Текст книги "Король медвежатников"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

На счету у славной четверки было не менее двух десятков еретиков. Церковь с доносчиками расплачивалась щедро, из имущества казненных, каждый из них мог считать себя состоятельным человеком.

А бродягу Клода, собиравшего милостыню у церкви, можно было назвать королем нищих. Когда он протягивал руку за очередным подаянием, то на его запястье сверкал широкий золотой браслет с изумрудами, а грязную шею украшал крест, усыпанный крупными бриллиантами. Нищий любил говорить о том, что крест ему пожаловал сам епископ за выдающиеся заслуги перед церковью, но парижане знали, что действительность выглядела куда более неприглядно. Три месяца назад был предан костру ростовщик Матвей, у которого в должниках числилась едва ли не половина Парижа, а Клод, проходивший по этому делу свидетелем, выпросил у епископа в качестве вознаграждения золотой крест.

Клод не был беден и вполне мог вести образ жизни преуспевающего горожанина. Многие ремесленники в сравнении с ним и вовсе выглядели неимущими, но попрошайничество, сделавшееся смыслом его существования, не позволяло мыслить как-то иначе.

Брат Артур посмотрел на епископа. Тому следовало давно бы подать знак, но он отчего-то медлил.

Неожиданно Марсель что-то произнес. Брат Артур невольно воззрился на распятых еретиков.

– Еретики хотят покаяться в своих прегрешениях перед Господом Богом, – обратился он к застывшей толпе. – Мы слушаем тебя, – в голосе монаха послышалась терпимость.

– Я никогда не видел Париж с такой высоты, – хрипло сказал художник. – Он очень красив. Жаль, что мне не придется нарисовать увиденное... Ты слышишь меня, дед?!

Епископ слегка наклонил голову, давая разрешение на казнь, и брат Артур, прерывая предсмертную исповедь еретика, распорядился:

– Поджигайте!

Почти одновременно четверо мужчин сунули факелы в сухую солому, которая, яростно затрещав, принялась выбрасывать в небо языки пламени. Огонь, распаляясь, свирепствовал все более. Сначала он обжег лицо Марселя, заставив его взвыть от боли, а потом сорвал с Луизы платье, безжалостно и бесстыдно обнажив ее истерзанное тело. А потом, видно устыдившись собственного бесчестия, укутал ее красивую фигуру густыми клубами желтого дыма, спрятав ее от злорадных взглядов.

Уже через полчаса все было кончено. На обгорелых крестах, стянутых стальной проволокой, остались висеть два обугленных дымящихся трупа.

* * *

Старый Экзиль подъехал к кострищу далеко за полночь. В этот час собор Нотр-Дам казался особенно угрюмым. В окнах на втором этаже горели свечи, и красные блики, пробиваясь через матовые стекла, падали смутными отсветами на оскалившиеся морды застывших каменных химер. Сейчас они выглядели живыми и с высоты многометрового величия посматривали на снующих внизу людей как на никчемных насекомых.

Стражи у кострища уже не было. Парни ушли два часа назад, чтобы пропить заработанные деньжата в ближайшей таверне. Не опасаясь быть узнанным, старик поднялся на пепелище, скорбя, склонился над внуком и принялся раскручивать на обугленных запястьях проволоку. Потом снял мертвеца с перекладины и, почти невесомого, бережно отнес в телегу.

Следующей была Луиза.

На правой ее кисти он разглядел серебряный браслет с несколькими гранатами. Странно, что никто из стражи не позарился на столь красивую вещь. Правда, вот камушки растрескались от жара, да металл заметно оплавился.

Скорее всего, видели, но не забрали из суеверия.

Бережно, как если бы Луиза была всего лишь ранена, старик поднял ее и уложил рядом с мужем. Пусть и после кончины они будут неразлучны. И, взяв лошадь под уздцы, Экзиль поехал в сторону кладбища.

Могилу он вырыл загодя, сразу за оградой. Таких захоронений здесь было несколько – все без крестов. Еретики, одним словом. Дно могилы он укрыл пышным лапником, а сверху постелил мягкую материю, чтобы лежать в землице им было не жестко. Взяв под руки Марселя, осторожно уложил его в яму. Подумав, снял с себя рубаху и бережно укрыл ею внука, так-то оно поуютнее покоиться будет, – и, прочитав молитву, стал засыпать его землей.

