Текст книги "Крамер против Крамера"
Автор книги: Эвери Корман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Сегодня я иду к Уолтеру.
– Значит, идёшь?
– Повидаться кое с кем, порасспрашивать.
– И?..
– В этом нет ничего особенного.
– Конечно. Только времена крутые. Не мне ли только что срезали зарплату?
– Но они сказали, что держат меня на примете.
– Джоанна!
– Я хочу только узнать. И ты от этого не переломишься.
– Послушай, если тебе хочется поговорить на эту тему, давай поговорим. Сколько ты зарабатывала, когда уходила? Сто семьдесят пять в неделю? Предположим, что ты вернёшься, – и сколько ты будешь приносить домой? Может быть, сто тридцать, А сколько стоит прислуга?
– Сто.
– Если ещё повезёт. Значит, на руках у тебя остаётся тридцатка. На ленчи, скажем, пойдёт двенадцать в неделю, на билеты ещё пятёрка, перехватить чашечку кофе ещё три доллара – то есть все двадцать. Чистыми твоя работа будет приносить десять долларов в неделю. И из них ещё придётся платить за подобающую тебе на работу одежду, то есть не меньше одного джемпера и блузки в месяц – так что мы вылетаем за красную черту.
– Дело не только в деньгах.
– В них. Мы не можем позволить себе, чтобы ты работала.
– Я нуждаюсь в ней.
– А Билли нуждается в крепком доме. Чёрт побери, Джоанна, да осталось потерпеть всего пару лет, и всё. Неужели ты хочешь, чтобы он увидел, как всё пойдёт шиворот-навыворот?
Во всех остальных смыслах Тед, как хороший муж, проявлял известную гибкость – и даже больше того. Он гулял с Билли в парке, он готовил нехитрые блюда, знакомые ему ещё по дням холостячества. Не в пример своему отцу и людям его поколения, он принимал участие в заботах по дому. Но в главном вопросе, касающемся работы Джоанны, он проявлял полную непреклонность.
Она несколько раз поднимала этот вопрос – но его точка зрения не менялась.
– Слушай, почему бы нам не покончить с этой темой и не завести второго ребёнка?
– Я иду спать. Можешь начинать без меня.
Она проводила время за составлением семейного бюджета, в покупках продуктов и одежды, в готовке, отводя Билли в садик и забирая его оттуда. Она играла в теннис. И время шло – медленно, но шло. Ей уже минуло тридцать два года. У неё был малыш, которому скоро минет четыре годика. Она испытывала искреннее счастье, когда он наконец мирно засыпал и ей не нужно было больше воевать с ним по поводу, скажем, того, что он делает с ореховым маслом, чёрт побери.
В журналах ей попадались статьи, описывающие её ситуацию. Она была не результатом её капризов. Другие матери, во всяком случае некоторые из них, чувствовали то же самое. Быть только матерью, весь деньпроводя дома, было непросто. Это было утомительно, и она была права, испытывая приступы гнева, – в этом она не была одинока. Живя в Нью-Йорке, она продолжала оставаться провинциалкой, потому что ей оставалось только сидеть рядом с игровой площадкой с Тельмой и Эми, дожидаясь своих детей, пока не пробьёт пять часов и не придёт время ставить мясо в духовку.
Тед знал, что Джоанна была человеком своенравным. Он не сомневался, что помогает ей, беря на себя часть забот по дому. Он говорил с другими мужчинами, например с Марвом, распространявшим «Ньюс уик», который рассказал, что его собственный брак вымотал ему все нервы, и он не знает никого, где было бы по-другому. Джим О’Коннор, его менеджер, у которого было за плечами двадцать пять лет супружеской жизни, выдал ответ с невозмутимостью холодильника. «Женщина есть женщина», – сказал он, этакий гуру, с запахом виски, порцию которого он уже успел пропустить к полудню. Тед почти не ссорился с Джоанной – просто в их отношениях появился холодок. Порой она бывала слишком усталой для занятий сексом и противилась ему, порой уставал он. Дела явно не шли к лучшему. Как-то за ленчем, встретив зубного врача Чарли, он в первый раз доверительно поговорил с глазу на глаз, и не только о детях.
