Текст книги "Хроника Ганга"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Вопреки индийским канонам ведения войны, Матхуру не взяли в полное кольцо блокады осадными сооружениями, дабы вызвать голод в стенах города. Не пытались отравить воду в реке, чтобы вызвать болезнь среди осажденных, не посылали к Шакуни парламентеров с предложениями сдаться город на выгодных воеводе условиях. Ничего этого не было. Противник подобно огромной кобре свернулся в тугой комок и изготовился к стремительному смертельному прыжку. Это старый воин прекрасно понимал, но вот куда и как нанесет свой удар Александр, это для Шакуни оставалось загадкой.

Вдоволь наглядевшись на македонский лагерь но, так и не сумев проникнуть в суть планов врага, воевода покинул крепостные стены, приказал удвоить караулы и быть готовым к возможному ночному штурму. Отдав эти распоряжения, Шакуни не поехал отдыхать во дворец, а направился к конюшням, находившимся в центре крепости. Опасаясь внезапного нападения врага, воевода решил проверить состояние своего главного козыря, отряда тяжелой кавалерии. Его присутствие в Матхуре будет для Александра большой неприятностью, так как обычно индийцы защищали крепости исключительно посредством пехоты. Однако царь Аграмес сделал исключение для своего старого и верного Шакуни. В кожаных панцирях, покрытых металлическими пластинами, вооруженные мечами всадники кшатрии являлись грозной силой в любом бою.

– Будьте готовы – обратился воевода к командиру кшатриев – очень возможно, что сегодня ночью кобра решит укусить спящего воина.

– Не беспокойся господин. Если кобра прыгнет этой ночью, то она лишиться части своих зубов, если не всей головы – заверил Шакуни кавалерист и комендант в душе согласился с ним. Внезапная вылазка кшатриев была способна нанести серьезный урон любому противнику, рискнувшему на штурм крепости.

Однако вопреки ожиданиям воеводы, ночь пошла спокойно. Солдаты Александра полностью игнорировали стены Матхуры, а продолжали методично валить деревья вблизи лагеря и строить непонятные воеводе машины. Их македонцы установили прямо перед главными воротами крепости, но вне досягаемости стрел крепостных лучников.

Выдвинутые далеко вперед от лагеря, они охранялись небольшим отрядом пельтастов и полусотней легкой скифской конницей. Бойкие дети степей отважно скакали на своих вертких конях вдоль крепостных стен, на полном скаку обстреливая защитников Матхуры из дальнобойных луков. Меткость скифских всадников воины Шакуни оценили быстро и не спешили вступать с ними в опасное единоборство.

Большее беспокойство и угрозу для осажденных представляли биремы Неарха. Подойдя к гавани Матхуры, они встали на якорь ниже её по течению и принялись методично метать камни по лодкам и кораблям индийцев. От этих действий македонцев часть судов были разбиты и потонули, другие же были торопливо вытащены гангаридами на сушу. С этого момента, воевода лишился возможности отправлять по реке к царю Аграмесу гонцов.

Так прошло два дня осады. А утром третьего дня, индийцы узнали назначение баллист и катапульт македонцев, обрушивших свою ударную мощь на стены крепости. Выпущенные метательными машинами камни и тяжелые стрелы за считанные минуты очистили крепостные стен от стоявших на них защитников. Спасаясь от летящей на них смерти, люди стремглав бросились вниз по лестницам, оставляя наверху убитых и раненых, не смея прийти им на помощь.

Только через некоторое время, придя в себя, воины Шакуни вернулись на стены. Сгибаясь в три погибели, прячась за поврежденными крепостными зубцами, они принялись выносить своих павших товарищей, яростно грозя кулаком в сторону ужасных машин неприятеля.

Вскоре, у подножья стен вырос целый ряд окровавленных тел защитников Матхуры, возле которых тут же собралась плачущая толпа горожан. Однако их горестные крики мало занимали разум Шакуни. Глядя на смертоносные приспособления врага, он все яснее и яснее понимал коварный замысел Александра.

