Текст книги "Помощники"

Автор книги: Евгений Люфанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

8. МОЛОДОЕ МОРЕ

Новый город потому так и назывался, что в нём с каждым днём обязательно появлялось что-нибудь новое.

Около большой новой школы, например, был совсем недавно пустырь, а потом как-то прибежал туда Павлик и увидел – растёт сад с большими деревьями и на многих из них даже не облетела листва, хотя была уже осень.

Юрка и Шурик жили теперь в новом городе, и им всё тут нравилось. А про старый город все позабыли. Да там и смотреть было не на что, потому что в нём ничего не осталось.

Однажды утром Павлик проснулся, и мать сказала ему:

– Ты вот спал и не видел, что в старом городе делается.

– А что там?

– Посмотри, так увидишь.

Павлик выбежал на косогор, глянул вниз и увидел: до самой дороги, что вела к прежней окраине старого города, разлилась вода. Это было море. Оно даже слегка плескалось у своего нового берега, и вода в нём была такая же, как в Волге, а не белая, как молоко. Наверно, хорошо они тогда сделали, что убрали извёстку и мел. Жаль только, что не вышли из моря богатырями!

Совсем недавно бегали ребята по городским улицам, и Волга была далеко, а теперь улиц и следа нет. И Порт-город сразу изменился. Целое море подступило к нему. Здесь действительно будет порт. Появились уже первые лодки, и скоро приплывут пароходы.

В один тихий погожий день, когда солнце, словно вспомнив о лете, было ярким и тёплым и с самого утра ни разу не пряталось, к Павлику прибежал Шурик.

– Хочешь с нами рыбу ловить? Папка к лодке пошёл, а я за тобой побежал. Хочешь?.. У нас удочки есть, и я целую банку червяков накопал.

Мать легко отпустила Павлика, узнав, что Шурик собрался на рыбную ловлю вместе со своим отцом. Они поплыли и были, наверно, первыми рыбаками, вышедшими в молодое море. Уплыли далеко. Когда Павлик оглянулся назад, домики Порт-города показались ему маленькими, словно игрушечными.

Отец Шурика бросил якорь – камень на длинной верёвке, – лодка остановилась, и они закинули удочки. Поплавки спокойно лежали на воде, и тогда, чтобы поддразнивать рыбу, отец Шурика стал изредка подёргивать свою удочку. Павлик стал тоже поддразнивать и почувствовал что-то тяжёлое, будто кто-то схватил под водой конец лески и не отпускал от себя.

– Опять язь! – обрадовался Павлик.

– Подсекай, подсекай, – торопливо зашептал Шурик.

И Павлик подсёк. Чтобы ему помочь, отец Шурика перехватил у него из рук удочку и стал вываживать попавшуюся рыбу. Она хотя и не сопротивлялась, но шла тяжело. Шурик держал сачок, готовясь подцепить им рыбу, как только она покажется около лодки. Павлик затаив дыхание ждал. И – что же это такое?.. У него удивлённо расширились глаза. На крючке его удочки висело старое ведро с дырявым проржавленным дном и большой вмятиной на боку.

– Вот так улов! – засмеялся отец Шурика.

Смеялся и Шурик, а Павлик ещё раз посмотрел на вытащенное ведро и узнал его.

– Шурик! – крикнул он. – Мы тут дно очищали, чтобы море не было белым, помнишь? Я тогда ведро это видел.

Отец Шурика осмотрелся и сказал:

– Мы, похоже, на Ракитинском огороде находимся. Или на Рыбацкой улице.

– На огороде, – решил Павлик. – Ведро там валялось.

– А наш дом был примерно вон в том месте, – указал отец Шурика в сторону, где так же ровно разлилась вода.

«Чудно, – подумал Павлик, – на огороде рыбу ловим».

И поймали. Сначала клюнуло у самого старшего рыбака. Он вытащил подлещика. Потом ка-ак рвануло поплавок у Павлика, и он приподнял окунька. Шурик завистливо смотрел на них и не заметил, что у него на крючке уже давно сидит маленький ёрш.

Рыба словно знала, к кому идти: к большому рыбаку – покрупнее, к Павлику – поменьше, а самая маленькая – к самому молодому из рыбаков.

