Текст книги "Аристократ обмана"
Автор книги: Евгений Сухов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
В горле Филимонова разом пересохло. Сыщики сбились с ног, разыскивая злоумышленников по всей Российской империи, а его уши торчат изза прилавка ростовщика.
– Камни мы у вас заберем… Под гарантии императорской казны.
Ростовщик печально вздохнул:
– Боюсь, в наше время гарантии стоят не больше той бумаги, на которой они написаны. Мне бы хотелось получить ту наличность, что я отдал за эти камни.
Неожиданно сыщик натолкнулся на твердый взгляд старика. Ростовщик уже принял решение, и вряд ли его испугают какиенибудь угрозы полицейских; он будет готов принять ореол мученика, но не выложит на прилавок камни без должной гарантии. Следовало придумать нечто посущественнее.
– Хорошо, – сказал Филимонов. – Взгляните сюда, – вытащил он распоряжение, написанное императорской рукой. – Обещаю вам, что деньги вы получите в самое ближайшее время.
Нацепив очки, ростовщик прочитал и вернул бумагу с подчеркнутым бережением.
– Это, конечно, не совсем то, на что я рассчитывал, но отчегото очень хочется вам верить, господин сыщик.
– А сейчас давайте поговорим о человеке, что принес вам драгоценности. Кто он? Как его зовут?
– Бедный Мойша чуял, что все обернется именно таким образом, а потому держал квитанцию под рукой. Где же она у меня… – выдвинул он ящик стола. – Ага, вот она. Этого человека зовут Варнаховский Леонид Назарович, он поручик лейбгвардии Гусарского Его Величества полка.
– Разрешите взглянуть, – потянулся Владимир Гаврилович за бумагой.
– Только умоляю вас, будьте осторожнее, она у меня единственная. В моем ящике она будет куда целее, чем гденибудь в полицейском участке.
– Не беспокойтесь, я ее верну.
Взяв квитанцию, Владимир Гаврилович переписал фамилию злоумышленника и облегченно вздохнул. Арестование злоумышленника – дело нескольких часов. Варнаховский будет или в полку, или в ресторане «Эрмитаж», где у Измайловского полка было нечто вроде штабквартиры.
Список сданных камней был велик и включал около трех дюжин, большую часть которых составляли изумруды.
Глава 11
Обыск
– А ты обманщик, – проговорила Элиз, коснувшись кончиком пальца щеки Варнаховского.
– Вот как? – удивился Леонид. – Такой упрек от женщины я слышу впервые. С женщинами я всегда старался быть честным.
– Ты обещал, что в моем распоряжении будет весь дом, а на первом этаже живут какието люди…
– Ах, это, – рассмеялся Варнаховский. – Надеюсь, они не испортили тебе настроение?
– Нет, они оказались весьма милыми людьми.
– Но согласись, ванна очень хорошая!
– О, да! Ванна мраморная и выглядит очень впечатляюще. После спектакля я просидела в ней два часа. – Оглядев комнату, Элиз невольно поморщилась. – Я удивляюсь, как тебе удается приводить сюда женщин, у тебя совершеннейший беспорядок!
– Видно, я беру их чемто иным, нежели красивая мебель.
Поднявшись, Варнаховский накинул на себя рубашку. Элиз, оперевшись на руку, продолжала лежать, наблюдая за тем, как Леонид одевается.
– Ты куда?
– Ты не забывай, что я на службе и мне нужно идти к великому князю Николаю.
– Николя, наверное, убил бы тебя, если бы узнал, что ты находишься со мной.
– Возможно, так оно и было бы, – легко согласился Леонид, облачаясь в мундир. – Он не теряет надежды вернуть тебя.
Элиз слегка покачала головой:
– После того как я познакомилась с тобой, это невозможно.
– Ты останешься здесь?
– Да. Сегодня у меня спектакля нет, и я не хотела бы ехать к себе. Буду встречать тебя здесь, как образцовая жена.
– Так ты согласна быть со мной навсегда? – присел Варнаховский на край кровати.
