Текст книги "Волшебная гондола (ЛП)"
Автор книги: Ева Феллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Кларисса.
Вместе с Матильдой они изготавливали всё для здоровья и красоты. Весь год они были заняты не только продажей, но и производством. Они ездили на лодке на сушу собирать определенные растения и ходили по лавкам, чтобы приобрести экзотические пряности или редкие минералы. Растения для медикаментов и косметики были переработаны частично свежими и частично высушенными, они измельчались, варились, мялись или дистиллировались. Жиры вытапливались и очищались, эссенция для парфюма вытягивалась и смешивалась, пряности и минералы взвешивались маленькими порциями.
Кларисса с готовностью демонстрировала процесс приготовления и объясняла каждую мелочь.
– Мне кажется, что тебе очень нравится это делать. – сказала я.
– Именно так. Что тебя натолкнуло на эту мысль?
– Ты же происходишь из знатного рода. Очень необычно, что ты целый день вкалываешь и позволяешь собой командовать.
Ее щеки залились румянцем.
– От честной работы еще никто не умер.
–В отличие от Французской Революции, – я констатировала. Помедлив, я как раз поняла, что в ее истории было не так. Я решила не ходить вокруг да около. – Мне кажется это странным. Как ты могла находиться в телеге в Париже и вдруг очутиться в Венеции?
На ее лице читались муки совести. Я, должно быть, попала в точку.
– Ты вообще не была в Париже, как только это произошло, – сказала я прямо. —
А в Венеции, как я.
Она даже не предприняла попытки это отрицать.
– И, в конечном счете, ты даже не из Франции? – спросила я.
– Напротив, я оттуда, – ответила она обиженно. – А так же благородных кровей!
– Ты на самом деле видела, как король и Мария Антуанетта были казнены?
Смущенная, она избегала встречи глазами.
– В то время я как раз бежала из Парижа, – добавила она. – Якобинцы убивали людей рядами, так как обвиняли в том, что люди происходили из знати и жили в красивых домах.
– На фонаре. – Пробормотала я. Маленькая, ничего не значащая деталь, о которой я вспомнила из урока истории.
– Все правильно, так и было. Или их уже потом вешали. Я бежала со своими друзьями от кровопролития в Венецию. У одного из них были здесь родственники, которые нас тепло приняли, хотя в то время французов в Венеции не долюбливали.
Мы прихватили достаточно золота, чтобы сделать нашу жизнь красивой. Здесь мы были уверенны, что революция была далеко, ходили на бал-маскарады и не думали о завтрашнем дне! Ах, венецианский карнавал в то время – бесконечный праздник!
Я хотела бы ей рассказать, что они так или иначе не смогла бы получать удовольствие и дальше, так как вскоре после этого Наполеон напал на Венецию и подчинил ее Франции. Так сказано в путеводителе. Я не помнила точного года, я просто не могла запомнить никакие числа, неважно в математике или в истории. Но это был 1792, это я еще знала. А также то, что Наполеон отменил карнавал. Но мне мешала преграда, рассказать ей об этом.
– Я хочу быть откровенной с тобой, – проговорила тихо Кларисса и пристыжено опустила голову. – Когда это произошло, я праздновала карнавал в городе. Всю ночь.
– Ну, так что, – сказала я озадаченно. – Расскажи мне об этом!
Она была на маскараде, как и почти каждый вечер во время карнавала. Вместе с ее друзьями и несколькими музыкантами она поднялась на борт лодки, чтобы продолжить праздновать на воде.
– Мы катались на великолепно украшенной барке по Гранд-каналу. Праздничный, разноцветный фейерверк над базарной площадью освещал небо всего города. Везде играла музыка, мы смеялись и пели, и шутили, и наслаждались нашей жизнью. На мне была одежда от Креп де Чина, шелковая ткань с расплывчатым рисунком и крашеная вершинами Бурано. Это остров, который принадлежал Венеции и известен их неповторимым способом плетения кружева, – добавила она.