Могила для Луизы удалась. Она получилась глубокой, с гладко выровненными стенами. У внука не столь хороша. Оно и понятно, сначала ведь для невестки старался, а потом подустал малость, силы-то не беспредельные. Но ничего, внучок в обиде не останется, кроме еловых веточек еще и досок ему подложил.

Луиза была невесомой. При жизни она такой не казалась. Старик бережно уложил обугленные останки на грубый холст, постоял немного, прочитал молитву и, поплевав на ладони, принялся засыпать могилу темно-коричневым суглинком.

Откуда-то из темноты вышла бродячая псина. Сверкнула на старика зелеными глазами и, глухо прорычав, затрусила в глубину кладбища.

Старик Экзиль достал заготовленный мешочек и сыпанул в него по горстке землицы из каждой могилы. И, закатив глаза, сделал нехитрый наговор. А потом, подхватив лопату, устало пошел к заждавшейся лошадке.

* * *

Двери собора Нотр-Дам, несмотря на поздний час, были открыты. Оно и понятно, разговор с Богом может быть безотлагательным, – чего же тогда выстаивать перед закрытыми вратами!

По обе стороны от входа полыхали факелы, бросая рваные густые тени на брусчатку. Монах перекрестился на распятие и, натянув клобук на самый нос, вошел в храм.

– Это ты, брат Филипп? – послышался голос настоятеля из глубины храма.

– Да, отец Поль, – отвечал вошедший, – пришел помолиться. Не спится мне.

– И меня сон не берет, – признался аббат. – Все на картины смотрю, – показал он взглядом на полотно, с которого, застыв в красках, смотрела Луиза. – За еретиков прошу перед Господом, как-никак – божьи дети. Епископ велел пока здесь картины повесить, у алтаря, пускай весь город посмотрит. Ну да ладно, молись себе, пойду я! – вздохнул настоятель и пошел в келью.

Оставшись в одиночестве, старый Экзиль убрал с лица клобук, снял полотно со стены. С минуту он созерцал красивые девичьи черты, потом отцепил от пояса небольшой мешочек с красками и на обратной стороне холста уверенно нарисовал грифона.

* * *

Иннокентий III разглядывал картины уже добрый час. Он то отходил на значительное расстояние, то вдруг подходил почти вплотную. Даже разок попытался притронуться ладонью к кипящим котлам, но, будто испугавшись огненного жара, немедленно отдернул руку.

Такое же сильное впечатление на него произвела и Мадонна с младенцем на руках. В ней сочетались одновременно величие и простота. Именно такой и должна быть родившая Христа.

– Я не ошибся, у этого художника действительно громадный талант, – наконец вымолвил Иннокентий III. – Он настолько огромен, что я бы подумал, будто он ниспослан ему самим дьяволом. Вы расплатились с ним сполна? – повернулся папа римский к епископу, стоящему в почтительном молчании.

– Да, ваше святейшество, – слегка наклонил голову Эде де Сюлли. – Не извольте беспокоиться.

– Эти картины достойны того, чтобы рыцари несли их во главе всего воинства. Завтра я их вручу полководцу, который поведет в Крестовый поход наше рыцарство.

И он слегка кивнул, давая понять, что аудиенция завершена.

В Париж Эде де Сюлли возвращался в прекрасном расположении духа. В который раз он сумел доказать свою преданность папе римскому и сделаться чем-то вроде посредника между французским королем и его святейшеством. Филипп II просил передать папе письмо, а на словах добавить, что он раскаивается в содеянных грехах и нижайше просит его благословения.

Во время аудиенции Эде де Сюлли ловил на себе завистливые взгляды священников, – никто из них не удостоился столь долгого общения с его преосвященством. Не исключено, что в следующий раз он прибудет в Рим уже в качестве кардинала. Неожиданно Эде де Сюлли сделалось нехорошо.

– Скажи, чтобы остановили карету, – обратился епископ к прислужнику. – Я хочу пройтись пешком.

