Текст книги "Костная мука"

Автор книги: Евгений Фоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Лежать, сказал! Голову прижал к земле! – прозвучал совсем рядом властный грубый голос.

По всей видимости, эти слова адресовались Нику, так как ни Петр Александрович, ни Михаил ни о чем подобном даже не помышляли.

– Да вы вообще что творите, беспредельщики? Да вы знаете, с кем связались? – верещал профессорский помощник.

– Пасть закрыл, ушлепок, – прозвучал ответ.

Послышался несильный пинок. Ник заскулил.

– Майор, этот вот, – послышался второй голос. – Точно – он. Все сходится с ориентировками. Перевозов Михаил Сергеевич. С этими двумя что делать будем?

– А что делать? – в разговор вступил кто-то третий. – В отдел, а там уже разберемся. Знать бы, кто информатор, можно было бы ему и проставиться за такое дело. Уделали мы фээсбэшников по полной.

Профессор почесал подбородок об асфальт:

– Господа полицейские, это какое-то недоразумение! Господа! Я со своим помощником тут оказался совершенно случайно! И этого молодого человека, который из ваших ориентировок, мы не знаем, мы просто вместе выходили из парадного! Я профессор Буканов. Документы у меня с собой. Пожалуйста, посмотрите во внутреннем кармане. Вы еще можете позвонить в университет, вам там все подтвердят.

Для Михаила сказанное Петром Александровичем стало ушатом холодной воды. Как так? Этот сушеный старикашка обещал, что все проблемы для Перевозова закончились! А теперь что? Я не я и хата не моя?!!!

Перевозов нервно сглотнул. Он ощутил дикое желание задушить профессора. В этот момент раздалась короткая автоматная очередь.

Звук упавшего тела. Еще одна короткая очередь. Чей-то сдавленный крик.

Послышались быстрые шаги, переходящие в бег. Кто-то очень быстрый проскочил между Михаилом и Петром Александровичем. Михаил успел рассмотреть только ноги и руку, которая подхватила лежащую на асфальте сумку. Но этого было достаточно, чтобы Перевозов узнал стрелка.

Послышалась еще одна короткая автоматная очередь. Снова звук падающего тела. Несколько нестройных пистолетных выстрелов вслед автоматчику. Топот ног…

* * *

… Сколько времени прошло? Три, четыре, пять часов? Точно не меньше трех.

Блеклая лампочка под потолком, холод, бетонные стены, на которых даже нельзя сфокусировать внимание. И тишина. Гнетущая тишина, выматывающая тишина, сводящая с ума тишина.

Михаил потер запястья, на которых даже в царящем полумраке можно было разглядеть следы от наручников. Он устал сидеть, устал ходить из угла в угол, он устал лежать на жесткой шконке. Особенно он устал думать.

Точки-черточки, рожки-чертики…

Ему и так все было понятно. Беглый ефрейтор, как и профессор с Ником, вычислил местоположение Михаила по зову костной муки. Потом Влад вызвал полицию и стал ждать удобного момента. Дождался. С математической точностью высчитал каждый свой шаг. Несостоявшийся аспирант оказался хитрее всех.

Крестики-нолики, шарики за ролики…

Что касается профессора, то ни ему, ни его помощнику нет до Михаила дела. Они бросили его тут – в каком-то отделении полиции, куда его привезли сразу после перестрелки, а потом просто затолкали в камеру.

Игры-колики, деньги-анаболики…

Его не били и не допрашивали. Только один раз дверь открылась. На пороге постоял шкафообразный оперативник. Некоторое время он побуравил Михаила полным злобы взглядом, поиграл желваками, а потом захлопнул дверь.

Михаил слез со шконки, на которой до этого сидел поджав под себя ноги. Сделал пару приседаний, несколько раз отжался от пола…

Теплые лужицы, фильмы ужасов…

Опять, опять пришло ощущение, что кто-то находится рядом. Только в этот раз это уже было не просто ощущение, а уверенность. Его снова пытались читать…

– Пошел к черту! Я знаю кто ты! Я тебя не боюсь! – глядя прямо перед собой четко произнес Михаил.

В воздухе почувствовался запах озона. Шуршание невидимых страниц.

– Не боюсь! – твердо повторил Михаил.

Что-то коснулось его шеи. Как будто кисточка робкого художника прошлась по коже. Это было одновременно и щекотно, и неприятно. Но с каждой секундой легкое поглаживание превращалось в сдавливание. Еще сильнее, еще.

