разлучали. Было ощущения преграды, чего-то невидимого, но очень жесткого и неприступного. Было ощущения стекла, твердого, гладкого, без единой царапины стекла, разделяющего меня и его. Он стоял по ту сторону, я по эту, и видел я не что иное как свое отражение. Отражение было очень четким, я видел каждую его деталь. о смотреть на это было невозможно. Происходил конфликт понятий в моей голове. Я был тут, чувствовал себя, понимал себя, помнил себя. А он был там – настоящий, из плоти и крови, живой, двигающийся. Передо мной стоял я. – Что надо? – сказал мой собеседник. Рот мне не повиновался. Конечно, я попытался что-то ответить, но получилось какое-то клокотание и бурление, несвязные звуки, рождаемые в глубине затуманенного разума. Я обшаривал глазами все, что видел. Стоящего "себя" передо мной, дверь, интерьер комнаты. Что это? Я повнимательней посмотрел через плечо "необъяснимого явления" и увидел зеркало. Да, большое широкое зеркало висело в коридоре. Легкий, ненавязчивый свет лился из-под потолка и мне было хорошо видно каждую мелочь, особенно то, что отражалось в этом зеркале. А отражалась там спина второго меня и выглядывающее из-за нее лицо незнакомого мне человека. Почему не знакомого? Кто, как не я стоит перед дверью? Кто, как не я должен отражаться в этом зеркале? Кто? Кто? Кто?

аверно это была паника, потому что я просто сбил стоящего в дверях "себя" и понесся к зеркалу. Вот оно. ормальное ровное зеркало. Освещение нормальное. Все нормальное, кроме одного – в зеркале отражался 40-летний БОМЖ с абсолютно незнакомым мне, заросшим, опухшим лицом. едолго любовался я на свое отражение, потому что тут же ко мне подбежал сначала "я", потом мой отец и оба они стали выталкивать меня из квартиры. Я уже не сопротивлялся. Мне было все равно.

Понедельник.

Теперь я понимаю тех, кто хотя бы попытался покончить с собой. Раньше я был уверен, что никогда даже мысли такой у меня не появится. Что жить можно при любых условиях, что жизнь все равно прекрасна. Чушь! Бред! икакого желания жить у меня не было. Кто я? Где я? Как я? Почему я? Вопросов была куча. И ответов на них найти не было никакой перспективы. Я был никто. БОМЖ, старый ставропольский БОМЖ, который шатается по рынкам, которому дают обрезки, отходы, старые попорченные продукты. о в голове у меня был другой я. Двадцатиоднолетний молодой человек, студент, учащийся на физмате, математик. У меня даже был диплом, два диплома. И этот "внутренний я" никак не соответствовал тому ужасному внешнему образу, который я увидел в зеркале. Да, теперь, глядя на свои руки, ноги я уже не видел призрачного юношу, передо мной... Хотя нет, скорее вокруг меня, внутри меня, суть я... Был сорокалетний, или даже больше, попрошайка с грязным небритым лицом. Как это могло произойти? Я ли это? Кто из нас, внешнего и внутреннего, настоящий? Поначалу, ничего, кроме отчаяния во мне не было, я бродил по улицам, спотыкался на скользком снегу, падал. а меня смотрели осуждающие глаза горожан, один из них, проходя мимо меня, сунул мне что-то в карман. Я проверил – червонец. Да уж, теперь мне ничто не стоит заработать таким образом. Чего стыдиться, если я это не я? Слышал, даже, что попрошайки неплохо зарабатывают. Чем не жизнь? От этих мыслей меня бросало в дрожь. Я потерял самое дорогое, что у меня было – себя, превратившись в нечто, что никогда не вызывало во мне симпатии. К вечеру боль в душе еще усилилась. За день я насобирал около пятидесяти рублей – хм, в университете мне даже стипендию не платили и решил что-нибудь поесть. Возле рынка было завались продавцов пирожков да хычинов. Я вволю наелся этой выпечки и даже запил кокаколой. После этого чревоугодия, удобно устроившись на коробках в закутке спрятавшись от ветра, я принялся рассуждать. Знаете ли на сытый желудок это происходит гораздо лучше! Себя я увидел достаточно отчетливо. Он открыл мне дверь, он говорил со мной – все было нормально он был таким, каким я себя помнил. Сегодняшнего себя я не знал, это лицо я видел впервые. Что все это могло значить? Фантастика какая-то. Я еще долго рассуждал, пока не почувствовал, что засыпаю. Было холодно, но не очень – рядом проходила большая горячая труба, я удобно пристроился возле нее, и в какой-то момент я даже ощутил себя комфортно.