– Я знаю, я уже была там. Рассказывай дальше!
– Также я носила парик, что было модно в мое время, нагроможденного очень высоко и с самыми великолепными украшениями моего времени. Парикмахер даже приделал клетку, в которой сидела птичка.
– Настоящая? – спросила, я не веря.
– Определенно. Она непрерывно щебетала, это был большой модный успех! – она остановилась. – Ты кажешься такой странной, – сказала Кларисса. – Ты очень злишься, что я обманула тебя?
– Нет, это скорее из-за птички, – ответила я правдиво. – Я никогда не мучила животных ради шутки и так далее. Почему ты вообще сделала это? Я имею в виду, обманула меня?
Подавленно она посмотрела на меня.
– Так как не хотела, чтобы ты подумала обо мне плохо.
– Что именно? – спросила я удивленно.
–Что я испорченная. Жаждущая развлечений и легкомысленная. То, что я убегаю и погружаюсь в карнавал, когда тем временем дома в Тюильри разграбляли, а моих родственников ведут на эшафот за их королевское происхождение.
– Что же ты могла сделать? Остаться и из сильной симпатии вместе с ними позволить отрубить себе голову?
– Это снова эгоистично, – призналась она. – Все равно это было эгоистично и неблагодарно с моей стороны.
– А расскажи мне еще, как ты попала в красную гондолу, – попросила я ее.
– Это было глупая ошибка. Я упала с барки в канал. Парик мгновенно пропитался водой настолько, что я могла утонуть. Так как он был приколот к моим волосам, я не могла отцепить его самостоятельно.
–Птичка утонула? – Спросила я.
– Нет, она смогла улететь, так как кто-то схватил меня за голову, точнее за парик, и вытащил меня из воды.
– Дай-ка угадаю. Этот кто-то – Себастиано.
– Нет, это был кое-кто другой. Он сидел в красной гондоле, а одноглазый, пожилой мужчина управлял веслом.
– Я не понимаю, – сказала я. – Он также был в моей гондоле!
Все, что произошло дальше, было похоже на то, что произошло и со мной.
Мужчина, который вытащил ее в красную гондолу, выглядел нервным и приказал старику сразу же грести к берегу, чтобы Кларисса смогла выйти из лодки.
– Гондола причалила, но перед тем, как я смогла ступить на землю, разразилась гроза, – рассказывала Кларисса. – Сначала я подумала, что передо мной взорвался один из фейерверков, повсюду были серебреные молнии и ослепляющие блеск. Затем был сильный щелчок, и стало темно, – разочарованно она закончила свой рассказ. – Когда я снова пришла в себя, была ночь. Я была голой, не было моего красивого платья и всего остального тоже.
Остальное я уже знала. С тех пор она торчит здесь, потому что возвращение назад невозможно.
Матильда ворвалась в сарай и объяснила, что время обедать. Предположительно, мы ленивые существа могли уже перейти к тому, чтобы, наконец, начать приготовление пищи.
Последующие две недели прошли быстрее, чем я поначалу боялась. Практически не было времени отдаваться мучительным мыслям, так как Матильда беспрерывно гоняла меня и Клариссу.
Мы просыпались с петухами, хотя я бы определенно поспала бы дольше. Матильда была неутомимой работницей. Со временем едва ли можно было, отваживаясь, проявлять недовольство против ее барского вида, так как чем больше возмущаешься, тем яростнее и упорнее ругается она.
В сарае, который, собственно, был чем-то вроде цеха и офиса, в нем всем рукам находили применение. Кларисса объяснила мне самые важные производственные процессы, и я выполняла под ее надзором все возможную черную работу, от сортировки и перевязки свежих трав, измельчения пряностей до чистки и наполнения тиглей. Вместе с тем я училась у нее, как закрывать стеклянные и глиняные контейнеры плотной клеенкой, как варить мыло из сухих цветов, масла и других продуктов, а также как из меда, шалфея и тимьяна готовить сироп от кашля.
