Текст книги "Крамер против Крамера"

Автор книги: Эвери Корман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Как ты себя чувствуешь, котёнок?

– У меня болит животик, папа.

– Я знаю. И, думаю, от того, что ты съел слишком много воздушной кукурузы в доме у Джоя.

– Да, я съел много воздушной кукурузы у Джоя.

– А теперь постарайся уснуть, радость моя. Завтра наш последний день здесь. И мы отлично проведём его. Мы построим самый большой песчаный замок за всё лето.

– Я не хочу возвращаться домой.

– Ну, видишь ли, наступает осень. И будет очень холодно. Так что теперь спи.

– Посиди со мной, папа, пока я не засну.

– Хорошо, котёнок.

– Я наелся кукурузы в доме у Джоя.

В последний день у «Дорогой Глории», Эллен, издательница, которая за всё лето так ни с кем и не встретилась, была не в силах покинуть своё кресло. Джордж, психиатр – наш пострел везде поспел со своими диагнозами, – сказал, что Эллен в высшей степени внушаемая личность и на неё оказали отрицательное воздействие воспоминания об уик-энде после Четвёртого Июля, когда её соседка по комнате тоже не могла встать с кресла. Это событие стало частью фольклора Файр-Айленда, его изустной историей, которая шла под рубрикой самого сильного нервного потрясения в одной из коммун холостяков.

Всё происшедшее было не лучшим способом, с помощью которого Тед, действительно, начал выздоравливать, хотя он должен был быть за это благодарен Файр-Айленду, но теперь он знал, что его ждут нелёгкие времена.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Развод занял семь минут. Судья назначил слушание в своём кабинете. Джон Шонесси, адвокат и поклонник футбола, двинул в бой основные силы – несколько свидетельств, согласие жены на развод, медицинскую справку, констатирующую, что муж испытывает напряжение от создавшегося положения; Тед ответил на несколько заранее напечатанных вопросов, сказав, что не разочарован таким положением дел, и судья не выразил желания углубляться в суть проблемы. Они одержали полную победу над другой стороной, которая вообще не появилась на поле боя. Было вынесено решение о разводе и передаче ребёнка ему на воспитание на основе «жестокого и бесчеловечного обращения, которое делает совместное проживание невозможным». Через пару дней по почте пришли все документы, подписанные судьёй,

– Тед Крамер и Джоанна Крамер стали разведены законным образом.

Тед решил отметить этот день, когда всё наконец встало на свои места. Он повёл Билли в «Бюргер Кинг». Празднование затянулось, потому что Билли выразил желание отметить его и большим количеством жареного по-французски картофеля. У ребёнка и так хватало забот, чтобы не отягощать их рассказом, что такое брак и откуда берутся дети, так что Тед решил не утомлять era рассказом о недавней судебной процедуре. Но он хотел, чтобы Билли хотя в общих чертах был в курсе дел.

– Билли, есть такая штука, которая называется развод. Это когда два человека, которые были женаты, становятся не женаты.

– Я знаю. Сет разведён.

– Развелись родители Сета. Как и твои папа с мамой. Теперь твои папа и мама, Билли, в разводе.

– А разве мама не говорила, что будет присылать мне подарки?

– Я говорю с тобой, как с мужчиной, Билли.

– Может быть, она всё же захочет… Возьми мне ещё картошки.

– Нет, умная голова, с тебя хватит.

Билли, восседающий в «Бюргер Кинге», был хорош, словно на картинке, и всё это было весьма приятно, но посещение с сыном дешёвой столовки не соответствовало значению события, которое обошлось ему в две тысячи долларов. Он подумал, что должен отметить его как-то более основательно. Из ресторана он позвонил девочке из их дома, которая порой брала на себя обязанности посидеть с ребёнком, и договорился с ней, что она придёт вечером. В его жизни не было женщины, с которой он мог бы отпраздновать это событие. За два месяца, прошедших после Файр-Айленда, он забыл, что значит показываться в обществе, если об этом вообще можно было говорить. Вот Ларри был погружён в него с головой. Он не хотел, отправившись в бар, излагать историю своей жизни первому встречному. Он позвонил стоматологу Чарли.

