Текст книги "Золотой Мост (ЛП)"
Автор книги: Ева Феллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– И что же? – спросила я вежливо, хотя кипела от нетерпения.
– Я изучаю немецкий! – Он посмотрел на меня сияющими глазами.
– О, здорово! – Я с трудом выдавила из себя похвалу и изобразила удивление, хотя внутри меня все кричало вытащить из него дальнейшие подробности о Себастиано. – Ты говоришь действительно здорово. Почти без акцента. Почему учишь немецкий?
– У меня подруга немка. Она любовь всей моей жизни и живет в Берлине. После экзаменов я хочу переехать к ней и там искать работу. – Он глубоко вздохнул. – Не вообразить, какие дорогие все эти самолеты и поезда!
– Напротив, – рассеянно сказала я, мысленно возвращаясь к третьему важному вопросу. – Что вообще Себастиано нужно было выполнить в прошлом во Франции?
– Боюсь, это тайна.
– А теперь по-честному! Уж это, пожалуй, ты можешь мне рассказать! В конце концов, я здесь, чтобы его вернуть!
Гастон с сожалением покачал головой.
– Я бы тебе обязательно сказал, если бы мог. Но я и сам ничего не знаю. Это одно из таких специальных заданий, о котором заранее ничего не известно.
Меня словно молнией ударило. У меня самой уже было однажды такое задание. Как раз мое первое было такого рода. Я могла возвратиться домой только после того, как задание было выполнено. Дурацким было то, что я не имела ни малейшего понятия о том, в чем заключалась задача. То, что мне нужно было спасти жизнь одному венецианскому политику и избавиться от парочки злодеев, обнаружилось постепенно.
Тогда я торчала там неделями! Но были случаи и похуже, возьмем пример Клариссы, молодой дворянки, с которой я познакомилась в 1499 году. Она принадлежала по происхождению к временам Французской революции и застряла на пять лет в качестве служанки в венецианском прошлом, пока не выполнила задание, которое заключалось в том, чтобы спасти мою жизнь. Только после этого ей было разрешено вернуться в свое время. Но она влюбилась в Бартоломео, в посыльного из 1499 года. Тогда она просто осталась там и вышла за него замуж.
Мне пришло на ум, что Хосе упоминал о специальном задании. Если Себастиано действительно застрял в прошлом, потому что он должен был быть готов к выполнению специального задания, он вовсе не смог бы вернуться назад, даже если бы и хотел. Теперь я снова вспомнила, что Хосе говорил не о возвращении, а о помощи.
Гастон выглядел встревоженным.
– Я ему предложил свою помощь, но он мне угрожал. Честно говоря, он ужасно себя вел! Поэтому тебе следует с ним поговорить. В конце концов, ты его девушка.
– Откуда ты вообще знаешь?
– Этот старец из Венеции мне сказал. Он позвонил мне и сказал, что я должен отправить тебя к Себастиано.
– Когда ты в последний раз разговаривал с Хосе? Я не могу до него дозвониться. Он сказал о каком-то ранении, я о нем очень беспокоюсь.
Гастон пожал плечами.
– Он мне позвонил только единожды. Я совсем не знаю этого типа, но местный Старец сказал, что все идёт гладко, поэтому я так и сделаю.
– Что за местный Старец? – спросила я. – Разве он не должен быть здесь в скором времени?
– О, да он здесь уже давным-давно. – Гастон поднял высоко брови и указал мне взглядом на храпящего бродягу.
Я едва могла в это поверить. Это был Старец?
– До этого я бы никогда не додумалась!
– Да, лучше маскировки не сыскать, – ухмыляясь, согласился Гастон.
В этом он был однозначно прав. Маскировка Хосе, как одноглазого, дряхлого гондольера, была весьма почетной, и Эсперансы, в качестве высохшей, древней владелицы мелочной лавки, была так же гениальна, но это переодевание в бродягу затмило всех.
В то время как я спрашивала себя, наигранный ли этот храп, я увидела, как на другом конце моста появились два человека и приближались к нам.
– Наконец, – сказал Гастон. – Вот же они.
