Текст книги "Призванный (СИ)"

Автор книги: Евгений Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Лютецией дело не ограничилось, и в течение следующего месяца в Авигроне открылось еще несколько иностранных посольств. Миран появлению на его земле иноверцев рад не был, но высказывать претензии не стал, надо же как-то общаться с соседями, если не хочешь блокады с их стороны, тем более что на возведение в Авигроне собственных храмов они и не претендовали.

Глава 9.

Возрождение старых традиций.

Когда исход правоверных из Авигрона закончился, город какое-то время казался необычайно тихим и почти обезлюдевшим. Но на освободившееся место постепенно потянулись новые переселенцы, ожила торговля, кое-как отладилась работа городских служб, связи с зарубежными государствами стали еще интенсивнее прежних, и Миран успокоился – запустение Авигрону, похоже, больше не угрожало. Свои оборонительные функции Страж осуществлял настолько успешно, что правоверным соседям оставалось теперь только злобно щериться – напасть они бы больше не рискнули бы ни за что. Но почивать на лаврах ему было скучно. Здешняя цивилизация еще не доросла до объединения всей планеты в единую информационную сеть, и потому тот легкий способ заработка, что освоили его новые адепты в Шеви, для авигронцев был пока невозможен. Нет, он, конечно, вбросил такую мысль и даже заинтересовал ей часть молодежи, но без поддержки передовых стран этого мира за столь масштабный проект не стоило и браться, а там пока жались, высказывали всяческие сомнения и не спешили вкладывать деньги даже в нужные для этого исследования. Ну и как тогда прикажете поднимать экономику Авигрона, чем инициативных людей сюда привлекать? Ниша обнаружилась неожиданно и по сути случайно.

Миран, выбравший своей постоянной резиденцией посвященный ему же храм, от скуки забрел в магистрат и невольно стал свидетелем мелкого скандала. Ругались директор одной из городских школ и чиновник, возглавлявший городской отдел образования.

– Заберите у меня этого Тогрена! – ругался директор. – От него все учителя стонут, ни один не хочет вести его класс! И детей он всех затерроризировал, прямо не мальчишка, а какой-то черт!

– Что же, несколько взрослых людей с одним десятилетним пацаном справиться не в состоянии? – увещевал его чиновник. – А раньше как его контролировали?

– А никак! Исключали из школы, когда окончательно доводил. Только он все городские школы успел обойти, никто больше его брать не хочет, а просто выставить его на улицу нам законы не дозволяют.

– А до совести его достучаться не пытались? Мол, тебе ж свободную жизнь обеспечили, что ж ты за добро злом платишь!

– Ха! Да он из семейки неофитов, они и раньше не бедствовали, а в новую веру перешли, только чтоб собственность свою не потерять! Этот Тогрен и раньше атаманом был среди своих сверстников-единоверцев, а как они поразъехались, оказался без своей свиты. Вот и мстит сейчас всем, а заодно по новой авторитет зарабатывает, чтоб все вокруг его боялись. И что я могу ему сделать? Временно от уроков отстранить? Так он и так на занятия не больно рвется. Выговор ему сделать? Да плевать ему на эти выговоры! И ведь даже за уши его оттрепать мне закон не позволяет!

– А почему, собственно? – недоуменно промолвил Миран, обращаясь к обоим собеседникам.

Те разом замолкли, обнаружив рядом своего бога. Но тот ждал ответа, и чиновник вынужден был пояснить:

– Эээ, видите ли, Господин, но школьные уставы запрещают физически воздействовать на учащихся. Это еще со времен прежней власти идет, но и правоверные не по собственной инициативе их приняли, а следуя общемировой тенденции на защиту детей от жестокого обращения.

– То есть когда малолетний хулиган лупит своих сверстников, это не жестокое с ними обращение, а если ему за это надрать задницу, будет жестокое? – поразился Миран. – Тот мир, откуда пришел к вам я, еще поразвитее вашего, но там подобная дурость никому и в голову не приходит! В Катерской империи даже принцев секут почем зря и не без пользы для дела. Короче, если до этого вашего засранца слова не доходят, вразумите его розгами.

– Да я бы с радостью, но законы... – протянул директор.

– А законы те, что, с неба к вам упали? – усмехнулся Миран. – Магистрат их принял, магистрат и изменит. По моему совету, разумеется.

