Текст книги "Имею топор — готов путешествовать"

Автор книги: Евгений Шепельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

–Виджи, – сказал я, с трудом переводя дыхание. – На это раз я точно тебя отшлепаю.

Ее ответ меня удивил.

33

Она сказала вот что:

–Если это поможет нашему общему делу.

Сказала тихо и равнодушно.

Если это поможет нашему, мать его, общемуделу, слыхали?

О-о, Гритт, а как же аллин тир аммен?

Нет, Виджи куда больше нравилась мне, когда пыталась меня прирезать. А сейчас, после ее равнодушного ответа, мне показалось, что... Короче, если она хотела внушить мне вину за то, что я сегодня отчебучил, то это ей удалось. Ночь поблекла, потеряла в красках. Меня обдало холодом.

Я потер затылок (там уже выросла порядочная шишка), чуть не пнул мертвеца, чтобы еще позлить эльфийку, и выцедил слова, банальней которых не сыскать:

–Спасибо, добрая фея. Вы спасли мою жизнь. Никогда этого не забуду.

Она расщедрилась на короткий кивок, заставив почувствовать себя глупым своевольным пацаненком, за которым бегает его беспокойная мамаша. Ее лицо стало совсем неподвижным, глаза отгородились от меня стеной равнодушия. Никакого упрека во взгляде, но я ощущал вину за содеянное при полной уверенности в своей правоте!

Вот как у нее это получается, а?

Она эльф, напомнил я себе, не человек. И дело не в острых ушках и одуряющем аромате, нет. Она иначе воспринимает мир, судит человеческие поступки по своей мерке. Эмоции, этика, мораль – все другое. Возможно, алогичное с моей точки зрения, но увы. Я в очередной раз ее разочаровал. Но я не мальчик, не нужно мне читать нотации. В этом походе я определяю, что плохо, а что хорошо и что нужно сделать для нашего спасения.

Разочаровал? Ладно. Зато мы живы.

–Пожалуйста, больше не называйте меня доброй феей, Фатик.

Трижды яханный фонарь троллю через огрово колено! Мне, что, просить у нее прощения за дело своих рук? Или извиниться за то, что, спасая меня без моего согласия, она пролила кровь Охотника?

–Как пожелает добр...

Фея молча сунула меч в ножны за плечами и начала подниматься по склону ложбины. Будь я скверным поэтом, я бы сказал, что ее ровная спина и хвост золотистых волос выражают презрение в мой адрес.

Возвращаясь назад, мы не перемолвились и словом. Я чувствовал себя так, будто меня отпинали, затем избили хорошей дубовой палкой и напоследок обдали ведром колодезной воды. Виджи двигалась в трех ярдах от меня, легко обходя все препятствия. Казалось, трава не пригибается под ее невесомыми шагами. Помимо воли и вопреки самочувствию мое внимание то и дело возвращалось к изгибам ее тонкой фигуры. Пожалуй, тут были виноваты кандалы воздержания, которыми я себя сковал.

А, Гритт, «кандалы воздержания»! Ну теперь называйте меня скверным поэтом!

Надо было видеть глаза Имоен, когда мы с Виджи очутились около вербы! Восторг на ее мордашке увял, сменился удивлением, а потом целым разрядом эмоций, которые она быстренько спрятала. Я спросил, как ни в чем не бывало:

–Все улажено?

Имоен наградила меня язвительным взглядом и косо посмотрела на эльфийку:

–Угу.

Я откашлялся и набрал воздуха в грудь.

–Тогда плотнее закройте уши, девушки. Виджи, это приказ! Сейчас я заору, как сотня бесноватых фанатиков при виде мощей святого Агристолы. Нет, я не сошел с ума. Это боевой клич варваров Джарси. Нас услышат враги, этот крик пронизывает землю на целую лигу, ложится поверх всех звуков, и... Виджи, закрой уши плотно! Это приказ!

Она, колеблясь, все же зажала уши ладонями.

Ну и я крикнул.

С вербы посыпались листики. Дедуля Трамп был бы доволен своим лучшим учеником. Обе девицы уставились на меня расширенными глазами, Виджи встряхнула головой, заморгала, точно увидела кошмар наяву.

