355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Этгар Керет » Азъесмь » Текст книги (страница 9)
Азъесмь
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 15:13

Текст книги "Азъесмь"


Автор книги: Этгар Керет



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Рамат-Ган

Почувствовав, что Дели исчерпал себя, папа заставил ноющего Азъесмь тащиться на север, в потрясающей красоты деревни, где даже Азъесмь начал получать удовольствие. Эта красота плюс доброта и открытость индийцев в сочетании с папиными рассказами о «старой гвардии» смешались в голове у Азъесмь в какой-то неуловимый, но до слез трогающий коктейль. Например, во время предзакатного катания на слоне он слушал печальную историю жизни очень вежливого немецкого боксера, «подлинного арийца», приехавшего в Рамат-Ган из Фрайбурга и создавшего «Атом-бар» из ничего. С тяжелым сердцем, одним страшным хуком, он повалил на землю обоих братьев Сенкевичей, хотя в душе и был уверен, что избиение гостей заведения приносит несчастье. И в самом деле, тремя годами позже бар был сожжен дотла гоем-маори с татуированным лицом – этого гоя обидела местная проститутка.

Оказалось, индийцы тоже любят рассказы папы Азъесмь. Они слушали их внимательно и обычно смеялись в правильных местах, так что иногда Азъесмь даже забывал, что они не понимают ни слова. Они сосредоточивались на роскошном, важном папином пузе, на том, как оно вздрагивало, когда он описывал что-нибудь смешное или особо волнующее. Внизу папиного пуза виднелся шрам от удаления аппендикса, и один индиец объяснил Азъесмь на ломаном английском, что каждый раз, когда шрам наливался красным, они знали, что в рассказе произошло что-то очень опасное. Папа воспринимал всю эту аудиторию как нечто само собой разумеющееся и продолжал в полный голос делиться воспоминаниями, сглатывая слюну, набегающую от волнения, о Шайе Барбальте, легендарном старьевщике с улицы А-Мавдиль, который под прикрытием ночи крался по городу со своей повозкой и топором, валил все знаки «Лошадям проезда нет» и разбрасывал их искалеченные трупы на заднем дворе муниципального транспортного отдела. Интересно, что бы индийцы подумали, если бы все-таки понимали папины истории. Им бы этот самый Рамат-Ган представлялся экзотическим местом. И вправду, даже для Азъесмь, который вырос на Дерех-Ашалом, в 30 километрах от того места, где происходили все эти истории, папин Рамат-Ган казался далеким – не только во времени и в пространстве, но и в миллионе других измерений, имени которым он не знал.

Похож на самого себя

Смерть пришла к папе Азъесмь из ниоткуда. Вдруг папа почувствовал себя «хреновато», вдруг головокружение, вдруг температура, вдруг ищут врача, а врача нет. Много пьют, ложатся отдохнуть в номере. Папа Азъесмь все время улыбается. «Температура, – говорит он Азъесмь, – это даже приятно, как после бутылки шиваса, – смеется он, – только не тошнит». А когда Азъесмь остается с ним наедине, все выглядит совершенно как обычно. Но судя по тому, как встревожен индиец, у которого они живут, все серьезно. Папа Азъесмь спокоен, и это не притворство, но и о положении дел это ничего не говорит. Речь ведь не идет о смерти, а всего лишь о том, чтобы заплатить налог. Его-то жизнь уже давно кончилась, и все, что происходило с того момента, – это подарок, что-то вроде прекрасного отдыха с его симпатичным сыном на широких полях налога на время.