А ещё через день Павлик вместе с гурьбой ребят плавал по морю уже не на лодке, а на настоящем буксирном пароходе. Капитаном на нём был Вовкин дядя. Ему нужно было привезти от горного берега баржу с кирпичом. Они плыли, а под ними был старый город. Ребята стояли на носу буксира и всё время всматривались в воду, стараясь увидеть хоть какие-нибудь признаки города, но так ничего и не увидели.

9. ЗОЛОТАЯ КНИГА

Вовка сказал, что в гидростроевском клубе есть золотая книга. Она большая, очень красивая и сделана, наверно, из чистого золота. Потому так и называется – золотой.

В ней – золотой вставочкой и золотыми чернилами – написаны имена самых лучших людей гидроузла, и ключ от шкафа, в котором хранится эта книга, находится у самого директора клуба.

– А мы там есть? – спросил Павлик.

– Кто мы? – не понял Вовка.

Павлик хотел спросить, – записаны ли в такую книгу они, ребята, но почему-то смутился.

– Не знаю, кто там есть, а мой папа записан, – с гордостью сказал Вовка.

– А мой? – ревниво спросил Павлик.

Этого Вовка не знал. Сам он такой книги не видел. Это учительница в классе говорила, что в золотой книге гидростроевцев записан его отец и что поэтому ему, Вовке, стыдно получать двойку за кляксы.

Павлик нетерпеливо ждал возвращения отца с работы, чтобы узнать, записан ли он в золотой книге.

– Не интересовался я этим, сынок, – улыбнулся отец.

Тогда Павлик решил: наверно, потому он так уклончиво ответил, что не записали его. Как же так? А Вовкиного отца записали. И стало обидно.

С этого дня мысль о золотой книге не давала Павлику покоя. Он два раза подходил к гидростроевскому клубу и заглядывал в дверь. Даже самого директора видел, но спросить не решался. Если бы пойти вдвоём с кем-нибудь, тогда можно быть посмелее. Хорошо бы с Вовкой пойти, но он в школе. И Павлик решил поговорить с Минькой.

Минька прыгал около большой сосны, росшей недалеко от дома. Он был в боксёрских перчатках и бил сам себя. Увидев Павлика, он обрадовался.

– Давай – кто кого? Мы с тобой так ни разу и не дрались. Давай, а?..

– Ещё чего выдумаешь?! Очень мне нужно драться! – отказался Павлик. – Лучше пойдём со мной.

И сказал ему о золотой книге.

– Пойдём, Минька, спросим. Книга большая, в ней много листов. Может, и твой папа тоже записан. Пойдём!

Минька согласился, но только боялся, как бы директор не прогнал их.

– Ничего, – обнадёживал его Павлик. – Мы ведь только спросим про книгу.

Директор клуба сидел в своём кабинете за большим столом и читал газету. Он недоуменно посмотрел поверх очков на протиснувшихся в дверь ребят и показался таким строгим, что Минька попятился назад. Павлик удержал его шёпотом упрекнув:

– Эх ты, забоялся!

– В чём дело? – спросил директор, отложив газету.

Минька вздрогнул, а Павлику сразу стало жарко и у него пересохло во рту.

– Нам… мне… Вовка Курганов говорил… – начал он и запнулся.

– Какой Курганов? Что говорил? – наморщил директор переносицу и от этого стал ещё строже.

– Уйдём, Павлик, – шепнул Минька.

Директор услышал их шёпот и немножко подобрел.

– Ну, ну, смелей. В чём дело? – поднялся он из-за стола, и Павлику показалось, что директор даже улыбнулся. – Вы кто такие? Откуда?

Не прошло и минуты, как директор, узнав, зачем они пришли, усадил их в большие кресла, засмеялся, а вовсе не стал ругаться или прогонять.

– А читать-то вы умеете? – спросил он.

Павлик переглянулся с Минькой и ответил:

– Короткие слова я умею. А Минька – нет. Мы ещё не учимся в школе. Вы покажете нам книгу? Она правда, что золотая?

– Правда, – сказал директор, – потому что в ней – имена золотых людей.

– А сама книга?

– А сама книга обыкновенная, бумажная, но в хорошем переплёте, – сказал директор и направился к большому шкафу, стоявшему в простенке между окон.

– Бумажная, – разочарованно протянул Павлик.

А чего ж Вовка врал?

Минька подавал ему знаки, – сидеть тихо, помалкивать, и Павлик засопел носом, сразу наполовину потеряв интерес к какой-то обыкновенной бумажной книге.

