Текст книги "Призванный (СИ)"

Автор книги: Евгений Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Сделав выразительную паузу и увидев искренний интерес в глазах обоих слушателей, Миран продолжил:

– Дело было в том, что в том мире давно уже развивалась электронная торговля. Не понимаете, да? Значит, на вашей планете до нее еще не доросли. Короче, там всю планету опутали сетью спутниковой радиосвязи и гоняли по этим сетям всякую информацию, а заодно и электронную валюту. Многие неплохо зарабатывали на том, но правительства всех стран душили их налогами. И владельцы торговых компаний просто мечтали найти такое место, где можно было бы торговать почти без налогов, даже приобрели для этих целей заброшенную нефтедобывающую платформу, стоящую вне любых территориальных вод, объявили ее отдельным государством с собственными законами и очень успешно там расторговались. Правительства ведущих стран того мира быстро ощутили налоговую убыль и постарались силой задавить этот островок свободы. На платформу высадился чей-то спецназ, и все было кончено, но мечта о безналоговом рае сохранилась, а тут как раз подвернулся я со своим Шеви. Ведь если Робус имел все возможности заблокировать мое княжество, просто не пуская туда купеческие караваны, то теперь, когда информация гонится через спутники, сделки заключаются в электронном виде, а товары завозятся со складов во исполнение сделок, заключенных, может быть, на другом краю планеты, все эти блокады стали просто смешны. Как им было пресечь такую коммерцию? Спутники они сбивать не могли, это бы вызвало паралич всей мировой торговли и обмена информацией! Десант высаживать, как на ту платформу? Да я бы спалил любой десант, как воинство Сапатиса! Это уже не говоря о том, что имперские дураки объявили Шеви своей территорией, и потому высадка там десанта из любой другой страны они вынуждены были бы признать агрессией против самих себя, а сами они не имели права вводить на территорию Шеви своих воинов согласно подписанному Робусом договору. Равно как и подвоз продовольствия они теперь не могли запретить, поскольку их же законы не позволяли правительству организовывать внутренние таможни, равно как и устанавливать режим госграницы вокруг какой-то части территории страны. Что им тогда оставалось делать? Признать независимость Шеви? Да оппозиция их за одно такое предложение со всеми костями сожрала бы!

Миран мечтательно улыбнулся, вспоминая те дни.

– В итоге эти электронные торговцы прибыли в Шеви, поклонились мне, как положено, я с ними заключил такой же договор, как с прежними жителями города, они завезли в Шеви все нужное им оборудование, перевезли свои семьи, короче, мой город опять ожил. Началась торговля через спутники, имперские власти встрепенулись, попытались задействовать полицию, но та, памятуя о моих оборотнях, лезть в лес отказалась, и тогда они не нашли ничего лучшего, как прислать боевой самолет! Испугать, видимо, хотели! Ну, я его тут же и спалил прямо в воздухе! Вот тогда они совсем засуетились, прислали на переговоры со мной важного чиновника, и я наглядно продемонстрировал ему свою силу, на его глазах спалив сосну, напомнил о нашем с Робусом договоре и о том, что теперь, когда они первые его нарушили, послав тот самолет, руки у меня развязаны. И если они осмелятся напасть на Шеви, хоть войска прислав, хоть обстреляв ракетами, то я терпеть не стану и сожгу их города! Посланник в страхе вернулся в столицу Катериса и перепугал всех уже там. А знаете, что самое смешное? – прищурился Миран.

– Что? – тут же спросил Илав.

– Что они там напрочь забыли о том договоре! Робус, оказывается, не счел нужным оповестить о нем своих подданных, рассказал только своему наследнику, и так эта тайна и передавалась дальше, не выходя за пределы рода Парентов. А потом у них установилась конституционная монархия, то есть императоры продолжали царствовать, но реально больше не правили, а настоящее правительство ни о чем и не ведало! Ну, пришлось им бежать за подмогой к своему императору, который по тому договору считался теперь клятвопреступником, хотя приказа послать самолет сам не отдавал. И тот все же сумел найти выход, отправив ко мне на переговоры наследного принца Лодиса, который пока еще не занял трон и потому и формально был ни в чем не виноват. Ну, мы с ним и заключили новый договор почти на тех же условиях, что и с его давним предком, разумеется, исключив теперь возможность всяких блокад, и независимость моего княжества имперцам все же пришлось признать, хотя взамен я оставил им построенный ими на моих землях город. Моим новым подопечным он был просто не нужен, им хватало и Шеви с ближайшими окрестностями. А еще Лодис презентовал мне копию старинной книги, в которой Робус изложил свои впечатления о нашей с ним встрече, – тут Миран махнул рукою, создав сгусток тумана, из которого словно сами собой материализовались несколько бумажных листков. – Хотите послушать?