– Кто это?
– Наши американские туристы.
– Туристы? – я недоумевала.
– Да, они идут с нами. Они считают меня экскурсоводом, – он засмеялся. – Сегодня в программе ночной Париж.
Двое туристов были несколько неравной парой, это можно было понять даже на таком расстоянии. Женщина была молодой, мужчина – старым и дряхлым. Он шел с палкой. Кроме того, он опирался на женщину и при ходьбе волочил за собой ногу. Когда они подошли ближе, было видно, что женщина была невероятно красива. Стройная, темноволосая и с прекрасными ногами, если бы она была бы повыше, она непременно победила бы в конкурсе красоты. Мужчина был, по меньшей мере, в три раза старше ее. Его седые волосы были слегка растрепаны из-за ветра, но во всем остальном он казался, также как и женщина, очень элегантным, в дорогом пальто и отполированных ботинках.
Я повернулась к Гастону. Он шел к бродяге, который поднялся со своего картона. Гастон тихо поговорил с ним, прежде чем вернуться ко мне.
– Внимание, они уже здесь. Теперь лучше держать рты закрытыми, – он посмотрел на новоприбывших сияющими глазами и пожал им руки. – Мадам! Месье! Рад, что вы пришли! Вы не пожалеете об этом! – он указал на меня. – Моя ассистентка – Анна Берг. Анна, разреши представить тебе мистера Коллистера и его внучку Мери из Нью-Йорка!
– Генри, – сказал мистер Коллистер. – Пожалуйста, просто Генри! Очень рад с вами познакомиться! – Он протянул мне руку и дружелюбно улыбнулся.
Под его густыми, белыми бровями светились предприимчивые глаза. Его лицо было покрыто густыми складками морщин, а рука, в которой он держал палку, слегка дрожала, но он, кажется, неудержимо радовался путешествию. Его внучка Мери была менее хороша в этом: она выглядела так, будто чувствовала себя не в своей тарелке. Я предположила, что она хотела сделать приятно дедушке, пока сопровождала его в это путешествие. Если бы она знала, что сейчас произойдет, то убежала бы с криками прочь.
– Что-то не так, мисс Берг? – озабоченно спросил меня мистер Коллистер. Он разговаривал на изысканном английском, который звучал скорее по-британски, чем по-английски. – Вы выглядите как-то... испуганно.
– Нет, – соврала я. – Все в порядке. И, пожалуйста, зовите же меня Анна.
– Только если вы будете звать меня Генри.
– А меня Мери, – сказала девушка.
Я дала бы ей чуть больше двадцать. Когда она улыбалась, то становилась еще красивее. И она не имела ни малейшего представления, что ее ожидало. Гастон назвал Мери и Генри неотесанными туристами, а в Венеции Стражи времени называли таких людей некомпетентными. Некомпетентных отправляли в прошлые столетия и оставляли их там, при этом им даже не казалось это странным. Все дело в том, что они находили в прошлом полноценную жизнь и считали, что всегда были там. Там существовало все, что им было нужно: дом, родственники, друзья, прислуга.
Полная иллюзия, и одновременно с этим абсолютная реальность. К этому также относилось то, что они полностью исчезали из настоящего. Не только как личности, а полностью, включая, воспоминания, которыми владели другие о них. Это было так, как будто бы их никогда не было. Именно это я считала особенно плохим. Из-за этого мое горло каждый раз сжималось, если я только думала об этом. Человек, которого любили другие, внезапно исчезал, и оставшиеся в настоящем даже не замечали этого. Так как для них этого человека никогда не существовала. Он просто стирался из этого времени и возникал где-то в другом.
Конечно, это не происходит по какой-то бессмысленной придирке, а потому что эти люди выполняли в прошлом ценные, важные для будущего задания.
Например, полгода назад Себастиано и я отправили в шестнадцатый век молодого физика. Уже через несколько лет он совершил переворот в изготовление навигационных инструментов, корабельная езда стремительно развивалась благодаря его открытиям.