– Ты беден, – поморщилась Элиз. – Говорят, что ты проиграл в карты все свое наследство. Я не могу выйти замуж за неимущего человека, лучше я останусь одна.
– Хорошо. Тогда придется заработать несколько миллионов. Надеюсь, в следующий раз ты ответишь мне согласием. – Накрыв простыней ее обнаженное плечо, он произнес. – Я буду скучать.
– Но ведь мы расстаемся только на несколько часов.
– Это не имеет разницы.
Застегнув мундир, Леонид вышел за дверь.
* * *
– Узнали, где живет этот Варнаховский?
– На Большой Мещанской, дом три.
– Хорошо, – сказал Филимонов, поднимаясь изза стола. – Едем туда.
У входа его поджидала полицейская карета. На облучке, пребывая в полудреме, сидел кучер.
– Ты чего, Феофан, уснул? – спросил начальник сыска, с грохотом сбрасывая металлическую подножку.
– Никак нет, ваше сиятельство, – встрепенулся кучер. – Просто задумался малость.
– Нуну, – сказал Владимир Гаврилович, поднимаясь по шаткой подножке. – Ты бы хоть ступени починил, а то, не ровен час, расшибусь!
– Сделаю, ваше превосходительство, – клятвенно заверил Феофан.
– Давай на Большую Мещанскую, в самый конец. И не гони ты! Зашибешь какогонибудь ротозея.
– Уж как могу, ваше превосходительство… Ноо, пошла, родимая! – взмахнул кучер кнутом.
Лошади дернули стриженными гривами и слаженно зацокали по серым камням. Феофан, невзирая на запрет, весело погонял лошадок, подбадривая их матерно. Городовые, стоявшие на перекрестках, лишь провожали карету удивленными взглядами, лишь у Фонарного переулка из будки вышел бравый высоченный городовой и для острастки помахал пудовым кулаком расшалившемуся кучеру.
Карета остановилась у деревянной двухэтажной усадьбы с крестообразным мезонином. На безлюдной улице сосредоточенно размахивал метлой пожилой неказистый дворник, не обращая внимания на подъехавшую карету.
– Послушай, мил человек, поручик лейбгвардии здесь проживает?
Дворник отставил в сторону инструмент и вытащил кисет с табачком.
– Поручик, гришь? Туточки он. На втором этаже проживат у бабы Дуни. – И уже тише, доверительным тоном добавил: – Вы бы его както усовестили, господа, ейный постоялец второй месяц не платит.
– Усовестим, любезнейший, – пообещал Филимонов, быстрым шагом направляясь к дому.
– А еще мамзелек разных приводит.
– И кто же к нему ходит?
– Разные ходют. Но более других – худая такая, на артистку похожа. Нос задереть, даже «здрасте» не скажет, и шмыг в квартиру!
– Непорядок.
– А то! Только ведь его сейчас нет, – задымил табачком дворник.
– А где же он? – остановился Филимонов.
– Не могу знать.
– Ничего, мы разберемся.
– А кто ж вы такие?
– Мы из полиции.
– Вон оно как!
На короткий стук дверь открыла ухоженная старуха лет семидесяти. Подозрительно всмотревшись в вошедших, она произнесла:
– Выпивохи, поди, пожаловали, только ведь вашего дружка дома нет.
– И куда же он подевался?
– Ума не приложу, где он может быть. Кажный божий день шампанского на сто рублев пьет, а за постой пятнадцать рубликов жалет. Може, вы за сваго дружкато заплатите?
– Мы из полиции, сударыня, – разочаровал ее Филимонов, похозяйски проходя в распахнутую дверь.
Невольно отступив в глубину прихожей, женщина заговорила:
– Вот оно как… Видать, надрался гдето и лежить. А может, баба какая приголубила. Давеча говорила ему: не пей много. А он мне отвечат: дескать, непьющий я, разве ж дюжина бутылок на двоих много?
– Понятно, сударыня… Так вы проводите в его комнату?