Йихнов с Илавом, разумеется, тут же выразили свое горячее желание.

Глава 4.

Взгляд с другой стороны.

Миран принялся читать, на ходу переводя с не знакомого своим слушателям языка:

"Я, Робус, первый император Катериса из рода Парентов, оставляю сии воспоминания в назидание потомкам.

В 1211-м году от рождества Пророка мне довелось принять участие в Северо-Восточном походе императора Сапатиса, моего дяди по матери. Большинство туземных княжеств сразу покорились нашей силе, приняв вассальную зависимость от империи. Среди отказавшихся подчиниться наибольшую строптивость выказало небольшое Шевское княжество, возглавляемое по слухам не человеком, а неким бессмертным демоном по имени Миран. В своем ответном письме этот Миран требовал от императора обойти стороной его земли, угрожая в противном случае сжечь его и все его войско силой своего гнева. Сапатис не испугался шантажа, но все же обратился за советом к служителям Господа, которые заверили его, что никакому демону не под силу противостоять Божьей воле, а имперской армии покровительствует сам Господь. Удовлетворившись этим, Сапатис приказал своим войскам перейти границы Шеви и взять в осаду его столицу.

Отряд моего отца, князя Парентского, расположился на дальнем краю лагеря осаждающих, в глубине леса, подступающего к самым крепостным стенам. Будучи предоставлен сам себе, я с утра успел облазить все окрестности и обратил внимание, что рядом с нашим шатром, находится небольшой пригорок, а в его основании – отверстие, вероятно, барсучья нора. Самого хозяина норы там уже не было – то ли сбежал, то ли попался кому-то из охотников.

Был уже поздний вечер, когда я улегся спать в отцовском шатре. Сам отец еще не вернулся, поскольку должен был разместить на стоянке подтянувшийся очень поздно арьергард. Проснулся я, когда стены шатра вдруг ярко осветились пламенем. Выскочив наружу, я увидел, что вокруг нас полыхают вековые сосны. Мгновенно поняв, что мне грозит, я рванулся к тому пригорку и постарался залезть ногами вперед в барсучью нору. Взрослый воин туда наверняка бы не втиснулся, но мне в ту пору было всего двенадцать лет, и я был очень тощим. Только это меня и спасло.

Я лежал под толщей земли и наблюдал в отверстие, как бушует адский пламень, видел, как рушатся деревья, слышал ужасные вопли горящих заживо людей и ржание взбесившихся коней. По земле тянуло едким, горячим дымом, и мне стало трудно дышать. Я зарылся носом в землю, но все равно потерял сознание.

Очнулся я уже в окружении вражеских латников, которые выдернули меня из норы как морковку и сумели откачать. Огонь уже затих, и вокруг до самых стен Шеви простиралось одно сплошное пепелище. Меня заставили подняться и погнали к городским воротам. Так я попал в Шеви в качестве жалкого пленника.

Меня и других пленных, случайно уцелевших в огне и попавших в руки шевцев, привели в резиденцию Мирана, служившую одновременно и его храмом. Нас было тут всего десятка два, причем я оказался единственным дворянином, а остальные были простыми латниками или даже обозниками. На наших глазах в храм заносили обгоревшие останки самых знатных аристократов империи. Я опознал тела императора, его сына, а также своего отца, князя Парентского, и понял, что сам теперь волею судьбы стал владетельным князем.