Когда он умер, Азъесмь похоронил его во дворе того дома, где они остановились. Хозяин дома пытался убедить Азъесмь, что тело лучше сжечь, но, убедившись, что Азъесмь настаивает на своем, принес лопату и сам помог копать. Когда они засыпали могилу, был уже вечер, и Азъесмь занялся волдырем, вскочившим на большом пальце, и мыслями о том, что написать на надгробии. Удивительно – его папа был таким специалистом по эпитафиям, а сын не мог придумать ни единого предложения. По поводу папы ему только и пришло в голову, что папа был похож на самого себя. Множество мыслей теснилось у Азъесмь в голове. Часть из них говорила, что вообще было ошибкой хоронить папу здесь, что надо было улететь с телом в Израиль и позвонить домой маме, по которой он очень соскучился, и, может быть, даже своей бывшей жене, которая очень любила папу Азъесмь, а нынешнее печальное положение могло бы заставить ее вернуться, пусть и ненадолго, из сострадания. Другие мысли касались Барбальта, Вельвиле, «Атом-бара» – всего того мира, который Азъесмь никогда не знал и с которым папа сейчас слился. И еще были мысли о паспортах и рупиях, о «что теперь?», и еще одно маленькое колебание по поводу того, что до сих пор жизнь берегла его, как цитрон в переложенной мягким коробке, и о том, как мало мертвецов она заставила его повстречать за тридцать два года (двоих): папу плюс солдатку с разбитым сердцем, погибшую рядом с ним, в ставке. Азъесмь сидел и ждал, когда эти мысли уберутся прочь, но, поняв, что они все тянутся и тянутся, встал, воткнул в могильный холм небольшую дощечку и написал на ней черным фломастером, печатными буквами: «Старая гвардия».

Лавия

Даже и после смерти папы он бродил по Индии без определенной цели. Время от времени он скучал или чувствовал себя отвратительно – просто так, без всякого повода. Очень часто он бывал счастлив, тоже без особых поводов. В одном маленьком городке, неподалеку от Оранжбада, он встретил индийскую девочку, которая выглядела точь-в-точь как соседская Лавия. Она играла в классики с другой девочкой, чуть постарше, и, точь-в-точь как Лавия Роман, индийская Лавия всю игру оставалась серьезной, и глаза ее смотрели печально, даже когда она побеждала. После игры он шел за ней до самого дома и увидел, что индийская Лавия тоже живет на первом этаже, во фронтоне, с левой стороны. Он шел поодаль и не видел, кто открыл ей дверь, когда она позвонила. Голос того, кто открыл дверь, говорил на хинди, но был удивительно похож на голос Нисима Романа, а это значило, что, возможно, в квартире напротив них жил индийский Азъесмь. И Азъесмь ужасно хотел постучать в его дверь, но не набрался смелости.

Он сидел на ступеньках и пытался представить себе, как индийский Азъесмь живет за этой дверью и насколько они в самом деле похожи: разведен ли он, жив ли его папа, знает ли его папа истории про Оранжбад прошлого и исходит ли от подружки его жены запах давалки. Три часа спустя дверь открылась, и из нее вышел нескладный индийский юноша с огромными усами. Он посмотрел на Азъесмь, а Азъесмь на него, глаза в глаза. Через несколько секунд Азъесмь, смутившись, встал и ушел. В глубине души он надеялся, что этот печальный индиец совершенно на него не похож.

Ноу аттачмент [24]24
  Без привязанностей (искаж. англ.).


[Закрыть]

За все время, что Азъесмь слонялся безо всякой цели, он ни разу не позвонил в Израиль маме и чувствовал себя виноватым и бессердечным. Он не звонил и своей бывшей жене, да и вообще никому. В Индии он редко общался с людьми, почти все время проводил в одиночестве, пока не приехал в гест-хауз в Пуне, где компания из трех израильских паломников вопреки его желанию завела с ним разговор про экзистенс. Самого болтливого звали Башир, остальные паломники иногда называли его Цури, но он их поправлял. Башир сказал Азъесмь, что тот далек от гармонии – это понятно с первого взгляда и вызывает сочувствие. Он, Башир, когда-то тоже был далек от гармонии и учился в бизнес-колледже, но только теперь, задним числом, наполовину достигнув просветления, он понимает, что невыносимо страдал в те дни. Азъесмь заговорил на английском, попытался притвориться, что не понимает Башира и что он вообще итальянский турист. Но акцент его выдал. «Мужик, – Башир положил руку ему на плечо, – ты должен больше ту траст, [25]25
  Доверять (искаж. англ.).


[Закрыть]
сделать лет гоу. [26]26
  3д. –пустить на самотек (искаж. англ.).


[Закрыть]
Ты что, не понимаешь, что с тобой происходит? У тебя флип [27]27
  3д.– заскок (искаж. англ.).