Такое сопровождение туристов входило в часть работы Стражей времени, но я считала это ужасным. Себастиано смотрел на это использование, как на рутину, он уже делал нечто подобное, но я бы никогда не привыкла к этому.
У физика была жена и маленькая дочь, обе сопровождали его, хотя единственное их задание заключалось в том, чтобы сделать его счастливым и существовать для него. С одной стороны, я радовалась за него, а с другой – меня охватывало сожаление, когда я представляла себе, что они потеряли во время перехода. Родители, друзья, вся их жизнь, все воспоминания. Маленькая девочка никогда не получила бы Барби и не пошла бы в кино. Я ревела часами после этого. Это было мое последнее подобное задание. Себастиано с тех пор провел еще несколько таких сопровождений, но я больше не участвовала в этом.
Я должна была подумать об этом теперь, когда увидела стоящих передо мной Генри Коллистера и его внучку Мери. Какая же жизнь ждала их двоих в прошлом? Один из них, вероятно, Мери, так как она была еще молода, совершил бы что-то очень важное. Однако хотела ли она действительно променять ради этого свою жизнь, которая у нее была здесь? Пожалуй, едва ли. Лучше всего я предостерегла бы их, но не смогла произнести ни слова, и в этом был виноват не запрет, а только мой разум.
Никто не мог бы сказать, что бы произошло, если бы я вмешалась. Возможно, Мери была будущей матерью мужчины, который, как пример, изобрел бы лекарство от оспы или что-то такое же необходимое. А я уничтожила бы это новаторское открытие, попросив их как можно быстрее убежать с этого моста, пока их не утащили в прошлое.
– Вы заказали для нас машину, Гастон? Когда же все начнется? – Генри радостно огляделся вокруг.
Бродяга, или точнее Старец, молча прислонился к перилам, очевидно, он предпочитал держаться незаметным на заднем плане, Старцы часто делали это.
– Я бы сказал, прямо сейчас, – предложил Гастон. Он бросил взгляд на свои часы, которые, как и все в нем, выглядели хвастливо-дорогими, вероятно, он сам не придерживался своих правил, и слегка ухмыльнулся. – Полночь. Как вовремя!
И это было единственное предварительное предупреждение. На заднем плане я слышала глухой звук боя церковных часов, и одновременно с этим все вокруг начало драматично меняться. Я увидела, как поднимается мерцающая линия, такие же, какие я знала из венецианских окон во времени. Она стала шире и светлее, а также появилась вибрация, как и при прежних переходах. Однако, кажется, сиял изнутри весь мост, он превращался в светящуюся дугу, это выглядело как чистое, сияющее золото.
«Безумие», – благоговейно подумала я. Вероятно, я хотела произнести это громко, но мои голосовые связки были парализованы, и ледяной холод полностью окутывал меня. Золотой мост, казалось, распространялся бесконечно далеко, он растянулся до бесконечности. Если бы я могла двигаться и побежать по нему, вышла бы на другом конце вселенной, в этом я была абсолютно уверена. Но это чувство закончилось с мощным щелчком, который одновременно погасил все мысли и погрузил меня в темноту безвременья.
Глава 5
Париж, 1625 год.
Когда я очнулась, мой череп гудел. Я все еще не совсем привыкла к этому неприятному побочному эффекту путешествий во времени. Головная боль появлялась не всегда, но в данный момент она была практически невыносимой. Я не смогла подавить стон и попыталась до конца прийти в себя.
Следующим ощущением было зловоние. Это было доказательством: я определенно находилась в прошлом. Пахло смесью из клоаки, рыбы, навоза, гниющих отходов и людей, которым нужно было срочно же помыться. Это было сочетание всего того, что собралось вместе и могло вонять, когда городу с населением в пару сотен тысяч человек приходилось обходиться без очистных сооружений, холодильных камер, контролируемой утилизации отходов и, прежде всего, без таких важных достижений, как душ и дезодорант.
Было темно, но не непроглядная темнота: я видела отблеск факелов. А над собой очертания крыш на фоне звездного неба. Где-то зашипела кошка, и приглушенно, как будто в ушах была вата, я услышала поблизости голоса.