– Пожалте. Пройдемте. Денег за просмотр не беру. А может, кто из вас квартерку снимет? – с надеждой посмотрела она на Владимира Гавриловича. – Много не запрошу. Может, вы? Мушчина вы ладный, мне подходите.
– Спасибо, сударыня, обеспечен.
Прошли в просторную комнату. По опустошенным бутылкам изпод шампанского, которыми были заставлены все углы комнаты, было понятно, что время корнет любит проводить в подпитии и скучать себе не дает. На стульях, стоявших в беспорядке, лежала синяя блузка, пояс от платья и еще какието атрибуты женской одежды. К самому окну был приставлен круглый стол, в центре которого стояла большая серебряная пепельница в виде германского пехотного шлема, полная окурков. Здесь же рассыпанная колода карт, большей частью порванных. Взор невольно искал порядка, но без конца цеплялся за хаос.
– И вы думаете, что здесь могут находиться камни от икон? – с сомнением произнес чиновник по особым поручениям Васильевский.
– Только здесь они и могут быть, – буркнул невесело Филимонов, выдвинув ящик комода.
Ничего утешительного. Просто хаос снаружи перебрался в потаенные уголки. В ящике лежали темные перчатки, надо полагать, в лучшие свои времена они имели белоснежный цвет. Несколько коробков спичек, наполовину опустошенных, огарок свечи и еще какоето ветхое тряпье, место которому в ближайшем мусорном баке.
Другой ящик в точности напоминал первый, с той лишь разницей, что, кроме вороха ненужного тряпья, здесь лежали поломанные женские гребни, старые броши, не представлявшие никакого интереса, и черные женские чулки, собранные в комок. Филимонов брезгливо поморщился – трудно ожидать, что среди вороха безобразия может отыскаться нечто приличное.
– У вас есть чтонибудь?
– Как вам сказать? – выудил чиновник из шкафа предмет женского туалета. – Все что угодно, но только не то, что нам нужно.
– И я о том же, – изрек Владимир Гаврилович, открывая очередной ящик.
Тот поддавался тяжеловато. Такое впечатление, что до самого верха ящик был набит булыжниками. Начальник сыскной полиции даже не удивился, когда увидел в ящике гантели для гимнастических упражнений. Здесь же лежали два молотка с клещами. Надо полагать, поручик лейбгвардии был не чужд гимнастическим упражнениям и в свободное от кутежей время занимался починкой побитой во хмелю мебели.
– Кажется, это то, что нужно, – взволнованно произнес чиновник по особым поручениям.
Разложив на столе кожаную гусарскую сумку, он принялся вытаскивать из нее карабинные патроны, кремень для розжига, кисет с махоркой, а затем – с величайшей осторожностью – небольшой мешочек, завернутый в плотную серую бумагу. Расслабив тесемку, аккуратно вытряхнул на ладонь неограненные синие камни, в которых Филимонов тотчас узнал сапфиры из украденной иконы и один крупный рубин. Совершенно прозрачные, притягивающие взгляд, они завораживали своей дивной красотой.
Дрожащими руками Владимир Гаврилович вытащил из кармана фотографию иконы. Тщательно сравнил найденные сапфиры с теми, что находились в окладе иконы. Совпало в точности. Камни располагались с правой стороны иконы, и самым крупным из них был рубин едва ли не с голубиное яйцо. Аккуратно завернув камни в бумагу, начальник сыска удовлетворенно хмыкнул:
– Интересно, что же он на это скажет, наш уважаемый господин Варнаховский? Все, больше нам здесь делать нечего.
* * *
Вернувшись в сыскное управление, Владимир Филимонов вызвал своего заместителя Рыкова и чиновника по особым поручениям Васильевского.
– Мне нужны сведения о Варнаховском Леониде Назаровиче, поручике лейбгвардии Гусарского Его Величества полка.
– Насколько глубоко копнуть? – спросил Васильевский, совершенно незаметный человечек с огромными залысинами.
– Поднять о нем все! Мне нужна полная информация. Если он случайно задел когото плечом и не извинился, то я должен знать и об этом. Даю вам на поиски сведений два часа! – Вытащив из атласной жилетки карманные часы, добавил: – А потом его арестуем.