Собравшиеся в храме шевские дворяне дружно преклонили колени, и тут я своими глазами увидел, как из стены над алтарем истекает нечто белое, которое затем сгущается и приобретает очертания мальчика моих лет. Я уже видел это лицо на шевских монетах. Сомнений нет – перед нами предстал сам Миран, тот самый демон, что только что погубил огромную имперскую армию. Он занял кресло, установленное у самого алтаря, и нас, пленников, подвели к нему, заставили опуститься на колени и назвать свои имена. Услышав, что я являюсь племянником покойного императора Сапатиса, шевские дворяне потребовали немедленно меня казнить, дабы извести весь вражеский род под корень. Мне же, чудом уцелевшему в пожаре, очень не хотелось умирать, и я, позабыв о дворянской чести, стал молить Мирана сохранить мне жизнь, клятвенно заверяя, что не имею ничего ни против него лично, ни против его княжества, а просто сопровождал отца в походе. Вероятно, мой вид был столь жалок, что демон вдруг смягчился и заявил, что пощадит меня, если я поклянусь за себя и всех своих будущих потомков, что Паренты никогда отныне не придут с войной в шевские земли и никогда не пошлют сюда своих воинов. Я немедленно согласился принести данную клятву. Тут Миран расчувствовался и пообещал в ответ не трогать ни мои земли, ни моих людей, пока сия клятва не будет нарушена с нашей стороны, но, поскольку клятва эта очень серьезна, она должна быть оформлена в виде специального договора и скреплена кровью, дабы я никогда о ней забывал. А в наказание за мое участие во вражеском нашествии я буду публично высечен розгами, после чего и обрету право подписать данный договор. Меня, владетельного князя, собирались сечь на людях, как какого-нибудь уличного воришку!!! Но я был не в том положении, чтобы протестовать, и потому смиренно сказал Мирану, что готов принять от него любое наказание.

Всю церемонию назначили на следующий день. По требованию Мирана я должен был войти в его храм уже обнаженным, и потому разделся догола перед выходом из той каморки, которую предоставили мне для ночлега. Посмотреть на сечение иноземного князя собрались не только местные дворяне, но и многочисленная городская чернь, и я, войдя в храм с парадного входа, был вынужден идти нагишом по узкому проходу меж выстроившихся людей, которые не стеснялись отпускать в мой адрес сальные шутки. Поднявшись на помост в алтарной части храма, я по приказу назначенного экзекутора улегся на установленную специально для меня лавку и был крепко привязан к ней за руки и за ноги. Явившийся Миран отдал приказ о начале экзекуции. Должен сказать, что до того дня розга никогда не касалась моего тела. Только ощутив жгучие укусы лозин, я осознал, насколько болезненно это наказание. И как я ни старался сдержаться и не уронить своего достоинства на глазах у черни, сие оказалось превыше моих слабых сил, и вскоре я огласил помещение отчаянными криками. На моей спине и ягодицах словно разожгли настоящий костер, и сознание мое начало туманиться от нестерпимой боли.

Но и эти адские муки, наконец, подошли к концу, меня отвязали, подняли с лавки, заставили опуститься на колени перед креслом Мирана и поцеловать розги, которыми меня секли, после чего демон явил мне два экземпляра нашего с ним договора, уже подписанного им самим. Мне принесли перо, смочили его в крови, собранной с нанесенных мне только что ран, и этим пером я подписал оба пергамента. Один из экземпляров тут же вручили мне, а другой Миран лично спалил, провозгласив, что тем самым сей договор попадет прямо на восьмое небо, где ни одна сила не сможет его изменить. Свой экземпляр договора я сохранил и подшил теперь для сохранности в сию рукопись.

Я был очень слаб после порки и не мог самостоятельно передвигаться, и Миран разрешил мне остаться в Шеви до полного исцеления. Шевские дворяне собирались потом немедленно выслать меня за пределы княжества, но их сюзерен, заявил, что отправлять ребенка в долгий путь через земли, полные разбойников, это все равно что посылать его на смерть. А разбоем, как я узнал впоследствии, занялись как местные князья, которые, едва прослышав про гибель имперской армии, тут же позабыли о своей вассальной зависимости от империи, так и наши же солдаты, сумевшие сбежать из горящего леса и оставшиеся безо всякого командования. Миран сказал, готов отправить со мной других наших пленных, которых здесь, в Шеви, тоже намеревались казнить, но только в том случае, если они согласятся принести мне вассальную клятву и таким образом станут моими людьми. Естественно, ни один из них не отказался. В итоге по прошествии нескольких дней я выехал из Шеви во главе небольшого вооруженного отряда, который благополучно доставил меня в наш родовой замок к моей матери и стал впоследствии основой моей княжеской дружины, что пришлось набирать заново взамен той, что погибла в последнем походе. Перед отъездом я упросил Мирана, чтобы он не обнародовал содержание нашего договора за пределами Шеви, ссылаясь на то, что служители нашей Церкви не одобрят моего поступка и это грозит мне большими неприятностями. Демон согласился и на это в обмен на мое обещание, что отныне его враги станут и моими врагами, будь то церковники или князья, совершающие набеги на шевские земли. Должен отметить, что эту устную часть нашего уговора я впоследствии скрупулезно исполнял, наказывая разбойничающих князей и устраняя тех церковников, что поносили в своих проповедях Мирана.