–Я редко использую этот дар, – скромно поведал я. – Ежели так реветь каждый день, чего доброго, ума решишься. Сейчас наши недруги зашевелятся, хватятся часовых, найдут их, и... Ну потом как карта ляжет. Вернее – три карты, которые мы отправили к Ночным и Охотникам. Все, дернули, Скареди ждет нас!

Мы двигались так: я впереди, Имоен справа, почти вплотную, а Виджи – слева, в отдалении от нас. Мне это не нравилось. Я вспомнил сцену в ложбине и слова Альбо о том, что завтра кто-то из команды имеет все шансы откинуть копыта, но, мол, его спасение – в руках любящей женщины.

Виджи меня спасла, но закавыка была в том, что еще не перевалило за полночь и завтра не наступило, да и эльфийка никак не выглядела любящей женщиной.

Может быть, Альбо ошибся в расчетах?

* * *

Шум от биваков бандитов накатил внезапно, приливной волной. Мое лицо перекосила ухмылка – все получилось! Я показал Имоен большой палец, она кивнула, сверкнув зубами.

Виджи остановилась на миг, навострив уши. Потом оглянулась на меня, слегка, вполоборота. Глаза блеснули... презрительно.

Гритт!

* * *

На подходе к лагерю Виджи исчезла, растворилась в кустарнике и, когда мы с Имоен поднялись по склону, вышла со стороны ручья, ни капли не запыхавшись. Один принц знал, что произошло, но сделал вид, что на глазах у него шоры, а в ушах – затычки. Мы переглянулись, и Квакни-как-там-его передернул тонкими плечами. Все-таки из этой пары он вел себя наиболее разумно (когда молчал).

Про Олника этого было не сказать.

Он сидел у прогоревшего костра, нахохленный и усталый, как курица-несушка, только что разродившаяся тремя-четырьмя яйцами. Пока я отмывался в ручье (Имоен делала то же самое, только за кустиками), он пришлепал за мной и вздохнул так, будто нес на своих плечах тяготы всего мира.

–Мы с Крессиндой полаялись.

–Фр-р... Что-что?

–Мы полаялись, пока ты бегал устраивать свои хитрости. Я пошел выяснить отношения, ведь положение-то у нас шаткое...

(Гритт, где он нахватался таких оборотов?)

–...и мы можем завтра погибнуть, так что я надумал прояснить все заранее.

(Любовничек хренов!)

–Фр-р... Та-а-к... Много навыяснял?

–Ну мы поговорили немножко... Она назвала меня безбородым отщепенцем, а я ее – толстой дурой, помешанной на доминировании...

(О-о-о! Альбо что-то неверно понял в своем гороскопе! Если кого завтра убьют, так это моего подельника!)

–...А она обозвала меня карликом! Ты это представляешь, Фатик? Карликом!Ну тогда я сказал, что Жрицы Рассудка превращают наших мужчин в половые тряпки. Что, если оно так и дальше будет продолжаться, мы, гномы-мужчины со всех концов Северного континента, скоро вконец обабимся и начнем кормить детей грудью!

Я поперхнулся водой.

–А вы что, правда способны кормить детей грудью?

–Эркешш... Нет, конечно! Ты за кого нас принимаешь?

–За гномов-мужчин, способных кормить детей грудью. Но продолжай.

–Дохлый зяблик!.. Я сказал, что скоро с нас, как шишки с елки, опадут все мужские достоинства...

–Мама...

–А гномши их подберут и приладят к себе. Голос у них огрубеет, начнет расти борода. Придет капец всему томскому мужскому роду. В общем, я показал на Крес-синду...

–Гритт, нет у нее бороды!

–Нет. Но я сказал, что замечаю щетину.

–Нет и щетины.

–Я был в запале...

–Придурок!

Он всхлипнул.

–Я думал, она меня сжует на месте, а она заплакала и спряталась в фургоне.

Я встал, утерся полой рубахи.

–Получается, ты девушку обидел. Он вздохнул.

–Обидел и опозорил прилюдно и приэльфно. Мне нет прощения, и с вами я больше не поеду.

Если он думал, что я стану его уговаривать, то здорово ошибся.

–Хорошо. Бери ослика и чеши на северо-запад. Он втянул голову в плечи.

–Мы еще когда-нибудь увидимся, Фатик?

–А как же. Жди меня в Хараште, в таверне Лысого Арти, каждый день после шести вечера. Устройся там половым, будет на что хлебнуть пива. А нет – так иди к Джабару, он научит тебя побираться на базаре.