– Ну, давайте посмотрим, – сказал директор, держа в руке большую, похожую на альбом книгу в коричневом переплёте с какими-то золотыми буквами. – Как фамилия твоего папы и кем он работает? – обратился он к Павлику.

– Шофёром работает. А фамилия – Лобанов.

– Говори точнее, – сказал директор. – Шофёров на стройке много. Он в какой автоколонне?

Этого Павлик не знал.

– Так как же мы будем искать? – недоумевал директор. – Тут фамилии по строительным участкам указаны.

Павлик и Минька встали на свои кресла коленками и подались ближе к столу, чтобы лучше рассмотреть книгу.

– А вы моего папу найдите, – сказал Минька, видя, что с отцом Павлика происходит заминка. – Его фамилия Иванов.

– Так, – кивнул головой директор. – А он кем работает?

– Сварщиком.

Но строительного участка Минька тоже не знал, и директор с явным сомнением покачал головой.

– У-у, брат, а Ивановых на стройке, наверно, ещё больше, чем шофёров.

Но он всё же раскрыл книгу и пробежал глазами по первым листам.

– Вот есть Иванов, – сказал он, и Минька обрадовался, а Павлик завистливо посмотрел на него. – Иванов, – ещё раз прочитал директор. – Яков Савельевич, крановщик.

Нет, не он. Минькиного отца звали Фёдором Ильичом и крановщиком он никогда не работал.

– Это у Шурика отец крановщик, – вспомнил Павлик.

– А фамилия его Иванов? – поинтересовался директор.

Но ребята не знали фамилию Шурика. Зачем она им?

Шурик – и всё. А может, он – Иванов, и это его отец записан хотя и не в золотой, но всё равно почётной книге.

– А тут самые лучшие записаны? – спросил Павлик.,

– Самые лучшие, – ответил директор. – Эти люди небывалую гидростанцию строили, судоходные шлюзы сделали, создали целое море. Вот они какие богатыри, – верно ведь?

Павлик и Минька в один голос ответили:

– Верно.

Конечно, самые настоящие богатыри – это люди. Это они управляют всеми машинами, которых так много на стройке. В кабине портального крана сидит крановщик, на земснаряде находится машинист, на экскаваторе – экскаваторщик… Если шофёр не сядет за руль, машина ведь сама не двинется с места. Хорошо быть богатырём, да ещё таким, которого записывают в почётную книгу!

Павлик вздохнул, а директор, прищурив глаза, внимательно посмотрел на него.

– А тебе очень хочется свою фамилию прочитать? – спросил он.

Павлик утвердительно кивнул головой.

– Лобанов… Лобанов… – припоминал вслух директор. – В одной книге, я знаю, Лобанов есть. – И он взял лежавшую на этом же столе ещё одну книгу. Правда, она была поменьше и не такая красивая. Даже немножко потрёпана. Директор полистал её и указал пальцем Павлику. – Ну-ка, читай вот тут.

Павлик пристально вглядывался в буквы и шевелил губами.

– Л-об… Лоб… – прочитал он.

– Дальше, дальше давай. Молодец! – подбадривал его директор. – Лоб… а потом ещё – а. Что получится?

Павлик подумал и сложил буквы сначала про себя, а потом вслух.

– Лоба… – а дальше было совсем просто, потому что оставался коротенький хвостик слова. И Павлик прочитал: – нов…

Он даже сам удивился, как это у него получилось: Лобанов.

Он повернул книжку, чтобы посмотреть на переплёт, и спросил:

– А она тоже почётная?

– Тоже.

– А почему на ней телефон нарисован?

Директор немного смутился и отвёл глаза в сторону.

– Ну… так… чтобы было красиво.

– Это телефонная книжка, – сказал Минька. – Я видел, мой папа держал такую, когда мы с ним на почту ходили, чтобы на пристань звонить.

Павлик смутился, не зная, радоваться ли ему, что он прочитал свою фамилию в какой-то телефонной книжке. Конечно, она хуже, чем почётная. А потом подумал-подумал и решил: ну и пусть телефонная! Всё равно хорошо. И ещё был доволен Павлик тем, что он сумел прочитать хотя и не такое уж длинное, но всё же и не короткое слово – «Лобанов». Оно было таким близким и понятным ему.