Пока я мирно жил в Паренте, рос и набирался сил, мои дядья в погоне за императорской короной рвали империю на куски. В ходе усобицы творились самые жуткие преступления, никто уже больше не вспоминал о законе, и разбойники ощущали свою полную безнаказанность. Лазутчик, засланный мной в Шеви, доносил, что Миран очень недоволен разбойными нападениями на его земли и уже склоняется к тому, чтобы самолично отправиться наводить порядок. Наш с ним договор защищал от его притязаний только территорию принадлежащего мне Парентского княжества, и кто бы смог помешать ему захватить все остальные имперские земли? Я осознал, что я единственный, кто еще в состоянии спасти нашу державу от гибели, но сделать это я смогу только в том случае, если сам стану императором и, соответственно, все подданные империи будут считаться тогда моими людьми. К счастью, среди аристократических родов Лекамоса еще сохранились вменяемые люди, и мне удалось убедить их возложить императорскую корону на мое чело. С того дня начался мой тяжкий труд по восстановлению порядка".

– Дальше он долго и велеречиво описывает свои военные кампании, поскольку тех его ничтожных, по сути, противников вы все равно знать не знаете, вряд ли вам будет это интересно, так что данную часть его воспоминаний можно и пропустить, перейдя сразу к финалу, – промолвил Миран, перелистывая листки, – ага, вот и он:

«Восстановив единство страны, я стал думать, как я могу отомстить демону за смерть отца и дяди и мое собственное унижение, не нарушив при этом нашего с ним договора. После долгих размышлений мне пришло в голову, что торговые отношения никак там не прописаны. Поскольку Шевское княжество теперь оказалось полностью окруженным моими землями, я сумел установить для него режим торговой блокады, не пропуская туда никаких купцов и не принимая у себя купцов из самого Шеви. При этом всем моим вассалам было приказано беспрепятственно принимать любых переселенцев из Шеви и селить их на своих землях. Мои расчеты оказались верны. Мирана бросили почти все его подданные, и сегодня, когда я пишу эти строки, его окружает лишь кучка стариков, с чьей смертью Шевское княжество обезлюдеет окончательно. Судя по тому, что демон так и не предпринял против меня никаких враждебных действий, его воля реально связана нашим с ним договором. Тем важнее сохранить этот договор в действии на все последующие века. Я завещаю, чтобы все мои потомки воспитывались таким образом, чтобы они всегда осознавали свое ничтожество пред лицом силы, которой они не в состоянии противостоять. Пусть помнят они, что пережил я по воле Мирана, и передают эту память из поколения в поколение. Да не погубит их никогда гордыня, что погубила великого воителя Сапатиса и его прославленных военачальников! Сей договор я сохранил в тайне от подданных, кроме самых доверенных лиц, и отныне он должен передаваться в роду Парентов от отца к сыну. Очередной наследник престола должен быть посвящен в эту тайну по достижении двенадцатилетнего возраста и с той поры всеми силами стремиться, чтобы этот договор не был нарушен никогда, ибо иначе на весь наш род падет проклятие и ничто уже не спасет империю от гнева Мирана».

– Поразительно точные воспоминания, – произнес Миран, закончив чтение, – представляю, в каком шоке был его потомок, когда впервые их прочел. Особенно от осознания, чем он должен расплатиться за перезаключение договора.

– Господин, так вы и Лодиса тоже высекли?! – не смог сдержать своего удивления Илав.

– Разумеется, ведь никакой смертный не может рассчитывать на благоволение Высших Сил, не принеся им жертвы, – усмехнулся Миран. – В случае Робуса, надо признать, жертва эта была не вполне добровольной, но в тех обстоятельствах на иное рассчитывать и не приходилось, а вот Лодис уже точно знал, на что шел. И надо сказать, свою часть договора он скрупулезно выполняет, так что мне даже нет уже нужды постоянно находиться в Шеви. Ровно поэтому я согласился помочь своим друзьям, когда возникла такая необходимость. Ты, мальчик, свою жертву уже принес, она принята, и теперь я обязан исполнить твое пожелание. Остается один вопрос: как лучше это сделать?