– У нас с Джоанной как-то так…
Чарли понимающе кивнул. Он изложил Теду свойответ. Два года он трахает свою лаборантку, раскладывая её для удобства в зубоврачебном кресле, – временное, но облегчение.
Несмотря ни на что, Тед был убеждён, что их брак не хуже всех прочих. Может, его вина в том, что она несколько отдалилась Он слишком много времени отдаёт работе и сам отдалился от неё. Она по-прежнему сохраняет своё обаяние. Им надо обзавестись ещё одним ребёнком, что сблизит их, как было при рождении Билли. И ждать с этим не стоит. Они будут все вместе – Тед, Джоанна, Билли и ещё одно прекрасное крохотное существо. Они станут настоящей семьёй и будут путешествовать по городу на велосипедах. Словно рекламная картинка. Первые годы, конечно, будет нелегко, но потом станет полегче, тем более что у них уже есть опыт, который им поможет. И если они не будут медлить, через несколько лет дети подрастут, выйдя из младенческого возраста, и у них будет прекрасная семья – с красивой женой и красивыми детьми. И чтобы обрести уверенность в себе, он должен создать совершенный мир, центром которого будет он сам – муж, отец и владыка своего домена, – он рассчитается со старыми обидами, когда считал себя совершенно непривлекательным, за все те случаи, когда он разочаровывал своих родителей, за все те годы, когда он боролся, дабы обрести место в мире; он создаст своё собственное маленькое прекрасное царство, которое, обманывая сам себя, он собирался строить на песке и из песка.
– Я хочу, чтобы скатерть у нас была, как у Чарли Брауна.
– Да, Билля.
– И я хочу шляпу, как у Ким. Все носят клоунские колпаки. Только у меня королевская шляпа.
– О'кей.
– Запиши, чтобы не забыть, мама.
– Я записываю. Скатерть, как у Чарли Брауна, и шляпа.
– Я ношу шляпу, как у короля.
– Я всё сделала. Видишь букву «к»? Она говорит о королевской шляпе.
– Ты принесёшь мне пирожное?
– Конечно, ты получишь пирожное. Оно в списке.
– Там где «к»?
– Вот где. Пирожное на букву «и».
– А можно мне пирожное с Микки Маусом?
– Я не знаю, делает ли Баскин-Роббинс пирожные с Микки Маусом.
– Ну, пожалуйста, мама! Я так люблю Микки Мауса! Он мой любимый.
– Посмотрим, есть ли у Баскин-Роббинса пирожные с Микки Маусом. Если нет у него, поищем у Карвела, А если нет и там, может быть, тебя устроит Дональд Дак?
– Дональд Дак хороший. Но Микки Маус мой самый любимый.
– Это я уже слышала.
– Мне будет четыре года, мама. Я буду совсем большой, да?
Десять четырёхлеток свалились как снег на голову. Все они ходили в одну и ту же группу детского садика и все родились примерно в одно и то же время: Билли бывал у них на днях рождения, и они явились к нему. Джоанна вместе с Билли составляли меню праздничного обеда. У него будет «фантастический» день рождения, сказал он, что означало пиццу и торт из мороженого. Пирожное с Микки Маусом они нашли поблизости у Карвела, где Джоанна приобрела и маленькие корзиночки для пирожных – как-то, ещё работая в агентстве, она организовывала элегантную запомнившуюся вечеринку для сотни коллег с их жёнами. Тогда ей и пришлось побегать по магазинам. Она купила Билли «настоящий подарок для большого мальчика» от папы и мамы, огромный конструктор «Тинкер-Той», она нашла бумажные скатерти и одноразовые тарелки, которые устроили бы Чарли Брауна, и в одно прекрасное апрельское утро эти чавкалки поставили весь дом на уши, после чего Тед выбился из сил с уборкой, а малышка Ми ми Аронсон, у которой была аллергия на шоколад, ничего не сказала, чем доставила массу хлопот, и у Джоанны опять появилась сыпь.
– Тед, сейчас не время возиться с игрушечными машинками. Мы убираем дом.
– Я просто посмотрел. Не переживай, тут не из-за чего плакать.
– Уже одиннадцать вечера. Я валюсь с ног.
– Я сам всё закончу.
– Нет, не стоит. Мне не нравится, как ты всё делаешь.
