Текст книги "Приквел (ЛП)"

Автор книги: Ева Чарльз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

ПРИКВЕЛ
ИМПЕРИЯ ГРЕХА

Ева Чарльз

Серия «Империя Греха» #1

Перевод: Квазар

Редактор: Samesta

Вычитка: Ms. Lucifer

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему
– Лев Толстой, «Анна Каренина»

ПРИМЕЧАНИЕ ОТ ЕВЫ

Дорогие читатели,

Если вы читали серию «Пришествие Дьявола», то вы знаете, что я не уклоняюсь от мрачных тем, безжалостных персонажей и нецензурных выражений, из-за которых у вас может пойти кровь из глаз. Трилогия «Империя Греха» не станет исключением. Это не безопасная серия.

А теперь, раз я вас уже предупредила…

Подноготная Порту, опасные мужчины и невероятные секреты ждут вас!

Если вы не читали Приквел-Новеллу к «Империи Греха», просто переверните страницу.

Целую,

Ева

1
Антонио

Тихий шёпот прорезает толпу, когда я подхожу к гробу.

Мануэль д’Суза был внушительным игроком в нашем мире, пока рак не опустошил громадного гиганта, оставив от него лишь пустую оболочку в румянах гробовщика, которому, будучи опытному, не удалось скрыть ввалившуюся грудь и изнурённые черты лица Мануэля.

Когда я всматриваюсь в обшитый атласом гроб, шум в комнате стихает, и в ушах эхом отдаётся только его предсмертный наказ:

– Когда меня не станет, Квинта Роза до Вэйл будет твоей. Взамен ты женишься на моей дочери. Будешь защищать её от моих и своих врагов – ценой своей жизни, если потребуется.

Я бегло осматриваю безжизненное тело д’Сузы, останавливаясь на лице, словно ожидая, что он придёт в чувство, вылезет из недр ада и вцепится мне в горло, пока выпученные глаза не вылезут из глазниц.

Но Мануэль представляет собой лишь жуткое безмолвие.

«Ты правда хотел этого, старик? Оставить мне драгоценные виноградники и невинную дочь? Мне? Человеку, настолько порочному, что убил бы отца собственными руками, проклиная себя за то, что не сделал это раньше.

Такую жизнь ты желал прекрасному ребёнку?

Теперь поздно метаться, дурак. Слишком поздно для нее. Слишком поздно для меня».

Наша судьба скреплена кровью.

Пока смерть не разлучит нас.

«Может, дурак я».

2
Антонио

Я отступаю от гроба – прямиком в очередь, спокойно оглядывая залитые слезами лица. Обычно я не встаю в очередь ради кого-то, но местным полезно увидеть, кто отдает дань уважения.

Семью д’Суза в долине любили всегда, особенно почившую жену Мануэля, Марию Розу, которая кормила голодавших и защищала слабых. По ужасной прихоти судьбы её убил на улице кто-то вроде тех, кого она брала под крыло. Сукин сын перерезал ей горло при свете дня.

Произошло это шесть лет назад – всего за несколько часов до последнего издыхания отца. Хоть эти события были не связаны, люди шептались, что господь забрал ангела, но избавил нас от дьявола.

Я не верю в подобную чушь, но даже мне придётся признать, что пути вселенной неисповедимы.

«Может, вселенская магия приведёт эту чёртову очередь в движение».

Я окидываю взглядом длинную стену без окон, где стоит Кристиано – один из моих самых надежных солдат, который проницательным взглядом прочёсывает каждый сантиметр толпы на наличие проблем. Если что-то не так, он это обнаружит.

Очередь по мере продвижения вперёд начинает редеть. Вскоре мне удастся увидеть будущую невесту.

Моя невеста. От одной мысли жжет в желудке. Последнее, что мне нужно во время укрепления власти, это жена.

Ничего личного. Я не виделся с ней несколько лет и ещё дольше не говорил.

В последнюю нашу встречу ей было около десяти или одиннадцати. Тогда она была верхом на слишком большой и энергичной для юной девочки лошади. И ей без проблем удавалось контролировать могучее животное. Помню, как был впечатлён её навыками. Когда я похвалил её, она застенчиво улыбнулась мне из седла с озорством в живых глазах.