– А вы посмотрите теперь тут Лобанова, – сказал он директору, указывая на большую книгу. И – как тут случилось, никто не мог понять: должно быть, он зацепил чернильницу локтем, и она опрокинулась. Хорошо, что золотая книга лежала в стороне и чернильная лужа не подтекла под неё. А то была бы беда!

– Да, с вами наберёшься хлопот, – сказал директор. Он снова стал строгим и спрятал книгу в шкаф.

– Он не нарочно, – сказал Минька, защищая Павлика.

Директор молча вытирал газетой чернила, и Павлик подтолкнул Миньку к выходу.

Что же им оставалось делать? Только уйти поскорее.

В тот же день Павлик увидел Шурика и сказал ему:

– Шурик, если твой папа Иванов, то он в золотой книге записан. Мы видели. Нам эту книгу показывали.

– Ничего он не Иванов, – сказал Шурик, – а Васильев.

10. ЗВЕРИНЕЦ

Когда были холодные дождливые дни, Павлику приходилось сидеть дома. Он рассматривал картинки в отрывном календаре и дожидался прихода зимы. Несколько раз собиралась она лечь на землю пухлым белым снегом, но снег таял и на улице опять была сырость и грязь.

А как-то вечером пришёл с работы отец и принёс с собой бумажный кулёчек. Павлик думал, что в нём мятные пряники, которые он любил, но ошибся. В кулёчке сверху лежали два плотно сбитых холодных снежка, а под ними – тоже очень похожие на настоящие – снежки из зефира.

– Ну, какие лучше? – смеясь, спрашивал отец.

В этот вечер сразу нападало много снега и пришла зима. А ночью, когда Павлик спал, мороз разрисовал окна красивыми искристыми цветами.

Зима… Хорошо было лететь на санках с заснеженного косогора прямо к новому морю, покрытому крепким льдом. Зимой дни были короткие, и пролетали они незаметно, а когда стали прибывать, то полетели ещё быстрее, потому что у Павлика, кроме катанья с горы, прибавилось много других интересных дел.

Один раз вечером отец взял карандаш и подсчитал, какой путь сделал Павлик на своих санках. Вышло, что он за зиму больше ста километров проехал, если считать, что только по двадцать раз в день спускался с косогора. В тот же вечер отец рассказал, что строители гидроузла хотят на пришлюзовых участках посадить весной деревья, создать на побережье нового моря парк, сделать цветочные клумбы. А в столярной мастерской левобережного строительного участка комсомольцы скворечники делают. Пусть птицы приживаются к новым местам.

На следующий день Павлик с нетерпением ждал, когда Вовка вернётся из школы. Под крыльцом, где они собирались открыть мастерскую по изготовлению газетных кораблей, лежали раздобытые Павликом обломки досок и фанеры.

– Видал? – показал он Вовке свои запасы строительного материала. – Мы тоже скворечницу сделаем. Знаешь, как скворцы будут петь!

Вовка небрежно ковырнул ногой обломок доски и пренебрежительно оттопырил нижнюю губу.

– Подумаешь, – скворцы! Мы, если захотим, мы, знаешь, что сделаем?..

– Что? – не терпелось Павлику.

Но Вовка ещё и сам не знал, что бы такое придумать. Не хотелось ему сразу выразить свою восторженность перед замыслом Павлика. Что это в самом деле – всё Павлик и Павлик!. То одно придумает, то другое. Будто умнее всех.

Вовка посмотрел на большую сосну, стоявшую около дома, и сказал:

– У нас белка будет тут жить.

– Где?

– Вот тут, на сосне. Мы для неё дупло, дырку сделаем. Нам учительница рассказывала, что можно всяких зверей приручить. Даже тигров. Слонов даже и львов. А уж волков или медведей – сколько хочешь. У нас при школе будет звериный уголок. Кролики станут жить и ежи, – торопливо добавил Вовка.

Павлик смотрел на него не отрывая глаз, боясь пропустить хоть одно слово.

– А где мы её достанем, белку-то?

– Где?! – вызывающе переспросил Вовка, как будто этот вопрос не стоил никакого внимания. – Возьмём где-нибудь и поймаем. Подумаешь!

– И у нас свой зверинец будет. Ага? – заключил Павлик.

– Ага, – подтвердил Вовка, довольный, что первенство в новой интересной затее осталось за ним.