– Слава Богу, что я не уборщица.
– Тебе и не надо быть ею. Эта обязанность лежит на мне.
– Джоанна, подумай о чем-нибудь хорошем. Был прекрасный вечер.
– Ещё бы. Я выложилась до последнего.
– Послушай…
– А ты думал, что всё это явилось по мановению волшебной палочки! И эти корзиночки и украшения для этого Чарли Брауна, чёрт бы его побрал! Я три дня ухлопала на этот грёбаный приём.
– Билли был по-настоящему счастлив.
– Я знаю. Он получил своё пирожное с Микки Маусом.
– Джоанна…
– Я сделала потрясающий вечер для детей. Вот и всё – потрясающий вечер для детей.
– Идём в кровать.
– О, конечно. Весь этот бардак может подождать до утра. Потом я за него возьмусь.
Они легли спать, не обменявшись ни словом. Поднявшись ночью, она зашла в спальню Билли, где он спал со своим «народом», как малыш называл медвежонка, собачку и Энли-Лохматушку. Пол был завален следами дневного празднества, россыпью деталей из конструктора «Тинкер-Той» и боулингом, который знаменовал его четырёхлетие. Ей захотелось разбудить его и сказать: «Билли, Билли, пусть тебе будет не четыре года, а всего годик, и начнём всё сначала, и я буду играть с тобой, и мы будем смеяться, и я не буду больше так много кричать на тебя и воевать с тобой, и я буду обнимать тебя и тискать, и целовать, и сильно-сильно любить тебя, и эти ужасные два года будут не такими ужасными, и я буду твоей любимой мамочкой, и в три года ты будешь чудесным малышом, и в четыре, и ты уже станешь моим маленьким мужчиной и будешь на улице держать меня за руку, и мы будем болтать обо всём на свете, и если я даже буду не самой лучшей матерью, я не могу быть ею, я буду стараться, Билли, уж ты поверь, и я буду заботиться о тебе и любить тебя изо всех сил, и нам будет очень весело – я в самом деле попытаюсь, если мы сможем начать всё сначала, Билли», – но она ушла на кухню, чтобы её слёзы не разбудили малыша.
Она начала копить обиды в свой адрес. Каждый раз, как она спорила с ним или же он её раздражал, что было неизбежно, когда имеешь дело с растущим четырёхлетним организмом, она видела в этом доказательство того, что она плохая, что она никуда не годится для него, и, заводя себя, она начинала думать, что он не любит её, Она начала копить обиды и на Теда. Каждый раз, как он делал что-то неподобающее, например вешал грязную рубашку на спинку стула, это было лишним свидетельством, что он родом из Бронкса и что от этого не избавиться. Если он говорил о работе, то рассказывал о ней безостановочно, типичный мужской шовинист. Не важно, насколько он, по его мнению, старался ей помогать, всё по-прежнему лежало на ней, весь дом – одного его хватало, чтобы у неё не проходило чувство обиды, ибо ежедневная беготня по магазинам, каждый рулон туалетной бумаги, который приходилось ей покупать, воспринимались ею как личное оскорбление. На её же плечах лежала и организация обедов для гостей, когда выпадала их очередь – она составляла меню, покупала продукты, готовила – Тед занимался только напитками, большое дело, а Билли вечерами болтался под ногами и хныча просил сока; Тед ни на что не обращал внимания, всё давило на неё, эта ужасная тяжесть, вес которой она ощущала каждодневно, сыпь не покидала её, и ночами она лежала без сна, расчёсывая её до крови.
У Теда был свой взгляд на происходящее. Ирония судьбы, признал он, что в первое время не понимал, сколько от него требуется энергии. Он понимает, как трудно быть матерью. Он будет ещё больше помогать ей. Им надо поддерживать более тесные отношения с ребёнком.
– Помнишь тот потрясающий момент, когда родился Билли, а я держал тебя в руках, ободряя и поддерживая тебя?
– Неужто?
– Да конечно! Я держал тебя, а ты тужилась.
– В самом деле? Даже и не помню, был ли ты рядом.
Сбить его с толку ей не удалось.
– Джоанна, дети – это прекрасно.
– Да, ты хороший отец, Тед.