Сегодня она не улыбается, и в её взгляде лишь пелена скорби.

Даниэла д’Суза одета в чёрное с головы до пят, а на лице ни грамма косметики, как и полагается каждой послушной дочери, скорбящей по любимому отцу. Но она не просто каждая дочь. Она – принцесса д’Суза, a princesa¹, – самая близкая к королевской знати в этих местах.

Продвигаясь ближе, я вижу, как она юна… и уязвима; на лице остекленевшее выражение подростка, который прошёл ад и выжил. Конечно, последние недели жизни её отца взяли своё, и теперь Даниэла столкнулась с непростой задачей в свои восемнадцать, – нести на плечах знаменитое семейное наследие. По крайней мере, она так думает.

Не было такого, чтобы Мануэль сторонился тяжёлых разговоров, но под конец ему не хватило смелости сказать единственному ребёнку, что он оставил её сыну o diabo². Это Мануэль оставил на меня.

Я отталкиваю мысли о соглашении и отвлекаю себя тем, что изучаю Даниэлу. Это не занимает много усилий.

Тёмные волосы заколоты на макушке, обнажая изящную и элегантную шею. Она прекрасна даже в скорби со всей изысканностью, которую можно ожидать от принцессы, готовящейся стать королевой.

Я продолжаю наблюдать, пока она с достоинством принимает каждое соболезнование. Всем оказывали равное почтение – как сборщикам винограда, так и владельцам ценных виноделен и портов. Она похожа на свою мать.

Однажды Даниэла станет полезным подспорьем для меня, её доброе сердце – идеальное дополнение к моей чёрной душе. Её мягкое средоточие уравновесит мои шероховатости. Однажды. Но не сегодня.

Пока Даниэла ожидает продвижение очереди, она окидывает взглядом главный вход. Кровь отливает от её лица, и она содрогается, обменявшись мрачным взглядом с женщиной, стоящей неподалёку от неё.

Она выглядит старше, но так же бледна, как и Даниэла.

Не поворачивая головы, я смотрю на вход, ожидая увидеть демона во плоти.

И вижу двух.

Мой дядя, Абель, и его старший сын, Томас, вырисовываются в арочном дверном проеме, отбрасывая зловещую тень на помещение. В отличии от Даниэлы я не удивлен их присутствию. Они здесь для шоу – увидеть и быть увиденными – по той же самой причине, что и я. Но мне это не нравится.

Абель был младшим братом моего отца и женат на младшей сестре моей матери, Вере. Отец всегда имел преимущество, но братья по большому счету соревновались между собой как друзья, зачастую плетя интриги против других портовых домов.

Кузен, Томас, и я, напротив, были яростными противниками, и нам с трудом удавалось проявлять друг к другу учтивость. Так было с самого детства. Но, как и у отца, у меня тоже всегда было преимущество.

Однажды Томас возьмёт на себя весь портовый бизнес моего дяди, легальную и нелегальную отрасль, и наша конкуренция возрастёт ещё сильнее. Но с винодельнями семьи д’Суза моя сила в долине станет недосягаемой. И пока я жив, кузен навсегда останется в запасных.

Ловлю взгляд Кристиано через все помещение. Тот кивает – он тоже видел реакцию Даниэлы.

Она боится их.

И хочу знать почему.

3
Антонио

Когда я, наконец, достигаю первых рядов, Даниэла уже не бледна, но она с трудом втягивает глоток воздуха, когда видит меня, и выпрямляется, откидывая плечи назад. Её зрачки расширены. Если бы я держал пальцы на её горле, то ощутил бы, как бешено бьётся её сердце. Это инстинкт выживания на уровне подсознания, и я сомневаюсь, что она понимает, что перешла в боевой режим.

– Bom dia³, – произносит она так мягко, что её приветствие едва различимо в шуме комнаты.

– Антонио Хантсмэн, – говорю я, принимая её протянутую руку. Это было всего лишь формальностью. Все здесь знают, кто я такой, включая её. – Прошло много времени. Ты помнишь меня?

– Конечно. ― Складки на её лбу разглаживаются. – Наши матери были подругами.

Лучшими подругами, включая тётю Веру. И только мать из всех троих осталась жива, что было чистейшей удачей.