Проведя пристрелку своих осадных машин, македонцы принялись целенаправленно обстреливать один из участков стен крепости. Камни, стрелы и прочие метательные снаряды падали и падали на твердыню гангаридов методично разрушая её. Наученные горьким опытом, как только начался обстрел индийцы сразу ушли со стен. На них ставились лишь наблюдатели, которые должны были подать сигнал тревоги, если македонцы пойдут на штурм Матхуры.

Так прошел час, другой и тут Шакуни доложили весть, от которой у коменданта похолодело сердце. Крепостная стена не выдержала вражеской бомбардировки, и в ней возникли многочисленные трещины. С похолодевшим от тревоги сердцем воевода ринулся к стене и ужаснулся. Каменная кладка стены действительно треснула во многих местах. По всей поверхности крепостной стены, подобно темным змеям трещины расползались во все стороны, коварно подбираясь к основанию, хорошо подмытому сезонными дождями.

Неизвестно каким образом, но неприятель выбрал для стрельбы именно тот участок крепостной стены, что давно не укреплялся. Воевода давно собирался провести на этом участке цитадели ремонтные работы, но так и не успел, о чем ныне горько сожалел.

Глядя на работу македонских катапульт, Шакуни быстро понял, что под их напором стена долго не простоит и тогда дорога в крепость будет открыта врагу. Для того, чтобы укрепить или выстроить новую стену требовалось время, а как раз его у Шакуни было очень и очень мало. Единственное, что он мог сделать, это совершить вылазку и попытаться уничтожить осадные машины врага, благо они стояли далеко от лагеря и охранялись небольшими силами.

Для изготовления новых баллист и катапульт македонцам потребуется определенное время, а по расчетам Шакуни, первые отряды войска царя Аграмеса должны был подойти к стенам крепости уже через полторы недели. Поэтому, взвесив все за и против, воевода решил совершить вылазку днем, во время обеда, когда противник будет наиболее беспечным.

Утром следующего дня македонцы возобновили обстрел крепости, и тяжелые камни вновь гулко застучали по крепостной стене, разрушая в пыль её зубцы, монотонно дробя наружную кладку камней. Ближе к полудню метатели добились серьезного успеха. Передний ряд кладки вместе с одной из сторожевых башен с громким грохотом обвалился, и в теле крепости образовалась большая каверна.

Взойдя на стену, воевода стал пристальным взглядом вглядываться в направлении македонского лагеря, но ничего подозрительного не заметил. Александр явно не собирались штурмовать город, видимо, намериваясь разрушить крепостные стены с помощью своих чудовищных машин. Вокруг палаток врага было заметно лишь вялое передвижение солдат, но никаких приготовлений к штурму не было видно.

Самым активным из всего македонского войска был отряд метательных машин, продолжавших бросать смерть в сторону осажденного города. Численность охраны вокруг баллист и катапульт оставалась прежней, и тогда воевода отдал приказ атаковать зарвавшегося врага.

По взмаху руки Шакуни ворота Матхуры распахнулись, и конные кшатрии со смоляными факелами в руках, стройными рядами устремились к осадным машинам врага.

Все шло так, как и задумал старый вояка. Увидев скачущих к ним кшатриев, охрана машин всполошилась и стала громкими криками подавать сигнал тревоги часовым, стоявшим на постах перед вражеским лагерем. Со стен крепости было хорошо видно, как несколько человек бросилось в глубь солдатских палаток и это очень обрадовало воеводу. Во время внезапной атаке, паника всегда лучший друг и помощник.

Неизвестно откуда взявшись, на спасение метательных машин устремился отряд скифской конницы, но их было недостаточно, чтобы заставить могучих кшатриев отступить от своей цели.