– Господин, через неделю наши жрецы будут официально призывать Стража, – промолвил Йихнов. – Если вы явитесь народу во время той церемонии, думаю, ни у кого не возникнет никаких вопросов.

– Хорошо, так и сделаю, – ухмыльнулся Миран. – Их будет ждать большой сюрприз... А вы, мои верные слуги, идите отдыхать, ведь ночь уже идет к концу, и ни о чем не беспокойтесь. Встретимся через неделю.

Закончив эту речь, Миран начал таять, превращаясь в туман, который вскоре втянулся обратно в барельеф. Дед с внуком поспешили покинуть храм, пока не рассвело.

Глава 5.

Явление бога.

На ежегодный праздник призвания Стража верховный жрец Гестхов Танаи шел с тяжелым сердцем. Ему неприятно было даже смотреть на свой родной храм. Сколько раз здесь он обращался к своему богу, сколько раз призывал его явиться своим верным адептам и сам уже давно не верил, что когда-нибудь узрит такое чудо. Все, что он мог сделать – это дать надежду малым сим. Пусть хоть они увидят воочию явление Стража... пусть хотя бы дети поверят, что он все еще с ними, что Высшие Силы по-прежнему готовы защитить их народ от бед. Взрослые уже давно не верят ни во что, может потому боги их и покинули. Но как бы там ни было, свой долг он должен исполнить до конца. Вот сейчас он войдет в алтарную часть храма, произнесет предписанные традицией фразы призыва, произведет символическое жертвоприношение... а дальше заранее скрывающийся здесь младший жрец Роив, облаченный в божественные одежды и щедро загримированный, выйдет из алтаря в облике Стража к поклоняющемуся ему народу, чтобы хотя бы на несколько часов сделать его счастливым. Дальше бог вернется к алтарю и якобы покинет храм... хотя он и так уже давно его покинул. Вот только на сей раз его храм опустеет навсегда. Впрочем, и это еще вопрос. Победившие правоверные вполне могут приспособить его для каких-нибудь собственных нужд, и вот это будет уже настоящее осквернение. Лучше бы они его просто снесли...

Натянув на лицо улыбку, все же сегодня великий праздник, Гестхов церемонно раскланивался с прихожанами, стараясь не замечать их нахмуренных лиц. Искренне радовались только малые дети, из глаз остальных сквозило чуть ли не отчаяние. Только старый Йихнов Флорси и его стоящий рядом внук почему-то излучали уверенность и словно бы что-то предвкушали. Впрочем, сейчас не время было размышлять над этой загадкой. Гестхова ждали младшие жрецы и долгая церемония.

Длительные камлания над алтарем, наконец, подошли к концу. Плеснув на него специального храмового вина, что должно было символизировать принесенную жертву, и с потаенным ужасом подумав о том, КАКИЕ жертвы здесь иногда приносились в глубокой древности, Гестхов уже готов был кивнуть Роиву выходить к народу, когда из вделанного в храмовую стену барельефа стража вдруг стал истекать густой туман...

Творилось что-то немыслимое, не описанное даже в древних храмовых хрониках. Странный туман сгустился в нечто, напоминающее человеческую фигуру, ее черты постепенно прояснялись, и жрецы, в благоговейном ужасе вжимавшиеся спинами в стены, уже видели перед собой мальчика-подростка в одеждах Стража, совершенно не похожего при этом на свои канонические изображения. Гестхов, с трудом подобрав отпавшую от удивления челюсть, дрогнувшим голосом вопросил:

– Кто ты, небесное создание?

– Тот, кого ты вызывал, – гордо ответил мальчик.

– Страж?!...

– Он самый.

– Но вас, Господин, никогда еще не видели в этом облике... – нерешительно пробормотал Гестхов.

– А тебе разве никогда не доводилось слышать, что Бог один, но персон у него много? – усмехнулся юный Страж.

Эту философскую концепцию Гестхов действительно когда-то слышал от своих учителей, но никогда над ней не задумывался. Бог захотел обратиться к своим верным адептам другим ликом? Пусть так. В это очень хотелось поверить, когда больше верить было не во что. Оставался единственный вопрос: почему Страж раньше не удостаивал их своими визитами? Высказать его богу Гестхов не посмел, его хватило только на недоуменное:

– Но почему?...