Чарли перебрался в студию, однокомнатную квартирку, со своей лаборанткой, но, побыв наедине друг с другом, они расстались через две недели. Тогда-то Чарли и позвонил Теду и сказал, что мужики должны держаться вместе и почаще видеться. И когда Тед предложил пообщаться вечерком, Чарли пришёл прямо в экстаз. Они встретились на углу Второй авеню и 72-й стрит, в средоточии баров для холостяков, и решили посещать их один за другим, выпивая в каждом. На Теде была плотная куртка, свитер и обтягивающие брюки, Чарли, коренастый мужчина сорока пяти лет, явился в блейзере и в брюках в столь крупную клетку, словно у поклонников оп-парта.

Первым делом они направились в бар «Приятели», который довольно прилично выглядел снаружи. Он был заполнен одними мужчинами, затянутыми в кожу. Ковбой у дверей – с могучим гульфиком и тусклыми глазами – сказал «Привет, тигры», после чего они вылетели из этого загона. Следующим оказался «Рио-Рита» со сверкающим музыкальным ящиком, весьма напоминающий такое же заведение на Файр-Айленде. Как у них в колледже, решил Тед и, пропустив пару рюмок, терпеливо слушал, как Чарли отпускает ему грехи, из-за которых ему пришлось развестись с Тельмой. У «Хансе– ля» было столько юных девушек и прыщавых юнцов, что Теду показалось, будто они попали на какой-то молодёжный фестиваль. Тут Тед узнал, что Тельма ушла от Чарли с его коллегой, другим зубным врачом. У «Запаты» собиралась публика постарше, но Тед с Чарли выделялись и на её фоне. Затем Чарли отпустил Теду и другой его грех, который заключался в том, что ему пришлось расстаться и со своей лаборанткой. Тед, который уже был крепко под хмельком от нескольких порций, стал сомневаться, может, он в самом деле имеет к ней отношение. В «Глиттере» было так набито, поскольку тут не разрешалось просто стоять у бара, они решили двинуться по улице по направлению к дому, сделав остановку где-нибудь в другом баре-стоячке.

– Во всех этих заведениях мы сказали не меньше шестнадцати глупостей о женщинах, – заметил Тед, которого глупость его реплик волновала куда больше, чем Чарли. Тот, с настойчивостью заевшей пластинки, мог повторять только одно: «Привет, малышка! Как тебя зовут?» Чарли подкатывался к каждой симпатичной девушке, изображая из себя лихого парня и упорно придерживаясь своей линии поведения. Но едва только вызвав к себе интерес, бой-скаут уносил ноги.

Наконец Тед и Чарли остановились, подпирая стенку какого-то дома на Второй авеню и полные решимости поговорить душа в душу, но они были слишком усталы для такого общения.

– Я говорил тебе, как мне жаль, что нет Джоанны? – спросил Чарли.

Тед ответил:

– Я пытаюсь не думать о ней.

– А я думаю о Тельме всё время, – сказал Чарли и начал плакать.

Тед помог ему удержаться на ногах и с пьяной непосредственностью предложил пропустить посошок на дорожку в «Изумруде», где подают чистую ржаную водку с содовой, крепостью 85 градусов. Чарли попытался вздремнуть у стойки, но Тед выволок его на улицу, проводил до дома, а затем, попытавшись взять себя в руки, чтобы у его девочки-сиделки не возникло подозрений в том, что он настоящий джентльмен, Тед явился домой и поблагодарил её за прекрасный вечер.

Кое-кому из окружающих он сообщил о разводе. Он подумал было, что должен был бы проинформировать Джоанну, Когда его юрист начал заниматься делами, он получил от её родителей адрес, который представлял собой лишь номер почтового ящика в почтовом отделении в Па Джолде в Калифорнии. Он решил послать ей копии документов. Дипломатических отношений между родителями Теда и Джоанны не существовало. Последние снова явились в Нью-Йорк, но им было нечего сказать ему.