Монах дернул за веревку, и снаружи заливисто зазвучал колокольчик, давая команду остановиться. Поддерживаемый монахами, епископ вышел из кареты. Ему стало совсем худо.

...За тысячу миль от остановившейся кареты старый Экзиль творил свою ворожбу. Вылепив восковую фигурку, он нарядил ее в одежду епископа. Посадив ее на стол, он достал из мешка землицы, собранной с могилы внука и невестки, и стал сыпать ее на голову куклы, приговаривая:

– Пусть беда войдет в тебя через глаза, пройдет через голову и поразит твое сердце. Дьявольские силы, помогите мне в этом!..

Эде де Сюлли приостановился. Силы совсем покинули его.

– Я хочу присесть, – попросил епископ.

– Ваше преподобие, мы сейчас принесем стул, – произнес один из монахов.

– Не надо... брат Артур, – отвечал епископ, – думаю, мне это будет ни к чему. Поддержите меня...

– Ваше преподобие, – негромко произнес брат Артур. – Вы испачкаете сутану.

Эде де Сюлли вдруг осознал, что сделался необычайно старым, а вместе с прожитыми годами приходит мудрость.

Улыбнувшись, епископ произнес:

– Если бы ты знал, какая это мелочь.

Поддерживаемый монахами, он опустился на траву прямо посредине поля, и высокие ромашки спрятали Эде де Сюлли с головой...

Старый колдун взял щепотку землицы и просыпал ее на стол, после чего осторожно уложил на нее восковую фигуру, бережно сложив на животе руки...

– Не усидеть мне, – сообщил епископ обступившим его монахам. – Положите меня на землю.

Монахи поддержали священника за плечи и аккуратно уложили его на душистую траву.

– Что же это со мной такое? – удивленно проговорил епископ, совсем ослабев.

Эде де Сюлли подумал о том, что не ложился на траву с раннего детства. И почти забытые ощущения вдруг вернулись к нему сейчас, когда он уже стоял у последней черты. А с земли даже самый малый предмет выглядит величественно. Жаль, что у него не было случая убедиться в этом раньше. Глядишь, и понимал бы чернь, что большую часть жизни простаивает с задранной головой. Неожиданно вспомнился брат Доминик, – не отличавшийся высокой статью, сейчас он представлялся епископу почти гигантом. Доминик говорил о том, что хотел бы создать свой орден. Орден праведников. Пусть ему благоволит удача.

А на небосводе, меняясь и принимая формы сказочных зверей и птиц, проплывали кучевые облака.

«Уж не дьявол ли отправляет свои послания!» – поежился от ужаса умирающий епископ.

Осторожно сыпанув земли из мешочка на восковую фигурку, старый колдун ткнул шилом прямо в грудь кукле и зло прошипел:

– Умри!

Епископ Эде де Сюлли дернулся и расслабленно вытянулся во весь рост...

Старик Экзиль взял мешочек с землей и аккуратно завязал его. Землицы оставалось ровно половина.

Глава 6
Надеюсь, меня не подозревают?

Судя по апартаментам мсье Дюбаи, напрашивался вывод, что покойник любил жить шикарно. Интерьеру и богатой обстановке его жилища мог бы позавидовать даже Людовик ХIV. Но больше всего поражали картины, которых здесь было не менее сотни, и если не знать того, что находишься в доме эксперта, то запросто можно было предположить, что перешагнул порог какого-то крупного европейского музея. Все картины были выполнены мастерски, в разных стилях, за каждой из них, безусловно, чувствовалась серьезная художественная школа. Одна комната, если судить по краске, забрызгавшей пол, представляла собой мастерскую. Все это выглядело очень странно. Судя по тому, что знал о Дюбаи Савелий, эксперт слыл собирателем и ценителем шедевров, но совсем не умел рисовать. Подобный факт можно было объяснить только старческой болезнью, сродни той, когда старики, ощутив приближение конца, начинают круто менять свою размеренную и устоявшуюся жизнь. Люди, никогда не рисовавшие, берутся за кисть; лишенные слуха пытаются сочинять музыку, а те, что всю жизнь избегали женщин, начинают волочиться за красотками, которые запросто годились бы им во внучки.