Юрка, Минька и Алик согласились с Вовкой: что толку сделать скворечник? Ну, прилетят скворцы, поживут, а потом снова ведь улетят. Лучше сделать клетки для зверей, устроить настоящий зверинец. И на первых порах Минька подобрал где-то щенка.

Была зима – морозная, ослепительно-яркая от белого снега, и вдруг снег постарел, стал жёстким и серым, а из-под него один за другим побежали весёлые ручейки. Если присесть над таким ручейком, то будет слышно, как он звенит, а отойдёшь немного в сторону, – умолкает. Но всё равно так же быстро бежит и бежит.

У Павлика в руках были щепки. Одну за другой он пускал их в ручей и наблюдал, как, подхваченные водой, они стремительно уносились к самому морю.

– А я сейчас поеду оспу прививать, – хвастливо сказал подошедший к нему Минька.

Он был одет по-праздничному. На ногах – новые, ярко поблёскивающие галоши, на шее – голубой шарфик.

– А с кем поедешь? – спросил Павлик.

– С кем… Известно с кем. С бабушкой. А мама будет мне сама прививать.

Павлику тоже захотелось прививать оспу. Он бросил оставшиеся щепки и побежал домой. Минькина бабушка как раз была у них: зашла, чтобы оставить ключи. Павлик прямо с разбегу кинулся к матери, обхватил её ноги руками и заныл:

– И я… И я хочу оспу…

Всё произошло так быстро и хорошо, что он даже удивился. Не надо было выжимать из глаз слёзы и добиваться согласия матери плачем. Минькина бабушка засмеялась и потормошила шапку на его голове.

– Миленький, оспу захотел… Пусти его, мать… Им с Минькой веселей вдвоём будет.

И мать отпустила Павлика, только заставила чистую рубашку надеть.

Прививать оспу они поехали на автобусе. Ехать надо было в Шлюзовой посёлок. Там, в поликлинике, Минькина мама работала медицинской сестрой.

Павлик сидел у окна и смотрел, как мимо него проносились новые дома, уже успевшие занять всё побережье. Автобус огибал море, и вдали, как высокий мост, показалась водосливная плотина гидростанции.

На Волге был ледоход. По одну сторону плотины, там, откуда начиналось море, вода стояла высоко. Изломанные льдины подплывали к пролётам плотины и с огромной высоты рушились вниз вместе с вздувшимся валом воды. А внизу, за плотиной, Волга теснилась в своих прежних берегах.

– Смотрите, смотрите! – крикнул кто-то из пассажиров. – Что это?!

По набережной бежали люди, что-то крича и размахивая руками. Шофёр затормозил, и автобус остановился. Все пассажиры смотрели в окна. Павлик тоже приплюснулся носом к стеклу. Перед ним был широкий волжский разлив, по которому плыли большие и малые льдины. Павлик беспокойно оглядывал берег, воду, не понимая, в чём дело, и вдруг увидел, как на одной большой льдине, прижавшись друг к другу, стояли то ли лошади, то ли коровы.

– Лоси! – крикнул шофёр и отчаянно замахал руками. – Куда вы?.. Куда?!.

Но лоси, конечно, не могли услышать его, и шофёр безнадёжно опустил словно сразу уставшие руки.

– Эх, пропадут ни за что, – с горечью вздохнул он. – Что же делать-то, а?.. Что делать?..

Он выскочил из кабины, а кондуктор и все пассажиры тоже заволновались и кинулись к открывшимся дверям. Павлик и Минька мигом очутились на набережной.

– Шуметь надо… Спугнуть… Чтобы они в сторону кинулись! – больше всех беспокоился шофёр. – Сигналь! – крикнул он, пробегая мимо остановившегося грузовика.

И грузовик загудел, засигналил. Его тревожные, громкие гудки подхватили другие машины, послышался чей-то зычный посвист, кто-то неистово заколотил палкой по железу. Павлик и Минька изо всех сил визжали и махали руками, стараясь спугнуть лосей со льдины. А льдина всё так же плыла и плыла, и только ещё плотнее сбились на ней перепуганные лоси. Но вот один из них подошёл к краю льдины, нагнул голову, а потом, стремительно закинув за спину большие ветвистые рога, кинулся в воду. За ним бросились в воду и остальные лоси.

Это всех очень обрадовало. Люди стали ещё громче кричать, свистеть и хлопать в ладоши. Многие побежали, чтобы встретить приближавшихся к берегу лосей. Павлику с Минькой тоже не терпелось стоять на месте.