«Спроси у него, когда мы должны доставить ребёнка домой», – сказал отец Джоанны жене. Тед хотел узнать, известно ли им что-нибудь о Джоанне, но её мать сообщила ему: «Если она сочтёт нужным сообщить вам о своих действиях, она достаточно взрослая, чтобы самой сделать это». Тед отметил, что упоминание её имени сопровождалось лёгкой ноткой неприязни, и пришёл к выводу, что скорее всего они и сами ничего не знают о Джоанне. Тельма, его эксперт-психолог, услугами которой он пользовался вот уже семь лет, сказала, что Джоанна, скорее всего, восстала и против своих родителей, так что они тоже практически ничего не знают о ней. По сути, как она предположила, Джоанна предоставила Теду сообщить им о ходе событий.

– Тем не менее ты должен позаботиться о своём душевном здоровье, – сказала Тельма.

– Точно. И чёрт с ней!

– Я не это имела в виду. Я думаю, что тебе стоило бы заняться собой. На тебя столько свалилось. И неужели ты не хочешь разобраться, в чём причина?

– Спроси Джоанну.

– Ты часть её, Тед. Почему бы тебе не повидаться с моим врачом?

– Я как-то, не думал. Уже слишком поздно.

Он сидел, разложив перед собой бумаги из суда, и составлял послание Джоанне. «Ты свободна выходить замуж, где тебе хочется – от Невады до Нью-Йорка, девочка». Нет, это слишком по-детски. «Я думаю, что, высылая тебе эти бумаги, я должен рассказать тебе, как у нас идут дела и, главным образом, как поживает Билли». Нет, она об этом не спрашивала. Он решил засунуть все бумаги в конверт и выслать их ей без всяких комментариев, поскольку документы говорят сами за себя. В своё время они общались взглядами, прикосновениями, словами, а теперь – при помощи свидетельства о разводе.

Как они давно и обещали, родители Теда наконец нанесли ему визит – две округлые фигуры, покрытые солнечным загаром.

– Мальчик слишком худенький, – сказала его мать.

– Он нормален. Он так сложен.

– Я знаю, что такое худой ребёнок. Я вволю насмотрелась на них в ресторане.

Решив, что «эта полька» не кормит его как следует – по прибытии они встретились с Эттой, поздоровавшись с ней с той долей теплоты, которая отводится, только посыльным, – Дора Крамер решила взять дело в свои руки и набила холодильник приготовленными ею бифштексами и цыплятами, которых Билли в рот не брал.

– Понять не могу, что он любит есть.

– Попробуй предложить ему пиццу, – сказал Тед.

– Билли, неужели ты не любишь, что тебе готовит бабушка? – попыталась она возложить вину на него.

– Нет, бабушка. Я просто не могу прожевать.

Тед хотел тут же на месте заключить его в объятия. Несколько поколений терпеливо сносили готовку Доры Крамер, но только Вильям Крамер, его сын, осмелился восстать против неё. Билли пожелал им спокойной ночи после того, как отказался возиться с подаренной дедушкой и бабушкой головоломкой, с которой не справился бы и десятилетний ребёнок.

– Разве тебе не нравится эта прекрасная игра, которую привезла бабушка?

– Нет, бабушка. Её трудно разжевать.

После его ухода, когда взрослые получили возможность говорить более откровенно, Дора пришла к серьёзным выводам:

– С уборкой она явно не справляется, эта Этта.

– Прекрасно справляется. Нас всё устраивает.

Она даже не удостоила его ответом. Откуда бы они ни являлись, из Бостона или из Флориды, её родители или его, они были едины в своих его оценках, человека, который ни в чём не разбирается. Он никогда не удостаивался их похвалы.

– Билли прекрасный ребёнок, мама.

– У него отсутствующий взгляд.

– Думаю, что просто от счастья, что он видит вас.

– Что ты об этом думаешь, Гарольд? – спросила она.

– Да, он слишком худ, – ответил он.

Когда они уже собрались к отъезду, Дора решила бросить последний взгляд на квартиру.

– Ты должен всё переставить.