Я оставил его у ручья. Он был несчастен, мал, жалок и погружен в горькие думы.

Пока мы отмывались, народ уже затрамбовался в фургон. Мы покатили. Я нагонял лошадей и жевал зеленый чай, чтобы придать себе бодрости. Старый рецепт варваров Джарси. От него хочется блевать, и бодрость накатывает волнами тошнотной дрожи, но он хорош в главном – удерживает тебя на ногах, когда усталость буквально наливает свинцом твои веки.

Никогда не жуйте зеленый чай, особенно натощак, если не хотите помереть, вот что я вам скажу.

О том, что за нами не едет гном, сообщил Скареди. Крессинда промолчала. Я хмыкнул и сказал, чтоб не переживали. Гном-де проводит важную рекогносцировку, ставит опасные ловушки и скоро нас нагонит. Так оно и вышло – когда тусклые световые пятна Таргалы изрядно подросли, Олник поравнялся со мной и молча поехал рядом, чихая с промежутками в пять минут.

Отщепенец, яханный фонарь!

Таргала приближалась. Внутри была таверна с теплыми постелями, пиво, эль, жаренный на вертеле баран и много других приятностей, включая свежих коней. Но я не собирался там останавливаться. Если местные заметят в фургоне эльфов – им будет наплевать на то, чащобные они или цивилизованные. Их разорвут на части. Кроме того, менять коней – не такое простое занятие, особенно ночью. Поиск, осмотр и покупка займут не меньше полутора-двух часов, а этого времени у нас не было. В общем, я решил проехать Таргалу как можно быстрее, попутно подложив Фрею еще одну свинью. Не слишком крупную, всего лишь подсвинка.

Когда до городка оставалось минут десять пути, я остановился у обочины и спрыгнул на землю.

–Олник!

Он подъехал на своем мышастом скакуне.

–Вариант «Зеленое яблочко»! Напарник оживился:

–Много крови?

–Достаточно. Ты поедешь впереди, чтобы разбудить спящих. Подготовишь их к нашему приезду.

–Яблочко? – сунулся мне под руку Альбо.

–Еще одна хитрость, – пояснил я и выгнал всех из фургона. Затем вспорол его бока в нескольких местах, чтобы парусина обвисла лохмами. Ничего, потом можно зашить.

–Что вы задумали, Фатик? – спросила Виджи голосом, в котором звенели ледышки.

–Минуту...

Я снял рубаху, и лица моих подчиненных вытянулись. Имоен прикрыла пухлые губки ладошкой, Альбо прошептал «Свят, свят!», а Скареди отвернулся так резко, будто одним взглядом мог набрать себе грехов лет на десять вперед.

Великая Торба, я все время забываю про татуировку с нагой девицей верхом на пивном бочонке. Ну молодость, молодость, было, было! Что уж тут. Тем более грудь у меня волосатая, и девицу не так уж и четко видно. Во всяком случае, самые пикантные места почти закрыты, да и не противоречит моя татуировка этическому кодексу Джарси.

–Знак моего клана, – внаглую соврал я, тыча себя в грудь. – Великая и благородная богиня Мегарон-Шулер-Афер. Ее накалывают только самым выдающимся членам клана Мегарон.

По глазам Виджи я понял, что она знает о моем обмане. Ну да, я же сам еще в первый день признался ей в сумасбродствах молодости.

Прости, фея...

Я обмотал правый локоть куском парусины, затем взял один из клинков Гхашш и чиркнул по мизинцу. Удивительно, сколько крови может натечь из слегка надрезанного пальца на левой руке. Наверное, столько же, сколько из правой. Я окропил тряпку, затем растер кровь по лицу и груди. Раздались недоуменные восклицания. Я пока не стал пояснять.

Олник занимался тем же самым. Содрав рубаху так, что она свисала с его штанов и килта, будто отрепья, он старательно вымазался собственной кровью. Я вытребовал у Имоен стрелу, получил ее и тут же отломил острие. Лесная нимфа вскрикнула.

–Нужно для дела, – отрезал я, сооружая на голове напарника окровавленный тюрбан. В складки ткани я всадил обломок стрелы оперением вверх. Теперь гном был готов к выступлению. Окровавленный, раненный почти смертельно... О да!