Советы бога никто, разумеется, оспаривать не стал. Закон о допустимости физического наказания несовершеннолетних граждан Авигрона был спешно принят магистратом и тут же отражен в уставах учебных заведений. До учащихся довели, какие санкции к ним теперь могут быть применены, но поверили не все. Сев Тогрен оказался в числе тех, кто не поверил. На уроке он по привычке отвесил леща более слабому однокласснику, а когда учитель попытался физически его сдержать, начал драться уже и с ним. На шум заглянул директор, буйного мальца все же скрутили и заперли в кладовке со школьным инвентарем. Он этим фактом, конечно, бурно возмущался, пинал ведра и швабры и орал, что пожалуется отцу, который, мол, всем тут задаст! Но выпускать его никто не спешил, и он, наконец, выдохся и успокоился.

Просидеть в кладовке Севу пришлось пару часов. Когда дверь открыли, он решил было, что его пришли выпускать и можно теперь идти домой, но пришедшие за ним двое дюжих мужиков назвались судебными приставами и заявили, что сходить он может только в туалет и лучше бы ему это сделать, поскольку далее его ждет наказание. Сев, ни в грош не ставивший школьных учителей, как-то сразу понял, что с этими его конвоирами качать права не стоит, и послушно сходил, куда ему предлагали, после чего его взяли под руки и доставили в физкультурный зал, где вдоль стен уже выстроились классы, а посередине стояла невесть где добытая длинная деревянная лавка. Тут же оказался и судья, потребовавший у Сева объяснений по поводу произошедшего инцидента. Сев сдуру принялся все отрицать, но сразу же нашлись свидетели из числа одноклассников, которые все видели, и им, конечно, поверили больше. В результате судья объявил, что гражданин Авигрона Сев Торун признается виновным в злостном хулиганстве и ввиду его малолетства по закону номер такой-то приговаривается к публичному наказанию розгами в количестве пятидесяти ударов. Приговор надлежит привести в исполнение немедленно.

Сев сильно побледнел и хватал ртом воздух. Он о таких наказаниях и не слышал никогда, и потому даже не представлял, чего ему ждать. Из ступора его вывел один из приставов, приказавший мальчику раздеться догола и улечься животом на лавку. Теперь у Сева от стыда заложило уши, и из бледного он стал красным как рак. В семьях правоверных полное обнажение считалось страшным унижением, а чтобы еще и перед девчонками!... Он вцепился в свои брюки, но тот же пристав убедительно объяснил ему, что если он не разденется сам, то его все равно разденут насильно, и выглядеть при этом он будет еще более позорно. Пришлось, роняя слезы, снимать с себя все и плестись к лавке, прикрывая руками пах. Едва он улегся, его привязали к ней широким ремнем в районе поясницы, а затем старательно вытянули в струнку, привязав еще за запястья и щиколотки. Один из приставов вооружился розгой.

Сев всегда считал себя стойким парнем и в драках боли не боялся. Впрочем, ему и доставалось куда меньше, чем его противникам. Но то, что обрушилось сейчас на его ягодицы, обжигало не хуже кипятка. Сперва он еще пытался сдерживать крики, но терпения его хватило лишь на десяток ударов. Дальше он уже ревел во все горло, выкрикивал что-то бессвязное, заливался слезами, извивался на лавке, насколько позволяли ремни, рвался из пут, а потом охрип, потерял волю к сопротивлению и лишь жалобно хныкал.

Сев даже не сразу понял, что порка закончилась. Он продолжал судорожно всхлипывать, когда его отвязывали, потом сделал было попытку встать, но тело отозвалось такой болью, что он вновь повалился на лавку. Присутствовавший при наказании врач хотел было вызвать носилки для переноски высеченного, но вышедший из стены Миран сказал ему не спешить, поскольку мальчик, на его взгляд, не так уж сильно пострадал и способен добраться до школьного медпункта и своим ходом. И действительно, когда боль немного поутихла, Сев сумел таки подняться и, хромая при каждом шаге, нагишом поплелся в медпункт. Вся стыдливость в этот момент вылетела у него из головы, думать он мог только о боли. Миран последовал за ним.