Я лежала на жесткой земле, но кто-то накрыл меня простыней или чем-то похожим. Даже не заглядывая, я знала, что под ней я была голой. Это было очередным последствием путешествия во времени – вы не могли взять с собой никаких предметов из будущего, кроме тех, которые уже существовали в прошлом. И не только в теории, а на самом деле.
У Хосе и Эсперансы где-то был тайник с историческими костюмами всевозможных эпох, и Себастиано уже приносил мне ту или иную вещь для выполнения наших заданий. Но для этого прыжка во времени в прошлое Парижа я не могла этим воспользоваться, и, так как Гастон тоже не предоставил мне никаких вещей, я так же, как и в мое самое первое путешествие, приземлилась без единого лоскутка ткани на теле.
С трудом я поднялась, кутаясь в простыню, чтобы она не соскользнула. Я стояла в темном переулке. Ставни домов были закрыты, нигде вокруг не было видно ни живой души. Только кошка, которая внезапно спрыгнула со стены и зашипела на меня, как будто я была ужасным существом из «Ходячих мертвецов».
Голоса были слышны более чем четко. Они, казалось, доносились оттуда, где был виден блеск факелов. Один из голосов принадлежал Гастону. Я осторожно заглянула за угол следующего дома, и мне стало легче, когда я увидела его там с факелом в руках. Худой, долговязый человек стоял рядом с ним. Я бы дала ему чуть больше двадцати.
– Мадемуазель! – он вежливо поклонился мне. – Я – Филипп. Посыльный в этом времени.
Я кивнула ему.
– Меня зовут Анна, – затем я повернулась к Гастону. – Я снова проснулась последней. Что с Генри и Мери?
– Уже оделись и направляются к их новому дому. Все отлично.
– О. Всё произошло так быстро, – в моем горле вдруг застрял ком. – Хорошо ли они будут жить?
–Замечательно, – заверил меня Гастон. – У них будет всё самое лучшее.
– Какая сегодня дата? – было довольно тепло, хотя стояла глубокая ночь.
– Хм, точный день я не знаю. Филипп?
– Двадцать восьмое июня тысяча шестьсот двадцать пятый год, – сказал Филипп.
– О, – произнесла я. – Лето, – это было хорошо, так как я, по меньшей мере, не должна была замерзнуть. Отопление было не только не развитым в прошлом, но в некоторых случаях вообще отсутствовало.
Гастон сделал нетерпеливый жест в мою сторону.
– Теперь оденься, чтобы мы могли уйти отсюда. Филипп, дай ей вещи.
Филипп протянул мне свернутое платье и вежливо отвернулся, чтобы не видеть, как я одеваюсь. Гастон также повернулся ко мне спиной и нетерпеливо раскачивался на цыпочках, пока я поспешно осматривала вещи, которые мне дал Филипп. Нижнее платье, которое выглядело как допотопная ночная рубашка из иллюстрированной книги Вильгельма, и расшитое прямоугольниками платье с очарованием старого картофельного мешка.
Даже Золушка отказалась бы носить его. Тем не менее, я едва ли могла выдвигать особые требования, намного важнее было то, что я быстрее и без помощи других могла влезть в эти вещи. Чтобы надеть действительно прекрасное платье со всей отделкой, мне понадобилась бы помощь искусной горничной из этой эпохи. Но, по крайней мере, все казалось чистым, даже при условии, что верхняя одежда была ужасно колючей.
– Где обувь? – спросила я, позволяя простыне упасть и проскальзывая в длинную рубаху. – Теперь вы можете повернуться.
– Обувь я забыл, – испуганно сказал Филипп.
– Ничего страшного, – произнес Гастон. – Сесиль может дать вам какую-нибудь.
Я разгладила мешковатую одежду, она была адски колючей, завязала вокруг талии прилагающуюся веревку, как пояс, и попыталась выглядеть спокойной.
– Но ведь я могу взять твои ботинки, – сказала я Гастону.