– Твой отец был хорошим человеком, – искренне произношу я. – Ты наверняка была слишком юна, чтобы знать детали, но пока я учился, твои родители помогли матери. Я никогда не забуду их доброты. Знаю, что для них тогда было непростое время.

Вспышка чего-то – возможно, мучения – искажает тонкие черты её лица. Это происходит в мгновение ока, и несколько секунд я внимательно приглядываюсь к Даниэле, чтобы увидеть, что ещё она скрывает за этой непоколебимой маской. Но она более ничего не показывает.

– Мать сейчас живет в Лондоне, – продолжаю я. – Иначе была бы здесь. Она передаёт свои соболезнования.

– Благодарю, – говорит Даниэла чуть громче шёпота. – Как она?

– Счастлива. Очень счастлива.

Лицо Даниэлы смягчается.

– Я не видела её с тех пор, как… – она несколько раз моргает, прежде чем продолжить. – Такое ощущение, что с тех пор прошла целая жизнь.

В её голосе звучит смиренная тоска, которая кажется неуместной для кого-то столь юного.

– Я обожала твою мать, – продолжает Даниэла. – Она всегда приносила мне карамель в золотой фольге, когда навещала. И привозила красивые ленты из путешествий. Я…

Даниэла замолкает на полуслове, словно забылась на мгновение, становясь отрешённой и такой хрупкой, что, если закончит мысль, то может разбиться вдребезги. Разговор о матери, должно быть, вернул её к воспоминаниям о собственной.

Сердце уже давно ожесточилось, и потребуется нечто большее, чем растерянная женщина, чтобы вызвать во мне подобие сочувствия. Но я даю ей мгновение собраться. Это в моих силах.

Даниэла облизывает полные губы, борясь за самообладание, что пленяет меня. Отражение боли во взгляде, отчего радужки глаз темнеют.

Глаза с крошечными золотистыми крапинками, что ловят свет из-за ее спины, светлее, чем волосы. Очень выразительные глаза – мой любимый тип. С ними ничего не скрыть. Пока воображение не зашло слишком далеко, я вспоминаю, что её отец, мой наставник, лежит позади в деревянном гробу.

– Пожалуйста, передай матери моё почтение, – тихо добавляет она.

– Обязательно.

Даниэла переключается на человека позади меня, и у меня создаётся впечатление, что от меня отмахнулись. Но я не двигаюсь. Всё будет кончено, когда это решу я. Ни секундой ранее. Хотя даже мило – ей кажется, что она с такой лёгкостью сможет от меня избавиться.

Принцессу ждёт глубокое разочарование.

– Спасибо, что навестил отца перед его смертью, – говорит она, когда становится очевидно, что я не собираюсь двигаться. – Жаль, что мы разминулись.

Тон по-прежнему пропитан исключительной вежливостью, но теперь звучит холоднее. Может, Даниэла рада, что я навестил её отца перед смертью, но то, что я всё ещё стою здесь, радости ей точно не приносит.

– Твой визит принёс ему душевный покой.

«Ты не знаешь и половины».

Я киваю и выхожу из очереди, оставляя её для приветствия остальных, потому что теперь я закончил.

4
Антонио

Все взгляды прикованы ко мне, пока я пробираюсь к чёрному ходу, где ждёт Кристиано. Уверен, люди гадают, останусь ли я для разговора с дядей. Насколько могу судить, нет причин оставаться и здороваться с ним. Уважение выказывают, когда для этого приходит срок. Ублюдок ни черта от меня не получит.

На пути к выходу я миную несколько своих людей, рассредоточившихся по траурному залу. Я на стороже, пока пересекаю зал, но ни с кем не устанавливаю зрительный контакт.

– Давай выбираться отсюда, – бормочу я себе под нос, когда размашистым шагом прохожу мимо Кристиано.

Толпа у выхода расходится в разные стороны, давая мне возможность уйти.

Оказавшись на улице, я делаю глоток свежего воздуха, прежде чем забраться на заднее сиденье бронированного внедорожника.

Когда машина отъезжает, я смотрю через тонированное окно на очередь у дверей и морга. Так же было, когда умер отец. С единственной разницей – ни у кого не было и намёка на слёзы из-за смерти Хьюго Хантсмэна. Они приходили лишь удостовериться, что o diabo⁴ был действительно мёртв.