* * *
…Чиновники появились через час. У Филимонова едва хватило времени, чтобы добраться до прокурора и взять разрешение на арест адъютанта великого князя.
В уголках губ прокурора оставался желтоватый след от запеченных расстегаев – Владимир Гаврилович поднял прокурора изза обеденного стола. Поначалу он хотел ответить отказом, для столь решительного действия требовались более серьезные аргументы. Близоруко щурясь, прокурор долго пролистывал предоставленный материал, всматривался в фотографии похищенных камней и все более хмурился. Только когда Филимонов показал ему бумагу с большой императорской печатью, свидетельствующую о чрезвычайных полномочиях, прокурор одобрительно кивнул и поставил размашистую роспись.
– Пожалте. Надеюсь, арестование пойдет ему на благо.
Владимир Гаврилович едва перешагнул порог своего кабинета, как в дверь постучали и вошли Рыков и Васильевский, держащий перед собой объемную папку документов.
– Извольте, ваше превосходительство, – для пущей убедительности качнул он тяжелой папкой, давая понять, что время проведено в большом усердии. – Материалов на него набралось немало.
– Положите сюда, – произнес действительный статский советник, указав на стол. И когда папки заняли самый край письменного стола, продолжил: – Что вы можете о нем сказать, ознакомившись с документами?
– Судя по тому, что в них написано, Варнаховский ведет весьма разгульный образ жизни. Гуляка, пьяница, любитель всевозможных приключений и розыгрышей. Только за последний месяц он трижды побывал в полицейском участке за разного рода чудачества… если так можно выразиться… Однажды его даже заперли в участке, когда он осмелился оскорбить пристава, назвав его «препоганым фараоном». Но на следующий день явился командир полка вместе с толпой офицеров, и они взяли его на поруки. Мое мнение такое, если кто и мог украсть икону, так только он. Тем более что в Мраморном дворце как у адъютанта великого князя Николая у него имеется отдельная комната, и он пребывает там всякий раз, когда туда наведывается его высочество.
Полистав несколько страниц из папки, Филимонов дважды весело хмыкнул, видно, натолкнувшись на нечто весьма занимательное. Потом, подняв глаза на Рыкова, спросил:
– Тут написано, что он вымазал желтой краской мастерового Эмуна Шляйхера.
– Вернос, ваше превосходительство. Этот Эмун Шляйхер был нанят для ремонта в его конюшне и вымазал стойла желтой краской. Да вот беда, краска долго подсыхала. Наутро Варнаховскому надобно было сопровождать великого князя в какойто деловой поездке, а вся лошадь была в желтой краске, которая к тому же еще очень плохо стиралась. Вот он в сердцах привязал этого мастерового вожжами к столбу, раздел донага и вымазал его желтой краской, а потом спровадил на улицу. За это ему пришлось отсидеть трое суток на гауптвахте.
– Вижу, он большой весельчак, – буркнул Филимонов, – так что мне просто не терпится с ним познакомиться.
* * *
Ресторацию «Самарканд» Леонид Варнаховский покидал в изрядном подпитии. Дважды он едва не оступился и, не будь подле него двух цыган, что заботливо поддержали его под руки, так и растянулся бы на глазах многочисленных прохожих.
Подобное состояние называлось напиться до «белых слонов». Нужную кондицию можно было приобрести только после посещения пяти ресторанов кряду. «Самарканд» был последним. Следовало подаваться до дома и как следует выспаться, чтобы после полудня предаться воспоминаниям о прошедшей ночи в кругу друзей, которые помогут восстановить провалы в памяти. А уже потом, значительно отдохнувшим и приободренным, можно будет приступить к очередному этапу приключений, столь же захватывающему.
– Господа, я поеду только в карете! – повернувшись, громко произнес корнет.
Приятно было осознавать, что провожать его вышли все цыгане, и по тому, как они широко и душевно улыбались, было понятно, что денег в кабаке оставлено немало. Во всяком случае, в этот раз он выходил из «Самарканда» совершенно пустым, и в карманах позвякивало лишь два пятиалтынных – ровно столько, чтобы добраться до дома.