Дышать становилось трудней. Прямо перед Перевозовым, словно на опущенной в раствор проявителя карточке, стал прорисовываться силуэт. Нечеткий, но вполне различимый. Вот когда стало по-настоящему страшно.

Михаилу захотелось кричать, звать на помощь, но вместо этого из глотки вылетало только приглушенное шипение. Перевозов попытался оттолкнуть от себя невидимку, ударить его, но руки бессильно рассекали воздух. Хватка чуть ослабла, всего лишь чуть-чуть.

Раздался скрежет открывающегося замка…

* * *

… Михаил шагнул в поздний питерский вечер. Выйдя за порог отделения полиции, он ощутил невероятное облегчение. Его отпустили. Просто отпустили. Правда, перед этим был один неприятный разговор в дежурке.

– Сука, я не знаю, что у тебя за подвязы, но тебе это с рук не сойдет, – хрипел тот самый оперативник, который заходил в камеру. – Мне насрать на то, кто за тобой стоит! Слышишь?! Сука, я тебя сейчас отпущу, мне так приказали! Но я тебя потом найду! Слово офицера! Ты мне ответишь за тех двух ребят, что завалили у парадного, когда вас брали! За тебя, мразь, еще три человека погибло! Найду, найду…

Перевозову было наплевать.

– Я к этому не имею никакого отношения, – ответил он, глядя прямо в глаза полицейскому.

Показалось, что после этих слов оперативник как-то уменьшился в размерах, он будто съежился, и что-то раболепно-услужливое появилось в его глазах.

– Да-да, – голос здоровяка задрожал.

… Петр Александрович и Ник ждали в паре десятков метров от отделения. Михаил их сразу заметил. Подходить к ним не хотелось, но выбора не было.

– Привет узнику совести! – с наигранной улыбкой выбросил руку в приветствии Ник.

Перевозов неприязненно сплюнул.

– О! А это у нас что такое? – Ник бесцеремонно попытался приподнять подбородок подошедшего к ним Михаила.

Наглец сразу же получил несильный, но достаточно неприятный удар по руке. Перевозов злился. Злился на этого хлыста, злился на то, что его бросили на несколько часов в отделении, злился за все свои неприятности последних дней, за то, что его как кутенка бросили в мутный омут.

– Спокойно, Мишель, не кипятитесь. Все хорошо. Вы позволите? – примирительно заговорил профессор. Его пальцы аккуратно коснулись скулы Михаила, шеи. Старик как будто пытался что-то нащупать.

– Так-так-так… Хм, действительно, очень любопытно, – задумчиво пробормотал старик.

– Что там такое? – насторожился Перевозов.

– Собственно, ничего особенно, просто следы на шее, словно вас кто-то пытался душить, – спокойно ответил Петр Александрович. – Можете не рассказывать, кто это сделал. Мне и так все понятно. Признаться честно, я такого никогда не видел. Слышал, но не видел.

Старик замолчал, покусывая губы. По нему было видно, что он хочет что-то добавить, но не может подобрать слов.

– Ой, а что это мы тут встали-то? – спохватился профессор. – Давайте, молодые люди, прогуляемся в сторону канала. Погода-то какая хорошая. Удивительно прямо.

Погода и впрямь была прекрасной. Хотелось ловить такие моменты, ибо были они весьма редки. Дышалось легко и свободно.

– Так, вот что, – пройдя несколько десятков метров, заговорил профессор, – зачем мы вас, собственно, ждали? Все ваши проблемы с правоохранительными органами, как я и обещал, мы решили. Вам бояться больше нечего.

– Зачем он ко мне приходил? – неожиданно для себя самого задал вопрос Перевозов.

– Знаете, я не берусь судить, – неуверенно начал Петр Александрович. – Я, и некоторые мои, так сказать, коллеги сходимся на том, что его, простите за вульгарщину, жаба душит. Не знаю, но более точного определения я подобрать не могу. Видите ли, Мишель, сначала он не хотел жить. Но быть бестелесным духом оказалось еще противней и гнусней. И если от земной жизни он сумел избавиться, то тут уж – без вариаций. А вы, молодой человек, увы, не оправдали его надежд…

– Это как?

– Банка находилась у вас в руках довольно долгий срок, но вы не сумели использовать ее так, как ему этого хотелось.