На нас с Олником смотрели так, будто мы помешались. Один эльфийский принц, кажется, уже сообразил, к чему мы клоним.

Из веток и ткани мы смастерили три факела, обмакнув их в масло для смазки колес. Вдобавок я зажег два дорожных фонаря карликов, подвесив их на крюки, приделанные к передней дуге фургона.

Я окинул взглядом дело своих рук. Отлично... авансцена ярко освещена, можно запускать актера.

–Скареди, снимайте рубаху и кирасу. Вы станете на заднике фургона. Откинете полог так, чтобы вас было видно, возьмете в руки факел, будете им размахивать и орать.

–Орать? – удивился старый рыцарь. – А что мне орать?

–«Налет! Налет! Налет! Все на защиту Таргалы! Разбойники наступают! За ними чащобные эльфы! Они сговорились! Насилие и убийство! На рассвете они будут здесь! Все пропало! Все пропало!»

Он несколько секунд пытался осмыслить мои слова.

–Это дикие такие, которые эти...

У Виджи окаменело лицо. Прости, добрая фея, но – увы. Чащобники – позор эльфийского рода.

–Да, это те самые, которые дикие. Скареди еще подумал.

–А они идут за Фреем?

–Нет. Но на Таргалу они совершали набеги, это факт.

Он сдвинул густые брови:

–Через это я, получается так, солгу честным горожанам, так или не так?

–Так.

–А горожане все честные? Они обманом завлекутся на защиту своего города?

Гритт...

Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ночной ветер холодил грудь, а на запах свежей крови прибывали все новые стаи летучих и зудящих упырей.

–Это дело благое. Не будет драки, Фрея встретят закрытые ворота, он поговорит с горожанами и все прояснит. Может, они слегка – самый чуток – шмальнут в него из самострелов, и все! Единственный выход на перевал – он лежит за городом, за его воротами. И чем дольше горожане продержат Фрея под стенами, тем лучше для нас.

Ясное дело, что именно на драку я и рассчитывал. Скареди подумал, затем выпрямился и трескуче заявил:

–Но я же стану через это брехунцом! Я чуть не огрел его по лбу.

–Ложь будет во спасение! Он молча покачал головой:

–Я не брешу честным людям. Людям! Еще один святой с принципами!

Я заподозрил, что сейчас и эльфы что-нибудь такое сморозят, но у них хватило ума промолчать. Виджи демонстративно стала боком ко мне, но острое ухо было начеку.

Внезапно вмешался Альбо:

–Я сделаю это во спасение Фаленора! А затем искуплю свой грех постом и молитвой!

Светлая голова! Правда, насчет поста, мне сдается, он лукавил. С таким-то брюхом...

–Хорошо. Монго, Имоен, Крессинда – вы будете смотреть в прорехи, сделайте лица поплаксивей. Гритт... Монго, представь, что ты сочиняешь элегию. Грустней, еще грустней. Бытие бессмысленно и бренно, а все женщины... – В этот миг я перехватил вопросительный взгляд Имоен и поправился: – И ни одна женщина тебя не любит!

Вид моего напарника со стрелой в башке крайне впечатлил привратников. После недолгих расспросов (гном, размахивая факелом, как в бреду, повторял: «Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А с ними отряд разбойников! Кто-нибудь, вытащите это у меня из головы! Позовите папочку! Ничего не вижу, где все, почему темно? Позовите папочку!») они широко распахнули ворота, и мы оказались в городе, оставив за спиной ветхие каменные стены. Перворожденные лежали, плотно укрытые спальниками. Я правил лошадьми, привстав на козлах. В левой руке у меня был зажженный факел, и я размахивал им, стуча зубами от холода.

Наш сарай на колесах поехал вверх по булыжной мостовой между сонными домами. Гном пришпорил осла и унесся вперед, теперь уже вопя, будто ему прижгли пятки. Его ор будил горожан, готовя их к нашему выступлению, так что, когда мы достигли середины Таргалы, из окон гроздьями высовывались головы, а на мостовой уже скопилось порядочно народу.

Я кричал, размахивал факелом и стонал. Альбо вторил мне с задника повозки, гудя, как набатный колокол:

–Эльфы! Чащобные эльфы наступают! А перед ними – банда людей-разбойников! Режут всех! Грабят, убивают, насилуют! Все на защиту города во славу Атрея!