[Закрыть]
». И Азъесмь, действительно не понимавший, что с ним происходит и что такое «флип», еще сильнее отдалился от гармонии и собрался как следует заехать Баширу, но промахнулся, поскользнулся и стукнулся головой об угол стола в ту самую секунду, когда трое паломников заметили двух немецких туристок и поспешили к ним, чтобы предложить тантрические отношения при ноу аттачмент, которые помогут им найти себя.

Флип

Если честно, Цури, или Башир, или как там его звали, был абсолютно прав: у Азъесмь действительно был флип. Он ненавидел, он скучал, он тосковал – все это настолько сильно, что он боялся взорваться. Он чувствовал себя жертвой, он чувствовал себя виноватым, он чувствовал себя правым, он чувствовал, что у него нет имени. И сколько бы он ни чувствовал, думал он еще больше.

Например, типичная мысль: ночью, когда мы ложимся спать, забираемся в постель и закрываем глаза, на самом деле мы не совсем спим, мы только притворяемся. Закрываем глаза, дышим ровно, притворяемся, что спим, пока это притворство постепенно не превращается в реальность. Может, со смертью все обстоит так же. Папа Азъесмь тоже умер не сразу, и все то время, пока он закрывал глаза и не двигался, еще можно было прощупать пульс. Может, папа Азъесмь собирался умереть, как некоторые собираются заснуть. Он элементарно притворялся, пока это не стало правдой. И если это так, то очень может быть, что Азъесмь мог помешать ему, вспрыгнуть на кровать, как маленький мальчик, раскрыть ему глаз для проверки, закричать «Папочка!», защекотать его, и все это притворство с треском провалилось бы.

Грациа

Азъесмь вернулся к себе в комнату с кровоточащим лбом. У него не было бинта и не было особого желания разыскивать хозяина гест-хауза, чтобы попросить бинт. У двери в свою комнату он столкнулся с туристкой, которая показалась ему смутно знакомой. На ломаном английском она сказала, что она француженка и с удовольствием одолжит ему бинт. Он сказал, что он итальянец, и даже добавил в конце «грациа». Было понятно, что они израильтяне, которым надоело встречать на Востоке израильтян, так что она помогла ему с перевязкой на английском, а он улыбался ей и пытался вспомнить, откуда они могут быть знакомы. В конце концов они оказались в постели, хоть это и не планировалось. И только потом, когда они уже назвали друг другу свои настоящие имена, он догадался. «Сиван Атлас, – криво усмехнулся он. – Мне кажется, я был когда-то знаком с твоей сестрой, светлая ей память. Мы встретились на секунду».

Ночью Сиван плакала, и по крайней мере со стороны казалось, что это приносит облегчение и ей, и Азъесмь. Он избавлялся от слез, как воздушный шар избавляется от очередного мешка с песком, особо тяжелого, и пока они лежали в обнимку, он мог представить себе, что, если только он ее отпустит, он медленно всплывет к потолку. Утром, когда Сиван отправилась в Драмсалу в соответствии с планом, Азъесмь, у которого не было никакого плана, остался.

Серьезный майнд фак [28]28
  Зд.– заеб (искаж. англ.).


[Закрыть]

Он закурил. Еще недавно он пытался бросить курить, но сейчас был просветлен достаточно и понимал, что это не имеет значения. «Может, у тебя есть еще одна, для меня?» – спросил у него его баба – патологически жадный и немного занудный. «Нет, – соврал он, – это последняя». Исключительно хорошенькая голландская туристка остановилась рядом с ними спросить, где здесь мотель. Баба дал ей какой-то запутанный ответ, вроде того, что весь мир – это мотель, и заодно выудил у нее сигарету «Лаки Страйк» без фильтра и пачку жвачки без сахара. Азъесмь тоже пытался немного с ней поболтать, но, увидев, что она не заинтересована, вернулся к духовному. «Красивая, нет?» – улыбнулся ему баба. «Еще как! – кивнул Азъесмь. – А только чего ради, а, баба? Все равно же меня на самом деле не существует». «Ты бы ей вставил, а?» – усмехнулся баба и затянулся «Лаки Страйком». «Как я могу ей вставить, если меня на самом деле не существует? – огрызнулся он. – И если ее на самом деле не существует… Честно тебе скажу, все это существование – серьезный майнд фак, и уж раз ты баба, ты точно должен в это въехать». «Уж я б ее вымесил», – баба продолжал, не слушая, гнуть свое. Странное дело: Шива разбросал по миру так много баба, и из всех он умудрился выбрать именно того единственного баба, который заодно был водителем такси. Бесчисленное множество путей ведет к просветлению. Будда, скажем, пришел к нирване через отчаяние, Чань Чунь – через отказ от действий. Интересно, каким был путь его баба. Реальность вокруг Азъ-есмь набирала резкость, стряхивая с себя туман и грязь, в то время как он начал погружаться в состояние ноу майнд. [29]29
  Зд.– полное отсутствие мысли (искаж. англ.).


