Текст книги "Аристократ обмана"
Автор книги: Евгений Сухов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 8
Ростовщик
Леонид проснулся ранним утром, когда дворец еще спал. Ктото неторопливым шагом прошелся по коридору, ненадолго остановившись у его комнаты, а потом затопал дальше, и толстый ворс ковровой дорожки заглушал тяжеловатый шаг.
Тщательно побрившись, поручик освежил лицо одеколоном, аккуратно сложил драгоценные камни в небольшие мешочки, припасенные заранее; отдельно от остальных положил три алмаза. Подумав, тщательно упаковал икону, без камней и оклада выглядевшую скорбящей, и уложил на дно сумки. Придав лицу беспечный вид, вышел в пустующий коридор.
Из дворца Варнаховский направился прямиком в Летний сад – любимейшее место в СанктПетербурге, чтобы еще раз осмыслить создавшееся положение. Оказавшись в тени старых лип, он как никогда остро ощутил плачевность своего состояния. Ослушаться великого князя он не мог, и не только в силу своего служебного положения, а потому, что тот принадлежал к дому Романовых; по его мнению, ослушаться означало в какойто степени бросить вызов царствующему дому. В то же время он отчетливо понимал, что Николай Константинович, отдавая ему беззаконный приказ, противопоставляет себя остальным родственникам. Хотя не исключен и другой вариант: вряд ли царствующая семья пожелает выносить сор из избы, а его самого династия Романовых, уподобившись древним язычникам, просто отдаст на заклание.
В какойто момент Леонид хотел рассказать о своих сомнениях Уварову, но потом оставил эту затею. Создавшуюся ситуацию они попробуют разыграть в свою пользу и вряд ли ему помогут. Как тут ни крути, а он всецело способствует планам Третьего отделения.
А может, всетаки обойдется? Ведь не самоубийца же Николай Константинович в самом деле! Крадет же не у когонибудь, а у своей матушки, а за такое она вряд ли пожелает выдавать собственного сына.
Несколько приободренный Варнаховский подошел к городскому ломбарду «Гительман и сыновья», хозяином которого был старый еврей Мойша Гительман. Поговаривали, что он был едва ли не самый богатый человек в Петербурге и, кроме отменного знания драгоценных камней, имел отличную клиентуру; за те камни, которые он ему выложит, должен заплатить немалую цену… В общем, Мойша Гительман был первым в его списке.
* * *
Ломбардщик был старым человеком с вытянутым грустным лицом, с бесцветными бледноголубыми глазами, в которых была запечатлена вся скорбь еврейского народа, и невероятно сутулым, что должно было свидетельствовать о том, что большую часть жизни он провел за разглядыванием ценностей, принесенных в ломбард.
– Чем могу быть полезен? – равнодушным голосом поинтересовался Гительман.
– Я бы хотел заложить коекакие драгоценные камни, – стараясь придать своему голосу как можно больше безразличия, ответил Варнаховский. – На мой взгляд, весьма любопытные вещички.
– Покажите, – прозвучал все тот же безучастный голос.
Вытащив из сумки небольшой мешочек, поручик ослабил горловину и высыпал на прилавок шесть крупных алмазов и четыре рубина, каждый из которых был величиной с ноготь. Весело прокатившись по гладкой поверхности стола, камушки остановились в точности у ногтей Мойши Гительмана.
Посмотрев долгим взглядом на клиента, ломбардщик, не сказав ни слова, взял ближайший к себе алмаз и, вооружившись лупой, принялся тщательно рассматривать сверкающие грани. Даже через маску профессионального скупщика удалось рассмотреть настоящий восторг, проявившийся в глазах шальным блеском, в дрогнувших тонких пальцах. Затем столь же осторожно, не глядя на посетителя, всецело поглощенный оценкой, он принялся рассматривать следующие драгоценности.
Когда последний камень был тщательно изучен, оценщик произнес тоном, в котором можно было угадать настоящее восхищение:
– Не каждый день в ломбард приносят подобные вещи.
– Нисколько не сомневаюсь в этом.
– Итак, сколько же вы хотите?
– Меня бы устроила сумма в пятьсот тысяч.
Ломбардщик поморщился, будто от острой зубной боли.
– Сумма большая…
– Посмотрите на эти камни, они стоят того!