Она не сомневалась в этом. Он был добр с Билли. Но на что он там намекал? Ещё один ребёнок? Как ему это только пришло в голову? Она и так еле выдерживает. И ещё этот зуд.
Сначала она подумала, что может оставить ему записку. Ей нужно время, чтобы привести мысли в порядок. Она даже прикинула, стоит ли её писать от руки или напечатать на машинке. Машинописный текст более чёток, но обезличен. Затем она решила, что пошлёт письмо без обратного адреса, после того как уйдёт. Но наконец она решила, что всё же чем-то обязана ему, – только пусть это произойдёт как можно быстрее.
Билли отправился спать со своими игрушками. Она с Тедом перемыли посуду и сели за гамбургер, неизменный гамбургер года.
– Тед, я оставляю тебя.
– Что?
– Я буквально задыхаюсь здесь.
– Ты что?
– Я сказала – оставляю тебя.
– Не понимаю.
– Могу себе представить. Начну скачала. Тед, я оставляю тебя. Теперь ты усвоил?
– Это такая шутка?
– Ха-ха.
– Джоанна…
– Нашбрак завершён,
– Не могу в это поверить.
– Почему бы тебе не начать верить?
– Мы только что говорили о втором ребёнке.
– Это ты говорил.
– Джоанна, у нас есть определённые проблемы. Но с ними сталкиваются все без исключения.
– Все меня не волнуют.
– Мы ведь не так часто ссорились,
– У нас нет ничего общего. Ничего. Если не считать счетов, семейных обедов и иногда траханья.
– Не могу представить себе.
– Ты и не должен.
– В чём дело? Господи, что я не так сделал?
– Женщина сама по себе должна быть личностью,
– Согласен. Ну и что?
– А то, что я задыхаюсь. Я должна уходить.
– Это сумасшествие. Не могу представить себе.
– Не можешь?
– Я не пущу тебя.
– В самом деле? Через пять минут меня тут не будет, представляешь ли ты себе это или нет,
– Ты не можешь так поступить, Джоанна. Не могу поверить.
– Почему же «не могу»?
– Сначала надо что-то сделать. Мы должны с кем-то поговорить, с кем-то повидаться.
– Я всё знаю относительно психоаналитиков. Большинство из них – совершенно обыкновенные люди, у которых свои заморочки в браке.
– Так что ты предлагаешь?
– Я уже сказала. Я собралась уходить. И я ухожу.
– Джоанна…
– Феминистки будут мне аплодировать.
– Какие феминистки? Я не вижу тут никаких феминисток.
– Я ухожу, Тед.
– Куда, чёрт побери?
– Не знаю.
– Ты не знаешь?
– Это неважно.
– Что?
– Именно так. Дошло до тебя?
– Джоанна, я слышал, что так бывает с другими. Я не могу поверить; что это может случиться с нами. Во всяком случае, не так. Ты просто не имеешь права вот так объявить мне– и уйти.
– Какая разница, в какой форме я тебе сообщу об этом? Я собиралась оставить тебе записку. Может, так и надо было сделать.
– Мы что, вшколе? Ты собираешься убежать со своим старым воздыхателем со школьных вечеров? Мы женаты!
– Я не люблю тебя, Тед. Я испытывала ненависть к своей жизни. Мне ненавистно оставаться здесь. На меня всё тут так давит, что порой кажется, что у меня голова лопнет.
– Джоанна…
– Я не хочу оставаться тут ни на один день, ни на одну минуту.
– Я найду кого-нибудь. Консультанта по вопросам брака, кого-нибудь. Есть куда более рациональные способы, как справиться с ситуацией.
– Ты не слушаешь меня, Тед. Ты никогда не слушал меня. Я ухожу, Я уже ушла.
– Послушай, я думаю, что уделял слишком много времени работе. Я думал только о ней. Я виноват и прошу прощения.
– Тед, дело не в этом. Совершенно не в этом. Всё происшедшее не имеет отношения к тебе – дело только во мне. Я не могу так жить. Эта жизнь меня убивает, я кончена. Я должна заново обрести себя.
– Ичто же ты собираешься делать? Я хочу сказать, каким образом? Должен ли я убираться отсюда? У тебя есть другой парень? Он тут обоснуется?
– Ты что, ничего не понял?