Мы стояли в томительной жаре в сарае, где часами работали и все еще не могли закончить. Уже через несколько дней я спрашивала саму себя, как Кларисса справлялась с работой до моего появления.
Но ни в коем случае это не так, как будто Матильда сидела без дела. Если она не задержалась на кухне, чтобы набить себе желудок, она почти весь день стояла в магазине. Иногда Кларисса должна была перенимать торговлю, тогда Матильда надевала чепец для улицы и отправлялась в дорогу к различным торговцам, где она заказывала такие вещи, как: масло, говяжье сало, уксус или минералы. Она не могла хранить большое количество запасов из-за недостатка места. В остальном, можно было производить товары только в зависимости от ограниченности запасов, так как многое слишком быстро портились. Кроме того, все мази и крема из-за летней жары вскоре становились прогорклыми.
Кларисса также давала мне указания по работе, которая была завершена в доме. Что касается мышей, мелькавших в углах, я еле смогла привыкнуть к ним, но со временем я начала справляться с этим понемногу, уже не всегда я громко визжала, когда в то время как я подметала, проскакивало что-то пушистое.
Вещи забирали для стирки и глажки. Вдова по соседству решала этот надоедливый вопрос, настоящая роскошь, как объяснила мне Кларисса. В течение первых пары лет после ее прибытия это входило в ее обязанности, но затем Матильда поняла, что она может увеличить ее прибыль, если она введет Клариссу в курс дела, вместо того чтобы гонять ее с утра до вечера со стиркой и глажкой на мойку.
Матильда надеялась, что из меня могла бы получиться мастерица в приготовлении пищи, но совсем скоро ей пришлось увидеть, что я у плиты – это самая большая ошибка всех времен. Два раза я пыталась сварить пшенную кашу. В первый раз результат был похож на хрустящую кучу цемента, во второй раз – я держала ее на огне дольше – хрустящую кучу угля. С тех пор я увиливала от готовки, как только могла.
Дошло до такого, что я просто не могла подружиться со многими ингредиентами, или с мертвыми курами, которых надо было сначала ощипать и выпотрошить. Или с рыбой, у которой были еще глаза, плавники и чешуя.
Иногда я думала, что Матильда охотно выставит меня за дверь, потому что я была так безнадежно глуповата при выполнении обязанностей на кухне, и хотя она едва могла сдерживать свой гнев относительно моего слаборазвитого поварского таланта, она ограничивалась лишь обычным ругательством и была довольна, что я могу приносить пользу другим видом труда. Возможно, она утешала себя мыслью о деньгах, которые Барт должен быль отдать ей за мое содержание.
Даже, если я не готовила сама, еда все же оставалась естественной потребностью, и если бы не голод, я охотно отказалась бы от нее. Утром в основном была пшенная каша, время от времени также что-то вроде блинчиков, которые практически не имели вкуса. В полдень часто подавали макароны, по консистенции очень похожие на утреннюю кашу. В виде овощей часто подавали линзы или бобы, которые были приготовлены с рыбой, шпиком или колбасой в густом супе. Кажется, самым важным было оставаться сытым. Вкус был второстепенной важностью.
Во время моих случайных прогулок я всегда позволяла себе особенное лакомство в виде яблока или свежего хлеба, это были трапезы, которым я еще могла доверять.
Везде в городе были летучие торговцы, которые продавали еду в ларьках или из лодок.
Только от мысли, что шоколад изобретут только через четыреста лет, я могла бы разреветься из-за сочувствия к бедным людям пятнадцатого столетия.
Правда, это было ничто в сравнении с нищетой, которая царила в сфере здоровья.
Почти каждый день приходили больные или их родственники в магазин трав, и то, что я усвоила в течение короткого времени из страдальческих историй, глубоко шокировало меня. Люди практически находились одной ногой в могиле. Заражение крови, сухой кашель, ужасный понос или только сильная боль в животе – иногда это длилось только несколько дней, пока кто-нибудь из семьи больного снова не приходил и сквозь слезы не сообщал, что все молитвы и вся медицина не помогают.