Особенно приятно было, что в числе провожающих находилась Анюта – молодая солистка цыганского хора. На ней было шесть платьев и никакого нижнего белья, в чем Варнаховский сумел убедиться в прошлое воскресенье. Правда, ценой этой тайны был туго набитый кошелек. Однако о потраченных деньгах он не жалел, прелести молодой цыганки стоили того. И Леонид всерьез намеревался узнать, из какого материала нижние юбки у остальных солисток хора.
Помахав Анюте, он направился к поджидавшему его экипажу.
– Я поеду только на тройке, – объявил Варнаховский, чувствуя, что каждый шаг дается ему с некоторым усилием: так и швыряло во все стороны! Полное ощущение того, что весь Васильевский остров, превратившись в корабль, угодил в двенадцатибалльный шторм.
– Уже подана, ваше сиятельство, – указал пожилой цыган Болтан на громоздкое угловатое сооружение на колесах, выкрашенное в грязножелтый цвет. – Садитесь!
– Послушай, братец, эта карета, часом, не заболела желтухой? – приостановившись, спросил Леонид.
Шутку подхватили веселым смехом.
– Надеюсь, я не заражусь от этой кареты какойнибудь непотребной болезнью? – обратился гусар к извозчику, сидевшему высоко на козлах, прикрытых потертой шинелью.
– Ваш бродь, да у меня лучшая карета во всем городе! – клятвенно заверил извозчик, стараясь укрыть ветхой тряпицей солому, выбивавшуюся через драное сиденье. – Другую такую во всем городе не сыщешь!
– Это уж верно… Ну, так и быть! – махнул рукой поручик, ступая на расшатанную подножку.
Поблизости остановилась золоченая карета с сытыми лошадьми. Сиденья покрыты парчой, а на подушках, важно развалившись, сидели два франта в итальянских сюртуках. Один из них, тот, что был постарше, в белом сюртуке, с отвислыми щеками, брезгливо посмотрел на Варнаховского, пытавшегося удержать равновесие на подножке, и произнес, капризно выставив губу:
– Вот это и есть тот самый корнет Варнаховский. Наделал он тут в городе шороху. Дня не может прожить, чтобы не набедокурить. Надо будет как следует его прищучить, – последние слова прозвучали особенно громко и напоминали вызов.
– Ваше благородь, вы бы некрепко за дверцуто тянули, – жалостливо протянул извозчик, – а то она того… отвалиться может. А это, стало быть, дополнительные расходы.
Леонид поднатужился и, собрав по крупицам трезвость, спрыгнул с подножки. Ему показалось, что получилось на удивление легко, даже гдето молодцевато. В действительности его спрыгивание больше походило на падение мертвецки пьяного человека – не подставь дюжий цыган руки, он ткнулся бы физиономией в булыжник.
Сделав несколько неверных шагов по направлению к карете, он произнес:
– Господа, это вы, случаем, не ко мне обращаетесь?
– Поручик, – проговорил все тот же толстощекий франт, – вы изрядно пьяны, я бы вам посоветовал проспаться. А уж там можно и поговорить.
– К сожалению, не знаю, кто вы такой и чем занимаетесь, но у меня достаточно сил, чтобы вытряхнуть ваши толстые ляжки из дорогих портков.
Раздался сдержанный смех. Понемногу Варнаховского обступали приятели, справедливо полагая, что дело закончится очередной развеселой забавой. И по тому, как задорно светились их глаза, было понятно, что им не терпится принять участие в назревающем веселье.
– Вы, видно, плохо представляете, с кем имеете дело.
– Прекрасно представляю. Потому что вижу перед собой двух надутых индюков, ищущих приключения на свои толстые задницы.
Стоявшие рядом приятели поддержали шутку хохотом. Похоже, ожидания целиком оправдывались.
– Это черт знает, что такое! Полиция! Где у нас полиция?! – громко завопил толстощекий, привлекая к себе всеобщее внимание.