– Лоси!.. Лоси!.. – кричали они.

– Минька, к нам бы их, к нам в зверинец, – задыхался от волнения Павлик.

Страшна была лосям ненадёжная льдина, пугала поднявшаяся вдали громада плотины, и они, словно поняв, какой путь спасения указывали им люди, поплыли к берегу. Плыть им было недалеко. Куда ближе, чем к противоположному берегу. Может быть, они так бы и вышли прямо сюда, на дорогу, если бы очень уж громкий шум не смутил вожака. Он вдруг круто повернул в сторону, устремляясь к середине Волги, и за ним послушно повернуло всё стадо.

– Раз, два, три… – считал кто-то. – Шесть, семь, восемь…

Лосей было двенадцать. Они уплывали, стараясь перс сечь Волгу, но быстрое течение сносило их к плотине, и преодолеть его они не могли. Уже минопала пролёт и рухнула вниз та льдина, на которой они недавно стояли; всё упорнее сопротивлялся вожак, стараясь выше задрать приподнятую над водой голову с кустом запрокинутых рогов, но его то крутило на месте, то снова неудержимо влекло к плотине.

У Павлика защемило дыхание. Минька стоял с широко раскрытыми испуганными глазами, боясь шевельнуться. И такая вдруг удивительная тишина сковала всё. Павлик хотел зажмурить глаза, чтобы не видеть ничего, и в то же время боялся упустить эту страшную минуту, когда свершится неотвратимое. Одного за другим лосей будто засасывали пролёты плотины, чтобы с высокого гребня швырнуть вниз вместе с непрерывающимся обвалом грозно шумящей воды.

– Ой!.. – громко вырвалось у Миньки.

И налетевший вдруг с Заволжья ветер зароптал, зашумел в чёрных сучьях прибрежных деревьев.

– Внучок, Минька… Оспа-то… – крикнула стоявшая у автобуса бабушка.

– Не нужна твоя оспа. Оспу каждый-день прививать можно, а лоси… – не досказал Минька в ответ и, не чуя ног под собой, побежал, чтобы увидеть, не покажутся ли лоси в кипящем пенистом потоке, падавшем с высокой плотины. Павлик побежал вместе с ним.

Их обгоняли другие люди, а они в свою очередь тоже обгоняли кого-то из менее расторопных. Заглушая все голоса, внизу за плотиной ревела вода, захлёбываясь в своей ярости. Пронизанные солнцем, пенистые потоки её стремительно уносились вперёд. А вода с плотины всё падала и падала почти отвесной стеной.

Автобусный шофёр, оказавшийся впереди ребят, что-то выкрикивал, указывая на волжскую даль, но его слов нельзя было разобрать за шумом воды. Ухватившись за его руку и поднявшись на носки ботинок, Павлик увидел, как далеко-далеко, уже на успокоенной глади реки показалась чёрная точка. Потом другая, третья, четвёртая… Уменьшенные расстоянием, маленькие, как козлята, лоси через две– три минуты поднялись на крутые уступы правобережья и сразу же скрылись в лесу.

– Девять, – насчитал их шофёр.

А может, он ошибся. Может, все лоси вышли на берег.

– Вот это пловцы! – восхищённо говорил он, возвращаясь к автобусу. – С такой кручи слететь и снова на берег выбраться!

– А как они на льдину попали? – спросил Павлик.

– Попали, – вздохнул шофёр. – Понадеялись, наверно, что по земле ходили, ан под ними замёрзшее море было. Вот льдина-то и оторвалась, понесла их… Эх, жалко, что мы их шумом испугали, может вышли бы к нам.

– Мы бы их взяли к себе, – сказал Павлик. – Верно, Минька?

Минька грустно и протяжно вздохнул.

– Ну ладно, поехали, – сказал шофёр. – Товарищи пассажиры, извиненья прошу за задержку… Сами видите, дело такое… – не договорил он и полез в кабину.

– Душевный, видать, человек, – заметила Минькина бабушка. – Дикого зверя жалеет.

– А лось вовсе не зверь, – сказал Павлик. – Лось – он… – и смолк, не зная, что сказать дальше.

– Лось – лось и есть, – досказал за него Минька и украдкой смахнул выкатившуюся из глаза слезинку.

Автобус дал короткий гудок, и ребята поехали в поликлинику прививать оспу.