– Я вижу, что ты всё хорошо продумала. Так что же нам делать, чёрт побери?!
– Я беру свои вещи, которые уже сложены, две тысячи долларов с нашего общего счёта и ухожу.
– Ты уходишь? А как насчёт Билли? будем будить его? Его вещи тоже уложены?
В первый раз за всё это время она смутилась.
– Нет… я… пока я не хотела бы. Билли я не беру с собой. Ему пока будет лучше без меня.
– Господи, Джоанна! Джоанна!
Она больше не промолвила ни слова. Пройдя к себе в спальню, она взяла свой чемодан и сумку с ракетками; направившись к входным дверям, она открыла их и исчезла. Тед стоял на месте, не сводя с неё глаз. Он был растерян. Он был серьёзно уверен, что через час она вернётся.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Он уснул лишь около пяти утра, поняв наконец, что не раздастся ни скрипа ключа в дверях, ни телефонного звонка с извинениями – я сейчас вернусь, я люблю тебя. В четверть восьмого он услышал в доме голоса. Джоанна? Нет, Петушок и Курочка, будильник Билли, пробудили его ото сна записанным на плёнку диалогом. «Пробуждайся, Петушок, уж настал урочный срок». – «Верно, Курочка. Хватит спать, дурочка. Друзей мы поднимаем и новый день встречаем». Для чего? С чего начинать? Она оставила у него на руках малыша, и теперь ему придётся всё объяснять Билли. Что он ему скажет?
– Где мама? – Он задавал этот вопрос каждые полминуты в течение дня.
– Видишь ли, вечером папа и мама немного поспорили… – Неужто это было правдой, попытался представить себе он. Разве они спорили? – И мама решила, что хочет на какое-то время уехать, потому что она рассердилась. Ты же сам знаешь, что когда ты сердишься, хлопаешь дверью и не хочешь, чтобы к тебе кто-то заходил, верно?
– Я сержусь, когда мама не позволяет мне пирожные.
– Правильно.
– Я хлопаю дверью и не пускаю её к себе.
– Верно, так всё и есть. Мама рассердилась на папу и хочет побыть какое-то время одна.
– Ах» вот как.
– Так что сегодня я тебя сам отведу в садик.
– Ага. А когда мама вернётся?
– Не могу сказать.
– Она возьмёт меня из садика?
День убыстрял свой бег и с каждой минутой всё запутывалось ещё больше.
– Тебя возьму я или Тельма.
Он помог Билли одеться, сделал завтрак и повёл его в садик, где «Котят» ждало посещение цирка, и весь день Билли был счастлив, не имея отношения к миру своих родителей. Тед же терялся в размышлениях; то ли сидеть у телефона, то ли идти на работу; звонить в полицию или вызывать нянечку к Билли. Его оставила жена. Это было что-то невероятное.
Ему всегда было не по себе, когда приходилось откровенно врать. Он никогда не звонил на работу, сообщая» что не может подняться на ноги, чтобы обеспечить себе лишний день к уик-энду. Он не сомневался, что если ты врёшь, то совершаешь грех, который тебе непозволителен, и даже сейчас, зная, что не покажется на работе, он не хотел врать. Но ты не можешь просто позвонить в офис и тем же тоном, которым сообщаешь о простуде, объявить: «Сегодня я не буду. От меня только что ушла жена». Позвонив секретарше, он сказал ей:
– Передай Джиму, что я не совсем хорошо себя чувствую, – что отвечало истине.
– Что-то не в порядке? – спросила она,
– Пока толком не разобрался, – что в определённом смысле тоже было правдой. Он не хотел врать, объявляя, что болен, но в какой-то мере ему пришлось врать самому себе, что с его браком в общем-то всё в порядке.
Позвонив Тельме, их соседке, он попросил взять Билли из садика и дать ему возможность поиграть с Ким.
Она ответила, что всё будет в порядке, – а что случилось? Он объяснит ей попозже. Пусть Билли останется на обед. До семи вечера он ждал возвращения Джоанны домой, чтобы они могли простить друг друга.