Так мы проехали весь город, и, когда перед нами распахнулись ворота, ведущие на Дальний Перевал, в Таргале зазвучал суматошный набат.

Отлично. Мы почти покинули Долину Харашты. Оставался последний рывок.

34

– Они уже там! Смотрите! Дларма тогхирр!

Проклятый истерик. Я остановил коней, спрыгнул и приблизился к обрыву. Пропасть зевнула мне в лицо. Далеко внизу в сизом мареве размытым пятнышком темнела Таргала, дорога устремлялась от нее вверх извилистой лентой. По этой ленте упорно полз отряд смертоносца – стая крохотных паучков. Они достигли последней деревушки овцеводов и не собирались останавливаться. Я вынул подзорную трубу и попытался сосчитать, сколько с полудемоном людей. О да, теперь их было куда меньше! Но все же достаточно, чтобы закусать нас до смерти. И двигались они быстро. Пугающе быстро. Кибитки остались в Таргале, Правдивые Маги пересели на лошадей за спины подельников Фрея. Сам альбинос ехал в середине процессии, выделяясь светлой шевелюрой. Мне захотелось бросить в него камнем.

Верные псы полудемона, теперь целых два, все так же сопровождали нас на подъеме. Высота не вредила гшаанам, а проклятый дождь все не шел.

Был яркий солнечный полдень, золотые лучи натерли скальные грани до блеска, выше огромные снежные вершины заслоняли небо, над ними курилась белая хмарь. А мы только-только доковыляли до середины перевала. Дорога уже миновала высокогорные пастбища и теперь взбиралась по боку седловины, закладывая петли и виражи, способные вызвать дурноту у человека равнин. Пятна зелени попадались все реже, сменяясь бурыми лишайниками, из склонов выпирали облизанные ветрами камни, похожие на статуи фантастических зверей. Но настоящих каменных осыпей не было на всем протяжении подъема, и мы не могли устроить обвал, чтобы загромоздить Фрею путь.

Я поскреб между лопатками, отпустил крепкое словцо, затем вновь поднес окуляр к глазу. Из Таргалы на перевал выезжал еще отряд. Конники. Числом около тридцати. Подмога Фрею или это те самые сподвижники, которым указывали путь мои эльфы? Слишком далеко, лиц не видно, но лучи солнца отблескивают на броне. Ай-ай, Фатик, лови подсказку: сподвижники эльфов вряд ли будут разъезжать по чужой стране, светя доспехами... Керрит? Я покатал в уме возможность сдачи бойкому капитану. Чушь: Харашта теперь под рукой империи, и капитан исполняет приказы людей Вортигена.

Яханный фонарь!

Я влез на козлы и хлестнул измотанных лошадей. Сам я был измотан ничуть не меньше, усталость накатывала, уже и чай не помогал. Альбо и Скареди сидели в повозке, сейчас было их время отдыхать, остальных я выгнал размяться. Эльфы гордо шествовали впереди, ярдах в десяти от конских морд. На них были короткие, до колен, балахонистые накидки цвета старой меди. По виду и не скажешь, что эльфийские – ни тебе бахромы, ни золотого шитья. Такие же накидки получила вся команда, кроме Олника – хотя он в любом случае ее бы не взял, сами понимаете почему. Накидки были легкие и теплые, на ощупь – словно из шелка, с какой-то тончайшей прослойкой внутри. Пух с крыльев ангела, не иначе. Моя оказалась великовата. Не знаю, на какого варвара-героя они рассчитывали, готовясь в дорогу. Может, на помесь человека и тролля с головой, звенящей от пустоты. Но в любом случае накидки были лучше бараньих полушубков, которыми я думал запастись в деревнях. В результате мы купили один полушубок – для гнома и две попоны для лошадей.

За все время подъема мы не встретили путников, купцов, паломников в Огрову Пустошь или хотя бы бродяг.

Воистину, для Синдиката Харашты настали трудные времена.

Внебрачный сын чурбана и дубины, по которому плакал терновый куст, ехал позади всех, часто спешивался, глядел вниз и потчевал нас дурными новостями. Теперь уже не только мне, но и всем хотелось его прирезать.

–Фатик, они подгоняют коней! Брутально, ядрена вошь! – Этот, с позволения сказать, гном, беспардонно украл словечки Крессинды.

Я чуть не крикнул Олнику, чтобы он заткнулся. Вместо меня это сделала Крессинда.