Рухнув ничком на стоящую в медпункте кушетку, Сев чуток пришел в себя и стал способен воспринимать обращенную к нему речь, чем Миран тут же и воспользовался, посоветовав мальчику кардинально изменить свое поведение, а не то его ждет повторение неприятной процедуры. Повторения Сев категорически не хотел и потому принялся горячо заверять Мирана, что станет теперь самым послушным мальчиком в школе. Обещал он это настолько искренне, что Миран ему поверил и в награду исцелил все нанесенные розгами повреждения.

Теперь, когда боль окончательно ушла, Сева накрыло осознание того, в каком позорном виде он только что предстал перед одноклассниками. Теперь же все его просто задразнят, а он и стукнуть в ответ никого не сможет, поскольку это грозит ему новой поркой. Его авторитет самого крутого парня пал во прах и восстановлению явно не подлежит. Севу захотелось завыть от безнадежности и жалости к себе, но природное жизнелюбие пересилило. Мальчик огляделся, обнаружил, что в медпункт принесли его одежду, и принялся одеваться, раздумывая, как бы так смыться из школы, чтобы ни с кем не столкнуться по дороге. Своими горестями он мог теперь поделиться только с отцом, хотя и осознавал, что тот не спасет его от гнева Мирана.

Зрелище порки, конечно, потрясло всех присутствовавших при сем школьников. Мелкие хулиганы с ужасом примеривали эту ситуацию на себя и зарекались делать впредь хоть что-то подобное. Многие жалели Сева, хотя четвероклашки дружно заявляли, что так ему и надо. Девчонки постарше, многим из которых прежде ни разу не доводилось видеть голого мальчика, хихикая, обсуждали его стати, сходясь при этом, что для такого мелкого шпендика розог было все же многовато. Правда, учившийся в этой же школе Илав, оценив состояние Севовых ягодиц, тут же заметил, что когда сам он приносил себя в жертву, ему досталось куда хуже, так что и Сев перетерпит.

Отец Сева Ренав Тогрен о проблемах своего сына узнал чуть ли не последним и когда прибыл, наконец, в школу, все уже было закончено. Произошедшее ему категорически не нравилось, но, поразмыслив, он с ужасом осознал, что не может ничего здесь исправить. Уехать из города в Лайбан, как большинство его родственников? Но после того, как он променял истинную веру на сохранность своей собственности, для бывших своих единоверцев он стал отступником, а это еще хуже язычника. И дальше оставаться здесь в качестве адепта стражистской веры? Но какое он тогда имеет право выдвигать претензии своему новому богу? Тот вправе наказывать своих адептов так, как сочтет нужным. Но как-то вступиться за сына Ренав все же посчитал своей обязанностью и потому, увидев Мирана, принялся сетовать на чрезмерность полученного сыном наказания.

– А ведь вам давно жаловались на его поведение, – задумчиво промолвил Миран, – что же вы его вовремя не остановили, чтобы не доводить до такого?

– Да как его остановишь? – сложил руки в молитвенном жесте Ренав. – Вы же знаете, какие здесь были порядки. Никакой возможности проявить свою родительскую власть!

– Ну, теперь такая возможность у вас появилась, – произнес Миран. – Проявляйте, никто и слова вам не скажет. Но если вы так и не сумеете внушить сыну, как надлежит вести себя в обществе, и он опять заработает себе розги, то винить в этом вам придется только себя.

– Ну уж нет, он у меня теперь станет шелковым, – пробормотал Ренав, кланяясь благодетелю и вспоминая, куда он запрятал дедовскую камчу. Если бы теперь у Сева и возникло вдруг желание нарушить обещание, данное Мирану, то отец быстро бы выбил из него эти опасные мысли.

Разобравшись со старшим Тогреном, Миран счел нужным перед уходом дать инструкции и учителям.

– Сегодня был случай исключительный, – промолвил он, – школьникам следовало наглядно продемонстрировать, что им грозит за безобразное поведение, но в дальнейшем, полагаю, подобные мероприятия лучше будет проводить в более приватной обстановке. Да и суд стоит привлекать только при самых серьезных проступках, а с менее серьезными, думаю, вполне сможет разобраться и школьный совет. Разумеется, и наказания за них должны быть не такими суровыми, но все же достаточно чувствительными, чтобы виновный не захотел повторения. Вы в этом лучше разбираетесь – вам, как говорится, и карты в руки. Разрешаю править в этих целях школьный устав.

