Текст книги "Алый талисман"

Автор книги: Евгений Подольный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

КОНЕЦ БУБНОВОГО ТУЗА

По дороге в штаб Дворников в подробностях рассказал о том, как проходил полет, как внезапно на их штурмовик обрушился шквальный огонь зениток, а затем атаковали шесть «мессершмиттов».

– Смотри-ка, Владимир Иванович, – обернулся к комиссару Ломовцев, – совпадение какое: ведь и Алимкина атаковала тоже шестерка, и в том же самом районе.

– Товарищ подполковник, – насторожился Георгий, – а откуда вы знаете, что Алимкина атаковала шестерка?

Ломовцев заговорщически переглянулся с Изотовым, махнул рукой:

– Эх, проговорился! Хотел тебе, Дворников, сюрприз сделать.

– Алимкин вернулся?! – радостно спросил Георгий. – Так что ж вы молчите! Вот это да! Вот это новость!

Войдя в штаб, Дворников сразу увидел Ивана. Худой и бледный, в новой, еще не прилегшей к плечам гимнастерке, он стоял в кругу офицеров штаба, рассказывая, должно быть, о своих злоключениях. Заметив Георгия, Алимкин шагнул ему навстречу. Они обнялись, похлопывая друг друга по лопаткам. Георгий, не выпуская из рук плечи друга, отодвинулся в сторону, с радостной улыбкой на лице разглядывая Ивана, словно видел впервые.

– Ну как ты?

– Я-то ничего, Жора. Жаль, Алешку угробили, гады… Посмотрел бы ты, как они там, за линией фронта, над нашим народом издеваются в оккупации… Да, а Наташа? Как она?

– Жива Наташка, – улыбнулся Георгий. – Молодчина она. Сегодня от шестерки «худых» отбились. Три завалили. Один даже ас, с бубновым тузом на борту.

– Бубновый туз?!

* * *

Георгий не успел ответить. Раздалась команда «Смирно». Все повернулись к входной двери. Мимо, козырнув на ходу, прошли комдив полковник Витрук с переводчиком, старшим лейтенантом Игониным. Они прошли в оперативный отдел, а через пять минут оттуда вышел майор Горнушкин и пригласил Алимкина и Дворникова.

За столом над картой склонились Витрук, Ломовцев и Изотов. Подойдя ближе к комдиву, Георгий заметил рядом с развернутой немецкой картой парабеллум без обоймы, летный планшет, стопку фотографий и документов.

Поняв в чем дело, Дворников бросил взгляд в дальний угол комнаты и увидел немца.

Пленный летчик сидел на стуле, смиренно положив бледные руки в синих прожилках на колени. Был он в сером мундире с тремя крестами и медалью на груди. Встретившись взглядом с Георгием и также узнав его, фашист угодливо улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, но в водянисто-голубых глазах его застыло выражение холодной настороженности.

«А уж не молод, шакал», – с неприязнью подумал Георгий, отметив глубокие складки у рта, седые короткие волосы на прямой пробор.

Заметив вошедших летчиков, Витрук взял из рук Дворникова его планшет, где на карте красным карандашом отмечен район сосредоточения танков, сравнил отметки на немецкой карте и, глянув на офицеров, спросил:

– Ну, что скажете?

– Вроде совпадает, – предположил Ломовцев.

– Да, пожалуй, – согласился Горнушкин. – Мы с оперативным отделом изучим и доложим вам, товарищ комдив.

– Изучать некогда, товарищ майор, – жестковато остановил его Витрук. – Вы думаете, танки нас будут там, под Борисовкой, ждать? Да они наверняка предпримут маневр, если уже не предприняли. – И, переведя взгляд на немца, позвал его: – Ком!

Тот пружинисто встал и, подойдя к столу, остановился напротив комдива, щелкнул каблуками и, на немецкий манер, коротко вскинул подбородок.

– Пусть сядет, – обратился Витрук к переводчику Игонину, нетерпеливо поглядывая на часы. – Скажите, чтоб отвечал быстро и точно.