Сколдинг Фрей, похоже, не жалел ни коней, ни людей, ни себя. А мы все еще были на самых крутых участках подъема, здесь нельзя пустить коней вскачь, даже на обычном шаге от неровностей и выбоин дороги нас трясло, как в маслобойке, и это не говоря уже о том, что на рысях было невозможно вписаться в поворот без риска запустить фургон в недолгий полет.

Но я надеялся на лучшее. Мы все-таки здорово обогнали Фрея благодаря моим уловкам.

Скареди что-то пробубнил, зазвенел доспехами. Утром он предлагал, если дело примет скверный оборот, дать бой у дорожного поворота, перекрыв его фургоном, в который мы бы накидали для устойчивости камней. Дескать, крутые склоны не позволят зажать нас с флангов, а баррикада послужит защитой от магии Фрея и стрел.

–Это смерть, – просто ответила Виджи. – Если Фрей подберется к нам близко, он откроет вартексза нашими спинами и вытащит тварей, которые нас уничтожат.

Насчет тварей я не стал уточнять. Виджи как-то сказала, что присные Вортигена способны призывать демонов или то, что мы привыкли понимать под демонами – существ другого мира, который эльфы называли Агон. Короче, нам оставалось ехать вперед и молиться, чтобы мы успели пересечь Дул-Меркарин. Ну а на той стороне... Пока мы взбирались на перевал, я рассказал всем, что мы сделаем на той стороне, и распределил роли в пьесе. Возражений не последовало. Ну да, мы же не собирались никого убивать.

Мы продолжали двигаться. Я жевал чай, морщась от горечи. Минуло еще два часа.

–Фатик! – Отбросив полог, Виджи протянула мне на ладони три узких зеленых листа на вишневых черешках.

Листья арцеллы. Эльфийское, мать его, чудо. Я уже говорил вам, что ни разу его не пробовал.

–Съешьте это.

–Поможет?

–Это придаст вам сил.

Ну я и съел.

Никакого удовольствия: так, наверное, чувствуют себя коровы, пережевывая кисловатую траву.

Вместо прилива бодрости мне захотелось замычать.

Еще час беспрерывного движения... Кони начали сбиваться с шага.

Тут гном крикнул, что его осел больше не слушает шенкелей и вконец охренел. Я скрипнул зубами и остановил колымагу.

–Что значит «охренел»?

–Охромел, Фатик! Он охромел и не хочет идти.

–Болван! Так брось его и топай пешком!

–Жа-а-алка...

Мои ругательства упредила Крессинда, так нагнув бед-ного гнома, что тот захныкал и взмолился:

–Погодите, постойте, я с осликом попрощаюсь!

Я зарычал, спрыгнул с козел и двинулся к Олнику с намерением дать ему затрещину. Он поднял голову и уставился на меня квадратными глазами:

–Фатик! Ой, мама!

–Что еще?

–У тебя лицо... в пятнах!

–Брось заливать.

–Мастер Фатик, он правду говорит, – прогудела Крессинда. – Ваша ро... лицо у вас пятнами пошло!

–У меня так было, когда я клубники перекушал, – заметил Олник, снимая с ишачонка пожитки. – А братец мой, Олник-первый, так он вообще весь побурел и задыхаться начал. Оказалось, правда, он вместе с клубникой пуговицу проглотил. Спасли. А то ведь думали – помрет.

Тут-то я и почувствовал, что мне отчаянно хочется почесаться сразу в нескольких местах.

Ах ты ж гребаный ты нахрен! Арцелла!

У меня, Фатика Мегарона Джарси по прозвищу Бешеный Топор, варвара, побывавшего в сотне переделок, легко пробивающего лбом кирпичную стену, возникла аллергия на волшебный лист эльфов!

С другой стороны, честное слово – бодрости она мне придала. Спать и хандрить, когда у тебя чешется там и тут, не получится, хоть ты тресни.

Покраснею и буду чесаться: гороскоп Альбо не солгал.

Так я и поехал вперед: красный и с зудящей кожей, иногда привставая на козлах, чтобы почесать задницу.

В отместку я выгнал эльфов из фургона: пусть искупают вину! Насчет арцеллы долго пояснять не пришлось, еще хорошо, что я не сорвался на крик. Сам виноват: сожрал то, что жрать не следовало. Но ушки Виджи мучительно покраснели. Хм... тоже хорошо. Надеюсь, ее вина искупит часть моих грехов – ну хотя бы обман жителей Таргалы.