Едва ли кто-то из этих людей умер бы в 21 столетии, но здесь не было ни пенициллина, ни операций на слепую кишку.
Мое беспокойство росло, когда я узнавала, что чаще всего женщины умирают во время или после родов. Дважды, в течение только одной недели, сомневающиеся родственники стояли перед Матильдой и изливали ей свое горе. Матильда, к моему удивлению, в таких случаях вела себя совсем иначе, чем, когда от раздражения выгоняла кого-нибудь из магазина, она была полна сочувствия. Однажды она даже обняла одну плачущую женщину, которая во время чумы потеряла двух сыновей, и дочь которой умерла в детской кроватке.
Кларисса рассказала мне о чуме.
– Эпидемия всегда поражает город, В некоторые года очень сильно, так, что повсюду блуждает страх. Больные сами собираются и отправляются на остров проклятых, где большинство из них умирает.
В ужасе я вспомнила о массовых захоронениях на острове чумы, о которых мне рассказывал мой папа. Слава Богу, я скоро буду снова дома!
Из-за всех этих бесчисленных примитивных явных стеснений, дни до следующего новолуния проходили в однообразной монотонности, работа с утра до ночи и снова работа, прерываемая только различными обязанностями, например, ежедневные походы к колодцу и покупки на большом рынке в Риалто.
Два раза я тайно пробиралась к магазину масок за базиликой, но дверь была закрыта, и на мой стук никто не открывал.
Мы с Клариссой несколько дней подряд мыли волосы, затем намыливали мокрое тело и вытирались льняным полотенцем, затем садились на солнце. Один раз я даже уснула, и мне снилось, что я лежу на каком-то пляже.
Затем мало-помалу стало холодать, и процедура мытья явно стала короче и неприятнее.
Но все равно я пыталась сделать все, чтобы оставаться чистой, так как было уже достаточно ужасно то, что я бегала день за днем в одной и той же одежде и распространяла вскоре вокруг спертый запах. То, что мои сожители при этом пахли не лучше, не было утешением, Матильда особенно источала резкий запах. Однако она мало отличалась от людей, которых я встречала время от времени. Никакого геля для душа, никаких стиральных машин, никакого дезодоранта. Ну и конечно, никакой воды для смывания в туалете. Прошлое воняло, в прямом смысле этого слова.
Поначалу я постоянно задерживала дыхание, но спустя несколько дней я научилась героически это переносить и в течение второй недели практически перестала обращать на это внимание.
Кларисса дала мне взаймы одни из своих трусиков, чтобы мои можно было постирать, хотя от этого я не чувствовала себя по-настоящему свежо. Несколько раз я собиралась купить себе на смену одежду, но потом я сказала сама себе, что через пару дней она мне просто не понадобится. Я планировала при моем отъезде оставить деньги Клариссе, так как взять с собой я их не могла.
Она же, напротив, могла бы исполнить какое-нибудь желание. Матильда довольно сильно ограничивала ее в том, что касалось карманных денег, собственно говоря, она не получала ничего, только раз в год новую одежду или обувь, разумеется только в том случае, если старые были уже полностью изношены. Здесь, по сравнению с ее прошлой жизнью, когда она могла одеваться в бархат, шелка, она служила как Золушка. Но всегда, если я спрашивала ее об этом, она становилась неразговорчивой. Я считала, что ей не хотелось вспоминать о том прекрасном, роскошном времени, так как жизнь здесь казалась ей безнадежной.