– Поздно, слишком поздно – шептал Шакуни, радостно потирая руки в предвкушении скорой победы. Словно откликаясь на его слова, со стороны лагеря неприятеля послышался пронзительный звук трубы, затем другой и из него неудержимой рекой хлынула македонская кавалерия.

Первыми навстречу кшатриям быстро набирая скорость, мчалась легкая кавалерия. Вслед за ними, яростно потрясая мечами, скакали дилмахи, за спинами которых были видны стройные ряды катафрактов. Поднятая кавалерией пыль ещё не успела осесть на землю, а из ворот лагеря мерным шагом уже выходила фаланга гоплитов вместе с пельтасками и критскими стрелками.

– Проклятье! – громко воскликнул воевода, гневно сжимая рукоять своего меча – Это ловушка, они ждали нас!

– Подать сигнал к отступлению!? – послышался голос за спиной Шакуни, но тот ничего не ответил. Быстро оценив положение дел, старый воитель решил пожертвовать частью своей кавалерии, ради уничтожения вражеских машин. Шла война и без потерь, было невозможно обойтись, тем более с таким противником как Александр Двурогий.

Командир кшатриев тоже заметил появление нового противника, но упрямо вел своих всадников к выбранной цели. Македонцы никак не успевали помешать кшатриям, поджечь осадные машины, а там как будь, что будет. Главное выиграть время и спасти Матхуру.

Так думал храбрый воитель, и его всадники стремительно сокращали расстояние между собой и врагом, яростно потрясая пылающими факелами подобно мифическим фуриям.

До македонских машин было уже рукой подать, как перед глазами кшатриев внезапно вспыхнули языки рыжего пламени. Прошло несколько мгновений и, соединившись между собой, они устремились широким ковром навстречу изумленным кавалеристам.

Македонцы быстро усвоил преподанный им урок местной военной тактики, и отплатили противнику той же монетой. Видя, что перед катапультами много сухой травы, македонцы заранее подготовили чаны с горючей жидкостью, разместив их в линию перед собой.

Как только возникла угроза нападения врагом, воины быстро опрокинули чаны на землю и подожгли заранее припасенные факелы. Выбрав момент, когда кшатрии приблизились к машинам, воины подожгли траву и дувший в спину ветер, двинул пламя навстречу противнику.

Разгоревшийся огонь серьезно изменил всю картину боя. Обнаружив перед собой непреодолимое препятствие, кшатрии сначала сбились в кучу, а затем, теряя драгоценное время, попытались обойти бегущего навстречу к ним огня. Индусы только начали выполнять этот маневр, когда на них обрушились спешившие на выручку баллист скифы.

Сами по себе степные конники с их легкими копьями и плетеными щитами не представляли сколь серьезной угрозы для кшатриев. Встреться индийские воины со своим противником в других условиях один на один, они бы без сомнения легко разметали бы степняков, и их головы были бы привезены воеводе Шакуни в качестве трофея. Но сейчас, каждая минута схватки с проворными скифами всё дальше и дальше отдаляла кшатриев от их главной цели, уничтожения осадных машин македонцев, так как, вступая в бой со скифами, кшатрии были вынуждены избавляться от факелов.

В яростной схватке минута уходила за минутой, и положение менялось не в пользу отважных кавалеристов. Вскоре на помощь скифам подошли конные лучники, забросавшие своими стрелами тяжелых и неповоротливых кшатриев, а на солнце уже засверкали щиты приближавшихся дилмахов.

Встреча со столь крупными силами македонцев не входила в планы кшатриев, и поэтому, изрыгая проклятия на головы врагов, их командир был вынужден отдать приказ к отступлению.

Узрев, что вылазка закончилось неудачей, и его кавалеристы отступают под натиском врага, Шакуни приказал открыть ворота, что бы всадники смогли укрыться за стенами Матхуры.