Старший лейтенант перевел приказание, и немец, выслушав его, деловито кивнул головой и уселся за стол, с любопытством поглядывая на Золотую Звезду Героя на груди сухолицего, скуластого русского полковника. Витрук, перехватив его взгляд, указал на медаль фашиста. На оловянисто-тусклом диске изображены каска и граната, полукругом надпись: «Винтер вег нах Остен, 1941» – «Зимняя дорога на восток».

– Ты воевал под Москвой? – спросил Витрук немца.

– Я, я, Москау! – кивнул тот. – И, разведя руками, добавил: – Унд Сталинград…

– Ну-ка, Игонин, – обратился комдив к старшему лейтенанту, – спроси-ка германца о группировке танков, истребительном и зенитном прикрытии.

Игонин повторил вопрос и немец с готовностью, взяв красный карандаш, твердой рукой стал наносить пометки на карте, быстро поясняя при этом, так что Игонин едва успевал переводить:

– Ист дас цвайундфюнфцигсте гешвадер… – Вот пятьдесят вторая эскадра… – Я, дер группе «Кампф», фюнфхундерт панцерн… – Да, группа «Кампф», пятьсот танков… – Ди хабен вир гераде бевахт… – Именно их мы охраняем… – Генераль Красовски хат унс кампфунфехиг гемахт… – Генерал Красовский нас крепко потрепал.

Игонин перевел последние слова и, улыбаясь, от себя добавил:

– Самокритичный, однако, подлец.

– Это его Дворников перевоспитал, – комдив улыбнулся Георгию.

– О, герр Дворникофф! – не удержался от похвалы немец.

Витрук посмотрел на часы, нахмурился:

– Так. Ну-ка скажи ему, Игонин, чтобы поточнее обозначил на карте расположение зенитных батарей.

Фашист, выслушав переводчика, старательно, с немецкой педантичностью отметил на карте, что требовалось и, аккуратно положив карандаш, посмотрел на Витрука.

– Аллее, герр генераль.

– Добро… – комдив испытующе посмотрел на немца. И, свернув карту, хлопнул ею по плечу Игонина: – Переведи-ка ему, голубчик, если врет, пусть пеняет на себя! А Дворников, молодец. Проучили этих псов. – Комдив строго посмотрел на Ломовцева. – Сейчас же, немедленно самолеты в готовность номер один! Ждать сигнала!

Витрук еще не вышел из комнаты, а Ломовцев уже распоряжался:

– Горнушкину – на аэродром, довести задачу всем группам, обеспечить готовность номер один. Изотову – уточнить порядок захода на цель, доложить расположение зенитных средств и истребителей противника. Порядок взаимодействия групп будет доведен в воздухе командиром соединения. Последние указания дам лично после команды на взлет. Все по местам! Да, майор Изотов!

– Я, товарищ командир.

– К вылету полка развернуть на старте полковое знамя!

– Есть развернуть знамя!

Все шумно направились к выходу, Ломовцев окликнул Дворникова и Алимкина:

– Задержитесь. Возможно, у «хозяина» будут по ходу дела вопросы. Вам лучше знать, подскажете. Думаю, ждать придется недолго. Только бы «юнкерсы» не нагрянули…

* * *

Ожидая звонка из штаба воздушной армии, куда сейчас срочно отбыл Витрук с докладом генералу Красовскому о результатах разведки, Ломовцев, беря в расчет все обстоятельства, не спеша толковал с летчиками.

– Значит так, товарищ Дворников, вы полетите на новом самолете, он уже опробован в воздухе. Пойдете по старому маршруту рядом с Изотовым. Он поведет полк. Поможете ему в ориентировке и выборе захода на цель… Пашков, уведи ты этого фрица в изолятор. Что он здесь глаза мозолит! Без него дел невпроворот.

Пленный, заметив, что конвоир кивает ему на дверь, поспешно стал говорить что-то, указывая на стопку бумаг на столе.

– Наверное, просит, чтоб вернули фотографии, – пояснил Алимкин Ломовцеву.

Комполка придвинул к себе стопку, рассматривая верхний снимок: полная, дородная блондинка обнимает за плечи таких же полных, нарядно одетых девочку и мальчика. Даже с фотографии от их лиц пышет здоровьем и самоуверенностью.