– А как использовать? Как? Я что-то ничего не понимаю… Кстати, банка уже давно у Влада, к нему и претензии! – Михаил уже сам устал от собственных вопросов. Ему уже до чертиков надоела эта игра в «почемучку».

– Не в обиду вам, Мишель, но Влад, видимо, оказался слишком сильной личностью для него, – тон профессора был вкрадчив. – Видимо, Влад сумел ему дать настоящий отпор. Вот он и решил отыграться на вас. Но хорошо другое. На это нападение он потратил очень много сил. В следующий раз сделать что-то подобное он сможет весьма не скоро.

Впереди показалось компания хорошо подвыпивших молодых людей. Их вид не сулил ничего хорошего. Но завидев странную троицу, парни умолкли и сама перешли на другую сторону дороги.

– Просто в некоторых древних свитках было написано, – проводив взглядом компанию, продолжил профессор, – что при определенных условиях он сможет во плоти возродиться в мире людей. Для этого нужна мука и его изваяние. Но не просто изваяние, а такое, вокруг которого всегда многолюдно. Памятник, в общем.

– И что, существуют памятники Иуде? Не верю!

– Не существуют. Существовали, – усмехнулся Петр Александрович. – В начале двадцатых годов прошлого века поставили два таких.

Профессор перехватил удивленный взгляд Михаила и продолжил:

– В то послереволюционное время было много чего, что нам сейчас кажется неправдоподобным. В общем, Иуде поставили памятник как первому борцу с религией. Мол, он понял, что Иисус – лжепророк и сдал его властям, чтобы трудящимся голову не морочил. Товарищ Троцкий эти памятники лоббировал. Да только местные мужички взбунтовались против богохульства. Разорвали и скульптора, и охрану…

– Троцкий вроде бы к муке имеет какое-то отношение, – неуверенно произнес Михаил. – Он же полтавские корни имел…

– Совершенно верно! Имел! Вот только какое именно отношение – нам это неизвестно. Мы можем только догадываться. Дело в том, что во все времена существовали подковерные оккультные игры. И даже советское время тому не исключение. Троцкий – последователь учения Иуды, Сталин – студент Тифлисской духовной семинарии. Единство и борьба противоположностей. Для Троцкого все закончилось плачевно – ритуальное убийство масонским молотом, замаскированное под политическую бытовуху.

Старик остановился на перекрестке, прямо за которым виднелся канал:

– История, Мишель, странная штука. Неизвестно, кому она может улыбнуться, а над кем она станет смеяться. Я не смею вас больше задерживать. Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы.

– Да… – замялся Перевозов. – Но… А что мне теперь делать?

– Что делать? Да живите, как раньше жили. Питер – город с темной аурой.

– Может мне стоит уехать?

– В этом нет надобности, – твердо ответил старик. – Говорю же, темный город, темный. Здесь вы просто растворитесь. Здесь вы на общем фоне. Только от церквей держитесь подальше, там вы как на ладони будете. В остальном вам бояться нечего. Визитку оставлять не буду. Если я вам понадоблюсь, вы и так меня найдете. Не сомневаюсь. Идите, Мишель… Идите…

Последние слова профессор произнес с какой-то непередаваемой обреченностью в голосе, с настоящим не наигранным сочувствием.

– Профессор, посмотрите, конкурирующая фирма! – вклинился в разговор молчавший до этого Ник, кивая на припаркованный поблизости седан.

Из автомобиля вышли четверо. Двоих он знал – Алекс и Бастиан. И сейчас они направлялись в его сторону.

– Война ведомств, как это бы назвали сейчас, – торопливо вполголоса зачастил старик, чтобы успеть сказать нечто важное. – Иуда всегда конфликтовал с Андреем. А эти господа как раз последователи тайного учения Первозванного. Они готовы уничтожить все, что связано с Искариотом. Хотя с существованием таких как мы они вынуждены мириться…

– Какие люди в Голливуде! Сигарет, семечек и позвонить нет! – с наглой ухмылкой поприветствовал братьев и их спутников Ник. – Чего надо?!

– Уймись, щенок, – спокойно ответил Алекс, даже не удостоив молодого вампира взглядом. – Нам нужно поговорить с этим человеком!

Немец указал на Михаила.