Для отражения преследовавших кшатриев скифов, воевода послал на стены отряд лучников и отправил гонца за пиконосцами на случай, если враг попытается ворваться в крепость на плечах отступающей конницы.

Отдавая приказы воинам, Шакуни отвлекся от наблюдения за полем боя, а когда посмотрел вновь, то разразился громкими проклятьями. Выяснилось, что часть кавалерии Александра с самого начала скакала не к метательным машинам, а к крепостным воротам, и будет возле них раньше кшатриев.

Высыпавшие на стены лучники не смогли остановить скачущих во весь опор дилмахов. В одно мгновение, прикрывшись щитами, македонцы проскочили опасное для себя пространство и обрушились на стражей ворот, не позволяя закрыть их. Атака была столь стремительна и напориста, что индийцы стали медленно отступать в распахнутые ворота под натиском врага.

Однако полностью реализовать свой успех македонцы не успели. К воротам подскакали кшатрии, преследуемые скифами и конными лучниками, и схватка за ворота разгорелась с новой силой. Яростное сражение шло как на подступах к воротам, так и в их проеме, где кавалеристам было трудно размахнуться и нанести разящий удар. В ход шли мечи, кинжалы, дротики, руки, все то, что могло принести победу в этой беспощадной схватке.

Лучники, облепившие стены крепости вокруг ворот, не могли стрелять из-за боязни попасть в своих кавалеристов. Стремясь предотвратить прорыв врага внутрь крепости, Шакуни стал лихорадочно стягивать к месту боя все имеющиеся у него силы. Со всех сторон к городским воротам бежали воины гарнизона вместе с горожанами готовых не допустить врага в Матхуру.

Вызванные ранее воеводой из казарм пиконосцы подоспели как нельзя вовремя. Под напором вражеской конницы кшатрии были оттеснены от ворот крепости и отброшены прямо под удар катафрактов. При виде как на его глазах гибли лучшие воины гарнизона, у стоявшего на башне воеводы появились слезы, но помочь им, Шакуни был не в силах.

Разгромив кшатриев, македонцы вновь попытались ворваться в город, но в башенном проеме им дорогу преградил густой ряд острых пик. Узость проема городских ворот позволяла защитникам Матхуры сдерживать натиск врага малым числом воинов. Одновременно с этим, со стен крепости на топчущуюся у ворот македонскую кавалерию обрушился град стрел.

Сражение за ворота вступило в свою новую фазу, в которой у индийцев были все шансы не только отбросить врага от ворот, но и нанести ему ощутимый урон. Катафракты были заняты добиванием кшатриев, а гоплиты македонцев не успевали к бою.

Однако жребий сулил Шакуни иное. В самый разгар сечи в воротах, когда казалось, что самое страшное уже позади и враг полностью отброшен, воевода услышал за своей спиной тревожные крики. Оглянувшись назад, он увидел клубы дыма, поднимающиеся над домами и в страхе бегущих жителей Матхуры. Подбежавший к воеводе солдат, сообщил ему ужасную новость. Враги прорвались в крепость со стороны реки.

Все это время Неарх внимательно наблюдал за прибрежными стенами Матхуры и, дождавшись когда, стража покинет стены, отдал приказ идти на штурм крепости. Ведомые опытными кормчими биремы Неарха подошли к самым стенам крепости, встали на якорь и по приставленным к ним штурмовым лестницам, устремились солдаты под командованием Лиссимаха.

Не встретив серьезного сопротивления со стороны малочисленного караула, македонцы открыли крепостные ворота ведущие в гавань, и впустили в город остальные силы. Уцелевшие от вражеских мечей караульные еще только спешили к воеводе с тревожными вестями, а воины Лиссимаха уже двинулись вперед, убивая и поджигая всё на своем пути.

Едва только весть о появлении врага в тылу коснулась слуха защитников крепости, как они разом пали духом и словно по мановению злого волшебства храбрые воины превратились в стадо баранов. Теперь каждый из них думал не столько о защите Матхуры, сколько о своем спасении.