Ломовцев припомнил картины освобожденных от фашистов мест: бабы, впряженные в соху на пахоте, опухшие от голода детишки…

– Ну, чего ты хочешь? – комполка поднял тяжелый, недобрый взгляд на немца.

Тот указал рукой на фотографии, затем на свой нагрудный карман, где висели три креста, и, прижав ладонь к сердцу, пояснил:

– Дас ист Марта унд майн киндер…

Ломовцев перебрал еще несколько фотографий и почувствовал, как пересохло в горле, кровь ударила в голову.

Иван и Георгий через плечо командира видели его дрожащие руки, медленно перебирающие фотографии, на которых беспристрастно было запечатлено то, чему названия нет.

Вот колонна наших пленных красноармейцев. Босые, в изорванной одежде, с грязными повязками на ранах.

На переднем плане, явно позируя фотографу, скалит лошадиные зубы конвоир – здоровенный немец. Каска набекрень, на груди новенький шмайсер. Рукава мундира лихо засучены – такая, мол, работа. Рукоять и магазин автомата сжимают крепкие мускулистые руки. От такого пощады не жди…

– Весело, нечего сказать, – сдавленным голосом проговорил Ломовцев, вскинув прожигающий взгляд на фашиста.

– Их нихт ферштейн, – испуганно пролепетал пленный. – Их нихт ферштейн!

– А-а, не понимаешь, фашистская сволочь! – процедил сквозь зубы Алимкин, вплотную подойдя к гитлеровцу. – А отрывать ради забавы руки детям, расстреливать, насиловать, сжигать живьем, это ты понимаешь, выродок?

Иван, бледный, с горячечным блеском в глазах, не находя больше слов, задохнувшись от ярости, вдруг хлопнул пятерней фашиста в грудь, тряхнул его так, что железный крест отлетел в сторону и с жалобным звоном запрыгал на полу.

Ломовцев вскочил со стула, грохнул кулаком по столу:

– Иван! Не трогай его! Не марай рук…

СОЛНЦЕ ЗАХОДИТ НА ЗАПАДЕ

Механик Беднов опробовал мотор нового самолета, внимательно наблюдая за показаниями приборов: счетчика оборотов, давления масла и температуры воды. Сбросив газ, похвастался по СПУ Беликовой, которая проверяла свой пулемет.

– Наталья! Ну и мотор!

– Сейчас скажешь: работает, как пчелка, – передразнила она механика.

– И скажу, чего ж тут…

– Данилыч, выключай! Две ракеты – готовить к вылету!

Беднов и сам теперь видел два зеленых шарика над КП полка. Со всех сторон к самолетам бежали летчики, техники, стрелки. Данилыч, пыхтя и покряхтывая, стал выбираться из кабины: сейчас прибежит Георгий, а он заминок не любит…

И тут кто-то саднящим душу голосом закричал: «Во-о-здух!»

Наталья выбралась на крыло и, держась за фонарь кабины, посмотрела вверх: десятка два «лаптежников» – Ю-87, перестраиваясь на ходу в цепочку, подходили к границе аэродрома. Сверху их прикрывала большая, группа «мессершмиттов».

* * *

Наташа спрыгнула в узкую щель за самолетным домиком. Там уже был Беднов. Тяжело дыша, он опасливо поглядывал вверх, то и дело повторяя: «Вот штрундели, вот колбасники проклятые!..»

Сверкнув сизым опереньем, первый «юнкерс» полупереворотом вошел в пике, показывая хищный излом своих крыльев. За ним – второй, третий… С нарастающим воем к земле полетели бомбы.

До первого взрыва Георгий успел спрыгнуть в щель.

– Наташка! – крикнул Дворников. – Ведь этих привели те самые три мессера, что мы с тобой не добили!

Ахнула и качнулась земля. Черные фонтаны разрывов в дикой пляске пошли гулять по полю.

– Ничего, в капонир угодить не просто, – утешал вслух себя Беднов. – А в щель-то, поди, еще мудренее…

Георгий, присев на корточки и задрав голову, наблюдал, как подоспевшие «яки» схлестнулись с «мессерами».