Не прошло и недели после похорон Хьюго, как Мануэль д’Суза впервые вызвал меня и озвучил ультиматум. Даже сейчас я помню каждое слово.

– Река золота и всё сопутствующее может принадлежать тебе. Но у тебя появятся обязательства гораздо больше, чем перед самим собой. Тебе придётся вершить правосудие и пресекать беспорядки, поддерживая традиции и обеспечивая свободу распространения нашего вина за пределы долины. Если ты не достоин короны, отойди в сторону, и я найду достойного.

И на этом закончились мои дни распития дорогого виски и погонь за низкопробными девками. Мне было двадцать два.

Да, я был наследником, но д’Суза был создателем королей⁵.

Он жил и дышал насыщенным и крепким портвейном, начиная с лоз и заканчивая бутылкой – ему была известна каждая деталь процесса до мельчайших подробностей. И он разбирался в каждом аспекте. Вскоре я тоже стал в этом разбираться.

Бизнес – тёмные его части и более принципиальные – с самого начала затронул каждую область моей жизни. Хотя некоторые могут посчитать, что насыщать мировой рынок креплёным вином вряд ли принципиально.

– Боже, я рад выбраться оттуда, – бурчит Кристиано, устраиваясь огромной фигурой на сиденье рядом со мной.

Кристиано, Лукас и я с детства были друзьями. Лукас, находящийся сейчас в командном центре и следящий за трансляцией изнутри и снаружи похоронного дома, тоже один из моих приближённых. Кристиано с Лукасом составляют круг моих приближённых. Есть и другие люди, на которых я полагаюсь, но такой уровень доверия я не выказываю больше никому. Даже близко к этому ничего не было.

– Ненавижу, когда ты подвергаешь себя такому риску, – бормочет Кристиано. – Даже с учётом всех предпринятых особых мер защиты. Слишком много людей слоняются туда сюда. Подобной возможностью мог воспользоваться один из наших врагов, чтобы разобраться с тобой. Не очень умный ход.

Но необходимый. И с меня хватит разговоров об этом.

– Как ты думаешь, почему Даниэлу бросило в дрожь при виде дяди с Томасом?

Он покачал головой.

– Не уверен. Но я собираюсь осмотреться здесь сегодня. Я уже начал беспокоиться, что ты захочешь остаться, чтобы увидеть, как всё сложится.

– Я видел достаточно.

Более чем достаточно. Она принадлежит мне, и никто, никто не заставит её дрожать. Кроме меня.

– Каковы шансы, что они уже связывались с ней по поводу имущества?

Не то чтобы это имело значение. Даниэла – не владелец собственности, поэтому не может её продать, но я хочу, чтобы эти факты раскрылись на моих условиях.

– У нас шпионы по всей Квинта Роза до Вэйл, – отвечает Кристиано, пролистывая информацию на телефоне. – Мы бы знали, если бы они показались. Но гарантирую, что они что-то планируют.

– Пусть Лукас займётся электронной почтой и записями звонков Даниэлы на предмет связи с ними после нашей последней проверки. Скажи ему всё бросить и заняться этим.

«Мне нужны ответы. Сейчас же».

Я барабаню пальцами по подлокотнику, пока даже меня не начинает раздражать это постукивание.

– Я наведаюсь к ней на этой неделе.

Кристиано поднимает голову и смотрит на меня успокаивающе.

– Ты передумал и решил не ждать, чтобы сказать ей о брачном договоре?

– Ты видел, как она юна? – хмурюсь я. – По-твоему, как долго я смогу терпеть вздор подростка? Особенно избалованного?

Он стонет.

– Сёстры не были избалованными подростками, но всё равно мучили меня, не прилагая никаких усилий.

«И занимаются этим по сей день».

– Мне уже хватает Рафаэля, а он сейчас в школе.

Рафаэль – младший сын Абеля. Младший брат Томаса. Он стал жить со мной пару лет назад, после того как насилие его отца стало нестерпимым. Рафаэль – хороший парень, но каждый день – это новое приключение. Даниэла всего на несколько лет старше него, но нескольких минут с ней мне хватило, чтобы убедиться, что трудности с ним на ее фоне – детская забава.

– Если мы приведём её к нам сейчас, последует одна головная боль за другой. У меня достаточно проблем. Я – не грёбаная нянька.