– Ваши вечные попытки плутовать с Высшими Силами не вызывали у них ничего, кроме презрения, – промолвил Страж, брезгливо покосившись на залитый вином алтарь, – но к вашему счастью, среди вас нашелся ребенок, у которого достало мужества принести настоящую жертву кровью. Она принята. Теперь Высшие Силы готовы удовлетворить ваши чаяния, а разбираться с ними на месте делегировали меня. Мое истинное имя Миран, и у меня большой опыт вмешательства в людские дела. Мне уже известно от вызвавших меня, что пришлый народ собирается изгнать вас из вашего родного города. Да, ваши прежние правители сами виноваты, что пустили его сюда, но все они уже давно мертвы, и спрашивать с них будут уже в другой жизни. Но те, кто не почитает Стража, не должны распоряжаться в Авигроне, и я очищу от них город. А от вас я жду советов, как мне лучше это сделать.

Первая фраза Мирана заставила Гестхова густо покраснеть, но божество, к счастью, не было настроено устраивать ему выволочку. Следующая мысль жреца была о спасшем их всех юном герое, и тут ему сразу же вспомнился Илав Флорси, который явно знал, что здесь должно произойти. А дед наверняка помогал ему в принесении жертвы... Мысленно благословив все их семейство, Гестхов склонился перед Стражем в поясном поклоне и нижайше попросил его явить себя народу. Детали операции по отвоеванию города можно обговорить и после, а праздничная церемония должна идти своим ходом.

Отставленный от дела Роив так и остался при алтаре, чтобы не смущать народ, а остальные жрецы, выстроившись в две колонны по обеим сторонам от Стража, торжественно двинулись на выход. У Мирана весь этот спектакль особого удовольствия не вызывал, но раз народ тут привык именно так встречать своего бога, то уж ладно, он им подыграет, чтобы ни у кого и вопросов не возникло, истинный ли это Страж.

Собравшийся в храме народ не сразу просек, что происходит что-то необычное: дети по привычке радовались, взрослые натянули было на лица постные улыбки и лишь потом осознали, что и Страж выглядит как-то не так, и сопровождающие его жрецы улыбаются как-то уж слишком искренне, словно только что получили благую весть. Илав, увидев Мирана, не смог уже сдержать эмоций и принялся скакать, как какой-нибудь восторженный малолетка. Гестхов, глянув на него, полностью уверился в своих предположениях о личности юного героя, но, не имея права ломать веками установленную церемонию, никак не стал его выделять, а вместо этого, пройдя вперед и развернувшись к Стражу лицом, склонился перед ним и возблагодарил за принятие их скромной жертвы, после чего приложился губами к его ладони. Вслед за ним это проделали и остальные жрецы. Пришедшие на праздник люди тоже принялись выстраиваться в очередь, чтобы поцеловать божественную длань, благо это можно было сделать только раз в году, а сейчас, возможно, вообще в последний раз, ибо почти никто из них не представлял, где окажется через год и можно ли будет там вообще призывать Стража. Поняв, что ему предстоит, Миран совсем не обрадовался, и резким взмахом рук остановил страждущих.

– Я прибыл к вам не для благословений, – резко произнес он, – а дабы покарать ваших гонителей. Илав Флорси, иди сюда!

Разом смутившийся мальчик вышел из очереди и робко подошел к Мирану. Поставив его перед собой лицом к людям и положив руки ему на плечи, Страж продолжил свою речь:

– Если хотите кого-то поблагодарить за спасение, то благодарите его. Именно он, преисполнившись мужества, принес кровавую жертву, принятую Высшими Силами, и только потому сейчас перед вами стоит истинный Страж, а не актер из числа жрецов. Мои уши открыты для ваших просьб, но не ждите от меня никаких материальных благ, ибо моя стихия – разрушение. Итак, я слушаю вас, мои верные адепты!

Народ ахнул и дружно опустился на колени, пока Миран не потребовал от них встать. И вот тут рекой потекли жалобы на произвол со стороны правоверных и мольбы защитить и не допустить изгнания. Страж выслушал все это с каменным лицом, а когда народ, наконец, затих, поклялся очистить Авигрон ото всех их гонителей.

– А теперь идемте на улицы и покажите мне тех, кто хочет вас изгнать, – закончил он свою недолгую речь.