– Что вам тут не нравится? – спросил Тед.

– Это её дом. Могу только удивляться, что ты ещё не избавился кое от каких вещей.

Квартира была обставлена в современном эклектичном стиле – беж и коричневое, шведский диван и индийский батик в гостиной, массивный квадратный стол в нише столовой – довольно красивый, но не во вкусе Теда. Комнаты в самом деле обставляла главным образом Джоанна, сообразуясь лишь со своими взглядами. И после её ухода он как-то не думал о перестановках.

– Взять вот эту штуку. – Речь шла о большой чёрной керамической пепельнице, даре родителей Джоанны. – Зачем она тебе нужна?

– Спасибо, что собрались приехать, – сказал он.

Когда они отбыли, Тед остался с головной болью.

Неужели мать будет распоряжаться даже в его квартире? Но неужели он столь пассивен, что просто принимает своё сегодняшнее положение, не пытаясь ничего переделать? Может, ему в самом деле стоит изменить облик квартиры, её квартиры? Но не расстроит ли это Билли? И в таком случае, не должен ли он первым делом думать о Билли? Он взял пепельницу, которая никому не нравилась, даже Джоанне, и кинул её в мусорный ящик. Может, с ним что-то не так, если ему это раньше не пришло в голову? Он ни в чём не мог быть теперь уверен.

После встречи с Ларри, который, казалось, никогда в жизни не сталкивался с никакими сложностями, во признался, что и он ходит на сеансы к психоаналитику, Теду начало казаться, что он находится во власти каких-то тёмных сил.

– Я боюсь, что мне свойствен комплекс Казановы, старина. Мне это всё чаще приходило в голову с самыми разными бабами, и я уж начал думать, что, может, я извращенец.

– Ларри, ты серьёзно?

– Нет, не говорю, что я педик. И не считало, что у меня уже комплекс Казановы. Я хочу сказать, что боюсь, как бы он на меня не свалился и всё, что с ним связано.

Жутко сложно.

– Знаю. Сплошное дерьмо. Но мне это нравятся.

Прошло ещё три недели, самым большим событием которых для Теда было посещение с Билли дневного спектакля «Алладин». Даже Чарли забеспокоился и сообщил ему несколько телефонных номеров, убедившись, что вечерами Тед безвылазно сидит дома, беря с собой работу из офиса. Он так никому и не позвонил. Существуют ли люди, которым действительно помогает обращение к медику? Он решил связаться с Тельмой и узнать у неё номер телефона её врача.

Тот сказал, что может проконсультировать его за гонорар в сорок долларов. Учитывая, что недавно он потратил пятьдесят пять долларов, чтобы справиться с простудой Билли, он мог потратить сорок долларов, чтобы восстановить своё душевное здоровье; они договорились о встрече. Доктору Мартину Грехему было лет сорокс небольшим. Он носил яркую спортивную рубашку итальянского шелка с распахнутым воротом.

– Куда вы делись, Зигмунд Фрейд? – вздохнул Тед.

– Простите?

– Я ожидал встретить бородатого мужчину в толстом сюртуке.

– Расслабьтесь, мистер Крамер.

Они сели друг против друга по обе стороны докторского стола. Тед старался быть предельно спокойным – со мной не происходит ничего особенного, доктор, – рассказывая ему о своём браке, уходе Джоанны, о событиях последних нескольких месяцев. Доктор внимательно выслушал его и задал несколько вопросов относительно того, как он себя чувствует в тех или иных ситуациях, и поскольку он не делал никаких заметок, Тед решил, что не сообщил ничего, достойного внимания.

– О’кей, мистер Крамер. Консультация должна была послужить целям знакомства с вами. Из того, что я успел заметить, вас гнетёт, что вы постоянно занимаетесь самоанализом.

– Как и вы занимаетесь такими-то и такими-то комплексами, – нервно ответил Тед.

– Что-то вроде. Разрешите поделиться своими впечатлениями. Может быть, они окажутся вам ни к чему, а может, и придутся ко двору. Я не знаю.