«Она не ребёнок, Антонио. Нет, не ребёнок, но и не женщина».

«Кем бы она ни являлась, она соблазнительна. Чертовски соблазнительна».

Что-то в её беззащитности вызвало желание, от которого я не могу избавиться. Желание пометить её. Разбрызгать семя по её податливой девственной коже. Вот в чём правда. Именно это пронеслось у меня в голове, когда она облизала губы, с трудом держа себя в руках в траурном зале.

Однажды я буду играть с ней, пока она не покорится – пока не потребую покорности. Это будет грубо и грязно. Нет смысла приукрашивать, чтобы придать вид того, чем оно не является. Жена или не жена, я говорю о похоти, не более того.

– Она юна, – признаёт Кристиано, упираясь локтем в подлокотник. – Но что-то в ней…

Он замолкает на несколько мгновений, уставившись в одну точку.

Если он хоть одно грёбаное слово скажет о том, что её невинность заводит…

– Что? – окликаю я.

– Не знаю. Она выглядит молодо, но кажется гораздо старше. Что-то есть в её глазах. Словно многое повидали. ― Он с осторожностью вздыхает. – Наш мир может быстро смахнуть лоск с розовых очков. Без матери она, вероятно, была свидетелем самых грязных сторон жизни отца.

– Он долго был болен, и конец был безобразным, – напоминаю я ему. – В её взгляде – тревога и усталость. Д’Суза был осторожен рядом с ней. Вплоть до недавнего времени оберегал её от всего. К тому же, его руки всегда были чище наших.

Я замолкаю, вспоминая человека, которого пытал прошлой ночью, пока он не выдал мне всю необходимую информацию.

«Никаких сожалений. Никаких грёбаных сожалений».

Кристиано качает головой.

– Брак с ней сейчас может обернуться огромной катастрофой. Но кто знает? Может, ожидание только ухудшит ситуацию.

Русская рулетка. Игра не для кого-то вроде меня, жаждущего контроля.

Я наклоняюсь и настраиваю поток воздуха, чтобы можно было дышать.

– Она не готова к браку со мной.

И это прекрасно, поскольку, несмотря на то, что я старше её более чем на десять лет, я тоже не готов к браку с ней.

– Я приму окончательное решение после того, как проведу с ней некоторое время.

5
Даниэла

Я поднимаю со стола отца пресс-папье в форме сердца, скользя большим пальцем по гладкой керамике. Я сделала его для Papai⁶ в первом классе, когда моя жизнь состояла сплошь из радуги и единорогов.

Он хранил этот странный маленький подарок на том же месте на столе все эти годы. Оно стоит перед фотографией, на которой мы с мамой хихикаем нос к носу. Её лицо сияло, когда она целовала меня на прощание в фойе перед тем, как родители ушли на свидание. Она была великолепна, и всякий раз, когда отец оказывался за объективом, он запечатлевал её красоту в неожиданном ракурсе. Так он видел её – свою Розу.

– Что, если выездные документы не придут? – спрашивает Изабель, прежде чем я успеваю погрузиться в горькие воспоминания.

Изабель живёт в моей семье с пятнадцати – более тридцати лет. Когда я родилась, она стала няней, потом гувернанткой, а после смерти матери моим ангелом. Но всё это время Изабель всегда оставалась мне самым близким другом.

– У нас есть уже почти всё необходимое. Оставшиеся документы доставят сюда. Пожалуйста, не волнуйся.

Изабель всегда много нервничала, но с того дня, когда я сообщила ей, что уеду из страны после смерти отца, её волнение заметно усилилось. Несмотря на её опасения, не было никаких сомнений в том, что подруга, её муж, Хорхе, и пятилетняя Валентина уедут со мной. Мне не пришлось даже просить.

– Жаль, что мы не сможем поехать все вместе, – с сожалением говорит она уже в четвертый раз за это утро.

Мы уже два часа работаем над списком дел в кабинете отца. Она становится беспокойной, когда мы слишком долго занимаемся подготовкой. Мне хочется быть чуткой, но часики тикают с каждым днём всё громче. Нам необходимо уехать, пока такая возможность не исчезла.

Перед отъездом ещё столько всего нужно сделать. Необходимые вещи и те, что облегчат мою совесть.