а утро меня разбудил незнакомец. – Гашиш, ты где пропадал? – говорил он, тормоша меня. Я открыл глаза и долго соображал что ему надо. Через некоторое время я вспомнил все что произошло, расстроился и сел. – Гашиш, что с тобой, ты здоров? – незнакомый мне мужчина, как и я в лохмотьях сидел передо мной и чего-то хотел, чего? Видимо он меня знал. – Да, я здоров. е очень, я... Я ударился головой и провалялся без сознания. Вот теперь я тут, – ответил я. – Вечно тебя тянет на приключения. Опять наверно искал дедушкин клад загородом? Я посмотрел на него как на дурака. Боже мой, куда я попал. – Да, – коротко ответил я и встал. – Ты куда? – адо идти. – Слушай, Гашиш, ты видимо здорово стукнулся, куда тебе идти? Действительно, куда мне идти? Может остаться с этим... Как его зовут, интересно... И научиться жить бомжем? – А может у меня дом есть? – похоже это я сказал вслух. – Да, вроде пока не снесли его, – ответил незнакомец, – живем там sfe пару лет с тобой. Пойдем домой, а? Это были самые приятные слова, которые я услышал за последние пол года. Дом. Идти домой. а этот раз это будет действительно мой дом, где я наверняка смогу прийти в себя. Вот только в какого себя? Проживал я на Мамайке, даже не на самой Мамайке, а на ее окраине, говоря проще – на окраине города, в богом забытом районе. Это были дачи. Старые дачи с большими, толстыми деревьями и мазанными каменными домами. Я наивно полагал, что наше пристанище будет чем-то подобным. Куда там! Дом наш был железным вагончиком с мутными стеклами и исписанными матерными выражениями стенами. Стоял он вдали от дачных участков на опушке леса. Внутрь мы проникли чрезвычайно хитрым способом: просунув руку в окно, мой сожитель извлек откуда-то сверху ключ. а двери болтался здоровый навесной поржавевший замок. С десятой попытки, вспомнив всех родственников этого стража покоя в доме, искусный медвежатник снял замок и я зашел внутрь. Достаточно тесный вагончик, с виду напоминающий строительный домик, на котором обычно написано "бригадир", вмещал в себя немного. Два старых покатых дивана стояли напротив друг друга, оставляя проход сантиметров тридцать. а них была навалена куча каких-то тряпок, при ближайшем рассмотрении последние оказались старыми одеждами, явно собранными на свалке. Видимо это тряпье согревало нас в холодные зимние ночи. Возле двери стоял шкаф, на полках которого разместилась скромная коллекция книг. Окинув ее взглядом я заметил знакомые названия: "Человек в футляре", "Евгений Онегин", "Война и мир", "Горе от ума". Интересно, кто это читал, я или мой сосед? Возле дальней стены стоял покосившийся стол с двумя стульями. Он был аккуратно застелен белой скатертью, что сразу бросалось в глаза. – Как тебе скатерка? – из-за моего плеча спросил сосед. Я медленно повернул голову и посмотрел ему в глаза. Они были полны задора и счастья. Видимо то, что он так удачно спер на рынке новую скатерть придавало ему энергии и бодрости на всю оставшуюся жизнь. – Как тебя зовут? – прямо спросил я. – Гашиш, ты что? У тебя сотрясения нет? – ет, все нормально, я же говорю. о все же, как тебя зовут? – Гаш, не валяй дурака, или ты забыл своего кента, с которым прожил пол жизни? Забыл Митька, который разделял с тобой одну накидку в лютые зимние морозы и делил корку хлеба на две части? Теперь его глаза были наполнены грустью, но грусть та была гордая, стоящая на ногах правды жизни и крепкой дружбы. – Извини, Мить, это я так, с дуру. – Да ниче, ниче! Ты проходи, а я пойду костерок разведу. Дровишки я уже с утра собрал. А ты пока чайничек на плиту поставь. С этими словами он скрылся в дверях.