Они выглядели довольно стильными, как и его остальной внешний вид. Видимо, у него были деньги в прошлом. Для него посыльный приготовил прекрасные вещи: шелковые чулки, камзол и бриджи из бархата, кружевные рукава, плюс шикарную шляпу с пером – как принц из пьесы Шекспира. Филипп был одет значительно проще. Его рубашка была без кружев, а чулки были из хлопка, так же как камзол и штаны, хотя все было сделано очень качественно. У него было узкое, серьезное лицо. Он снял шляпу при моём появлении. Его белокурые волосы были заплетены в косу на затылке.
– Вы можете взять мои ботинки, мадемуазель! – предложил он мне. – Это моя вина, я не был подготовлен должным образом.
– Филипп – наш посланник, совершивший пока только два перехода, – вставил Гастон.
Казалось, что Филипп был слегка разочарован.
– Я очень сожалел о своем упущении.
– Размер Ваших туфель наверняка в два раза больше моего, – сказала я. – Туфли Гастона подошли бы мне лучше, но сначала я все-таки попробую без них. Кто такая Сесиль?
– Молодая девушка, с которой Вы сегодня разделите комнату. Сейчас мы идем туда.
– Я хотела бы к Себастиано, – воспротивилась я. – Причем немедленно.
Гастон покачал головой.
– Получится только завтра утром.
– Но...
– Просто поверь мне, – прервал он меня. – Если мы в это время суток вытащим его из кровати, это привлечет излишнее внимание. А мы должны избегать всяческой шумихи, ты знаешь об этом так же хорошо, как и я.
Я нехотя смирилась и пошла вслед за ними. Наш путь пролегал через темные переулки, мимо рядов многоэтажных домов.
– Где мы? – спросила я.
– На острове Ситe, – ответил Гастон.
Так как я все равно не ориентировалась, мне мало помогла эта информация. Кроме того, у меня были другие проблемы. Ходить здесь босиком было ошибкой. Булыжная мостовая была ухабистая, с острыми краями и усыпана непонятным мусором. Филипп шел с факелом впереди, Гастон следом за ним. Он заслонял свет своей широкой фигурой, вследствие чего я не могла толком видеть, куда ступала. Один раз я набрела на кучу дряблой овощной кожуры, два или три раза наступила в лужи, о содержимом которых лучше не знать. Затем я зацепила что-то мохнатое, мягкое, дернувшееся под ногой, когда я наступила на это. Я закричала, подпрыгнув примерно на метр в высоту.
– Я хочу идти впереди, – сказала я дрожащим голосом Гастону, когда тот нетерпеливо обернулся.
Когда мы поменялись местами, идти стало лучше. Филипп спереди освещал мне путь, держа факел чуть ниже. И, таким образом, я кое-как смогла обойти все собачьи какашки, дохлых (или полудохлых) животных, конский навоз и пищевые отходы. Недостатком всего этого было то, что, кроме мощеной дорожки и всяких препятствий, валявшихся повсюду, я практически ничего вокруг себя не видела.
Через некоторое время Филипп остановился и с помощью факела указал на дом.
– Мы на месте.
– Я откланиваюсь и желаю доброй ночи, – сказал Гастон. Он взял у Филиппа факел и просто ушел.
– Погоди! – испуганно крикнула я ему вслед. – Мы еще не обговорили, что делать дальше! Как я попаду к Себастиано? Что насчет нашего возвращения? – Внезапно я живо вспомнила свое первое путешествие в прошлое. Тогда меня бросили где-то у чужих людей, и мне пришлось целую вечность ждать, пока обо мне не позаботился кто-то из местной труппы хранителей времени.
Но Гастон уже исчез за ближайшим углом вместе с факелом. Филипп и я стояли в темноте. Мне были видны только его очертания.
– Все обговорено, – успокаивал он меня, в то время как я обдумывала, не побежать ли мне следом за Гастоном и не заставить его дать мне пару конкретных обещаний.
– А что обговаривалось-то? – разочарованно пыталась выяснить я. Возможность догнать Гастона была упущена. Я поневоле должна была остаться здесь и подчиниться установленному плану.
– Я заберу Вас в девять часов и приведу Вас к Гастону, чтобы он отвел Вас к Вашему Себастиано.