Ему пришло в голову, что имеет смысл позвонить какому-нибудь приятелю. Эй, на помощь! Я по уши в дерьме. Ты просто не поверишь… Но он не знал, кому звонить. Внезапно он понял, как одинок стал во время брака. У него не оказалось друзей. Он поддерживал отношения, которые ограничивались только совместными обедами. У него не оказалось приятелей. Существовал стоматолог Чарли, которого не было ни слышно и ни видно со времени их последнего разговора и который, главным образом, был озабочен лишь тем, чтобы, не скрывая гордости, рассказывать ему, как он решает проблемы с помощью зубоврачебного кресла. Марва из «Ньюсуика» он не мог считать своим другом. С Даном встречался только на футбольных играх. Самая серьёзная тема, которую они затрагивали, касалась слабости защитной линии у «Гигантов». С Ларри он не виделся со времён Файр-Айленда. Ларри по-прежнему гонял свой «бабомобиль». Он купил новую машину и обзавёлся трейлером, в котором можно было возить женщин на курорты. Ральф, брат Теда, никогда не был близок ему. Ральф обитал в Чикаго и, приезжая в Нью-Йорк, иногда звонил ему вечерами. Они не общались почти целый год и порой только коротко перезванивались, обсуждая, что подарить родителям на дни рождения, чтобы не дублировать подарки; он был «большим старшим братом», который делал деньги на торговле напитками, й обитал он далеко. В своё время у него были приятели по старому местожительству, а потом в колледже – там он и встретил Ларри и Дана; а во времена холостячества вокруг всё время крутились разные люди, которых он мог считать друзьями, но все они исчезли. Он жил в окружении женатых пар, и среди них не было человека, с которым бы он регулярно общался.
Испытывая необходимость с кем-то поговорить, он позвонил Ларри. Он застал его в агентстве по торговле недвижимостью, в котором Ларри работал.
– Тед, малыш, как ты там?
– Не очень хорошо. Только что от меня ушла Джоанна. Просто взяла и ушла. Оставила меня и нашего ребёнка.
– В чём дело, человече?
– У меня нет стопроцентной уверенности, в чём тут дело.
– И что ты собираешься делать?
– Понятия не имею.
– Куда она делась?
– Не знаю.
– Может, она на тебя разозлилась?
– Всё произошло совершенно внезапно.
– У неё есть парень?
– Не думаю. Феминистки будут ей аплодировать.
– Что?
– Так она сказала.
– Она оставила тебя с ребёнком? Что ты собираешься делать?
– Не знаю.
– Чем я могу тебе помочь? Хочешь, чтобы я подъехал?
– Я дам тебе знать. Спасибо, Ларри.
Большого облегчения разговор не принёс, но всё же он сбросил с себя часть груза и испытал небольшую разгрузку от эмоционального и физического напряжения, в котором находился последние несколько часов; но он чувствовал себя, как человек, пытающийся избавиться от сильной головной боли, который засыпает на пару часов и, проснувшись, сразу же снова ощущает её – как он ни таращь глаза, всё остаётся по-старому: жена бросила его с ребёнком.
Если бы только ему дотянуть до пятницы, до уик-энда, может быть, к тому времени она вернётся или хотя бы позвонит. После того как Тельма привела Билли, он с подчёркнутой заботой уложил его в постельку и прочитал ему на сон грядущий несколько сказок. Джоанну они не упоминали.
Тем же самым образом он попросил Тельму взять на себя заботы о Билли до пятницы, предложив ей туманное объяснение, что они с Джоанной «несколько поссорились». И Джоанна решила «несколько дней побыть сама с собой». «Я понимаю», – сказала Тельма. Позвонив в офис, он снова намекнул, что не совсем хорошо себя чувствует, и выслушал записи, кто ему звонил, – от Джоанны не было ни звука. Он ждал доставки почты, но в ней были только счета. Он неотлучно сидел у телефона, и, когда тот зазвонил, так и подпрыгнул – но это всего лишь телевизионная компания предлагала ему подключение кабеля, который у него уже был.
– Чем занимаешься, Тед, малыш? – прорезался голос Ларри.
– Да ничем особенным.
– Я рассказал своей бабе твою историю. Они все трехнутые, когда что-то влетает в башку. Почему бы тебе сегодня вечером не пригласить сиделку к малышу и…
– Нет, мне надо тут кое-чем заняться.
– …а я притащу её с собой, мы хорошо выпьем, а потом ты подмигнёшь мне и я смоюсь, как в добрые старые времена.