Я планировала остаться в Порту на время урожая, пока эти животные не заявились в траурный зал. Они еще не отважились показаться здесь, но это произойдёт.

У меня мороз по коже от одной мысли о том, что Абель и Томас Хантсмэны осквернят дом родителей. После смерти отца это лишь вопрос времени, когда они нанесут мне визит. Изабель тоже это понимает.

Если повезёт, когда они придут за мной, меня здесь уже не будет.

– Ещё не поздно пересмотреть схему поездки, Даниэла.

– Безопаснее путешествовать раздельно, – мягко говорю я, пытаясь оставаться терпеливой. – Одно дело, если ты поедешь со мной в Канаду на встречу с двоюродной бабушкой, но если твоя семья поедет с нами, это вызовет подозрения.

Изабель кивает и встаёт, направляя прилив нервов на то, чтобы навести порядок в и без того чистой комнате.

Мы проработали каждую деталь десятки раз. Схема сложна, но сложность необходима, если хотим исчезнуть.

Некоторые части плана в действии уже много лет. Отец был влиятельным человеком с влиятельными врагами. У нас всегда был припасен план побега из страны, который мы могли привести в действие в любой момент – при необходимости.

Это время настало.

Я наблюдаю, как Изабель одёргивает занавески на окне, выходящем на раскинувшиеся в южной части поместья виноградники, которые принадлежат семье матери уже более трёхсот лет. Климат на южной стороне создает идеальные условия для выращивания винограда, в отличие от других. Именно этот виноград преображает обычный портвейн в нечто выдающееся.

Это самые важные виноградники во всей стране, объект Всемирного Наследия, а теперь и моя ответственность. Моя. Это почти смехотворно.

– Не волнуйся, – уверял отец больше раз, чем я могу сосчитать. – Тебе помогут, когда меня не станет.

Несмотря на его обещания, что он решил все вопросы и принял меры предосторожности, когда узнал, что умирает, было очевидно, что никто не пойдёт за молодой женщиной. В отличие от отца, я верю, что непреклонная преданность, которую люди всегда выказывали нашей семье, умрёт вместе с ним. Всё сложилось бы иначе, если бы я родилась мальчиком – всё было бы совсем иначе.

– Если ты всё ещё хочешь прокатиться, то тебе пора, – говорит Изабель, забирая со стола бумаги и раскладывая их по папкам. – Утро заканчивается, а тебе нужно принять душ и быть готовой к приёму гостей.

Гости. Уф. Прошла неделя после похорон, и я уже давно устала от необходимости принимать гостей, приносящих соболезнования, но я не собираюсь позорить семью, отступая от традиций. К тому же, отец заслуживает этой чести.

Смотрю на расписание и тяжело вздыхаю. Я действительно не могу позволить себе развлечься, но уже одета для этого. Я проснулась с намерением провести сегодня время с лошадьми и в первую очередь оделась для верховой езды. У меня осталось не так много возможностей провести время с Зевсом и Атласом. Лошади – это одна из многочисленных причин, по которым покидать Порту так больно.

Раздаётся звонок в дверь, от которого я вздрагиваю и смотрю на Изабель.

– Мы кого-то ждём?

– Не в этот час, – настороженно говорит она. – Но люди продолжают присылать цветы и еду. Очень много еды. ― Она взмахивает руками. – Я раздавала её персоналу, чтобы они забрали её домой семьям, но у нас всё равно осталось больше, чем мы можем съесть.

– Отошли еду в Святую Ану. Там должны знать семьи, которым необходима еда. Мы не должны дать ей пропасть зазря.

Это действительно так. Жареное мясо, овощи и торт с ромом на пороге – наименьшая из проблем. А вот Абель и Томас – вот о чём в действительности стоит волноваться. Уверена, когда раздался звонок, это промелькнуло и в мыслях Изабель.

Мы смотрим друг на друга в тишине, пока слышим, как к нам приближаются шаги. Если приносили еду или цветы, Хосе, дворецкий отца, относил их прямо на кухню, не тревожа нас.

Не дожидаясь стука, Изабель встаёт и распахивает тяжёлую французскую дверь.

– Прошу прощения, – встревоженно произносит Хосе. – Антонио Хантсмэн здесь, чтобы увидеться с Даниэлой.