Но интуиция подсказывала Савелию, что здесь было другое. Возможно, разгадка находится где-то рядом, стоило только подумать, где. Взяв свечу, он подходил к каждой из картин и внимательно подолгу всматривался в сюжеты. Бесспорно, каждому холсту не менее трех сотен лет. Краски заметно растрескались, и в трещинах скопилась пыль времен. У одной из картин Савелий задержался, – его внимание привлекла Мадонна с младенцем. Лицо ее было выписано до мельчайших деталей, как если бы художник знал ее лично. Может быть, от этого оно выглядело необыкновенно притягательным. Простота эта гармонировала с исключительным мастерством художника. Интересно, кто же запечатлел такую красоту?

Савелий наклонился, пытаясь рассмотреть подпись, но она была неразборчивой.

Неожиданно он услышал за дверью шорох. Не такой, какой бывает, когда человек безбоязненно приходит к себе домой, а такой, когда он пытается тайком проникнуть в чужое помещение. Вот неизвестный вставил ключ в замочную скважину. Малость пошуровал им в замке. И вновь тишина. Видно, незнакомец прислушался и, убедившись в безопасности, принялся более уверенно действовать дальше.

Осмотревшись, Савелий заметил в углу складную ширму и, мгновенно спрятавшись за ней, осторожно выглянул.

Замок поддался с легким щелчком. Дверь слегка приоткрылась, и в проеме появился человек в темном костюме. В руках он сжимал пистолет. Стараясь не шуршать, Савелий вытащил из кармана «браунинг» и продолжал наблюдать за гостем. Осмотревшись и, видимо, удостоверившись в собственной безопасности, вошедший сунул в карман сюртука пистолет и вытащил свечу. Установив ее на столе, незнакомец чиркнул спичкой. Яркое пламя осветило нежданного визитера, и Савелию почудилось в его облике что-то знакомое. А вот усы незнакомца были явно наклеены.

Он уверенно прошел в глубину комнаты, как человек, бывавший здесь не однажды. Заглянул в шкаф, нервно порылся в вещах, потом открыл тумбочку. Разочарованно захлопнул ее. Отодвинул диван, заглянул под него. Равнодушным взглядом скользнул по развешанным на стене картинам и остановился напротив Мадонны, которую Савелий разглядывал всего лишь минуту назад. На некоторое время домушник попал под обаяние полотна, не в силах оторвать восторженных глаз от него. А потом уверенно снял холст со стены и, завернув в заготовленную тряпицу, направился к выходу.

Дверь захлопнулась.

Савелий усмехнулся. Нежданный гость так торопился, что забыл даже задуть свечу. Впрочем, какая теперь разница! Что же он такое искал?

Савелий подошел к шкафу, потянул на себя дверцу. Откуда-то сверху повалились вещи, грузно упал на пол куль тряпья. Порывшись в нем, Савелий не обнаружил ничего, что было бы достойно внимания. Но интуиция подсказывала ему, что тайна находится где-то поблизости. На полках то же самое – вещи, пропахшие нафталином, пара вязаных перчаток, несколько носовых платков да мятые брюки, небрежно свернутые в ком. Пожалуй, и все.

Савелий Родионов выдвинул ящик комода. Ничего! Если, конечно, не считать нескольких нелепых безделиц. Одна из них изображала располневшего Будду. По поверьям, такая статуэтка должна приносить богатство и удачу. Судя по тому, что произошло с Дюбаи, ему так и не удалось достичь благосостояния, да и удача от него отвернулась.

Случается и такое. Статуэтка была небольшой, но довольно увесистой. Савелий слегка встряхнул ее. Что-то его привлекло в ней. Ладно, разберемся позже. Он сунул безделушку в сумочку, где хранил отмычки, и задвинул ящик комода.

Родионов прильнул к окну и увидел, как незваный визитер перешел на противоположную сторону улицы. Не теряя ни секунды, Савелий выскочил за дверь и устремился следом.

Молодой человек уверенно расположился в остановившейся пролетке и распорядился:

– Трогай, голубчик!