– Господа, – повернулся Варнаховский к приятелям. – Эти господа совершенно не представляют, как вести себя в благородном обществе. Я предлагаю их проучить.
– Это мы мигом, – принялся засучивать рукава Борис Салтыков.
– Только, ради бога, не нужно их бить! – принялся наставлять поручик. – Давайте просто сбросим их в Неву, чтобы они прополоскали свои мозги и набрались умуразуму.
Новая забава была встречена с восторгом. Несколько пар рук, преодолевая протесты толстощекого, выволокли его из кареты и под веселый смех потащили к реке.
– Господа, что происходит?! Я буду жаловаться! – кричал толстяк. – Я действительный статский советник Министерства юстиции.
Чем вызвал очередной взрыв хохота разгорячившихся офицеров.
Его более молчаливый сосед с перекошенным от страха лицом умолял офицеров лишь об одном: не кидать вниз головой. Просьба была услышана. Взяв юношу за руки и за ноги, его широко раскачали и на счет «три» швырнули в темную воду, поребячьи обрадовавшись огромному количеству брызг. Столь же незамысловато поступили и с толстощеким господином, который даже в момент падения не желал расставаться со своим черным кожаным портфелем.
* * *
Филимонов вышел из управления, с изумлением обнаружив, что кареты нет на месте.
– А где этот чертов Феофан? – спросил начальник сыска у адъютанта.
– Так вы его давеча с Рыковым отправили, – удивленно ответил тот, пожав плечами.
– Ладно, пусть Назар запрягается, поеду на его таратайке, – сказал Филимонов.
– Так его тоже нет, на этом экипаже чиновник по особым поручениям Васильевский отбыл. Срочно, говорит, надо.
– Что ты будешь делать! Когда ехать, так никогда кареты не сыщешь… Ладно, лови какогонибудь «ломового», пусть сюда едет.
Через пять минут подъехала карета, на передке которой восседал степенный извозчик.
– Чтото у тебя, братец, карета дрянь! – высказался Владимир Гаврилович. – Сиденья рваные, солома отовсюду торчит…
– Скверная карета, барин, – легко согласился извозчик. – Да и лошаденка худа. Вон как бока исхудали, почитай, двенадцать годков ей. Как с ней из деревеньки прикатил, так и служу. Вот свалится гденибудь посередь прошпекта, так уже и не поднять.
– А ты бы не колотил ее шибко, глядишь, и без приключений бы добрались.
– Доберемся, барин, – пообещал извозчик, – тут недалече. Када из деревнито уезжал, думал, разживуся, избенку построю, а теперь думаю, где тут разживессято? Вот сам пощитай, от Адмиралтейства до АлександроНевской лавры шесть копеек будет. Про какие тут капиталы говорить? На гороховый суп хватило бы! Ээх! – принялся он подправлять кусок старой шинели, сползающий с козел.
– Где он, узнал? – спросил Филимонов у адъютанта.
– В ресторане «Самарканд».
– Поехали!
Через узенькие стекла в широченных рамах был виден вечерний СанктПетербург, понемногу наполнявшейся огнями.
Лошаденка и вправду была не ахти: бока ввалились, грива поредела, хвост пооблез, а на поворотах ее так заносило, что она начинала бестолково сучить ногами, и Владимир Гаврилович всякий раз опасался, что животина может расшибиться о мостовую. При этом кучер имел скверную привычку погонять ее на поворотах толстой плетью.
– Кажись, приехали, барин, – объявил извозчик, когда впереди полыхнули огни ресторана «Самарканд».
– А это что такое? – удивленно показал начальник сыскной полиции на толпу, собравшуюся у гранитного парапета.
Присмотревшись, он увидел в реке двух людей, колотивших руками по воде. Вдоль ограждения стояло десятка три развеселых зевак, с восторгом наблюдавших за бедолагами. Здесь же небольшая группа офицеров. Собравшимся было весело, чего нельзя было сказать об утопающих горемыках.
– Господа офицеры шуткуют, – сообщил извозчик. – Видать, в кураже. Сбросили какихто несчастных в воду и сейчас глядят – потопнут али нет.