Даже те педагоги, что были не во всем согласны с Мираном, предпочли оставить свои возражения при себе. Все же показательно высеченный сегодня Сев реально всех достал и не хотелось впредь ощущать свое бессилие перед лицом очередного малолетнего хулигана.

Глава 10.

Неожиданные перспективы.

Сын Лейна Декариета Карен ходил в ту же школу, что и Сев с Илавом, поскольку она считалась лучшей во всем Авигроне. Мальчику пришлось в спешном порядке учить местное наречие, к счастью, мало отличавшееся от уже известного ему лайбанского языка. Но такова уж судьба сына дипломата, которому вечно приходится менять школы и страны, чтобы не расставаться с родителями. Здесь, в Авигроне, не было ни одного его сверстника-лютецийца, а так как он не мог жить без общения, то просто вынужден был наводить контакты с местными детьми. Это у него даже получалось, он успел обзавестись несколькими приятелями и довольно комфортно чувствовал себя в школе, пока не стал свидетелем наказания Сева.

К счастью, этот хулиган учился на класс младше и Карену пока не доводилось с ним сталкиваться, но что представляет из себя эта «гроза школы», он, конечно, знал. В его прежних школах такие тоже встречались, и на них тоже не было никакой управы, ну, кроме исключения, и Карен бы понял, если бы этого Сева однажды выгнали, но чтобы вот так...

О таких наказаниях Карен никогда не слышал и даже не читал. В Лайбане, где его отец работал советником посольства до перевода с повышением в Авигрон, при посольстве имелась собственная школа, и ему редко доводилось общаться с местными детьми. Ходили слухи, что в семьях их физически наказывают, хотя официально это не поощрялось и даже не признавалось, но, поскольку уточнить было не у кого, Карен их отметал. Сейчас же сложившаяся у него в голове картина мироздания пошла трещинами. Оказалось, что никакой гарантии физической неприкосновенности у детей не существует, что взрослые при нужде могут дисциплинировать их и самыми жестокими методами. Всегда самоуверенный Сев прямо у него на глазах превратился в жалкое зареванное существо с багровым задом. Карен умер бы от стыда, окажись вдруг на его месте. А мысль, что такое в принципе возможно, он никак не мог выбросить из головы. Ну да, он на год старше, он не лупит одноклассников и тем паче не дерется с учителями, он вообще иностранец, но мало ли как оно в жизни бывает? Ошарашенный мальчик долго не мог прийти в себя, а вечером выложил все свои страхи родителям.

Мать Карена по совместительству являлась еще и собственным корреспондентом одной из влиятельных лютецийских газет и просто не могла пройти мимо такой сенсации. Наскоро успокоив сына, она ринулась в его школу выяснять все обстоятельства произошедшего, а оттуда в магистрат, который, оказывается, спешно принял такие немыслимые в нынешнем просвещенном мире законы. Все подтвердилось, включая участие во всем этом деле Мирана, и написанная ею статья была опубликована на первой полосе, жаль только, что без фотографий, поскольку семья высеченного Сева категорически отказалась общаться с журналисткой, да и никаких следов на теле мальчика якобы уже не осталось.

Разразившаяся сенсация приняла мировой масштаб, вызвав многочисленные дискуссии в СМИ и потоки заявлений государственных и общественных деятелей, осуждающих это решение властей Авигрона. Правоверные, впрочем, отнеслись к этому делу куда более спокойно. Защищать права вероотступников там точно не собирались, и первой реакцией стало злорадство, мол, так им и надо! Но интерес публика все же проявляла, и из Лайбана в Авигрон был направлен корреспондент влиятельной газеты с наказом взять интервью у пострадавшей семьи. Ренав Тогрен на контакт с ним пошел, и в ходе интервью выяснилось, что семья вовсе не считает себя пострадавшей, что глава ее может осуществлять теперь свою родительскую власть вполне в духе заветов Пророка, а жестоко наказанный мальчик заметно присмирел и проблем больше не создает.

Интервью напечатали, и читатели газеты призадумались. А ведь и в самом деле Пророк никогда против телесных наказаний не высказывался и даже вроде бы сам применял их к собственным детям, а что специально не пропагандировал, так в те времена в этом не было никакого смысла. Зачем ломиться в открытые ворота, когда никому вокруг и в голову не приходит, что может быть как-то иначе? А вот про святость родительской власти он действительно говорил.