– Что-то не тянет, Ларри, но спасибо.
– Она просто обожает приходить людям на помощь. Она как та Няня-Трахалка.
– Я позвоню тебе, Ларри.
Вечером Тед с Билли следили за приключениями Бабара-Слона в Нью-Йорке, Вашингтоне и на других планетах. Не в одном ли из этих мест ныне обитает Джоанна? Утомившись от похождений Бабара, Тед наконец потушил свет в детской. Через полчаса, когда Билли, по мнению Теда, уже заснул, он позвал его из своей комнаты:
– Папа, а когда мама вернётся?
«Ну почему дети всегда с такой жуткой прямотой ставят вопросы?», – подумал он.
– Не знаю, Билли. Но мы что-нибудь придумаем.
– Что, папа?
– Посмотрим. А теперь спи. Завтра суббота. Мы поедем на велосипедах в зоопарк и хорошо проведём там время. Подумай о нём…
– А у меня будет пицца?
– У тебя будет пицца.
– Хорошо.
Малыш уснул умиротворённый. Назавтра они отправились в зоопарк, и у Билли был просто выдающийся день, поскольку уже в одиннадцать утра он выклянчил у папы пиццу. Он катался в тележках, запряжённых пони, крутился на карусели, а потом они зашли на игровую площадку, где он вволю покувыркался и обрёл новых друзей. Затем Тед отвёл Билли в китайский ресторанчик пообедать. Теду вода подступала к самому горлу. Он словно пытался плыть стоя. Ему надо было принимать какое-то решение. Он может выкручиваться максимум ещё один день, потом будет понедельник, когда ему надо быть на работе – а потом остаётся лишь дожидаться отпуска, когда у него будет побольше времени. Может, и Джоанна вернётся или позвонит.
В восемь утра в воскресенье пришёл посыльный из отдела специальной доставки почты. Конверт предназначался Билли и на нём не было обратного адреса. Почтовый штамп был из Денвера, штат Колорадо.
– Это тебе от мамы.
– Прочитай его мне, папа.
Письмо было написано от руки. Тед читал его медленно и разборчиво, чтобы Билли мог усвоить каждое слово, что он и делал.
«Мой дорогой любимый Билли! Мама уехала. Порой в мире так бывает» что уходят папы; а мамы воспитывают малышей. Но случается, что и мама может уйти, и тебя будет воспитывать папа. Мне пришлось уехать, потому что я должна найти для себя какое-то интересное дело в этом мире. Так надлежит каждому, как и мне. Одно дело быть только твоей мамой, но есть много других вещей, которыми я должна заниматься. У меня не было возможности всё объяснить тебе раньше, поэтому я и пишу тебе, чтобы ты всё узнал от меня. Конечно, я всегда буду твоей мамой и. я буду присылать тебе ко дню рождения подарки и поздравительные открытки. Просто пока я не могу быть твоей мамой в одном доме с тобой. Но в сердце своём я всегда буду твоей мамочкой. И я посылаю тебе воздушные поцелуи, когда ты спишь. А теперь я должна постараться стать тем человеком, которым мне необходимо быть. Слушайся папу. Он будет как твой мудрый медвежонок. С любовью, мама».
Тед на мгновение представил себе, с какой болью она писала эти строчки, если ему так больно читать их. Взяв письмо, Билли повертел его в руках. Затем он положил его в ящичек, в котором хранил монетки и самые красивые открытки.
– Мама уехала?
– Да, Билли.
– Навсегда, папа?
Чёрт тебя побери, долбаная Джоанна! Пошла бы ты!..
– Похоже, что так, Билли.
– Она хочет присылать мне игрушки?
– Да, она хочет присылать тебе игрушки.
– Я люблю игрушки.
Они получили официальное сообщение. Она оставила их обоих.
В понедельник, отведя Билли в садик, он отошёл с воспитательницей в сторону и сказал:
– Мы с мисс Крамер прекратили наши отношения, – Билли на её попечении и она должна быть в курсе дел, если заметит, что он расстроен и опечален. Воспитательница сказала, что ей очень жалко слышать об этом, и заверила его, что о Билли она побеспокоится – так, сегодня утром он будет дежурным по кухне.