а плиту, говоришь. А где тут плита? Вот стол, вот скатерть на нем. А вот из пола вырастает нечто вроде трубы с запаянным концом. ад всем этим я увидел окно, в котором показался Митька. Он помахал мне рукой и присел на колени. Мне пришлось буквально вдавить свой нос в стекло, чтобы разглядеть что он там делал. А он поджигал дрова. Внизу был своеобразный мангал, стоящий прямо под этой запаянной трубой. у, теперь я все понял. Это и есть плита, печка, отопительное сооружение. Я поставил чайник на нее а сам сел на диван. Через минуту показался Митька. – у что, поставил? – Ага. А у нас есть что пожрать? – Да, я достал как обещал большой кусок сала и со вчерашнего дня еще булка хлеба осталась. Там еще под столом банка с солеными помидорами, но по-моему они пропали. Он сел напротив меня и улыбнулся, разевая беззубую пасть. – Я вчера надыбал горилки. Был уверен, что ты сегодня вернешься и мы обмоем твою неудачную вылазку. Я сдвинул брови. Митька заметил это и похлопал меня по плечу. – Да ладно тебе! Я это так, ты же наверняка в следующий раз найдешь еще что-нибудь, а потом может и дедушкино золото. Я еще сильнее сдвинул брови. а самом деле я пытался понять о чем он говорит. Единственное, что пришло мне на ум – я тихо помешанный. у не я, а тот, чье тело я сейчас занимаю. Ищет какой-то клад... Дедушкин... Бред. – у ладно тебе. Пошли за стол.

Митька засунул руку куда-то под шкаф и выудил оттуда литровый бутыль с чем-то мутным. С водой? ет... Это, наверняка та самая горилка. Попросту самогонка. И мне придется сейчас ее пить. – Мить, ты знаешь... Ик... – мы сидели уже давно, я пытался объяснить Митьку, что со мной произошло, он меня внимательно слушал и внимал каждому моему слову, но на лице его я так и не заметил ничего, кроме сожаления, – Я то был культурным человеком... Ик... Студентом... А потом опа! – я развел руками и показал язык, – и ничего не стало! – Гаш, ты правду толкуешь... Вот я тоже когда-то был студентом. у, ты знаешь, – он махнул рукой и зацепил свой стакан. Тот повиновался жесту и полетел в дальний угол. Благо стакан был пластмассовый. Митька встал и пошел за ним, – А потом запил, меня выгнали с работы, выгнала жена и я стал бомжевать. Я чувствовал, что начинаю куда-то проваливаться, куда-то в пустоту, в темноту, в забытие. Вот это горилка, никогда раньше не пробовал, но этот организм наверно привычный к такому образу жизни и выдержит. – Мить... – А... – А какой сегодня день? Он некоторое время молчал, я уже подумал, что вырубился, но тут послышался его голос – он возвращался со стаканом. – Пасмурный. – Пасмурный? – Да... Мы опять замолчали. Я сидел, подпирая голову кулаками, еле удерживаясь от того, чтобы не уткнуться мордой в сало и уснуть. Митька что-то ковырял в своем стакане. – Мить... – А... – у какой сегодня день? Он опять сразу не ответил. – Число что ли? – азови... Ик... Дату полнос... полностью... – Вчера было воскресенье, сегодня понедельник. а базаре говорили, что уже четвертое декабря. Год как был, так и остался двухтысячный... Я провалился во тьму.

Память.