– Боюсь вас расстроить, господа, – Петр Александрович сделал шаг навстречу незваным гостям, – но молодой человек с вами никуда не пойдет и разговаривать с вами не станет! Если вас что-то интересует, то можете поговорить с нами! Мишель, как я уже и сказал, вы можете быть свободны.

– Стоять! – рявкнул Алекс. Его спутники заметно нервничали.

Перевозов нерешительно поглядывал то на профессора, то на Алекса.

Профессор сделал еще полшага по направлению к главе немецкой делегации.

– Еще раз повторяю, молодой человек может идти, и вы не смеете ему препятствовать, – голос старика, до этого казавшийся таким обходительным и мягким, вдруг стал металлическим. – Давайте не будем ссориться. Ничего хорошего это не сулит… Вам.

Михаил готов был поклясться, что в ту самую секунду в глазах профессора сверкнули два красных огонька. Показалось, что он даже стал выше и шире в плечах. Перевозов мотнул головой – ну нет же, это все морок! Рядом с ним стоял все тот же тщедушный старичок.

Тем не менее, решительность Петра Александровича заставила немцев отступить. Бастиан положил брату руку на плечо, давая понять, что лучше не идти на конфликт.

– Михаил, – обратился к нему профессор, – идите! Идите и не оборачивайтесь.

Перевозову почему-то захотелось на прощанье пожать всем руку, как будто они – его давнишние приятели, с которыми хорошо посидели в кабаке, а теперь пришла пора расходиться. Но он удержался, погасив в себе этот непонятный порыв…

… Он все ускорял шаги. Ему хотелось как можно быстрее и как можно дальше уйти от этих странных людей.

«А куда я сейчас иду?» – задал он себе простой вопрос.

Нет, не домой. Для себя он уже решил, что в самое ближайшее время поменяет квартиру. Снимет что-нибудь поближе к центру.

А куда сейчас идти, если не домой? К родственникам? Не вариант… А может к Марине? Она же не хотела его отпускать.

«Нужен ли я ей, неужели она ждет меня?» – от того, что это может быть не так, его передернуло.

Было неприятно думать о том, что многообещающее романтическое приключение состоялось только благодаря вмешательству каких-то высших сил. Ком подступил к горлу.

«Нужен, ждет!» – твердо сказал себе Перевозов.

– Точки-черточки, рожки-чертики, крестики… – Михаил неожиданно для самого себя тихонько запел и тут же перескочил к последней строчке припева песни. – Моя больная любовь сводит тебя с ума…

Он резко остановился, огляделся по сторонам, закурил и уверенно зашагал дальше…

… Бастиан смотрел вслед быстро удаляющемуся Михаилу. По выражению его лица нельзя было прочитать ровным счетом ничего. Бездушная маска.

– Мы ждем подробностей. Вам известно – где второй? – прервал воцарившееся молчание Алекс.

– Где второй – нам неизвестно. А что касается подробностей, то вы сможете с ними ознакомиться в нашем отчете, – спокойно ответил профессор.

– Понятно! Значит, вы не хотите нам сейчас ничего говорить?! Будем действовать иначе, – пробурчал немец. – Вы сами прекрасно понимаете, что будет разбирательство. Почему вы его отпустили?

– Разбирательство? Ну что ж! Мы чисты, это вы приехали к нам без санкции, не сообщив о цели визита, это вы устроили переполох. Так что разбирательство не в ваших интересах.

Профессор на секунду замолчал, оценивая реакцию оппонента:

– Что касается этого юноши… Я многое повидал на своем веку. И я не собираюсь отдавать в ваши руки безвинного человека, чтобы вы, прикрываясь божьим именем, продолжали творить свои омерзительные и страшные вещи. Поломать ему жизнь для вас ровным счетом ничего не стоит. Вы вообще готовы его уничтожить просто потому, что он оказался у вас на пути! Нет уж, можете меня считать сентиментальным стариканом, но я этого не допущу. И не надо тут мне говорить про священную миссию!

– Безбожник, – сквозь зубы прошипел Алекс.

– Фанатик, – тут же парировал Петр Александрович.

… Когда немцы наконец-то уехали, Ник осторожно потянул пребывавшего в задумчивости профессора за рукав:

– Профессор, а нам-то теперь что делать?

– Нам? – профессор встрепенулся, почесал нос, деловито кашлянул. – А мы, любезный Николя, попробуем изловить его, пока он не натворил дел…

– Кого? – не понял ответа Ник.

– Ефрейтора, Николя, нового ефрейтора…