Тед подумал, что теперь пойдут научные термины, а не просто «я-не-знаю».

– Похоже, что наши эмоции по поводу того, что произошло, теряют свою остроту. Так откуда же ваш гнев, ваше раздражение? Вы говорили, что никуда не ходите. Ладно. Вы до сих пор злы на всех женщин? На вашу мать? Вашего отца? И ваше сидение, кажется, радости жизни вам не прибавляет.

Тед улыбнулся, но ему было не до веселья,

– Вполне возможно – хотя, опять-таки, это только первое впечатление, – что семейные установки предписывают вам подавлять свои чувства, что и сказалось в вашем браке и сейчас постоянно не даст вам покоя.

– То есть вы считаете, что мне нужны сеансы психоанализа.

– К нам приходят самые разные люди, мистер Крамер. У некоторых полностью опускаются руки. Других буквально подавляют, раздирают острые проблемы, и нам приходится оказывать им первую помощь. Кое-кому, говоря в общих чертах, надо просто помочь разобраться, что с ними происходит.

– Как мне?

– Я ни в чём вас не уговариваю. Решать вам. Я думаю, что лечение могло бы вам помочь. Сомневаюсь, чтобы у вас не было никаких проблем, мистер Крамер.

Он сказал Теду, что берёт за час консультаций сорок долларов, и дал ему понять, что ему пришлось отказать одному из своих пациентов, чтобы уделить время Теду. Лучше всего было бы два или три сеанса в неделю, но один – это предельно допустимый минимум. Он не рассматривал эти сеансы как курс первой помощи, да и Тед знал, что порой люди ходят к психоаналитику годами. Лечение должно было обойтись Теду в немалую сумму, и доктор согласился с ним, но он не знал никого, кто брал бы меньше. Существовала и методика групповой терапии, но он сомневался, что она могла бы оказать помощь без индивидуальных сеансов. Были и клиники, куда он мог бы попасть, но, хотя там был не очень квалифицированный персонал, и там в последнее время поднялись цены. Тед должен был сам решить, стоят ли затраты того, чтобы он обрёл ясное понимание своего места в мире и стал лучше чувствовать себя, как выразился врач.

– Хотя я постараюсь и сам как-то справиться. То есть я хочу сказать, что большей частью мне это удаётся, – снова завёл он свою песенку «со-мной-ничего-страшного-доктор-всё-в-порядке».

– Вы пришли ко мне, чтобы обрести хоть небольшую надежду, мистер Крамер? Умение справляться с собой – это ещё далеко не всё.

Время визита истекло, и они обменялись рукопожатием.

– Доктор, поскольку я уже здесь, могу я задать вам пару беглых вопросов?

– Если я смогу на них ответить.

– Как вы думаете… – он почувствовал себя сущим дураком, но продолжил: – Как вы думаете, стоит ли менять облик квартиры?

Доктор не осмеял его. Вопрос он воспринял совершенно серьёзно.

– Вас не устраивает, как она выглядит?

– Нет, дело не в этом.

– Тогда почему же вы хотите в ней всё менять?

– Тоже верно.

У него остался последний вопрос:

– Как вы думаете, мне удастся выкинуть всё это из головы? – На этот раз Тед сам рассмеялся, постаравшись сразу же снизить серьёзность своего вопроса.

– А вы хотите выкинуть? – не теряя присущей ему серьёзности, спросил врач.

– Да, хочу.

– Тогда сможете.

Тед тщательно обдумал идею с психоанализом. Ему нравилась манера обращения врача и его ясный, без медицинского жаргона, язык. Может быть, ему в самом деле удастся оказать помощь. Но он не представлял, как он сможет позволить себе тратить сорок долларов на еженедельные сеансы или тридцать долларов, если будет ходить через неделю. Во всяком случае, не с его тратами на прислугу и оплатой медицинских счетов. Он решил, что его грызёт нерешительность. Он должен окончательно оправиться. Пусть квартира остаётся в прежнем виде. Он всё выкинет из головы. Раз и навсегда. Это приказ врача.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Тед Крамер выяснил, что картина общества изменилась с тех пор, как он был его неотъемлемой частью. Для некоторых женщин брак теперь был чем-то «отвратительным», как сказала ему Таня, двадцатилетняя танцовщица. У неё бывают «романы с женщинами», как она сообщила ему в постели. «Но пусть тебя это не волнует. Ты прекрасный мужик. С тобой тоже хорошо трахаться».