Савелий вскочил в проезжавший следом экипаж и крикнул кучеру:

– Езжай за той пролеткой! Плачу вдвое!

– Как скажете, мсье, – обрадованно взмахнул вожжами кучерявый малый. – Эх, люблю я этих русских. Им денег девать некуда!

Проехали через центр. Миновали площадь Согласия и выехали в Латинский квартал. Здесь ночной визитер решил отпустить экипаж. Расплатившись, он сунул картину под мышку и уверенно пошел по улице.

– Держи! – сунул Савелий пятьдесят франков – сумму, в несколько раз превышающую обычный тариф, и, стараясь держаться в отдалении, последовал за похитителем картины.

Кучер, на минуту ошалев от нежданного богатства, только непонимающе хлопал ресницами, а когда наконец пришел в чувство, заорал на весь квартал:

– Мсье, если вы надумаете еще раз прокатиться, так обращайтесь только ко мне. Обычно я стою подле Гранд-опера!

Не оглядываясь и стараясь держаться в тени, Савелий следил за удаляющейся фигурой. В одном месте тот приостановился. Вдруг от стены одного из домов отделился темный силуэт и направился следом за усатым незнакомцем.

Это могла быть всего лишь случайность, но выходить из укрытия Савелий не торопился. Вот мужчина перешел на противоположную сторону, и следом за ним, практически ступая шаг в шаг, устремился джентльмен с тростью. На мгновение он обернулся, видно, чувствуя недобрый и заинтересованный взгляд. В этот же миг обернулся и похититель.

Савелий обомлел. Он узнал этого человека, тот был доверенным лицом графа д'Артуа. Именно его Савелий видел несколько дней назад в разных концах города. Если раньше эти встречи можно было бы назвать случайностью, то в эту минуту развеялись все сомнения. Человек этот помогал графу добывать редкие полотна, договаривался с владельцами картин, оформлял документы...

Вот он, мельком оглянувшись, юркнул в подъезд. Савелий успел заметить, как человек с тростью мгновенно отвернулся. А потом, взглянув на номер дома, направился прочь, победно размахивая тросточкой.

Савелий не торопился, подождал, пока джентльмен с тростью скроется за углом, после чего направился в сторону подъезда. Где-то на верхних этажах громко хлопнула входная дверь, а внизу ворчливо и злобно затявкала какая-то шавка.

Может, оно и к лучшему. Савелий заметил, как в одном из угловых окон на последнем этаже вспыхнул свет, а еще через секунду в проеме окна появился отчетливый силуэт, в котором он без труда узнал слугу графа. Свет в окне тут же погас. Савелий достаточно долго вглядывался в окно, но домушник не обнаруживал себя. Странно, куда же он мог деться? Савелий стал осторожно подниматься по ступеням. Лестница была винтовой, узкой и к тому же плохо освещенной. В длинных коленчатых коридорах с трудом могли разминуться два человека. На одном из этажей он услышал громкий смех – ночная жизнь Парижа продолжалась. Где-то в дальнем конце коридора громко хлопнула дверь, и чей-то громкий голос возликовал:

– Иди ко мне, моя милашка!

Послышалось негромкое хихиканье, затем раздался протестующий негромкий возглас, который тут же был заглушен, надо думать, продолжительным сочным поцелуем.

Поднявшись на последний этаж, Савелий осмотрелся: у него не исчезало ощущение того, что за ним кто-то наблюдает. Осмотревшись, он не обнаружил ничего подозрительного, вот только одна из дверей была слегка приоткрыта. Возможно, это всего лишь случайность. Савелий прошел дальше по коридору, остановился напротив той комнаты, в окне которой он видел силуэт незнакомца. Посмотрев по сторонам, вытащил отмычку. Дверь открылась легко, безо всякого усилия, стоило лишь поторкаться в ней отмычкой. Достав «браунинг», он прошел в квартиру. В комнате царил полумрак, в котором слабо проступали очертания мебели. Никто не кидался на него с отчаянным воплем, пытаясь сбить с ног, не было желающих наставить в висок ствол пистолета. Совершенно ничего настораживающего.