– А пораньше вы не можете прийти? – обеспокоенно спросила я. – У меня нервов не хватит, чтобы сидеть тут так долго.
Точнее говоря, я сказала: «Мне бы не хотелось пребывать здесь так долго.»
В этом было коварство межгалактического переводчика, хотя это было его ненастоящее название, настоящее я не знала, просто называла его так. Выражения, которых не было в прошлом, превращались во что-то совсем другое. Во время своего первого путешествия во времени, меня чуть с ума не свел этот феномен. Например, я много раз пыталась сказать iPod, но каждый раз это слово исправлялось на слово зеркало – я до сих пор не знаю почему. Себастиано говорил, что у него был iPod, который сзади немного походил на зеркало, может быть на этом и ориентировалось автоматическое изменение. Измененная версия других слов была более понятна. Фильм превращался в костюмированное преставление, автомобиль в экипаж, приятель в товарища и так далее.
Правда, преобразование слов имело место только в простой ситуации. Если нужно было поговорить о будущих событиях или будущем развитии, то включалась блокировка. Тогда приходилось стоять с открытым ртом, не произнося ни звука и производя довольно идиотское впечатление.
Все остальное переводилось самостоятельно и безупречно, даже если сам не замечал, что говоришь на иностранном языке. Жалко только, что этот милый трюк не срабатывал в настоящем. Я бы могла несколько раз прекрасно извлечь из этого выгоду.
Со стороны Филиппа послышался стук, это он стучал в дверь.
– Сесиль, ты меня слышишь? – сказал он приглушенным голосом. – Открой, пожалуйста! – Потом он повернулся ко мне и сказал: – Раньше девяти, к сожалению, не получиться. У меня еще есть и другие обязанности.
–Давай перейдем на «ты»,– предложила я. Это развивает дружественные отношения и располагает помогать друг другу. Надеюсь. – Зови меня просто Анна.
– С удовольствием, – сказал он. В темноте я не могла видеть его лицо, но его голос звучал приятно удивленным.
– Возможно, ты сможешь уладить свои дела и прийти немного раньше.
– Я посмотрю, что можно сделать.
Позади него стало светло. Ставни распахнулись, и в свете маленького мерцающего ночника появилось заспанное лицо, обрамленное светлыми растрепанными волосами. Кроме головы, ничего не было видно. Должно быть, это Сесиль. Не было похоже, что она прибывала в хорошем настроении.
– Сейчас середина ночи, – жаловалась она. – Ты же знаешь, что я поздно ложусь и что мне обязательно нужно выспаться. Нельзя ли было подождать до завтра?
– Мне очень жаль, что я беспокою тебя, но по-другому никак нельзя. У меня гость для тебя.
Филипп слишком уж часто извинялся, что произвело на меня хорошее впечатление, но не подняло настроение Сесиль. Даже тогда, когда Филипп немного отошел в сторону, чтобы она смогла лучше меня разглядеть.
– О, господи, – сказала она. Это могло означать все что угодно, начиная от «Кого это он снова притащил?» или « Исчезнет ли она, если я просто закрою ставни?» до « Это там на ней мешок или платье?».
Ставни закрылись. Значит, второй вариант.
– Попытаться стоило, – вежливо сказала я Филиппу, который не двигался с места. – Спрашивается, где мы теперь возьмем фонарь?
К моему удивлению, вскоре открылась дверь, и я смогла увидеть Сесиль во весь рост. Она была почти такая же высокая, как Филипп, но значительно крупнее сложена. На ней была ночная рубашка, больше оголяющая, чем прикрывающая тело. Филипп немного дольше, чем положено, рассматривал ее, прежде чем стыдливо отвернуться в сторону. Я, напротив, совсем не стеснялась, в конце концов, девушкам не запрещалось друг друга разглядывать. Кроме того, я должна была у нее ночевать, и, конечно же, я не могла смотреть куда-то мимо нее, к тому же это было практически невозможно.