Многие из женщин были разведены, им опыта первого замужества было достаточно, чтобы они окончательно надломились. Некоторые из женщин, не считая, что он способен на ревность, давали ему имена и телефоны своих приятелей, у которых он может найти их, если к нему придёт Большая Любовь. Кое у кого из них был дома ребёнок, и вытянуть их по вечерам было сложно. Надо было предварительно договариваться. И он платил сиделке, и она платила сиделке. По два доллара за час, что обходилось им в четыре доллара за час, только чтобы где-то вместе посидеть. Приходилось действовать достаточно быстро, дабы что-то получилось. Они должны были или тут же влюбляться друг в друга, или решить, не стоит ли им первым делом побыстрее отправиться в постель. Да и постель нельзя было в полном смысле слова назвать таковой. Она говорила, что если пройдёт много времени по часам, больше денег придётся выкладывать сиделке и на такси. Может, придётся нанимать такси и сиделке. Если они находились где-то в центре города, неподалёку от его дома, он мог отпустить свою сиделку, но, поскольку лишался возможности проводить женщину домой, приходилось нанимать ей такси. Если он предлагал женщине взять у него деньги на машину, возникала неловкая ситуация: она, мол, берёт у него деньги. Они должны были чётко прикинуть, может ли он платить сверхурочные своей сиделке, а она сама расплачиваться за такси. В таких ситуациях нередко азарт уступал место усталости, так как они оба были родителями и обоим им, как большинству горожан, надо было рано утром вставать на работу.

Из опыта возникал логический подход. Как-то вечером женщина подсказала Теду, что на часах уже половина одиннадцатого, то есть сиделка обойдётся ему в шесть долларов. «Расстанемся или будем заниматься любовью?» В последнем случае на принятие решения остаётся пять минут – или же сиделке придётся сидеть с малышом ещё час, но на этой неделе у него туговато с наличностью. Так что он уделял своё внимание не столько ей, сколько часам, что не имело никакого отношения к занятиям любовью. Порой случались вечера, когда он не обращал внимание на счётчик– рядом с ним был хороший человек, с которым у него складывались тёплые отношения, – но это бывало не часто.

Личной жизни отца в какой-то мере мешал и Билли.

– Ты снова уходишь, папа?

– У меня, как и у тебя, есть друзья. Ты видишься с ними днём, а я могу встречаться с ними только по еечерам.

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Да я и сам не хочу. Но мы увидимся с тобой утром.

– Не уходи, папа, пожалуйста.

– Я должен.

В садике Билли начал отнимать игрушки у других детей, словно хотел подгрести к себе всё вокруг. Тед переговорил с детским врачом и воспитательницей; оба они думали, что это была реакция на отсутствие Джоанны, и рано или поздно она пройдёт – или нет. Когда Тед проводил время с Билли, он большей частью бывал спокоен, разве что порой Теда так одолевала усталость, что он мог отвечать всем требованиям Билли и того приходилось буквально по частям отрывать от себя – при всей неприязни к подобным действиям, он не мог позволить, чтобы Билли так висел на нём.

Эту женщину-юриста Тед встретил на каком-то приёме. Филлис была родом из. Кливленда, ей было под тридцать лет, и она была сильной личностью. На ней был плотный твидовый костюм, несколько отстающий от моды. Она была исключительно начитанна, и разговор между ними сразу же обрёл серьёзный характер, поскольку касался высоких материй. Они пообедали в ресторане, и в этот вечер он не смотрел на часы. Возвращаясь, они решили, образно говоря, «выпить кофе» у него дома.