Чтобы установить, какую ценность имели монеты, которые дал мне Себастиано, я подсматривала за Матильдой и делала так, как будто я была сконцентрирована на том, чтобы хорошо все вымести, в то же время я наблюдала, какие монеты путешествовали по прилавку магазина. При следующем удобном случае я спросила
Клариссу о различных монетах и узнала, что за один сольдо можно купить лиру или марселло. Самым ценным был дукат, потому что он был из золота. Таким образом, я пришла к выводу, что Себастиано оставил мне небольшое богатство, золотые и серебряные монеты, которых было достаточно, чтобы полностью купить магазин трав. Кларисса смогла бы наполнить целый сундук новыми платьями и обувью.
Все до последней маленькой серебряной монеты я спрятала под матрацам нашей кровати. Позже, в день новолуния, это все перейдет к их владельцу.
Иногда за час до сна, я садилась к Якопо за кухонный стол и наблюдала за его резьбой по дереву. Его руки были практически такими же корявыми и потрескавшимися, как дерево, которое он обрабатывал при свете керосиновой лампы, но то, что потом выходило из его рук, было, независимо от времени, прекрасно. Он вырезал фигурки святых, которые он в конце полировал и натирал так воском, что они сверкали, как старое золото. Когда они были готовы, он ставил их на стол и рассказывал, что они собой представляют. Среди них был святой
Себастьян, набитый до отказа стрелами, святой Кристофорус с маленьким Иисусом на плечах, и, конечно ж, ангел-хранитель Венеции, а еще святой Маркус, который ездил верхом на льве.
Все несколько дней Якопо надевал лоток разносчика, клал в него все свои фигурки и ковылял с костылем на рыночную площадь, чтобы там продать свое вырезанное искусство. За короткое время большую часть его товара раскупали, так как люди этого времени были ужасно набожны. Для многих почитание святых было важнейшей частью повседневной жизни.
Также для Клариссы, Матильды и Якопо религия играла важную роль. Они всегда молились перед едой и ходили каждое воскресение в церковь. Чтобы не вызывать раздражения, я тоже сходила с ними. Едва ли я могла оправдаться тем, что я была протестанткой, так как я вообще точно не знала, родился ли уже Лютер.
Маленькая кирпичная церковь была набита битком, люди стояли так плотно, что невозможно было пошевелиться. И хотя большинство людей одели свои лучшие и самые чистые вещи, спертый запах собравшихся людей практически довел меня до обморочного состояния. Священник проводил собрание в виде речитатива.
Латинскую литургию я восприняла, как что-то необычное и запугивающее, но я надеялась, что благодаря моему присутствию поддерживается интернациональное христианство, пока оно вообще воспринималось. Таким образом, мне нужно посетить обе воскресные мессы до появления новолуния.
И тогда, наконец, все это было позади. И две недели прошли.
Глава 8
В ночь перед важным днём я почти не сомкнула глаз, так как была взволнованна.
Кларисса так же спала плохо. Её разочаровывал тот факт, что я уезжала, в то время как она сама не намеревалась вернуться на родину. Её настроение не улучшилось даже тогда, когда я на следующее утро дала ей денег. Наоборот, когда она узнала, что я получила их от Себастьяна, она была вне себя от ярости, так как он не дал ей ни гроша.
И хотя её гнев ослабевал, настроение оставалось подавленным.
–Мне тебя будет ужасно не хватать, – сказала она.
– Мне тебя тоже, – заверила я. И это было чистой правдой.
Хотя я уверенна, что не буду скучать ни по кому больше, ни по дому, ни по
Матильде и ни по всему примитивному времяпрепровождению. Но только не по
Клариссе, Она была настоящей подругой. Мы делили всё поровну, не только работу, рубашки, ночной горшок и кровать, но так же судьбу, которая связала нас крепко накрепко в прошлом. Она сплотила нас. И при этом у нас не было возможности сказать друг другу на прощание " До встречи", или "я не из этого мира".
Я была из того мира, в который меня в скором времени красная гондола вернет обратно. Если смотреть по местности, я была всего в двух шагах от него. Но более чем 500 лет в будущее – это было не прямо за углом.
– Мне очень жаль, что тебе все еще придется здесь все это терпеть! – уверяла я
Клариссу. – Но когда-нибудь и у тебя все получится! Ты сможешь вернуться домой, и все будет хорошо.