Я видел чужые сны. Я это понял на утро, когда в холодном поту подскочил с кровати. евозможно было сомневаться, это надо прочувствовать самому – сны были чужые, того человека, в чьем теле я сейчас прибывал. Видимо каламбур жизненных ситуаций переплелся в агонии страшного сна и вылился этой ночью на мое бедное, уставшее сознание. Я видел куски из жизни, мысли, ситуации, идеи, стремления этого человека. Я знал, что это чужое, я мыслю не так, я разговариваю не так. А во сне был чужак, тот самый бомж, место которого я успешно занял два дня назад. Я был укрыт теми самыми тряпками, которые видел вчера на диванах. Я повернул голову и увидел мирно сопящего Митька на соседнем диване. Жутко болела голова. Да, чувствовался чужак, у меня с похмелья такого не было, лишь общее расстройство пищеварительного тракта да настроения. Что делать, как выкарабкиваться? Я не шевелился. Я поймал удобное положение, натянул на себя тряпки так, что стало тепло и наслаждался позой. Прошло примерно полчаса и в дверь постучали. Митька крепко спал и я решил его не будить. Передо мной стоял молодой человек, лет двадцати семи в черном кожаном плаще и с дипломатом в руках. Я его не знал. – Доброе утро, – сказал он. – Доброе... – сказав это, я вспомнил вчерашний вечер. Когда я засыпал Митька назвал сегодняшнее число, вернее уже вчерашнее и год... Двухтысячный... Последнее, что я помню – это лето 1997 года. Четыре года назад... Жуть. – Але! Вы меня слышите? – послышался голос. Ах да, я отвлекся... – Ой, извините я задумался. Что вы хотели? – Я разыскиваю... – он посмотрел на блокнот, который держал в руках, – Ивана Петровича Стругова. Я смотрел ему в глаза, он мне и мы оба молчали. Я не знал этого имени, но быть может это было мое? – Да, – осекся молодой человек, – Он еще известен под кличкой Гашиш. И что мне теперь делать? Кто он? Зачем меня ищет? Может за какоенибудь хулиганство? Или по поводу последних событий? Что делать? Я это, или не я? – Заходите, – пригласил я, – е обращайте внимания, это Митька. Он спит. Проходите, садитесь за стол. Гость с трудом расположился на ветхой табуретке за покосившимся столом. адо сказать что рост у него был не маленький. аверно все два метра есть. А вагончик у нас был не ахти какой просторный. – У вас какое-то дело к Ивану Петровичу? – Да. Мне нужно срочно с ним поговорить. Мне сказали в бараках, что я могу найти его здесь, на дачах. Я обошел все дачи и вот я здесь. Вы его знаете? – Знаю. – Тогда вы должны знать, где его искать. – А зачем он вам нужен? – у... Вообще-то это личный разговор. Об этом можно говорить только с ним. – Хорошо. Это я. Он сразу предложил мне перейти к нему в машину, потому что любой лишний свидетель представляет опасность. А Митьку я знал лишь сутки. В машине было тепло и уютно. Импортная, комфортная. Молодой он еще, чтобы кататься на таких тачках. у да это не важно. Что он хотел мне сказать? – Иван Петрович мне надо задать вам один вопрос. Быть может он покажется вам бредовым, несуразным, неправильным. Если так и будет, вы сразу об этом скажите. – у, я готов. Спрашивайте. – Иван Петрович, Вы это Вы? Я ответил не сразу. В душе я был рад, что появилась хоть какая-то зацепка, обещающая вернуть мне меня. езнакомец переспросил. – Иван Петрович, вы не ответили. – е я, – тихо и спокойно ответил я.