Родионов вышел на середину комнаты. Достав зажигалку, чиркнул кремнем. Пламя осветило стены, потолок, мерцающими бликами оно заглянуло даже в дальние углы комнаты.

Что это?

Савелий мгновенно напрягся. Нет, не показалось. Из-за кресла выглядывала ступня. Родионов подошел поближе и увидел усатого мужчину, неловко лежащего на боку. Одна нога вытянута во всю длину, а другая, согнутая в колене, едва не упирается в подбородок. Руки разбросаны в стороны, лицо уткнулось в пол. Из виска сочилась кровь, уже образовав вокруг головы заметную лужу. Мужчина будто бы изготовился к бегу, но вот такая неожиданная неприятность, как смерть, заставила его отказаться от задуманного. Доверенный графа приказал долго жить.

Внизу громко хлопнула дверь, Савелий подошел к окну, слегка отодвинул занавеску и увидел удаляющегося по улице человека. В руках тот держал какой-то предмет, напоминающий свернутую картину. Он шел быстро, опасливо озираясь по сторонам. Стремительно свернул за угол и исчез.

Внутри у Савелия похолодело. Не хватало только, чтобы сейчас нагрянула полиция. Осторожно ступая, он подошел к двери. Прислушался. В коридоре было пустынно, если не считать модной мелодии шансона, раздававшейся откуда-то с нижних этажей. Но это не страшно. Приоткрыв дверь, он быстро выскользнул в коридор и походкой праздного гуляки направился к лестнице. Уже взявшись за перила, Родионов услышал, как за спиной, в дальнем конце коридора, осторожно распахнулась дверь. Савелий почувствовал на себе чей-то очень внимательный, изучающий взгляд. Он приостановился. Очень хотелось повернуться, но, преодолев искушение, Савелий стал беззаботно спускаться по лестнице, насвистывая какую-то праздную мелодию. Уже спустившись на один пролет, он услышал, как дверь так же осторожно закрылась.

Тут же громко хлопнула входная дверь, и тотчас по металлическим ступеням раздалась бойкая дробь тяжелых каблуков. Савелий посмотрел вниз и увидел, как четверо полицейских, с пистолетами в руках, быстро поднимаются по лестнице. В подобные случайности Родионов давно не верил. Отпрянув, он быстро пошел по коридору. Дернул на себя одну дверь – заперта. Другую – тоже закрыта! В третьей повезло. Распахнув ее, он увидел в крохотной комнате четырех ярко накрашенных девушек. Та, что сидела ближе всех, была немного постарше остальных, но все еще хороша собой. Савелий озадаченно осмотрелся – похоже, что он угодил прямиком в бордель. Латинский квартал был местом недорогим, здесь проживали студенты. Денег у них было немного, но даже при самом мрачном безденежье они всегда оставляли горсточку франков и на собственные удовольствия. Кроме того, входя в их положение, милые дамы могли обслужить иного студента со значительной скидкой.

Барышни в ожидании уставились на Савелия. С первого взгляда они угадали в нем человека состоятельного, забежавшего в захудалый бордель, чтобы заполнить душу, избалованную светскими излишествами, новыми ощущениями. Будет что потом рассказать своим приятелям в аристократических салонах.

В коридоре раздались решительные шаги.

Полиция!

Савелий слышал, как полицейские проделывали точно такой же путь, каким он шел всего несколько минут назад. Вот торкнулись в первую дверь – закрыто. Затем во вторую – из-за двери раздался сдержанный смешок. И вот сейчас должны войти в эту комнату.

Савелий решительно притянул к себе мадам и страстно поцеловал ее в губы. Дверь с шумом распахнулась. Савелий затылком почувствовал две пары заинтересованных глаз. В этот момент мадам в его объятиях заметно сомлела и, приоткрыв рот, попыталась достучаться до него языком. Савелий не имел привычки возражать женщинам. Он слегка разжал зубы и тут же почувствовал, как острый язычок, глубоко проникнув вовнутрь, обласкал его небо. Савелий ответил ей такой же страстью и ощутил, как мадам в его руках куда-то поплыла, а потом растаяла, как плавленый воск. Еще минута подобной страсти – и ее придется лепить заново.