Праздничная церемония была окончательно сломана, но теперь уже всем было не до нее. Вместо недавнего уныния взрослых стражистов переполняла жажда мести, а дети просто радовались возможности принять участие в столь необычном деле. Толпа повалила из храма на улицу, но там почтительно расступилась, пропуская вперед Мирана. Справа от бога следовал Илав с улыбкой до ушей, а слева почтительно пристроился Гестхов, уже рассказавший, как идти к городскому магистрату. Туда и направились.

Помимо переполнявшей его радости, Илав ощущал сейчас и немалое смущение. Сверстники взирали на него со смесью зависти и благоговейного ужаса, а взрослые из числа тех, кто представлял себе, что на деле означает принесение кровавой жертвы, – с глубочайшим почтением, как на настоящего святого. Святым Илав, увы, не был и следовать высоким стандартам сохранения моральной чистоты был пока не готов, и потому с некоторым ужасом размышлял, как же он в свой класс теперь-то войдет? Мыслей о том, кого он в этом классе тогда увидит, пока не было. Не до них, надо же сперва разобраться с городскими властями!

Глава 6.

Поражение правоверных.

Разумеется, новые хозяева Авигрона не могли не заметить эту нежданную демонстрацию, но не придали ей сперва большого значения. Ну что могут им сделать эти жалкие стражисты, у которых и оружия-то никогда не водилось! Ну, пошумят под окнами магистрата, потребуют не закрывать их храм. Но решение уже принято и отменено быть не может, так что все это не более чем агония языческой религии в Авигроне. Сбросят пар и разбегутся. Но на всякий случай у входа в магистрат дежурил усиленный наряд полиции, кое-кто был там даже с автоматами.

Полицейский офицер, старший в этом наряде, с заметным презрением взирал на приближающуюся толпу. Его, правда, удивило, что в голове колонны идет какой-то мальчишка, разодетый под Стража. Новый жрец у них там, что ли, завелся? Не могли кого посолиднее отыскать для изображения своего божка? Полицейский готов был уже обратиться к Гестхову, чтобы тот прекратил весь этом неуместный маскарад, но тот вдруг замер на месте, а к полицейскому подошел тот самый мальчишка.

– Кто ты и почему преграждаешь путь хозяину этого города? – надменно провозгласил он.

– А ты не много берешь на себя, мальчик? – ухмыльнулся полицейский. – Я Сав Генхаун, майор полиции Авигрона, и я таких, как ты, десятками в кутузку запихивал!

– Если бы ты посадил хоть одного такого, то от твоей кутузки осталась бы лишь груда камней, – парировал мальчик. – А теперь ступай прочь с моей дороги, твоя власть кончилась навсегда.

Сав вспыхнул от такого дерзкого заявления. Проклятые язычники, похоже, совсем страх потеряли, раз смеют угрожать правоверному! Желание лично надрать уши малолетнему «богу» он, впрочем, подавил, уж слишком решительной выглядела эта толпа, но зато кивнул автоматчику, чтобы дал очередь над головами. Тот охотно изготовился, но едва попытался нажать пальцем на спусковой крючок, как грянул взрыв. Отшвырнув покореженное оружие, автоматчик повалился на мостовую, хватаясь руками за израненную грудь. Сав с ужасом переводил взгляд с него на автомат, чей магазин буквально разнесло на части. Именно его металлические осколки и поранили владельца автомата.

– Надо же, какая незадача, – осклабясь, произнес мальчишка, – порох в патронах, оказывается, может взорваться, как только я этого захочу! А все, что в принципе способно гореть, может вдруг загореться, все, что может сгнить, по моей воле сгниет, все, что может распасться на куски, на них и распадется. Любая материя подвластна мне на моей земле! Ну что, вы по-прежнему будете торчать здесь, как бараны, со своими опасными игрушками в руках?

Полицейские попятились, со страхом взирая на свое табельное оружие и явно подумывая, не отбросить ли его куда подальше. Сав потянулся к кобуре, извлек оттуда пистолет... и его брови от удивления поползли вверх. Прямо на его глазах вороненый металл стала покрывать безобразная ржавчина. Еще минута, и боевое оружие превратилось в изъеденную коррозией железяку, а затем просто рассыпалось в его руках, при этом патроны раскатились по мостовой. Сав горячо взмолился своему Богу, но наваждение не исчезло. У его подчиненных дела обстояли не лучше. Мало того, их мундиры тоже стали терять свой лоск, превращаясь в какую-то ветошь. Спасаясь от полного позора, защитники магистрата предпочли ретироваться. Сав отступал последним, обеими руками поддерживая распадающиеся форменные брюки.