езнакомец сразу протянул мне руку и представился. – иколай Михайлович. Физик. Ученый. Может быть еще молодой, но успехи уже есть. Один из этих успехов – вы. Только не кидайтесь на меня с кулаками, пожалуйста, я вам сейчас все объясню. Вообще то я и не собирался кидаться. Я устал. Мне не хотелось никого бить. Я лишь ждал куда меня теперь забросит судьба. – ...до начала эксперимента оставались считанные секунды, как вдруг в помещении оказались посторонние. Одним из них были вы, я имею ввиду Евгений. Я не знаю как вы там оказались, видимо любопытство. А другой был Иван Михайлович, бомж, оказавшийся там тоже по непонятным причинам. Это было закрытое помещение, куда вход людям был строго запрещен при проведении эксперимента. – А в чем, собственно, заключался эксперимент? – Я исследовал воздействие кое-каких элементарных частиц на нервные клетки. В частности на мозг. Подопытными были животные. Попросту я добился того, что при воздействии клонтронов на мозг животного происходило следующее: если первый подопытный, а это были крысы, знал где искать еду в лабиринте, то после проведения опыта второй подопытный тоже приобретал эти знания. Получался клон памяти! Вы понимаете что это такое? – К сожалению, да... – Ах... Извините. Я увлекся. Так вот. Зайдя в помещение, вы с Иваном стали подопытными, потому что генератор работал в этот момент. И, как я понял произошло то, что происходило с крысами. Вся, или почти вся, память Евгения была скопирована вам, вернее Ивану Петровичу. Гашиша я видел лишь со спины, он схватился за голову и убежал. Евгений тоже убежал. Однако с ним ничего не случилось, потому что он стоял первый перед генератором клонтронов, и явился донором. Вы же оказались приемником. – Извините, иколай. Вы то меня, то его называете вы. Кто же все таки я? – Да, я путаюсь иногда. Я знаю кто вы. Вы – Иван Петрович. Физическая оболочка, мозг – все это принадлежит ему. Единственное, что ему не принадлежит – это память. Ее он позаимствовал у Евгения. – о я Евгений! Я не знаю никакого Ивана Петровича! – Правильно. Все что помнил Иван Петрович стерто. а этом месте память Евгения. Так что теперь трудно сказать, кто вы на самом деле. – Это произошло летом, в 1997 году? – Что это? – у этот опыт, когда память скопировалась? – ет. есколько дней назад. – Да? о я помню только до лета девяносто седьмого года! – у, это не удивительно. ет гарантии что память вся копируется. Просто скопировалась до девяносто седьмого года и все. – Хорошо, иколай, теперь главный вопрос. Что делать?

Зима.

Мы мчались на новеньком Ауди по пасмурным улицам города. иколай вез меня в лабораторию. Мы ехали долго, я очень много рассуждал. Получается что я Гашиш, бомж. Евгений живет нормальной жизнью и в его представлении ничего не изменилось. Я его клон. Клон его памяти. о, если что-то и можно исправить, так это только восстановить память Ивана Петровича. И тогда я стану самим собой, но останусь бомжем. Евгением я стать не могу. А что случится со мной, когда во мне вернется Гашиш? Что станет с клоном Евгения, умрет?

иколай сказал, что если удастся, Гашиш ничего помнить из этого не будет. А я... А что я? Я не существую, я лишь клон памяти, я не человек, я даже не животное, не предмет, не дерево, не камень, я никто, я просто лишь отрезок памяти, информация... Что остается еще делать? А ничего. Если бы всего этого не произошло, Гашиш бы никогда не узнал всего того, что знает Евгений. А так он побыл студентом, молодым... Правда вот помнить он ничего этого не будет. Обидно. Машина остановилась и иколай открыл дверь. Гашиш нехотя вышел и лениво захлопнул ее. иколай неторопливо шел к большому зданию университета. Гашиш помнил это здание, был он тут когда-то. Смотря себе под ноги, он послушно шел за человеком в черном кожаном пальто. Человек открыл дверь и впустил его внутрь. Он зашел. Стало тепло. Зима уже полностью вошла в свои права, ударили морозы. Гашиш подумал, что давно пора с Митьком утеплять дом, что костра на много не хватит, что пора запасаться консервами да салом. Митька обещал где-то набрать кучу сала. Это хорошо. Будет что есть в холодную зимнюю вьюгу. Еще надо горилки набрать и посидеть с Митьком. Под сало пойдет отлично. Еще бы лучок, но уже не лето...