[Закрыть]
«Мне нужно немножко денег на дал, [30]30
  Индийская похлебка из бобов со специями.


[Закрыть]
– деликатно тряс его баба, пока он не откликнулся, а после возвращения принялся есть, стоя рядом с Азъесмь и стараясь не испачкать одежду. – Как ты думаешь, куда отправилась эта голландка?» – спросил он с полным ртом. «На самом деле она не существует, – настаивал Азъесмь, – она просто мысль». А баба, которому снова хотелось пить, еще занял у него денег на кока-колу. «Однажды, – сказал он, – у меня была история с туристкой – не бог весть какой, такой себе полноватой. Зато она все время смеялась. Я люблю, когда девушки смеются». Азъесмь почувствовал, что все вокруг начинает растворяться, как старая мысль, как почти забытое воспоминание. «Буду через минуту, – сказал баба. – Я только хочу кое-что выяснить». И Азъесмь, хоть и знал, что время – всего лишь иллюзия, – кивнул. «Если дашь мне пару монет, я куплю нам сигареты, – сказал баба и принялся исследовать подошву своей сандалии. – Ты посмотри на мои сандалии – совсем рваные! Так что ты думаешь о голландке? Тебе не кажется, что она вполне готова?» Пока баба ходил за сигаретами, Будда пришел навестить Азъесмь – толстый и улыбчивый, как всегда. На пузе виднелся краешек знакомого шрама. Будда даже принес ему подарок – сплетенную из прутьев корзиночку, полную шишек. Он дунул на одну из них, и весь мир исчез.

Вторая попытка

На первый взгляд речь шла всего-навсего об очередном виде услуг. Новаторская, революционная, чудовищная – называйте ее как угодно, но, по большому счету, «Вторая попытка» оказалась самым успешным коммерческим проектом двадцать первого века. В отличие от большинства великих идей, почти всегда простых, идея «Второй попытки» была чуть сложнее. «Вторая попытка» позволяла всякому, кто ее приобретал, вернуться к одному из распутий в своей жизни и двинуться оттуда не одной дорогой, а двумя. Ты не знаешь, сделать аборт и бросить своего друга или выйти замуж и создать с ним семью? Не уверен, стоит ли переезжать работать за границу или продолжать, как есть, у папы в фирме? Теперь можно сделать и то, и другое. Как это работает? Смотри: ты подходишь к самому важному распутью в своей жизни и не можешь принять решение? Заходишь в ближайшее отделение «Второй попытки» и сообщаешь им все подробности своей дилеммы. После этого ты выбираешь одну из двух опций по своему разумению и живешь дальше. Не беспокойся, второй вариант, тот, который ты не выбрал, никуда не делся. Он бежит на одном из компьютеров «Если-Бы-Я-Только» (зарегистрированный товарный знак) при тщательном учете всех данных. Когда ты проживаешь свою жизнь целиком, тело твое переносится в один из залов «Пути-Который-Ты-Не-Выбрал» (тоже зарегистрированный торговый знак), где вся информация в реальном времени поступает в твой мозг, в котором жизнь поддерживается с помощью уникального биоэлектронного процесса, разработанного специально для этих целей. Таким образом, твой мозг может точь-в-точь прожить ту, другую жизнь, которую могли бы прожить вы.

 
Мири или Шири? Хири или Бири?
Светлое будущее или харакири?
Дочь или собака?
Свой или приемный?
Бегство на Майами – или отдых скромный?
Все, что пожелал ты, то и получил!
С нами рыбку ты поймал и ног не замочил!
 