Ее пышные формы так выпирали из короткой сорочки, что если бы Плэйбой на тот момент существовал, он бы сделал ей соответствующее предложение. Она не была толстой, просто у нее были феноменальные пропорции, и все это, конечно же, без единого грамма силикона. Так как я была на голову ниже ее, ее выступающие округлости неизбежно первым делом бросились мне в глаза (думаю, она носила 80 D). Ее лицо было таким же эффектным.
Я смогла толком разглядеть его, только когда она убрала со лба свою растрепанную гриву и подняла лампу, чтобы лучше рассмотреть меня. Она выглядела как девушка-викинг – крепкая деревенская красавица с лицом в форме сердца, серебристо-белыми локонами и голубыми глазами, вероятно, лет двадцати.
Она разглядывала меня, нахмурив лоб.
– Боже мой. Это создание босиком, что ли? И что это за платье?
– Ее зовут Анна, – сказал Филипп. – Она бедная сиротка из села.
– Просто проездом, – добавила я, чтобы у нее не возникло подозрение, что я собираюсь у нее дармоедствовать. – Завтра утром меня уже тут не будет.
Сесиль покачала головой.
– Ее платье ужасно. Но она не выглядит беспризорной, и хорошо откормлена. – Видимо, она разбиралась в существенном. – Эти сказки о бедных девочках-сиротках ты можешь рассказывать кому-нибудь другому, Филипп.
Я вспомнила, что Бартоломео – это был венецианский гонец в 1499 году – после того как я впервые попала в прошлое, также пытался одурачить мою тогдашнюю хозяйку комнаты, рассказывая ей похожие выдумки о моем происхождении. Видимо, выдуманные биографии для таких случаев были одинаковыми, прежде всего, одинаково глупыми.
В этом месте я посчитала нужным вмешаться.
– Вообще-то мои родители еще живы, – сказала я. Причем я тут же поняла, что это неправда, потому как они оба еще даже не родились. Когда я думала об этом, мне пришлось сглатывать слёзы. Мне нельзя было даже начинать вдумываться в это. – Но они очень, очень далеко. Поэтому у меня сейчас нет настоящего дома. Я абсолютно неприхотливая. Например, что касается завтрака или прочих вещей..., – устало завершила я.
– Так заходи же, бедняжка! – Она шире открыла дверь и отошла в сторону, чтобы пропустить меня.
– Я приду в девять, – сказал Филипп.
– Или возможно чуть раньше, – вставила я.
– У тебя не найдется ночника, который ты бы могла мне одолжить? – спросил он девушку.
Сесиль что-то пробормотала и исчезла за дверью, чтобы вскоре вернуться со вторым ночником, в виде маленького стеклянного фонаря, в котором горела масляная жидкость.
– Большое спасибо, – сказал Филипп. – Завтра я верну его тебе.
– Только не забудь. Он у меня последний.
– Не беспокойся, не забуду. Спокойной ночи, дамы. – Филипп вежливо поклонился и еще раз украдкой бросил взгляд на пышное декольте Сесиль, прежде чем обернуться, чтобы уйти.
У меня промелькнуло в голове, что они оба, вероятнее всего, еще застанут введение в эксплуатацию уличных фонарей. Я читала в Википедии, что Людовик Четырнадцатый в 1667 году распорядился ночью освещать улицы керосиновыми лампами. Но до тех пор, пока это не произошло, им придется обходиться собственными фонарями. Я им искренне сочувствовала. Если с детства нужно было всего лишь нажать выключатель, чтобы стало светло, то теперь начинаешь бояться ночной мглы.
– Следуй за мной, – сказала Сесиль. Она пошла впереди, а я споткнулась о порог, потому что свет от лампы не доставал до пола. – Осторожно, не споткнись о мои туфли, – сказала Сесиль, однако уже после того, как я грохнулась.
Я превозмогла себя.
– Ничего не случилось, – утверждала я, несмотря на то, что сильно ударила колено. Сесиль была тут ни при чем. За исключением того, что на деревянных полах кругом лежала куча вещей, по крайней мере, там, где я приземлилась.