Часть наших «ястребков» прорвалась к «юнкерсам» – и вот один из «лаптежников» уже горит. Черная траурная лента дыма уныло тянется за ним к земле…

* * *

Снова заход. Теперь бомбы ложатся совсем близко от их капонира. Одна из них попадает прямо в техническую землянку. Веером разлетаются доски, приспособления, инструмент. Горящая канистра с бензином пылающим факелом летит в сторону капонира и в трех метрах от него падает на чехлы, охватив их пламенем.

Георгий, высунувшись из щели, сразу понял, что пришла беда: пламя вот-вот может перекинуться на самолет. Но пока он лихорадочно предполагал, что и как следует предпринять, Наташа пружинисто выпрыгнула из щели и, пригнувшись, придерживая на ходу пистолет, бросилась к огню.

– Стой! Наталья, куда же ты, глупая! – запричитал Данилыч. И сам тут же, покряхтывая, выбрался из щели, трусцой направился к капониру. Его обогнал Георгий, крикнув на ходу:

– Давай, старик, жми за огнетушителями! Живо! Наташа набросила на огонь сухой брезент, топча

его ногами и пытаясь заглушить пламя. Подбежали Дворников и Беднов.

Разбив капсюли огнетушителей, они направили пенные струи на пламя.

Отбросив в сторону пустой огнетушитель, Дворников посмотрел вверх и увидел, как «лаптежники» уже выходят из последней атаки. Черные капельки бомб вновь неслись к земле.

– Назад! В укрытие! – крикнул Георгий, поворачиваясь к щели.

Он слышал за своей спиной шумное дыхание Наташи. А где Беднов?

– Данилыч, душа из тебя вон, пошевеливайся! – крикнул он, оборачиваясь на ходу.

Где-то совсем рядом с тяжелым стоном разорвалась бомба.

Георгий обернулся и увидел, как Беликова, упав, перекатывалась с боку на бок, пытаясь подняться.

Они вдвоем с Бедновым затащили ее в щель. Георгий, вытащив нож, распорол Наталье на плече мокрую от крови гимнастерку и, оторвав кусок от своей рубахи, приложил его к рваной глубокой ране, туго обмотал им плечо и предплечье.

Лицо у Натальи бледное, на лбу испарина. Посиневшие губы плотно сжаты. По всему видно – шок.

* * *

Немцы ушли. Теперь можно выбраться из укрытия. Дворников встал в полный рост. Над их разрушенной технической землянкой курился жиденький дымок. За аэродромом невдалеке от разбитого Жориного «ила» догорали два «юнкерса».

Над стоянками стоял звенящий гул запускаемых моторов. Плотным строем в сторону Белгорода прошел полк Пе-2. Пора…

Георгий, оставляя Беднова с Наташей, строго наказал:

– Смотри мне, старина, от нее ни на шаг! Сейчас пришлют санитарную машину.

Дворников прибежал к своему новому самолету, с помощью Цыбуленко запустил мотор и, включив радиостанцию, запросил:

– «Байкал». Я Седьмой. Ранен стрелок. Прошу срочно санинструктора и замену на вылет!..

Первый самолет замполита майора Изотова уже порулил на старт. Иван Алимкин с тоской посмотрел ему вслед: «Идут в бой…» Он спешил к стоянке Дворникова в надежде увидеть Наташу. Ведь ему нужно отдать ей письмо, но, подойдя к самолету Георгия, он увидел, что в задней кабине сидит другой стрелок, из новеньких. Георгий кивнул из кабины Ивану в сторону траншеи, и тот, заметив механика, склонившегося над Наташей, сразу все понял. Подъехала санитарная машина, Иван вместе с Бедновым помог фельдшеру старшему лейтенанту Симановской перевязать рану и уложить Наташу на носилки. Беднов, растерянно моргая, принял от Симановской пистолет Беликовой. Наташа открыла глаза и, увидев Алимкина, с трудом улыбнулась.