Эльфийка шла рядом с передком фургона. Принц топал с другой стороны, поглядывая в пропасть. Может, раздумывал, не сигануть ли.

Внезапно я заметил, что добрая фея плетет пальцами обеих рук, будто свивая заклятие. Но вот вопрос: будет ли от него толк против Фрея и дюжины магов? И против тех, кого призовет полудемон?

Она несколько раз оглянулась, окидывая меня сосредоточенным взглядом. Будто мерку снимала. Для костюма или... Я выругался про себя. Она что-то задумала. Великая Торба, снова эта эльфийская загадочность и самоуправство. Я передал вожжи Альбо и спрыгнул на дорогу.

– Осмелюсь спросить, что вы хотите сделать?

Она покосилась на меня, безмолвно шевеля губами.

–Виджи!

Она промолчала, ее тонкие губы продолжали шевелиться.

–Добрая фея!

И это не сработало. Принц глянул на меня, и на его треугольном, вечно брюзгливом лице проступила усмешка.

И вдруг Виджи вздохнула, как маленькая девочка, нарядившая куклу. Этакое детское «Ой», полное скрытого удовольствия от проделанной работы.

–Фатик, мне нужна ваша помощь.

Гм? Откуда этот мягкий тон? -Да?

–Подскажите мне самый непристойный человеческий оборот, которым мужчина может оскорбить мужчину.

Я мысленно спросил себя, не сошла ли эльфийская ведьма с ума.

– Самоенепристойное, Виджи?

–Да.

–Вы уверены, что готовы его услышать?

–Говорите же, Фатик!

Ну я и сказал.

Она ахнула, приложив пальцы к губам. Потом на ее лице отразилось омерзение вселенского масштаба.

–Неужели ваши мужчины... – Она не договорила.

Я пожал плечами: эльфы, эльфы, черт их дери! Да какие же у них порядки в этом Витриуме? И есть ли у них вообще секс?

–Ну, если кто-то согрешит подобным, он, считай, перестает быть мужчиной. – Я почесал в затылке. – За вычетом тех случаев, когда оно врожденное, но это отдельный разговор. Ну а для нормальных мужчин – это оскорбление, конечно.

Она кивнула, будто заучивала урок. Как же много неприятных открытий доставил ей мир людишек!

–Я сплела вашего фантома, Фатик. Я почувствовал себя дураком.

–Э-э... Моего – что?

–Двойника. Ваше полное магическое подобие. Он неотличим от вас, непрозрачен и умеет говорить вашим голосом. Сейчас я оставлю его здесь, посреди дороги. Он станет ловушкой для Фрея.

Я протяжно вздохнул.

–Он его прилюдно оскорбит?

–Разумеется. И попытается вызвать на поединок.

–А вы уверены, что наш приятель не раскусит трюк?

Она покачала головой.

–Люди не владеют магией фантома, это умеем только мы, эльфы. Ни смертоносец, ни маги Харашты не смогут отличить подделку от вас-Настоящего. Фрей подумает, что вы решили пожертвовать собой. Он очень хочет вас убить. Убить лично.

–Однажды он уже попытался и я ему навалял.

–Именно поэтому я надеюсь, что теперь он использует против вас заклятие. Что-то особенно сильное...

–Что мгновенно его обессилит. Она кивнула.

–А воплощение фантома обессилит вас. – Настал мой черед качать головой. – Нет, Виджи. Я запрещаю вам это делать. Приберегите ваши силы до моста. Я, честно, не знаю, сколько там солдат. Возможно, вам придется нам помочь. Пока я буду заговаривать им зубы, вы... Помните, о чем я говорил утром?

Кивок.

–Да, я смогу усыпить нескольких человек.

–Главное – приспите командиров. А фантом... Если мы увидим, что дело оборачивается круто, тогда... Вы способны пока придержать фантома в... зачаточном состоянии?

Я подумал, что разгорится спор, и начал уже готовить весьма красноречивую речь, но Виджи внезапно согласилась.

–Два-три часа, – сказала она. – Потом нити распадутся.

– Мы будем у моста раньше.

Большие серые глаза посмотрели на меня серьезно.

–Я верю вам, Фатик.