Больше всего я хотела бы предостеречь ее от Наполеона, который определенно не сюсюкался бы с такими революционными беглецами, как Кларисса, но запрет помешал этому. Вместо этого мне в голову пришла другая идея.
– Знаешь, я думаю, ничего не случится, если ты в этот промежуток времени обратишь немного больше внимания на Бартоломео. Он симпатичный парень и сможет о тебе позаботиться. Почему бы вам не начать встречаться?
– Посмотрим, – сказала она неопределенно.
От этого лихорадочного ожидания я не смогла затолкать в себя ни одного кусочка пшенной каши. Матильда подозрительно окинула меня взглядом.
–Ты какая-то вся красная. У тебя случайно нет температуры?
–Нет, все хорошо. Я просто вчера слишком долго была на солнце.
Я не выдала ей ничего о моем предстоящем побеге. Кларисса советовала мне просто тихонечко исчезнуть.
– Так будет лучше. Иначе Матильда начнет страшно волноваться. Она ведь к тебе расположена, ты знаешь.
–Ты имеешь в виду, как к бесплатной рабочей силе?
– Нет, скорее как к человеку.
С этим я едва ли могла согласиться, но Кларисса знала Матильду дольше меня, поэтому я не возражала.
Во время до третьего колокольного звона я притворялась, как будто я помогала
Клариссе в мастерской, между прочим, я знала, что этот звон будет после первого где-то часа через три, приблизительно в девять утра. Как только прозвонил долгожданный колокол, я быстренько обняла Клариссу.
– Прощай, – сказала я растрогавшись. – Желаю тебе самого лучшего в этом мире и скорейшего возвращения в твое время!
Затем я рванула прочь через кухню и через торговую лавку мимо Матильды на улицу. Я старалась не оглядываться по сторонам, иначе я, наверное, расплакалась бы, прежде всего, когда я увидела бы Якопо за кухонным столом, где он трудился над новой фигуркой святых.
Снаружи, в паре шагах от входной двери, стоял Себастиано.
Он посмотрел позади меня и покачал с сожалением головой.
– Тебе нельзя с нами, ты в курсе.
Я повернулась и к моему удивлению увидела Клариссу. Она упрямо взглянула на нас.
– Я имею полное право еще раз попробовать! Разве я не сполна искупила свою вину?
– Если бы это было так, то ты бы узнала. Иди теперь обратно в дом! Жди, когда придет твой час! – Он повернулся ко мне. – Иди вперед. Я следом за тобой.
Я нерешительно зашагала. Через плечо я увидела, что Кларисса попыталась за мной бежать, но Себастиано преградил ей дорогу и крепко ее держал.
– Мне очень жаль, – сказал он.
– Я тебя ненавижу! – яростно кричала она.
– Иди обратно домой, – сказал он, подталкивая ее в направлении травяной лавки.
Она вырвалась.
– Я ненавижу тебя! – повторила она, прежде чем резко отвернулась.
Себастиано подождал, пока она скрылась в доме, и нагнал меня.
– Ты готова? – спросил он.
Я кивнула, не проронив ни слова.
Он шагал быстро вперед, и мне было сложно держаться наравне.
– Почему ей нельзя с нами? – спросила я. – Она тоже могла бы попробовать.
Почему тебе было не взять ее с нами в лодку?
– Об этом я не могу говорить.
Как всегда, меня злила эти недосказанность, но что я должна была сделать? В то время как я бежала рядом, я решила прояснить немного другой вопрос.
– Ты знаешь, по поводу денег, что ты мне дал – это огромная сумма, по крайней мере, как это я до сего момента обнаружила. Нам нужно договориться об обменном курсе, чтобы я знала, сколько я должна вернуть, когда я буду дома. Что скажешь?
– Ты что, все потратила?
– Ну, да...
– Ты отдала их Клариссе!