Тед и сам хотел бы быть дежурным по кухне, чем человеком, который перехватывает только хлеб с маслом. На него свалилась куча дел, а ему надо было беречь свою работу. Теперь Билли полностью зависит от него. Если его окладу как он предполагал, поднялся лишь потому, что он стал семейным человеком, не значит ли, что он упадёт, когда станет известно, что он оказался в положении птицы, которой кукушка подкинула своё яйцо? Нет, такое сравнение ему не подходит. Он не таков. Так что же он собой представляет?
– Бедняга, – так оценил его управляющий, – Просто так взяла и ушла? – спросил его Джим О'Коннор.
– Именно так.
– Она засекла тебя, что ты трахал другую бабу?
– Нет.
– Ты её? Значит, она?..
– Не думаю.
– Ну, ты прямо в безвыходном положении, Тед.
– Мне нужна неделя из своего отпуска. Использую её, чтобы всё организовать.
– Ты моё горе.
– Конечно, я не позволю, чтобы страдала работа.
– Тед, говоря по правде, работаешь ты великолепно просто, Лучший в компании. Но всё же нам придётся срезать тебе оклад.
Лицо Теда окаменело. Неужели он так быстро потеряет в жалованье?
– Но, учитывая твою ситуацию, мы оставляем его тебе. Понимаешь? Поскольку он тебе не урезается, можешь считать, что он повысился.
– Если бы только банк это тоже учитывал.
– Так что ты собираешься делать с малышом?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты собираешься воспитывать его?
– Он мой сын.
– Разве у него нет дедушек и бабушек? Тебе придётся туго.,
Мысль о том, что он может заниматься чем-то другим, кроме воспитания Билли, как-то не приходила Теду в голову. Но О’Коннор был достаточно умным человеком. Он поднял вопрос. И Тед задумался: может быть, О’Коннор знает что-то неизвестное ему.
– Думаю, что буду не хуже их.
– Если ты так хочешь.
Этого ли он хотел? Тед решил углубиться в суть вопроса, заданного О'Коннором. Взять, например, воспитание Билли. Существовало и другое решение – он мог заставить Джоанну взять Билли с собой. Но для этого прежде всего её нужно найти. И даже если он разыщет её, с чего ради она будет менять своё решение?
Она ненавидит ту жизнь, которую ей приходится вести, как она сказала. Она задыхалась. Тед не мог представить себе, что вдруг она решит выносить то давление, от которого сбежала, потому что он выследит её в какой-нибудь курортной гостиничке с теннисистом-профессионалом. Он даже позволил представить себе, как всё это может выглядеть. Нет, придётся забыть о Джоанне. Забудьте о наших маленьких торжественных юбилеях, леди.
Какие существуют другие решения? Он не собирался отдавать четырёхлетнего ребёнка в закрытую школу. Дедушки и бабушки? Тед не сомневался, что его родители за эти годы полностью выложились в заботах о двух детях Ральфа. Тед видел, как мало внимания они уделяли Билли во время их редких наездов в Нью-Йорк. Отец предпочитал удаляться в спальню на повторный показ «Люсишоу», когда, по мнению Теда, Билли делал нечто удивительное, например в первый раз улыбнулся. Мать неизменно напоминала, каким чудесным ребёнком был Ральф и какие чудесные у него дети. Если его родители не интересовались Билли во время уик-эндов в Нью-Йорке, он сомневался, что ему будет уделено достаточно внимания во время долгих дождливых сезонов во Флориде. Родители его жены представляли собой нечто противоположное. Им была свойственна патологическая нервозность. «Не позволяй ему подходить к окну, он может вывалиться из него». – «У нас решётки на окнах». – «У него повышенная температура». – «Да нет же, повышенная температура на улице. Девяносто градусов по Фаренгейту!» – Он мог вручить им ребёнка и не сомневаться, что тот Выживет. При их присмотре можно было быть уверенным; что ни из какого окна мальчик не вывалится. Но будут ли они заботиться о Билли по-настоящему? Да и являются ли они вообще его родственниками? Всё это теперь не имело для него смысла. Никто из них не получит Билли. Он его ребёнок. Он принадлежит только ему, это ореховое зёрнышко. Тед сделает для него всё, что в его силах. Да, этого он и хочет.