Началась дискуссия, в которую немедленно включились консервативные богословы, начавшие сетовать, что, мол, как же мы дошли до жизни такой, что теперь проклятые язычники лучше нас исполняют заветы нашего же Пророка? И если им это можно, то почему же нам нельзя? Потому что неверные навязали нашим властям свои представления о морали, а те и повелись? Спор вышел далеко за пределы Лайбана, и общественное мнение большинства правоверных общин склонилось к необходимости восстановления родительской власти в полном объеме. Правящие круги, чуткие к народным настроениям, когда дело не касалось их кошелька, чтобы успокоить недовольных, решились кое-где скопировать авигронские законы, естественно, с учетом местной специфики и ссылаясь на отеческие традиции и заветы Пророка, а не на мнение какого-то демона. Тем не менее, в народной памяти отложилось, что послужило толчком всему этому процессу, и Мирана перестали воспринимать исключительно как врага правой веры.

В демократических странах о подобных дискуссиях, разумеется, и речи идти не могло. Сева Тогрена там считали жертвой самодура и даже предлагали его семье политическое убежище... какового та, как ни странно, не пожелала. Бизнес Тогренов развивался более чем успешно, они стали знаменитостями, и их магазин теперь считали своим долгом посетить чуть ли не все посещавшие Авигрон иностранные туристы. И что, бросать теперь налаженную жизнь и срываться куда-то в неизвестность, где не факт еще, что удастся расторговаться, а вот наследник точно отобьется от рук?! Обижают маленького? Ничего, перетерпит!

Правозащитники, конечно, возмущались, властные органы делали осуждающие заявления, послам приходилось что ни день являться в магистрат, чтобы довести до его главы озабоченность своих правительств нарушениями прав юных граждан Авигрона, Тенрув Флорси ожидаемо отправлял их всех к Мирану, мол, не имеем права выступать против божьей воли, Миран же все вручаемые ему официальные бумаги немедленно отправлял в мусорную корзину. Все его ответные заявления сводились к тому, что здесь, мол, моя территория и своих адептов я имею право наказывать, как посчитаю нужным. Дальше слов, впрочем, дело не заходило. Вводить экономические санкции против страны, по-прежнему торговавшей в основном с соседними странами правоверных, было бессмысленно, а спасать юных авигронцев силой никто бы не решился, памятуя о том, как легко Миран расправился с посмевшими атаковать его землю лайбанцами.

Лейн Декариет на правах дуайена дипломатического корпуса добился конфиденциальной беседы с Мираном, на которой выразил обеспокоенность неравнодушной общественности по поводу жестокого обращения с авигронскими детьми. Мол, и физически это отнюдь не безвредно, и душевные травмы остаются, и насилие таким методом не пресечешь, поскольку наказанные дети приучаются к мысли, что кто сильнее, тот всегда и прав.

– Ну, если правильно применять, то безвредно, – хмыкнул Миран. – Никто из высеченных по моему указанию от этого не умер и даже инвалидом не сделался, а если дойдет до просечек, то я их и залечить могу, опыт есть. Без душевных потрясений это будет вообще не наказание. К тем, кого возможно усовестить словами, розги не применяются, а вот до кого никакие слова уже не доходят, тех иначе к порядку не приучить. А что до мысли, что прав тот, кто сильнее, так тот же Сев Тогрен еще задолго до всяких розог к ней пришел. Только он-то был уверен, что он тут самый крутой, может творить все, что захочет, а вот ему никто ничего сделать не может, потому что сверстники его слабее, а все взрослые – бесхребетные слюнтяи. А как только ему наглядно продемонстрировали, что взрослые могут его больно наказать, он быстро осознал, что пока всего лишь маленький мальчик и должен подчиняться установленным не им правилам. Да, на всякую силу может найтись большая сила, которая и будет устанавливать законы. Правоверные готовы были изгнать из Авигрона моих адептов, потому что сила была на их стороне, они реально могли это сделать, но как только явился я, убираться из города пришлось им самим, потому что иначе мне не защитить было тех, кого я поклялся защищать, и я мог это сделать. Никакое право не действует, если за ним нет силы. Тот же Сев в итоге смирился и больше, насколько я знаю, никому не пакостит. Куча ни в чем не повинных детей оказались избавлены от знакомства с его кулаками. И после этого вы еще будете говорить, что я нарушаю права малолетних авигронцев? Права издеваться над другими я их лишил, это точно, но разве кто-то давал им такое право? Они сами его себе присвоили, а с незаконно присвоенным когда-нибудь все равно придется расстаться. Или у вас в Лютеции все по-другому, кто что захапал, тот на то и имеет право?