От дверей послышался одобрительный смешок. А потом молодой и задиристый голос произнес:

– Жаль, что мы на работе, а то бы с удовольствием присоединились к этому господину. – Сделав многозначительную паузу, голос добавил: – Да и девочки, похоже, не против.

Дверь с шумом захлопнулась, а затем послышались удаляющиеся шаги. Савелий, чуть отстранившись, прервал затяжной поцелуй и, улыбнувшись, сказал:

– Мадам, вы были необыкновенно хороши!

Женщина выглядела слегка обескураженной.

– И это все, на что вы способны? Я ждала от вас несколько большего. Прошу вас, не разочаровывайте меня, – в ее словах послышалась почти мольба.

Савелий уже распахнул дверь. Девушки смотрели на него с интересом, а одна из них, худощавая, с высокой соблазнительной грудью, слегка откинула на диване покрывало – верный признак того, что он ей приглянулся, и она совсем не прочь углубить знакомство.

– Я вас непременно навещу в следующий раз, – пообещал Савелий, слегка приподняв шляпу.

– Боже мой, какой клиент! Какой клиент! – удаляясь, услышал Савелий из-за прикрытой двери.

Быстро спустившись по лестнице, он остановил проезжавшую мимо пролетку и приказал:

– Давай, голубчик, гони на Елисейские поля, да побойчее. Плачу по тройному тарифу.

– Узнаю щедрого господина! – возликовал кучер. – А вы меня не помните? Я ведь тот самый кучер, что вас подвозил сюда.

Всмотревшись в лицо возничего, Савелий узнал его. – Помню, – глухо проговорил Савелий. Памятливость кучера ему не понравилась. – Да и я тебя, милок, узнал, больно ты на разбойника смахиваешь. Так что советую не баловать.

Кучер в ответ неприятно расхохотался.

* * *

– С той квартирки-то вы съехали, и мне пришлось немало потрудиться, чтобы отыскать вас. Кстати, я вас не потревожил? – вежливо спросил комиссар, перешагивая через порог.

– Ну что вы! – попытался сохранить Савелий доброжелательность. – Я всегда рад гостям. Особенно таким почетным, как вы.

– Я несказанно тронут вашим гостеприимством, – заулыбался толстяк. – Просто я подумал, что сейчас утро, может быть, у вас имеются какие-то дела, а я тут, понимаете ли, со своими ранними визитами.

– Как же, как же, – жизнерадостно протянул Савелий. – Я просто не могу нарадоваться вашему визиту. Прошу в дом, господин комиссар.

– А вы хулиган, господин Родионов, – улыбнувшись, проговорил Лазар.

– С чего вы взяли? – очень искренне удивился Савелий, пропуская комиссара вперед.

– С чего?.. А с того, что я слышу в вашем голосе сарказм. Признайтесь, правда ведь? – сверлил комиссар Родионова изучающим взглядом.

– Ну, разве только самую малость, господин комиссар, – с улыбкой отозвался Савелий.

– Что вы мне все господин комиссар да господин комиссар. Как-то уж все официально получается... Зовите меня господин Лазар. Устраивает?

– Вполне. Присаживайтесь сюда, господин Лазар. Вам удобно? Вот и славно. И только, ради бога, не пеняйте на убогость обстановки!

Осмотрев долгим взглядом комнату, Жан Лазар лишь иронично похмыкал:

– Однако вы, господин Родионов, явно скромничаете. У вас прекрасный дом. – И с некоторой заинтересованностью спросил: – Он, наверное, стоит очень больших денег?

– Ну что вы, господин Лазар, совсем немного. Для этого мне нужно было ограбить всего лишь пару банков.

– Ха-ха-ха, знаете, а я могу принять ваши слова за чистосердечное признание.

– Как вам будет угодно.

– Кстати, если мы затронули столь щекотливую тему, хочу спросить у вас, вы ничего не слышали об ограблении «Национального банка»? – Взгляд комиссара неожиданно застыл.

– То же, что и все, – равнодушно парировал Савелий. – Все-таки газеты я читаю.

– Ну-ну, конечно, – забарабанил комиссар пальцами о краешек стола. – А вы знаете о том, что через несколько дней после ограбления в этом банке был убит полотер, и мы напрямую связываем это убийство с произошедшим ограблением...