Я продолжала при его рассерженном взгляде.
– Я нахожу это справедливым, – защищалась я. – Она здесь уже несколько лет и вкалывает как ненормальная и у нее нет ничего приличного надеть! Такого она не заслуживает! Она никому ничего не сделала!
– Вероятно, она тебе снова не всю правду рассказала.
– Напротив, рассказала – отрезала я. – Она мне сказала, что она сбежала из
Парижа, а не что ее должны были казнить на эшафоте.
Себастиано покачал головой.
– Просто забудь.
– Почему это я должна забыть? Почему нельзя ее тяжёлую жизнь немного облегчить?
– Может, потому, что она сама на себя это все навлекла.
– Только от того, что она случайно упала в воду? Послушайте-ка на милость! – Я остановилась. – Или ты что-то другое имел в виду?
– Об этом мне нельзя говорить.
Ах, да, ну как же. Дурацкий запрет. Но сейчас мне могло быть все равно, так как я прямо сейчас готовилась к путешествию длинной в пятьсот лет.
Мы добрались до Гранд-канала. Напротив, на другом берегу, находился роскошный
Венецианский дворец – Ка' д’Оро, в любом случае, так он бы назывался в будущем и был бы музеем. Чтобы его увидеть здесь, в исторической среде, в том же самом месте, что и в будущем, только на несколько сотен лет моложе, было многообещающей связью с моим собственным временем, правильным временем.
Время с Häagen-Dazs* и фейсбуком. Чао, пшенная каша и уборная.
(*Häagen-Dazs – марка мороженого, созданная Рубеном и Розой Маттус в Бронксе, Нью Йорк. Прим.Перев.)
Полная надежды я смотрела на канал. На поверхности воды поблёскивало золотое солнце. Всё было спокойно. Тишина была ощутимой, так как следующая моторная лодка находилась на расстоянии вечности. Лишь пёстрые гондолы простирали путь.
Они не были чёрными, так как анти-роскошный закон еще не был издан.
Затем я увидела красную гондолу. Она прибывала из бокового канала и быстро приближалась. Одноглазый мужчина стоял на заднем покрытии и энергично греб веслом. Он прищурил глаз, когда увидел меня. Бесчисленное количество морщин мяло его лицо, когда он осклабился при виде меня. " Мне кажется", сказал он каркающим голосом, "здесь едва ли можно ожидать кого-то".
У меня снова возникло чувство, что я его откуда-то знаю, но тут Себастиано начал поторапливать меня, чтоб я залезала в лодку.
– У нас не так много времени!
Я торопилась взобраться на борт. Себастьян выпрыгнул с элегантным предложением позади меня и вновь удивил своей манёвренностью. И хотя я почти не могла дышать от сильного напряжения, я увидела, какими голубыми были его глаза. Когда он потянул меня к скамье и усадил рядом с собой, я смогла установить, что от него приятно пахло. От него не пахло дезодорантом, шампунем или чем-то в этом роде, а просто чем-то... настоящим.
Я ждала, что мы останемся, но этого не произошло. Старик взмахнул веслом и опустил голову. Он что-то пробормотал, но я ничего не смогла разобрать.
– Сейчас, – сказал Себастиано.
Потом я увидела серебряные мерцания около края лодки, как занавес ослепляющего света, который начал подниматься сверху вниз и становилось больше, пока не охватил все поле зрения. Я задержала дыхание и ожидала щелчок.
В голову приходили всякие бессвязные мысли, например, буду ли я в будущем снова голой. Получу ли я по прибытии назад свою сумку, желательно с iPod. Смогу ли я все это вспомнить. Над всем этим я ломала голову, и в долю секунды, прежде чем блеск стер бы все мои воспоминания, я бы охотно сказала бы Себастиано, что я рада была с ним познакомиться. Несмотря ни на что.
Но для этого больше не осталось времени. Ослепляющий свет лопнул с оглушающим щелчком. После этого все утонуло в иссиня-черной темноте.