Лейн не нашелся, что ему возразить.

Когда шум поутих и даже самые упорные смирились с мыслью, что на решения авигронских властей им не повлиять никак, в магистрат стали приходить неожиданные послания. Отдельные богатые иностранцы интересовались, нет ли в Авигроне закрытых пансионов, где бы могли принять на обучение детей из-за рубежа? В ходе переписки выяснялось, что их отпрыски совсем отбились от рук, не желают учиться, нарушают законы, ведут саморазрушительный образ жизни, и принудить их вернуться на праведный путь не могут ни родители, ни школа, ни даже полиция, поскольку тронуть их не смей, а на любые слова они давно уже плюют с высокой колокольни. Карманных денег лишишь, так они в отместку начинают распространять наркотики! Существуют, правда, тюрьмы для малолетних преступников, но, может, все же есть способ остановить их, не доводя до такой крайности?

Пансиона в Авигроне не было, но если есть спрос, почему бы и не создать? Тенрув вышел с предложением, благо и здание имелось, которое можно было быстро переоборудовать для постоянного комфортного проживания детей, Миран дал добро, и желаемое заведение было открыто в кратчайший срок. В Авигрон стали привозить на обучение отпрысков иностранных толстосумов. Привыкшие ни в чем себе не отказывать дети сперва, конечно, бунтовали, нередко творя такое, что даже Севу в голову бы не пришло, но после первой же заработанной порки резко сдувались, начинали плакаться в письмах к родителям на проявленное к ним насилие, но, не получая в ответ сочувствия, вынужденно смирялись и все же брались за учебу. Поротый зад неожиданно оказался хорошим стимулом.

Результаты такого воспитания оказались столь впечатляющими, что удовлетворенные родители стали делиться опытом в своих кругах. Авигрон неожиданно стал популярен как место обучения подрастающего поколения, а его пансион вошел в число самых престижных в мире учебных заведений. Обучение в нем стоило дорого, и прибыль от него регулярно пополняла теперь авигронскую казну. Встал даже вопрос об открытии еще нескольких подобных заведений, поскольку спрос на них пока явно превышал предложение.

Глава 11.

На острие прогресса.

Свою уникальную роль в международном разделении труда Авигрон уже обрел, но Мирану этого было мало. Ему не давала покоя та информационная сеть, что существовала во временно покинутом им мире, благодаря которой возродился его Шеви. В этом мире ничего подобного еще не было, хотя компьютеры, как он выяснил, уже были. Ну да, только в самых передовых странах, еще достаточно громоздкие и не персональные, но были! Миран не считал себя специалистом в людских науках, но там, в Шеви, ему доводилось общаться с компьютерщиками экстракласса, и они много выболтали ему о своей работе. А что, если и в этом мире поискать подобных людей? Наконец, решившись, он донес свою задумку до Тенрува Флорси.

Тенрув куда лучше разбирался в финансах, чем в технике, но раз сам бог говорит, что такое возможно, значит, надо искать. Например, публиковать рекламные материалы в газетах передовых стран с приглашением на работу в Авигрон.

Первая рыбка клюнула довольно быстро. В Лютеции обнаружился инженер Шторех Асенкивит, который давно уже, оказывается, носился с идеей соединять разные компьютеры кабелями и гонять между ними информацию, за что в профессиональных кругах числился полусумасшедшим. Предложение реализовать свою мечту на деле, да еще за приличное жалование, он счел манной небесной и согласился на переезд в Авигрон, практически не раздумывая. Здесь уже Миран взял его в оборот, втолковывая ему, что компьютеры не только кабелями можно соединять, но и спутниковой связью, и так даже выйдет гораздо эффективнее. Спутники здесь, кстати, уже запускали и использовали их для фотосъемки земной поверхности и метеорологических наблюдений. Кое-кто уже приходил к мысли, что через них можно осуществлять и телетрансляции.