Уже поздно ночью, собираясь уходить, она вышла в холл, направляясь в ванную. Билли в это время тоже совершенно бесшумно поднялся, и она столкнулась с ним, выходящим из ванной комнаты. Остановившись, они уставились друг на друга в темноте, как две удивлённые косули – она совершенно обнажённая, а он в своей пижамке с жирафами, прижимая к себе игрушку.

– Ты кто? – спросил он.

– Филлис. Я друг твоего отца, – сказала она, стараясь быть совершенно искренней.

Он пристально поглядел на неё, и она попыталась чем-то прикрыться, решив, что не совсем прилично в таком виде стоять перед ребёнком. Они застыли на месте. Он продолжал в темноте разглядывать её. В мозгу его явно зародилась какая-то важная мысль.

– Ты любишь жареных цыплят? – спросил он.

– Да, – ответила она.

Удовлетворённый беседой, он пошёл в комнату спать.

– Я только что встретила твоего сына.

– О?

– Он хотел узнать, люблю ли я жареных цыплят.

Тед не мог удержаться от смеха.

– Ну, и ты?

– Сказала ему, что да, люблю. Вот и всё.

– В самом деле?

– Не очень приличная ситуация, – выразилась она несколько книжным языком.

Филлис присутствовала в его жизни примерно два месяца. Она нетерпимо относилась к пустым разговорам, и они беседовали на социальные темы, затрагивая проблемы, например, морали нации. Теду приходилось читать много журналов, и он был в состоянии поддерживать злободневные темы недели. Их интеллектуальные отношения развивались параллельно с сексуальными. Её конгрессмен из Кливленда предложил ей работу в Вашингтоне. Она решила, что предложение достаточно привлекательно, а их отношения не зашли так далеко, чтобы она из-за них стала подвергать опасности «важное для дальнейшей карьеры решение», как она сказала, и Тед, испытывавший к ней точно такие же чувства, согласился.

– Кроме того, если говорить честно, – сказала она ему, – не думаю, что была бы согласна брать на себя такие обязанности.

Попрощавшись, они тепло расцеловались и обменялись обещаниями обязательно звонить или писать, чего ни он, ни она делать не собирались.

Тед с удовлетворением отметил, что может без труда порывать отношения, длящиеся одну-две ночи. Мало кто оставался в его жизни больше, чем на пару месяцев. Но Филлис дала ему понять, что женщина избегает «брать на себя такие обязательства» по отношению к разведённому мужчине С ребёнком.

Тед и Тельма стали близкими друзьями. Он не испытывал желания откровенничать со своими романтическими подружками, но подумал, что если он решит закрутить роман с Тельмой, он может обрести удобные ночи, но потерять друга. Оба они отказались от мысли, что у них могут быть какие-то иные отношения, чем дружба, что было важно для них обоих: они могли поддерживать друг друга, давать возможность в случае необходимости кому-то из них освобождаться на несколько часов. Если Тед начинал беспокоиться* не слишком ли он сфокусировался на своём ребёнке, именно Тельма напоминала ему, что от этого никуда не деться: они были одинокие родители с детьми, а Билли был его единственным ребёнком. Как-то они, словно бы одной семьёй, пошли на игровую площадку, но день им достался нелёгкий. Дети всё время цапались.

– Я не люблю Ким. Она толкается.

– Я не люблю Билли. Он дерётся.

Они спорили из-за песочных пирожков, яблочного сока, велосипедов, и Теду с Тельмой весь день пришлось играть роль миротворцев. Наконец Тед отвёл всхлипывающего Билли по другую сторону площадки, чтобы успокоить его. Когда они пересекли её, навстречу им попался ещё один отец с маленьким ребёнком.

– Если их вытащить отсюда, – предложил ему он, – отвести к самому дальнему лотку с мороженым, угостить их там хорошей порцией и только потом привести обратно, у вас уйдёт на это минут двадцать.

Тед не мог понять, что именно хочет сказать ему этот человек.

– Двадцать минут – и он успокоится, уверяю вас.

Этот человек был типичным воскресным отцом, на долю которого досталось утомительное пребывание с ребёнком, пока его жена бегала по магазинам и должна была скоро вернуться.