Разом опустели крепостные стены и башни, ещё недавно густо усеянные лучниками. Словно невидимая волна смыла прочь от главных ворот крепости толпу горожан, и только отряд пиконосцев продолжал упрямо оборонять обреченную на гибель Матхуру.

К этому времени к стенам крепости подошла македонская фаланга, ведомая стратегом Кеном. Завидев приближающуюся пехоту, кавалеристы поспешили отойти от ворот, дав место главной ударной силе царя.

Ни разу не сбившись с ноги, гоплиты быстро перестроились в боевой клин и бросились на стоявших в проеме ворот индийских солдат. И вновь в узком пространстве завязалась яростная борьба. Воины Шакуни оказывали македонцам яростное сопротивление, но не имевшие доспехов пиконосцы были обречены в схватке с одетыми в броню гоплитами.

Устилая свою дорогу телами поверженных врагов, солдаты Кена ворвались в город, громко славя своего стратега, победителя Матхуры, однако их радость была несколько преждевременной. На главной площади крепости, им встретили солдат Лиссимаха славящих своего командира.

Под эти громкие крики македонцев, произошла последняя схватка победителей с побежденными, больше напоминавшая избиение. Выполняя приказ царя об устрашении противника, гоплиты Кена и Лиссимаха безжалостно убивали каждого, у кого было оружие в руках или кто показался им подозрительным. Впрочем, иногда щадили тех, кто молил их о пощаде, падал на колени и простирал перед ними руки.

Верный своей присяге царю Аграмесу, Шакуни не стал молить врагов о пощаде. Вместе с горсткой солдат, он пал на площади сраженный ударом боевым топором скифского воина, пробившего защиту правителя Матхуры.

Сердце старого воителя ещё трепетало в его груди когда, соскочивший с взмыленного коня степняк, отсек Шакуни голову и завернул её в седельный мешок. Позже, хитрый скиф преподнес свой кровавый трофей царю Александру, когда тот въехал в павшую к его ногам крепость.

Властитель Азии по достоинству оценивший этот жест своего воина. Он приказал выдать ему золота ровно столько, сколько весила голова побежденного последнего воеводы Матхуры. И пообещал дать втрое больше, если со времени ему принесут голову царя Аграмеса.

Глава IV. Покорение Махаджанапады

Потрясатель Вселенной, великий царь Александр праздновал свой новый триумф. Его военный гений в очередной раз проявился во всем своем блеске у стен Матхуры. Заманив противника в умело расставленную ловушку, он захватил крепость и развязал себе руки перед встречей с Аграмесом.

Вместе с великим царем пировали его друзья, столь удачно воплотившие в жизнь замысел Александра, и теперь ожидавшие получения наград и милостей. Особенно радовались Певкеста и Лиссимах. Первый командовал дилмахами захвативших ворота крепости и удержавших их до подхода основных сил. Второй первым ворвался в крепость и ударил в тыл гангаридам в самый ответственный момент сражения.

Каждый из них, в тайне приписывал главную заслугу себе, считая, что только он своим действием принес царю лавры этой победы. Впрочем, точно такого же мнения придерживались Неарх с Гефестионом, чьи биремы и катафракты принимали так же действенное участие в штурме города.

Александр все этот прекрасно видел и, желая усилить соперничество среди своих стратегов за его милость, объявил главным героем штурма Матхуры стратега Кена, отсутствующего на пиру. Во время сражения на площади он получил ранение тяжелой стрелой в плечо и золотой венок победителя, по мнению Александра должен был помочь больному поскорее встать на ноги.

Кроме победителей на царском пире присутствовали и индийские союзники покорителя Ойкумены. Они в один голос восхищались быстрой победой Александра над такой сильной крепостью как Матхура и наперебой сулили несомненный успех дальнейшего похода в глубь Махаджанапады.