– Тоже мне забава! Останови здесь! – приказал Владимир Гаврилович.
– Тпру, родимая! Стоять! – энергично потянул вожжи кучер. – Пожалте!
Следом остановилась полицейская карета, откуда, стуча по сброшенным подножкам ножнами сабель, повыскакивало четверо городовых.
– Это что же здесь происходит? – сурово спросил Филимонов, приблизившись к развеселившейся толпе.
– Господа купаться надумали, – хохоча, ответил молодой белокурый корнет, показав на двух людей, пытавшихся выбраться из воды.
Без шляп, в промокшей одежде, они пытались взобраться на ступени, но всякий раз соскальзывали с гранитной поверхности. Особенно смешно выглядел толстый мужчина в белом сюртуке, державший в руке размокший портфель. Пытаясь зацепиться за перила, он неизменно терпел неудачу и глухо бормотал себе под нос, судя по всему, проклятия.
Наконец одному из них, тому, что был помоложе и похудее, удалось вползти на ступени, и собравшиеся поприветствовали его усилия одобрительными выкриками. Мужчина постарше, видно, не столь расторопный, наконец сумел преодолеть на четвереньках первую ступень и, распрямившись, протянул портфель более удачливому товарищу. Некоторое время он стоял на лестнице, отпыхиваясь, а потом, отдышавшись, замахал кулаками:
– Это вам даром не пройдет! Я буду жаловаться в полицию!
– Полиция здесь, сударь, – вышел вперед изза примолкшей толпы Владимир Гаврилович. – Что тут происходит?
– Вот этот господин, – показал толстяк на удалявшегося корнета, – вместе с этими людьми, – взгляд обратился на группу офицеров, где в центре стоял высокий поручик, – скинули нас в воду. Мы едва не утонули. Они нанесли нам оскорбление, испортили нам вечер, наши костюмы пришли в полнейшую негодность!
– Представьтесь, кто вы такой? – строго спросил начальник сыска, шагнув к улыбающемуся поручику.
– Может, вы сами сначала представитесь?
Похоже, тот был крепко пьян и не осознавал всей серьезности ситуации.
– Извольте… Начальник сыскной полиции, действительный статский советник Филимонов. Так с кем имею дело?
– Хм… Поручик лейбгвардии Гусарского Его Величества полка Варнаховский, если вам угодно, – слегка наклонив голову, он щелкнул каблуками.
Веселье вокруг угасло.
Филимонов просиял, словно повстречал старинного доброго приятеля:
– Наслышан о вас, милейший. Личность вы знаменитая. Вот, значит, как вы выглядите… Колоритно! Весьма, весьма рад встрече, – широко заулыбался начальник сыскной полиции, как если бы намеревался броситься к нему с объятиями. И, резко повернувшись к полицейским, стоявшим от него по правую руку, приказал: – Арестуйте этого господина! Да смотрите, стерегите покрепче, чтобы не убег! А то от него всякого можно ожидать.
Полицейские подхватили Варнаховского с двух сторон и, преодолевая сопротивление, втащили в карету. Затем привычно заняли места по обе стороны от злоумышленника, а снаружи, для пущей бдительности, закрыли дверцу на запор.
– Что же такое делается! За невинные шалости в каземат сажать! – пытался протестовать Леонид.
– У нас еще будет время поговорить по этому поводу, – возразил Филимонов. – Представление закончилось, – обратился он к безмолвной толпе, не ожидавшей подобной развязки. – Расходись!
– Как вы вовремя, господин Филимонов, – скороговоркой проговорил толстощекий. – Ежели б не ваше заступничество, так и не знаю, что бы я делал. Заприте его к татям, уж онито научат его разуму.
– Вы бы, милейший, топали домой, – хмуро обронил Владимир Гаврилович, устраиваясь в карете, – так ведь ненароком и гайморит можно получить.
Вскоре зеваки разошлись, и на опустевшей набережной осталось лишь двое вымокших господ, безуспешно пытавшихся остановить извозчью карету.