– Понимаете, во всей империи вы вряд ли найдете человека, который даст вам больше, чем старый Мойша.
– И сколько же вы мне можете предложить?
– Сто пятьдесят тысяч. Уверяю вас, это хорошая цена!
– Боюсь, мы с вами не договоримся, – потянулся Варнаховский к камням, лежавшим аккуратной кучкой.
– Постойте…
– Слушаю вас.
– Хорошо, я могу предложить вам сто семьдесят тысяч рублей, – проговорил скупщик. Его лицо вдруг приняло удивленное выражение, как будто бы он не ожидал от себя подобной щедрости. – Уверяю вас, вряд ли во всем Петербурге вы отыщете большего простака, чем старый Мойша.
– Пусть будет повашему, – согласился Варнаховский, – но деньги мне нужны немедленно.
– Не беспокойтесь, – расслабленно улыбнулся скупщик. – Вы их получите, как только мы оформим квитанции. С кем я имею дело?
– Варнаховский Леонид Назарович.
– Вы уж извините, но мне бы хотелось взглянуть на документ, удостоверяющий вашу личность, так положено. Иначе у меня могут быть очень большие неприятности. Товар слишком дорогой, и старому Мойше не хотелось бы на старости лет иметь дело с полицией.
Поручик вытащил из кармана документ:
– Это мое удостоверение личности.
Кивнув, скупщик, стараясь не выглядеть удивленным, переписал данные Варнаховского и вернул документ.
– Благодарю вас, господин поручик.
Затем подошел к огромному несгораемому шкафу, стоявшему в самом углу комнаты, и, открыв его двумя большими ключами, извлек из мрачной глубины несколько ровных пачек ассигнаций.
– Пересчитайте, здесь ровно сто семьдесят тысяч. Вчера получил их из банка.
Небрежно покидав пачки ассигнаций в сумку, Варнаховский проговорил:
– Не буду вас утруждать. Верю, что здесь все в точности. А потом, надеюсь, что это не последняя наша встреча.
Коротко попрощавшись, он зашагал к двери, а Гительман принялся сортировать камни по размерам, складывая их в маленькие коробочки, лежавшие на прилавке.
В течение трех последующих часов Варнаховский обошел еще с десяток ломбардов, радуясь неожиданной удаче, – за драгоценные камни удалось выручить на двести тысяч более того, на что рассчитывал великий князь. Надо полагать, что такая сумма будет ему приятна.
Леонид хотел было возвратиться в Мраморный дворец, как вдруг увидел среди каменных строений Вознесенского переулка небольшую деревянную церквушку с покосившимся притвором, подпиравшую южной стороной высоченный особняк. Церковь огораживала хлипенькая изгородь, готовая свалиться при сильном порыве ветра. Внутренний двор убог – там и сям торчали пожелтевшие кусты, вдоль изгороди через камни пробивался потемневший от пыли подорожник. Надо полагать, у церквушки приход был невелик, да и беден, а потому хозяйство пребывало в запустении и упадке. Повинуясь какомуто внутреннему импульсу, перекрестившись, Варнаховский потянул на себя скрипучую шаткую калитку и вошел на территорию церкви. Из притвора на порог церкви вышел худой священник с изможденным, заросшим седой бородой лицом. Глаза пронзительные. Изучающие. Покорности в нем ни на грош, видно, у него было достаточно причин, чтобы поглядывать на окружающих с недоверием.
– Вы когото ищете?
– Вас, батюшка.
– Меня? – Священник не выглядел удивленным.
Открыв сумку, Леонид вытащил из нее икону, завернутую в цветастый ситец, и, протянув ее священнику, молвил:
– Полагаю, она у вас не запылится.
Развернув тряпицу, священник не удержался от восхищения:
– Красотато какая! Откуда это у вас?
– Сейчас это неважно… Во всяком случае, она будет вам нужнее, чем мне.
– Так это дар?
– Дар, батюшка, – подтвердил Варнаховский. – Надеюсь, что вы им распорядитесь правильно.
Не сказав более ни слова, он вышел, закрыв за собой скрипучую калитку.
Глава 9
Дворцовая кража
Пропавшую икону хватились на следующий день. Проснувшись поутру, Александра Иосифовна по своему обыкновению пожелала помолиться подле любимой иконы, однако, к своему немалому удивлению, на прежнем месте ее не обнаружила. Поначалу она подумала, что икона находится в одной из дальних комнат дворца, куда ее по недомыслию могли отнести слуги. Однако после двух часов поисков стало очевидно, что иконы нет не только в комнате, но и во дворце.