– Здравствуй, Ваня. Как долго тебя не было…

Он наклонился к ее лицу и впервые так близко увидел ее глаза. Они действительно были вовсе не голубые, а светло-серые, лучистые…

– Вот письмо от отца, – сказал Иван. – Он жив, Наташа.

Алимкин аккуратно положил письмо в ее нагрудный карман, а она, скосив взгляд на второй карман гимнастерки, темный от крови, попросила:

– Достань и возьми. Пусть будет у тебя.

Он осторожно достал ее талисман со звездочкой, положил себе в карман и, посмотрев долгим взглядом на ее спокойное лицо, встал и, не оглядываясь, побежал в сторону старта.

– Ты уж, дочка, не задерживайся там. Плохо нам без тебя, – ласково сказал Данилыч.

– Оставьте меня здесь, – слабым голосом попросила Наташа.

– Да ты не волнуйся, – успокаивала ее Симановская. – Поправишься в госпитале – и вернешься назад.

– А наши где?

– Все идут в бой, весь полк, – ответил Данилыч… Мимо Алимкина прорулили и пошли на взлет звенья

Карушина, Сморчкова. Скорее… Только бы успеть!

Вот и командный пункт – квадрат, обнесенный флажками, фанерный домик, радиостанция РСБ… Группа офицеров штаба.

Ломовцев стоит с микрофоном в правой руке, левая – на повязке. Рядом, у знамени части, – майор Горнушкин. На развевающемся по ветру алом полотнище – портрет Ленина и надпись золотом – «167 гвардейский ордена Суворова III степени штурмовой авиационный полк».

– Я «Байкал-семь», разрешите взлет? – донесся из динамика голос Дворникова.

– Седьмой, взлет разрешаю!

Алимкин подбежал к Ломовцеву, козырнул, как положено:

– Товарищ подполковник! Разрешите лететь вместе со всем полком?

– Кто там ранен, ты знаешь? – вместо ответа спросил комполка.

– Беликова… Фельдшер говорит, что не опасно… Батя, разрешите лететь!

Они стояли друг перед другом. Взгляд Ивана умолял, просил, требовал…

– Ну, брат, вижу, от тебя не отвяжешься. Шут с тобой, жми на моем! – Ломовцев махнул здоровой рукой с зажатым в кулаке микрофоном… – А если не догонишь полк?

– Догоню, батя. А коли что – сам тот овраг найду. Я теперь их, гадов, и под землей разыщу!

* * *

Едва комполка проводил в воздух последний самолет, как увидел: по фюзеляж утопая в ковыльных травах, на старт ходко катится его «ил» с красным коком винта.

Через полминуты, словно от нетерпения, содрогаясь всем корпусом и приседая на шасси, батин Ил-2 был уже в воротах, обозначенных флажками. На его киле, иссеченный пулями и осколками, как и прежде, красовался портрет Суворова.

– Ну, Иван, с богом! – подбодрил Алимкина комполка. – Взлет разрешаю.

Набрав высоту, Иван вдруг увидел далеко впереди себя весь полк, построенный в колонну звеньев. Далеко слева, должно быть на Белгород, шли еще два полка соседей. «Жаркий будет день», – подумал Иван и расстегнул ворот гимнастерки.

Прибавив мотору обороты и чуть прижав ручку, он шел теперь на повышенной скорости, догоняя свою соколиную стаю.

Далекий гул сплошных разрывов, детонируя воздух, долетел и сюда, в кабину «летающего танка». Иван поневоле передернул плечами, на миг представив, что теперь творится там, под Борисовкой.

Справа по курсу, на западе, словно сжавшись от ежедневных зрелищ невиданно жестокого побоища на Курской дуге, в грозовые облака на горизонте медленно садилось неестественно сплющенное кроваво-багровое солнце.

И вдруг в наушниках шлемофона Иван услышал звонкий, чистый девичий голос со станции наведения:

– «Байкалы», я «Вега!» Я «Вега»! Идите смелее в бой! Вас прикроют гвардейцы-истребители!

«Вега – звезда надежды», – вспомнил Алимкин Наташу и счастливо улыбнулся. Можно было и улыбнуться: ведь до боя оставалось целых три минуты.