– Я провожу с ним гораздо больше времени, чем двадцать минут, – ответил Тед.

День завершился тем, что Ким и Билли объединили свои усилия, чтобы обсыпать песком третьего малыша, мать которого стала орать на них, называя Билли и Кима «животными». Билли был так возбуждён прошедшим днём, что пришлось устроить для него горячую ванну и прочитать ему на сон грядущий кучу сказок, прежде чем он успокоился. Тед пытался понять, то ли Билли Слишком набегался, то ли перевозбудился. Ким была способна долгое время сидеть, погружённая в свои занятия, рисуя или раскрашивая; внимание же Билли постоянно отвлекалось. В том ли дело, что Мальчики в принципе отличаются от девочек, или же просто дети были слишком разными? Может, он был гиперактивным? Всё ли с ним в порядке? Не упускаю ли я что-то из виду? Господи, как я люблю его. Исусс, до чего же я вымотался!

Повсюду валялись обломки пластмассовых машинок, деревянные куклы с вывернутыми конечностями, вырванные листы из цветных книжек – комната Билли была сплошь завалена мусором, и Тед явился сюда в облике Мрачного Чистильщика с пылесосом, сопровождаемый Билли, который отчаянно сражался за каждый огрызок цветного мелка.

– Когда тебе минет десять лет, комната будет выглядеть так, словно в ней жили Братья Кольеры.

– Кто?

– Два неряшливых старика, и комната у них выглядела точно, как у тебя.

Ему было бы проще убрать помещение в отсутствие Билли, но несколько месяцев назад Билли страшно переживал, обнаружив исчезновение какой-то сломанной машинки.

– Выкидываем! Этот грузовичок уже ни к чему не пригоден.

– Нет. Я его люблю.

Тед обвёл взглядом комнату. Она по-прежнему напоминала обиталище Братьев Кольер. Он решил подойти к делу с другого конца. Взяв Билли с собой в магазин хозяйственных принадлежностей, он купил несколько пластмассовых ящиков. Чтобы привести в порядок хаос в детской комнате, ему пришлось выложить четырнадцать долларов.

– Теперь попробуй сложить все мелки в специальный ящичек, а все машинки в ящик для транспорта.

– Папа, когда я рисую, в ящике ничего не остаётся. Откуда я буду знать, что это ящик для мелков?

Типичный вопрос из дзен-буддизма.

– Я сделаю наклейки на ящиках.

– Я нe умею читать.

Тед не смог удержаться от смеха.

– Почему ты смеёшься?

– Прости. Ты прав. Это не смешно. В своё время ты научишься читать. А пока я приклею лентой на стенку ящика предмет, который должен быть в нём. Понимаешь?

– Конечно! Здорово!

– Ах ты, мой котёнок.

Ползая по полу на коленях и укладывая три разных набора мелков в предназначенную для них коробку, он испытал озарение, словно яблоко или, точнее, набор мелков свалился ему на голову. Идея! Собрать всё воедино!

На следующее утро он уже ждал у дверей кабинета Джима О’Коннора, полный нетерпения скорее изложить ему свою идею.

Компания, на которую Тед работал, публиковала в журналах, используя свободные места на его страницах, материалы, имеющие отношение к отдыху и приятному времяпровождению – горные лыжи, плавание под парусами, теннис, путешествия и так далее, И Теду внезапно пришло в голову, что они могут собрать все публикации из их журналов под одной обложкой. И оповестить о новинке в специальных ежедневных рекламных радиопередачах, за что рекламодатели будут платить специально.

– Всё совершенно логично. Мы будем продавать их, как делали до сих пор. Кроме того, что изменится содержание.

– И название.

– Мы можем дать любое название, какое захотим. «Всё для приятного отдыха», например.

– Тед, я хотел бы сказать тебе, что идея блистательна, но это не совсем так.

– А я думаю, что она именно такова.

– В сущности, она превосходна. Превосходна! Чёрт возьми, чем мы тут занимаемся? Почему она никому раньше не пришла в голову? Идея отличная – но не потрясающая.