Сесиль зажгла вторую свечу, поднеся ее к первой, и закрепила ее с помощью небольшого количества жидкого воска на столике так, чтобы я смогла разглядеть обстановку. Комната была низкой. Сесиль едва удавалось стоять прямо, да и я сама могла вытянутой рукой достать до брусьев на потолке.
Утопающая в подушках кровать занимала почти треть комнаты. У стены были нагромождены ящики, в углу стоял заваленный горшками, флаконами, шкатулками и косметикой столик. Перед ним стояла табуретка с мягкой обивкой. Дополняло обстановку большое зеркало, широкая настенная полка и складчатая ширма. На всех свободных поверхностях стен находились крючки, на которых висело громадное количество одежды. Прочее имущество Сесиль было также разбросано повсюду: туфли, сумочки, коробки для шляп, книги и стопки исписанной бумаги. Меня это тут же заинтересовало. Чтение и письмо, так же как и владение книгами, были не слишком распространены в прошлые века. Не было обязательного школьного обучения, а хороших учителей могли позволить себе только богатые люди. Я не ожидала увидеть в этой нищей обстановке книги и рукописи.
Сесиль пнула несколько скомканных листов, туфель и мышеловку (о Боже!) в сторону, взяла подушку и одеяло со своей кровати и положила их на пол.
– Здесь ты, малышка, можешь спать.
– Я только выгляжу маленькой. Это обманчиво. Мне уже скоро будет 19.
– Ах, неужели? – Сесиль собрала несколько разлетевшихся листков, села на кровать и посмотрела на меня. – Из какого ты города?
– Из Франкфурта. – К моему удивлению, я смогла это выговорить, видимо, у блокировки не было претензий к этой информации.
– Это немецкий город, не так ли?
Я нерешительно кивнула.
– Ох, бедняжка! Так ты прибыла из эпицентра войны!
Я посмотрела на нее слегка придурковатым взглядом, так как не имела никакого понятия, что она имела в виду. Немного поразмыслив, я догадалась, что она, должно быть, имела в виду тридцатилетнюю войну. Я смутно припоминала, что она разыгрывалась примерно в это время и оставила после себя ужасные разрушения, преимущественно в Германии.
– Да, к счастью, мне удалось вовремя спастись, – сказала я наобум.
Мой запоздавший ответ, кажется, вызвал у Сесиль недоверие. В ее следующем вопросе мне послышалась нотка сарказма.
– А как ты без обуви преодолела такой дальний путь, от Франкфурта до Парижа?
– Ну, сначала она у меня была, но потом, к сожалению, по дороге я ее потеряла.
– А кто так хорошо научил тебя нашему языку, Анна?
– Моя мама француженка, – заверила я ее. Чтобы ее как-то отвлечь, я спросила:
–А чем ты занимаешься?
Но это не помогло.
– Тебе нравится посещать театр? – спросила она, вместо того, чтоб ответить на мой вопрос.
– Конечно, – сказала я. И это не было ложью. Транслятор обычно переводил «кино» как «театр», а в кино я ходила постоянно. – Один-два раза в месяц определённо, – продолжила я. – Я это люблю!
– О, правда? Прекрасно! – глаза Сесили засияли. По-видимому, этим признанием я расположила ее к себе. – Я тоже его люблю! Точнее сказать, театр – это моя страсть и смысл всей моей жизни. Ведь я работаю в одном из театров.
И я задала вопрос, который она ожидала.
– Ты актриса?
– Да, – гордо ответила она. – К тому же еще и драматург. Я сочиняю собственные пьесы и ставлю их на сцене.
Это объясняло, почему здесь столько книг и бумаги.
– Это здорово! – восхищенно сказала я (точнее, я сказала «великолепно», что, вероятно, имело такое же значение).
– А какие пьесы сейчас смотрят в Германии? – спросила Сесиль. Ее усталость как ветром сдуло, она была в приподнятом настроении, как на вечеринке.
– В прошлом месяце я немного переборщила, тогда я посмотрела несколько пьес. Последней была «Петух в вине».
Собственно говоря, я слишком протяжно сказала последний звук, но переводчик – а может и запрет – помог мне произнести это на отличном французском.
Сесиль взглянула на меня с новым интересом.