Особенно среди индийцев выделялся Чандрагупта. Очарованный силой царского войска, он буквально боготворил Александра, и тот отвечал ему своей милостью. В знак своего расположения у Гупте, владыка Азии назначил молодого индийца главой захваченной крепости, вместе с македонцем Филиппом.

– О, могущественный владыка – изливал Чандрагупта свою преданность к монарху – своим деянием ты стал подобен грозному богу Шиве. За один день ты смог покорить Матхуру, чью твердыню не смогли покорить войска грозных и могущественных царей Марруты и Бхутопала. Вне всякого сомнения, сами боги благоволят твоим замыслам, посылая столь быструю победу там, где другие цари были бессильны.

– Боги богами благородный Гупта, но мои планы исполнились бы гораздо быстрей, если бы правитель Каушамби поскорее признал мою власть и повернул своих воинов против царя Аграмеса – с легкой укоризной произнес ему в ответ Александр.

Услышав упрек царя в свой адрес, молодой Чандрагупта залился красной краской смущения. Перед походом на Ганг, он пылко обещал полководцу всестороннюю помощь со стороны правителя княжества Ватса:

– Не стоит сомневаться государь, в словах твоего преданного слуги. Мною уже отправлены гонцы к радже Каушамби, а так же к другим князьям с известием о твоей блистательной победе над Матхурой. И я уверен, что разум подскажет им сделать правильный выбор, государь.

Александр благосклонно кивнул головой на слова своего пылкого союзника. Пока все шло хорошо. Одержана очень важная победа, которая должна не только упрочить положение македонцев на севере страны, но и серьезно расшатать изнутри царство Аграмеса. Поэтому, сегодня можно немного отдохнуть, отставив в сторону хоть на время тяжелое бремя забот.

Для развлечения взора царя и его гостей, в шатер победителей были приглашены лагерные танцовщицы. Под звуки музыкальных инструментов и барабанной дроби, они принялись исполнять перед гостями царя различные танцы, демонстрируя лежащим на пиршественных ложах мужчинам, свое профессиональное умение и природную грацию.

Едва прикрыв соблазнительную наготу своего тела, молодые чаровницы то зазывно вились в зажигательном ритме танца, то начинали медленно скользить перед глазами завороженных зрителей, будоража их чувства.

В числе тех, кто развлекал гостей повелителя Азии, была и Антигона. Ранее, её никогда не приглашали в царский шатер для танцев, но сегодня, желая блеснуть перед индийцами, Александр приказал собрать у себя всех мастериц босоногой пляски.

Узнав от Мелеагра о «рыжей боязни» охватившей Александра, Антигона решительно остригла свои пышные рыжие волосы, и надела черный парик. Его волосы были аккуратно заплетены в мелкие кудряшки по вавилонской моде, и очень красиво падали, на оголенную спину танцовщицы, достигая средины лопаток.

Однако главная причина столь решительного шага фиванки, заключалась в тонком стилете, умело спрятанного в волосах парика. Именно посредством этой коварной вещицы, чье острие было обильно смазано ядом, Антигона собиралась на этом пиру посчитаться с разорителем своего родного города.

Обольстительно выставив верх, и завлекательно прикрыв низ, она исполняла танцы один завлекательнее другого, надеясь привлечь к себе внимание царя и быть приглашенной для беседы за чашей вина. Согласно рассказам знакомых танцовщиц, Александр часто так поступал с понравившейся ему чаровницей. Случись это сегодня, и фиванка бы без всякого смятения смогла бы свершить свою месть. Ведь для этого было достаточно даже легко поранить погубителя Фив.

Задор танца и прелести танцовщиц, привлекли к себе внимание многих македонцев. Мелеагр, Лиссимах, Неарх, Пердикка и многие другие пирующие громко аплодировали плясуньям, но только не сам Александр. Все время их выступлений он увлеченно беседовал с седовласым индийским проповедником Калханом об особенностях его религии и совершенно не обращал внимания на пляшущих перед ним женщин. Зато царские телохранители внимательно и цепко следили за каждым движением и жестом красавиц, когда какая-либо из них приближалась к повелителю ближе, чем на семь локтей.