Миран хорошо помнил, чем именно торговали его адепты в Шеви. Большую часть их информационных товаров здесь и товарами-то не считали, а на то, что согласились бы покупать, все равно бы не было большого спроса из-за полного отсутствия персональной вычислительной техники. Но вот акции... На фондовых биржах здесь торговали по старинке, поднятием рук в толпе брокеров, собравшихся в одном зале. Не было никакой связи между биржами в разных частях планеты, информация доходила медленно, чтобы торговать на разных биржах, надо было при каждой держать брокерскую контору, крупных игроков это давно уже не устраивало, но альтернативы не было. Ну, значит надо создать эту альтернативу.

Шторех готов был написать протокол для обмена информацией между компьютерами, равно как и матобеспечение самих электронных торгов, но для этого ему требовалась помощь квалифицированных программистов, которых в Авигроне, разумеется, не было и быть не могло. Ну, раз нет, значит, привлечем, поманив высоким окладом и возможностью прославиться в качестве основателей новой отрасли. А пока Шторех искал энтузиастов, готовых переехать в Авигрон, Миран насел на Тенрува с требованием закупать спутники связи и мощные компьютеры, что должны быть установлены во всех городах мира, где есть фондовые биржи.

– Да для этого всего нашего бюджета не хватит! – взвыл Тенрув.

– Стало быть, берите кредиты, – отрезал Миран. – Они все равно потом окупятся сторицей.

Невероятно авантюрная по местным меркам кампания завертелась. Производители спутников и средств космической связи удивлялись, с чего это вдруг возник такой массовый спрос на их продукцию, но честно выполняли заказы, в мировых столицах оборудовались мощные компьютерные центры, принадлежащие недавно созданной авигронской компании, собравшиеся под крылом Штореха программисты корпели над программным кодом. А потом та самая компания внезапно объявила, что готова организовать торговлю акциями по всему миру в круглосуточном режиме с подключением к ней всех существующих фондовых бирж. Брокерское сообщество ахнуло от открывшихся перспектив и всем гуртом ринулось регистрироваться. Владельцы бирж, понявшие, что остаться вне этого движения означает их быстрый крах, пожелали вступить в долю. Авигрон пошел им навстречу и сделал свою компанию публичной, выбросив на рынок ее акции, и курс их так взлетел, что полученной выручкой авигронская казна смогла досрочно расплатиться по всем кредитам, оставшись при этом с большой прибылью, и это еще до начала торгов!

Первый блин не вышел комом, и на владельцев электронных торгов со всех сторон посыпались заманчивые предложения. Брокеры товарных бирж теперь с завистью смотрели на своих собратьев с фондового рынка и мечтали тоже беспрепятственно толкать свой товар по всему миру. Крупные игроки задумывались, а зачем им теперь вообще стационарные биржи? Можно ведь установить компьютер со спутниковой тарелкой и в собственном особняке и торговать прямо из дома, когда душа пожелает. Авигронцы готовы были подключить всех, и бизнес рос, как на дрожжах.

Проблемой, правда, оставались расчеты по заключенным сделкам. Ну, зафиксировал ее компьютер, но когда еще банки с одного конца планеты переведут соответствующую сумму на другой, а там, зафиксировав получение платежа, внесут изменение в соответствующий реестр. К тому времени те акции могут быть уже десять раз перепроданы. А если перевод денег вдруг сорвется, что тогда будет с последующими сделками? А бесконечные колебания курсов валют, способные свести на нет выгоду от заключенной сделки? Нужен был инструмент для мгновенного расчета прямо в компьютерной сети. Существующие валюты для этого не подходили, поскольку их перемещение жестко контролировалось центробанками соответствующих стран и вполне могло быть заблокировано по политическим мотивам. Но раз Авигрон всю эту кашу заварил, ему ее и расхлебывать.

Тенрув Флорси не мог побороть нервной дрожи, когда узнал, что с ним хочет встретиться делегация банкиров, представляющая крупнейшие банки планеты. Раньше финансовые магнаты такого калибра маленьким Авигроном не интересовались. За кредитами к ним пришлось идти на поклон, и далеко не все тогда согласились их выделить, из-за чего теперь, наверное, кусали локти, сетуя о недополученной прибыли. Но сейчас они пришли сами с весьма неожиданным предложением: не стоит ли Авигрону задуматься об эмиссии собственной валюты?