Прежде подобной пропажи не случалось. Каждому во дворце было известно о том, что образ был подарен Николаем I на бракосочетание его сына, а потому отношение к нему было особенно трепетным. Человека, посягнувшего на икону, следовало назвать безрассудным.
Некоторое время, мучившаяся тайными подозрениями великая княгиня надеялась, что образ будет возвращен на прежнее место, однако время шло, а пропажа не обнаруживалась. Около полуночи Александра Иосифовна сообщила о пропаже мужу.
– Что ж… даем злоумышленнику еще ночь, – хмуро произнес великий князь Константин. – Если к утру икона не обнаружится, будем вынуждены обратиться в полицию, как это ни прискорбно.
– Как ты думаешь, кто мог это сделать? – с дрожью в голосе спросила Александра Иосифовна. – Может, всетаки…
– Александра, – строго посмотрел великий князь на супругу, догадываясь о возникших подозрениях, – кто бы это ни сделал, он должен ответить за содеянное, и давай закроем эту тему.
И сухо кивнув, Константин Николаевич скорым шагом покинул кабинет.
* * *
Чудо не произошло, икона не обнаружилась. Хмурый, явно пребывая в скверном расположении духа, великий князь повелел запрячь лошадей, и когда кучер заявился с поклоном сообщить о выполненном распоряжении, сказал, что они едут в полицейский участок.
Появление в участке великого князя наделало переполох. О сути дела тотчас было сообщено в Третье отделение, и ввиду особого случая на место предполагаемого преступления выехал Кирилл Федорович Бобровин в сопровождении целой свиты полицейских.
Никогда прежде будуар великой княгини не знал такого количества посторонних мужчин. Возможно, именно поэтому Александра Иосифовна чувствовала себя крайне стеснительно и жалась вдоль стен, когда дознаватели со странной смесью галантности и настойчивости требовали потесниться, выискивая на полу и комоде какието им одним известным улики.
Великий князь Константин Романов, генераладмирал, второй человек после императора, был мрачен, в сыскное дело не встревал – наоборот, требовал от прислуги всякого содействия.
– Сама по себе кража в великокняжеском дворце – дело весьма серьезное, – обратился к Константину Николаевичу начальник первой экспедиции Бобровин. – И требует самого пристального изучения. Но всетаки мне хотелось бы знать, насколько ценна для вас эта икона.
– Видите ли… Этой иконой мой отец, Николай I, благословлял меня на брак с супругой.
– Тогда понятно. Что ж, будем искать. А у вас есть фотографии этой иконы?
– Александра, дай, пожалуйста, господину полицейскому нашу фотографию. – Далее Константин заговорил тише, смысл был понятен только им. – Ту самую…
Едва кивнув, великая княгиня поспешила в спальные покои. Вернулась она через минуту, держа в руках небольшую фотографию в обыкновенной деревянной раме.
– Пожалуйста.
Взяв фотографию, Кирилл Бобровин увидел великого князя Константина и его супругу, принцессу СаксенАльтенбургскую, ставшую впоследствии великой княгиней Александрой Иосифовной. Молодые улыбающиеся люди, полные самых радужных надежд. Даже по прошествии двадцати пяти лет тетя Сани, как называли ее во дворце, сохранила свою природную привлекательность. Великий князь тоже не сильно изменился, разве что возраст изрядно посеребрил его виски и осушил кожу. Чемто они походили на ангелов, были столь же стройными и воздушными. Сейчас малость погрузневшие от возраста, они сохранили прежнюю живость. Возможно, что ангелы не ушли, а только спрятались внутри них.
Между ними стояла небольшая икона, в окладе которой отчетливо выделялись огромные драгоценные камни.
– Вот это – сапфир, – показал великий князь на огромный угловатый камень в самом углу рамки. – Он был куплен у индийского шаха Алексеем Михайловичем. А вот это – рубин, – ноготь князя уткнулся в изображение камня вытянутой формы. – Это александрит. Камень куплен Петром Алексеевичем во время его первого путешествия в Европу. А эти алмазы привезены из Южной Африки.