Фиванка вкладывала в каждый танец всё свое мастерство и страсть, однако в этот день богиня удачи явно смотрела в другую сторону. В самый разгар веселья победителей, разгоряченный новым образом Антигоны и её столь соблазнительными танцами, стратег Мелеагр решительно вскочил с праздничного ложа и, выхватив фиванку из толпы танцовщиц, под громкие крики пирующих унес в свою палатку. Где остался с ней до самого утра.

Бессмертные боги явно благоволили македонскому царю. И если ночью порывы страсти его стратега уберегли ему жизнь от отравленного клинка рыжеволосой фурии, то к обеду наступившего дня Александр получил новый подарок судьбы. В царский шатер вбежал раджа Фегей с радостными новостями.

– Государь! Небеса не оставляют тебя своей милостью. Только, что ко мне прибыл гонец из Каушамби. Властитель и вельможи этого города, готовы признать твою власть над собой и принять у себя твое войско, при условии сохранения неприкосновенности их жизней и жилищ. Но для этого тебе нужно поторопиться. Ибо если царь Аграмес подойдет к городу раньше тебя, то правитель города не сможет, перейти на сторону твоего величества.

Щедро одарив Фегея за хорошую весть, Александр велел немедленно собрать военный совет, собираясь обсудить со своими соратниками сложившееся положение. Каушамби по своей значимости мало, чем уступала Матхуре, и упускать шанс по её мирному захвату было никак нельзя. Однако были и свои сложности.

– Судя по рассказам индийцев, Каушамби находится слишком далеко от нас и быстро занять, мы ее никак не сумеем – высказывал свое мнение Мелеагр.

– А если нам послать в Каушамби катафрактов. Они смогут подойти к крепости гораздо быстрее пехотинцев и в случаи необходимости смогут удержать город до подхода наших главных сил – смело предложил Пердикка.

– Ну уж нет – горячо запротестовал Гефестион – посылать нашу ударную силу неизвестно куда, не зная дорог, бродов и обстановки это чистая авантюра, и я лично категорически против этого.

– Я тоже не стал бы посылать катафрактов в столь рискованный рейд, даже ради получения новой крепости – изрек Кратер, хорошо помня устроенную ему индусами огненную ловушку.

– Вы стали слишком осторожны друзья, мои – упрекнул стратегов Пердикка – вспомните Граник, Иссы, Гавгамелы, когда только проявленная нами смелость и решительность позволили одержать вверх над персами.

– Это, что намек на трусость? – гневно спросил Гефестион, грозно взглянув на Пердикку, но тот не испугался.

– Нет. Это лишь смиренное желание преподнести ещё одну славную победу к стопам моего государя – смело произнес стратег, преданно глядя в лицо Александру, на котором читалось озабоченность и напряженность. В душе царь был полностью согласен с мнением Пердикки, однако его по рукам и ногам вязали рассказы индийцев об огромной армии царя гангаридов. Огромные числа солдат, колесниц и слонов противника постоянно довлели над разумом Александра и сковывали его инициативу. С таким сильным противником македонскому царю ещё сражаться не приходилось.

– Я полностью согласен с призывом Гефестион и Кратера, быть осторожным – произнес после долгого раздумья Александр. – Даже ради возможности мирного занятия столицы княжества Ватса, я не стану рискнуть своей кавалерией, пока не разбито войско царя Аграмеса.

В шатре повисла напряженная тишина, которую прервал поднявшийся со скамьи Неарх.