– Вот как? Любопытно.

– Он был одним из людей, допущенных в хранилище. Знаете, уборка и все такое... Разумеется, он знал о многих тайнах. Скорее всего, полотер был сообщником грабителя, и тот просто избавился от него, как от ненужного свидетеля.

– Надеюсь, вы не думаете, что этим грабителем и убийцей был я?

– Для этого у меня нет оснований, – неопределенно отвечал комиссар.

– Господин комиссар, они у вас и не появятся, – холодно произнес Савелий.

– Вижу, что вы на меня обиделись, а напрасно. Знаете ли, работа у нас такая. И ничего с этим не поделаешь. Ну, не будем о грустном... У вас такой престижный район, в нем живут одни аристократы. Знаете, кто ваш сосед?

– Понятия не имею, – слукавил Родионов.

– Бывший министр финансов.

– Вот как? Наверное, очень состоятельный человек.

– А кто живет через дом?

– Извините, но тоже не знаю.

– А там изволит проживать управляющий «Национальным банком».

– Ого! Тоже крупная фигура.

– Правда, это один из его пяти домов, но все же!

– А вы хорошо осведомлены, уважаемый господин Лазар.

Комиссар, сложив руки на груди, тяжко вздохнул:

– Работа у меня такая – все знать.

– Разумеется, – охотно согласился Родионов. – Вы что предпочитаете, господин Лазар? Вино, водку? А может быть, коньяк? – открыл Савелий буфет.

– Если можно, то сухого вина.

– Разумеется. – Савелий взял высокую глиняную бутылку. – Я плохо разбираюсь в вине. Национальный напиток у нас водка, но меня уверяли, что это вино отменного качества, – разлил Савелий вино в высокие хрустальные бокалы.

Взяв бокал за тонкую ножку, комиссар вдохнул аромат вина и одобрительно закатил глаза. Потом, отпив маленький глоток, прополоскал им рот и с восхищением проглотил.

– Вас не обманули, такое вино, наверное, стоит целое состояние.

Тонкие губы Савелия растянулись в доброжелательной улыбке:

– Разве я могу что-то жалеть для такого важного гостя?

Лазар отмахнулся:

– Ну, право, вы мне льстите!

– Не без того, – признался Савелий.

– У-у, какое у вас замечательное вино, – хлопнул себя по лбу комиссар и произнес: – Да, для чего я сюда пришел-то? Вот память, знаете ли. Да, вспомнил... Вы были вчера в Латинском квартале?

Взгляд у комиссара Лазара оставался холодным и откровенно изучающим. Так смотреть может только хищник на жертву, до которой всего лишь единственный прыжок. Савелию стало слегка не по себе.

– С чего вы это взяли? – Он старался сохранять спокойствие.

Отпил из рюмки маленький глоток. Несколько капель, сорвавшись с хрустального ободка, упали на белую скатерть, мгновенно расплываясь, и комиссар смотрел теперь именно на эти багровые пятна.

– Хм... Дело в том, что вчера вечером там произошло убийство, и рядом с местом преступления видели человека, очень похожего на вас.

Савелий нахмурился:

– Ах, вот оно что! Забавно! Теперь любое убийство в Париже вы будете связывать с моим именем?

Комиссар сделал еще глоток и одобрительно закачал головой:

– Великолепное вино, господин Родионов. У вас просто отменный вкус.

– Вкус у меня самый обыкновенный, господин Лазар, – парировал Савелий, – просто я люблю все самое лучшее. Но вы не ответили на мой вопрос, господин комиссар.

– Ну, вот вы опять переходите на официальный тон, – поморщился Лазар. – А мы же с вами все-таки беседуем в неофициальной обстановке... Только вы зря на меня обижаетесь, я совершенно не хочу доставить вам огорчений. По-своему вы мне где-то симпатичны. А спрашиваю я вас вот по какой причине: если это действительно были вы, то могли стать случайным свидетелем преступления. В нашем деле это очень важно. Сейчас мы собираем информацию по крупицам, и любые сведения для нас были бы крайне полезны.