– Мы бы хотели получить полное описание всех камней в окладе.
– Вы их получите. Этим делом занимается наш дворцовый ювелир. У него есть описание всех камней. Право, я даже не знаю, для чего он все это делал, – великий князь обескураженно развел руками. – Теперь вот понимаю, для чего… Пригодилось.
– И еще… Мне бы хотелось взять эту фотографию. Вы позволите?
– Возьмите, только сами понимаете… Это наша семейная реликвия. С ней связаны дорогие нам воспоминания.
– Можете не сомневаться, я верну ее точно в таком же виде, – твердо пообещал Бобровин.
– Когда можно ожидать первых результатов расследования?
– В нашем деле прогнозирование – дело весьма неблагодарное. Но уверяю вас, что я сделаю все возможное, чтобы побыстрее отыскать ваши драгоценности и выявить злоумышленника.
* * *
Великий князь Константин Николаевич был один из немногих, кто мог захаживать к императору Александру Второму породственному, без доклада, как младший брат к старшему. И дело здесь было не только в августейшем родстве – он являлся генераладмиралом Российской армии, председателем Государственного Совета, а также наместником царства Польского, и зачастую дела требовали немедленного разрешения. Собственно, как и в этот раз.
Уже подступив к двери, великий князь Константин неожиданно остановился, на мгновение усомнившись в принятом решении, а затем столь же уверенно распахнул тяжелую резную дверь.
Александр Николаевич сидел за рабочим столом и чтото энергично записывал в большой объемной тетради.
– Я тебе не помешал? – спросил Константин, мгновенно почувствовав себя неловко. Схожее состояние он ощущал всякий раз, когда приходил в кабинет брата.
Лицо императора выглядело печальным. Полгода назад скончалась от чахотки императрица Мария Александровна, оставив на попечение супруга шестерых детей. Государь, выждав протокольный срок траура, женился на своей давней любовнице – Екатерине Долгорукой, родившей ему троих детей, пожаловав ей титул светлейшей княгини Юрьевской.
Тайные встречи старшего брата с княжной Долгорукой происходили практически у Константина на глазах. Однако он ни словом, ни взглядом не выдал своего неудовольствия. Поначалу встречи проистекали в Летнем саду и выглядели весьма невинно, а однажды государь пригласил девицу в Бельведер, где они остались наедине на целую ночь. И с того времени стали встречаться в открытую.
На прошлой неделе Александр Второй подписал удостоверение о вложении на счет Екатерины и ее детей более трех миллионов рублей золотом в филиал «Французского банка» в Ницце. Хотелось верить, что подобное решение было взвешенным.
В царствующей фамилии поговаривали, что император относится к своему наследнику отчужденно и видит на российском престоле старшего сына от морганатического брака с Екатериной. Надо полагать, подобные рассуждения законному наследнику Александру Александровичу настроения не прибавляли.
– Что ты, – почти возмутился император. – Разве ты когданибудь мешал мне? Проходи, Костя. Садись, – указал он на стул рядом с собой.
Константин Николаевич повиновался. Взгляд его невольно упал на разложенные листки бумаги; другие, смятые в комок, валялись в корзине для мусора. На странице, поверх которой покоилась крупная ладонь Александра Второго, было написано: «Милая Катенька…». Константин Николаевич невольно отвел взгляд, опасаясь ненароком стать свидетелем сердечной тайны.
– Ты чтото хотел мне сказать?
– Да. У нас произошла некоторая неприятность…
– Вот как? Рассказывай, что произошло.
Как глава дома Романовых Александр Николаевич обязан был вникать во все дела августейшей фамилии: от рождения детей, которых нередко лично нарекал именами, до разрешения на брак.
– Поначалу я не хотел тебя тревожить, но потом решил рассказать. Пусть лучше ты услышишь от меня эту неприятную новость, чем от когото другого…
– Так в чем же дело?
– Позавчера пропала любимая икона Александры, та самая, которой отец благословил нас с ней на брак.
Александр Второй тотчас посуровел:
– Бог ты мой! И ты называешь это пустяками? Откуда она пропала?
– Из будуара великой княгини. Мы провели небольшое семейное расследование, но так и не отыскали. Ни горничные, ни служанки икону не видели. Поначалу мы думали, что она просто кудато запропастилась, что просто ктото из горничных перенес ее в другое место. Но потом, когда поиски ни к чему не привели, стало ясно, что икона украдена.