– Есть другой вариант, государь – произнес наварх, внимательно разглядывая расстеленную на столе карту. – Насколько мне известно, нужный нам город расположен вниз по течению реки. Мы уже научились на своих кораблях успешно перевозить воинов по местным рекам. Что мешает сделать это еще раз? Корабли движутся по воде быстрее не только пехоты, но и кавалерии. Если индийские союзники помогут нам лоцманом, думаю, мы сумеем опередить царя Аграмеса и раньше него занять Каушамби.

– Верно мой друг – радостно воскликнул обрадованный Александр – но теперь, для выполнения этой задачи на твои суда придется посадить гораздо больше пехоты. Выдержал ли они такую нагрузку?

– Не волнуйся, Александр. Мои корабли прочны. Они построены на славу и смогут перевезти на себе большее число воинов, чем при штурме Матхуры – с достоинством молвил наварх. – Но в случаи необходимости мы можем построить несколько плотов и посадить на них воинов. По словам индийцев, река в этих местах тихоходна и не имеет опасных порогов или стремнин.

– Значит, решено. Пусть Пердикка грузит своих воинов на корабли Неарха, и двигаются по реке к Каушамби – приказал Александр, чем вызвал на лице стратега радостную улыбку.

– Позволь высказать одну мысль, государь – произнес Эвмен, молчавший все это время.

– Изволь – сказал царь, с интересом глядя на карийца.

– С отправляемыми в Каушамби воинами обязательно должен быть человек почти равный тебе по величию и значимости. Иначе вельможи города могут воспринять это как оскорбление, а это может нам обернуться боком. Восточные люди очень щепетильны и ранимые, когда дело касается их чести и достоинства – пояснил хитрый грек.

– Отличная мысль, Эвмен. Пусть на главном корабле флотилии будет поднят мой царский штандарт, а вместо меня на корабле поплывет хилиарх Гефестион. Только ему я могу поручить столь важную роль в подобном деле. Все это должно заставить индийцев поверить, что к ним прибыл царь Александр или его близкий родственник. Они впустят солдат Пердикки в город, а когда обман выявиться, я уже буду стоять со своим войском у стен города и оставлю царя гангаридов у разбитого корыта – произнес Александр и все стратеги, согласились с ним.

Узнав решение царя отправить часть войска вниз по реке, весь македонский лагерь пришел в движение. Но в самый разгар этих приготовлений пришла скорбная весть. От полученной в бою раны, скоропостижно скончался стратег Кен.

По этому поводу было много разговоров среди солдат Александра. Одни утверждали, что причиной быстрой смерти стратега был яд, которым была смазана стрела, ранившая его в плечо. Другие доказывали, что всему виной длительный поход, отнявший у любимого всеми командира все силы и желание жить. Были ли правдивы эти предположения или нет, но оставалось одно, «железный» Кен отошел к богам в так нелюбимом им походе.

Александр немедленно объявил по войску траур, назначил пышные похороны, но при этом не приказал задержать погрузку воинов на корабли, чем вызвал глухой, ропот среди солдат. Ещё большим удивлением было назначение на место умершего Кена, грека Эвмена управлявшего до этого царской канцелярией. Воины Кена ожидали, что над ними поставят Аминту, Селевка, Алкеста или Лиссимаха, родных им македонцев, но царь в наказание за бунт на Гефасисе назначил стратегом безродного малоазийского грека.

Многие недоброжелатели карийца надеялись на скорый конфуз царского канцеляриста на столь важном посту, однако их ожидания были напрасными. Уже с первых дней Эвмен показал себя грамотным и толковым командиром, и не дал воинам ни одного повода, для обращения к царю с просьбой назначить другого стратега.

Выполняя волю царя, Неарх вместе с Пердиккой и Гефестионом покинули македонский лагерь, в котором шли приготовления к похоронам Кена. Прославленному македонскому воину, так ярко блиставшему своими военными талантами в течение всего похода, был установлен большой помост из смолистых бревен украшенных золотистой парчой. На вершине помоста было установлено богатое траурное ложе с телом умершего героя.