Я что-то буркнул и, отстав, снова попытался оценить расстояние до людей Фрея. Они поднимались быстро, но крутые виражи, которые мы уже почти прошли, должны были задержать их. Беда была в том, что последний участок пути заслоняли скалы, и мы лишались возможности наблюдать за приближением врага.

Ладно. Зычным голосом я созвал всех в фургон, помог взобраться эльфийке, проверил трензели и упряжь и взгромоздился на козлы. Альбо передал мне вожжи, и я ему подмигнул:

–Поднажмем, святой отец! Олник, быстро в повозку!

Гном семенил сбоку, подобрав края полушубка, и подавал мне сигналы, кривя лицо, как бездарный комедиант.

–Вот еще, буду я там чихать! Я добегу, я поспею!

Он опасался тесного соседства с Крессиндой, спелый дурак.

–Быстро – в фургон, недоросль! В фургон, я кому сказал!

Кажется, я заревел, аж лошади поджали уши, представляю, каково было эльфам. Олник подчинился, я в нетерпении прихватил его за ворот, а другой рукой – за торбу и забросил в фургон. Он тут же исполнил ариетту из нескольких чихов, бедняга.

Поднажмем!

Я перевел коней на валкую рысь, надеясь, что они выдержат еще полчаса скачки. Дорога выравнивалась, крутизна подъема сходила на нет. Вскоре мы въехали в скальный коридор, и росчерк неба наверху стала серым, как мышиная шкурка; удары копыт звенящим грохотом отражались от стен. Я послал бедных лошадок в галоп, и влажно блестящие стены ужались в две мерцающие полосы, которые я различал краями глаз.

Поворот. Еще поворот. Фургон опасно кренился, громыхая колесами.

Фрей сокращал расстояние, лежащее между нами, и сокращал быстро. Я чуял это затылком, мне уже мерещился цокот копыт за спиной.

Поднажмем!

Фургон вылетел на ровную скальную площадку. Ярдах в тридцати она обрывалась в пропасть. Я осадил коней, когда до края бездны оставалось не более десяти футов, натянув вожжи, развернул рипящую повозку боком к ущелью, так что из-под колес брызнули камешки. Что-что, а править повозками я умею. Это легче, чем с прибылью торговать дамскими духами и корсетами.

Дул-Меркарин.

Другой берег ущелья был в сорока ярдах. Он слегка нависал, поблескивая каменными гранями. За ущельем начинался Фрайтор.

Наша часть моста выступала над краем пропасти на восемнадцать ярдов, фрайторская – на пятнадцать; со своего места я видел тяжелые устои, которые ее поддерживали. Работа гномов Зеренги, родичей Олника. Хорошая работа. Они сложили мост из серого камня, избегнув, как того и требовала добронравная сатрапия Фрайтора, всяческих украшений. Обыкновенный прочный мост с невысоким парапетом.

Средний пролет моста отсутствовал.

Олник первым выкатился из фургона и подбежал к мосту. У его основания находилась железная стойка с рындой, прикованной к ближайшей скале толстыми цепями; под ней была укреплена медная позеленевшая табличка. Гравированная надпись гласила:

Звоните

Если колокол украден

Кричите

Если вы охрипли

Свистите

Если не умеете свистеть

Убирайтесь, откуда пришли

И ниже, мелкими-мелкими буквами:

Добровольно проходя по нашему мосту, вы признаете Чоза Двурогого верховным божеством над всеми божествами нашего мира.

Свободная Сатрапия Фрайтора враждовала с Синдикатом Харашты, я, кажется, об этом уже упоминал. Сейчас дела обстояли совсем пакостно, но еще не дошли до объявления войны, и я надеялся, мост для нас все-таки выдвинут. Фрайтор зависел от торговли с Хараштой, при этом Ближний перевал, по которому текла основная часть грузов, принадлежал Синдикату. Так что заморочки с мостом на Дул-Меркарин – это было что-то вроде попытки доказать, что мы сами с усами.

Гном затрезвонил в колокол что есть мочи. На том берегу в приземистой, мрачной серой, почти неразличимой на фоне окружающих скал предмостной башне мигнул огонек.

Я спрыгнул, ухватил коней под самые морды. Их головы окутывали облака пара. Они дышали с хрипами, оскалив пасти и раздув ноздри, роняли желтоватую пену.