– Это что же такое происходит? – возмущенно проговорил император. – Прежде такого никогда не водилось. Я отдам Филимонову распоряжение, чтобы он произвел самое тщательное расследование, а когда злоумышленник будет найден, накажу его со всей строгостью, кто бы он ни был!
– Я уже обратился за помощью в первую экспедицию, они были во дворце…
– Ничего, – успокоил император, – я знаю Филимонова; думаю, что в этом деле он будет крайне полезен. Пусть Третье отделение и сыск работают параллельно.
Александр Николаевич слегка пододвинул к себе лист бумаги. Разговор был закончен. Аудиенция продлилась ровно десять минут. Более не следовало злоупотреблять добрым расположением старшего брата и государя. Сейчас все его мысли были заняты предстоящей поездкой к Екатерине.
Попрощавшись, Константин Николаевич вышел из кабинета.
* * *
– Как там наш подопечный? – спросил Александр Уваров, остановив тяжеловатый взгляд на Кирилле Бобровине. – Он попрежнему столь же неуемный?
Начальник первой экспедиции едва улыбнулся, понимая, о чем именно идет речь. Великий князь Николай Константинович пользовался не самой лучшей репутацией в обществе, и это при том, что он обладал многочисленными талантами, имея все предпосылки считаться образованнейшим человеком империи. Николай был одним из первых Романовых, получивших высшее образование, закончив с отличием Академию генерального штаба. Геройски показал себя во время похода в Хорезм, за что был награжден орденом Святого Владимира и произведен в полковники. И с этим в нем сочеталась вседозволенность, порой граничащая с безумием. Его эпатажные выходки шокировали самую терпеливую публику, и ни для кого не было секретом, что адъютанты приводили к нему во дворец женщин из самых знатных фамилий империи.
– После того как у Николая появилась американская танцовщица, он поумерил свою страсть, – ответил Бобровин. – У нас есть основание предполагать, что он намерен уехать за границу.
– Видно, у него достаточно средств. Впрочем, ему это ничего не стоит, достаточно назанимать большие суммы у толстосумов и прочих богатых простофиль. А их в нашем отечестве всегда было предостаточно. Насколько я понимаю, расплачиваться с ними он не намерен.
– Именно так.
– Кроме Элиз Руше, он встречается еще с кемнибудь?
– Да. Кроме нее, у великого князя есть еще пять постоянных любовниц.
– Что это за женщины?
– Аристократки. Две их них – замужние княгини: одна – за Василием Разумовским, а другая – за Иваном Оболенским. Похоже, мужья знают о шалости своих благоверных, но объясняться с великим князем не желают. Остальные незамужние, пользуются расположением кавалеров. Среди них следует выделить Софью Перовскую…
– Дочь губернатора СанктПетербурга? – невольно подивился Уваров.
– Именно так.
– И чем же она вам… не приглянулась? Я знал ее совсем маленькой девочкой. Когдато даже нянчил на руках. Безупречно милое дитя! Умна, образованна…
– Именно так, ваше высокопревосходительство. Софья Перовская окончила женские курсы, имеет сертификат о получении знаний в объеме мужской гимназии. Вместе с тем она связана с «народовольцами», причем является весьма активным членом.
– Вот оно как вырисовывается! Великий князь Николай и Софья Перовская… Тут и до царя рукой дотянуться можно.
– Нам достоверно известно, что великий князь Николай с большой симпатией относится не только к ней, но и к ее революционным взглядам. Совсем недавно она выпросила у него сто тысяч рублей на революционные нужды: на печатание газет, прокламаций, на подготовки терактов, закупку оружия, динамита, на подкуп чиновников, судей…
– Право, никак не думал, что из этой прелестной девочки может вырасти такое кровожадное чудовище.
– По агентурным данным, это именно она организовала взрыв железнодорожного полотна, по которому должен был проехать император Александр Николаевич.
Уваров понимающе кивнул:
– Тогда государь не погиб только чудом… Не упускайте ее из вида. Отслеживать все ее контакты. Мне особенно интересна ее связь с великим князем Николаем.
– Мы установили за ней наблюдение. В ее близком окружении находится и наш человек.
– Прекрасно! Будем ждать результатов.