Красота! Нет, честное слово, без всякого ехидства, просто красота! Очень редко изобретения действительно соответствуют человеческим нуждам. 99 % из них – просто уродливая комбинация агрессивного маркетинга и слабого потребительского характера. А «Вторая попытка», без сомнений, входит в оставшийся один процент – значительный, эффективный, но какое отношение все это имеет к Орену? Наш Орен шел по жизни прямо, как по линеечке, быстро, как пуля, без отступлений, без запинок – по крайней мере до сих пор. А вот папа Орена – это уже совсем другая история. Папа Орена не только взял «Вторую попытку» – он еще и ни на секунду не переставал об этом говорить. «Если бы не эта чертова „Вторая попытка“, я бы никогда, ты слышишь, никогда в жизни не женился на твоей мерзкой матери, – говорил он Орену по крайней мере раз в день. – Клянусь тебе, мне хочется всадить себе пулю в лоб, лишь бы уже добраться до „Пути-Который-Ты-Не-Выбрал“». (Кстати, пуля в лоб в прямом смысле слова – это очень неудачный вариант. «Вторая попытка» никоим образом не несет ответственности в случае нанесения серьезных повреждений коре головного мозга.) Орен знал, что папа говорит не слишком серьезно, и надеялся, что мама тоже это понимает, но папино поведение все равно было обидным. «Если бы вместо этого он взял „Вторую попытку“ из-за моего рождения, – пытался утешить ее Орен, – он бы и это пережевывал: „Я бы засадил себе пулю в лоб, лишь бы только прожить жизнь еще раз без этого эгоистичного ребенка, который даже заупокойную молитву надо мной не прочтет, если я завтра умру“. Ты же знаешь папу, это не имеет к тебе отношения».

На самом же деле его мама и вправду взяла «Вторую попытку» в связи с его рождением, но у нее хватало скрытности, чтобы никогда ему об этом не рассказать. В ее случае «Путь-Который-Вы-Не-Выбрали» привел бы ее к быстрому разводу, успешному деловому начинанию и счастливому второму браку. Не беда, ей еще доведется прожить и эту жизнь.

Орен всегда любил полных, смуглых женщин с большой грудью и толстыми губами. А Мика, очень и очень, кстати, красивая, выглядела совсем наоборот: худая, плоская, как доска, с губами толщиной в кредитную карточку. Но любовь, как говорят, слепа, и Орен влюбился. Перед свадьбой они не взяли «Вторую попытку». Не взяли и перед тем, как родились близнецы. Орен принципиально от этого отказывался, говорил, что человек должен брать на себя ответственность за свои решения. А Мика давно потратила свою «Вторую попытку» на предыдущего парня, от чьего предложения выйти замуж отказалась в реальной жизни. Мысль о том, что после смерти она проведет жизнь с другим мужчиной, немало огорчала Орена, но она же сделала его амбициознее, а желание чувствовать, что он оказался правильным выбором, заставило быть по-настоящему хорошим мужем.

Много лет спустя, в один из пасхальных вечеров, через полгода после того, как Мика завершила свою первую попытку и оставила Орена одного, внуки спросили его, какой была его «Вторая попытка». И он сказал, что у него такой не было. Они ему не поверили. «Дедушка – врунишка! – закричали они. – Дедушка стесняется!» После этого они украли афикоман, а он сделал вид, что не находит его, и открыли дверь Элиягу, который так и не пришел. [31]31
  Во время празднования Пасхи прячут кусочек мацы, называемой «афикоман», дети должны найти его и вернуть взрослым. В этот вечер на стол ставят еще один прибор для пророка Илии (Элиягу) и открывают дверь в ожидании его прихода.


[Закрыть]

К тому времени люди уже почти перестали пользоваться услугами «Второй попытки», перешли на систему «Один Из Трех» (зарегистрированный торговый знак), предлагавшую еще и третью любопытную дорогу, которой можно пройти без всякой дополнительной платы.

Лучше три журавля в руках, чем две синицы в небе.
Приходите в «Один Из Трех», и после вас – хоть потоп!

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю